Часть 3. Бегунок

Бегунок

Однажды в меня стреляли из ружья. Полупьяные охотники дробью палили с оврага поверх камышей. Они почему-то услышали пробирающихся между зарослей уток, но это был я, перепуганный до смерти. Вжавшись под воду так, что торчала только голова, я не сразу смог прокричать: "Не стреляйте!" Потом они трясущимися руками наливали мне и себе водку, и я даже не знаю, кто из нас тогда перепугался больше.

Как-то раз мне захотелось повторить ночёвку некоторых суровых советских археологов: вместо спального мешка я просто укутался на ночь в полиэтилен. Открыв глаза с первым лучом солнца, всего в нескольких метрах от себя я увидел спящих кабанят с матерью. Не шевелясь, так и лежал часа два-три, пока они не ушли. Случались со мной и другие неприятные истории.

Тем не менее, разведки я всегда любил больше раскопок. Как ни крути, копать - моя работа. Пару недель зарываться в культурный слой, квадрат за квадратом, метр за метром. Отвал, кости, оружие, бесчисленные кусочки битой керамики и гигантская лопата, именуемая не иначе, как "Смерть шахтёра". Подъём, раскоп, отбой, гитара, водка. Повторить круг. Да, это было моей работой, и с профессиональной точки зрения куда круче, чем шурфить до полштыка на разведке. Зарываясь на несколько метров в землю, найти можно было гораздо больше. Конечно, сам я не копал - помощников было двадцать пар замозоленных лопатами рук. А затем бесконечная бумажная работа и кандидатская, которую я допишу только к следующему веку. Но я шёл туда за ответами. Почему каких-то людей хоронили вниз головой? Почему целые общины оставляли драгоценности в своих домах, чтобы уйти и больше никогда к ним не вернуться?

Чтобы ответить на все эти вопросы - надо копать. А чтобы начать копать в новом месте - надо сходить на разведку. И если в экспедиции я был всемогущим царём, без ведома которого первокурсники не открывали банку сгущёнки, то на разведках я - ходячая катастрофа, и все об этом знали. Меня пытались ограбить, я терялся в лесу, приходил не в ту деревню, хотя точно шёл по компасу и карте, мой рюкзак тонул в реке... Но всё же, разведка была отдушиной, которую я ждал с нетерпением. Экстерьеры вокруг стремительно менялись, я ночевал в живописных местах, а главное - всегда ходил один. Успевал привести в порядок мысли и сделать работу. Двух зайцев, так сказать.

Но в этом году я решил взять напарника. Точнее, напарник сам изъявил желание пойти со мной, а я и не собирался отказывать. Признаюсь честно, к Тане, которая переходила уже на четвёртый курс, я неровно дышал. Она была замкнутой, а мне никак не удавалось наладить с ней контакт. Можно было подумать, что именно ко мне она не проявляла никаких симпатий, но нет, её одногруппники говорили то же самое: «мягко говоря, необщительная». Что ж, разведка — шанс узнать её поближе. Может, что и выгорит.

А неприятности тем временем уже начались. Я отравился непонятно чем и меня буквально полоскало. Но менять планы я не собирался: со следующей недели обещали бесконечные дожди, и дело надо было сделать за выходные до понедельника.

Наглотался угля и ужинать передумал вовсе. И как назло, в доме вырубили свет. Не знаю, по какой причине в два с половиной часа ночи вдруг оказался обесточен целый квартал, но собирать последнее барахло мне пришлось, что называется, «при свечах». Впрочем, осталось только обернуть в целлофан документы, деньги и запасной кнопочный телефон, мой неубиваемый кирпич. Каши, тушёнка, вода, спальник и прочее необходимое для комфортных ночёвок в лесу у меня уже были собраны.

Во дворе остановилась какая-то машина прямо напротив моих окон. Жил я на первом этаже обычной хрущёвки, и даже без света умерших фонарей было понятно, что это Митькина зелёная Нива. 2:30, минута в минуту, как и договаривались. Я надел бессмертные летние берцы белорусского производства, потушил свечи, закрыл дверь и вышел в подъезд.

Магнитные замки домофонной двери не работали. Заходи, кто хочет. Митька стоял на улице и курил, и мне очень не понравилось его заспанное лицо. Мы договаривались, что в дороге он будет бодр и свеж.

- Здорова, - промычал он с сигаретой в зубах и открыл мне багажник.

Я кинул свой рюкзак рядом с Таниным и просто обалдел от его размера — он был раза в полтора больше моего. И как нежная, тонкая Танина спинка собирается тащить эту бандуру двое суток через поля и леса? Что она туда набрала?

Я пожал руку Митьке, а тем временем Таня, которая, как оказалось, спала на заднем сиденье, повернула такое же заспанное, как у Митьки, лицо. Это милое по очертаниям, но очень строгое во взгляде лицо. Мне кажется, одногруппники её даже немного опасались. Всё же, полуоткрытые после сна глаза сняли всю строгость с лица, и она скорее была похожа на разбуженного котёнка.

- Привет, Паш, - промурлыкала она.

- Чего у тебя рюкзак такой огромный?

- Какой был, - ответили бездонные чёрные глаза и отвернулись.

Когда я сел в машину — она опять уснула. Я только ухмыльнулся.

- Ну а чё ты хотел, три ночи, все спать хотят, - ответил на это Митька.

- Я не сплю, - вяло сказала Таня. - Просто глаза закрыла.

- Главное, чтобы вот этот вот не уснул, - кивнул головой я на Митьку.

- На «Зелёнке» кофе попью и норм. Главное, чтоб ты опять ничего не забыл, - ответил Митька и посмотрел на Таню. - Он всегда что-нибудь, да забудет.

Таня ничего не ответила, потому что соврала: она не просто «глаза закрыла», а нагло дрыхла. Ну и ладно. Я всё равно не собирался травить байки и анекдоты, пытаясь произвести на неё впечатление.

Митька ехал к универу и не жаловался, что выдвинуться пришлось так рано. Я всё рассчитал. К моменту высадки уже рассветёт, и пройти мы успеем много больше, чем если бы выехали утром. А в понедельник в восемь утра Митька заберёт нас обратно в том же месте, где высадил.