— Один «Большой бам», три «Осы», ещё бенгальских огней пару пачек… — перечислял молодой мужчина в шапочке Санты. — И римские свечи, вон те, да, да.
Я сновала по торговому залу и выставляла на прилавок фейерверки, коробочки с петардами, бенгальские огни, карнавальные аксессуары, настольные игры, бумажные гирлянды и прочие товары для весёлого и фееричного времяпрепровождения. Блестящие шарики из мишуры на пружинках, прикреплённые к ободку, качались над головой в такт движениям и невыносимо раздражали.
Вообще, предполагалось, что сотрудники в праздничные дни будут выглядеть как рождественские феи и эльфы на западный манер, но я сама себе напоминала в полосатых, чёрно-жёлтых колготках и жёлтом же комбинезончике блестящую пчелу-переростка.
В новогоднюю ночь магазин фейерверков и товаров для праздников «Бамбалейло» решил выказать максимальную лояльность клиентам и заодно выжать побольше прибыли, поэтому у входа красовалась огромная распорка в виде наряженной ёлки с надписью: «Круть! 31 декабря работаем до 22:30!».
«Круть!» — высказались и мы с товарищами, когда старший менеджер озвучил нам эту потрясающую идею. Только вот, несмотря на повышенный процент с прибыли, желающих работать тридцать первого декабря было немного. Точнее, всего один — это я. И не то чтобы сильно желающий, а просто единственный, кто не уезжал в деревню к родителям встречать Новый год на свежем воздухе, не собирался с друзьями веселиться в загородном доме или на горнолыжной тусовке, не спешил к семье и детям. А то, что я уже вчерашнюю смену отработала, так это не столь важно.
Я была холоста, одинока и собиралась провести остатки новогодней ночи с подружкой Алёнкой, с которой на двоих снимала однушку, за просмотром романтических комедий в компании игристого, коробки мандаринов и тазика оливье.
— Карта, наличные, кьюар-код? — уточнила я, качая блестящими помпончиками, которые наверняка придавали мне придурковатый вид.
Под прилавком зажужжал телефон. Мельком глянула: Алёнка. Странно!
— Карта!
— Прикладывайте.
Вообще-то, это было даже обидно, что в тот момент весь коллектив, не сговариваясь, посмотрел на меня: мол, Танюха, все знают, что ты одинокая, чем тебе ещё заниматься новогодней ночью? Дискриминация одиноких людей! Если бы у меня сейчас было время плакать, я бы обязательно всплакнула, но народу был полный магазин.
— Спасибо за покупку, с наступающим! — бодро выдала я покупателю и улыбнулась.
— И вас с наступающим! — махнул мне мужчина.
— Говорите!
К прилавку подошёл пацан лет четырнадцати.
— «Корсар»!
— Сколько лет?
— Шестнадцать!
Вот врёт же! Врёт и не краснеет, знает, что петарды продают только лицам от шестнадцати лет, но с негласного повеления администрации мы ограничивались только устным вопросом.
Телефон опять загудел и потихоньку стал съезжать к краю полки под столом.
Отпустив три упаковки петард, я уже почти его схватила.
— А новогодние шарики у вас есть? — спросила женщина, держащая за руку малыша, укутанного до бровей в шарф.
— Вы стоите прямо перед ними!
— Это девчачьи, а есть мальчишечьи?
— Тётя пцела! — Малыш ткнул пальцем в меня, со вздохом покидающую место за стойкой.
— Тётя — фея, — пояснила я ему важно и стала демонстрировать покупательнице шарики, которые все были новогодней тематики, и определить, мальчишечьи они или девчоночьи, представлялось маловероятным.
— Пцела! — Ребёнок упорно тыкал в меня пальцем.
— А гелием надуть можете? А сколько стоит? А почему так дорого? А в соседнем магазинчике дешевле.
— Вы можете приобрести шарики у нас, а надуть в соседнем магазине! — проявляя чудеса клиентоориентированности, терпеливо отвечала я на все вопросы.
— Вообще-то, они уже не работают! Они до семи, а уже восьмой час, — сказала она мне с таким упрёком, как будто я лично сходила и распорядилась закрыть соседний магазин хозтоваров.
— Девушка, давайте быстрее! — поторопили её из очереди.
— Хорошо, мне два, — с сомнением в голосе сказала она. — Один такой и один такой. Раз ничего получше нет. Хотя нет, лучше вон тот вместо вот этого. А давайте и этот поменяем!
Через пару часов неиссякаемого потока людей, желающих развлекаться и праздновать, тётя из доброй феи превратилась в очень и очень злую «пцелу».
— С наступающим Новым годом! — буркнула я в спину последнему покупателю из потока так, словно наслала на него ужасающее проклятье, и криво улыбнулась.
Воспользовавшись затишьем, уселась на стул и набрала Алёнку, бормоча: «Тётя пцела щас сдохнет!»
— Ты чего не берёшь, Танюх? — быстро затрещала в трубку подруга. — Я обзвонилась вся. Могла бы и сразу ответить.
— У меня народу тьма!
— В общем, эт, Тань. Пашка мне сегодня официально предложил стать его девушкой! И позвал к родителям в свою запинду отмечать Новый год! Банька, все дела. В общем, мы уже едем! А оливье я нарубила, если что. В холодильнике стоит. — Тут она прервалась и стала переговариваться с кем-то, судя по голосу — с Пашкой. — Ой, не в запинду! Не то сказала. В Хорохорево. Хорохорево-сити. Я бы тебе предложила с нами, но неловко как-то к чужим людям…
— Э… — только и успела сказать я.
— Половину салатика я с собой отложила! Но там ещё нормально, тебе хватит. Извини, если что!
— Эй, рыжуха, ты там долго по телефону трещать собираешься? Покупатели ждут, — заявил недовольный дед в шапке-ушанке, стоявший возле стойки. — Фонтан! Наличка.
Он шлёпнул на стол пятисотку.
— Этот? — Я показала на полку с фонтанами. — Семьсот шестьдесят два рубля. — Положила трубку и потопала за товаром.
— В прошлом году были по четыреста девяносто! — заявил дед.
— Цены растут, поставщики меняются. Старые ушли с рынка. — Я пожала плечами.
— Тогда мне скидку как постоянному покупателю!
Мне отчаянно не хотелось разговаривать с дедом, а хотелось заползти под стол и просидеть там остаток смены. Что я, собственно, и сделала, когда занудный старичок наконец-то к выложенной пятисотке отсчитал мне двести шестьдесят два рубля звонкой монетой, с вызовом бросил на прилавок и гордо удалился с пиротехническим фонтаном в руках. На часах было 22:20.
— Та-ак! — Перед глазами троилась дымчато-серая пушистая морда. — Сколько Бергамотов видишь?
— Три, — мяукнула я.
Фу, совсем тут с этим кошачьём с ума сойдёшь. Откашлялась и повторила уже своим привычным голосом:
— Три.
— Неправильно!
Морда объединилась в одну. Бергамот потрогал лапкой мой лоб:
— Тяжело отходишь! Надеюсь, ничем не болеешь? А то придётся карантин накладывать на весь дирижабль.
— На весь что?
— Дирижабль, душа моя, дирижабль.
Я приподнялась и глянула в круглое окошко.
— Мама мия!
Под нами внизу синело натуральное море. А я ж на море, считай, ни разу и не была, кроме как в далёком детстве, когда мы с родителями ездили в Коктебель. Но мне тогда и четырёх не исполнилось ещё, так что воспоминания, мягко говоря, смутные. Родители вскоре после этого развелись, денег у нас с мамой было негусто, вот и от моря осталась только старая детская фотография. Я там такая славненькая, в панамке…
Подождите. Какой дирижабль? Какой говорящий кот? Танюха, приди в себя!
Я шлёпнула себя по щеке ладонью, затем потянулась к говорящему котяре — шлёпнуть и его на предмет реалистичности.
— Полегче. — Он увернулся недовольно и соскочил с кресла. А затем воткнул мне когтистую пятерню прямиком в коленку, что было больно, несмотря на зимние штаны с начесом.
— Ах ты ж котья морда! — с визгом подскочила я. — Сейчас как я тебе… — Замахнулась на оборзевшую животину, схватив маленький кактус с подставочки.
— Отставить бунт на дирижабле! — мявкнул кот. — Не трогать кактус! И не орать! В соседних каютах тоже пассажиры, нечего их пугать. Объясняю один раз. На глупые вопросы не отвечаю. Дамских истерик не терплю. Итак. Начнём с того, что тебе, душа моя, сказочно повезло.
Тут у него в лапах невесть откуда взялся стакан с прозрачной жидкостью. Мой нос уловил тошнотворный запах валерьянки. Бергамот растопорщил усы и блаженно повёл носом.
— Моя прелесть! Чудесный корень валерианы. Жаль на тебя тратить, но — на. — Он сунул мне эту гадость, завистливо заглядывая в рот.
Я выпила и как-то сразу успокоилась. Ну дирижабль. Ну море. Ну летим. Ну кот.
Котяра не удержался и лизнул стакан изнутри.
— Продолжим. Ты вытянула счастливый билет побывать на ежегодном никогда-балу в Нигдемирье. В каждом из миров эта возможность выпадает нескольким счастливчикам всего лишь раз в году. Одно условие: они должны быть патологическими одиночками. Потому что даже мыши известно, что у каждого человека в мире существует его вторая половинка. Но ты же знаешь что?
— Что? — Я глянула на свои штаны и край шерстяной кофты, которые так и манили отправиться на бал. — Что мы все целенькие изначально?
— Тьфу, нет! Что в любом правиле есть исключения. И некоторые исключения не имеют пары в своём мире. И тогда мы собираем этих одиночек на грандиозном балу и даём им возможность поискать свою половинку среди других таких же бедол… исключительных на роскошном празднике. Не переживай, домой ты вернёшься уже завтра.
— А… — Я раскрыла рот, чтобы уточнить кое-какие детали.
— Просто следуй за мной и ничему не удивляйся. Считай, корпоратив!
— А точно вернусь?
— Точно, точно, — проворчал кот, снова устраиваясь в кресле, и задрал заднюю лапу. — О, пардон муа, забыл, что в компании с дамой лечу.
«Уважаемые пассажиры! — бодро прозвучало прямиком из кактуса. — Просьба пристегнуть ремни конфиденциальности. Наш дирижабль готовится к посадке! Точное время и место прибытия никому не ведомо! Температура за бортом неизвестна, одеваемся кое-как. Посадка будет мягкой — у меня, у вас — не знаю. Всем удачи!»
За иллюминатором мелькнуло красное пятно парашюта.
— Катапультировался! — со вздохом пояснил Бергамот. — Понаберут кого попало в пилоты!
Дирижабль неслабо тряхнуло. Потом ещё раз — сильнее.
Я безуспешно попыталась соединить пряжки ремня безопасности. По всей видимости, рассчитан он был на худощавого ребёнка, а не на взрослого человека. Я с ремнями так и не совладала: хоть по комплекции и не булка, но и субтильной тоже не назовёшь.
— Хватайся за кресло! — проорал Бергамот, вцепившись всеми когтями в кожаную обивку кресла.
Я ухватилась за подлокотники и заорала, потому что дирижабль просто ухнул вниз в свободном падении, похоже, вместе с моим сердцем.
Секунда — и дирижабль мягко бамкнулся на землю, отпружинил и снова устремился ввысь, откуда вновь рухнул. Совершил несколько гигантских прыжков и замер, вибрируя и дрожа.
— С этой работой нервы совсем ни к чёрту! — сообщил Бергамот, прикладываясь к стаканчику с валерьянкой, который вновь чудесным образом нарисовался в его лапе. — Будешь?
Я молча помотала головой, сжимая в руках горшочек с кактусом.
Из дирижабля я вышла на полусогнутых ногах вслед за покачивающимся дымчатым котом, который на своих четырёх держался не особо уверенно.
— Только усы обмакнул! — оправдался он, когда чуть не слетел кубарем по ступенькам трапа.
Приземлились мы в совершенно чистом поле, над которым знойно палило огромное солнце.
Помимо нас, пузатый белоснежный транспорт покидала такая разношёрстная компания, что не будь я под действием содержимого кошачьего стаканчика, то словила бы неслабую паническую атаку.
Нормальный такой корпоратив для одиночек!
Мимо меня шествовали люди, одетые так, словно обокрали костюмерную в театре. Мужчины во фраках и цилиндрах, старинных камзолах, некоторые и вовсе с голыми торсами, весьма радующими мой изголодавшийся женский взгляд. Дамы тоже — кто в кринолинах, кто в тогах, кто полуобнаженный, перетянутый какими-то ниточками и бусинками. И все при этом друг на друга глазели с плохо скрываемым любопытством. У некоторых в довесок ко всему обнаруживались рога, хвосты, одного красавца я углядела со сложенными за спиной чёрными крыльями из перьев. Я даже поймала себя на мысли, что слегка комплексую: ни бусинок тебе, ни ниточек, ни крылышек. Хоть бы хвост, что ль, помпоном!