Черная роза

Глава 1

От автора

Про Анну Болейн снято так много фильмов и написано так много книг, что было безумием начинать еще одну историю. И, тем не менее, я это сделала. Был 2014 год, ко мне в гости из Донецка приезжала мой соавтор, и я безумно хотела ее порадовать. Чем? Конечно же историей про Генриха и Анну, которых она так нежно любила.

Изначально я планировала ее, как дилогию, даже начала прописывать вторую часть, но поняла, что это не нужно. Все знают, что было потом. Я же хотела рассказать о другой Анне, той, которая не была королевой.

Конечно же это произведение художественное. В нем много вымысла, но я старалась как можно бережнее обходиться с датировками. Некоторые главы будут появляться в усеченном виде, что связано с правилами Дзена, все же категория романа 18+. Но я буду публиковать их целиком на страничке Bookerbruk в ВК.

Приятного чтения!

Ваша Э.Б.

Часть I

Ветер пустоши

1520 год

Солнце едва поднялось над горизонтом, далекое, ало-золотое, чьи лучи еще не проникали сквозь густые кроны деревьев, оставляя мир во власти теней и полумрака. Предрассветный туман клубился над незасеянными полями, а свежесть ночного дождя смешивалась с горьковато-пряным запахом пустоши. Так может пахнуть только Англия, родина, омытая холодными дождями и пронизываемая юго-восточным ветром, гонимым от самых берегов французской земли.

Экипаж мелодично поскрипывал, покачиваясь на кочках и напоминая о недавнем морском путешествии, длившемся, казалось, вечность.

Одиноко сидящая в темноте девушка тихо молилась, перебирая замерзшими пальцами ледяные бусинки яшмовых четок. В постоянной корабельной качке она могла молиться лишь о благополучном исходе морского пути, не в силах сосредоточиться ни на одной известной молитве. Стоило ей привычно встать на колени, как качка заставляла прерываться, в попытке совладать с тошнотой.

Прошлое свое путешествие в Нидерланды Анна не помнила - в то время она была совсем еще ребенком, и все новое казалось девочке прелестным приключением, вселяя в сердце одну лишь радость от прежде неизведанных переживаний. Сейчас же домой возвращалась молодая женщина, совсем не похожая на того жизнерадостного ребенка, который покинула родную страну.

Разнузданность французского двора не могла не коснуться даже столь невинной души. Принцесса Мария, которую сестра Анны Мэри сопровождала в обществе других юных особ во Францию, где та успешно стала женой престарелого короля Людовика, ни на секунду не желала разлучаться со своими фрейлинами, требуя от них денно и нощно находиться подле нее, танцуй она в тронном зале с французской знатью, или деля ложе с супругом.

Не смея ослушаться приказа своей госпожи, Анна не отводила взгляда от предающихся страсти супругов. Смущение молоденьких фрейлин забавляло королеву, и разжигало страсть в старике короле. Так, оставаясь невинной телом, Анна навсегда потеряла невинность души. В то время, когда другие фрейлины, в их числе и сестра Мэри, находили весьма увлекательной сложившуюся пикантную ситуацию, Анна все чаще стремилась к одиночеству, находя успокоение в молитве.

Ее семья открыто поддерживала идеи Мартина Лютера, и Анна, прежде имевшая сомнения в суждениях родных, теперь превратилась в страстную лютеранку, находя невероятную радость в возможности исповедоваться богу на родном языке. Сами же фрейлины предпочитали даже между собой общаться исключительно на французском, точно раз и навсегда отреклись от родины.

Она всегда отличалась от других. Набожная, сдержанная, откровенно чурающаяся внимания мужчин, Анна явно была чужой для жизнерадостного порочного французского двора. Каково же было ее огорчение, когда королева Мария в сопровождении своих фрейлин покинула двор, а она, Анна, так мечтавшая все эти годы возвратиться домой, по желанию отца была вынуждена остаться в ненавистной стране, в полном одиночестве и без защиты своей королевы-англичанки.

Теперь она не была ни фрейлиной, ни гостьей, и грубые предложения, прежде долетавшие до ее ушей, теперь стали звучать все громче и настойчивее. Кому она могла пожаловаться? Франциск, новый король Франции, был в первых рядах тех, кто отпускал скабрезные шутки в адрес молодой англичанки.

Настроение Франциска в отношении Англии было более, чем прохладное. И если внешне общение с английским послом казалось радушным и добросердечным, стоило дверям захлопнуться за спиной последнего, Франциск отпускал в его адрес столь язвительные комментарии, что двор неделями повторял их, ничуть не переживая по поводу того, что наполненные злобой слова могут долететь до уха английского верноподданного.

Что оставалось делать Анне? Учиться играть отведенную ей роль. Наивная девочка навсегда канула в прошлое. Ласковый голос, обходительные манеры и некоторая доля самоиронии могли обмануть кого угодно. Анна не была красавицей. Ее прямые волосы невозможно было уложить в высокие прически, какие были в чести при французском дворе, отчего девушка вечно ходила простоволосой, черты лица не были привлекательными - прямой нос, тонкие губы и брови, темные глаза, цвета соболиного меха, бледная кожа.

Но, стоило ей только войти в роль обворожительной английской гостьи, глаза начинали сверкать колдовским огнем, в низком голосе появлялись манящие нотки, а движения наполнялись горделивой королевской грацией.

Чуждая всему суетному, Анна между тем стала самой желанной партнершей по танцам, порой составляя пару самому Франциску. В противовес своей сестре Мэри, не только сумевшей соблазнить короля, но и надолго погрузить его в тоску после своего отъезда на родину, Анна ничуть не стремилась завладеть вниманием августейшей особы, будучи с королем приветливой равно в той же степени, как и со всеми остальными придворными.

Внимание мужчин к англичанке не могло не родить ненависти в сердцах их жен и невест. Ни одна из них не желала общаться с проклятой английской ведьмой, потому вечера, когда в замке не звучала музыка, или Франциск был на охоте, Анна проводила в своей скромной комнате, погруженная в тихую молитву.

Глава 2

Проснувшись, Анна еще какое-то время не могла понять, где находится. Шум голосов, шаги, музыка, слепящий свет - французский двор никогда не знал покоя, и теперь она была оглушена пронзительной тишиной. Глаза ее настолько привыкли к бесконечному свету, что теперь ей с трудом удавалось разглядеть очертания комнаты в тусклом свете свечи, принесенной леди Болейн несколько часов назад.

Подобную работу обыкновенно выполняла служанка, но леди Болейн нестерпимо сильно желала вновь увидеть дочь, убедиться, что ее возвращение не сладостный сон покинутой родными детьми матери, а реальность.

Анне не потребовалось много времени, чтобы привести себя в порядок – жизнь при французском дворе приучила собираться моментально, лишь заслышав веление госпожи явиться в ее покои. Фрейлина должна быть исполнительной. Фрейлина должна быть аккуратной. Фрейлина должна быть идеалом во всем и для всех. Анне не требовалось ни помощи слуг, ни света, чтобы спустя пять минут спуститься в главную комнату.

Складки ее скромного серо-голубого платья и прическа выглядели так, словно над ней потрудился целый штат горничных. Руки немного оттекли после сна, и Анна, с трудом смогла надеть золотые колечки, неизменно украшавшие ее тонкие пальцы с аккуратными розовыми ноготками.

В отличие от многих французских придворных дам, украшающих себя драгоценностями, Анне нравилась аккуратность и скромность одеяния. Платья ее не были роскошными, хотя и соответствовали последним веяниям французской моды, но они всегда были выстираны и отутюжены, от них исходил аромат ветра и трав, в то время, когда француженки порой годами носили свои туалеты, не подвергая их стирке.

Опрятность была главным украшением девушки, простые силуэты платьев и скромные украшения, не затмевающие красоты тканей, придавали ей куда больше блеска в глазах придворных, чем самые дорогие драгоценности французских аристократок.

Стремление к простоте было едва ли не девизом для Анны. Пресыщенная прелестями королевских дворов, всей душой она стремилась к простой жизни, вдали от интриг и сплетен. К чистому небу над головой, которое скрывали бы лишь кроны деревьев, а не высокие крыши замков, цветущих пустошам, наполненных сладко-горьким ароматом полыни и цветов. Роскоши замковых часовен и кафедральных соборов, где тихие слова молитв заглушал плохо скрываемый смех аристократов, сладострастные заверения о любви, просьбы о ночах страсти, обещания войны и предательства.

Не в силах молиться в них, Анна всем сердцем стремилась в крохотную семейную часовенку, где из всех украшений был старинный крест из черного дерева, на который молились поколения Болейнов.

Спускаясь по лестнице, Анна задумалась, не зайти ли ей помолиться, удовлетворяя давнее желание сердца, но приглушенные мужские голоса, долетевшие до ее уха из передней комнаты, пробудили любопытство, заставив отвлечься от возвышенных мыслей.

Прибавив шаг и подобрав юбки так, чтобы те не шуршали, Анна на цыпочках проскользнула к дверям. Нетерпение встречи с братом и отцом было таким же сильным, как и нежелание встречаться с кем-либо иным. Жизнь при дворе вселила в сердце Анны неутомимую жажду одиночества. Вновь надевать на себя образ куртуазной фрейлины, улыбаться, флиртовать и вести светские речи было ей невмоготу, а потому, затаившись у двери, она пристально вслушивалась в неспешно текущий разговор, пытаясь припомнить голоса отца и брата. Дверь распахнулась, и Анна вспыхнула от смущения, встретившись взглядом с отцом.

В свои сорок три года он не утратил прежней силы, о которой ходили слухи далеко за пределами Англии. Фигура его была столь же стройна, ростом он намного превосходил дочь, а в рыжих волосах и бороде не было ни одного седого волоса. Если бы не ледяной пронзительный взгляд, заставляющий собеседника отводить глаза к полу, его бы, без сомнения, можно было бы назвать одним из самых привлекательных мужчин при английском дворе.

Мало от кого ускользало сходство Томаса Болейна с королем Генрихом, порождая целую вереницу домыслов, главным из которых, несомненно, стал слух о том, что леди Болейн родила детей, совершенно точно младшую дочь, от его величества.

- Анна? – удивленно спросил он, явно не ожидая, столь рано встретиться со своей младшей дочерью. На мгновение девушка замерла. Она уже успела позабыть, насколько у него высокий голос, точно у певца в церковном хоре. Справившись с удивлением, Анна склонилась в низком реверансе, но Томас перехватил ее грациозные руки, взметнувшиеся, точно белоснежные крылья голубки.

- Анна, - снова повторил он, но на смену удивлению пришла радость. – Как я рад видеть тебя.

- Я тоже рада вернуться домой. А Джордж?

Но на ее вопрос никто не ответил, потому что брат уже выскочил из комнаты, и прежде, чем Анна успела разглядеть его, заключил в крепкие объятия. Ростом он превзошел отца, и Анна неуклюже уткнулась лицом в мягкий бархат синего камзола на его груди, вдыхая терпкий аромат мускуса и пота. Джордж отстранился, и Анна наконец-то встретилась с ним взглядом.

Джордж был невероятно хорош собой, воскресив в памяти Анны образы каменных ангелов, украшавших задний двор королевского дворца Нидерландов. Черты его были мягкими, несколько женственными, но огонь в глазах брата, столь же ярый, как ледяной взгляд отца, стирал эту томную нежность. Волосы его, точно у матери, золотились подобно спелой пшенице, правую щеку пересекал глубокий шрам – напоминание о том дне, когда Джордж впервые скрестил свой меч в поединке.

Несмотря на свой юный возраст, а ему лишь недавно исполнилось семнадцать лет, при дворе Джордж сыскал славу кутилы и пылкого любовника. Сам король Генрих приходил в восторг от своего юного придворного, с огромным удовольствием приглашая того присоединиться к королевской охоте, и нередко играя с ним в карты. Немногим больше трех месяцев прошло с тех пор, как Генрих проиграл Джорджу сумму, втрое превышающую годовое довольствие на содержание королевской псарни.

Впрочем, справедливости ради, нельзя отрицать и того факта, что едва ли эта сумму перекрыла ту, что неделей раньше проиграл ему Джордж. С отъездом младшего Болейна из Лондона жизнь при дворе, несомненно, стала гораздо спокойнее и скучнее.

Глава 3

Дни летели за днями, и жизнь Анны вошла в свое русло. Просыпаясь на рассвете, она на цыпочках спускалась на первый этаж, где Бесси и приглашенные ей в помощь женщины занимались уборкой.
Неожиданная свадьба старшей дочери заставила Томаса обратить внимание на то, что годами приходило в полную негодность. Поместье, казавшееся прежде заброшенным, теперь наполнилось голосами и стуком строительных работ. За короткий срок было необходимо выполнить колоссальную работу, и большую часть дня Томас кружил по дому и его окрестностям, подгоняя слуг. Проще было бы провести свадьбу в другом имении, но если Болейн не любил что-то больше, чем тратить деньги, то это переезды. Лишь государственная служба и звонкая монета могли снять его раздражение от бесконечных поездок в Лондон.
К счастью для Анны, ремонт Хивера еще не затронул домашнюю часовенку и, миновав анфиладу комнат, она скрывалась от всего мира за тяжелой дверью. Лишь здесь и в своей комнате она могла снять ту маску, которую приходилось носить в присутствии отца и Джорджа.
Как много бы она отдала за то, чтобы они сейчас были при дворе, как до ее возвращения домой. Скучающий без своего венценосного друга Джордж и сварливый сверх меры отец, казалось, делали все возможное, чтобы оставить жизнь Анны и леди Элизабет. Не стесняясь родных, брат приводил в свою комнату шл*х и деревенских мальчиков, и их смех, стоны и визги не давали Анне выспаться. С того дня, как она очутилась в стенах родного дома, не было ни одной спокойной ночи. Леди Элизабет делала вид, что ничего не замечает, а Томас не упускал возможности отпустить в адрес сына очередную похабную шуточку.
Отчего-то наутро раскаяние терзало не Джорджа, а Анну, и девушка спешила помолиться, снова и снова прося Бога защитить ее от греха и простить отца и брата. Проведя пару часов в молитве, она отправлялась на прогулку в сад.
Вот и теперь Анна спешила исполнить привычный ритуал, скрывшись в часовне от всего мира. Тяжелая портьера, обивающая дверь, заглушала все звуки, а потому Анна была совершенно не готова увидеть ту картину, что представилась ее глазам.
Обнаженная дородная блондинка на четвереньках стояла под распятием. Лицо ее было искажено мукой удовольствия, она громко стонала, когда Джордж с остервенением вколачивался в нее. Лицо брата раскраснелось и блестело от пота. Одной рукой он обхватил полные бедра женщины, другая же запуталась в ее волосах. При каждом толчке, ее голова запрокидывалась к белоснежному своду.
Анна замерла, ошарашенная гнусным святотатством. В мгновение она забыла, что значит дышать, задохнувшись в ужасе от поступка брата. Рука ее не могла отыскать ручку двери и прежде, чем та распахнулась, локоть ее задел бронзовый подсвечник, который с грохотом покатился по полу.
Любовники вздрогнули. В глазах Джорджа, прежде затуманенных страстью, появилось осмысленное выражение. Губы его изогнулись в насмешливой улыбке, когда он вышел из любовницы, поднявшись, чтобы поприветствовать сестру.
- О чем ты думал, Джордж?! - Анна подняла глаза к потолку, боясь хоть на мгновение перевести взгляд на брата.
- Отчего Мэри можно, а мне нет? - точно обиженный ребенок произнес он. - К тому же не ты ли накануне жаловалась матушке, что не можешь спать по ночам? Я жертвую собой, сестра, чтобы порадовать тебя.
- Ты омерзителен! - глаза девушки вспыхнули опасным огнем. Никогда в своей жизни она не испытывала подобного гнева. Безмятежный вид Джорджа, его мягкая улыбка разъярили ее еще сильнее.
- Как твое имя? - бросила она девушке, которая пыталась скрыть свою наготу, прижав к груди юбку платья.
- Джоанна, леди Болейн, - со слезами в голосе пробормотала она, так же старательно отводя взгляд, как музее Анна.
- Я не желаю более видеть тебя в этом доме, - от злости голос Анны звенел. Невероятными усилиями ей удавалось не срываться на крик. - Ты вернешься в родной дом и заявишь своим родным о желании удалиться в монастырь, чтобы замолить грехи.
- Но, леди Болейн! - в ее глазах плескался ужас.
- Если в ближайшие дни до меня не дойдет новость о том, что ты покинула деревню, я предам огласке не только то, что случилось, но и где это случилось. А ты знаешь, что тебя ждет в таком случае.
- Анна! - это уже Джордж не выдержал. - Ну прекрати же ты! Подумаешь, переспали. У меня были сотни женщин.
- Это изменится, - холодно парировала она. - Джоанна не скроет от подруг, что бывает с теми, кто предается греху в объятиях Джорджа Болейна, - она вновь повернулась к заплаканной девушке. - Покинь этот дом до того, как обнаружится твое присутствие. И молись об искуплении.
Развернувшись на каблуках, она быстрым шагом вышла из часовни. После всего увиденного мысль о том, чтобы когда-нибудь вновь прийти сюда для молитвы, казалась ей отвратительной. В одно утро Джордж не только в очередной раз разбил ее сердце, он лишил сестру главной радости в жизни, встал между ней и Богом. Огромным усилием воли Анна удерживалась от бега, заставляя идти себя так, словно ничего не случилось.
Лишь выйдя на деревенскую дорогу, она остановилась, скрытая от любопытствующих взгляд густыми кронами деревьев. Сердце в ее груди колотилось так сильно, точно душа пыталась как можно быстрее покинуть тело, унестись прочь из этого пропитанного пороком места. Даже во Франции никто не посмел бы осквернить дом Божий. Как бы ей сейчас хотелось вновь оказаться в Париже, в счастливом неведении о распутстве своей семьи.
Опустившись в мокрую от росы траву, девушка вымученно откинулась на сырой ствол дуба и закрыла глаза. Словно язычница она принялась молиться под сенью деревьев, произнося слова молитвы, которую сама же придумала, будучи ребенком. Слова, которые были известны лишь ей и Богу, тайной, существующей лишь между ними.
Ее тоненькие пальцы сжали очередную яшмовую бусину, когда до Анны донесся звук приближающегося всадника. Прервавшись на полуслове, она открыла глаза, тотчас сомкнув их вновь, ослепленная ярким светом поднявшегося из-за горизонта солнца.
Ей понадобилось с десяток секунд, чтобы к нему привыкнуть и различить во всаднике Джона, сына священника, которому была оказана высокая честь приносить письма в дом лорда Болейна.
Несмотря на положение своего отца, мальчишка рос невероятным сорванцом, умудряясь то и дело попадать в очередную неприятность или быть замеченным в шалости. В памяти Анны все еще была свежа недавняя история, когда Джон и двое его товарищей устроили битву на кабанах, которых выловили в лесу к свадьбе Мэри. Лишь по счастливому стечению обстоятельств, в лице отца Якова и кузнеца, никто не пострадал.
- Леди Анна! Леди Анна! - Джон помахал ей рукой. Его непослушные рыжие вихры торчали в разные стороны, а пуговицы были неправильно застегнуты. Он спрыгнул с коня и подбежал к ней, неловко поклонившись. При виде этого неуклюжего приветствия, Анна не смогла не рассмеяться. Джон в ответ растянул губы в широкой щербатой улыбке.
- Я письмо вам привез от лорда Батлера, - он запустил руку за пазуху и вытащил порядком помятое письмо, бросив на девушку виноватый взгляд. Но Анна этого даже не заметила.
Забыв о мальчике, она вновь опустилась в траву и сломала печать. Прошло больше недели с того дня, когда она впервые ответила на послание Батлера. Как много слов ей хотелось бы в нем изменить, как много было сказано пустого, и сколько важного она скрыла от него. Глубоко вздохнув, она углубилась в чтение.

Глава 4

Со дня приезда Мэри, жизнь семьи Болейнов кардинальны образом изменилась. Мэри, казалось, была повсюду. Анна не успевала замечать, как сестрица, точно деревенская девушка, носится по комнатам, вмешивается в работу слуг, выхватывая инструменты из их рук и показывая лично, что хочет.

Отец покинул дом, едва успев поприветствовать вернувшуюся старшую дочь, а Джордж, пользуясь невниманием матери, вовсе переселился в деревню, устроив из пустующего дома покойного прелата бордель.

Анна, которая вопреки своим обещаниям оставить неизменной привычку молиться в домашней часовне, каждое утро отправлялась на службу в церковь, и едва ли не каждый день видела, как из дверей дома Джорджа выскакивают полуодетые девушки, спеша привести себя в порядок перед походом в церковь. Завидев сестру, Джордж с улыбкой махал ей рукой и скрывался за дверями. После бессонной ночи он неизменно ложился спать.

Ситуация изменилась лишь тогда, когда на Джорджа напал кузнец, увидев, как дом лорда покидает его малолетний сын. Только чудом Джордж остался жив. Горожане лишь потому спасли Джорджа от гнева кузнеца, что последнего неизменно казнили бы, причини он вред сыну их господина. Кузнеца жестоко высекли по приказу отца, но с того дня Джордж больше не появлялся в деревне, и жители вздохнули со спокойствием.

Не имея никакой другой возможности искупить грехи брата, Анна тайком навестила мальчика и отца, придя в ужас от той нищеты, в которой они жили. Маленькая ведьма и ее молчаливая мать не отходили от мужчины ни на шаг, не позволив ему подняться даже тогда, когда тот увидел в своей лачуге леди Анну. Впрочем, едва ли у него хватило бы на это сил. В присутствии ведьм Анна окончательно растерялась и, пробормотав пожелания наибыстрейшего выздоровления, покинула дом, оставив на столе кошель с деньгами.

Лишенный развлечений Джордж бесцельно слонялся по дому, без конца жалуясь на скуку и срывая злость на слугах. Анну утешало лишь то, что до свадьбы оставалось всего два дня. По поводу того, что среди гостей брат найдет себе пару на ночь, сомнений у нее не было. Джордж умел быть очаровательным ровно в такой же степени, как и настойчивым. Вино лишь завершило бы начатое.

Накануне свадьбы в дом Болейнов прибыл срочный гонец из Лондона. Прочтя письмо, леди Элизабет пришла в смешение и ужас - милостью короля Генриха свадьба Мэри и Уильяма должна была состояться в Гринвиче, замке, где король и фаворитка некогда жили точно супружеская чета.

В рекордно короткое время слуги собрали необходимые вещи и сестры, без конца перекрикивая друг друга и отдавая последние распоряжения, уселись в экипаж. Беспокойство их было настолько сильным, что в дороге они даже не перемолвились и словечком, каждая погруженная в свои размышления.

Мэри думала о предстоящем браке и короле, а ее младшая сестра, прикрыв глаза, пыталась найти причины тому, что письмо от Джеймса еще не пришло. Хотя путь до Шотландии был совсем не близким, раньше не проходило недели, чтобы она не получила заветного послания. Очередное Анна ожидала получить еще три дня назад, и теперь не находила себе места от беспокойства, пытаясь вспомнить каждое слово и понять, что именно могло послужить причиной столь долгой задержки.

Когда они прибыли на место, солнце уже давно скрылось за горизонтом, и разглядеть замок в ночной темноте было невозможно. Выйдя из экипажа, Анна дождалась Мэри, и они, взявшись за руки, поднялись вверх по ступеням, ощущая себя хозяйками положения.

Открывшийся их взгляду холл был настолько просторным, что здесь можно было устраивать турниры. Стены украшали искусные гобелены, всюду хотели тысячи свечей.

- Мои дочери, - к ним спешил отец. Его одежды были щедро украшены драгоценными камнями и мехом. Глаза сияли радостью, чего Анна никогда прежде не видела, а пальцы украшали массивные перстни. Он крепко обнял своих девочек, точно не видел их несколько лет.

- Не правда ли чудесный подарок? Король Генрих был несказанно щедр к нам, позволив отпраздновать столь счастливое событие в своем замке. Ты ведь рада, Мэри?

- Очень, - бесцветным голосом ответила она. Анна поняла, что сейчас перед глазами ее сестры проносились образы их счастливых дней с Его Величеством. Теперь же она навсегда будет связана узами брака с другим. - А Уильям?

- Он прибудет к церемонии, - Томас обнял дочерей за плечи и зашагал в сторону лестницы. - На втором этаже для вас с Анной заготовлена прекрасная комната. Джордж разместится на первом, а мы с вашей матерью напротив него. Остальные комнаты еще не готовы, слуги занимаются ими.

- Хорошо, - кивнула Мэри. Анна поспешила за ней. Сестра уверенно направлялась к одной из дверей, точно зная, куда следует идти.

- Это были мои покои, - произнесла она, останавливаясь возле одной из дверей. Анна улыбнулась и положила руку ей на плечо, не в силах найти слова, чтобы поддержать. Мэри глубоко вздохнула и вошла внутрь. Не успела Анна последовать ее примеру, как Мэри резко остановилась.

- Гарри? - ее голос прозвучал тоненько, точно пение пташки. - Бог мой, Гарри! - она бросилась вперед и Анна в нерешительности остановилась, глядя, как Мэри кружит в своих объятиях сияющий от счастья король Генрих.

Против Мэри он казался великаном. Роста он был с Джорджа, но гораздо крупнее и шире в плечах. Ладони его были столь огромными, что он легко мог обхватить ими талию Мэри. Она была абсолютно права, сказав, что Генрих подобен зверю - его лицо и руки покрывали каштаново-рыжие волоски. Крошечные руки Мэри затерялись в густой копне его волос, когда их губы переплелись в страстном поцелуе. Анна все так и стояла в дверях, не зная, что делать, когда Мэри вспомнила об ее присутствии. Оторвавшись от Генриха, она широко ему улыбнулась и, взяв за руку, кивнула на Анну.

Глава 5

1521 год

Воздух Нориджа был наполнен дыханием дождя. Небо с самого раннего утра было черным от грозовых туч, а пустошь пахла так сильно, что ароматами трав пропиталось все имение.

Анна сидела у окна, вглядываясь в темные очертания леса и наслаждаясь касаниями рук служанки, которая расчесывала ее длинные черные волосы. Сама старая Нора не замечала того, как напевает себе под нос ирландскую песенку, звуки которой баюкали Анну не меньше, чем шум ветра за окном.

Норфолк должен был вернуться еще три дня назад, и Анна в беспокойстве проводила все дни в его ожидании.

Почти полтора года пролетело со дня свадьбы Мэри и Уильяма, а леди Болейн казалось, что прошел всего лишь миг с той минуты, как они с Норфолком покинули Гринвич.

Какой же долгой ей показалась эта дорога в Норидж, графство Норфолк! Тело ее требовало ласк так же, как воздуха и Норфолк, уступив ее бесконечным намекам, устраивал привал так часто, что их путешествие продлилось вдвое дольше обычного.

Спрятавшись от взгляда слуг, они самозабвенно предавались любовным утехам, наполняя звуки леса иступленными стонами. Норфолк, охваченный таким же сильным желанием, что и Анна, казалось, забыл обо всем на свете, ослепленный желанием обладать ее молодым телом, которое было создано для ласк.

Анна была талантливой ученицей. Первые неловкие ласки сменились мастерством. Ее губы ласкали его член не хуже любой ирландской шлюхи, она могла бесконечно оттягивать его оргазм, когда Норфолку начинало казаться, что он сойдет с ума, если не изольется в нее. Она брала верх над ним в любой любовной игре, и герцог не мог нарадоваться на племянницу.

О расстроенной помолвке она больше никогда не упоминала, точно Джеймса Батлера и вовсе не существовало в ее жизни, впрочем, и о желании снова быть обрученной она не говорила. Поначалу герцог намеревался обручить Анну со своим единственным сыном Генри, которому только исполнилось четыре года, тем самым отсрочив момент истинного заключения брака, но позже отказался от этой идеи, найдя возможным обручение мальчика с принцессой Мэри, помолвка которой с дофином Франции так и не была в должной мере уточнена на Поле золотой парчи.

Оказавшись в поместье, он срочно начал ремонт в бывших комнатах покойной супруги, поселив на это время Анну в собственной комнате.

Ему стоило немалых денег заказать в Венеции ростовое зеркало в золотой оправе, которое он преподнес на двадцатый день рождения своей воспитаннице. Впрочем, он не разу не пожалел о подобных тратах, непревзойденное в своем совершенстве, оно со всей четкостью отражало каждое его движение, когда Норфолк ласкал Анну, стоя перед ним.

И какое же невероятное удовольствие он испытывал, наблюдая за тем, как племянница часами изучает свое обнаженное тело, точно впервые обнаружившая его. Он показал ей, как она может доставить самой себе удовольствие, опасаясь, что в его отсутствие Анна найдет себе более молодого и привлекательного любовника.

Он едва не лишился рассудка, обнаружив ту предающейся страстью с конюхом посреди соломы. Грудь ее была освобождена, и губы этого ублюдка ласкали ее, в то время, когда Анна скакала на нем, сладострастными стонами распаляя еще сильнее гнев Норфолка.

В тот день он открыл ей новую сторону любви, грубо вторгнувшись в ее зад. Гнев его был настолько сильным, что перед ним пало даже возбуждение, отчего прошло немало времени, пока он кончил. Анна еще несколько дней не покидала своих покоев, не в силах снова предстать перед его глазами. К тому же Норфолк умудрился сломать ей кость, когда она пыталась вырваться.

Она не скоро простила его, отдавшись лишь спустя месяц после всего случившегося. В ту ночь он любил ее так же нежно, как и в Гринвиче, удовлетворяя любой каприз. Когда спустя некоторое время врач позволил Анне снять с руки повязку, Норфолк и вовсе не мог заснуть от чувства вины – кость под мизинцем возлюбленной неправильно срослась, сильно выпирая из-под кожи, из-за чего стало казаться, что у нее есть шестой палец.

Он осыпал ее драгоценностями и нарядами, позволил встречаться с конюхом, но это уже не могло ничего изменить. прежде совершенная, она ничем уже не могла скрыть полученное по его вине уродство.

Отчаяние Анны утихло лишь тогда, когда в Норидж пришло горько сообщение о том, что Мэри потеряла ребенка, упав с лестницы. Впрочем, в марте Норфолк со смешком сообщил Анне о том, что ее сестра снова вернулась ко двору, и Генрих, как и прежде пылающий страстью к своей фаворитке, выделил для нее покои соседние со своими, запретив королеве Каталане и вовсе появляться на этаже короля.

Что касается Джорджа и отца, они вернулись к прежним делам. Томас покинул английский двор, прежде получив от Генриха посвящение в рыцари ордена Подвязки, и стал послом в Испании, навсегда покинув ненавистный пост во Франции.

Джордж вернулся ко двору, где продолжил прежние забавы. Марк Смитон, музыкант, которого прислал в подарок брачующимся Батлер, пал жертвой красоты Джорджа. Обладающий столь же миловидной красотой, он составил ему прекрасную пару.

Со смехом, Норфолк рассказывал Анне о том, что Генрих, страстный любитель театра, едва ли не каждую ночь приглашает юношей в свои покои, вместе с леди Мэри наслаждаясь маленькими спектаклями о любви Александра и Гефестиона, и Ахилесса с Патроклом1. Этими спектаклями Джордж получал от его Величества суммы ни чуть не меньшие, чем в карточных играх. Все былые долги были списаны Генрихом, и Джордж наслаждался жизнью.

Глава 6

Ты умрешь трижды. Чем бы Анна ни занималась, на чтобы ни наткнулся ее взгляд, она снова и снова слышала слова ведьмы. Несмотря на то, что вера ее была сильна, и она всегда чувствовала особое благоволение к себе Бога, как у любого смертного у нее был страх перед смертью. А что, если дальше ничего нет? Ее имя забудут, точно никогда не жила. Даже одной мысли было достаточно, чтобы ею овладела паника.

Норфолк, видевший, в каком состоянии находится его возлюбленная, всеми силами пытался отвлечь Анну от грустных мыслей. Он дошел до того, что принялся описывать ее счастливую жизнь с Перси, но Анна оставалась ко всему безучастной, точно уже сейчас слышала, как часы на башне оповещают о минуте ее казни. Даже сообщение о том, что Перси сейчас находится в Бродленде, и наутро прибудет в замок, Анну ничуть не утешила.

Так и не сумев ее успокоить, Норфолк покинул комнату, коря себя за то, что вообще допустил этот разговор с ведьмой. Слуги уже вкопали в землю высокий столб и приготовили цепи. Из-за проклятого снега пришлось брать хворост из домашних запасов, отчего завтра придется отказаться от ужина в большом зале, но жизнь Анны, а главное, ее спокойствие, этого стоят.

Если бы он только знал, насколько больше сожжения Анне сейчас требовалось его присутствие. Оставшись в одиночестве, Анна почувствовала, как задыхается от ужаса. Не в силах сделать вдох, она принялась развязывать корсаж, но это удавалось слишком медленно. Очертания комнаты поплыли перед глазами, и девушка без сознания рухнула на пол.

Платье из дорого серого дамаска шуршало при каждом шаге. Белоснежный мех, такой неуместный в солнечный майский день, волновался от каждого дуновения ветра, лаская нежную кожу. Она была невероятно спокойна. Все эти люди, пришедшие увидеть первую в истории Англии казнь королевы, казались призраками. Душа Анны была далеко от серых стен Тауэра, в котором некогда она провела ночь предшествующую коронации.

У нее не было охраны, лишь две фрейлины сопровождали королеву к эшафоту, покрытого черной траурной тканью. Он был таким низким, что едва виднелся за фигурами людей, к тому же плаха была закрыта высокими досками. Они не увидят, как ее голова отделится от тела. Она умрет достойно.

Подобрав юбки платья, Анна поднялась. Леди Сеймур оправила подол, точно это сейчас имело какое-то значение. Анна благодарно улыбнулась.

Теперь ей, Джейн, суждено стать королевой и позаботиться об Элизабет. Пусть эта девочка совсем глупышка, но у нее огромное доброе сердце. Джейн сохранит память о ней. Элизабет ее не забудет. Сняв с шеи ожерелье, Анна вложила ее в руки леди Сеймур и та кивнула. Им не нужны слова - все было сказано еще накануне.

Леди Рочфорд без конца плакала, хотя и обещала Анне, что сдержит слезы. Анна не могла ее винить, ее вторая Джейн была слишком впечатлительной. Анна успокаивающе коснулась ее плеча, и девушка зашлась в рыданиях, отвернувшись от толпы зевак.

Как и просила осужденная, кроме фрейлин на помосте был лишь палач, высокий крепко сбитый мужчина с мелкими, мальчишечьими, чертами лица. Не в силах что-то сказать, не выдав себя, Анна вложила в его руки толстый кошель с деньгами. Остальную часть уже заплатил Генрих. Мужчина опустился на колени, и коснулся губами ее руки. Действуя по наитию, Анна благословила его.

Теперь, когда невозможно было оттягивать неизбежное, она чувствовала страх. Быстрее бы все закончилось!

- Я здесь не для того, чтобы обвинять кого-то или говорить о том, в чем меня обвиняют, - ее голос прозвучал невероятно тихо и нетвердо. - Но я молю Бога, чтобы он спас короля и его правление, ибо не было еще более доброго принца, а для меня он всегда был самым нежным и достойным лордом и сувереном.

Скоро меня не станет, но вы не зaбывaйте, что я чтилa нaшего доброго короля, который был милостив ко мне. Вы будете счaстливы, если Господь дaст ему долгую жизнь, тaк кaк он одaрен многими хорошими кaчествaми: стрaхом перед Богом, любовью к своему нaроду и другими добродетелями, о которых я не буду упоминaть. Я умру согласно закону. Я прощаюсь с миром и от всего сердца прошу вас молиться за меня. Да будете вы благословлены Богом.

Аминь.

Удар был таким сильным, что Анна закричала. Темнота резко расступилась перед ее глазами, и она увидела перекошенное страхом лицо старой Норы.

- Меня казнят!

- Прошу вас, миледи, - служанка перекрестилась и едва ли не силком заставила ее сесть. – Вот, хорошо. Ну и с чего, скажите мне старухе, вы так решили? Ведьма сказала? Да мне самой одна из таких предсказывала, что я стану герцогиней, если приду просить работы в этот дом. Ну и посмотрите, как я вам? Герцогиня Норфолк.

Анна не удержалась от улыбки.

- Вот и я о чем, - обрадовалась Нора. - Поднимайтесь, госпожа. Нашли где отдыхать после болезни. Аж щечки побледнели, - несмотря на возраст, она легко помогла Анне встать. - Вам нужно отдохнуть.

- Я не смогу закрыть глаза! - в голосе Анны прозвучал такой ужас, что кожа Норы покрылась мурашками.

- Я побуду с вами, госпожа, - решительно заявила она. Нора никогда не спрашивала позволения, считая себя едва ли не членом семьи, но фамильярность ей легко прощалась за доброе сердце и любовь, которой она окружала каждого, кто входил в этот дом. - Я кое-что подслушала, когда вы были в беспамятстве.