Чёрные пионы.

Глава I. Холодные лепестки.

Воздух пропитывая тяжелым запахом горящего дерева, старой шерсти и... чего-то сладковато-приторного, что никак не вязалось с картиной разрушения. Дом Изабеллы Волкер, стоявший на отшибе вековыми корнями вросший в землю, теперь был черной, дымящейся раной на лице тихого предместья. Восемьдесят лет жизни, оборванные упавшей свечой и жадным пламенем ковра. Банальная, страшная нелепость.

Следователь Адель Бель осторожно переступила через порог, который больше не существовал. Ее взгляд, привыкший выискивать несоответствия, скользил по почерневшим стенам, оплавленным остаткам мебели. Работа. Всегда работа. Она почти не замечала легкой дрожи в руках - не от холода хотя здесь веяло ледяным сквозняком сквозь проемы, а от навязчивого чувства, что эта смерть - лишь верхушка айсберга.

И тогда она их увидела. В углу, где когда-то, вероятно, стоял диван, на фоне всепоглощающей серости и черноты, выделялось пятно невероятного, невозможного цвета - пионы. Три стебля. Но не алые, не розовые, не белые. Они были цветами ночи без звезд. Глубокий, бархатистый, черный оттенок. Они стояли нетронутыми огнем, их лепестки казались лишь слегка припыленными пеплом, как будто пламя обошло их стороной, почтительно склонилось перед их мрачной красотой.

Адель замерла. Разум кричал о нелепости - цветы не могли выжить в этом аду. Но они были здесь. Реальные. Зловещие. Пахнущие не землей и не гарью, а чем-то тяжелым, пряным.

Профессиональное любопытство смешалось с внезапным, ледяным предчувствием. Не раздумывая, почти автоматически, Адель достала пакет для вещественных доказательств. Ее пальцы в перчатках коснулись прохладных, упругих стеблей. В тот миг ей показалось, что воздух вокруг них стал еще холоднее.

«Что-то здесь не так...», - пронеслось в голове. Пионы отправились с ней.

***

Дни слились в череду отчетов, допросов соседей, которые мало что знали о замкнутой старушке и навязчивого изучения этих черных пион, стоявших теперь в ее рабочем кабинете в стеклянной вазе набранной водой. Они не вяли. Совсем. Их чернота казалась только глубже.

Календарь был последним, о чем думала Адель. Поэтому, когда дверной звонок прорезал тишину ее вечера, посвященного очередной попытке понять связь Изабеллы Волкер с этими цветами, она вздрогнула, раздраженно отвлекшись от бумаг.

На пороге - нежданное, почти забытое лицо. Мелисса, двоюродная сестра, с которой их разделяли годы и километры недопонимания. А за ней - двое других: Эмма, сводная сестра Мелиссы с острым, оценивающим взглядом, и Эндрю, сводный брат Меллисы, чья улыбка показалась Адель черезчур широкой, неестественной.

- С днем рождения, Адель! - хором прозвучало, и Мелисса протянула бутылку дорогого вина. Адель моргнула. День рождения? Сегодня? Работа, пионы, загадочная смерть... Все это полностью стерло дату из памяти.

Растерянность сменилась легкой неловкостью, а затем - редким чувством тепла. Несмотря на всю сложность отношений, они приехали. Привезли торт, вино, шум, которого так не хватало в ее жизни следователя. На мгновение черные пионы в кабинете померкли, отодвинутые навязчивым весельем гостей. Она позволила себе расслабиться. Выпила бокал. Засмеялась над неуклюжей шуткой Эндрю.

Именно в этот момент, когда бокал с вином в ее руке коснулся стола с легким звоном, когда смех Мелиссы прозвучал особенно громко, это и случилось.

Из кабинета, где стояли пионы, донесся тихий, но отчетливый звук - будто лопнуло стекло. Одновременно все лампочки в квартире померкли, мигнув раз, другой, окутав комнату в тревожные, пляшущие тени. Воздух вдруг стал ледяным, пронизывающим до костей, хотя окна были закрыты. Адель резко обернулась к двери кабинета. Ей показалось, что из-под нее тянется тонкая, почти невидимая дымка... нет, не дым. Что-то вроде черного тумана, холодного и тяжелого. И запах... тот самый сладковато-приторный, тяжелый запах черных пионов, но теперь в тысячу раз сильнее, заполняющий рот и легкие, вызывающий тошноту.

Веселье замерло. Улыбки сползли с лиц гостей. Мелисса побледнела, Эмма судорожно сглотнула, а взгляд Эндрю стал острым, настороженным. Не глядя на них, Адель поняла. Знание ударило, как ток. Не нелепая случайность со свечой. Не просто странные цветы.

Проклятие. Оно дремало в этих черных лепестках, принесенных с пепелища. И оно проснулось. Прямо сейчас. В ее доме. В ее день рождения. И теперь оно смотрело на них из темноты кабинета холодной, бездонной чернотой распустившихся пионов.

Тишина, наступившая после зловещего мерцания. Адель застыла, рука все еще сжимала бокал. Разум, привыкший к логике улик и рациональным объяснениям, отчаянно цеплялся за остатки контроля. Скачок напряжения. Сквозняк. Истерика от переутомления. Но холод... Этот холод был не из этого мира. Он проникал сквозь кожу, до самых костей, и запах... Он был физическим, осязаемым, как пыль на языке.

- Ч-что это было? - Мелисса, ее кузина, прошептала, отодвигаясь от стола. Ее лицо, еще секунду назад сияющее улыбкой, было мертвенно-бледным. - Адель? Ты... что-то делала?

Адель медленно повернула голову, ее взгляд скользнул по лицам гостей. Мелисса - испуганная, растерянная. Эмма, сидела, вцепившись пальцами в край скатерти, ее глаза, широко раскрытые, были устремлены на дверь кабинета. В них читался не просто страх, а какое-то жуткое узнавание. Эндрю, стоял чуть позади. Его неестественно широкая улыбка исчезла, сменившись настороженным, почти хищным выражением. Он не смотрел на дверь. Он смотрел на Адель. Как будто оценивал ее реакцию.

- Пионы, - выдохнула Адель, и ее собственный голос показался ей чужим, глухим. - Это... они. Из дома покойной Изабеллы Волкер.

- Пионы? - Мелисса фыркнула, но это был нервный, сдавленный звук. - Какие пионы? Адель, это... сквозняк и свет мигнул! Может, проводка? Мы испугались зря...

- Нет, - резко перебила Эмма. Ее голос дрожал. - Нет, Мелисса. Ты не чувствуешь? Этот холод... Этот запах... Как в бабушкином доме после... - Она замолчала, резко сглотнув.

Глава II. Шёпот тьмы.

Серый, безрадостный свет нового дня пробивался сквозь жалюзи, не принося облегчения. Он лишь подчеркивал разруху в гостиной Адель: опрокинутый стул, пятно от пролитого вина на ковре, пустая бутылка, валявшаяся у дивана. И тишину. Гнетущую, звенящую тишину, нарушаемую лишь прерывистым дыханием Эндрю, спавшего или забывшегося в углу дивана, и нервным постукиванием каблучков Мелиссы, бесцельно бродившей по комнате.

Адель сидела за кухонным столом, уставившись в пустую чашку. Она не спала. Ни минуты. После инцидента в кабинете попытки разрулить ситуацию провалились с треском. Вызвать полицию? И сказать что? «На меня напал цветок?» Отвезти Эндрю в больницу? Его «ожог» - темный, почти черный отпечаток идеального лепестка на тыльной стороне ладони - не гноился, не болел при нажатии, но пульсировал странным холодом. Врачи списали бы на аллергию или нервный дерматит. А попытка Эммы что-то объяснить наткнулась на истерику Мелиссы и агрессивное отрицание Эндрю. В итоге все остались ночевать - слишком страшно было выходить на улицу, слишком страшно оставаться одним.

Кабинет был заперт. Там, за тонкой преградой двери, стояли они. Адель чувствовала их даже отсюда. Тот сладковато-гнилостный запах, теперь намертво въевшийся в стены, в одежду, в волосы. И ощущение... взгляда. Пустого, ненасытного, идущего из темноты кабинета.

- Он... он горячий, - хрипло проговорил Эндрю, внезапно поднимаясь на диване. Он разглядывал свою метку, его лицо было серым, осунувшимся за ночь. - И пульсирует. Будто под кожей червяк.

- Перестань! - резко оборвала его Мелисса, заламывая руки. - Это психосоматика! Ты себя накрутил! Адель, скажи ему! Мы все переутомились, напугались этой... этой темноты и сквозняка!

Адель медленно подняла глаза. Она смотрела не на Мелиссу, а на Эмму. Та сидела, сгорбившись, на краешке стула, обхватив себя руками, будто замерзла. Ее глаза, красные от бессонницы или слез, были устремлены в одну точку на полу, но Адель знала - Эмма видела не пол. Она видела что-то другое. Что-то из прошлого.

- Эмма, - голос Адель звучал хрипло, но твердо. - «Бабушкин дом», «Они пришли за ней.» Кто такая Изабелла Волкер для нас? Для тебя?

Мелисса замерла. Эндрю перевел тяжелый взгляд на Эмму. В комнате снова повисло напряжение, но теперь иного рода - не мистическое, а человеческое, полное невысказанных обид и страшных догадок.

Эмма вздрогнула, словно очнувшись. Она медленно подняла голову, ее взгляд скользнул по лицам, задержавшись на метке Эндрю. В ее глазах читалась мучительная борьба.

- Она... она была..., - начала Эмма тихо, почти шепотом. - Она была... нашей кровью. Двоюродной прабабушкой. По маминой линии. Очень дальней. О ней... не любили вспоминать.

- Почему?! - вырвалось у Адель. Она никогда не слышала об этой ветви семьи.

- Потому что она была... странной. Опасной, - девушка сглотнула комок в горле. - Бабушка, моя настоящая бабушка, боялась ее. Говорила, что у Изабеллы «темный дар». Что она зналась с вещами, которые... которые лучше не трогать. Пионы эти черные... Бабушка упоминала о них. Говорила, что Изабелла их выращивала нездесьшним способом. Что они - стражи. Или... проводники. - Эмма замолчала, содрогнувшись.

- Проводники чего? - тихо спросила Адель, хотя боялась услышать ответ.

- Того, что за гранью, - прошептала девушка. - Она с ними говорила. Бабушка слышала... Голоса из вазы. И холод... Всегда холод вокруг них как вчера как сейчас.

Эндрю издал гортанный звук, похожий на стон, и схватился за свою метку. Она явно пульсировала сильнее, темнея на глазах.

- Так почему же она погибла? - настаивала Адель, чувствуя, как кусочки пазла начинают сходиться в жуткую картину. - Если она была такой могущественной? Свеча? Ковер? Не верю.

Эмма покачала головой, и в ее глазах блеснули слезы.

- Я не знаю точно. Бабушка говорила, что Изабелла что-то... упустила. Контроль. Или ее гости стали сильнее. А может... - Эмма посмотрела прямо на Адель, - может, она сама решила уйти? Но не одна. Она всегда говорила, что кровь зовет кровь. Что род не прервется. - Ее взгляд скользнул к метке Эндрю, затем к Мелиссе, и наконец, остановился на самой Адель. - Мы ее кровь. Далекая, но кровь. Пионы это чувствуют. Они проснулись в ее доме... и пошли по следу. К нам. Особенно... - она кивнула в сторону кабинета, - к тому, кто их принес в дом. К тебе, Адель. Ты их позвала. В день своего рождения... - Голос Эммы сорвался.

«Кровь зовет кровь. Род не прервется.» Слова эхом отозвались в голове Адель. День рождения... Не просто забытая дата. Рубеж. Начало нового года жизни. Идеальный момент для пробуждения древнего проклятия, ищущего новые жертвы в роду той, кто его породил или приручил.

Внезапный, громкий стук раздался из кабинета. Не стеклянный звон, а глухой, тяжелый удар, будто что-то массивное упало на пол. Все вздрогнули. Мелисса вскрикнула.

Адель вскочила. Холод из-под двери кабинета усилился, пополз по полу, обвивая лодыжки. Запах тлена стал удушающим.

- Они не в вазе, - с ужасом прошептала Эмма, вжавшись в спинку стула. - Они вышли...

Адель подошла к двери кабинета, не дыша. Она не была готова к этому. Никто из них не был готов. Но отступать было некуда. Рука снова легла на ледяную ручку. На этот раз она знала - открывая дверь.

За дверью послышался тихий, скрежещущий звук. Как будто что-то твердое и тяжелое... ползло по деревянному полу. Скрежет за дверью кабинета нарастал. Что-то тяжелое, неумолимое, словно камень, волочимый по дереву, приближалось к щели под дверью. Холодный черный туман, густой как смола, уже стелился по полу гостиной, обвивая ноги, проникая сквозь ткань пижамы, заставляя зубы стучать.

Адель сжала ручку двери кабинета так сильно, что костяшки пальцев побелели. «Открывай. Надо видеть врага. Надо знать его», - кричал в ней голос следователя, заглушаемый первобытным страхом. «Не открывай. Запри навсегда. Беги!» - вопил инстинкт выживания.

- Адель, не надо! - завыла Мелисса, прижимаясь к стене, как загнанное животное. - Запри ее! Нам надо уходить! Сейчас же!

Глава III. Вода и шёпот тьмы.

Тьма в гостиной была не просто отсутствием света. Она была живой, дышащей субстанцией, пропитанной холодом и запахом гниющих пионов. В дверном проеме кабинета парил огромный черный цветок, его лепестки колыхались в неподвижном воздухе, а под ним, по полу, извивались толстые, покрытые мертвенными глазами стебли, медленно, но неотвратимо наползая в гостиную, перекрывая путь к коридору и ванной.

- Ванная! - крикнула Адель, подтягивая к себе дрожащую Меллису. - Эмма, за мной! Эндрю, иди! Сейчас же!

Но Эндрю стоял как вкопанный, уставившись на свою руку. Черные бутоны на метке пульсировали, наливаясь темной влагой. Его губы шевелились, беззвучно повторяя что-то. Его глаза были остекленевшими, устремленными в пустоту.

- Он не слышит... - прошептала Эмма, хватая Адель за рукав. - Они с ним говорят...

Один из стеблей ускорился, резко метнувшись, как кнут, в сторону Адель. Она едва успела отдернуть ногу. Стебель ударил по ножке стула, оставив на дереве глубокую, сочащуюся черной слизью борозду. Шипение разнеслось по комнате.

Действовать нужно было немедленно. Одна идея.

- Меллиса, Эмма - свет! Фонари в телефонах! В глаза им! - скомандовала Адель, судорожно роясь в кармане за своим телефоном. Может, свет хоть ненадолго дезориентирует этих тварей?

Меллиса, всхлипывая, выронила телефон. Эмма, дрожащими руками, включила фонарик и направила дрожащий луч на ближайший стебель.

Эффект был мгновенным и неожиданным. Стебель резко дернулся, как от удара. Его глаза зажмурились, сузившись до щелочек. Он зашипел и отполз на несколько сантиметров, уклоняясь от света. Черный пион в дверях тоже слегка отклонился, его лепестки сжались.

- Они не любят яркий свет! - воскликнула Эмма, с новой силой направив луч на другой стебель, преграждавший путь к коридору. Тот тоже отреагировал отступлением.

Это был шанс! Ничтожный, но шанс.

- Идем! - Адель подхватила под руку Меллису, которая, казалось, двигалась на автомате. Эмма шла рядом, освещая путь фонариком, оттесняя шипящие стебли. Они двинулись вдоль стены, петляя между островками мебели, под прицелом мертвенных глаз и колыхающейся черной массы в дверях. Холод обжигал легкие. Запах был невыносимым.

Эндрю остался стоять в центре комнаты, один, в темноте, за пределами луча Эммы. Он не пытался идти за ними. Его голова была запрокинута, рот открыт в беззвучном крике. Черные бутоны на его руке... раскрывались. Медленно, с противным хлюпающим звуком, как запекшаяся кровь, разрывающая кожу. Из них показывались крошечные, сморщенные, черные лепестки.

- Эндрю! - закричала Эмма, обернувшись, луч фонаря дрогнул.

В этот момент главный пион в дверях взревел. Не звуком, а волной чистого, леденящего душу ужаса, смешанного с яростью. Стебли, отступившие от света, рванулись вперед с новой силой. Один из них, самый толстый, метнулся не к Адель и не к Эмме, а прямо к Эндрю. Он обвился вокруг его ноги, как удав, и резко дернул.

Эндрю рухнул на пол с глухим стоном. Его крик, наконец, вырвался наружу - хриплый, полный нечеловеческой боли и страха. Стебель начал тащить его по полу, к черному пиону, к разверзшейся двери кабинета.

- Нет! - закричала Адель, инстинктивно сделав шаг в его сторону. Но Эмма схватила ее за руку.

- Мы не сможем! Он их! Они его взяли! Бежим! - В ее голосе звучала неподдельная, животная паника. Луч фонаря выхватил жуткую картину: Эндрю волокли по полу, его рука с распустившимися черными бутонами судорожно билась, а из разорванной кожи вокруг них сочилась та же черная слизь, что и у стеблей. Его глаза встретились с глазами Адель - в них не было ничего человеческого, только бездонный ужас и... странное, жуткое принятие.

Они не могли помочь. Адель стиснула зубы, развернулась и, подталкивая Меллису, бросилась к коридору. Эмма, рыдая, освещала путь, отгоняя фонарем щупальца, пытавшиеся перехватить их у самого входа в коридор.

Они ворвались в узкое пространство. Ванная была всего в нескольких шагах.

- Эмма, душ! Полную мощность! Холодную! - закричала она, вталкивая Меллису в ванну и сама прыгая за ней. Пол скользкий от черных следов, оставленных лепестками, когда они атаковали Меллису.

Эмма бросилась к душевой кабине, сбивая ручку. Сначала хриплое бульканье, потом - мощный, ревущий поток ледяной воды хлестнул по стенкам кабины и брызнул на пол.

Эффект был ошеломляющим.

Стебли, уже проникшие в коридор и пытавшиеся вползти в ванную, завизжали. Высокий, пронзительный, нечеловеческий визг, полный боли и ярости. Они дернулись назад, как от раскаленного железа. Там, где брызги воды попадали на их черную поверхность, поднимался едкий пар, а слизь шипела и пузырилась, оставляя на полу темные, обугленные пятна. Огромный пион, маячивший в конце коридора в дверях гостиной, отпрянул, его лепестки сжались в тугой, злобный бутон. Волна холода и ужаса на мгновение отступила, сменившись животным страхом самого проклятия.

- Работает! - выдохнула Эмма, направляя струю душа прямо в коридор, заставляя стебли отползать дальше. - Работает, Адель!

Меллиса, прижавшись к холодным кафельным стенам, смотрела на воду широко раскрытыми глазами. Казалось, ее шок немного отступил перед лицом этого маленького чуда. Адель, стоя по щиколотку в набирающейся воде слив был забит чем-то черным и вязким, почувствовала мимолетное облегчение. Но ненадолго.

Из гостиной донесся последний, душераздирающий крик Эндрю. Он оборвался внезапно, с мерзким хлюпающим звуком. Затем наступила тишина. Гнетущая, зловещая. Даже шипение стеблей в коридоре стихло. Только рев воды из душа заполнял пространство.

- Эндрю... - прошептала Эмма, бледнея, струя душа дрожала в ее руке.

Адель подошла к дверному проему ванной, осторожно выглядывая в коридор. Стебли отползли к гостиной. На полу, у самого входа в нее, валялась... одежда Эндрю. Пустая. Скомканная. Рядом с ней - расплывчатое пятно черной слизи и несколько крошечных, сморщенных черных лепестков. От самого Эндрю не осталось и следа. Только страшная пустота и всепроникающий запах тлена.