Черные вороны 7. Обрыв

ГЛАВА 1

ЧЕРНЫЕ ВОРОНЫ 7

ОБРЫВ

Ульяна Соболева

АННОТАЦИЯ:

Я больше ему не нужна. Мой муж исчез. Бросил меня, ребенка и просто уехал, оставив бумаги о разводе, все имущество и звенящую пустоту в душе вместе с адской болью. Но он напрасно считает, что я отступлюсь, что не стану искать, что не брошусь за ним в самое пекло и не пройду по самому краю обрыва, где он стоит совсем один, балансируя над пропастью… Я сорвусь в бездну вместе с ним.

ВНИМАНИЕ! Римейк серии Любви за гранью. 

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ:

Жестокий герой, откровенные сцены секса, 18+

ГЛАВА 1. Макс

Давай щас по факту, давай щас серьёзно.
Мы взрослые люди без памяти любим, теперь уже можно
"Что же я делал?" – ты меня спросишь:
Что же я делал без ее рук, без ее губ, без ее тела!
Сказать, что я скучал — в общем, и сказать ведь нечего

(с) Егор Крид & Мот

Я не дышал. Да, я превратился в недышащего и недвигающегося придурка, который боялся ее разбудить и взорвать к черту всю ту иллюзию, которая окутала нас обоих, и я трясся от паники, что все это исчезнет, едва она откроет глаза.

А пока что маленькая спала. На мне. В разодранной одежде, в юбке, закрученной на поясе, спущенных чулках, и я чувствовал подбородком ее влажные волосы и сам не понимал, как целую их пересохшими и искусанными ею губами. А я прислушивался к ее дыханию, к тихим звукам, которые она обычно издавала во сне. И я хотел орать от счастья. Орать во всю глотку так, чтоб связки рвались и лопались стекла в доме. Меня самого разрывало на части от эмоций, и я трясся от триумфа, от эйфории. И каждый мой мускул, каждый нерв подрагивали, словно с них содрали кожу, и я весь обнажен до костей и беззащитен. Да, с ней я был беззащитен, как новорожденный ребенок. Она могла причинить мне боль даже взглядом. Единственная женщина, заставляющая меня корчиться от диких мучений и от самого невыносимого наслаждения.

Лежит на мне, раскинула руки, согнула ногу в колене и ее пальчики иногда подрагивают на моей груди. И я жадно втягиваю ее запах, прислушиваюсь снова и снова к дыханию. Уже по привычке после долгих месяцев ее комы. И меня бесит солнце, которое пролазит из-под штор и шарит по ковру, на который мы упали совершенно обессиленные опустошающим сексом. И я психовал на эти лучи, она ведь проснется и встанет с меня, а это уже разлука, и я пока что не готов разорвать эти объятия, не готов остаться без тактильного ощущения ее близости.

Я водил осторожно по ее гладким, шелковым плечам и балдел от мурашек, которые рассыпались под моими прикосновениями.

Моя маленькая девочка, ты понятия не имеешь, как дико я люблю тебя. Как сумасшедше и обреченно закрыт только на тебе, повернут, безумен. Тебе бы стало жутко, если бы ты поняла, какой я психопат, и что не мыслю своей жизни без тебя.

Очертил ее тонкие пальцы, сплел со своими и, любуясь хрупкостью кисти, выпирающими косточками на фалангах, погладил след от обручального кольца. Верно, малыш, зачем кольцо на пальце, если я окольцевал твое сердце и душу, и хрен дам снять эти кольца. Я млел от наслаждения и ощущал отголоски возбуждения, вспоминая, как она извивалась подо мной, как дико цеплялась за мои волосы, как подавалась навстречу бедрами. И я не сдерживался. Дьявол свидетель, я хотел любить ее нежно. Я хотел отдать ей всю ласку вселенной, а вместо этого озверел и превратился в голодное чокнутое и взбесившееся животное. Трахал ее, как ненормальный маньяк, не жалея. Грубо, дико, исступленно и сатанел, получая от нее отдачу. И мне было мало. Потому что и она не была такой раньше… Скромная и нежная Даша исчезла после комы, я увидел тот ураган, о котором подозревал, но никогда не ощущал наяву. Ее темперамент вырвался наружу и окончательно сорвал мне крышу. Страстная, горячая, потерявшая стыд и сводящая с ума. И теперь я с ужасом ждал, что она мне скажет, когда проснется. Как посмотрит на меня. Я ведь все пойму по ее глазам. Прочту там разочарование и мгновенно сдохну. Вот эту новую Дашу я не знал совершенно, и это привлекало, манило к ней еще сильнее, чем раньше.

Вот с чего я должен был начать и не ждать. Не слушать Фаину, брата, а увезти эту маленькую ведьму и трахать до потери пульса, показывая ей – кому принадлежит и насколько она моя.

Ревнивая девочка, не выдержала, ее сорвало, когда увидела меня с другой женщиной. Наивная… все они стали для меня бесполыми. Им нечего мне дать. Мне неинтересны их тела, их отверстия, их запахи отвращают, а прикосновения вызывают позывы тошноты. У меня на них элементарно не стоит. Но оно того стоило. Особенно когда увидел пылающие гневом глаза и сжатые губы. Маленькая мегера готова была выцарапать мне глаза. Да, девочка, ты прекрасна в своей ревности. Это возбуждает до дрожи. Сколько ненависти, сколько диких эмоций. Видела бы ты себя со стороны, как вздымалась твоя грудь, как метали молнии глаза, как дрожал подбородок. И я от наслаждения готов был взвыть. Вот так! Никакого равнодушия. Только ревность, ярость. Хардкор, малыш, трешняк. Как я люблю. И еще сильнее, чем раньше. Ты чувствуешь эту волну адской ревности и похоти? Она чувствовала, я видел это по бледному лицу и торчащим под блузкой соскам.

Мой сотовый завибрировал, и мне захотелось разбить его о стену к такой-то матери. Даша сонно пошевелилась, и я прижал ее к себе, поглаживая голую спину. Бл*дь, а если сейчас проснется и начнет лихорадочно одеваться и снова бежать от меня? Я ж ей шею сверну или башку себе о стену расквашу. И тут же чуть не застонал от удовольствия и не поверил сам себе – ее рука обвила мою шею, и пальчики погладили мою поросшую щетиной щеку. И я возненавидел эти колючки – они причиняли боль ее пальцам.

ГЛАВА 2

Ты только никого не подпускай к себе близко. А подпустишь — захочешь удержать. А удержать ничего нельзя...

(с) Эрих Мария Ремарк

Я остановил машину у дома Фаины, где сейчас находилась Тая с няней. Посмотрел еще раз на Дашу. Бледная, слегка напуганная и встревоженная, но полна решимости. Моя девочка, да, сложнее всего встречаться с собственной совестью, особенно, если она не чиста по отношению к кому-то… а если этот кто-то твой собственный маленький ребенок, то нет ничего ужасней, чем ощутить щемящее бессилие перед невинной и всепоглощающей любовью к себе.

Я взял ее за руку и посмотрел в голубые глаза, слегка подернутые дымкой.

– Все будет хорошо. Она, конечно, тот еще чертенок, но не настолько все ужасно.

– Я боюсь… боюсь, что…

У нее в глазах блеснули слезы.

– Что не простит тебе твоего отсутствия?

Даша кивнула, и я усмехнулся от того же самого щемящего чувства внутри.

– Простит. Я же простил.

Она вдруг потянулась ко мне, и сама прижалась губами к моим губам, и я схватил ее дрогнувшей рукой за затылок, лаская ее рот своим, успокаивая ее поцелуем и наслаждаясь до умопомрачения тем, что уже не надеялся никогда от нее получить.

– Идем? – лаская нежную атласную щеку большим пальцем. Кивнула, и я вышел из машины.

Мы поднялись вместе наверх, и когда нам открыла дверь няня, Дарина сильнее сжала мои пальцы, а когда выбежала моя маленькая принцесса, ее рука в моей сильно задрожала. Тая тут же подкатилась ко мне и обхватила ручками мои ноги с воплем:

– Папааааа!

Я подхватил ее на руки, целуя в щеки и нежные губки, чувствуя, как она зарывается мордашкой мне в волосы. Потом обняла меня за шею и обернулась, опасливо поглядывая на Дашу, и снова ко мне.

– А мой подарок?

Я улыбнулся. Хитрюга помнит.

– А что ты больше всего у меня просила? Помнишь?

Снова взгляд на Дашу и на меня, нахмурила аккуратные бровки.

– Маму.

– Я выполнил обещание. Это твоя мама.

Дарина вся выпрямилась, как струна, кусая губы, а Тая пристально на нее смотрела и молчала. Вот так и происходит самый жестокий суд во Вселенной, когда судья и палач самый справедливый из всех, что можно себе представить, решает – казнить или помиловать. Я видел, как тяжело дышит моя жена, как судорожно поднимается и опускается ее грудь. Она ждет. Напряжена. На грани. И я ощущаю кожей ее дикое волнение и волнуюсь сам, а потом Тая тянет к ней руки, и я слышу ее всхлип, и голубые глаза наполняются слезами, а лицо искажает болезненная гримаса. Она берет Таю на руки, и я вижу, как они дрожат. Малышка рассматривает ее лицо уже вблизи, а потом обнимает ее за шею. Так доверчиво, так сильно. И я вижу ошалевшие глаза Даши, полные слез. Она смотрит на меня с такой болью… счастливой болью, и я ее понимаю. Я сам вот так же ровно сутки назад разрывался от болезненного счастья. Мы забрали ее гулять в парке, и я дал им время друг с другом, находясь слегка поодаль и готовый в любой момент поддержать Дашу, но Тая была ею очарована и покорена мгновенно. Не знаю, как, кто и где может не узнать свою кровь. Это ведь на уровне инстинктов, я видел по моим девочкам, как их потянуло, как обе переполнены нежностью.

Потом Даша какими-то привычными движениями удерживала ее на руках, а уже дома уложила спать. Я смотрел со стороны и улыбался уголком рта, вспоминая тот день, когда она только родилась:

«– Смотри, у нее ресницы, как у тебя. Такие длиннющие-е-е... – голос Даши ласкает изнутри и разливается теплом по всему телу, – она так похожа на тебя, Макс. Это ужасно несправедливо.

– Нет – это как раз-таки очень справедливо. Дети должны быть похожи на меня, потому что я красивый. И умный.

– Фу, ты самовлюбленный, напыщенный…

– Только скажи– и я тебя накажу.

– Засранец!

– Ну все, мелкая, пошли мыть рот с мылом».

Когда она вышла из комнаты Таи, то сразу бросилась мне в объятия и сдавила меня руками так сильно, что я буквально кожей ощутил ее эйфорию и счастье.

– Спасибо, – шептала она, целуя мою шею, – мне это было нужно. Очень нужно.

– Ничего, маленькая. Постепенно привыкните друг к другу, и заберем ее домой.

– Да. Надо забрать нашу дочь домой.

«Нашу дочь»… бл*дь, нет ничего охренительней этих слов, сказанных ею. Я, кажется, ждал их целую вечность.

***

В офис я таки притащил ее вместе с собой. Не смог отправить домой. Не хватило сил расстаться. Я был слишком счастлив, а это случалось со мной настолько редко, что я просто был не в силах выпустить это счастье из рук. Хоть на немного отдалиться от него.

ГЛАВА 3

Каким неуклюжим становится человек, когда он любит по-настоящему! Как быстро слетает с него самоуверенность! И каким одиноким он себе кажется; весь его хваленый опыт вдруг рассеивается, как дым, и он чувствует себя таким неуверенным.

(с) Ремарк

И все изменилось. Все стало не таким, как раньше. Я словно родилась заново и открыла глаза. Я никогда не ведала, что такое счастье, и представление не имела, что значит в полной мере чувствовать себя ослепленной этим самым счастьем. Максим позволил мне расправить крылья и взметнуться ввысь в небесную синеву его глаз и нашего общего безумия. И я потерялась. Я растворилась в этом небе и перестала думать о том, что падать будет не просто больно, а смертельно.

Я растворялась в нем, впадая в зависимость от синих глаз, от дерзких прикосновений, наглых слов-касаний, безумно властных поцелуев. И я, о даааа, поверила, что так и было всегда. Не могло не быть. Я не могла его не любить. Чувства к нему подобны урагану, цунами, неуправляемому стихийному бедствию, как и он сам. И я переставала быть собой и отдельной от него личностью. Я становилась неотъемлемой частью него. Максим порабощал и подавлял своей властностью, он рушил стены между нами, стирал все грани дозволенного. И я физически и морально чувствовала, как много он отбирает у меня. Эгоистично, жадно, безжалостно, и… и отдает в десятки раз больше, настолько много, что меня шатало от свалившегося на меня сумасшествия. Разве я имела до этого хотя бы малейшее представление о любви? Никакого. Я даже понятия не имела, какая она на самом деле. Зато теперь этот ненормальный псих, мой муж, показал мне в полной мере, что это значит – быть по-настоящему любимой. Он был самим Богом или Дьяволом. Ему подвластно буквально все, и я с ним превращалась в ненасытное и дикое животное, жадное до секса. У меня все ломило и болело, когда в то утро он прижал меня к себе, растерзав мою плоть.

И я никогда не думала, что мужчина может быть столь трогательно нежен с женщиной и при этом давать ей ощутить эту нежность, невыносимо болезненную и утонченную, как тонкие края папиросной бумаги, которые режут пальцы и оставляют невидимые, но очень ощутимые порезы. Так и он оставил их на моем теле и в моей душе. Ни с кем другим и никогда так не будет. Никто не сможет любить меня, как этот Зверь.

Я уснула на нем, убаюканная биением его сердца и прикосновениями к своей спине, волосам. Он что-то шептал, очень тихо, а меня обволакивало сном. Я засыпала под этот шепот. Даже не разбирая слов, я понимала, что меня продолжают ласкать.

Когда я проснулась, Макс даже не изменил позу, я по-прежнему лежала в его объятиях. И мне не хотелось просыпаться. Сладкий плен, невыносимый и такой желанный. Я надеялась, что сейчас он такой, каким был со мной раньше, и если это правда, то, черт возьми, разве могла быть на этом свете женщина счастливее меня? Или же он не просто лжец, а редкая сволочь, умеющая перевоплощаться, химера. Но я не верила, что это так. Не мог человек настолько притворяться, не мог давать настолько много, при этом играя в какую-то игру. В каждом его жесте, взгляде жила любовь и нежность ко мне. Они были осязаемы физически. И похоть. Адская страсть и дичайшая похоть. Он показывал мне все оттенки этой похоти, этой страсти. От самой грязной и безобразной, до нежной и чистой. И я млела от его улыбки. Какой же разной она могла быть. Могла больно ранить, а могла заставить сердце трепыхаться от счастья.

Когда он улыбался, я задыхалась от переполнявших меня эмоций. И еще… я перестала его бояться. Я теперь не верила сама себе, что когда-то могла его бояться. Разве эти руки могли причинить мне боль. Они прикасались ко мне, как к крыльям бабочки днем, и мяли, рвали и заставляли извиваться все мое тело от грубого наслаждения ночью. И я понимала, что ничего другого мне не надо. Что я жажду именно этого. Что мне нужна его грубость, его власть и неистовость.

Ведь он знал мои тайные желания, мои фантазии и воплощал их наяву. Нежность проявлялась в его отношении ко мне… Пролежать шесть часов, пока я спала, принести мне завтрак, забрать с собой. Я не верила, что действительно имею над ним такую власть, как говорил мне Дима.

Тут же вспомнился звонок ему. Это был первый раз, когда мне удалось избавиться от постоянной слежки и надзора. И я рискнула… я позвонила. Но позвонила, чтобы сказать, что больше не участвую ни в каких играх. Пусть не рассчитывают на меня. Я не стану им помогать и доносить на своего мужа.

Но мы не успели поговорить. Я услышала голос Макса. Как же быстро он меня хватился и еще быстрее нашел. Я с трудом сдержалась, чтобы не вздрогнуть. На секунду снова почувствовала вспышку паники, но, когда он обнял меня, так порывисто, так взволновано, сердце стало биться настолько быстро, что я забыла о страхе. Дима попросил об одной единственной встрече. Сказал, что это очень важно и что больше он не побеспокоит меня. Едва я успела стереть исходящий, как Макс вышел на крышу. И мне стало не по себе… не по себе, что я ему лгу, что у меня есть от него секреты.

Боже, это все происходило со мной? Неужели это я стонала и кричала от дерзких ласк моего мужа. Неужели это со мной он рычал от страсти, врываясь в мое тело, переклонив меня через перила, и высота, и опасность лишь обостряли мои чувства.

И я хожу на носочках по краю обрыва, смотрю вниз на торчащие из земли колья с заостренными концами и понимаю – один неверный шаг, и все мое тело проткнет насквозь этими штырями.

ГЛАВА 4

Любовь чудесна. Но кому-то из двух всегда становится скучно. А другой остается ни с чем. Застынет и чего-то ждет... Ждет, как безумный...

(с) Ремарк

Максим не нарушил свое слово о свободе. Я ее получила в той мере, в какой вообще могла на нее рассчитывать. И именно с этого момента пошел обратный отсчёт до полета в самое пекло, откуда никто из нас уже прежним не вернется.

Первая моя встреча с Дмитрием состоялась, когда я заехала на заправку и забежала там в женскую комнату, единственное место, куда охрана не сунется следом за мной. Дима ждал меня там, в кабинке. Мне хотелось наброситься на него, выдрать ногтями его глаза… Трусливый ублюдок говорил, что у него нет выбора и на него давит начальство, что они страшные люди и пойдут по трупам, лишь бы выслужиться перед правительством, а он всего лишь подневольный раб и сам дорожит своим местом и своей жизнью. Но я не верила ни единому слову. Он лгал. Я знала это, чувствовала, видела по глазам.

– Даша, мне ничего особенного не надо. Ничего такого, что заставит тебя сильно рисковать. Куда едут, с кем перезванивались. Наш человек у них, и нам бы знать, что именно он говорит под пытками, сдал ли важную информацию.

– И как я это узнаю? Как?

Меня срывало на истерику. Я не знала, как мне поступить, мне было страшно. Я действительно боялась этих людей. Если им даже сейчас удается обходить прослушку и охрану Максима, то они способны на самые ужасные вещи.

– Находись рядом, прислушивайся, посмотри у него в компьютере. Он доверял тебе всегда и будет говорить при тебе.

– Я не могу… это ужасно. Ты не понимаешь? Он мой муж! В чем бы вы его не подозревали! Я не… не стану этого делать! Не заставляй меня!

Дмитрий сделал шаг ко мне и сжал мое плечо.

– Сделаешь, Даша. Иначе его просто уберут. И его, и дочь твою, и тебя. Расстреляют вашу машину, например, или выкрадут ребенка, пока вас нет дома. Пока что никто даже не задумывался об этом… никто не хотел причинять вред маленькой девочке. Но ты думаешь, ваши стены надежны? Думаешь, среди охраны Воронова нет моих людей? Полиция будет с нами заодно. Ты уверена, что шайка твоих родственников справится с системой? Мы вас везде достанем.

На секунду у меня перехватило дыхание от понимания, что они еще не следят за нашим ребенком, они не знают, что Тая живет не с нами. Или… или это было не столь важно. А может, наоборот – знают, что мы хотим забрать ее домой. Господи! Почему это происходит со мной и именно сейчас?

– Ублюдок… какой же ты ублюдок! Как ты можешь так… как?

– Это моя работа. Ничего личного… Даша… – наклонился ко мне и провел пальцами по моим волосам, – когда-то ты ужасно нравилась мне. Ужаснооо нравилась.

– Да пошел ты! А ты мне нет! Ты уже тогда был козлом!

Пальцы Димы сдавили мое плечо так, что я дернулась от боли.

– Если ты скажешь ему хоть слово и не станешь мне помогать, твою дочь покромсают на органы. У нее редкая отрицательная группа крови. Здоровая девочка. Сейчас так мало здоровых детей.

– Твааарь! – зашипела я. – Ты не посмеешь!

– Если сделаешь то, что я прошу, никто не причинит вреда твоей семье. Мне не нужно что-то сверхъестественное, всего лишь информация, которую тебе под силу для меня добыть. Как только мы узнаем все о нашем человеке и получим информацию о перевозке оружия, ты будешь свободна. Я тебе обещаю. Вот флэшка, все запишешь сюда. Она самоуничтожается, если не ввести правильно пароль. Я пришлю его тебе смс чуть позже, когда буду уверен, что ты на нашей стороне.

– Я никогда не буду на вашей стороне! Когда я смогу рассказать Максиму – я это сделаю, и он найдет тебя и оторвет тебе яйца!

– Умница, Даша. Я знал, что ты согласишься. Я очень редко ошибаюсь в людях, – а потом наклонился ко мне еще ниже, – а еще лучше я знаю, за каким монстром ты замужем, и поверь мне, тебе лучше никогда и ничего ему не рассказывать, а то он снова превратит тебя в оттраханную во все дыры отбивную.

– Урооод! – ударила его по щеке и вышла из уборной, дрожа от ярости и стараясь успокоиться. Проклятый ублюдок. Он знал, куда надавить… знал, что у меня не будет выбора. И ту аварию… они ее подстроили. Все было спланировано.

   С этого момента я начала им помогать. А точнее, я считала, что помогаю своей семье. Я верила, что, когда я дам Диме нужную ему информацию, он оставит мою семью и меня в покое. Мне не хотелось знать, чем именно занимается Максим… я не хотела в это лезть, как и не лезла раньше. Это не мое дело. Я его жена и его женщина, а не партнер по бизнесу. Я не верила и не желала верить, что МОЙ Максим, да, он МОЙ! Мой Максим способен на все то, что мне так красочно расписывал начальник Димы. Этот ужасный человек, который угрожает отнять все самое святое. Я не желала верить, что мужчина, который так нежно и изысканно ласкает мое тело по ночам, может выкалывать кому-то глаза и пытать до смерти. Теми же руками, которые гладят мое тело, и пальцами, которые я исступлённо сосу и кусаю, пока он голодно долбится в мое тело сзади или, нависнув надо мной, врезается в меня со всей мощью, забросив мои ноги к себе на плечи. Они лгут! Он на это не способен. Я дам им то, что они хотят, и пусть убираются из нашей жизни.

ГЛАВА 5

Всякая любовь хочет быть вечной. В этом и состоит ее вечная мука.

(с) Ремарк

Впервые за месяц безумного счастья и радостных пробуждений в его объятиях. Я целый день прождала, пока он вернется, и как только услышала шаги в его кабинете, тут же бросилась туда. Я ведь была уверена, что он скучал. Хоть и не звонил мне сегодня целый день. Максим выглядел иначе, чем всегда, словно напряженно о чем-то думал, он поцеловал меня в макушку и сел за письменный стол. Я подошла сзади и положила руки ему на плечи. На какое-то мгновение мне показалось, что он напрягся еще сильнее.

– Почему ты не отвечал мне? – уткнулась лицом ему в шею, наслаждаясь запахом его кожи и одеколона. – Я так сильно соскучилась.

– Правда? – не отрывая взгляда от компьютера и доставая сотовый из кармана. – И сильно ты скучала по мне?

– Невыносимо сильно.

Хотела отнять у него сотовый, но он взял его другой рукой и набрал номер. Мне ужасно захотелось вышвырнуть его в окно, но я сдержалась.

– Мне нужно обсудить важные дела. Иди к себе, Даша.

– Не хочу, – улыбнулась и кокетливо повела плечами, – с тобой хочу побыть. Я не буду мешать тебе.

Перебралась в кресло, достала сотовый, чтобы посидеть в интернете, и тут же пришла смска от Димы.

«Время истекло. Флэшку надо отдать сегодня. Я больше не могу тянуть время. Найди возможность выйти из дома. И напиши, где встретимся. После семи вечера я уже ничего не смогу для тебя сделать».

Максим поднял голову от ноутбука и, что-то говоря в сотовый, посмотрел на меня… тяжелым и колючим взглядом. Я улыбнулась, и он перевел взгляд на монитор, затянулся сигаретой и отхлебнул из бокала виски.

Я стерла смску и спрятала сотовый в сумочку. Посмотрела на мужа, он все еще работал, прижав сотовый к уху и размеренно клацая пальцами по клавиатуре. У меня оставалось ровно два часа до встречи. Я несколько раз прошлась взад и вперед по кабинету, но он был настолько занят, что даже не поднял глаза. Разговаривал, делая пометки. Я не вслушивалась, что именно он говорил. Я лихорадочно думала о том, каким образом и под каким предлогом я могу выйти из дома, не вызывая подозрений, и чтобы он не запретил мне встречу. И я придумала. Я позвонила Карине, при нем.

Мы мило болтали, и я пригласила ее попить со мной кофе и поговорить о ее новом парне, с которым она переписывается в интернете. Андрей говорил, что ее теперь не оторвать от ноутбука, и появились некоторые проблемы с учебой. Карина ужасно обрадовалась.

– Да! Дааа, я хочу посидеть с тобой и поговорить. Когда? Давай прямо сейчас?

Я думала о том, что могу передать флэшку Диме прямо в кафе в туалете или на лестнице и даже не вызову подозрений.

– Я отпрошусь у Максима и перезвоню тебе.

– Ооооо, дядя Максим – это серьезно. Удачиии.

Я подошла к мужу, он мельком посмотрел на меня и вернулся к разговору.

Расслабленный, потягивает виски из хрустального бокала. Сигарета дымится в пепельнице. Он наконец-то посмотрел на меня. Нет, не раздраженно, хотя я явно ему мешала. Он прикрыл сотовый ладонью:

– Иди к себе. Я освобожусь и сходим с Кариной вместе. Одну я тебя не отпущу. – усмехнулся так, что я вздрогнула снова от его красоты, – по городу маньяки бродят, слыхала?

И снова вернулся к разговору. Черт, пару часов. У меня нет так много времени. Я знала только один способ привлечь его внимание к себе. Но еще никогда не была инициатором, всегда он.

Слегка затаив дыхание, я подошла вплотную к столу и принялась расстегивать пуговки на блузке. Реакция была мгновенной, поднял глаза от ноутбука, снова перевел взгляд на монитор и тут же на меня. Смотрит с интересом, продолжая разговаривать. Отставил бокал в сторону. Я спустила материю с плеча, потом с другого, и легкий шелк облаком упал к моим ногам.

Синие глаза стали чуть темнее, всего на тон, а мне стало нечем дышать, но он не прервал беседу. Тогда я расстегнула бюстгальтер и подошла еще ближе, внимательно наблюдая за его взглядом. Цвет глаз менялся очень быстро, они стали цвета сизого неба, а зрачки расширились. Я опустилась перед ним на колени и нагло потянула за ремень на его брюках. Увидела насмешливый взгляд, но не остановилась, потянула змейку вниз. Железное самообладание – продолжает беседу, но, когда мои пальцы обхватили его член, голос слегка дрогнул. Я собиралась это сделать. Сотрясаясь от страсти и от невыносимого желания сводить его с ума, как и он меня. Провела языком по бархатной, налитой кровью головке, и его пальцы сжали мои волосы. Не прекращает беседу. Я надеялась, что он бросит трубку на рычаг и отымеет меня прямо здесь, на столе, от предвкушения я вся взмокла. Лаская его, я сошла с ума сама, совершенно забывая о том, зачем начала эту игру, чего хотела. Но Максим продолжал говорить, иногда другой рукой он что-то писал в ноутбуке. Можно подумать, что его совершенно не трогает то, что я делаю… Можно… но твердый и возбужденный член говорил об обратном, когда я посмотрела ему в глаза и вдруг поняла, что он внимательно наблюдает за мной горящим взглядом. Ему нравилось. Не просто нравилось, моментами он напрягался до такой степени, что я видела, как пульсирует вена у него на лбу.

ГЛАВА 6

На самом деле человек по-настоящему счастлив только тогда, когда он меньше всего обращает внимание на время и когда его не подгоняет страх. И все-таки, даже если тебя подгоняет страх, можно смеяться. А что же еще остается делать?

(с) Ремарк

Я надеялась, что эта встреча последняя, что на этом ложь будет окончена и позже я смогу рассказать Максиму правду. На душе повис тяжелейший камень и давил мне на сердце. Мы встретились с Кариной в кафе в центре города.

Она показалась мне повзрослевшей за какие-то считанные месяцы, вдруг стала такой серьезной, красивой, и в глазах появился блеск. Такой обычно появляется у влюбленных или у сумасшедших. Мне кажется, мои глаза точно такие же.

– Я влюбилась, Даринкааа, я влюбилась.

Я рассеянно ей улыбнулась, оглядываясь по сторонам.

– В кого?

– Это… это пока секрет. И мы скоро увидимся.

Я посмотрела на девушку и отпила свой апельсиновый сок.

– А вы что еще не виделись?

– Не спрашивай… это покажется бредом… но мы не виделись. Мы переписывались много месяцев.

– Я думаю, что мне это бредом не покажется.

«Я в туалете, жду тебя там. Времени мало». – смска заставила вздрогнуть и сдавить сотовый.

Выдохнула. Как он проскользнул мимо меня? Или пришел раньше и ждал все время?

– Я в туалет. Прости. У меня последнее время ужасное несварение желудка. После этой аварии все наперекосяк. Вернусь, и расскажешь мне про своего загадочного любимого по переписке.

Карина кивнула и увлеченно уткнулась в сотовый. Наверное, с этим парнем переписывается. Ничего, скоро все это закончится, и тогда я уделю ей внимание. Всем уделю и выдохну наконец-то. Спокойным шагом пошла в уборную, посматривая на охрану, стоящую у входа в кафе, и еще одного типа у барной стойки. Максим обещал, что не будет так настойчиво следить, но ничего не изменилось. Они буквально сидели у меня на голове. Толкнула дверцу и вошла в туалет. Меня тут же сгребли в охапку и прижали к стене. Почувствовала чей-то рот на своих губах. Хотела дернуться, но Дима прошептал мне в губы.

– Не дергайся. Так не видно ни моего, ни твоего лица. Флэшка?

Я сунула ему в ладонь.

– Возьми и подавись.

– Вкуснее давиться твоим язычком. – прикусил мою губу, беря меня за руку, потянул ее к своему паху.

– За ширинкой потайной карман. Расстегни и положи туда.

– А не пошел бы ты, – а он снова к моим губам.

– Я сказал, положи и можешь уходить.

Лихорадочно дернула молнию на его штанах, кривясь от отвращения, просунула туда пальцы, и Дима, сукин сын, демонстративно громко застонал и ткнулся в мою руку своим членом.

– Урод! Оторву на хрен!

– Не оторвала ж. Умница. С тобой свяжутся позже!

– Что значит свяжутся?

– То и значит. Все. Давай. Уходи и хвост свой уводи. А вообще жаль, что все так… я о тебе каждую ночь думаю.

– А я о тебе – представляю, как ты сдохнешь, когда он узнает!

– О чем? О том, что ты лезла мне в ширинку?

– Ублюдок!

– Давай иди. Здесь не так уж приятно торчать.

Меня трясло от какого-то отвратительного чувства, что что-то не так во всем этом. Что-то происходит, и я не понимаю, что именно. Вышла из туалета, поправляя волосы, и села обратно за стол.

– Ты очень бледная, что-то случилось?

– Ннннет. Плохо себя почувствовала, но это ерунда. Иногда голова и желудок болят.

Улыбнулась Карине, потом посмотрела на свой сотовый.

– Чееерт, совсем забыла, мы с Максимом хотели забрать Таю и поехать с ней в парк. Прости, Кариш, прости. Я такая рассеянная. Фаина говорит, что это последствия.

Карина совершенно не обиделась, она была поглощена своим собеседником в смартфоне.

– Ничего страшного… я обязательно расскажу тебе после встречи.

И мне стало стыдно, что я даже интерес не проявила. Бросила взгляд на туалет и решила, что ублюдку не помешает постоять возле унитаза еще немного.

– Покажи мне своего красавца.

Карина смущенно улыбнулась и протянула мне свой сотовый. От неожиданности я отпрянула назад. Нет, не то чтоб я была расисткой или имела какие-то предубеждения, но парень с откровенно арабской внешностью немного смутил. Просто Карина казалась мне как-то не в теме. Хотя я слышала, что наших девочек привлекают восточные парни.

– Его зовут Халид. Он учится в университете и мечтает стать ветеринаром. Он очень добрый и живет в Америке. Скоро приедет, чтобы встретиться со мной.

ГЛАВА 7

Самый легкий характер у циников, самый невыносимый у идеалистов. Вам не кажется это странным?

(с) Ремарк

Дима висел на веревке в подвале нашего же дома. Связанный, с кляпом во рту, с загнанным взглядом. Я зажмурилась, чувствуя позывы к рвоте.

Меня окутывал, разъедал мне мозги запах мочи и сырости. Я словно ощущала вибрацию того ужаса, который испытывал Дима. Я хотела вырваться и бежать прочь, сломя голову, куда глаза глядят, но ледяные пальцы мужа сжимали мою руку все сильнее. Он повел меня дальше. Толкнул дверь ногой, и я вздрогнула, у меня сердце дернулось так сильно, что казалось, я сейчас упаду в обморок. Я не верила своим глазам. За одной из дверей сидела женщина с ребенком, она прижимала мальчика к себе и рыдала навзрыд. Это была не жена Димы. Я не знала кто это, но мой муж не собирался держать меня в неведении.

– Любовница Димочки. И его бастардик. У Димочки тоже есть самое дорогое. И он не хотел бы с этим расстаться.

– Максим… не надо, ты что? Это же… это же ребенок и женщина.

– Ну он же тронул мою женщину, а я всегда люблю возвращать долги. А ты б тоже родила ему бастардика, а, Дарина?

Я ничего не ответила. Убеждать его сейчас в чем-то было совершенно напрасно. От него несло спиртным, и я видела осоловевшие и в то же время безумные глаза. Посмотрела на Диму, привязанного к крюку на потолке, он уронил голову на грудь, и из его рта текла кровь, она залила подбородок, грудь. На полу виднелись бордовые пятна. Я пошатнулась и сдавленно всхлипнула. На теле несчастного багровые кровоподтеки, нет живого места. Из-за меня. Я должна была знать и предвидеть, что так будет. Когда я подняла глаза на Максима, он улыбался. Триумфально, его ноздри хищно трепетали. Он наслаждался тем, что я увидела, моим ужасом, граничащим с шоком. Боже… я не верила, что это происходит на самом деле. Так не могло быть.

«А ведь ты прекрасно знала, что он такое. Тебе говорили, и ты вначале поверила, а потом… потом он тебя трахнул, и ты забыла обо всем, кроме того, как сладко стонать под ним и извиваться обезумевшим от похоти животным».

– Максим, отпусти женщину и ребёнка. Я прошу тебя! – от ужаса мой голос срывался на шепот.

Но он меня не слушал, набрал чей-то номер, и я услышала, как он отдает приказ:

– Бабу и пацана вывезите в лес, вы знаете, что делать. А этого урода резать по кусочку, пока не заговорит, кто за всем этим стоит. Данила слишком слаб, и он бы зассал пойти против нас, если бы не имел очень сильной спины и чьих-то ушей с загребущими лапами.

Максим пошел к выходу, словно забыв обо мне, а я закрыла рот обеими руками, глядя, как женщину и ребенка схватили люди Максима и куда-то потащили.

А к Диме зашли несколько фигур в черных одеяниях, с немецкими овчарками на цепях. Псы скалились и рычали. Плотоядно высовывали языки, слизывая с пола кровь, принюхивались к добыче.

– Подожди! – я бросилась следом за мужем, но меня парализовал его взгляд, настолько ледяной, что я почувствовала, как тонкие иголки покалывают мое тело. Он знал, что я это сделаю. Знал, что побегу и буду умолять. Значит, есть надежда, маленькая, ничтожная. Значит, он хотел, чтобы я умоляла. Этот спектакль для меня, и, черт возьми, я сделаю все, чтобы он не закончился смертями этих людей.

– Пожалуйста, Максим. Не надо. Я умоляю. Останови их. Это же люди. Пусть он оступился, пусть он перешел тебе дорогу, но зачем так жестоко?

Он обернулся, и его улыбка была похожа на оскал волка, который готов рвать добычу на куски

– Жалкая попытка добиться от меня еще чего-то, испытать на мне свои силы, как ты делала все это время. Поиграться с бесхребетным идиотом. Я достаточно выполнял твои просьбы и капризы. Теперь моя очередь получать удовольствие. Он лишится пальцев. За то, что посмел к тебе прикасаться, и за то, что посмел заключить со мной позорнейшую сделку. Думал, что играет с честным игроком и получит свой куш, выиграв пари. А ставка была на жизнь, и я выигрывал в любом случае!

Я задохнулась, у меня потемнело перед глазами. Что значит пари? Что значит ставки? О чем он говорит вообще? Я не могла ничего понять… ничего.

– Мальчик был настолько глуп, что решил показать мне, какая она, моя жена, на самом деле. Заключил со мной пари, что если ты предашь меня, если ты станешь его шлюхой, то я отдам ему некие бумаги, которые так жаждет получить покровитель Данилы Петровича. Но разве с дьяволом заключают сделки? Если бы он проиграл, то остался бы хотя бы жив… Но он, мать твою, выиграл! Снял для меня самые пикантные моменты вашего свидания!

– Что будет с ним? – обреченно спросила и облокотилась о холодную стену. Максим обернулся ко мне.

– Как забавно. Тебя волнует, что будет с ним, а что с тобой будет? Ты об этом не думала?

Не знаю, я не могла спросить, наверное, я слишком боялась его ответа. Тот, кто с таким изощренным садизмом отдавал приказы причинять страдания, что он мог сделать со мной, той, кто его предала? А я предала, в его глазах я не просто предала, а еще и…. Хоть и мотивы были совсем иными, чем считал мой муж.

– Ты убьешь его, да?

Максим смотрел на меня сверху вниз. А я отметила про себя, что на нем моя любимая светло-синяя рубашка. А на воротнике большое пятно крови. Максим закурил сигарету, посмотрел на меня, медленно пуская колечки дыма.

– Теперь нам надо узнать, кто на самом деле дергал за ниточки этого безмозглого идиота. С него сдерут кожу живьем. Ты можешь остаться и понаблюдать за тем, как это будет происходить. Ты так верила, что я чудовище, и я решил тебя больше не разочаровывать. Каждому да воздастся по вере его. Вот он Зверь. Самый настоящий прямо перед тобой. Можешь начинать молиться.

ГЛАВА 8

Раскаяние — самая бесполезная вещь на свете. Вернуть ничего нельзя. Ничего нельзя исправить.

(с) Ремарк

Ну вот и все. Что теперь будет со мной? Что будет дальше со всеми нами? Как жить в этом кошмаре? Я ведь совершенно не знаю Макса. Я не помню его. Мои сведения обрывочны. Либо жуть, которую рассказывал мне Дима, либо то ошибочное приторно-горькое сумасшествие, которым окутал меня мой муж, заставив обезуметь от любви к нему. Влюбиться в него заново с такой силой, что этот ураган сметал все доводы рассудка. Стало страшно, что как тогда уже не будет. Погасло то ослепительное солнце в его глазах, которое грело меня. Максим любил меня прошлую. А настоящую… настоящую он так и не понял, не принял и возненавидел. Первые дни я боялась, что он поступит со мной как когда-то, как в тех сведениях из больницы, которые мне показали. Боялась побоев и насилия. Но ничего подобного не происходило. Максим больше не ударил меня ни разу. Ооо, я действительно плохо его знала, потому что никто не говорил и не предупреждал, что он может пытать меня психологически, извести так, что я не буду знать, куда себя деть. Я осталась одна. Как те, кто ждут приговора в камере и считают секунды, которые кажутся им бесконечными. Так и я. Я ждала его приговора. Наверное, ему нужно время, чтобы остыть и решить, как поступить со мной дальше. В сердце теплилась надежда – ведь он меня любит, возможно, пощадит, и меня не ждет та же участь, что и других его женщин. Ведь я не другая – я его жена.

И тут же голоса сомнения, наперебой внутри криками и шепотом, стонами и всхлипами. Ты теперь никто. Ты только называешься женой. Он отнял у тебя даже возможность видеться с дочкой. Ты уже не та Дарина и никогда ею не будешь, а она не вернется в тебя. Есть ТЫ. А ты причинила ему боль, ты предала его. И насколько эта боль была сильна, судить может только он, а тебе придется ждать его приговора.

Но ведь он говорил, что любит меня. НЕ МЕНЯ – ЕЕ! Меня он любил лишь потому, что я внешне на нее похожа.

Я ничего для него не сделала… тогда как она любила его, поддерживала, она была с ним в трудные минуты и прощала его, а ты… ты только предавала, ты отталкивала его и его дочку. Ты сделала все, чтобы убить его любовь! От отчаяния я вся задрожала. Чего мне ожидать от Зверя, которому причинили боль, которого обманули и который считает, что ему изменяли? И Зверя, который понял, что женщины, которую он любил, все же нет. Неужели он меня убьет?

Так уже было один раз и может быть снова. Но тогда меня оболгали, а сейчас… я сама во всем виновата. У меня есть лишь один шанс – вернуть его чувства или пробудить новые. У нас состоялась сделка. Он предложил, а я согласилась. На самое отвратительное и унизительное положение при нем. И это мой шанс. Пусть грязный, отвратительный, но шанс.

Только чем это все закончится? Стать его игрушкой, рабой… а если посмею быть непослушной, он меня начнет ломать. А если именно в этом и есть мое спасение. В покорности. Разве я не могу быть равным противником в этой игре. Если я изучу его? Если пойму его и стану ЕЮ, может, у меня получится вернуть все обратно?

Самое дикое в этой ситуации было то, что мои чувства к нему никуда не пропали, не исчезли, и несмотря на увиденную мною жестокость, они лишь обострились. Было в этом нечто острое, запредельно-притягательное и умопомрачительно порочное. Меня влекло к нему, швыряло к его ногам. Меня пленила и манила боль от его сильных рук, жадные поцелуи до синяков. Максим очень сильный мужчина, властный, порабощающий своим давлением, и вместе с этим страшный и опасный, как дикий зверь. Ему невероятно подходила эта кличка – ЗВЕРЬ. Она отражала всю его сущность. И что-то неправильное и странное во мне тянуло именно к этому человеку. И несмотря на весь кошмар происходящего, разве при словах: «Теперь я буду трахать тебя, как последнюю бл***дь. Как захочу, куда захочу и где захочу…», меня не пронизало необъяснимым возбуждением вместе со страхом? Волна бешеного адреналина, узел внизу живота и желание, чтоб трахал именно так, как сказал.                                             

Видела его взгляд, его синие, темные, как грозовое небо, нагнетенное тучами, глаза и возгоралась от одной мысли, что он по-прежнему, после всего, меня хочет. И тут же вспомнился Дима, подвешенный на страшном крюке, испуганная женщина, ребенок и те фотографии… те люди с выколотыми глазами, которые посмели перейти дорогу Максу Воронову. Зверю.

Меня может ждать то же самое, и никто не остановит моего мужа. Ни брат, ни Фаина… никто. Ведь они до сих пор не вмешивались и не вмешаются. Фаинаааа… Сердце подпрыгнуло, заколотилось. Фая, она может мне помочь, она единственная, кого он послушает. Она скажет мне, как там моя маленькая девочка.  Я бросилась к сотовому, набрала ее номер, но услышала, что моя сим-карта заблокирована для исходящих звонков. Швырнула мобильный. Он не даст мне ни с кем говорить. Раньше особо не давал, а теперь и подавно.

***

В дверь постучали, и я вздрогнула, а потом сама себе зло усмехнулась. Зверь стучать не станет. Вышибет к такой-то матери, если решу закрыться. Зашел его пес, который вечно немой тенью шастал везде за мной по дому.

– Максим Савельевич приказал вам собираться. Через пару часов у вас самолет.

– Самолет куда?

– Вы улетаете сегодня в Прагу.

Я кивнула и пропустила служанку с двумя дорожными чемоданами. Она принялась складывать мои вещи, перебирая гардероб и не интересуясь мои мнением. Я смотрела, как аккуратно в стопочку складываются мои платья, чулки, нижнее белье, украшения.