Чёрный лев

Глава 1

1903 год

Мне трудно решить, с чего начать свой рассказ. Обычно повествование об истории чьей-либо жизни начинается с появления человека на свет, а заканчивается – его смертью.

К тому же, вправе ли я поведать о драматических событиях последних месяцев, не упомянув о предшествовавших им событиях и особых обстоятельствах? И если я задалась целью поведать правдивую историю своей жизни, то должна рассказать обо всём по порядку…

Мое детство и юношество были довольно… скучны. Моя жизнь как дочери аристократического рода была распланирована еще задолго до моего появления на свет. Домашнее образование, жизнь в семейном особняке под одной крышей с родителями, бесконечные визиты вежливости, скучные беседы с такими же выходцами из высшего общества. Некоторые коррективы в этот неразрывный круг внесли финансовые проблемы семьи: отец тратил огромные суммы на образование и поддержку сына – моего старшего брата, являвшегося наследником рода. Как это часто происходило в подобных семьях, все средства вкладывались в того, кто должен был унаследовать имя и собственность семьи. Остальные дети получали блага по остаточному принципу. Если признаться, я плохо знала своего брата: когда я родилась, он уже учился в привилегированном школе-пансионате, изредка приезжая домой на каникулы и те, предпочитал проводить в компании таких же мальчишек, не проявляя никакого интереса к младшей из сестер.

Все в семье считали, что я родилась слишком поздно. Отец часто называл меня «поздним ребенком», а мама рассказывала, с какой неохотой она опять вернулась к пеленкам после того, как решила, что навсегда покончила с этим делом и со всеми нюансами, которые приходят в дом с появлением грудного ребенка.

Многие думают, что немолодые родители будут баловать своего позднего малыша. Но мало кто задумывается, что большая временная дистанция между ребенком и родителем может дать ровно противоположный эффект, ведь юность и молодость родителей уже в прошлом и им может быть сложно понять, о чем думают и что переживают их дети. В моем случае это был второй вариант. Неудивительно, что когда я была маленькой, то чувствовала себя ужасно одинокой.

Моя старшая сестра в те годы занималась в отведенных под классные комнаты под надзором очень строгой гувернантки. А в пятнадцать ее отправили пансион для дочерей благородных семейств во Франции, откуда она вернулась домой уже взрослой женщиной. Те полгода, что она провела с нами под одной крышей до того, как вышла замуж, заставили меня еще сильнее ощутить свою ущербность. Рядом с утонченной сестрой я выглядела настоящим гадким утенком.

У Виктории были темные волосы и маленькое лицо, с утонченными чертами, она отличалась стройной, изящной фигурой, которую унаследовала от нашей бабушки – матери отца. Папа часто смеялся, что Виктория внешне была копией его матери, о красоте которой слагали стихи в эпоху регентства и на чью руку, по семейной легенде, претендовал сам брат русского императора. Неудивительно, что я страстно, почти маниакально, желала быть похожей на нее. Где-то раздобыв угольную краску, я даже однажды выкрасила волосы, чтобы посмотреть, как буду выглядеть с таким же, как у Виктории, цветом волос. За эту выходку меня жестоко наказали, но хуже всего было то, что даже с черными волосами я не выглядела ужасно.

Отвращение к самой себе было одним из моих страшных секретов, которые я хранила глубоко в своей душе, едва мне исполнилось шесть. Потому что именно в этом возрасте я впервые дотянулась до зеркала в мамином будуаре и впервые разглядела свое лицо. Пухлое, с красными пятнами румянца на толстых щеках, в обрамлении жидких белесых волос цвета куриных перьев и зеленые глаза, в которых я увидела брезгливость, удивление и гнев. Не улучшало ситуацию выцветшее муслиновое платье (уже тогда я донашивала одежду за сестрой) и ляповалый розовый бант, нацепленный матерью на макушку. С тех пор я ненавидела свое лицо и тело, которое при подробном осмотре выявило толстые колени, пухлые ступни и пальчики-сосиски. Как-то раз я пыталась поговорить о своем уродстве с матерью, но получила от нее лишь неопределенное:

– Рано пока говорить, сначала ты должна вырасти…

Ее слова лишь крепче убедили меня в собственном ничтожестве. Я физически ощущала собственную некрасивость. Неудивительно, что единственным спасением в такой ситуации для меня стали книги. Выучившись к восьми бегло читать, я принялась за отцовскую библиотеку, к семнадцати перечитав всё, что в ней находилось. Особую слабость я питала к пьесам, позволявшим мне на краткие мгновения перевоплощаться в другие образы вместе с героями, заставлять свое тело работать на себя.

Однако, когда очередная книжка заканчивалась, мне приходилось возвращаться в суровую реальность. Ежедневно лицезреть свою красивую мать, которая к шестому десятку не утратила своей статности. По жестокой насмешке судьбы я была сильно похожа на мать, унаследовав ее внешность, но если она была красива и грациозна, то я воплощала эти качества с приставкой «не». Не так красива, не так грациозна, не так высока, не так изыскана, не так безмятежна… Часто я думала о том, что, возможно, красивой мою мать делала именно безмятежность, потому что, казалось, ничто не может взволновать ее. Она плывет по жизни, как корабль на всех парусах, принимая все как должное. Я никогда не слышала, чтобы она жаловалась на что-нибудь, а свои потребности ограничивала самым необходимым. Все свое детство я хотела походить на нее, но это было невозможно: так сильно мы отличались по своей внутренней организации. Она без труда переносила денежные трудности, я же испытывала возмущение бездействием отца. Брат проматывал состояние, но родители, вместо того, чтобы приструнить своё чадо, ужимали свои расходы. Все больше и больше комнат в доме закрывалось, становилось меньше слуг, а меня все реже радовали новым туалетами. Я часто слышала, как отец, обсуждая вопросы, связанные с содержанием поместья, или строя какие-то планы, говорил, что у него нет возможности удовлетворять все просьбы, с которыми к нему обращались арендаторы. Вскоре пришлось расстаться и с дорогой гувернанткой сестры, которую я также унаследовала после сестры. Вместо нее взяли добрую женщину, которая не предъявляла ко мне никаких требований. И вместо уроков я частенько сидела в библиотеке, иногда с непонятной тоской поглядывая в старый сад. Как ни странно, но обладание огромным садом для игр, маленьким пони для верховой езды и почти полным отсутствием контроля со стороны взрослых не делало меня счастливее.

Глава 2

Было начало марта. Я высаживала в оранжерее флоксы и так увлеклась этим занятием, что не сразу услышала оклик мамы:

— Розалинд!

Мама была единственной, кто называл меня полным именем, полученным мною при крещении. Меня назвали в честь бабушки со стороны мамы. Моя матушка определенно любила это имя, потому что всегда употребляла только его полную версию. Остальные же предпочитали называть меня Розой, что долгие годы звучало для меня как насмешка.

— Розалинд, — крикнула она, — быстро иди сюда!

Я вздохнула, сосчитав до десяти и отложила цветы. В последнее время мама любила давать мне пустые бессмысленные задания, которые могла с легкостью выполнить сама, либо подождать с их поручением. Например, расчесать шерсть собакам, полураздвинуть шторы в идеальном порядке, переставить статуэтки с полки на полку, и т.п. Причем обычно она давала просьбы не вставая из кресла в гостиной, предпочитая кричать. А чтобы я могла ее услышать из любого угла дома, все двери держались распахнутыми настежь.

— Иду! — отозвалась я и направилась через холл к лестнице, которая вела в гостиную.

Мама сидела на своем обычном месте около камина. Пламя живописно освещало ее волосы, которые до сих пор не потеряли своего золотого блеска. Увидев меня, она повернулась ко мне свое красивое улыбающееся лицо, которое буквально светилось от радости:

— У меня есть для тебя хорошая новость, Розалинд, — сообщила мама.

— Что такое, мама?

Она протянула письмо, и я узнала почерк Виктории.

— Викки хочет, чтобы ты погостила у них в Лондоне, — сказала мама.

У меня от радости замерло сердце, а потом начало с удвоенной силой перегонять кровь по венам.

— Когда? — в предвкушении спросила я.

— Как только мы соберем тебя, — ответила мама. — Викки сказала, что собиралась пригласить тебя еще перед Рождеством, но младший сын заболел и стало как-то не до этого. Она хочет взять на себя обязанность вывести тебя в свет и пишет, что уже достала несколько приглашений на приемы.

— О мама! — только и смогла ответить я.

Сделав вид, что не замечает моего взволнованного вида, мама продолжила читать.

— Кроме прочего, она пишет, что тебе не надо беспокоиться по поводу туалетов. Её муж решил проявить любезность и обеспечить тебя всем необходимым.

— Ну когда же, когда я смогу поехать? — в нетерпении спросила я.

Мама отодвинула письмо и взглянула на меня.

— Мне будет тебя не хватать, — мягко проговорила она.

— Но, мама! Это такой шанс! Позволь мне поехать.

Я была готова заплакать, если они снова не позволят мне выехать в свет. Пусть шансы найти мужа у меня были невелики, но я хотя бы могла насладиться всеми радостями лондонского сезона.

— Конечно, деточка, — неожиданно мягко ответила мама. — Я очень хочу, чтобы ты поехала и хорошо провела время. Меня нередко охватывает чувство вины за то, что мы не смогли дать тебе должного воспитания и сами не вывезли в свет.

Она грустно вздохнула.

— Я ведь не жалуюсь, мама. Но мне ужасно хочется поехать в Лондон.

Улыбнувшись мне, мама понимающее проговорила:

— Надеюсь, поездка не станет для тебя разочарованием. Я свой первый сезон вспоминаю с ужасом.

— Но ты же имела абсолютный успех, — удивилась я.

— Это всё было потом, в последующие годы. А тогда я была страшно стеснительна и почти ничего не знала.

— Вот и я ни с кем не знакома в Лондоне, — испугавшись, заметила я, — кроме Викки и Томаса я никого там не знаю.

– Не волнуйся, ты быстро заведешь знакомства. – успокоила меня мама.

— Как долго Викки приглашает у нее гостить?

— Она ничего об этом не пишет, — ответила мама. — Но вряд ли первый бал состоится раньше июня.

— Это больше трех месяцев месяцев! Как замечательно! Когда они меня ждут?

— В понедельник к завтраку, – заглянув в письмо, ответила мама. – Поедешь утренним поездом.

— А в чем я поеду в Лондон? Что я могу надеть? – задала я не менее актуальный вопрос.

— А что у тебя есть? — рассеянно спросила мама.

Она мало обращала внимание на то, что носили окружающие.

— Наверно, я надену коричневое, и, если ты позволишь, возьму твою шаль. А в Лондоне попрошу Викки мне что-нибудь одолжить из своих туалетов, пока мои новые платья не будут готовы – задумчиво протянула я. – Мама, как ты думаешь, я достаточно похудела, чтобы влезть не испортить одежду сестры?

Мама внимательно на меня постморела и уверенно кивнула:

– Ты действительно сильно похудела за последний год. И, кажется, даже подросла.

Я перевела взгляд на большое зеркало, висевшее на стене, в котором отражались мы с мамой. Сравнивая себя с матерью я вдруг неожиданно поняла, что стала стройнее ее. Моя талия стала тоненькой, словно я затянулась в корсет, а лицо приобрело острые скулы. Но, к моему большому сожалению, грудь и ягодицы по-прежнему оставались слишком большими. Кинув последний взгляд на отражение полный отвращения, я снова посмотрела на письмо.

«— Надеюсь, Томас готов расщедриться на мои туалеты, — подумала я. — Если он хочет, чтобы я прилично выглядела. Надеюсь, я не опозорю их, когда попаду в высшее общество».

Меня начали грызть сомнения. А что если я потерплю неудачу? Что-нибудь скажу или сделаю не так? Ведь я ни разу никуда не выезжала!

– Розалинд, так я пишу Викки, что ты согласна? – вторгся в мои мысли голос матери. – Сходишь на станцию отправить письмо?

— Конечно, мама — отгоняя сомнения, ответила я.

Глава 3

В назначенный день я в предвкушении стояла на платформе, ожидая поезд. Впервые за неделю выдалось солнечное утро и я посчитала это хорошим знаком.

Путешествие на поезде длилось недолго и уже через пару часов я стояла около дома Викки. Особняк Ворфилдов произвел на меня ошеломляющее впечатление. Я, естественно, ожидала увидеть нечто роскошное и грандиозное, но то, что предстало моему взору, превзошло все мои ожидания. Томас, видимо, нанял самых искусных архитекторов, которые вложили все свои силы в отделку дома. Стоило мне подняться по ступеням, как входная дверь тут же была любезно открыта представительным дворецким. Приняв мое пальто и отдав его лакею, Карсон (так звали дворецкого) пригласил следовать за ним. Стараясь не топать громко в своих громоздких ботинках, я одновременно с немым восхищением рассматривала интерьеры дома. Стены украшали многочисленные картины, гобелены, зеркала и витражи, каждая из комнат комнаты была обставлена подобранной с большим вкусом мебелью, везде стояли разнообразные цветы. В большом светлом холле стояли изящные мраморные скульптуры, среди которых главное место занимал бюст моей сестры, с потолков свешивались хрустальные люстры со странными шарами вместо свечей (лишь позднее я узнала, что это были электрические лампочки – результат вдохновения инсталляцией во время коронации русского царя).

Наконец-то мы добрались до гостиной, где расположилось семейство за завтраком. Карсон тут же доложил обо мне.

– Роза, дорогая, наконец-то! Мы долго тебя ждали, но в итоге решили начать завтрак не дожидаясь. Карсон, пусть принесут еще один набор приборов.

– Сейчас сделаем, мадам.

Я смущенно подошла к Викки и поцеловала ее в щеку. Потом подошла к Томасу пожала ему руку. Он в притворном удивлении воскликнул:

— Боже мой, Виктория, кажется мы запулили в дом звезду сезона. Кто бы мог подумать, что твоя сестра станет такой красавицей! Нам придется хорошенько присматривать за ней, не то обернуться не успеем, кто-нибудь утащит ее под венец!

Его замечание разрушило неловкость, присущую для первых минут встречи.

— Подожди, пока я ее приодену! — беззаботно рассмеявшись, ответила Викки. — Я уже договорилась с кауфером, и с портнихой, а еще с обувщиком, и… да с кем я только не договорилась. Завтра утром мы с ней отлично проведем время. Готовься упасть в обморок, дорогой, когда получишь счета, однако не сомневайся, что это того стоит.

— Спасибо, — смущенно проговорила я, благодарно улыбнувшись сестре и зятю.

Он похлопал меня по ладошке точно так же, как когда я была подростком.

— Все в порядке, не беспокойся, — сказал он. — Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Ты заслуживаешь того, чтобы немного поразвлечься. Кроме того, я рад, что Виктории теперь будет кого брать с собой на все эти шумные вечера.

Мне показалось, что в его словах заключался какой-то подтекст, потому что Викки неожиданно уставилась в сою тарелку.

Не желая становиться свидетелем семейной ссоры, я попросила отвести меня в комнату, чтобы я могла освежиться с дороги.

— Конечно, дорогая, — сказала сестра она. — Я совсем забыла, что ты с дороги и, наверное, устала. Томас, будь душкой, попроси, чтобы завтрак подали в комнату, которую мы подготовили для Розы.

– Конечно, дорогая. – уже в обычном тоне проговорил Томас, разворачивая утреннюю газету.

– Пойдем, Роза, я покажу тебе твою спальню. Уверена, тебе понравится!

Мы вышли из комнаты и направились к лифту. Закрыв за нами дверь и нажав кнопку, Викки сказала:

— Извини за Томаса, он в последнее время немного груб.

— Что-то случилось? — обеспокоено спросила я.

— О, сущая ерунда, — неожиданно раздраженно ответила она, — не стоит того, чтобы об этом даже упоминать.

Я не успела ничего на это ответить, потому что лифт остановился, и мы вышли площадку четвертого этажа. Я шла за Викки по коридору и размышляла, как мне отреагировать на ее слова. Я подбирала разные слова, но так и нашла оптимального варианта.

Сестра провела меня в большую комнату с двумя огромными окнами, выходившими на площадь. Посреди комнаты стояла двуспальная кровать, застеленная сиреневым шелковым покрывалом. Рядом с комнатой располагалась современная ванная комната.

— Как же здесь чудесно, Викки! — воскликнула я, осматривая комнату, которая на ближайшие месяцы будет моей спальней.

– Горничная распакует твои вещи, а завтра мы что-нибудь тебе купим. – с нежной улыбкой глядя на мой восторг, сказала сестра, – А этот ансамбль мы сожжем. Откуда они у тебя?

— Мне купили их на Рождество, — смущенно ответила я.

— Я так и думала, — сказала Викки. — Уверена, что их выбирала для тебя мама, — именно так она и меня одевала, когда мне было восемнадцать.

— Ты права, — согласилась я.

— Милая мама, — проговорила сестра с грустью, — она окончательно утратила вкус.

Слова сестры шокировали меня. Мне было ужасно странно слышать критические замечания в адрес родителей. И хотя я сама давно осознала, что мама одевается безвкусно, я даже в мыслях не осмеливалась критиковать ее.

Пока я пыталась переварить слова сестры, она меня внимательно разглядывала меня.

— Знаешь, Роз, — сказала она, — А Томас прав. Ты стала красавицей. Кто бы мог подумать. Видимо ты из тех цветов, которые распускаются позже остальных.

— Викки? — переспросила я.

– Неважно, – отмахнулась сестра. – Всё потом. А пока снимай свою страшную шляпку и позавтракай. Скоро к нам в гости заедут несколько мужчин — друзья Томаса по Палате Общин. Мы опробуем тебя на них, а потом уже займемся твоей внешностью вплотную.

Я оглядела свой наряд.

— Я не могу выйти к гостям в таком виде, — в отчаянии сказала я.

— Боюсь, что я ничего не смогу подыскать для тебя, — растерянно ответила Викки.

— Знаешь, я лучше останусь здесь, — сказала я, — и подожду до завтра, когда мы купим подходящее платье.

— Нет, — запротестовала Викки. — Доедай и пойдем ко мне. Попробуем что-нибудь найти.

Глава 4

Почему одежда так много значит для женщины? Сколько бы мы ни отрицали этот факт, сколько бы мы ни смеялись над усилиями выглядеть модно, одежда играет большую роль. Все женщины любят наряжаться. Мало что может сравниться с удовольствием красиво одеться и сознанием, что тобой восхищаются.

Сначала Викки протащила меня по всем магазинам, специализировавшимся на продаже готового платья, после она отвела меня к лучшим (читай как очень дорогим) швеям, которые пообещали выполнить наш заказ в кратчайший срок. Благодаря этому, к концу недели я стала обладательницей полного гардероба самых разнообразных туалетов; все шкафы были заполнены разнообразными сорочками, нижними юбками, корсетами и шелковым бельем, воздушными платьями, юбками и блузками, жакетами, жилетами, палантинами, и многим другим; к каждому туалету были изготовлены туфли и ботинки, расположившиеся в несколько рядов на нижних полках платяного шкафа.

Викки позволила мне принять непосредственное участие в выборе туалетов, мягко меня наставляя и подсказывая, какие фасоны мне больше пойдут, поэтому я с огромным удовольствием посещала магазины и портних, выбирая туалеты, которые теперь с радостью носила. Вот и сегодня, спустившись к ужину в платье из голубого шелка, я подошла к Томасу, который в одиночестве сидел в кабинете и потягивал янтарную жидкость из хрустального стакана, и поблагодарила его, проявив в своем поцелуе охватывавшую меня бурю чувств. Он был несколько смущен моим порывом, но при этом, как мне показалось, тронут.

— Тебе не надо меня благодарить, Розалинд, — сказал он. — Я с удовольствием делаю это для тебя. Черт подери, уже давно никто не проявлял такой радости по поводу того, что я для всех делаю.

Внезапно мне стало жаль его. Я попыталась прогнать это ощущение — что бы там Викторияни говорила об объективности, я должна держать сторону своей сестры. Но мне было довольно трудно не принимать в расчет точку зрения Томаса. Да, он ревновал Викки к любому, пусть даже несерьезному, поклоннику, но я чувствовала, что любой мужчина на его месте повел бы себя точно так же, за исключением, наверное, моего отца, который в свое время просто спустил с лестницы несколько настойчивых кавалеров. Однако, Томас, кажется, опасался реакции Викки на подобную выходку, поэтому ограничивался едкими замечаниями, которые раздражали и нервировали ее, и грубыми репликами в адрес незнакомых мне мужчин, чем ставил всех нас в неловкое положение.

И всё же это не могло испортить моего настроения. Каждый вечер мы развлекались: ходили в гости или кто-нибудь приезжал к нам. Обедали мы с Викки чаще всего у ее знакомых. Она изо всех сил старалась познакомить меня с теми, кто мог бы оказаться мне полезным, кто мог бы пригласить меня на устраиваемые ими балы, у кого были сыновья и дочери моего возраста. Я очень ценила все ее усилия, так как понимала, что ради меня она жертвует своим временем, которое могла бы проводить куда более приятно.

Иногда она неожиданно покидала нас посреди дня, сказав что-нибудь из серии:

— Роза, займись сегодня чем-нибудь сама до примерки. Я пришлю за тобой экипаж. У меня сегодня назначена важная встреча, поэтому прошу всех меня извинить.

И, прежде чем Томас успевал что-нибудь возразить, ускользала из комнаты. Однако, чаще всего подобное происходило, когда ее мужа не было дома. Он часто пропадал в мужском клубе или Парламенте, или своей конторе, предпочитая лично контролировать денежные потоки своего бизнеса.

Пожалуй, наша с ним дружба началась в тот день, когда Викки снова сбежала под неубедительным предлогом, оставив нас одних во время завтрака. Не зная, чем себя занять, я спросила о планах Томаса. Он собирался на поле для гольфа после завтрака. Решив, что ничего не теряю, я попросила взять меня с собой.

— Если тебя не смущает компания пожилых янки, то я буду только рад. Но придется переодеться. В этих туфельках ты далеко не уйдешь.

Заверив его, что я успею переодеться в более подходящий наряд, пока он допивает кофе, я помчалась наверх и переоделась в один из удобных прогулочных костюмов и ботинки на широком низком каблуке. Одобрительно оглядев меня с ног до головы, Томас с энтузиазмом сказал:

– Я дам тебе первый урок игры в гольф. Что ты на это скажешь?

— Как бы тебе не пришлось пожалеть о том, что взял меня с собой! — пошутила я. — У меня никогда не было возможности научиться играть во что-нибудь другое, кроме тенниса. И то, я всего лишь один сезон играла с дочерью управляющего, которая при этом была меня намного младше.

Томас рассмеялся.

Я быстро написала сестре записку, хотя знала, что у нас с ней на сегодня не было планов.

Томас уже ждал меня в элегантном экипаже.

— Хотел отправиться загород на машине, но она опять отказалась заводиться! Такие деньги, а эта груда металла чаще стоит в сарае, чем довозит меня куда-либо. Но да ладно. Зато у нас появилось время поговорить, — сказал он, запинывая ногой под сиденье сумку с клюшками. — Поведай мне все свои секреты, Розалинд.

— А у меня их нет, — широко улыбнувшись, ответила я.

— Разве ты еще ни в кого не влюбилась? — поинтересовался он.

Я покачала головой.

— За последнюю неделю я познакомилась со столькими молодыми людьми, что, думаю, при следующей встрече никого из них не узнаю.

— Не переживай, впереди у тебя еще масса времени, — тактично ответил он.

— Ты же знаешь, что мои шансы выйти замуж не велики… К тому же, я бы не хотела выходить замуж не будучи уверена, что это тот самый человек, который предназначен именно мне… Знаю, что звучит глупо, но…, — призналась я и почувствовала, что мои слова действительно звучат очень глупо.

Однако Томас не засмеялся.

— Я не считаю твое решение глупым, Роза. — медленно проговорил он. — Наоборот, мне кажется это довольно мудрым. Не спеши с выбором.

— Кроме того, если говорить совсем начистоту, Томас, то я не уверена, что такой образ жизни, – я сделала ладонью круг в воздухе, – мне походит. К примеру, мои родители изо дня в день выполняют самую обычную работу и редко (почти никогда) покидают поместье — и они также счастливы, как Викки, которая живет столичной жизнью.