Чертовка против Мажора

Пролог. Рита

Сердце колотится, как заведенное, дыхание сбивается от слишком быстрого темпа. Я бегу по темному коридору, едва ли не на ощупь выискивая повороты. Торопливые звуки моих шагов переплетаются с тишиной, а тьма воспринимается страшной и зловещей. Мне все кажется, что вот-вот меня настигнут, поймают, схватят и… А дальше-то что?

Словно очнувшись от кошмара, я останавливаюсь в переходе между корпусами, радуясь тому, что здесь есть хоть какое-то освещение. И следом в панике оборачиваюсь.

Никого… Никто не гонится за мной. Но как же тот темный силуэт, что незаметно следует за мной от самой библиотеки?

Могу поклясться, я точно слышала его шаги! И странный звон, словно от ключей, сопровождающий их…

Это не может быть игрой моего воображения. Вероятно, кто-то вздумал в очередной раз подшутить надо мной. После всего, что я здесь пережила, не исключено, что это вновь проделки Грома и его прихвостней. Я ещё помню тот его странный взгляд, которым он провожал мою сжавшуюся фигуру. Острый. Дикий. Такой, будто этот парень всерьез решил раз и навсегда разобраться со мной. Растоптать, словно ничтожную букашку.

Это вполне мог бы быть он, если бы не одно "но".

Я делаю глубокий вдох и комкаю в кулаке клочок бумаги. Записку, содержание которой навсегда может разрушить мою жизнь. Снова.

Если о том, что в ней написано, узнает администрация или кто-то из наших надзирателей-учителей, то мне крышка. Красный галстук — крепкий ошейник, который удерживает всех его обладателей на привязи. Выход из Кингдома будет закрыт.

Но я обязана выбраться!

Откуда бы вообще Грому знать о моих прошлых грехах? Неужели, этот наглый мажор обладает настолько могущественными связями, что смог покопаться в моей биографии? И, что самое главное, почему именно я?..

Рассеянный лунный свет проникает сквозь панорамные окна, мягко падая на мои плечи. Утешающие объятия ночи — так их называла моя бабушка. Только она не знала, что я окажусь в этом месте. В Кингдоме нет места утешению. Здесь не место слабакам. Бей или будешь побитым.

"А я совершенно точно не собираюсь становиться побитой", – эта воинственная мысль наконец успокаивает мои нервы, дыхание приходит в норму, а боль в боку от беготни после наступления комендантского часа проходит.

Нужно возвращаться в комнату, пока меня не хватились на ночном обходе. И я даже делаю шаг, наконец сориентировавшись, в какой стороне находится корпус женского общежития. Но напрасно…

– Далеко собралась, Чертовка? – звучит дьявольский, не иначе, голос позади, пускающий противные мурашки по коже, и меня тут же с силой дергают за локоть.

– Какого… – я оборачиваюсь машинально, со скоростью, вероятно, сверхзвуковой, собираясь как можно более красочно высказаться на тему того, как нехорошо пугать по ночам одиноких девчонок. Но слова заканчиваются, их словно выбивает из груди невидимым кулаком вместе с остатками кислорода. И я уже не возмущенно вскрикиваю, а буквально шепчу: – Ты?!

– Ждала кого-то другого? – Гром нахально улыбается.

И снова это взгляд. Пристальный, глубокий, темный. Пугающий до дрожи, учитывая окружающую обстановку и сложившиеся обстоятельства.

"Он знает. Он точно все знает. Вот почему он так вел себя днём", – лихорадочные мысли проносятся в голове одна за другой. В горле пересыхает настолько, что я едва ли могу проглотить вязкую слюну.

– Зачем тебе это все? – вопрос выходит каким-то прерывистым и сиплым. – Почему ты так поступаешь со мной?

– Как? – вздергивает он одну бровь, все еще продолжая удерживать меня за руку, как будто так и надо. Его палец нежно скользит по моей коже в ласкающем жесте, вызывая неясный трепет.

Я дергаюсь, как от огня, остервенело вырывая руку. Меня воротит от этого прикосновения. Я чувствую, как кровь в жилах закипает. Как идёт трещинами переполненная чаша терпения.

Что он опять задумал? Эта игра такая? Почему ведет себя так, словно мы — не просто два заклятых врага, которые поклялись уничтожить друг друга, а нечто большее…

Никогда!

– Я ненавижу тебя, Ярослав! – впервые называю его по имени, не в силах больше сдерживать свой гнев. – Ненавижу! Ненавижу! – я не понимаю, в какой момент Гром подходит ко мне ближе, но вот мои кулаки уже во всю отбивают неровный ритм по его груди. И больно почему-то совсем не ему, а мне. Из глаз брызжут слезы обиды.

Это все он, его игры! Он шантажировал меня, преследовал, пугал до коликов. Как будто ему мало всех тех издевательств! Как будто мало было опустить меня на самое дно! Как будто…

– Не могу сказать того же, – произносит он довольно холодно, и одновременно с тем, я чувствую, как его теплые ладони касаются моей талии, притягивая к себе.

Меня охватывает оцепенением. Потому что, кажется, я начинаю понимать… На этот раз Гром решил всерьез поиграть моими чувствами.

Глава 1.Рита

Месяцем ранее

– Марго! Где ты, невыносимая девчонка?! – по округе разносится грозный окрик мамы.

Зачем же так орать? Здесь я, здесь. Крадусь вдоль высокого резного забора, старательно перебирая ногами, лишь бы оказаться как можно дальше от очага неприятностей.

На улице светит яркое солнышко, пока еще легкий сентябрьский ветерок колышет кроны лип и клёнов. А ещё кончики моих длинных волос, все время падающих на лицо. Мягкая, чуть подернутая желтизной трава слегка пружинит под ногами, придавая ускорения. Пара шагов, и вот оно — заветное местечко с отходящим профлистом, который я с лёгкостью отвожу в сторону.

Смотрю на улицу по ту сторону забора, и кажется мне, что все там иначе. И трава зеленее, и птички поют громче, и пахнет оттуда иначе — свободой…

– Попалась!

…о которой я могу только мечтать.

Доведенная до крайней точки кипения мама дергает меня за капюшон толстовки, вынуждая обернуться и посмотреть на нее своими, как она говорит, бессовестными глазами.

– И не стыдно? – едва ли не рычит она.

– А должно быть?

– Ты же девочка! Что это такое? – мама указывает на мои собственноручно порванные джинсы.

– Это мода, – тут нахожусь с ответом, даже не соврав, как делаю обычно.

Ну, подумаешь, изрезала новые джинсы. Так там пятно было! Трудновыводимое! Что, мне теперь, вечно теперь на коленях прощения вымаливать? Так недолго и до новых дырок штаны протереть…

Мама издает нечленораздельный звук, больше похожий на шипение гадюки, но меня не отпускает, теперь уже перехватывая за руку и таща за собой в сторону дома. Того, в котором я с первых же дней чувствовала себя словно в клетке.

Очень просторной, двухэтажной и пафосной клетке, обустроенной по последнему писку современности.

– Мам, меня друзья ждут, – с тоской смотрю на удаляющийся пейзаж за забором, где, вероятно, меня никто и не ждет уже давно.

За ушедшее лето Ленка с Виталиком сильно сблизились, поэтому их вполне устраивает компания друг друга.

"Очередная ванильная парочка. "Фу" такими быть", – думаю, сдерживая рвотный позыв.

И все же, как бы я не ненавидела ребят за их сопливо-приторные моменты близости, они мои единственные друзья в этом захолустье. Из тех, кто терпит мои загоны.

– В гробу я видела твоих друзей! Ты что опять устроила?

– Ничего я не устраивала, – мрачно отзываюсь, прикусывая губу и пытаясь выдернуть руку из цепкого материнского захвата.

А нечего моих друзей обижать! Меня можно сколько угодно, но ребята действительно являются для меня эталоном правильности.

– Да? А почему мне звонит директор и на грани истерики заявляет, что больше не намерен видеть тебя на пороге школы? – мама останавливается, недовольно косясь в мою сторону.

А я что? Стою, невинно хлопаю глазками, с удовольствием вспоминая, как чуть не сожгла полку с классными журналами, когда тайком пробралась в школьную учительскую. Не специально, конечно, просто нечего Игорю Степановичу, нашему директору, было хранить коллекцию раритетных зажигалок на соседней полке. Опасно же! И интересно…

А как красиво красиво горел журнал 11Б…м-м-м, просто загляденье!

– Откуда я знаю? – опомнившись, твержу упрямо. – Не хочет видеть — пусть не смотрит. У глаз, знаешь ли, есть такая функция. Их можно за-крыть.

– Лучше закрой свой рот, пока я тебе затрещину не дала, – сурово сводит брови мама, а после устало вздыхает, так и не найдя в моих глазах раскаяния. – Господи, и за что мне такое наказание?

– Я под домашним арестом?

– Ты на нем и так круглогодично. Как будто тебя это хоть как-то смущает.

Я не могу подавить ухмылку. Это правда, меня сложно удержать в четырех стенах.

– Давлет нашел для тебя новое учебное заведение.

Морщусь, словно почувствовав кислый привкус на кончике языка. Давлет — новый мамин ухажер, с которым у нее вроде как всё серьезно. И все бы ничего, просто такие вот "серьезные" отношения у мамы случаются несколько раз в год, ещё с тех пор, как мне стукнуло двенадцать. Я бы и рада забить, как делаю обычно, но в этот раз все иначе.

Мы даже переехали в шикарный особняк Давлета в пригородный поселок и по утрам едим, как его… сбалансированный завтрак. Только на душе гадко от этого всего. Слишком много пафоса, нарочитой роскоши, тотального контроля. Я к такому не то чтоб не привыкла. Я такое не перевариваю!

– Вот пусть твой Давлет и учится в этом новом учебном заведении, – бормочу еле слышно, покорно ступая следом за своей родительницей.

Знаю, что мама прекрасно слышит меня, но опять ничего не скажет. Она вообще обретает способность не слушать, когда я говорю хоть что-либо о будущем отчиме. А мне противна даже мысль когда-либо назвать этого бородатого детину в официальном старперском костюме "папочкой".

У меня есть уже есть отец! Да, они с мамой разошлись ещё когда мне не было десяти, и у него давно уже есть своя семья на стороне. Тем не менее папа у меня уже имеется, второго и даром не надо…

Когда меня заводят в дом, я окончательно теряю боевой дух. Звук захлопывающейся двери словно ударяет по темечку. По затылку бегут мурашки, а перед глазами возникают черные пятна. Потому что, только окопавшись в плену толстых стен, я попадаю под уничтожающий взор скользких глаз Давлета.

Мужчина стоит у входа, будто ни в чем не бывало, скрестив руки на груди. А мне мерзко. Опять будет отчитывать? Он? Меня? А у самого-то рыльце в пушку!

Я знаю, что он ненавидит меня. И он знает, что я знаю куда больше, чем хотела бы. Потому что за последние полгода, что мы существовали на его территории, я уже два раза успела его застать развлекающимся в кабинета с горничной. И нет, они там не качество уборки обсуждали, далеко не это… Хотя, горничная молодец, стол в кабинете после таких встреч действительно блестел. Узнавать от чего я, конечно же, не спешила.

Жаль только, что мама в упор не хочет видеть скотскую натуру своего благоверного.

Глава 2. Рита

Дорога до Кингдома занимает весь оставшийся день и целую ночь, поэтому у меня достаточно времени, чтобы многое переосмыслить. Однако большая часть воинственного настроя разлетается на части уже на подъезде к будущему месту моего пребывания. Исправительный лагерь выглядит не то чтобы уныло, а… сверхуныло!

Небо затянуто серыми тучами, по земле из леса, что окружает лагерь, стелется вязкий туман. Нескольких мрачных серых корпусов, раскиданных по обширной территории, огорожены высоким забором с металлической проволокой. Водитель останавливается у КПП, и я вижу, с каким недовольством встречает нас усатый дядька в темной армейской форме.

Какие-то они здесь не гостеприимные.

– Твой выход, плакса, – впервые за время незапланированного путешествия заговаривает водитель и, мерзко улыбаясь, опускает окно возле моего места.

Хочет, чтобы я сама отдувалась? Вот замечательно! Только почему так страшно-то вдруг стало?

– Имя, – требовательный тон седовласого охранника вызывает желание спрятаться. Он звучит настолько холодно, что я ежусь.

– Рита.

– Полное имя.

– А вы что разослали массовое приглашение на имя Рита?..

Сотрудник КПП не отвечает, лишь смотрит на меня остро и как-то зло из-под кустистых бровей. И я всё-таки сдаюсь, мысленно обещая себе, что это в первый и последний раз.

Все правильно. Покажу сегодня покладистость, разведаю обстановку, а потом… Потом они все пожалеют, что приняли меня в это место!

Процесс распознания моей личности не занимает много времени. Сторож даже не просит моих документов, отлучившись в свою будку всего на минуту, чтобы свериться с бумагами, и тут же возвращается. Все это время я пытаюсь хоть как-то через окно выведать обстановку. Но все тщетно, вблизи из-за забора и молочной дымки ничего не разглядеть.

– На выход с вещами.

И вновь я безропотно подчиняюсь, скрипя зубами от того, каким довольным выглядит водитель, видимо, только и мечтающий поскорее избавиться от меня. Выхожу на улицу, ежась от промозглой погоды. Ноги пружинят, под кожей покалывает от долгой поездки.

– Сумку оставите здесь. Ее вернут вам после досмотра. Мобильный, ключи, деньги?

– Вы рэкетом, случаем, раньше не занимались? – интересуюсь как бы невзначай, мечтая поскорее оказаться в помещении. И желательно, чтобы там был туалет!

– Позитивный настрой это, конечно, хорошо, – стоит автомобилю, который привез меня, с ревом отъехать и скрыться за лесополосой, веселеет сторож. – Но знай свое место, девчонка.

– Я знаю свое место, – не выдержав, огрызаюсь я.

И оно точно не здесь.

Погрустить на тему своей нелегкой судьбинушки мне не позволяет появление тучной женщины в чёрно-белом официальном костюме. Она выходит из тумана, словно крейсер, разгоняя мглу своим острым носом. Ее черные волосы собраны в тугой пучок, а за линзой очков толком не разглядеть эмоций во взгляде. Сторож коротко приветствует даму, выдавая ей на руки папку с бумагами, и я понимаю, что дальнейший мой путь пройдет в её сопровождении.

Так и получается. Женщина, представившаяся Антониной Николаевной, ведёт меня по скользкой, усыпанной галькой дорожке по территории лагеря, уводя в сторону от основного корпуса. Туда, где словно грибочек после дождя, стоит пятиэтажка, пустые темные окна которой отчего-то кажутся мне голодными.

– Это типо… школа-интернат у вас такой? Строгого режима, – гулко сглатываю, когда мы останавливаемся у неприметной двери, что видимо исполняет роль "черного хода". С короткого козырька крыльца почему-то капает.

– Это исправительный лагерь, Маргарита, – делится Антонина очевидным, видимо не желающая воспринимать шутки. А следом прикладывает магнитную карточку, что висит на ее шее, к электронному замку. Металлическая дверь издает противный писк.

– Мне здесь не нравится.

– Тебе и не должно здесь нравиться, – разбивает в пух и прах мои надежды дама и пропускает меня вперёд. В мою новую жизнь. – Твоя комната на втором этаже. Двадцать первая. Ученическая форма уже в комнате. И да, будь добра, перед завтраком зайди ко мне за постельным бельем.

Антонина, оказавшаяся на деле обыкновенным комендантом, тычет пальцем в сторону лестницы, повидавшем время (видимо, пожарной), останавливаясь у стойки на входе. И мне ничего не остаётся, кроме как продолжить свою путь в одиночестве.

Поднявшись наверх, я иду вдоль пустынного коридора, чувствуя неясный трепет. Вокруг никого, только ряд закрытых деревянных дверей с номерами на них, которые кто-то накарябал будто бы обычным мелком. И такая тишина стоит, что я невольно начинаю контролировать свои шаги, чтобы эхо от них не звучало слишком громко.

Однако найдя нужную комнату, я уже не церемонюсь. Антонина не выдала мне ключи, так что приходится полагаться на везение. Резко поворачиваю ручку, толкая внезапно издавшую оглушающий скрип дверь от себя, и вижу...

– Эм… С добрым утречком? – слетает с моих уст нервное.

– Ты ещё кто? – довольно грубо звучит из уст феи, не иначе, которая застыла прямо посреди комнаты в коротенькой фиалковой пижаме. Рослая худосочная девчонка с отросшими темными корнями на фоне осветленных до снежной белизны волос смотрит на меня с неприязнью.

– Очевидно, твоя новая соседка, – пожимаю плечами, входя внутрь и прикрывая за собой дверь. Та вновь издает режущий слух скрип, и я краем глаза замечаю, что в комнате есть ещё люди.

– Опять новенькая. Сколько можно? Грому это не понравится, – фыркнув, кривит свой аккуратный носик блондинка.

"Гром? Что за Гром? Вроде местного старожила?" – упоминание постороннего прозвища вызывает недоумение. Почему я вообще должна ему нравиться?

– Кровать твоя вон там. Учти, в душ я хожу первая.

Пока я пытаюсь осмыслить, что придется мне теперь ютиться на втором ярусе двухэтажной кровати, блондинка уже скрывается за неприметной дверью, громко хлопнув напоследок.

"Да уж, кажется, мы с ней не подружимся", – прихожу к выводу я, осматривая место, которое в скором времени собираюсь покинуть. Две двухъярусные кровати стоят друг напротив друга возле окна. Парочка тумбочек, встроенный в стену шкаф, и никаких намеков на то, что тут кто-то вообще живёт. Кроме очевидных, разумеется.

Глава 3. Ярослав

Мне снится прекрасный теплый сон. Дует лёгкий летний ветерок, жаркое солнышко слепит глаза. Мы с родителями выбрались на пикник, и я, босоногий сорванец, мчусь вдоль нашей поляны у реки. Беззаботный, счастливый.

Под ногами тут и там полевые травы, над головой — синее-синее небо. Родители сидят на пледе, разговаривают о чём-то, смеются, а я собираю букет полевых цветов. Когда фиолетовые, жёлтые, белые и розовые цветы, названия которых я не знаю, набираются в приличную охапку, несу её моей красивой и сияющей от счастья маме.

– Ярик! Это всё мне? Спасибо! – ласково улыбается она и тут же начинает плести венки. Один за другим.

Я сажусь рядом с ней на плед, внимательно наблюдаю за тем, как проворно двигаются её ловкие пальцы. И мне так хорошо, так спокойно. Надев один венок на голову отца, мама притягивает меня к себе, целует в лоб, и, как корону, водружает на мою голову второй.

– Сынок, ты у меня такой хороший, я так тебя люблю, – шепчет мне мама, и её голос звучит для меня как самая лучшая музыка.

– Я тоже люблю тебя, мамочка, – в ответ обвиваю её шею руками.

Внезапно солнце закрывает темными тучами, сквозь звуки ветра и стрекотания кузнечиков прорывается какой-то другой звук – жесткий, настойчивый, неумолимый. Образ мамы выцветает, становится мутным, невнятным, и я открываю глаза…

"Точно. Это же будильник. Счастливое детство осталось далеко позади", – с тоской проносится мысль в ещё сонной голове.

Я хлопаю рукой по прикроватной тумбочке, хватаю часы и отключаю противный звук. Будь проклят Кингдом с его глупыми правилами, одним из которых является изымание мобильных телефонов! Ведь только по этой причине мне приходится просыпаться под раздражающую стандартную трель будильника.

Мерзость. Слово, которое, впрочем, применимо почти ко всему в этом месте.

– О, ребятки, смотрите, кто у нас тут проснулся! Не иначе, как сам Гром, – раздаётся с соседней кровати ехидный голос, стоит мне только подать "признаки жизни". Я поворачиваю голову, в желании отвесить парочку крепких словечек, но вижу то, что совершенно не хотел бы видеть.

– Дамир, нудист ты гребаный, сколько раз тебе говорил — спи одетым! – едва ли не по слогам проговариваю, но соседу хоть бы хны. – Мы тебе не тёлки, чтобы твоими телесами любоваться!

– Одежда нарушает кровообращение, – флегматично заявляет в ответ Дамир — приземистый темноволосый парнишка, которого я знаю ещё со времён, когда он больше походил на колобка.

Красуясь своими мышцами, он встает с койки напротив и в чём мать родила направляется в сторону душевой.

– Прикройся хотя бы, пока меня не стошнило, – одним движением подхватываю сложенное полотенце с тумбочки и швыряю его в спину соседа. – Надоел до чёртиков. Клянусь, ещё раз увижу тебя в комнате голым — импотентом останешься!

Дамир хохоча ловит полотенце, перекидывает его через плечо и, светя пятой точкой, скрывается за дверью общего санузла.

Кингдом меняет людей. Вот конкретно из этого получился самый настоящий говнюк! Все утро испортил!

– Интересно, что сегодня будет на завтрак, – со второго яруса моей кровати спускается Алекс и зыркает на меня своими синющими, как предгрозовое небо, глазами. Именно от этих глаз тащится добрая половина девчонок в нашем лагере. Другая же — визжит от восторга, когда видит в руках моего соседа тату-машинку.

Ума не приложу, как Алекс умудрился протащить ее сюда вместе с чернилами, но бьёт он действительно круто. На себе проверял!

– Что на завтрак будет? Да как обычно дерьмо какое-нибудь, – с койки, расположенной над кроватью Дамира, спускается Михан, наш местный шут. – Ассорти из червячков и тараканов, а в качестве напитка — смузи из гусениц, например. Очень сытно, питательно и полезно.

Он проигрывает своими рыжими бровями, словно выдал шутку века, но не получает должной реакции.

– Миха, заткнись, меня и так к унитазу тянет при виде столовской еды, а тут ты ещё со своими червяками, – Алекс запускает в рыжего первой попавшейся под руку подушкой. – Ещё раз пошутишь про жрачку — убью, честное слово!

– Твари, а ну положили мою подушку на место! – из душевой выскакивает недовольный Дамир, все так же без одежды, и кидается на резвящихся с его постельной принадлежностью пацанов.

"Дурдом на выезде, психи на природе!" – проносится в голове мыслишка.

Все оставшееся время я собираюсь на автомате, уже привыкнув к будничной рутине. Пара десятков утренних отжиманий для разминки, душ, облачение в форму. Натягивание на шею удавки в виде красного галстука, от одного взгляда на который возникает желание использовать его не по назначению. Кто вообще додумался внести в устав лагеря этот дико неудобный аксессуар?

За раздражением я пропускаю мимо ушей то, как в комнату успевает постучаться наша главная по нашему этажу и по совместительству классуха — Оксана Олеговна. Так она каждый день сообщает о пятиминутной готовности.

– Слышь, Дамир, ты не торопишься одеваться, потому что ждёшь, пока классуха к нам заглянет? – только услышав фирменный стёб от Михи и приглушенную ругань нашего здоровяка, я покидаю душевую комнату, освобождая место для остальных ребят.

Опоздать на завтрак — не беда, ведь обязательная явка в столовую не прописана в уставе. Однако ходить голодным до самого обеда никому не хочется. Особенно мне: живот во всю урчит, выдавая мой пропуск ужина, а сбитые костяшки на кулаках ноют после горячего душа. Видимо, не стоило вчера задерживаться с преподаванием урока "манер" для очередного зарвавшегося засранца. Но если не я, то кто?

Именно поэтому выхожу из комнаты в коридор первым, не дожидаясь пацанов. Не маленькие, сами дорогу найдут.

Пока иду вдоль коридора, никак не могу выбросить из головы навязчивый мотив из песни Киша: "Темный, мрачный коридор, я на цыпочках, как вор…"

И причиной этому служат стены! Душные, мерзкие, какого-то неясного серо-буро-коричневого оттенка. Если в нашей комнате стены цвета глаз мёртвой рыбы, то в коридоре – цвета трупных пятен.

Глава 4. Рита

После крайне неудавшегося завтрака женщина, которая спасла меня от Грома, представляется моей классной руководительницей и предлагает мне свою помощь, но я категорически отказываюсь. Меня разрывает от злости. На психа, который возомнил себя пупом земли. На ребят, которые даже глазом не моргнули, когда этот Гром разбрасывался угрозами. На персонал, который чихать хотел на творящийся беспорядок. На все это место!

Надолго в столовой я не задерживаюсь, воспитанники Кингдома слишком показательно меня игнорируют, показывая свое пренебрежения.

Трусы. Какие же они все здесь трусы!

Дорогу до ныне пустующей комнаты нахожу самостоятельно и довольно быстро. По пути захожу-таки за постельным бельем к мрачной коменде, которая одним взглядом выражает отношение к моей задержке. Ну да, ведь я должна была зайти к не до завтрака, а не после. Впрочем, не объяснять же ей, что мне так и не довелось попробовать местных харчей по вине одного самодовольного придурка.

Серьезно, я ещё посчитала его красивым? Да он урод! Моральный, но все же…

Войдя в комнату со стопкой постельного белья и большой перьевой подушкой, обнаруживаю на кровати свою сумку, в которую просто как попало напихали мои вещи, а ещё стопку учебников рядом и пустые тетради с полным пеналом письменных принадлежностей. Последний я, стоит мне только освободить руки, хватаю и со всей силы бросаю в серую невыразительную стену. Слышится треск, а следом — скрип.

– Воу, полегче, новенькая! – в комнату входит фея, тьфу, вернее моя соседка, имени которой я так и не знаю. В руках ее подозрительный сверток ткани. – Так и убить не долго.

– Лучше умереть, чем жить здесь.

– То-то ты на рожон полезла, – поймав мой взгляд, блондинка усмехается. – Я про Грома и ситуацию в столовке.

– Он козел, – говорю без запинки.

Затылок отдает пульсирующей болью, словно напоминая о том, насколько сильно приложил меня об стену мой, видимо, главный враг.

– Тихо ты, у стен тоже уши есть, – Анфиса зачем-то открывает дверь и выглядывает наружу. И только закончив с этим странным ритуалом, вновь закрывает дверь и вздыхает. – В коридорах камеры звук пишут.

Тоже мне, Америку открыла! Хотя… Неужели у этого мутноглазого есть доступ к камерам?

– Разве этот ваш Гром не обычный мерзавец, которого закрыли здесь, как и всех нас? – с недоверием спрашиваю я. Что-то мне с трудом верится в то, что у него здесь особые привилегии. Перед ровесниками, может быть, да. Но ведь Оксану Олеговну он послушался!

А значит, не все здесь так-то и просто.

– Это не его закрыли здесь с нами, а нас с ним, – флегматично отвечает соседка, пожимая плечами. – Я Анфиса, кстати. Держи.

– Что это? – смотрю на протянутый свёрток, как на заразу. Я и забыть о нем уже успела. И вообще, зачем мне эта вещица? Надеюсь, не очередной предмет гардероба для обязательной носки.

– Гром просил передать. Твоя задача вернуть ей былую белизну.

"Мы в рекламе "Ваниша" что ли?" – ехидничает внутренний голос.

Слова Анфисы ударяют словно обухом по голове. Соседка улыбается невинно, так, словно только что одной фразой не показала себя жалкой прихлебалкой мнимого царя. Хотя, какой он царь? Так, царенок.

"Цыпленок!" – подсказывает созвучную аналогию все тот же внутренний голос, и я не могу сдержать смешка.

– Зря ты так к небрежно относишься к его угрозам, – тем временем продолжает свою фанатскую мантру блондинка, не получив от меня должной реакции. – Слышала поговорку: против Грома нет приема?

– Вообще-то… – услышав полнейшую глупость из уст блондинки, осекаюсь. Что толку ее поправлять? Она собственные доводы разума-то не слышит. – А, неважно. Передай своему Грому, что я не собираюсь следовать его правилам.

И вопреки своим словам принимаю свёрток, расправляя его. Рубашка, частично ставшая алой, отвратительно воняет томатным соком и чуть уловимо дорогим мужским парфюмом.

Сандал, хвоя и цитрусы? Слишком хороший вкус на запахи для отъявленного мерзавца.

– Что ты задумала, ненормальная? – наконец показывает свою настоящую змеиную натуру Анфиса, кривя лицо в гримасе отвращения.

– Кое-что, что ему очень… о-о-очень не понравится, – улыбаюсь во все тридцать два, продумывая все детали плана в голове.

Уже чуть позже, без зазрения совести воспользовавшись помощью "добродушной" Ани, которая пришла в комнату чуть позже, я узнаю будущее расписание уроков и расположение санузлов. Но на занятия не спешу. Дожидаюсь, когда соседки покидают комнату, и приступаю к воплощению своего злодейского плана в жизнь.

Жалко, конечно, подушку, но ничего не поделать. Злодейски подхихикивая, вынимаю из пенала расколотую шариковую ручку и ломаю ее надвое. Осколком подрезаю неаккуратные швы на подушке и вываливаю ровно половину пуха и перышек прямо на дно раковины в душевой. Туда же отправляется рубашка, следом — жидкое мыло, зубная паста и все, что имеет более-менее слизкую и липкую консистенцию. От души перемешиваю.

Хотел, белоснежную рубашку, Гром? Так ты ее получишь! Пух как раз довольно белый.

С чувством выполненного долга, двумя пальчикам хватаю за краешек рубашку, которая превратилась в непонятное месиво, и иду в сторону основного корпуса. Учебные принадлежности я сложила в рюкзак чуть ранее.

На удивление, в класс захожу раньше, чем звенит первый предупредительный звонок на урок. Даже учитывая то, что пришлось чуть задержаться в промежуточном пункте, чтобы избавиться от лишнего груза.

В классе царит привычная школьная атмосфера. Новые одноклассники не обращают внимания на мое появление, но я не в обиде. Чем дольше они строят из себя недотрог, тем сильнее им придется кланяться предо мной, когда власть перейдет в мои руки. А это точно произойдет.

"Чтобы бороться со злом, нужно стать злом", – думаю я, сглатывая вязкую слюну и безошибочно находя среди одноклассников Грома. Возле него полно народа, но особенно выделяются два парня, один из которых внешне напоминает Кена, а другой… Физиономию другого я бы с радостью хотела забыть. Страшный детина, которого с трудом можно принять за нашего ровесника.

Глава 5. Ярослав

– Гром…

– Ну чего ещё?

К моей парте нерешительно подходит Алекс, в ответ получая мой недовольный взгляд. Я вообще-то изучаю учебник! Не то чтобы я ботан или зубрила, просто намного удобнее думается, когда остальные считают, что я читаю параграф по алгебре или геометрии.

– Там в туалете…

– Что там в туалете? Давай уже рожай быстрее! – начинаю злиться на медлительность одноклассника.

– Лучше сам посмотри, – предлагает Алекс, и я нехотя встаю из-за парты, вальяжно шествуя за ним до мужского санузла.

В недоумении захожу вслед за одноклассником, с омерзением осматривая гадко-розовый кафель туалетных стен, на стоящие в рядок умывальники, на одном из которых лежит неопределённый чернильного цвета комок чего-то, изваленного в перьях.

Куда наша уборщица смотрит, если позволяет превращать туалет в сраную помойку?

– Ну, что ты мне хотел показать? – требовательно спрашиваю я у Алекса, приглядываясь к буквам на зеркале. “Подарок Грому”, – гласит эта надпись, сделанная пошло-розовой помадой.

Я повнимательнее вглядываюсь в чернильный комок, с трудом узнавая в нём черты своей рубашки. Той самую, которую новенькая облила томатным соком, и которую я велел передать ей, чтобы она её постирала.

Да уж, тяжёлый случай.

– Ха-ха, Гром, да это же твоя рубашка, – незаметно подкравшийся Миха озвучивает то, что я и так уже понял. – Кто это её так, а?

– Вместо того чтобы ржать, выкинь это безобразие и сотри надпись, – мрачно приказываю я рыжему, и, толкнув плечом стоящего возле Михи слишком широкого Дамира, разворачиваюсь на каблуках. Мой взгляд, вероятно, метает молнии, когда я выхожу из туалету. Однако сейчас не до беспокойства о внешнем облике.

Новенькая — вот, кто является причиной моего гнева.

"Вздумала тягаться со мной, зараза мелкая? Со мной, Ярославом Громовым? Да я тебя в порошок сотру! Так разукрашу, что тебя родная мать не узнает!" – я настолько сильно сжимаю кулаки, что ногти впиваются в кожу. Эта боль помогает мне поумерить пыл и включить холодный рассудок.

– Так, Алекс, рассказывай, что на новенькую нарыл? – ледяным тоном, не выдающим того, что происходит в моей душе, спрашиваю я у одноклассника. Он семенит за мной следом.

– Я тут пообщался с нашей секретуткой Марь Сергевной, – Алекс поигрывает бровями, как бы намекая на то, как именно он “пообщался”, – и узнал кое-что интересное. Маманя нашей Маргариты Градовой нищебродка, но спит с крупным бизнесменом, поэтому дочурку-нищебродку удалось отправить в наше чудесное исправительное заведение.

– Из-за чего отправили, не знаешь? – я не обращаю внимание на то, что Алексу не терпится рассказать о шашнях с секретаршей, и спрашиваю только о деле.

– Не-а, был слишком занят, это не успел спросить, – картинно вздыхает Алекс. – Ну ничего, скоро Анфиса к ней в доверие войдёт. Как будут общаться ближе, расскажу подробности, – обещает одноклассник.

Анфиса – это та самая “подстилка” Алекса. Прибегает к нему по первому зову, исполняя все его прихоти. И не только его – все, кроме меня, в нашей комнате могут похвастаться тем, что воспользовались этой безотказной дешёвкой.

Я такими девушками брезгую, лучше уж страдать в одиночестве, но раз у пацанов есть физиологическая потребность, то почему нет.

– Пусть не затягивает с этим, – я останавливаюсь возле дверей кабинета. – А пока сделай так, чтобы о том, что Градова – дочь нищебродки узнал весь Кингдом. Я в тебя верю.

Я хлопаю Алекса по плечу, захожу в кабинет, и, даже не глядя в сторону сидящей с одной из местных психичек Марго, сажусь на своё место.

Решила объявить мне войну, Маргаритка? Что ж, война так война. Вот только такие как я не всегда воюют своими руками. И скоро ты прочувствуешь это на своей шкуре.

Весь последующий урок одноклассники перешёптываются, рассказывая друг другу сенсационный факт о новенькой, и я довольно улыбаюсь – совсем скоро Марго узнает, как Кингдом умеет ненавидеть детей пролетариата.

На перемене новость разлетается уже за пределами нашего класса, и, пока ничего не подозревающая новенькая сидит за своей партой, всё больше людей узнаёт о том ,что в наши светлые ряды проникла голодранка. Ещё ничего не происходит, а я уже чувствую, как накаляется воздух Кингдома, предвещая что-то интересное.

На большой перемене мы с друзьями одними из первых срываемся в столовую. Нет, не из-за любви к гастрономическим творениям наших поваров, а чтобы поскорее занять свои места, и спокойно наблюдать шоу, которое, как я предполагаю, развернётся именно здесь.

Разложив перед собой тарелки с мерзкой едой, мы с ребятами в ожидании посматриваем в сторону входа в столовку.
Ух, что-то сейчас будет!

Когда в дверном проёме столовки появляется точёная фигурка одиноко идущей Градовой, на неё устремляется не меньше сотни глаз, а Миха как боевой пёсик встаёт с насиженного места и отправляется в сторону новенькой.

– А где свою психованную подружайку потеряла? – громко интересуется он, чтобы его было слышно даже за самыми отдалёнными столиками. – Хотя, постой, не отвечай, я сам скажу. Анютка узнала, что ты дочь нищебродки, и перестала с тобой общаться?

– Что ты сказал? – Марго дерзко встряхивает волосами, и угрожающе смотрит на моего кореша.

– А то! – к Михе присоединяется мелкая, но борзая десятиклассница Карина. – Твоя нищая мамаша за деньги спит с Довлатом, Домкратом… Короче, не суть, как его зовут, главное — то, что ты не одна из нас!

– Что ты сказала про мою маму? – кажется, не проходит и секунды, как новенькая нависает над сидящей за столиком Кариной. – А ну-ка повтори, если такая смелая!

– За деньги твоя мамочка спит, – смеётся Карина, поглядывая в мою сторону – мол, посмотри, Гром, как я хорошо стараюсь.

Молодец, девочка, уже знает, что всё в Кингдоме происходит либо с моего позволения, либо по моему неозвученному приказу.

Жаль, что Марго этого не понимает, потому что стоит только Карине договорить ехидную оскорбительную фразу, как новенькая вцепляется в её длинные распущенные русые волосы!

Глава 6. Ярослав

– Громов! Почему вы вчера не сдали в стирку свои вещи? – заваливается с утра пораньше в нашу комнату комендантша.

Её одутлое лицо все красное, а маленькие глазки готовы испепелить меня месте.

Только встал, только протёр глаза, только умылся, а тут такое. С добрым утречком, называется.

– И вам не хворать, Анна Николаевна, – елейным голосом приветствую я эту не в меру наглую и раскормленную даму в строгом чёрно-белом наряде.

– Антонина Николаевна, – сурово поправляет меня комендантша, которая заведует и женским и мужским общежитием одновременно.

В ответ на ее реплику страдальчески закатываю глаза. Никак не могу приучить себя запоминать имена обслуживающего персонала. Да и надо ли оно мне?

– Миха, ты вчера что, мои вещи не сдал? – недовольно интересуюсь я у соседа по комнате.

Отдал же ему вчера свои шмотки, точно помню, и велел передать коменде!

– Да, сдал, всё как ты и просил, – лениво потягивается рыжий. – Антонина Николаевна, наверное, тебя с кем-то перепутала!

– Ничего я не перепутала! – комендантша упирает руки в боки. – Вы не сдали рубашку! Я что, за каждой вашей вещью бегать должна?

– Ах, рубашку, – я недовольно морщусь, вспоминая, в какой безобразный комок из чернил и перьев превратила её новенькая. – Ну, с рубашкой не получится, я её потерял. Выдайте мне, пожалуйста, новую.

– Потеряли? А по-моему, вы страх потеряли! Здесь вам что, магазин? – начинает наезжать на меня коменда, и я недовольно морщусь.

Ладно имена требуют запоминать, но наглости-то откуда столько? Мне иногда кажется, что на работу обслуживающим персоналом в Кингдом берут только тех, кто абсолютно ничего не знает о банальном уважении.

Если бы такое попробовала устроить одна из горничных в моём доме – сразу бы вылетела на улицу. А здесь…

– О! Антонина Николаевна! – из душа выходит бодрый и радостный Дамир.

Без одежды, разумеется.

– Тьфу, Губайдуллин, как вам не стыдно ходить раздетым?! – коменда отворачивается от накаченного тела моего кореша и тут же направляется к выходу. – Самая отвратительная комната! А на вас, Громов, я буду жаловаться директору! Будете знать, как терять казённые вещи!

– Ваше право, – холодно отвечаю ей я, с удовольствием захлопывая за ней дверь.

Идиотка! Из-за какой-то несчастной рубашки ввалилась с утра в комнату и устроила тут бардак! Ненавижу, когда что-то идёт не по моему плану!

За завтраком в столовой я с удовольствием отмечаю, что новенькую всё так же продолжают травить. Пусть она и не особо сопротивляется, я вижу тот особый блеск протеста в ее взгляде, главное, что делает это молча. И не влезая в мою жизнь.

"Страдай, Градова, за все неудобства, которые мне причинила!" – думаю я, довольно улыбаясь.

Однако очень скоро у меня напрочь пропадают поводы для радости. Потому они, эти самые неудобства, появляются там, где их не ждали — на большой перемене меня вызывают в кабинет директора.

– Антонина Николаевна подала жалобу на то, что вы, Ярослав, теряете казённые вещи, – седовласый Олег Юрьевич жестом предлагает мне сесть в кресло напротив его стола. – Сами понимаете, такое в Кингдоме недопустимо, поэтому вас ждёт наказание.

– Да этой тряпке цена — не больше косаря. Хотите, я всё возмещу? – предлагаю я рациональное решение проблемы.

А в мыслях костерю новенькую на чем свет стоит.

Вот надо было так подставлять?

– Запомните, Громов, не всё в этом мире покупается и продаётся, – поджимает губы директор. – Чтобы впредь вы лучше заботились о своих вещах, на ближайшие две недели я лишаю вас встреч с родными.

– Но, Олег Юрьевич… – начинаю было протестовать я, но директор кивает в сторону выхода.

А после утыкается в монитор своего компьютера и больше не обращает на меня никакого внимания.

Я раздражённо вскакиваю с кресла, не обращая внимания на пытающуюся утешить меня секретаршу Марь Сергеевну, выбегаю из директорского кабинета, и со всей силы впечатываю кулак в стену коридора.

Как же всё здесь бесит! Бесят мерзкие цвета интерьера, бесят тупая коменда и тупой директор, которые вне Кингдома даже одним воздухом бы со мной не дышали, а тут возомнили себя невесть кем! Ничтожества, самоутверждающиеся за счёт того, что могут командовать теми, кому в реальной жизни могли бы только прислуживать!

И те, из-за которых я целых две недели не смогу увидеться с мамой.

– Гром, что-то случилось? – ко мне подбегает встревоженный Алекс. – Что директор сделал?

– Да ничего особенного, – я стираю кровь с разбитых костяшек пальцев. Кулак саднит, но боль, как всегда, отрезвляет. – Что этот старый придурок может мне сделать? Вместо того, чтобы о нём болтать, ты лучше собери народ, и скажи, что завтра ночью намечается вечеринка.

– Вечеринка? В подвале? – в глазах Алекса вспыхивают озорные огоньки.

– Именно, зря мы что ли тебе набор отмычек организовали, – киваю я. – Пригласи всех симпатичных девчонок и чётких пацанов… Впрочем, не мне тебя учить, сам всё знаешь.

Глава 7. Рита

"Дерьмо случается… Нет, не так, дерьмо происходит сейчас!" – проносится в голове флегматичная мысль, пока меня, полностью обездвиженную, тащат куда-то в неизвестном направлением.

Глаза мои связаны пахнущей бабушкиным сундуком тряпкой, которая не пропускает ни единого проблеска света. А рот… Вот его, к счастью, мне заткнуть совершенно забыли.

– Может отпустишь меня на землю? Я и сама дойти могу, раз уж так надо, – предлагаю я, порядком устав изображать из себя мешок овса, который закинули на плечо и тащат в амбар.

О том, что происходящее фактически является похищением, стараюсь вообще не думать. За пару дней своего полнейшего фиаско я уже поняла, что бесполезно что-то доказывать окружающим ребятам. Кто станет слушать какую-то жалкую букашку вроде меня?

Подумать только, Кингдом — исправительный лагерь не просто для трудных подростков, но ещё и для богатых!

Понятно теперь, как Давлет нашел способ меня сюда спихнуть. Бабки правят миром. Его миром.

– Тихо ты, сюрприз весь испортишь, – весело отвечает мой похититель, чей голос кажется мне смутно знакомым.

Вероятно, это Дамир, один из соглядатаев Грома. Я не знакома с ним лично, но за пару дней прекрасно запомнила его дебильный смех и низкий резкий голос. К тому же сложно спутать его мощную шею и плечи, которые я ощущаю своим животом, с чьими-либо другим. Не то чтобы я тут лапаю всех напропалую, однако не каждый парень в нашем возрасте смог бы утащить спящую девчонку из комнаты, исполнив, вероятно, парочку невероятных акробатических трюков для того, чтобы спуститься через окно второго этажа.

Неужели очередная злая шутка от Грома и его друзей? Чертовы психи…

Местный царёнок больше не трогал меня после того случая в столовой, когда он позволил своим прихвостням облить мою голову словесными помоями. За себя я не особо парилась, взбесило только то, что они решили оскорбить мою маму. Придурки вселенского масштаба, блин.

И все же пыл мой как-то поугас, стоило узнать о предназначении цветовой палитры галстуков. Идея испортить рубашку Грома уже казалась не такой гениальной. А вот его ответная реакция — вполне очевидной.

После этого случая я старалась быть тише воды, ниже травы. Все же одно дело бодаться с зарвавшимся мажорчиком, а другое — с отъявленным негодяем. Тут и подход нужен особый. Тонкий, так сказать

Но следующим утром, проснувшись от ушата холодной воды и не заметив вины на лицах своих соседок, Анфисы, и второй, которую зовут Юля, я поняла, что поздно что-либо менять. Местное хулиганье подобно диким хищным зверям, учуявшим кровь, открыло на меня охоту. Норовя каждый раз укусить побольнее.

Кто друг, а кто враг? Да какая разница, если ты для них даже не человек.

Одно неясно, зачем Гром вновь решил потратить на меня свое драгоценное время?

После ответа Дамира, наш диалог затухает. Парень протаскивает меня, судя по ощущениям, добрых несколько сотен метров, прежде чем опустить — всего на мгновение. Я ёжусь от вечерней прохлады, а ещё от того, что стою на гравии босыми ногами.

"По крайней мере, мы не в лесу", – я стараюсь мыслить позитивно, сдерживая вскипающую злость. Сейчас мне нужно быть предельно спокойной, иначе…

Что там будет в ином случае додумать не успеваю: натужно скрипит дверь, и Дамир снова хватает меня поперек талии, теперь уже держа двумя руками на весу, как принцессу какую-то. Мы куда-то спускаемся.

– Ты не боишься, что ребята могут подумать что-то не то, если увидят нас вместе в таком виде? – вновь обращаюсь с вопросом.

У этого парня точно должны быть больные точки. Как правило качки имеют куда более ранимую душу, чем хлипкие задохлики. Последние, как минимум, умеют уходить в тотальный игнор, используя его как броню.

– А что они могут подумать? Ты же связана, – без задней мысли хмыкает Дамир.

Самодовольно. Пожалуй, даже излишне.

Ну ничего, сейчас посмотрим кто кого.

– А ещё я… иногда писаюсь в кровать.

– Что?! – руки Дамира отпускают меня мгновенно, и я лечу прямиком на пол. Благо лестницу мы уже преодолели.

Вот же… гад!

– Хотя последние лет пятнадцать я уже потеряла к этому интерес, и все же — было дело, – злорадно цежу сквозь зубы, стараясь не шипеть от пронзившей копчик боли.

– Ты чокнутая!

– А ты не умеешь делать сюрпризы! Развяжи меня.

– Сама справишься, раз умная такая. Ещё я стану о тебя руки марать!

Но он же уже…

Судя по звуку шагов, Дамир уходит. За стеной слышна играющая музыка. Я же остаюсь в каком-то коридоре, в одной долбанной пижаме, босая и связанная. Изумительная середина недели!

– Тебе помочь? – спустя минуту, за которую я уже придумала тысячу и один способ отомстить туповатому здоровяку, со стороны вдруг доносится тихий голос. Мальчишеский, как будто ещё даже не сломанный. И тут мои глаза прозревают, потому что с меня снимают повязку.

– Спасибо. Буду рада любой помощи, – говорю я, рассматривая наклонившегося ко мне парнишку.

Так мог бы выглядеть любой школьный ботаник. Очки, невыразительный цвет русых волос, серо-голубые глаза, бледная кожа, тихий голос. Даже одежда не кричащая, а такая словно этот парень хотел слиться с толпой.

– Я Рита, а тебя как…

– Лучше нам притвориться, что этой встречи не было, – бегая глазками, отвечает он, но руки мне всё-таки освобождает. – Я не хочу проблем. А ты их, как бы так сказать…

– Притягиваю?

– Ага. Я пойду, – и разворачивается к лестнице, закончив с моим вызволением из плена.

– Разве ты не собирался на эту вечеринку?

Мой вопрос доносится странному парнишке уже в спину.

– Зачем? – он даже не оборачивается. – Меня не приглашали.

Парень уходит. А я встаю перед выбором: зайти внутрь и устроить скандал или уйти тихой мышкой?

Разумеется, ответ очевиден. Я не собираюсь провоцировать Грома, однако сегодняшнее… Ну грань-то нужно знать, меру там.

Глава 8. Рита

Несколькими часами ранее

Я стою посреди пустынного коридора прямо напротив кабинета директора и из последних сил сдерживаю неуемное любопытство вместе с глухим раздражением.

"И где его носит, когда так нужен?" – словно маленьким молоточком бьёт по нервам кричащий в голове вопрос.

После очередного утреннего экстремального пробуждения у меня не остаётся сил молчать. С чистой совестью я прошмыгиваю мимо всех знающих меня в лицо учителей, чтобы исповедаться за чужие грехи. То есть, нажаловаться на Грома директору лично.

А почему нет? Едва ли моя шутка с рубашкой действительно причинила грозному однокласснику так много головной боли. А раз уж Гром из этих, особо опасных, то и разбираться с ним должны вышестоящие лица. Тоже мне, открыл травлю.

"Как открыл, так и закроет", – наивно полагаю я.

Только вот директора на месте нет. Об этом мне и сообщает его секретарша, приятной внешности дамочка в строгом черном платье.

И мне отбросить бы эту затею, отступиться или просто прийти попозже, но нет…

Что-то с местной секретаршей определенно не так, и это никак не даёт мне покоя.

И ведь проблема не в мимических морщинках на ее лице, единственном, что выдает зрелый возраст женщины. И даже не в короткой длине строгого платья, нарушающей заповеди устава любого школы. А во взгляде.

Слишком уж, судя по имени на табличке двери, Марья Сергеевна затравленно смотрела, когда только открыла дверь. Пока она не поняла, что стучалась всего лишь я.

"Неужели, она ждала кого-то другого? Или наоборот, очень даже не ждала? Занимается чем-то противозаконным прямо в административном помещении?" – вопросы кружат голову, заставляя кровь быстрее циркулировать по венам.

Меня не просто так выгоняли из других школ. Во всем виновато болезненное любопытство и вечное желание докопаться до правды. Чего ради? Справедливости, конечно.

В очередной раз посмотрев на камеру в коридоре, что направлена прямо в сторону двери, я прикусываю губу. Даже не подслушать.

Может плюнуть на все и действовать в наглую? А если она там с директором? Занимается… ммм… как бы сказала личная горничная маминого ухажера — "уборкой".

Повисший вопрос на тему добывания самого сочного компромата на директора и его секретаршу, будь проклято это заезженное клише, тут же разбивается о суровую реальность.

С другой стороны коридора слышится уверенная и тяжёлая поступь нескольких человек. А следом и голоса… определенно директора и кого-то ещё, пока мне незнакомого.

Все происходит слишком быстро. Не знаю зачем, скорее всего по наитию, я пячусь за широкую колонну перед стендом, скрывая свое присутствие. Директор не торопится, он обсуждает какие-то важные темы со своим, вероятно подчиненным, в другом конце коридора. Зато активируется Марья Сергеевна, которая, видимо, неустанно наблюдала за камерами. Она спешит открыть дверь и выйти из кабинета.

У меня перехватывает дыхание. Вот-вот ее взгляд направится в мою сторону, и тогда мне несдобровать! Я, конечно, не читала устав Кингдома, но уверена шпионаж тут тоже приравнивается к уровню особо запрещённого дела.

Однако Марья Сергеевна даже бровью не ведёт в мою сторону, будто и вовсе забывает о моем существовании. Делает один единственный шаг в коридор, поправляет нервно платье, и следом встает ровно так, чтобы загородить спиной ускользающего в другом направлении человека.

Подростка в форме Кингдома. А точнее, самого Грома.

Во дела-а-а… А Гром-то у нас, оказывается, любитель ходить по тонкой грани приличия.

Сейчас

Раззадоренная внеплановыми приключения, я спешу в сторону веселящейся парочки. И по мере моего приближения, кажется, будто на высоченное будто из камня лицо Грома падает тень. Видимо, освещение играет свою роль. Не может же быть так, что он действительно удивлен!

– Весело тебе? – останавливаюсь ровно в паре шагов от одноклассников и скрещиваю руки на груди.

Музыка бесит. Полутьма тоже раздражает. Ещё и Гром смотрит на меня снизу вверх сканирующим взглядом, будто собирается опустить ниже плинтуса. По всему сдается, что мне точно не место здесь. Здесь… мягко говоря, неприятно.

– А почему мне должно быть грустно? – спустя безмерно долгое мгновение молчания хмыкает брюнет.

На лице его больше нет удивления, лишь интерес. Такой, какой бывает у детишек, что смотрят на мирно проползающих мимо букашек. Перед тем, как растоптать их, разумеется.

– Мало того, что твой дружок притащил меня сюда против воли, так ещё и… – я вдыхаю в лёгкие как можно больше воздуха, собираясь по пунктам разнести негодяя.

Но продолжить мне не удаётся.

По одной просто причине — Грому наплевать, что я там собираюсь предъявлять.

– Дамир, говорил же, не подбирать всякую гадость, – говорит он, чуть повернувшись к соратнику.

– Но я правда думал, тебе понравится, – вдруг совершенно по-детски заявляет в ответ здоровяк, отчего у меня уши вянут.

Серьезно, может он ещё и расплачется тут, потому что не смог угодить своему хозяину?

– Думай в следующий раз тщательнее. Желательно с выпиской аргументов за и против, – довольно резко заявляет Гром, полностью игнорируя мое присутствие.

Неужели у них здесь так принято — не щадить чувства даже близких людей? Или Гром просто не в духе? Марья Сергеевна не оправдала ожиданий?

– Так что, я могу идти обратно в свою комнату? – повышаю голос, стараясь перекричать музыку.

О том, что попытка удалась, мне становится ясно сразу. Собравшиеся ребята наконец замечают меня, ту, что ни капли не соответствует окружению. В нелепой пижаме и растрепанной головой.

Спасибо хоть тот паренёк помог развязаться, а то так бы и сидела на полу у входа.

– Как хочешь. Мне вообще абсолютно по боку где ты есть, – в голосе мерзавца скользит равнодушие, но вот его взгляд говорит совсем о другом.

Словно он и сам не особо хочет шумихи. Зачем тогда провоцирует?

Глава 9. Ярослав

Моё утро начинается с мыслей о Марго. Сам не знаю, как так получается, но первое, что всплывает в моей голове — её лицо. С блестящими глазами и пылающими от гнева щеками. Я отчетливо помню, как с ее пухлых очаровательных губ срывались оскорбления в мой адрес.

Маменькин сыночек.

Одновременно мне хочется и смеяться над нелепостью ситуации и кричать от клокочущей внутри злости. А ведь девчонка не промах, сумела зацепить меня, прошлась по самому больному. Откуда только узнала о моем больном месте? Нет, конечно, почти каждый второй парень считает свою мать чуть ли не главной женщиной в жизни. Но едва ли Марго полагала, что попадёт прямо в цель, когда тащилась через весь подвал в пижаме, чтобы высказать свое "фи".

Неужто, просто ткнула пальцем в небо? Если так, то интуиции новенькой стоит только позавидовать. Как минимум, ей бы, в отличии от Дамира, хватило бы ума не тащить "чужаков" на тусовку, где я планировал расслабиться, а не загнаться по-новой.

Пока принимаю душ, голову не покидает вопрос: хватит ли у Марго духу исполнить свою угрозу и сдать наши скромные ночные посиделки директору? Точного ответа у меня нет, ведь я абсолютно без понятия, что творится в голове этой вздорной девчонки. Однако все же склоняюсь к тому, что нет. На себя примеряю. Будь я в ее положении, не стал был лезть на рожон, скорее бы пересидел. Иначе ведь…

Кому в здравом уме понадобятся враги в лице большей части воспитанников Кингдома? Малолетних преступников, дебоширов, тех, кому не писаны законы и правила. Не все из нас были отъявленными мерзавцами, конечно, кто-то попадал сюда по случайности или капризу своей строгой родни. Однако я лично сталкивался с теми, кто способен вытворить что угодно. Выкрутас с воровством и связыванием от Дамира на фоне подобного — лишь детская шалость.

Именно это дерьмо-то и придется съесть новенькой, если она решится на столь отчаянный шаг… С удивлением я понимаю, что мне было бы даже немного жаль потерять её из-за последствий в виде нервного срыва или побега из Кингдома. Учитывая, что последнее трудноосуществимо — земля ей пухом.

За завтраком я первым делом выцепляю взглядом Марго. Она сидит за столиком рядом с патлатой Аней, явно даже не догадываясь, что та представляет из себя мину замедленного действия. Лениво ковыряется ложкой в серой бурде на тарелке, и превозмогая отвращение впихивает в свой рот. Голод — не тетка, как говорится.

Словно ощутив, что за ней наблюдают, Маргаритка быстро находит меня взглядом и… выплевывает кашу обратно, тут же потянувшись за стаканом с соком. А после морщит свой нос, будто намекая на то, что ей противно мое внимание.

Вздернув бровь, отвожу взгляд. И надо было мне на нее пялиться? Как будто больше смотреть не на что. Ещё ведь возомнит о себе невесть что. Лучше в свою тарелку смотреть буду. Главное, теперь как-то избавиться от ассоциации этой отвратительной каши с…

– Слушай, Гром, там Игнат какую-то воду мутит, – пихает меня в плечо Миха, мой главный сборник сплетен среди парней, переходя на заговорщический шёпот. – Пацаны из его комнаты говорят, ночью истерику на пустом месте закатил, тяжёлыми предметами в них бросался. Еле угомонили.

– Парфёнов? – без заминки предполагаю я и смотрю в сторону восседающего за отдельным столиком налысо бритого детину с вытатуированным на шее штрихкодом.

Тот ещё отбитый. Мало с кем идёт на контакт, но раньше вел себя тихо. Поэтому мне ещё не приходилось сталкиваться с ним один на один, пусть я и накопал на него инфы заранее. Отец бывший уголовник, рецидивист. Мать воспитывала его вместе с младшим братом одна. Если бы по-дурости не ввязался в плохую компанию — и ноги бы его тут не было. Чего, спрашивается, сейчас выкобенивается?

– Терпеть не могу котов в мешке, – откладываю ложку в сторону, понимая, что теперь-то столкновение точно неизбежно. Если оставить все как есть, и другие ведь взбунтуются, почувствовав свободу. С подростковыми гормонами шутки плохи. – После первого урока зови наших. Объясним ему, что к чему.

Рыжий сдержанно кивает, что чаще всего ему несвойственно, состроив серьезное лицо, встает из-за стола. От меня не скрывается лихорадочный блеск предвкушения хлеба и зрелищ в его бесстыжих глазах. И то, как от нетерпения подрагивают его усыпанные веснушками руки, когда он передает мои слова остальным ребятам. А те, в свою очередь, реагируют ожидаемо — покорными кивками.

Они-то уж точно знают: в Кингдоме нет места анархии. С моего прихода сюда нет. И каждый, кто желает переступить черту, рискует имело дело со мной.

Первым уроком у нас алгебра, так что я надеюсь спокойно подремать за последней партой, пока математичка рисует на доске какие-то малопонятные формулы. Я, конечно, не любитель "Камчатки", но сегодняшний день исключение. В голове бардак, мысли переключаются с одной на другую. То хочу понять, зачем Парфенову понадобилось лезть на рожон. То вновь возвращаюсь взглядом к девчонке, сидящей через ряд и упрямо смотрящей в сторону доски. Пожалуй, да, отсюда за ней наблюдать куда комфортнее. Например, нет риска свернуть себе шею.

И вот сколько не смотрю — а все равно бесит. Так, что кровь в жилах вскипает. То ли меня так от предстоящих разборок контузит, то ли… Зачем Марго вообще постоянно кусает этот долбанный кончик ручки, если урок ещё даже не начался? Зубки режутся что ли?

Видимо, моим надеждам на спокойное времяпрепровождение не суждено сбыться. Как не стараюсь, сон не идёт, да ещё и звонок на урок звучит так оглушительно, будто мне повесили его прямо над головой.

Глава 10. Рита

"Проклятый Кингдом!" – это единственная мысль, которая бьётся в моей голове вот уже почти что час.

Я все никак не могу отойти от произошедшего. Поверить в то, что это действительно случилось. Среди белого дня, на уроке, в особо охраняемом месте, ещё и при учителе… Что за исправительное заведение у них такое, раз любой школьник может выкрасть нож и приставить его к твоему горлу?

Не в силах отделаться от иллюзорного ощущения прижатого к горлу лезвия, в очередной раз тру шею. Отчаянно хочется вернуться домой, к маме и, да пофиг уже, даже к Давлету! Но едва ли они пойдут на попятную, особенно, не зная, что здесь творится.

Родительские день не скоро, а связываться с семьёй разрешают только в случае, если звонок входящий.

И от этого знания руки лишь сильнее опускаются.

– Маргарита, с вами точно все в порядке? – вопрошает психологичка, пожилая женщина в белом халате. Она постоянно щурится, когда ее зовут по имени, поэтому я даже не утруждаю себя мыслью его запомнить.

Уж кто-кто, а мозгоправ мне точно не нужен!

– Все просто отлично! – натянуто улыбаюсь я, стараясь не коситься в сторону Грома.

Он с остальными одноклассниками сидит в сторонке. Их отделили, вроде как, потому что главными жертвами являемся мы: я и Анфиса. Правда последнюю по какой-то причине уже довольно долго не выпускают из медпункта.

И все же мысли о пострадавшей соседке меня заботят меньше всего. Вероятно, потому что я никак не могу забыть тот взгляд, который принадлежал Грому, когда он бросался мне на помощь. Дьявольский и холодный. Полный решимости и бесстрашия. Как будто Ярослав… готов был разобраться с Игнатом раз и навсегда.

Из-за меня? Вот уж едва ли. Как бы не издевалось надо мной подсознание, я прекрасно понимаю, что Гром бы никогда не пошел на риск просто потому захотел спасти меня. Не в его характере.

"А ты уже знаешь, какой у него характер?" – ехидно вопрошает внутренний голос, от которого я тут же отмахиваюсь. Не до шуток сейчас.

– Вы нас ещё долго будете здесь держать? – спрашиваю у психологички, и почему-то слышу со стороны одноклассников недовольные возгласы.

Им в кайф что ли вести беседы с той, кто записывает каждый твой чих в свою книжечку?

Женщина мягко и открыто улыбается в ответ. И следом… неожиданно легко и просто отпускает нас на уроки. Мне же перед выходом она зачем-то бумажку вручает, вроде как рецепт успокоительного на случай бессонных ночей.

И с чего бы им взяться? Моя психика не настолько хрупкая, чтобы сломаться от одной угрозы ножом. Видала чего и похуже... В фильмах, правда, но видала же!

Вернувшись в класс, а здесь школьники по кабинетам особо не перемещаются, застываю прямо на пороге, не в силах его переступить. Как наяву вижу произошедшую ранее сцену. Игнат, ревущая Анфиса, училка с бледным лицом…

В моей жизни было немало патовых ситуаций, опасных, но не пересекающих грань. За исключением, пожалуй, одного единственного случая, о котором я стараюсь лишний раз не думать.

Однако нож, алая капелька, стекающая по молочно белой коже Анфисы, ее крик… Все это вызывает слишком стойкие ассоциации, отчего по телу бежит дрожь.

Наверное поэтому, толчок в плечо кажется мне таким ощутимым.

– Все ещё считаешь, что у тебя все отлично, Маргаритка? – задиристо хмыкает Гром, не утруждая себя и мыслью об извинениях.

Вернувшись в реальность, тру плечо, с прищуром наблюдая за поведением этого до жути неоднозначного одноклассника. Взгляд мой снова цепляется за красный галстук, который хочется остервенело сдернуть с его шеи.

Где была пресловутая наглость и самоуверенность Грома, когда Анфису поранили? Почему он проявляет эти качества только в мой адрес?

– А тебе досадно, что это не так? – дергаю подбородком, как мне кажется, довольно хлестко бросая в ответ.

Чего он снова придумал? Снова хочет отыграться на мне?

Парень приближается, довольно близко по меркам тех, кто может ненавидеть всей душой. А следом, склоняясь к моему уху, шепчет:

– Нужно было бежать, пока был шанс.

И без того расшатанные нервы мои натягиваются до предела. Щеки заливает жаром. Сейчас мне кажется, что даже Игнат на фоне этого психа выглядит маленький пушистым котёнком.

Потому что Ярослав Громов — это зверь. Бесконтрольный, подчиняющийся только своим правилам и принципам, умеющий подстраиваться под любую ситуацию. Изворотливый и расчетливый.

Зверь, с которым, как и говорила Анфиса, закрыли нас.

– Знаешь, есть тысяча способов узнать в порядке ли человек и помимо угроз, – произношу, из последних сил сохраняя самообладание. Меня невольно пугает его напористость. А ещё странное чувство внутри, словно сейчас этот парень определяет для себя — стою ли я его внимания.

Делаю шаг в сторону, желая оказаться подальше от Грома. В груди все пылает, мне категорически не хватает кислорода. Этот кабинет вообще проветривают?

– Думаешь? – вздернув бровь, с легкой снисходительностью спрашивает он.

– Да, и тебе советую думать, прежде чем бросаться на помощь безоружным, – выпаливаю я, прежде чем успеваю подумать.

Боже, что за глупость? Ещё бы сказала, что вернулась в класс с подмогой только ради него.

– Что ты… – мои слова дают ожидаемый эффект. Лицо парня вытягивается в удивлении. Кажется, Гром даже на мгновение забывает, с какой нотки начался наш разговор. – Ты беспокоилась за меня, Маргаритка?

– Я?! – похоже, я и сама не далеко от него ухожу. Дергаюсь, как от удара, в ушах стучит громко стучит пульс. Все во мне противится услышанному. – Да скорее земля разверзнется, чем случится подобное!

Я ожидаю получить в ответ грубость, ведь иначе и быть не может.

Новенькая снова оскорбила царя всея Кингдома.

Однако этого не происходит.

Губы Грома растягиваются в поистине дьявольской усмешке. Он хмыкает себе под нос, слегка качает головой, словно прогоняя наваждение, и обходит меня стороной, оставляя стоять в одиночестве.

Глава 11.Рита

На тему того, как ребята собираются провернуть массовый побег из комнат в режиме рабочего локдауна, вопросов не возникает. И так ясно, что у местных есть свои отработанные лазейки. Например, окна. Простенькие такие, двустворчатые и далеко не такие пластиковые, как в административном корпусе. В не затыканные щели по ночам задувает так, что хочется укутаться в одеяло потеплее.

Но сидеть и бороться со сном, как запуганный ребенок, я не собираюсь. Не в моем это духе. К тому же, застать Грома на горяченьком — это как подарок судьбы. Компромат будто сам просится ко мне в руки.

– Подвинься, – требую у Юли, стоит только солнцу окончательно скрыться за густыми тучами, из-за чего территория Кингдома накрывает мраком. А сама же впопыхах натягиваю ненавистные мамой дырявые джинсы и хватаю с крючка на двери ученический пиджак.

– Ты что задумала? – русая смотрит на меня, как на полнейшую дуру, но, к счастью, в сторону все-таки отходит.

Замечательно. Теперь осталось главное.

– Собираюсь наружу, – озвучиваю лишь малую крупицу из того, что задумала. Ни к чему Юле знать обо всем, мы ведь даже не подруги. Она вообще, вон, меня дурой называет.

– Сдурела?! – вскрикивает соседка, и мгновенно, словно испугавшись своего собственного голоса, переходит на громкий шепот: – Тебе жизнь совсем не дорога?

– А ты думала я просто так под нож сегодня полезла? – спрашиваю с вызовом, зашнуровывая кеды.

Нет, конечно, я блефую. Мне моя шкурка очень даже дорога. Она, пожалуй, в целом — единственное, что в этом месте представляет для меня хоть какую-то ценность. Однако же местным ребятам, видимо, не понять, что такое самоотверженность и страх за ближнего. Раз так, то придется говорить на их языке.

Мне же сейчас… очень важно увидеть все своими глазами.

Почему-то я не верю в то, что все настолько страшно, как говорят девчонки. Ну, не может такого быть в реальной жизни! Мы же не в тюрьме во время бунта, в конце концов. А Гром и остальные парни — всего лишь избалованные вседозволенностью подростки, а не криминальные авторитеты.

– Да пожалуйста, проваливай, – бухтит Юля, видимо, уловив непоколебимость в моем тоне. – Только имей ввиду, если вдруг тебе повезет вернуться, окно я не открою.

Я ещё раз бросаю взгляд на соседку. И понимаю, что да, действительно не откроет. Тот страх, что клубится на дне ее голубых глаз куда сильнее здравого смысла.

Вздыхаю и распахиваю окно настежь. Створка открывается со скрипом, из-за чего мне приходится переждать несколько томительных секунд тишины, чтобы убедиться, что на звук не прибежал никто из наших "надзирателей". И только проделав сей ритуал, я залезаю на узкий подоконник, смело перекидывая ногу через оконную раму.

Главное, не смотреть вниз, главное… Блин, посмотрела!

Взгляд как магнитом тянет отыскать такую близкую и далёкую землю. Вроде второй этаж, а кажется, будто внизу беспросветная бездна.

"Как тот здоровяк вообще тогда спустился вниз со мной на руках?" – удивляюсь мысленно я, оглядываясь по сторонам.

Вопрос отпадает сам собой, когда замечаю недалеко от нашего окна толстую водосточную трубу с массивными кронштейнами через каждый метр. Труба простилается вдоль жилого корпуса до самой крыши, и кажется, будто ее верхняя часть теряется где-то в хмуром небе. А нижняя в тумане, и это мне уже не кажется.

"Ну, была не была!" – напоследок подбадриваю себя, гулко выдыхая, и ступаю на небольшой парапет.

Двигаюсь осторожно, маленькими шажками, удерживаясь за кирпичные выступы здания. Внутри скапливается такое напряжение и страх, будто я не меньше, чем с десятого этажа собираюсь прыгать.

Да, до земли рукой подать, однако подавать руку этой самой земле я не собираюсь. Так и до перелома не долго.

Добравшись до цели, мертвой хваткой вцепляюсь в металлические закругленные пластины, готовясь совершить безумство.

У меня ещё есть шанс отступить и вернуться к девочкам. К тому же, Юля до сих пор не закрыла окно. Если спущусь — этой возможности уже не будет…

Однако выбор на то и выбор, что менять уже после его свершения ничего нельзя. Поэтому сжав пальцы покрепче, отправляюсь в краткий свободный полет.

Труба накреняется от моего веса, издает скрежет и как будто бы даже немного вибрирует.

Или это мое сердце так сильно бьется, что меня прихватил припадок?.. Впрочем, неважно.

Аккуратно перебирая руками и обхватывая трубу ногами, спускаюсь вниз на манер гусеницы. И только оказавшись ногами на сырой земле, понимаю, что заняло у меня это довольно много времени. Повсюду кромешная тьма, а у меня с собой даже фонарика нет!

К тому же, передо мной ещё и встаёт вопрос: а куда вообще мне двигаться? Где можно встретить того, кто запугал целую свору трудных подростков?

Вариантов не много. Два жилых корпуса, столовая, спортзал, оранжерея и административный корпус.

В последний соваться не рискую. Решаю сначала проверить оранжерею. Там хотя бы фитолампы горят. Тускло правда, но хоть какой-то ориентир.

Там я бывала всего раз за прошедшее время. Два раза в неделю нам устраивают, так сказать, исправительные работы трудом, во время которых мы изображаем из себя примерных огородников. Полив, посев, прополка. И все без перчаток! Руки после возни в земле так зудят, что хочется содрать с них кожу. И это я ещё мягко выражаюсь, Анфиса с Юлей и вовсе не сдерживают ругани от одного упоминания подобного времяпровождения.

Но сегодня мне нет никакого дела до капусты и рассады томатов. Я двигаюсь едва ли не на ощупь, постоянно спотыкаясь о камни и бугры. Никогда бы не подумала, что буду скучать по свету уличных фонарей.

Вокруг так тихо, словно все живое вымерло. Даже ночных птиц не слышно.

Дверь в оранжерею оказывается приоткрытой. Внутри также мрачно и тихо… Фиолетовые блики от тусклых ламп только дополняют атмосферу жути. А ещё тихий, едва уловимый звук, похожий то ли на скулеж, то ли на плач, который исходит из глубины довольно большого помещения. Стараясь держаться как можно ближе к дорожке, ведущей на выход, крадусь вперёд, желая узнать источник этого звука.

Глава 12. Ярослав

Выходка Парфёнова здорово подрывает мою репутацию.

"Как так, всесильный Гром и не предвидел, не предугадал? Непорядок…" – наверняка именно такие мысли проносятся сейчас в головах большей части Кингдома.

Поэтому моя главная задача на ближайшую ночь — развеять все сомнения в том, что у меня не всё под контролем.

Для этого я нетерпеливо дожидаюсь отбоя, а когда во всём Кингдоме выключается свет, вылезаю из окна на втором этаже, и залезаю в другое окно — уже на первом. Небольшой марш бросок через галерею между корпусами, и вот мы в административном, стоим у служебного выхода.

На улице сыро, темно и пасмурно, но это последнее, что волнует нас. С удовлетворением отмечаю, что знакомые ребята с десятого из красных хорошо постарались, раздолбав электросчетчик, отвечающий за уличные фонари. Экстренному тех.служащему, чтобы починить подобный беспредел понадобится точно не меньше двух-трех часов.

Мы выходит наружу, камеры наблюдения и попадая в слепую зону. У нас с друзьями есть проверенное временем окошко с достаточно широкими прутьями решётки и сломанной задвижкой, сквозь которое можно незаметно попасть в одно из помещений на первом этаже. Наверное, и Парфёнов пробрался через подобное в столовой ночью, чтобы стащить с кухни нож.

Впрочем, это уже неважно. Всё равно, как этот урод украл холодное оружие. Главное, что больше такого не повторится. Потому что я не позволю.

– Тш-ш, кажется, кто-то идёт, – шепчет Алекс, когда мы все втроём оказываемся внутри, толкаясь у двери.

Если выйти отсюда, то дальше по коридору — камер нет вообще. Однако едва ли это поможет, если нас застанут на горяченьком воочию.

Мы с Дамиром затихаем, слившись дверью, за которой находится коридор, ведущий к лестнице на цокольный этаж.

Но тревога оказывается ложной, и мы продолжаем путь в карцер, где сейчас сидит Игнат. Вокруг абсолютно темно, но наши глаза привыкли к мраку, поэтому затруднений это нам не создаёт. Спустившись вниз по лестнице, мы проходим до конца узкого тёмного коридора, где возле одной из закрытых дверей сидит на скамеечке один из охранников, и…

– Доброй ночи, Андрюха, – довольно бодро приветствую я, кажется, уснувшего, мужика. От моего восклика он вздрагивает, начиная озираться по сторонам и щуриться спросонья.

Хорошо он, однако, выполняет свои обязанности, если даже не заметил нашего приближения!

– Ярослав? Что ты здесь делаешь? Быстро возвращайся в свою комнату, пока тебя мои коллеги не засекли! – шипит на меня охранник, но я и бровью не веду.

– Батя привет передаёт. Помнишь моего батю? Да и вообще, часто вспоминаешь, как на нас работал? Как…

– Говори, что тебе нужно, – Андрюха не даёт мне договорить. Сдается, прекрасно понимая, что я знаю о всех его больных мозолях.

– Ну, раз сам предлагаешь, грех отказываться. Впусти нас к Игнату. Кое-что обсудить с ним надо, – я дёргаю висящий на двери замок. – Давай скорее, пока никто из твоих коллег нас не засёк. А то директор устроит нам а-та-та, и тебе до кучи. А разве нам это нужно?

– Обещай, что ничего ему не сделаешь, – Андрюха достаёт ключ-карту из кармана штанов, но спешит предпринять дальнейшие действия. – Я не хочу снова потерять работу!

– Не боись, не сделаю я ничего с этим уродом. Только поговорю, – обещаю я, охранник вздыхает, но, тем не менее, проводит картой по двери карцера.

– Только ты один, и не больше пяти минут, – Андрюха преграждает путь к открывшейся двери перед моими друзьями.

Пусть и нехотя, мне приходится смириться. Я киваю парням – мол, подождите здесь, и делаю шаг во тьму.

Не проходит и секунды, как в карцере загорается свет, а из-под одеяла на сиротливо стоящей в углу кровати выглядывает заспанная морда Игната.

– Ты! – я довольно быстро приближаюсь к разморенно лежащему на кровати телу и хватаю его за горло. – Слушай сюда…

Давлю руками на горло подонка сильнее, чтобы вдруг что не Парфенов не начал орать, как резанный. Издавая тихие, нечленораздельные звуки, он дрыгает ногами, машет кулаками, пытаясь освободиться, но, разумеется, ничего не выходит. Ему приходится послушно выслушать то, что я собираюсь до него донести.

– Слушай меня внимательно. Завтра приедут твои предки. Мне неинтересно, что ты им скажешь, как ты их будешь умолять, но ты сделаешь всё, чтобы они забрали тебя отсюда. А не заберут — пеняй на себя. Проснёшься ночью от того, что тебя душат подушкой, или… может и вовсе не проснешься, кто знает, вдруг тебя случайно пырнут заточкой. Ты меня понял? Кивни, если да.

Игнат хрипит и испуганно кивает, я ослабляю хватку и хочу было уйти прочь от кровати, но лицемерный ублюдок пользуется моей наивностью и неосмотрительностью. Резво садится, ногой делая подсечку, отчего я заваливаюсь на кровать, и подминает меня под себя.

– Что ты там сказал? Хочешь чтобы я уехал из Кингдома? – шипит мне в лицо Игнат. – Как бы не так, я останусь здесь, и, рано или поздно, займу твоё место. Вот увидишь, скоро я стану королём, и ты ещё пожалеешь, что носишь красный галстук…

Приложив титанические усилия, я кубарем скатываюсь с кровати, и, сцепившись с Игнатом, качусь по полу карцера. Полоумный псих силён – мне приходится тратить все свои силы, чтобы не дать ему сжать пальцы на моём кадыке. Мне прилетает по лицу, и не один раз, я тоже куда-то попадаю. Хорошенько заезжаю Парфёнову по челюсти, разбиваю ему нос, испачкав руки в его крови…

Глава 13. Ярослав

Вот уже в который раз я ощущаю неясное притяжение к такой яркой и огненной девчонке. Все вразумительные мысли буквально вышибает из головы, стоит мне коснуться Марго. Ее теплого, податливого стана. Девочка дёргается, как от удара, стоит ей оказаться ко мне так близко, что между нами мог бы поместиться, разве что, спичечный коробок. Кажется, она ещё не понимает, что уже слишком поздно давать заднюю…

– Ты что творишь? – голос ее насторожен, пропитан испугом. Дыхание девчонки касается моего подбородка, лишь дразня и без того взбудораженное после потасовки с Игнатом сознание. Туманя его, разрушая последние границы.

"Дерзила мне, постоянно путалась под ногами, а теперь собирается слиться? Ну уж нет", – мелькает злорадная мысль в голове.

– То, что давно хотел сделать, – произношу, прежде чем отпустить все тормоза.

А следом сокращаю разделяющее нас расстояние, не оставляя от него и миллиметра. Врываюсь в ее распахнутый от удивления рот, собираясь обуздать эту наглую и сумасшедшую девчонку. Сделать ее своей. Подчинить ее. Проучить, как следует.

Но сам не осознаю, насколько быстро все мои цели теряют смысл. Потому что Марго вдруг прижимается ко мне все телом с тихим, едва слышным стоном. Ее руки смыкаются на моей шее, тонкие пальчики зарываются в мои волосы. А я все больше и больше позволяю себе… просто наслаждаться этим моментом.

Это похоже на величайшее открытие, на взрыв сверхновой звезды. Марго же ненавидит меня, разве нет? Но с той же силой и упорством, которые девчонка использовала против меня, она тает в моих руках, позволяя мне большее. Ластясь к моим ладоням, проникающим под ее футболку, буквально жаждущая, не меньше моего, той неуловимой разрядки — танца на огненных кинжалах страсти.

И плевать на принципы и правила, сейчас я просто хочу ощутить себя живым. Вцепиться в эту внезапно трепетно нежную, сияющую бесконтрольной энергией девчонку, и никогда… никогда не отпускать.

– Так вот что тебе было нужно, Маргаритка, – в перерыве между поцелуями, произношу убедительно я, собираясь было вновь примкнуть к ее сладким устам.

Но волшебство спадает. Марго вдруг напрягается, широко раскрыв глаза. Словно ее и саму удивляет то, что между нами сейчас произошло. Будто она — в ужасе.

– Я не… – пытается вырываться из моих объятий она, но я не отпускаю. Держу крепко, так, словно она последняя ниточка, позволяющая мне оставаться собой.

Здесь и сейчас. В моменте.

– Как раз-таки ты — да, – перебиваю ее, титаническим усилием заставляя себя ослабить хватку. Заправляю выбившуюся прядь ее волос за ухо. Нежно, осторожно, боясь спугнуть.

Подумать только, где я и где нежность?

Но ничего с собой поделать не могу. Я прекрасно понимаю, что Марго страшно. Но чего она боится боится больше: меня или своих чувств?

– Не знал, что ты запала на меня, Марго, – усмехаюсь самодовольно, внутри до сих пор словно выпускается запалы тысячи фейерверков.

– Я ненавижу тебя, Гром, – окончательно придя в себя, начинает брыкаться девчонка, я всё-таки отступаю, даю снимок ощущение свободы. Пользуясь этим, Марго тут же отлетает от меня на несколько шагов. – Всей душой… не-на-ви-жу!

– Тогда что это было? – все с той же усмешкой спрашиваю. До сих поражаюсь тому, насколько же лицемерны были все ее действия ранее. Неужто то были всего лишь попытки привлечь мое внимание?

Вопрос так и повисает в воздухе. Марго вновь стремительно приближается, выкидывая руку. Щеку обжигает резкой болью. Вместе с тем зажигаются фонари, все, до единого, окончательно разрушая таинство интимного момента. Я вижу как безумно привлекательно личико Градовой бледнеет, оставляя яркими пятнами лишь горящие щеки и искусанные мною губы.

"Как же не вовремя электрик справился со своей работой", – с досадой думаю, потирая щеку и замечая промелькнувшие в темных глазах Марго искры паники.

Издали слышатся звуки приближения сторожей. Это очевидно, что они бегут в нашу сторону, ведь теперь сложно не заметить двух застывших на территории Кингдома подростков. Только я, балбес, слишком увлекся кое-чем поинтереснее, чем игры в крысиные прятки с местными представителями правопорядка.

– Беги, – одними губами говорю я Марго, фиксируя приближение двух суровых охранников с противоположного конца здания.

Градова окидывает меня последним ненавидящим взглядом, и срывается с места, прямиком к своему проверенному способу оказаться в своей комнате.

Но охранники слишком близко. Они хотят было разделиться – один направляется в сторону удирающей Маргаритки, а второй ко мне. Но я не собираюсь допускать, чтобы девчонку поймали. Она не такая как я, ей незачем достижение в виде красного галстука. Это… создаст куда больше проблем, чем преимуществ. Поэтому я наклоняюсь, поднимаю с земли булыжник, и запускаю им в охранника, устремившегося за Марго. Попадаю — парень вскрикивает, схватившись за ногу, забывает о поднимающейся по водосточной трубе девчонке, и присоединяется к коллеге, стремительно приближающемся ко мне.

– Ложись на землю. Руки за спину, – командует охранник, подбежавший ко мне первым. Я послушно подчиняюсь.

А смысл бороться? Всё равно рано или поздно эти два взрослых мужика меня скрутят, только синяков наставят и лицо разобьют, если не захочу сдаться по-хорошему.

Глава 14. Рита

– Знаешь, тот мальчик так хорошо целуется, – шепчет Анфиса Юле, и я вспыхиваю алым румянцем.

Вот обязательно сегодня это обсуждать! Хочешь не хочешь, а вспоминается вчерашний вечер. Бесцеремонные и горячие касания, сводящие с ума поцелуи… того, кого я на дух не выношу!

Встряхнув головой, чтобы отогнать ненужные мысли, делаю вид, что ничего не слышу, и продолжаю причёсываться.

Утро сегодня начинается на удивление рано. Я просыпаюсь уставшей, разбитой и совершенно не готовой выслушивать болтовню своих соседок. А им лишь бы посплетничать.

Не у одной меня сегодня была насыщенная событиями ночь, Анфиса возвращается в комнату только под утро. Судя по её растрепанной прическе, засосам на шее, ослабленному синему галстуку и неправильно застегнутой блузке, время она проводила с огоньком. И точно не в медотсеке!

Действительно, чем ещё можно заняться тёмной ночью, когда обладатели красных галстуков охотятся на “жёлтых”?

“А сама-то как будто не тем же занималась”, – шепчет мне внутренний голос, и я вновь встряхиваю головой. Не хочу даже думать об этом!

Только в отличие от меня, соседка на удивление активная жизнерадостная. Ей что, сон совсем не нужен? Мне бы её мощный организм!

– А кто тут ушки греет? – выдёргивает меня из “приятных” воспоминаний Юля. – Своей личной жизни нет, хотя бы другим не завидуй!

– Больно нужно, – презрительно хмыкаю я, откладывая расчёску, и застёгивая верхнюю пуговицу блузки. – Я сюда учиться приехала, а не по чужим комнатам бегать.

– Что ты сказала? – оживляется Анфиса. – Ты что, осуждать меня вздумала?

– Что ты, ни в коем случае, никакого осуждения. Просто мне казалось, что ты с тем прихвостнем Грома, с Алексом…

Я действительно часто замечала их в компании друг друга. Соседка буквально млела от его внимания!

– Алекс — пройденный этап, – Анфиса принимает мои слова за чистую монету. – Знала бы ты, как он со мной обходился! Как будто я собачка, которая должна прибегать по первому его зову! Всё, больше никакого Алекса! Кроме него в Кингдоме много других парней, в разы лучше!

По-видимому, Анфиса не собирается ограничиваться тем, кто наставил ей засосов, но я решаю благоразумно об этом промолчать. Несмотря на то, что моя соседка не в меру любвеобильна, кажется, она не такой уж плохой человек. Во всяком случае, по сравнению с Юлей.

В столовой я стараюсь вести себя, как и всегда. Привычно присоединяюсь к мрачной Ане, что позволяет мне получить свою порцию быстрее, чем это успевают сделать мои соседки. Несмотря на мрачность и молчаливость, Аня — мой луч в этом тёмном царстве. Именно она открыла мне вчера ночью окно, когда я вернулась с рандеву с Громом. Уверена, Юля и её подружка Анфиса вполне могли оставить меня на улице.

– Смотрите, Грома из карцера выпустили! – слышится чей-то восторженный шёпот, я поднимаю голову от тарелки, и вижу на пороге столовой Ярослава Громова собственной персоной.

Всё такой же дерзкий. Такой же насмешливый. И… красивый?

“Рита, чёрт бы тебя побрал, прекрати пялиться, прекрати восторгаться, и вообще, выкинь его из головы”, – приказываю я сама себе, но получается как-то не очень.

Особенно с учётом того, что Гром окидывает быстрым взглядом столовую, и останавливает его ни на ком ином, как на мне. Чёрт, чёрт, чёрт! Я сквозь землю готова провалиться, чтобы бы не видеть эти стального цвета глаза, не чувствовать, как кровь приливает к щекам. А ещё бабочки, откуда эти чёртовы бабочки, нет, только не это!

Я не хочу, чтобы этот местный недоделанный царёнок вызывал во мне такую бурю эмоций! Пусть вчера он и спас меня от охраны, приняв удар на себя. Пусть ещё и в карцере за это посидеть успел, но ведь всё это неважно, правда? Он ведь всё равно остаётся говнюком, который держит в страхе весь Кингдом, и издевается над людьми из-за цвета их галстука? Кстати, пора бы мне уже узнать, что означают их цвета…

Надеясь, что Гром не успел понять, как я на него реагирую, я опускаю глаза в тарелку, и стараюсь больше не смотреть на одноклассника. Он получает свою порцию еды, усаживается за столик, и оставшаяся часть завтрака проходит без эксцессов. В смысле, без бабочек в животе, и без воспоминаний о вчерашних поцелуях.

– Ань, расскажи уже мне, что значат эти чёртовы галстуки? – шёпотом прошу я одноклассницу, когда доедаю манную кашу и выпиваю компот. – Мне никто ничего не говорит, но я же понимаю, что это почему-то важно!

– На днях тебе вручат твой собственный, тогда и узнаешь, – лаконично отвечает Аня, продолжая ковыряться в своей тарелке.

Да уж, похоже, тут ни от кого правды не добьёшься. Неужели и правда придётся ждать того дня, когда мне повяжут на шею галстук – синего, жёлтого или красного цвета?

Сама того не желая, я невольно бросаю взгляд в сторону столика Грома, и замечаю, что сидит он там не в компании привычных Дамира и Алекса, а с теми парнями, которым досталось вчера в оранжерее от Вадима. Досталось им и правда неплохо – у одного синяк под глазом, у второго на скуле.

– Ань, а ты не знаешь случайно Вадима? Он же из ваших, из “жёлтых”? – спрашиваю я у соседки, но и на этот раз меня постигает неудача.

– Не знаю я никакого Вадима, – хмурится Аня. – И вообще, лучше не спрашивай о нём, ни к чему хорошему такие вопросы не приведут.

– Ну ладно, не буду, – я удивлённо пожимаю плечами.

О галстуках она мне не рассказывает, теперь, оказывается, и о Вадиме говорить нельзя? Как же всё это странно! Но ничего, я и без помощи Ани разберусь. В крайнем случае, спрошу у самого Вадима, что с ним не так, и почему о нём боятся говорить. Осталось только встретить его на просторах Кингдома...

Однако ни в столовой, ни в перерывах между урока я его не вижу. Парень словно сквозь землю провалился! И это удручает, лишь сильнее разжигая любопытство.

Последним учебным занятием на сегодня стоит физкультура. Грома на нем почему-то не присутствует, что и позволяет мне немного расслабиться. Мы с одноклассниками чинно выполняем все требования тренера — Федора Эдуардовича. Хотя, какие там требования, скорее уж приказы. Великовозрастный мужчина абсолютно не жалеет малолетних мажорчиков, норовя то и дело погромче гаркнуть на особо медлительных. Разминочный бег, прыжки, отжимания, подтягивания (даже для девочек!) и прочие неприятности. Кажется, этот престарелый седовласый дед с носом, как у лайнера, собирается нас просто довести до состояния нестояния. Учитывая, что минувшая ночь для многих выдалась бессонной, происходящее походит на пытку.