Четвёртый суд

Человечество уже не спасти. Сейчас это действительно конец. Население сократилось до 16% от прежнего объема, процесс скоро будет завершен. Аннигиляторы почти разобрались с городами, башни — с токсичными отходами, ученые не без гордости дорабатывают восстановителей, скоро их выпустят, и хвостатые и крылатые творения биоинженерии помогут местным тварям восстановить экологическое равновесие в их доме, после чего самоустранятся либо интегрируются в подходящие популяции.

Боты уже сканируют и оцифровывают крупнейшие достижения науки и искусства — сразу после чистки их, как предписано, загрузят в мемориал.

Я устал, я больше не хочу выносить приговоров, но у меня нет и тени выбора. Конечно, они боялись, разумеется, трепетали и умоляли, просили дать второй шанс. Жалкие, они обещали сажать в тюрьму за выброшенный пластиковый пакет и расстреливать за насилие в семье, чем только утвердили наше решение. Они стали моими четвёртыми.

Все просят второго шанса. Предыдущие, могучие улуриане, на коленях кричали, что прекратят бесчисленные войны (прямо как местные) и станут пацифистами, постреливая время от времени только собственную семью, клялись в собственной честности и неподкупности, суля отдать за помилование всю планетарную казну — с налогом «всего лишь в тридцать процентов». Единственными, кто радовался, оказались кимианцы. Для них мы стали спасением. Брат, помнишь Кимию? Искристую тёплую Кимию, где ты мечтал поселиться, когда задача будет окончена? Не будет конца, и Кимии больше нет.

А знаешь, когда-то мы ведь здесь бывали. Помнишь ли ты пески Марса, истощенного жадным Советом, откуда мы вывезли небывалое количество наследия? Мы тогда надеялись, что больше не вернёмся, что милый голубой шарик по соседству никогда не будет в нас нуждаться.

Когда я увидел планету вживую, а не на бездушном экране, я заплакал, чего не делал уже сезонов пятьдесят. Мне было безумно жаль и обитателей этого прекрасного мира, и его самого — ведь если мы являемся, этому есть веская причина. И, хотя ни разу ещё мы не допустили ошибки и не ушли, отступившись, протокол требовал провести тщательный анализ целевой цивилизации, затем, в случае подтверждения приговора, оповестить крупнейшие правительственные центры (травмировать массовое население считается негуманным) и лишь затем приступить к делу.

Как всегда, я ступил на поверхность с чувством призрачной, атрофированной надежды: вдруг в этот раз был взят ошибочный курс, вдруг мы отправимся восвояси, не шевельнув и пальцем? Первым встреченным аборигеном была молодая самка mus musculus. Ах да, ты же у меня механик. Маленькая мышь была встречена с почётом и расспрошена делегацией лингвистов и ксенобиологов — в полном соответсвии с инструкцией. У мыши не оказалось хвоста.

— Кто с тобой это сделал? Это произошло естественным образом? — уточнили мы.

— Хвост мне отрезал мальчик, сын хозяина вот того дома, — рассказала мышь, — отец его пришёл злой и ударил мать, а мальчик не мог ничего сделать, кроме как покалечить кого-нибудь ещё.

Великие предки, если детеныши способны на такое... Я отчаянно убеждал себя: наверное, это случайность. В каждом обществе есть неудачные представители, это ещё ни о чём не говорит. Но дальнейшие исследования лишь усугубили неутешительный вывод.

Надежда рухнула, не успев расцвести.

Знаешь, я недавно откопал какой-то старинный труд по мифологии. Да-да, как у любого древнего общества, у нас тоже есть свои мифы. Там излагалась сказочная история, объясняющая нашу непохожесть на другие центральные расы, и истоки задачи. Вероятно, она была записала в самом начале ее исполнения, когда я ещё не родился (в этом нам с тобой, представителем последнего свежего поколения, все-таки страшно повезло, не забывай). Хотя не знаю... когда, ты думаешь, мы начали осознавать тот факт, что в корне отличаемся ото всех встречных рас: не умираем, не враждуем и не имеем дома? Когда поняли: станции ведут нас сами — к тем планетам, что ждут очистки, и не сдвинутся с места, пока мы не осуществим ее, и сами готовят орудия? Может быть, я сам все это понял, но спустя вечность не сохранил ни грана воспоминаний.

В сказке некое всемогущее создание небелковой природы поручило нам провести семь судов, вручив технологии и точные предписания, и разделило на восемь станций, тут же направившихся к первому месту назначения. Давно ли ты встречал других? Я — лишь однажды. Целый сезон станции оставались состыкованными, позволяя нам обмениваться опытом и знаниями. Они рассказали, что, возможно, одна из экспедиций изменила устоям и злоупотребляет своей мощью — по крайней мере, задокументированы несанкционированные очистки, точнее, терминации, как принято говорить в таком случае, с использованием неведомого нам биологического оружия. Это страшно. Никто не хочет становится таким, вместо чистой биосферы оставляя за собой голую пустошь. Мне тоже страшно, брат, ведь я не хочу даже покидать обезлюдевшую планету, чтобы выносить пятый приговор. Но население сократилось уже до 8%.

В конце мы очистим атмосферу. Огненное знамя засияет над Землей и угаснет, и мне придётся отправиться дальше.