Чистосердечное признание 2 Бумеранг зла

Глава 1

Кто знает, что такое время? Потрогать его нельзя. А видеть? Мы его определяем в передвижении стрелок на часах. Ощущаем в движении суток, перемене времён года. Возможно, время, это космический механизм, с помощью которого Вселенский разум дал возможность расцвести своей дочери – прекрасной Природе. А она, щедрая на дары, дала возможность своему чаду – человечеству, с помощью часового механизма разложить свою жизнь на секунды, минуты, часы, сутки, месяцы, года. И всё для того, чтобы он – человек, правильно распределил свою жизнь. Безумно не тратил её драгоценные моменты попусту. Развивался, двигался в своём развитии вперёд, наполняя душу, вложенную в наше бренное тело, добром, милосердием, любовью.

Но ни Всевышний, ни Матушка Природа не ожидали, что человечество, которое они породили, поставили на ноги и в кого вложили разум, предполагая, что оно, став умнее, сбережёт их дары и приумножит красоту природы, будет совершать непростительные ошибки, нарушая законы Вселенной. Законы нравственности, тем самым возвращая себя в первобытное состояние. В то состояние, когда человечество ещё не могло победить в себе зверя.

Декабрь 2009 г. Москва

Нина Ильинична, словно по расписанию, проснулась ровно в шесть утра. Но, подумав, что завтрак для внучки готовить не надо, осталась лежать в постели.

– Почему время иногда летит так быстро и незаметно, а иногда тянется так долго, что приходится смотреть на часы, проверяя их работу, – думала она.

Но вскоре, решительно откинув одеяло, опустила ноги в мягкие тапочки.

– Время изменяет как наш образ жизни, так и привычки. А уж о внешности говорить не приходится, – она умылась и погрозила пальцем своему отражению в зеркале, – ладно, прощаю. Будем считать, что я ещё ничего себе. В моём-то возрасте. Зарядку делать не буду, это приобретённая привычка. А вот кофе непременно выпью. Горячего, с корицей. Это неизменная привычка. Нет, необходимость.

Нина Ильинична с грустью смотрела в окно, наслаждаясь любимым напитком.

– Серо утром, серо днём. Снег идёт, а морозец небольшой. Что это за мороз: семь, восемь градусов. В декабре. Покинули сильные морозы Москву. При таком строительстве. Придумали тоже: точечная застройка. Это же надо? Окна в окна. Пустырей, что ли, мало? Какие уж тут морозы. Паром пыхтит Москва. Москва растёт, преступления увеличиваются. Работы ребятам невпроворот. И Ниночка забегает редко и всё бегом, бегом.

С тех пор, как мать Димы Серова забрала его из больницы, Нина Ильинична ведёт беседы сама с собой. Внучка Нина, как она сказала, на время переехала в квартиру Тамары Васильевны, чтобы хотя бы некоторое время после службы находиться рядом с любимым. Нина Ильинична, конечно, согласилась с её переезд и старалась не выдавать своего сожаления по этому поводу. Она отлично понимала, как Диме сейчас тяжело. Конечно, он считает, что уже совершенно здоров после ранения и рвётся на службу. Но женщины решили: он должен до конца пройти лечение, а заодно и полное медицинское обследование. Иначе потом его невозможно будет заставить узнать правду о своём организме.

После нашумевшего дела о маньяках Коколевском и Котове, которые творили свои страшные преступления сначала на территории Черкизовского рынка, а потом и в районе Измайловского парка. Конечно, и не только из-за них произошла очередная смена руководства не только в рядах московской милиции, но и в МВД, а вместе с ней и смена многих руководителей районных управлений.

Михаил, негласный помощник подполковника Устинова, бывшего начальника Димы, стал исполняющим обязанности начальника УВД. Все надеялись, что теперь уже подполковник Дмитрий Серов после выхода на службу займёт кресло бывшего начальства. Но Дмитрий колебался.

– Я потомственный сыскарь. Землекоп. Лучше будет, если я останусь на своём месте со своим отделом. Но, с другой стороны. Если быть честным, надоело бегать. Возможно, устал. Но чувствую, что на последнем деле я сломался. Ничего, это временное. Отдохну и с новыми силами, – думал Сергей, но всё же попросил начальство дать ему подлечиться, подумать.

– Да уж. Весь в отца. Серёга тоже «рыл землю». На всё шёл, чтобы докопаться до истины, – сказал тогда полковник Метелин, но всё же предложил ему перевестись на Петровку, хотя заранее знал, что Дима откажется от его предложения.

Нина в душе была рада решению любимого. Работать вместе, возможно, хорошо, но хлопотно.

Её напрягало и то, что она никак не могла привыкнуть к дому и укладу жизни Тамары Васильевны. Нина считала мать Димы прекрасной женщиной. Но всё же она чувствовала лёгкое напряжение в их отношениях. Постоянные вздохи, когда Нина поздно возвращалась со службы, и осторожные её высказывания:

– Как ты будешь справляться с ролью жены? Матери? Надо свадьбу сыграть. Пора о ребёнке подумать. Тебе с ребёночком тянуть уже опасно.

Такие правильные напоминания портили Нине настроение и выбивали её из колеи. Дима замечал перемену в Нине, но списывал это на её усталость. А она соглашалась с его матерью и с ним и не могла позволить себе спросить у Дмитрия, почему он не делает ей предложения, чтобы на радость его мамы они и свадьбу сыграли, и деток нарожали.

– Просто я не умею переключаться. Вернее, дома отключаться от дел, – отвечала она на претензии будущей свекрови, – но я постараюсь научиться.

Нина понимала, что Тамаре Васильевне она сразу не очень приглянулась. Но, понимая и то, что любая мать хочет для своего ребёнка лучшего, прощала ей некоторые колкости, которые она стала слышать всё чаще и чаще.

– Дима, давай переедем к нам. Бабушке тоже нужно внимание, – хитрила она.

– Не обижайся на мать. Я всё вижу и понимаю. Но и я не могу её оставить. Это будет не честно по отношению к ней. Во всяком случае, сейчас.

– Тогда какой выход?

– Потерпи, я найду выход. Всё будет нормально, – заверил он её.

Наконец, подполковник Серов полностью пришёл в свою форму и, освободившись от материнской опеки, приступил к своим непосредственным обязанностям.

Глава 2

Нина проснулась от горланившего где-то петуха. В полной тишине, казалось, громко тикали часы на тумбочке.

– Шесть утра. Что-то Петя петушок проспал рассвет. Хотя в такую темень и рассвета не видно, – сладко потягиваясь, подумала она.

Нина опустила голову на подушку. Стук передвигающихся стрелок по циферблату никогда не раздражал её. Наоборот, она любила тихое тиканье часов. Ей казалось, что этот мерный стук приводил её мысли в порядок, как бы расставляя всё по своим местам. Когда она уставала, тихое щёлканье стрелок успокаивало её. Когда не могла заснуть, этот звук убаюкивал. Иногда она не могла заснуть, если не слышала этот тихий, уравновешивающий её сознание ход времени.

Из большой комнаты доносился скворчащий звук. Потянуло ароматом жаренных оладий. Ещё раз сладко потянувшись, Нина встала и вышла в комнату. За сервированным для завтрака столом сидела Екатерина Ивановна и читала газету.

– Ниночка, вы что так рано встали?

– Петушок разбудил.

– Это разбойник проспал. Зима. А летом он бы вас часов в три - четыре разбудил.

– Ничего. Я жаворонок. Для меня, знаете: лучше недоесть, чем переспать, – улыбнулась Нина.

– Мы в этом с вами схожи. Я тоже люблю, как говорят, с петухами вставать. Да у нас как в деревне. Раньше и я коровку держала, и работа заставляла первой в школу приходить. А теперь не по карману содержать живность. Это стало роскошью. Да и силы не те. Алёшка не разрешает. Вот только курочек на радость правнукам и держу. Могла бы спать да спать. А не могу. Глаза открыла, всё! Подъём. Давайте завтракать. Вы по утрам кофе или чай предпочитаете?

– Я кофеманка. Что это я! Сейчас принесу. Я всегда беру с собой и кофе, и корицу.

– А у меня растворимый есть. Но, полагаю, раз вы любитель кофе, то у вас, конечно, молотый.

Нина приготовила себе на газовой плите кофе и присоединилась к хозяйке.

– Екатерина Ивановна. Алексей о вас так тепло отзывается. Если не секрет, а где его мама.

– Мне Лёшеньку пришлось растить одной. Любочка моя пропала, когда ему исполнилось три года.

– То есть… Это как пропала?

– Она тогда, в восемьдесят третьем, работала в нашем Лесхозе. Любочка моя была инженером лесного хозяйства. Тимирязевку окончила. Там у неё и случился студенческий роман. Папа студент сбежал. Бог ему судья. А она из Москвы домой вернулась. Ничего. И без горя папаши обошлись. Алёшка, гордость моя. Да и Любочка моя была очень хорошей, – Екатерина Ивановна заплакала.

– Не плачьте, – Нина положила свою ладонь на руку бедной матери.

– В день её исчезновения она после работы должна была в клуб наш пойти. Пела она хорошо. А в то время Бориска, тогдашний директор клуба, баянист, так он ансамбль русской песни организовал. Вот я ждала её, думала, что репетиция затянулась. Бывало, засиживались наши девчонки в клубе. А её нет и нет. А оказалось, что пропала моя доченька.

– Так, так, подождите, – Нина достала свой блокнот и стала что-то в нём записывать.

– Ниночка, вы думаете, что у нас маньяк живёт? Да нет! Что вы. Мы все тут друг друга знаем. Посёлок небольшой. Я вот читала в газете, что в стране, да и в мире, много людей пропадает, а потом через годы, раз и появляются, – Екатерина Ивановна опять приложила платок к глазам.

– Ну что вы. Вы же современная женщина. Зачем вы читаете эти грязные статейки. И где вы только их здесь берёте? Кстати, вы кто по профессии?

– Газеты на почте покупаю. А до пенсии, Ниночка, я работала директором нашей школы. А теперь где та пенсия и где наша школа? Да и учить некому и некого. Хорошо, новый директор клуба, молодая девчонка, а шустрая такая, тех, кто остался, хоть как-то заинтересовывает, чтобы последняя молодёжь из посёлка не убежала. Да, Антон Меньшиков всё бьётся со Скоробеевым. Толковый он парень, всё старается, чтобы наш посёлок совсем не сгинул.

– Екатерина Ивановна, я понимаю, что вам тяжело ворошить тягостные воспоминания. Но всё же. Следствие о пропаже вашей дочери велось?

– Да, всё велось. Только и следов моей Любочки нигде не удалось найти.

Разговор прервал стук в дверь.

– Товарищ подполковник, с добрым утром, – бодро сказал Шура.

– Здрасте, – стараясь не дышать в сторону Нины, пробурчал Григорий.

– Это что ещё такое? – строго посмотрела на него Нина.

– Ну так за знакомство. Полагается, отказаться было неудобно, – промямлил он в ответ.

– Не ругайте их. Это всё мой Алексей виноват. Чего стоишь, прячешься? Ладно. Сейчас мы всё исправим, – к ним подошла Екатерина Ивановна, – пошли со мной, милок, и ты внучок, не отставай.

– А вы чего застыли? – обратилась Нина к Шуре, – идите, приводите себя в порядок.

– Так я ни в одном глазу, – пытался оправдаться Шура.

– Выполнять, – тихо приказала Нина ему и стала заваривать на всех кофе.

После завтрака с горячим кофе, пирогами и оладьями шумная компания успокоилась и принялась обсуждать план своих действий.

– Какие мероприятия проводились по поиску детей? – спросила Нина у участкового.

– На сколько мне известно, как положено. Первым делом Меньшиков собрал своих работяг с пилорамы и всех мужиков из посёлка и вместе с лесником теперь он и егерь разбились на группы и прочесали весь лес вокруг. Мы считали сначала, что если дети сами в лес зашли, то далеко не смогли бы уйти. Замёрзли бы. Снегом всё занесло только перед вашим приездом, но морозец был. Если бы они были в лесу, так мы нашли бы их. Получается, неделя прошла, этот… отнёс труп ребёнка в лес. Как так, что никто не заметил. Главное, снег выпал, а следов нет.

– Они откуда пропали? Екатерина Ивановна, можно водички? – Григорий,

смущённо посмотрел на Нину.

– Так была суббота. В пятницу их со школы привез Илья, они в райцентре с его женой живут и там учатся. В субботу их и отпустили со двора погулять, пока светло. А вся ребятня у нас на площади возле клуба толчётся. Снег как раз выпал они там гурьбой и играли. Я сам видел.

Глава 3

Матвей Петрович сел за стол рядом с Антоном Меньшиковым.

– А ты помнишь, – обратился он к нему, – в прошлом году, как раз перед пожаром, ты нас послал ремонтировать клуб? Вот. Я ещё в кабинете нового заведующего клубом такой стол соорудил, лучше этого твоего.

– Ой, мастер! Смотри ты! Дома не поймёшь, откуда руки у тебя растут. А тут сидит, хвастается, – заверещала Семёновна.

– Понимала бы чего. Какая разница, откуда они у меня растут, раз золотые.

– Да не томи ты, Петрович, – прервал его Алексей.

– Вот. Отремонтировали, а потом обмыть хорошую работу надо? Мы и отметили за новым столом. Я, конечно, чуток перебрал. А тут зашёл наш бывший участковый. Ты, Лёха, его знаешь.

– Старик этот? Совсем спился. Кстати, товарищ подполковник, кажется, он и был в конце восьмидесятых участковым.

– Так точно. Он и есть. Только его к нам назначили после, а тогда он опером, как вы, был. Он в районе сначала служил, в нашем УВД. Да и какой он старик? От горя постарел. Как в восемьдесят девятом его жену нашли, Танюшку Полетаеву. Ещё совсем девчонка. Они с Костей тогда недавно свадьбу сыграли. Истерзал её, изверг. И ошейник у неё на шее был. Спился, конечно, Костюха. А у Кости Полетаева нюх на выпивку. Вот он к нам и заглянул. Стал вспоминать свою жену.

– Подождите, вы сказали, что она работала в УВД, а нашли её труп в вашем лесу, – поинтересовалась Нина.

– Так она наша местная. К матери на выходные приехала. Так вот, а Костю после убийства Тани сюда и направили. Участковым. С глаз долой, чтобы не видеть, наверное, как он пьёт. Да и за Таниной матерью надо было приглядывать. Одна она осталась. У Кости тоже никого из родных. Он и поселился у тёщи. Вот, значит, мы выпили ещё. Костя всё убивался. Танюшу вспомнил. Плакать стал, что убийцу не нашли. Что этот изверг её на ошейнике держал, как собаку какую. Помянули убиенную. А я возьми и скажи, старый дурак. Говорю: не плачь. Помнишь, у нас тоже зимой в восемьдесят пятом девочку в лесу нашли. И тоже с ошейником на шее. А весной лёд растаял в реке, и ещё одна к берегу прибилась. Говорю ему: я тогда ошейник на берегу нашёл. Так отдадим мою находку ментам. Найдут этого убийцу. Собака понюхает и след возьмёт. Он совсем пьяный был. Так и успокоился. Выпил ещё и заснул. Так вот я что думаю. Может, кто и слышал наш разговор?

– Петрович, – только и смог произнести Антон.

– И где этот ошейник? Почему вы сразу не отдали его, – спросила Нина.

– На кой он тебе сдался, старый чёрт? – рассердилась Анна Степановна.

– Да не было никакого ошейника. Спьяну ляпнул, чтобы его успокоить. А Костя такой проспится и всё забудет. Так и вышло. Он больше и не вспоминал, что я и он молол по пьяни.

– Что дальше? – спросила Нина.

– А что дальше. Дальше дом наш сожгли. Этой же ночью. Хорошо, что Степановна крик подняла. Я-то в дугу пьяный был. Это вот она, моя спасительница. Дым учуяла. Крепче спали бы так некому, Антоха, было бы тебе дом строить.

– Почему раньше молчали? Взрослый человек, и так безответственно себя ведёте, – Нина что-то записала в своём блокноте.

– Да сейчас только скумекал. Вот с ребятами поговорили, и сразу всё как-то прояснилось. Какая там проводка? Дом-то новый, и проводка новая. Подпалили дом.

– Да. Долго прояснялось. Тогда почему дом сгорел? Значит, вы думаете, это был поджог?

– Ниночка, какой поджог? Больше слушай его, балабола. Пожарники написали, что проводка, – растерянно сказала Анна Степановна.

– А с кем тогда вы заседали? Помните? Пишите, – Нина взглядом показала ему на лист бумаги и ручку.

– Да нас трое и было. Костя четвёртый. Значит: Матвеев Олежка, я и Жека Иванов.

– Нина Константиновна, так что с поиском? – спросил Григорий.

Нина посмотрела на Антона.

– Я позвоню на лесопилку, дам маршрут ребятам. Кстати, Олег Матвеев и Жека мои работники.

– Нет. Их пригласите сюда. Я сниму с них объяснения. Возможно, они что-то заметили тогда.

– Я поеду в сторожку нашего егеря. Он у нас сейчас и за лесника. Проверю с ним. И поселковых мужиков надо поднять на поиски. Алексей, это ты давай.

– Так, спокойно! – Нина встала из-за стола, – Григорий Алексеевич, вы поезжайте с товарищем Меньшиковым. Александр, а вы с Алексеем.

– А я? – возмущённо спросил Петрович.

– А вы остаётесь здесь. Жену охраняйте, – приказала Нина, – нет! Вот, что. Этих двоих сюда на опрос пригласите. И не мешало бы этого вашего бывшего участкового доставить. Матвей Петрович, вот вы и сделайте доброе дело. Обеспечьте их явку, приведите сюда товарищей.

– А я что? Я мигом. Ты давай, Антоха, лети, а я Матвеева с Ивановым приведу и, если удастся, Костю с ними захватим, – Петрович решительно поднялся из-за стола. Можно идти?

– Выполнять, – улыбнулась Нина.

– Товарищ подполковник, может, Александру не стоит идти с нами? Мы сами управимся. Снега по колено, как он по лесу идти будет, – пытался возразить Антон.

– Так обмундировку мы найдём. Я сейчас, мигом, – предложила свою помощь жена Петровича.

Наконец, проводив мужчин, Нина стала листать свои записи в блокноте, вспоминая доклад Насти.

– Получается так. В восемьдесят третьем пропала дочь Екатерины Ивановны. Труп не обнаружен. Далее. В восемьдесят четвёртом данных об аналогичных преступлениях нет. В восемьдесят пятом две жертвы. Через неделю после исчезновения нашли девочку

восьми лет, с признаками истязаний и изнасилования. С ошейником на шее. Весной восемьдесят шестого обнаружена вторая пропавшая девочка одиннадцати лет и тоже с ошейником. Но убита она была в восемьдесят пятом, зимой. Получается так? И тоже в декабре? За восемьдесят шестой, восемьдесят седьмой данных нет. В восемьдесят девятом убита Полетаева. Тоже ошейник. И большое затишье до наших дней. До две тысячи девятого года. С серийщиками так не бывает. Двадцать лет затишья и потом опять две жертвы сразу? Если это один и тот же убийца, то сколько же ему лет? Возрастной дядя. Надо дождаться данных от Насти. И по жертвам тоже странность. Если отталкиваться от матери участкового, то на день пропажи в восемьдесят третьем ей было двадцать лет. Потом дети: зимой восемьдесят шестого девяти и двенадцати лет. Потом машинистка УВД семидесятого года рождения, получается, ей было девятнадцать. Точнее, почти двадцать. И теперь девочки опять восьми и одиннадцати лет. Это что с датами рождения? И опять зима. Совпадения или его фишка? То, что ошейник точно фишка, это факт. На чём была его зацикленность? Собака? Поэтому и ошейник? Надо узнать, были у этих давних жертв собаки.