Что-то не так в погребе

Дед сидел в старенькой, обшарпанной кухне, за столом, покрытым клеенкой с выцветшими цветочками. Он с наслаждением хрустел солеными огурцами прямо из трехлитровой банки, запивая рассолом, который щедро лился по его седой бороде. Запах уксуса и укропа щекотал ноздри, напоминая о лете и бабушкиных заготовках. Время от времени дед издавал довольное «м-м-м», прикрывая глаза от удовольствия.

Я же, как обычно, залипал в телефоне, сидя на табуретке в углу кухни. Какая-то бурная дискуссия в чате отвлекала меня от реальности. Но дед, как известно, не терпел, когда его игнорируют.

Через какое-то время, оторвавшись от огурцов и рассола, он обратил на меня свое пронзительное внимание. Его глаза, обычно добрые и лучистые, сейчас смотрели с укором.

— Хватит там в своем телефоне сидеть! – проворчал он, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Сгоняй-ка лучше в погреб, достань еще одну банку огурчиков. А то, смотрю, ты совсем от жизни отстал.

Я оторвался от приятной переписки и лениво посмотрел на деда. Он же, в свою очередь, поглядывал то на меня, то на телефон, будто намекая на что-то важное, ускользающее от моего понимания. В его взгляде читалось и недовольство, и какая-то грусть, и даже… опасение?

Через секунду он выдал свою коронную фразу:

— Техника ваша – настоящее зло! Сидите целыми днями в своих телефонах, да в компьютерах! В наше время такого не было! Мы пахали с утра до ночи, не разгибая спины, и при этом не жаловались! А нынешняя молодежь чуть что случится – сразу в больницу бегут! Чуть пальчик порезал – уже трагедия! Тьфу! Неженки! – закончил он с презрительным видом, сплевывая на пол (благо, дед всегда попадал в специально отведенное для этого место возле печки).

Я вздохнул, откладывая телефон на стол. Спорить с дедом – это как пытаться переубедить упрямого осла. Бесполезно. Только потратишь нервы и время. К тому же, в его словах была доля правды. Я действительно слишком много времени проводил в виртуальном мире, забывая о реальности.

— Ладно, дед, сейчас принесу, — сказал я, поднимаясь со скрипучей табуретки. — Только ты это… полегче с нотациями, а то у меня от твоих причитаний уже голова болит.

Дед хмыкнул в ответ и снова принялся за огурцы, довольно хрустя ими. Я вышел из кухни и направился к погребу. Дверь в него находилась в конце коридора, за старой, потрескавшейся ширмой. Каждый раз, когда я проходил мимо этой ширмы, меня охватывало какое-то странное предчувствие. Казалось, будто за ней кто-то прячется, наблюдая за мной.

Спуск в погреб всегда вызывал у меня неприятные ощущения. Сырость, холод и запах земли – все это создавало гнетущую атмосферу. Казалось, будто попадаешь в другой мир, где время остановилось. Лестница была старая и скрипучая, каждая ступенька отзывалась эхом в тишине, словно кто-то невидимый вторил моим шагам.

Я нащупал выключатель у входа и щелкнул им. Тусклая лампочка под потолком неохотно осветила пространство погреба. Свет был слабым и дрожащим, отбрасывая причудливые тени на стены. Ряды банок с соленьями, вареньями, компотами и маринадами тянулись вдоль стен, словно солдаты в строю. Эти припасы были гордостью бабушки, и дед свято оберегал их от посягательств. В одном углу стояли мешки с картошкой и луком, распространяя специфический запах сырой земли. В другом – старые, ржавые инструменты, сломанные грабли, забытые ведра и всякий хлам, который «еще может пригодиться».

Я начал искать огурцы. Обычно они стояли на верхней полке, рядом с банками квашеной капусты. Но сегодня их там не оказалось. Пришлось заглянуть на нижнюю полку, почти у самого пола. Нагнувшись, я вдруг почувствовал, как будто кто-то смотрит на меня. Не просто смотрит, а пристально наблюдает, прожигая взглядом. Холодок пробежал по спине, и волосы на затылке непроизвольно встали дыбом. Я оглянулся, стараясь разглядеть что-нибудь в полумраке, но ничего не увидел. Только ряды банок с соленьями и густая темнота в углах.

«Показалось», — попытался убедить я себя, но тревожное чувство не проходило. Я снова принялся за поиски, стараясь не смотреть по сторонам, сосредоточившись на банках. Но ощущение чьего-то взгляда не покидало меня. Становилось все тревожнее и неуютнее, словно я вторгся на чужую территорию. Я ускорил поиски, желая поскорее выбраться из этого жуткого места. Наконец, я нашел заветную банку с огурцами, затерявшуюся между банкой с маринованными грибами и бутылью сливового вина. Схватив ее, я быстро направился к выходу, стараясь не задерживаться ни секунды больше.

Но тут произошло что-то странное, что-то необъяснимое. С полки, стоявшей прямо передо мной, вдруг ни с того ни с сего упала банка с компотом из вишни.

Я вздрогнул от неожиданности, осколки разбитой банки с вишневым компотом разлетелись по полу, словно кровавые брызги. В воздухе отчетливо витал приторно-сладкий аромат вишни, смешанный с запахом сырой земли и плесени. Этот запах давил на меня, вызывая тошноту и головокружение. Мне здесь было совершенно не комфортно, каждая клеточка моего тела кричала об опасности.

И я чувствовал это… безошибочное, липкое ощущение, что позади меня кто-то есть. Что-то чужое, незримое, но ощутимо присутствующее. Что-то страшное и пугающее, что наблюдает за мной из темноты. Этот взгляд прожигал мою спину, заставляя волосы вставать дыбом.

Мне не хотелось поворачиваться. Совершенно не хотелось. Я до жути боялся того, что увижу, или, что еще хуже, не увижу ничего, но при этом буду продолжать чувствовать это леденящее присутствие за спиной. Воображение рисовало самые кошмарные картины: искаженные лица, когтистые руки, горящие глаза, смотрящие из самой преисподней.

Проговаривая про себя, словно мантру: «Смелее, тряпка! Ты же мужик! Нельзя показывать страх!», я собрал всю свою волю в кулак и, стараясь дышать ровно, осторожно повернулся через правое плечо. Движение было медленным и мучительным, каждая мышца напряжена до предела.

И… пусто.

Только я и разбитая банка вишни. Красные осколки стекла, словно застывшая кровь, усыпали пол. Темные пятна от компота расползались по каменной кладке, напоминая зловещие символы. Тусклый свет лампочки выхватывал из темноты лишь отдельные предметы, оставляя остальное пространство во власти теней. И тишина… звенящая, давящая, оглушительная тишина, в которой, казалось, можно было услышать биение собственного сердца.