– Месье Кузьмин! Рад нашей встрече!
Пожимая протянутую руку, Степан с интересом рассматривал нотариуса. Мэтр Блеро оказался невысоким старичком с внушительным носом и удивительно маленькими тёмными глазками. Всю растительность на его лице составляли кустистые брови и венчик кудрявых белых волос вокруг обширной лысины. Тонкие губы растянулись в улыбке – приветливой, но вместе с тем несколько хитроватой.
Приглашающим жестом указав на удобное кресло, нотариус вдруг обеспокоенно спросил:
– Простите, вы говорите по-французски?
– Да. К сожалению, не идеально.
– Но для бытового общения достаточно? Прекрасно! Я, увы, русским не владею вовсе. Впрочем, если угодно – можем продолжить по-английски.
– Не стоит. Если я что-то не пойму, попрошу объяснить.
– Замечательно! – нотариус энергично потёр ладони и взял со своего стола толстую папку. – Хорошо добрались? Вы привезли те документы, что я просил? Так. А заверенные переводы? Ага. Отлично, отлично… Посмотрим…
Некоторое время господин Блеро внимательно изучал бумаги, бормоча что-то себе под нос. Степан от нечего делать рассматривал обстановку кабинета: старинные шкафы, заставленные папками; большой письменный стол; явно антикварные и недешёвые часы на мраморной каминной полке. Камин был настоящий и в нём тихо потрескивали поленья, отгоняя зимнюю промозглость. За столом широкое, во всю стену, окно, открывало вид на ухоженный садик.
– Великолепно, – удовлетворённо отметил нотариус, возвращая пластиковый конверт с документами. – Всё верно. Значит, как и указано в завещании Этьена Мишоне, вы его единственный племянник и наследник всего имущества.
– Здесь точно нет ошибки? – неуверенно поинтересовался Степан.
– Исключено, – отрезал мэтр. – Ваша мать Елена Алексеевна, в девичестве Михайлова, была младшей сестрой Степана Алексеевича Михайлова, он же – Этьен Мишоне.
– Не поймите меня превратно, месье Блеро, но я никогда не слышал о дяде Степане. Ни от мамы, ни от бабушки. К сожалению, их уже нет, и выяснить этот вопрос лично не получится. Поэтому спрошу ещё раз: вы уверены, что я именно тот, кого вы искали? Что всё это не окажется недоразумением?
Вместо ответа нотариус усмехнулся, покопался в своей папке и протянул гостю листок. Там от руки были выписаны данные: фамилии, имена, отчества, даты рождения и смерти, адреса и телефоны. С возрастающим удивлением Степан обнаружил в начале списка своих деда и бабушку по материнской линии, затем свою мать и отца, а в самом конце себя. Человек, составлявший список, знал даже про то, что их семья дважды переезжала из города в город. Разве что последний домашний телефон, указанный на листке, был не актуален – несколько лет назад Степан сам же и отключил его за ненадобностью.
– Эти данные ваш дядя передал вместе с завещанием. Так что искать мне, в общем-то, не пришлось. Видимо, он внимательно следил за судьбой своих родных, хотя и не предпринимал попыток связаться с вами.
– Как он вообще оказался во Франции? – недоумённо спросил новоявленный племянник.
– Насколько мне известно, месье Михайлов приехал сюда в 1970 году, на чемпионат по лёгкой атлетике среди юниоров. Тогда ему было восемнадцать. Решил не возвращаться в СССР, попросил убежища. Сразу после удовлетворения просьбы вступил в Иностранный легион. Собственно, там он и стал Этьеном Мишоне – все новобранцы по традиции получают в Легионе новое имя. Дослужился до сержант-шефа, вышел в отставку в 1997 году. Затем работал в разных военных компаниях. Три года назад окончательно ушёл на покой, поселился здесь, в Бретани, а два месяца тому назад… Сердце, – нотариус печально развёл руками. Затем раскрыл папку и достал ещё один листок:
– А теперь перейдём к делу. По завещанию вы получаете шато Буа-Кебир в коммуне Ланискат – это здесь рядом, к востоку от Гуарека, за рекой. Владение составляют усадьба с надворными постройками и сто сорок восемь с четвертью гектаров земли. Из них примерно сто восемь это поля, тридцать девять – леса, а остальное – водные угодья. Живописные места, хотя и несколько уединённые, граничат с пустошами Лискюи. Не слыхали? Очень рекомендую, чудесное место для прогулок.
Ошарашенный Степан почувствовал, как его рот сам собой раскрывается от удивления. Мэтр Блеро, не замечая реакции клиента, деловитым тоном продолжал:
– Вам также передаются два автомобиля: трёхлетний «Рено-Каптюр» и пятидесятилетний «Ситроен 2CV». Старые добрые «две лошадки».
Степан нервно хихикнул. Мэтр Блеро оторвался от чтения и вопросительно приподнял брови.
– Простите. По-русски ваши «две лошадки» – «дё шево» – звучат как «дёшево». Но я, кажется, понял, о какой машине речь. Это такая была у Бурвиля в «Разине»?
– О, любите французское кино? – расплылся в улыбке нотариус. – Да, такая. Вечный объект шуток, но всё равно любимица французов. Маленькая автолегенда. Ну и наконец, – мэтр вернулся к своим записям, – вы получаете все деньги со счёта покойного дяди, за вычетом налоговых сборов, моих накладных расходов и комиссионных за оказанные услуги. Не волнуйтесь, итоговая сумма всё равно будет весьма солидная, что-то около ста пятидесяти тысяч евро. Согласно французским законам, наследники принимают на себя также обязательства по долгам наследодателя…
«А вот и сюрприз», – мелькнуло в голове у Степана.
Мэтр Блеро знал, что говорил, и в середине марта поезд увёз Степана в Москву, а самолёт благополучно доставил в Париж. Небольшая квартирка на родине была оставлена на попечение давней подруги по университету, дела улажены. На руках у наследника месье Мишоне имелось официальное разрешение оставаться на французской земле следующие 365 дней, с возможностью продления.
Франция встретила его низкими грязно-серыми тучами, и три дня кряду они клубились над Парижем, то и дело накрапывая мелким противным дождиком. Тучи последовали за Степаном, когда он в экспрессе TGV отправился на запад. Тучи играли в салочки с ветром с Атлантики, пока новый хозяин шато Буа-Кебир в Генгане ждал пересадки на поезд местной линии. И вот теперь, на конечной станции, в городке Каре-Плуген, воздух наполняла промозглая морось, а небольшая парковка перед вокзалом была абсолютно пуста.
Впрочем, не прошло и минуты, как из-за соседнего с вокзалом здания лихо вырулил серебристый «Рено-Каптюр» со знакомым – правда, до сих пор только по документам – номером. Водителем оказался долговязый молодой человек, который с широкой улыбкой протянул Степану руку и, хватая один из двух чемоданов, тут же затараторил:
– Месье Кузьмин, конечно? Жан-Пьер, приятно познакомиться! Простите, дед велел не опаздывать, но меня дождь притормозил. Здесь всего-то с полчаса, а теперь будем тащиться. Так, и сумку сверху. Отлично! Это весь багаж? А, точно, груз же пришёл! Сегодня утром привезли ваш ящик, мы его поставили под навесом. Я подумал, пусть лучше авто мокнет, чем вещи. Дед мне поручил у вас там присмотреть за всем, с Интернетом вопрос решить. Хорошо, что в шато телефонная линия, оптоволокно в те края ещё никто не протянул. В общем, теперь вы на связи, ну и прочее в башне мы тоже проверили на всякий случай – отопление, воду, электричество. К слову, держите, – он протянул Степану визитку. – У меня мастерская, если нужно что-то с техникой или электроникой, только позвоните. Починим, наладим. Может, вы охранную систему захотите поставить? И это можем.
Жан-Пьер располагал своей жизнерадостностью и энергичностью, хоть и болтал всю дорогу без умолку. Он, как оказалось, успел уже заполнить холодильник в шато («не знал, что вам больше по вкусу, так что набрал всего понемногу»), привести в порядок стоявший с осени без дела автомобиль и привезти несколько канистр бензина («у вашего дядюшки оказался целый арсенал бензоинструмента, с таким оснащением заниматься парком одно удовольствие!»). Внук мэтра Блеро умудрялся говорить, следить за дорогой, одной рукой удерживать руль, а другой бурно жестикулировать:
– Дед попросил вас заглянуть на днях, когда будет удобно. Нужно уладить все вопросы с документами, регистрацию и прочее. А то в два счёта депортируют, у нас с этим строго. Чеки по всем расходам он вам лично передаст. Ну, почти добрались! И погода вроде бы налаживается?
В тучах действительно стали появляться бледные окошки чистого неба. Оставив автостраду, они миновали уютную деревеньку с аккуратно подстриженными изгородями и уже зеленеющими свежей травкой газонами, и теперь катили среди полей. На очередном перекрёстке Жан-Пьер вдруг затормозил:
– Вон там, в самом центре леса. Шато Буа-Кебир, месье.
Дорога налево уходила к небольшой ферме, а направо сбегала в широкий овраг, за которым поднимался к небу крутой склон поросшего лесом холма. Казалось, могучий великан когда-то прилёг отдохнуть у протекавшей здесь реки, и остался, навсегда скованный волшебным сном. Давно пересох речной поток, давно уже сведены древние чащи и распаханы вересковые пустоши, а он всё спит, укрытый зелёным одеялом леса.
Чуть выше середины склона виднелись верхний этаж и высокая шатровая крыша башни, а рядом угадывалась более крупная и массивная основная часть здания. В этот миг солнце всё-таки прорвалось в оставленные ветром окошки, и под его лучами угрюмая громада лесистого холма весело заиграла всеми оттенками зелени. Башня же, будто вобрав солнечный свет, оказалась сложенной из золотисто-рыжего камня, и только крыша у неё была серо-зелёной.
Дорога через овраг шла по насыпи; где-то внизу, в слишком большой для него трубе, журчал ручеек, прежде бывший рекой Лискюи. Преодолев подъём, автомобиль углубился в лес. Было видно, что этой дорогой пользуются нечасто: по центру из трещин в асфальте пробивались пучки травы, а края покрытия исчезли под наплывами земли, смытой дождями с обочин. На следующем перекрёстке Жан-Пьер свернул влево, и теперь они оказались на подъездной аллее с массивными воротами в конце. Степан отметил про себя, что изящные чугунные решётки не так давно кто-то привёл в порядок – видимо, постарался дядя, либо нанятые им рабочие. Каменным псам, сидевшим на столбах по обе стороны ворот, повезло меньше. До них руки у ремонтников не дошли, так что левый щеголял выкрошившимися передними лапами, а правый – отсутствием половины морды вместе с носом. Жан-Пьер вылез, отпер ворота, загнал машину на просторный двор и заглушил мотор.
– Ну вот, проверка пройдена, пользоваться можно! – улыбнулся он и похлопал автомобиль по капоту.
Центральная часть особняка была двухэтажной, а в плане, как скоро понял Степан, напоминала зеркально отражённую букву «Г». С торца короткой части располагался парадный вход – здесь фасад закрывала просторная терраса, а её крыша одновременно была балконом для комнат второго этажа. По бокам от террасы возвышались две круглые башенки: левую архитектор наполовину задвинул внутрь здания, а вот правую, напротив, выдвинул вперёд. Длинная часть буквы «Г» могла быть классически строгой, но архитектор добавил здесь пару широких эркеров с остеклением в готическом стиле, а по центру на крыше поставил углом к фасаду маленькую квадратную башенку. С торца это крыло дома замыкало основательно обросшее плющом сооружение, в котором Степан распознал оранжерею.
– Не буду, – на автомате ответил Степан, изумлённо рассматривая собеседника. – Простите, вы – кот?
– Нет. Я лютен.
– Лютен?
– Фейри. Хранитель этого дома.
– А… то есть домовой?
Человечек пожал плечами, показывая, что это слово ему незнакомо.
– Погодите, но вы всё-таки были котом?
Руй снова слегка поклонился:
– Все лютены умеют превращаться. Правда, сам облик даётся нам от природы. Мой кузен, к примеру, становился волкодавом, а дедушка – конём. Мы носим обличье зверей днём, а когда скрывается солнце, можем превращаться по своему желанию. Впрочем, – домовой печально вздохнул, – я пробыл котом последние три четверти века. И днём, и ночью.
– Но почему? – спросил Степан сочувственно.
– Полагаю, дело в старом мосте, – Руй махнул рукой куда-то в сторону оврага. – Я не о насыпи, по которой дорога идёт сейчас, а о мосте над Лискюи. Его взорвали во время последней войны, и тогда всё изменилось. Как будто… – человечек задумался, подыскивая нужное слово, – как будто что-то ушло. И пришлось ждать очень долго, чтобы вчера, наконец, это ушедшее возвратилось.
– А что было вчера? – Степан растерянно перевёл взгляд на часы. Стрелки показывали половину первого.
– Вчера вы отдали кровь. Вы скрепили кровью владение, которое уже было скреплено словом.
– Я не…
Внезапно он вспомнил резную фигурку волка. Вспомнил царапину, и след от неё на тёмном дереве. Степан судорожно сглотнул и посмотрел в глаза лютену:
– Месье Руй, скажите, а вы – единственный лютен здесь?
– Лютен – да. Фейри – нет.
– И много тут ещё фейри? – настороженно поинтересовался человек.
– Я знавал двоих. Впрочем, тролль наверняка погиб вместе со своим мостом. А вот куда подевался гоблин – не знаю, – развёл руками домовой. – Во всяком случае, я его с тех пор не встречал.
– Вроде бы в сказках троллей убивало солнце, а не взрывчатка?
– Мы из плоти и крови. Да, наш век дольше, мы реже хвораем и легче переносим раны. Но мы тоже смертны. Конечно, – поспешил добавить Руй, – духов это не касается, их сущность совсем иная…
Степан замотал головой, чувствуя, что на первый раз с него достаточно:
– Пожалуй, пойду-ка я спать. Доброй ночи, месье Руй!
– Доброй ночи, хозяин. Я перестелил вам постель, и зажёг камин в спальне.
– Большое спасибо, – Степан направился к лестнице, но тут же обернулся к лютену:
– А вы где ночуете, месье Руй?
– О, это как раз одно из преимуществ кота, – усы и борода на лице человечка шевельнулись, обозначая улыбку. Спустя мгновение в кресло у камина запрыгнул большой рыжий кот и, свернувшись клубком, тут же уснул.
«Действительно, удобно», – подумал Степан, поднимаясь на второй этаж.
* * *
За ночь ветер разогнал остатки туч, и теперь земля нежилась под тёплыми лучами весеннего солнца. По бледно-голубому небу, словно выстиранному дождями, бежали белые облачка, устремляясь на запад. Степан нашарил наручные часы на прикроватной тумбочке и, увидев, что уже начало одиннадцатого, начал торопливо одеваться.
«Приснится же!»
В гостиной кот восседал на одном из стульев, поближе к плите. Он с лёгкой укоризной взглянул на человека, словно желая сказать: «Дел столько, а вы спите!» Степан, не успев подумать, как глупо это прозвучит, кивнул ему:
– Доброе утро, месье Руй.
В ответ кот явственно обозначил поклон лобастой головой, и в ожидании уставился на холодильник.
«Не приснилось…» – размышлял Степан, занимаясь приготовлением завтрака. – «Но тогда что же, были или где-то есть и тролль, и гоблин?» У него возникло серьёзное сомнение, что эти двое, встреться они человеку где-нибудь в имении, будут вести себя так же вежливо, как домовой. В сказках, по крайней мере, ничего подобного не наблюдалось. «А духи?» – Степан невольно вздрогнул. Решив на досуге посмотреть, чем вообще следует отгонять недружелюбных фейри, он быстро перекусил – кот получил свою порцию и ел наравне с хозяином – и вышел наружу.
От посторонних территорию усадьбы защищала ограда с каменным основанием и каменными же столбами, поставленными через каждые пару метров. Между столбов возвышались кованые решётки, увенчанные острыми пиками – высота их, как прикинул Степан, была метра три, а то и три с половиной. За годы запустения плющ и дикий виноград основательно укрыли решётки и столбы, но конструкция, похоже, оставалась по-прежнему прочной и надёжной. «Покрасить всё-таки не помешает», – подумал Степан, время от времени пробираясь через заросли к очередной секции, и осматривая её в поисках ржавчины.
На северо-запад от дома располагался парк – как и обещал мэтр Блеро, одичавший и заросший. Впрочем, нотариус явно погорячился, когда сказал, что тут можно устроить поле для гольфа: довольно крутой склон не годился бы и для простых прогулок, если б архитектор, занимавшийся поместьем, не разделил парк на террасы, связанные друг с другом каменными лесенками. Время от времени в разросшихся кустах Степану попадались на глаза небольшие статуи – то нимфа с кувшином; то фавн с флейтой Пана; то ещё одна нимфа, заплетающая длинную косу. Иногда у подножия лестниц встречались уменьшенные копии каменных псов, охранявших въездные ворота шато. У нижних террас восточный край упирался в массивную стену из громадных валунов, за которой виднелась ровная ярко-зеленая лужайка.
Прежде, чем Степан успел хоть что-то сказать, спящий зашевелился и сел на своём неудобном ложе. Потянулся, прикрывая рукой глаза от яркого света – и вдруг рявкнул басом:
– Да чтоб тебе! Убери фонарь!
Степан поспешно направил свет в пол. Гоблин с прищуром рассматривал человека, человек рассматривал гоблина. Встреча со вторым фейри не произвела на Степана такого сильного впечатления, как давешнее знакомство с домовым, хотя обитатель винного погреба внешне заметно отличался от месье Руя. Гоблин был массивнее и, похоже, немного выше; очень смуглый, будто выдубленный на солнце. Лысый, как коленка, он носил одни только бакенбарды. У гоблина были тонкие длинные пальцы и такой же длинный горбатый нос. Как и лютен, он был одет в чёрные бриджи и куртку, но шляпе предпочёл треуголку – едва только свет от фонаря перестал слепить его, гоблин немедленно нацепил свой головной убор. Степан едва сдержал смешок: в треуголке по краям были прорезаны дырочки для длинных остроконечных ушей фейри.
– Ну и? Чего надо? – недружелюбно поинтересовался гоблин.
– Могу я узнать ваше имя, месье?
Обитатель подземелья осклабился, показав мелкие острые зубы.
– Сперва назови своё, мальчик.
Кот зашипел. Гоблин повернул голову на звук, и в его жёлтых, с вертикальными зрачками, глазах, мелькнуло удивление:
– Руй! Надо же! Это в самом деле ты?
– Степан Кузьмин. И я не мальчик, а владелец шато Буа-Кебир.
– Владелец, – задумчиво протянул гоблин. Кот снова зашипел и демонстративно показал ему лапу с выпущенными когтями. – Ну ладно, владелец так владелец. Значит, скреплено словом? – Фейри поднялся с каменной скамьи и приподнял в приветствии свою треуголку, – Дуфф аб-Маэль, из почтеннейшего и уважаемого семейства Маэль.
– Месье Маэль…
– Дуфф.
– Месье Дуфф, давно вы здесь?
– Здесь – в подвале, или здесь – в шато?
– В подвале.
Гоблин поскрёб щеку.
– Понятия не имею. Боши ушли?
– Кто-кто?
– Ну немцы. Ушли или ещё здесь? Я завалился спать, когда они заняли шато.
Степан иронично хмыкнул. Гоблин нахмурился.
– Это было семьдесят пять лет тому назад, – пояснил человек.
Месье Дуфф перестал чесаться и растерянно перевёл взгляд со Степана на кота.
– Врёшь. Да быть не может!
Кот коротко мяукнул.
– Чтоб меня… А ты чем всё это время занимался, а?
Кот фыркнул. Гоблин, рассвирепев, замахал на них руками:
– Брехня! Ты тоже из бошей, а? А ты с ним в сговоре, лютен несчастный? Какой хозяин, что ещё за Кузьмин? Сам посмотрю! – и он бегом кинулся к выходу.
– Постойте! – Степан помчался следом, удивляясь, откуда в коротких ногах гоблина, к тому же проспавшего три четверти века, столько прыти. – Да стойте же! Там день, там солнце!
Вместе с котом они выскочили из подвала и обнаружили месье Дуффа, ошарашено озирающего с верхней террасы запущенный сад, разбитые теплицы и заросшие огороды.
– Быть этого не может, – бормотал он. – Как так-то, ну как так? Тадг! Тадг! – заорал вдруг гоблин, и помчался в сторону старой мельничной плотины. Степан, всё ещё не понимая, почему фейри на солнце не превратился моментально в камень, хотел броситься следом, но кошачье мяуканье остановило его. Человек посмотрел вниз и увидел, как кот печально покачал головой, как бы говоря: «Не нужно. Спешить некуда».
Они вдвоём медленно пошли вслед за месье Дуффом, и нашли его у решётки ворот. Вцепившись в прутья, гоблин с отчаянием рассматривал обломки моста над оврагом. Степан подошёл, молча отпер замок, и фейри, ни говоря ни слова, побрёл к остаткам моста. Постоял там, глядя на камни, через которые пробивал себе дорогу ручеек Лискюи, и уселся на самом краю. До Степана и домового донеслись тихие всхлипывания.
– Тадг – это тролль? Его друг? – едва слышно спросил человек у кота.
Тот утвердительно кивнул.
* * *
– Проклятые боши, – печальный гоблин сидел за столом, грея руки о чашку с горячим чаем. Рядом на стуле устроился кот, напротив них, сочувственно разглядывая месье Дуффа, расположился Степан. – Право силы есть право силы, они взяли шато себе, но дел с ними иметь я не хотел – вот и решил спрятаться в подвале. А что ещё там делать, кроме как спать. Ну и задремал. Как это случилось-то? – гоблин посмотрел на лютена. – Я про то – кто это сотворил? Боши? Маки?
На второе предположение кот кивнул, и его собеседник скривился:
– Вот надо было им непременно мост.
– Простите меня, месье Дуфф, но не могли бы вы объяснить?
– Чего?
– Что вы вообще делаете в шато? Как так получилось, что вы не боитесь солнца, не превращаетесь днём? И проспали семьдесят пять лет, даже не заметив этого? – выпалил Степан скопившиеся у него вопросы.
– Очевидно, я тут живу, – усмехнулся гоблин. – Ещё задолго до того, как вы, люди, пришли в эти края, семейство Маэль владело пещерой, которую потом превратили в подземелья замка. Когда замок разрушили – мы всё равно остались владельцами подземелий, а когда возвели шато – стали хозяевами подвалов.