Чужак в зеркале

Часть 1

Сидеть на своем месте и не говорить ни слова. Ни в коем случае, – говорить и двигаться можно только тем, кто сопровождал меня эти несколько недель. Моё дело – сидеть без единого движения на тонкой шерстяной циновке и смотреть вперëд, чуть ниже уровня груди тех, кто сидел напротив меня. Даже моргать при них – страшное оскорбление. Я могу лишь слегка прикрывать глаза, не более. В настоящий момент я – не более чем кукла, если не брать в расчëт, что я такая же живая, как и каждый присутствующий в этой большой комнате. И я должна лишь тихо сидеть и терпеть.

Терпеть жуткий холод помещения – в низине, откуда я и мои спутники приехали, намного теплее, и ветры не такие кусачие, хотя, едва сдержав дрожь озноба, я была уверена, что комнату традиционно очистили от дурных намерений ледяным сквозняком. Я научилась подолгу сидеть в одном положении, но выносить тяжесть причёски, напичканной красивыми глазированными шпильками и серебряными гребнями – то ещё испытание. И снова – холод. Ноги мои смогли согреться, а вот несколько слоёв тончайшего крашеного шёлка только морозили, радуя взор лишь своими расцветками. Нижний – прекрасный оранжевый, однотонный, с мягким блеском, как лучики солнца на новенькой золотой монете. Средний – багрово-красный, как закат, как спелое яблоко, манящее сладким соком. Но внешний – настоящее произведение искусства, тёмно-синий, как далёкое море, как сладкая черника в горсти. И листья – золотые и красные кленовые листья, будто рассыпанные по подолу. И телу – под тремя слоями дорогой ткани на коже продолжал гореть восхитительный рисунок тех же самых кленовых листьев, тянущихся от правой груди через плечо и спину, доходя до левого бедра. Я чувствовала каждый из пятнадцати, вгрызшихся в меня через иглу и краски мастера семьи Вайра́мо-рен, и, наверное, лишь их жар скрывал мой страх и предательскую дрожь ресниц.

Всё, что я знала о сидящих напротив меня, так это то, что они из демонов зун-рен, клана Фарха́р, существующего не столько за счёт торговли с семействами региона, сколько за счёт изготовления оружия и тренировки специальных отрядов воинов, как для правящих кланов, так и для богатых вельмож соседних регионов. При этом клан удачно балансировал между молотом и наковальней войны. Впереди всех сидел глава Фархар, сильный и смуглый стареющий мужчина, в тугой хвост волос которого годы запустили загребущую пятерню седины. По левую руку главы Фархар устроился, видимо, младший из его наследников, юноша лет двенадцати, такой же смуглый, как и старший в семье, но по крепости мышц ещё только начавший погоню за главой. По правую руку сидел ещё один наследник, точнее – наследница, как решила сначала я, видя тёмный платок, скрывающий и волосы, и всё лицо за исключением небольшой полоски для глаз, как это делают все женщины большей части нашего сурового и чарующего региона. Не заметила я за правым плечом старшего наследника обнажëнного, как у остальных, по традиции, левого плеча и половины груди. Не до того мне было – я мысленно восхищалась доверием, оказанным прибывшим со мной, и красотой кланового рисунка на открывшемся мне участке кожи – чёрную сетку паутины и гибкого хищного паука, сидящего на одной из нитей на груди.

Знали бы они, все трое, что не стоят прибывшие такой почести – ударить клинком по открытой шее или в крепкую грудь, если договор, заключаемый здесь и сейчас, будет нарушен со стороны хозяев дома, а ведь последние не сомневаются в покорности со стороны семьи Вайра́мо. Слишком уж этот клан зависим от торговцев и, следовательно, охраны. Договор на союз отпрысков кланов мог бы положить начало для тесной торговли и обогащению обеих семей. Но если обман, задуманный главой семьи с татуировкой кленовых листьев на полтела, раскроется, то очень и очень скоро с единственным посыльным, на глазах слабеющим от редчайшего и медленного яда, в дом Вайрамо прибудет большой короб с головами остальных. И моя головка будет на самом верху, с выбеленным лицом и нетронутой причёской, тяжëлой от гребней и шпилек. Каждое слово торговца стоит другим в серебряную монету, каждый же день моего молчания несёт мне и другим один день жизни.

– Глава клана Вайрамо смиренно просит принять клан Фархар под свою крышу дочь клана Вайрамо, дабы узы, создаваемые…

После слов одного из моих сопровождающих я, если бы могла, со стоном закатила бы глаза к потолку. Это переливание из пустого в порожнее раздражало меня с самых первых дней занятий по этикету. Но – терпение и молчание!

– Я, Ави́р из клана Фархар, принимаю дочь клана Вайрамо под защиту своего клана, – твёрдый голос старика едва соответствовал его облику.

Я позволила себе от нового восхищения чуть задержать дыхание, но тут же увидела, как голова мужчины поворачивается в сторону спутника, чье лицо я не видела за складками ткани. Демон из клана Фархар неслышно поднялся с места, выходя ко мне и присаживаясь на голый дощатый пол. Моё лицо под маской белил, не выражающее ничего, кроме спокойствия, не смогло бы выдать моего недоумения от увиденного обнаженного плеча со всё той же татуировкой паутины и его природного творца. Молча взглянув на меня, мужчина лёгким движением опустил широкий шарф, открывая отросшие тёмные волосы и смуглое лицо с короткой щетиной на щеках и подбородке. Вдруг заметив в чёрных глазах удивительные золотые искорки, я почувствовала, как сердце испуганно забилось в груди, но я всë-таки смогла протянуть свои одеревеневшие вмиг ладошки и почувствовать насколько горячи ладони вдруг заулыбавшегося мужчины так близко от меня в этом ледяном помещении.

– Я, Хазра́р из клана Фархар, принимаю дочь клана Вайрамо под своё покровительство.

Мне не требовалось говорить ничего. Как таковая, я не принимала участия в заключении договора семей. От радостных слов мужчины мне внезапно стало ужасно жарко, но не столько от пыла речи Хазрара, пожелавшего стать мужем дочери кленового клана, сколько от его глаз, ставших парой громадных золотых огней без белка и зрачков, – два янтарных угля, похожих на диковинные драгоценные камни.

Часть 2

Стоя на пороге мужниной комнаты и оглядывая все эти уютные просторы, я чувствовала, как в глазах собираются тяжëлые слёзы. Пришлось вытащить из рукава изящный кружевной платочек и промокнуть надушенным шёлком солёную влагу.

– Меня зовут Нади́н. Я заведую всей женской половиной поместья, молодая госпожа, – послышался голос провожавшей меня до комнаты женщины. – Молодой господин распорядился, чтобы для вас придержали горячей ванну. Вы были бы…

– Я с удовольствием приму ванну, – прервала я женщину, неторопливо поворачиваясь к ней. Та только успела поклониться и кивком головы снова пригласить меня выйти за дверь. Сдержав вздох плача, я поплелась следом.

Далеко идти не пришлось – комната Хазрара-зун-рена была тупиковой в коридоре, а вот следующая (или предшествующая, смотря с какой стороны к ней подходить) оказалась довольно тесной ванной комнатой, если вспоминать о просторе купальни дома Вайрамо. Лишь цельная с дальней от входа стеной чаша, несколько низеньких ступеней, позволяющих забраться внутрь. Высокий столик-комод у ванны, на котором в металлическом блюде лежала жёсткая мочалка и несколько различных бутылочек с маслами и настоями. Пол полностью закрывала громадная тростниковая циновка. Всё это освещала пара небольших чаш с маслом, подвешенных на цепях к потолку.

Я подошла к ванне, от любопытства коснувшись пальцами кромки воды – пар показался мне чем-то волшебным после холода приёмной комнаты, но и на деле вода нетерпеливо укусила мои пальцы. А, может, я просто ужасно замёрзла.

– Горячая? – не оборачиваясь к управительнице, спросила я.

– Горячая, молодая госпожа. Внизу не гасят печь, поддерживая температуру, – с удовольствием отчиталась женщина. От подобострастия я испытала отвращение.

– Их труд не пропал даром. Я искупаюсь, сама. Мне нужна чистая одежда и полотенце.

Я не слышала больше голоса старшей служки, но, обернувшись, видела её торопливые кивки. Внезапное воспоминание о доме, где остались родители и старший брат, пребольно пнуло меня под коленки. Я едва удержалась на ногах.

– Хватит кланяться! Это раздражает! – резко отчитала я женщину, пытаясь оправдать ложь в первую очередь для самой себя.

В доме Вайрамо слуг было немало, но они почти не попадались на глаза, выполняя свою работу, как невидимки – быстро, тщательно и тихо для хозяев. Или для их игрушек, коей оказалась я сама. Наверное, эта женщина привыкла к такому прислуживанию, но мне было стыдно перед той, что втрое, если не больше, старше меня. Но она слушается, испуганно замерев на пороге, чем больше распаляла меня. Что бы мне ни вдалбливали Вайрамо, я видела перед собой чью-то мать, тётушку или даже бабушку, прислуживающую сильной и молодой капризной лентяйке.

– Надин, у меня к вам просьба, – обратилась я к управительнице, уже мягче и спокойнее.

Развязав широкий пояс платья с вышивкой «моего» дома, я скинула все наряды один за одним прямо на пол. Сквозняка я не чувствовала, бесстыдно стоя голышом перед женщиной, круглыми от удивления глазами наблюдавшей, как в ворох шёлка падают гребни и заколки-палочки. Водопад высвободившихся волос приятной волной скользнул по плечам.

– Пусть это всё отправят обратно… к отцу, – проговорила я, очень сожалея, что не могу снять, как платье, татуировки клана Вайрамо, снять, и забыть о нём, растворившись в роду Фархар.

Если бы можно было! До конца моих дней и рисунки на теле, и всё вокруг будут напоминать мне о первой крупице моего вранья. Сложно сказать, к счастью или к радости – недолго. Но если всё получится, если мне удастся затмить собой настоящей Хазрара-зун-рена…

«Он должен влюбиться в меня настоящую…» – я опустилась в горячую воду, сделав вид, что меня больше не интересует Надин, быстро собравшая брошенную мной одежду и ушедшая наверняка за сменой белья для меня. Во всяком случае, я могла немного расслабиться и собраться с мыслями. Наконец-то я была представлена самой себе, и опять же только от меня зависело моё будущее. Само моё существование, жизнь, стояли под большим вопросом.

«Как мне поступить, если я не имею права открыться? Как? Я, настоящая, уже не та, что прежде! Хазрар-зун-рен считает меня Ка́ссией Де Вайрамо, и одно это – мой смертный приговор!» – вода побелела, когда я наконец-то смыла с лица всю косметику и взглянула на себя как в зеркало в металлическое блюдце, выложив мочалку на столик. Но я не Кассия, и в чём-то мне всё-таки повезло – вельможи порой хранят своих дочурок рьянее драгоценностей, готовя их, как билет в безбедную старость. Лишь бы выдать замуж выгоднее. Кассия оказалась упряма и расторопна – сама нашла себе мужа, почти равного. Опростоволосившись со старшей, младшенькую малышку вовсе могут запереть в поместье. О её существовании могут знать близкие и родные, может, в окружающей поместье деревне или городке. Имя наследника-сына растрезвонят до самой границы владений, но вот имя дочурки…

«Ох, если бы так просто можно было удочерить безродных, земли бы потонули в постоянных междоусобицах», – задумалась я, отогреваясь в каменном чане. Хитрости богачей обернулись бы против них. Один-два наследника – более, чем достаточный минимум для зажиточного клана. Вайрамо решили рискнуть, но рискнуть ли?

После того, как я разделю постель с Пауком Фархара и тот меня убьёт, клан будет выплачивать дань Вайрамо ровно пятнадцать лет, за каждый год жизни «Кассии», выращенной, чтобы стать супругой своего убийцы. Хотя в договоре наверняка вписано моё настоящее имя, а не сухое «дочь Вайрамо». Да и когда всё-таки раскроется хотя бы полуправда, а раскроется «невзначай», что у клана было две девочки, похожих друг на друга… Да кому какое дело? «Ну, повезло Кленовому клану с дочурками-красавицами, что поделать? Ну, умерла одна в объятиях мужа, Чёрного Вдовца, да, горе-то какое, но у несчастного отца хоть одна доченька осталась, хоть одна ласковая отрада…» – мне показалось, что я уже слышу сплетни простого люда, скорбящих обо мне, не зная ничего по-настоящему. Но всеми силами попыталась отогнать наваждение, с головой опустившись в воду. Это немного отвлекло, особенно, когда я услышала входящую Надин. Женщина торопливо извинилась, оставляя на скамеечке у входа свежую одежду.

Часть 3

Я не сразу поняла, отчего мне так холодно, поэтому потянула одеяло к голове. Когда же до меня через мгновение дошло где я, как оказалась там, где я нахожусь, я испустила тихий вздох ужаса. Мне очень хотелось спрятаться под это одеяло, как это делала в детстве, когда мне было очень страшно или плохо. А тогда мне было очень плохо – день, похожий больше на настоящий кошмар, завершился, и начался новый. За ним пройдут ещё несколько прежде, чем этот парад ужаса перейдёт к своему жуткому завершению.

В очаге теплились угольки, иногда от них поднимались небольшие язычки огня. Вздохнув, я быстро выбралась из оказавшейся уютной постели и прошла к нише с дровами, прихватив с собой кочергу с крюка на стене и полено, которое бросила в золу к догорающим углям. Окружив дерево остатками прежнего поленца, я вернулась в кровать и завернулась в одеяло, глядя, как в полумраке разгораются дрова.

Разум должен быть трезв – это я пыталась сама себе втемяшить сразу, поэтому первое, что я сделала, попробовала отвлечься на что-то другое. Благо, мысль подвернулась сама – в комнате стало чуточку светлее, нежели было, когда я пришла. Через щели закрытых ставень внутрь проникали тоненькие потоки света, больше похожие на бледные ниточки. Не расставаясь с одеялом, я прошла к единственной полностью деревянной стене, а не обитому дорогими планками телу скалы. В низине окна закрывают очень-очень поздно и только на самые холодные месяцы, сжигая в очагах осину и липу. Здесь же, похоже, проще топить очаг, чем держать открытым окошко.

Я потянула за один из выступов перегородки, но та не поддалась. Выискивая слабину ставни, я как-то не туда нажала на тот же самый выступ и ойкнула от неожиданности – сдвинулась не вся планка, а лишь её часть. Я надавила сильнее, и целая рама отъехала в сторону. Широкие панельки, ранее едино закрывавшие обзор за собой, сошлись, встав одна за одну, а прочие ушли в незамеченную щель стены. Образовавшаяся одиночная планка могла бы назваться решёткой с очень большим «но» – она была единственной преградой на пути к свежему воздуху, а через получившиеся проемы можно было легко высунуть голову наружу, но не более того.

Картина за окном оказалась скучной и тусклой – двор усадьбы, кусок большого полукруглого пространства с каменной дорожкой, ведущей к прилегающей деревне. Каменный забор практически не выполнял свою функцию защиты – он лишь очерчивал принадлежащий зданию клочок земли с пожелтевшей травой и ничего большего – через преграду легко можно было перелезть, если не перепрыгнуть. Лишь массивные каменные колонны у самого въезда как-то отмечали важность всей постройки. Унылость к виду добавлял густой туман, скрывающий всю деревню ниже по склону.

«Вот бы сюда рябину. Или тот же красный клён…», – с теплотой подумала я, представив, как бы эти деревья скрасили уныние серого камня и тумана своей яркой осенней листвой, но почти сразу же сдвинула подвижную часть рамы, снова закрыв проход для холодного ветра.

Хотелось есть. Слишком сильные эмоции притупили требование тела поздним вечером. Я даже не могла вспомнить, как уснула. Помнила лишь, что загляделась на огонь. В принципе, очаг снова разгорался, так что я снова могла попробовать уснуть, но в животе было слишком пусто, чтобы повторять этот опыт. Поэтому я надела принесённое мне платье и затянула корсет-пояс. Один из сундучков оказался туалетным раскладным столиком – стоило только поднять крышку и раздвинуть в разные стороны часть стенок. В нижних ящиках оказались гребни и разные ленты, пудреница, расчёски, кисточки… Накрашиваться не было ни сил, ни желания, поэтому я элементарно расчесала волосы и заплела их в простую косу, закрепив причёску несколькими шпильками, а потом только надела свой наряд, мысленно побаиваясь, что замёрзну в нём, как только покину комнату.

– Нади-и-ин! – наигранно-капризно позвала я, устроившись перед столиком на мягком пуфе с кисточкой в руке, которой опять же чисто для вида провела по бровям и скулам.

К моему удивлению дверь в комнату отворилась спустя несколько мгновений, будто женщина всю ночь караулила и ждала моего зова. Я, не выходя из роли, наклонилась к зеркалу в поисках несуществующего дефекта.

– Молодая госпожа… – женщина начала приветствие с поклона, но, видимо, вспомнив про моё вечернее наставление, замерла в полупоклоне.

– Я хочу осмотреть поместье после завтрака, – объяснила я свои планы, откладывая кисточку в общий ящичек и оборачиваясь к управительнице. Та согласно кивнула, задом отходя к двери очень медленно. – Пожалуй, пройдусь и до кухни. Мне ведь не запрещено ходить по всему дому, раз вы заправляете женской половиной?

– Нет, что Вы, госпожа, – женщина сжала ладони у живота, взглядом изучая пол. – Это просто разделение у слуг, да и хозяевам сподручнее…

– Вот и замечательно, – я встала, тщательно отряхнув подол, чтобы не осталось складок даже на таком необычном материале. – В таком случае, я готова.

– Следуйте за мной, молодая госпожа, – Надин выпрямилась и неторопливо засеменила по коридору.

Я старалась ничем не выдать, что такая скорость улитки меня хоть как-то раздражает. Напротив, спокойно двигалась за женщиной, пользуясь тем, что могу подробнее изучить дом с первого обхода.

Мы спустились на целых четыре прямых пролета, из-за чего я заключила, что комната наследника находится в самой высокой и едва ли не самой отдаленной части усадьбы. Миленько. Наутро после свадьбы меня – или, правильнее, то, что от меня останется – долго будут выносить из уютной спальни Хазрара-зун-рена.

Кухня оказалась в одной из вырубленных в скале ниш на первом уровне. В то время как хозяйский амбар и печи прятали глубже, столовая и рабочая части для слуг тонули в скудном свете туманного утра. Наверное, если бы печи не были растоплены, то там наверняка было бы так же жутко и холодно, как на старом кладбище. Ну, или не очень – на кухне всё-таки хоть кто-то работал, даже в такой ранний час, и до меня доносился замечательный аромат свежего хлеба и готовящихся похлебок.

Часть 4

– Доброго утра, господин, – я окончательно растаяла в объятиях Паука и его глазах.

Мужчина, однако, после моих слов, сморщил нос и осторожно дотронулся до моих губ кончиками пальцев. Щекотка не расслабила, а пустила колючую молнию вдоль позвоночника. Хазрар-зун-рен склонился снова, целуя ещё раз. Его поступок вновь сотворил со мной то же, что и впервые – запретил трезво мыслить.

– Неправильно говоришь. Ещё попытку дам, – вздохнул Вдовец сразу после того, как разорвал наш поцелуй.

Я заморгала, складывая его слова в предложение повторно. Было невдомек – как же это так? Меня столькому учили, – я научилась пусть и меньшему, но достаточному, чтобы меня незнающие приняли за дочь богатого влиятельного рода. Я не слишком заглядывала в будущее, а, узнав, что должна разделить ложе с Чёрным Вдовцом, и вовсе отчаялась загадывать что-то дальше первой брачной ночи. Что я могла такого упустить, что не понравилось господину Хазрару? Но только почему, почему он не перестает меня целовать?!

– Господин, но… – я и договорить не успела, как палец мужчины прижался к моим губам.

– И опять неправильно, – заулыбался наследник Фархар, гладя пальцем по нижней губе.

Вместо сладостного предвкушения нового поцелуя я испытала прилив ужаса – я просто теряю время и на радостях забываю всё самое необходимое – влюбить господина в себя! Кабы знать как, но ведь он уже знает моё настоящее имя, а это уже что-то!

– Здесь нет господ в том смысле, котором ты привыкла видеть. А если бы и были, то я бы к ним не относился, даже став главой Клана, – я не могла отвести взгляда от улыбки Хазрар-зун-рена и только согласно кивала ему в ответ.

– Но как же вас тогда называли господином слуги и… меня тоже. Не понимаю, – с большим трудом я опустила глаза на грудь высокородного жениха.

– Мы – будущее рода, голова всему Клану и покровители их семейств. Мы первые несём ответственность за разруху в Клане и первые идём на помощь. Беды семей Клана – наши беды. Боги смотрят за всеми, а мы – досматриваем за теми, кто вверяет себя нам.

«Первые после Богов…» – с какой-то странной толикой благоговения и страха подумалось мне. Про способности «чистых» демонов, к коим относились не прячущие лиц родственники Хазрар-зун-рена, я знала совсем мало – выносливые, бесстрашные, призывающие на свет и во мрак кожистые или перьевые крылья. Этот образ как никакой другой сочетался с природой региона – с холодными неприветливыми к чужакам бескрайними каменистыми равнинами и бурными реками, впадающими в ледяное море. Хладнокровные недобоги и их суровые владения – мороз по коже!

– А ты «госпожа» потому, что благодаря тебе Клан станет крепче. От тебя – и меня – зависит насколько сильным и независимым будет Фархар через годы, – мужчина осторожно погладил меня по волосам, коснулся лица, поднял его за подбородок к своему. Как бы мне ни хотелось попасть снова в плен его взгляда, я всё равно снова пропала в глазах-колодцах, а нежная улыбка просто испарила землю под ногами.

– А ты сама желаешь быть частью такого рода? Сильного, независимого… Ты желаешь сама быть мне спутницей на всю жизнь?

Господин точно испытывал меня на прочность. Находясь так близко, задавая подобные вопросы напрямую, позволяя целовать его… Я не знала что ответить, как ответить правильно, чтобы не возникли подозрения. Хотела ли я утвердительно ответить на заданный вопрос? – Даже очень! Боги, да если бы мне просто было позволено до конца жизни просто сидеть у его ног, я была бы согласна и на такое! Только бы не быть приговоренной к казни на его постели! Или всё же это может быть даром? Ироничным даром – быть его спутницей до скорого конца своей короткой никчемной жизни!

– Для этого я приехала… – плечи сами собой поднялись и опустились.

– Как же ты изменилась… – выдохнул мужчина, покачав головой. Коротко улыбнувшись, он на миг прикусил губы и понизил голос. – И не скажешь, что когда-то ты первая поцеловала меня…

Жар стыда за чужой поступок опалил загривок. Я снова уставилась в пол, силясь совладать со срамом несостоявшейся сестрицы, которая ни во что меня не ставила. Впрочем, как и себя, будучи излишне «смелой» для высокого рода. Знал ли о подобном её отец, отдавая меня клану Фархар?

– Все меняются. Кто-то больше, кто-то меньше. Кто-то раньше остальных, – я честно пыталась расслабиться, чтобы не терять время потом – накрутив лишнее, я точно потеряю самоконтроль.

– Всё меняется, – согласился Вдовец, наконец, отпустив меня. – Надеюсь, говоря о нас, всё будет меняться только в лучшую сторону.

– Уже изменилось – я приехала, чтобы изменить вашу жизнь ещё больше – стать вашей женой, – тоска демона казалась мне навязчивой и колючей, и мне не терпелось от неё избавиться. Как и от общей неловкости. – Ваш завтрак остынет, если мы продолжим разговаривать… я и так уже сильно отвлекла всех ваших подчиненных и вас. Мне стоит уйти…

«…чтобы обдумать, как поступать дальше. На горячую голову я только наворочу дел. Эмоции – слишком тонкая материя, очень нежный шёлк, и без правильной подготовки я испорчу всё изделие. Пустить ткача к тонким нитям после грубой шерсти? Если бы я вообще знала что и как нужно делать!..»

– Останься! – из панического раздумья меня вырвало прикосновение к руке.

Хазрар-зун-рен не приказывал и не настаивал. Он предлагал выбор – уйти или немного подождать, предлагал выбор из вежливости как равной – иной причины я не видела. И в то же время во мне боролись сомнения – я была совсем немного наслышана о чудачествах севера, которые для меня, воспитанной в традициях юга Пентакля, казались недоразумением. Я и равная? Я – женщина семьи, и не имеет особого значения сословие. Не жена даже, чтобы пытаться что-то советовать брату, отцу или мужу, что только светит на горизонте. Незамужняя малообразованная девчонка, разменная валюта для выгодного брака. Дочь ткача, не побоявшаяся позора, который немедля бы обрушился на головы всего семейства, если бы моя задумка с просьбой о помощи полетела прахом. Так бы и произошло, если бы Боги не прислали к нам в деревню наследника Вайрамо, а случай не позволил ему увидеть меня. Ах, если бы!.. Случай! – Но что лучше – собственная мучительная смерть или позор семьи, который не позволил бы жить спокойно? Жалкое существование или смерть после позора?.. Всё к одному сходится, лишь что-то позже, что-то раньше…