Чужая девочка. Его запретные чувства

Пролог

— Игнат, отпусти меня!

— Нет, сучка. Ты пойдешь со мной! Думала, вильнешь хвостом, и я отпущу тебя? Ты моя! Ты поняла меня? Твое место рядом со мной, Аня.

Он тащит меня за собой в сторону своего мерса. Крепко держит мою руку, до боли вдавливая в запястье пальцы. Я пытаюсь вырваться, но все тщетно. Его ладонь приковывает к себе словно кандалы: тяжелые и мерзкие, но избавиться от них я не могу. Как бы я не дергалась, ничего не получается.

— Не пойду! Отпусти! Ненавижу тебя! — я упираюсь туфлями и бью Игната в плечо. Он резко разворачивается и хватает меня за щеки.

— Чтобы ты побежала к Петру? — шипит в мое лицо. — Нравится спать с ним, Ань? Мне не давала, чтобы с ним трахаться?

— Я с ним не сплю! И с тобой не буду. Никогда! Слышишь? Уйди!

— Как миленькая, раздвинешь ноги. Думаешь, я буду спрашивать тебя, хочешь ты или не хочешь? — он толкает меня вперед, да так сильно, что я валюсь на капот его мерса и ударяюсь ребрами. — Или ты забыла, что ты моя жена, Аня? Этой ночью ты это вспомнишь… А будешь брыкаться, я силой тебя возьму.

Позади моего мужа массивной огромной стеной вырастает Петр. Он очень зол. Тень моего босса полностью застилает Игната.

— Я ведь говорил тебе, что будет, если ты еще раз к ней подойдешь?.. Аня, ты в порядке?

— Да, — киваю я и пытаюсь выпрямиться. От удара о машину болит живот. Я морщусь, и Петр это замечает. Он снова переводит взгляд на моего мужа, он в ярости.

— Пеняй на себя, Игнат. Я тебя предупреждал.

Глава 1 Аня

Выбегаю из ресторана, путаясь в ткани белоснежного платья. Хочется содрать его с себя и сжечь! Хочу видеть, как оно превращается в золу!

Слезы текут по щекам, я часто моргаю, чтобы вода не застилала глаза. Из-за слез я не вижу ничего, но медлить нельзя. Я больше не хочу видеть его!

Каблуки блестящих белых туфелек стучат по асфальту так громко, что кажется, все вокруг слышат мой побег. Но я продолжаю бежать вперед. Нельзя оборачиваться, нельзя терять время! Мне больше нечего делать на этой свадьбе. Она — потерянное доверие. Она — большая ошибка. Она — колкая жгучая ложь.

На парковке много машин. Я бегу между ними, больно ударяясь о зеркала. Но разве это боль? Боль — это то, что только что произошло прямо на моих глазах!

Как он мог? За что?

Легкие горят от частого дыхания, бок начинает колоть. Я останавливаюсь и закрываю глаза, в них начинает темнеть.

Как это пережить? За что Игнат так со мной?

«Малышка, ты самая красивая невеста на свете», — проносится в голове. А потом затылок жжет и подкатывает тошнота, потому что его слова сменяет громкий женский стон.

Я делаю глубокий вдох. Все кружится передо мной. Меня шатает, я практически падаю на машину рядом, но с трудом стою на ногах.

Предатель! Изменщик!

Среди машин я слышу знакомый голос:

— Сигареты — это сущее зло, Марк. Поверь мне, однажды я брошу.

Этот голос… он где-то совсем рядом. И я уверена всем сердцем, что именно этот человек поможет мне.

Выбегаю из ряда бесконечных авто, останавливаюсь перед черным внедорожником и смотрю на мужчину, который выпускает из легких дым. Увидев меня, он коротко произносит в трубку: «Перезвоню». И тут же опускает в карман телефон.

— Помогите мне, Петр Алексеевич, — хриплю я, и меня начинает трясти.

Петр тушит сигарету и прищуривается, внимательно изучая меня. Сказать, что удивлен — ничего не сказать.

— Увезите меня куда угодно. Пожалуйста, — шепотом добавляю я и быстро оглядываюсь, чтобы убедиться, что позади никого нет.

Я стою напротив него, хлюпая носом, с потекшим макияжем и крепко сжимаю свой смартфон. Второй пытаюсь удержать многочисленные подъюбники моего свадебного платья и дрожу. То ли от холода, то ли от нервов. В моем состоянии непонятно, но колотит всю так, что зуб на зуб не попадает.

Петр Алексеевич быстро оценивает ситуацию, снимает с себя пиджак, делает два шага и накидывает его на меня. Боже, как от него пахнет! Терпкий запах одеколона и табака тут же обволакивает меня и дарит странное ощущение защищенности.

Вместо долгих расспросов Петр задает лишь один вопрос, глядя прямо в мои глаза:

— Ты уверена, что хочешь уехать?

Прислушиваюсь к звукам со стороны ресторана. Музыка — да, все еще гремит, но, по крайней мере, никто не зовет меня. Значит, пропажу еще не обнаружили. И это хорошо. Самое время бежать отсюда.

— Хочу, — выпаливаю я, стараясь обуздать все то, что рвется наружу и вновь не расплакаться.

От хлопка позади нас я сильно вздрагиваю. Но, к моему счастью, это всего лишь дверь чьей-то машины. Однако мужской пиджак сползает с меня, и Петр тут же подхватывает его, задевая мою кожу пальцами.

— Хм, — выдыхает он. Он поправляет пиджак, дотрагиваясь до моих плеч пальцами, и снова заглядывает в глаза. — Я уверен, ты потом пожалеешь об этом.

— Никогда, — шепчу я, а предательская слеза снова скатывается по щеке.

Уголок его рта едва заметно поднимается вверх, а в глазах на секунду вспыхивает странный огонь.

Петр смахивает слезинку с моей щеки и открывает дверь внедорожника. Кивает и помогает забраться внутрь.

В последний раз я смотрю на ресторан, в котором все разрушилось: моя жизнь, мои планы, будущее с Игнатом. Все мечты вмиг превратились в прах.

Петр Алексеевич садится за руль, поворачивает ко мне голову и тоже бросает взгляд в сторону ресторана:

— Последний шанс вернуться к мужу и гостям, Аня. Больше спрашивать не буду.

— Нет. Он мне больше не муж, — уже тверже произношу я, и Петр кивает.

Я не успеваю моргнуть, как машина срывается с места, а ресторан остается позади. А в нем остается предатель!

Видеть его не хочу! Он — моя главная ошибка.

В салоне очень тихо играет музыка, я почти не слышу ее, зато в голове один за другим проносятся стоны. И я никак не могу выбросить их. А так хочется, все это уничтожить!

Я все еще дрожу, но чувствую тепло, разливающееся по телу. В салоне тоже становится значительно теплей.

— Спасибо, — немного хрипло произношу я, глядя на загоревшиеся кнопки обогрева сиденья.

— Расскажешь, что произошло?

— Не хочу. Просто увезите меня куда-нибудь. Я хочу исчезнуть.

Перед глазами яркими пятнами вспыхивают картинки: красные женские туфли, задранная юбка моей однокурсницы и мой муж, жадно сминающий ее груди. Все это происходит на столе одной из комнат для персонала. Зачем я пошла искать Игната? Странное чувство и чутье повели меня именно в эту комнату.

«Интересно, — извиваясь под Игнатом, произносит моя однокурсница, — эта дура когда-нибудь узнает о нас?»

От стонов, разносящихся эхом в голове, снова подташнивает. Не могу безболезненно прикрыть глаза. Картина, которую я только что видела, не исчезает. Въелась в сетчатку, впиталась в меня. Слезы снова наворачиваются на глаза.

— Что бы не случилось, — произносит Петр. — я уверен, так должно было произойти. Куда тебя отвезти?

— Только не домой.

— Тогда поедем ко мне.

— К вам? — сильно распахиваю глаза, пытаясь понять, правильно ли я услышала.

— А что? У тебя есть другой вариант? Не думаю, так что… мы едем ко мне, Ань.

Глава 2 Аня

Не понимаю, что мне делать. Петр Алексеевич открывает передо мной дверь своей квартиры и приглашает внутрь.

Я сбрасываю очередной звонок, не глядя на экран телефона и неуверенно вхожу в квартиру своего босса. А что еще хуже, отца моей лучшей подруги! Мне не стоило приезжать к нему!

Но дома уже через пять минут будет мой муж (совсем скоро бывший муж, я видеть его не хочу!) Я точно знаю, что Игнат поедет ко мне. За эти полчаса он раз пятьдесят мне позвонил. И родители. И моя лучшая подруга Лена, дочь Петра Алексеевича. Но я не смогла ответить ни на один звонок. Просто не нашла в себе сил.

Не представляю, что я им скажу и как все объясню. Мне никто не поверит. Мой муж — это же гордость факультета, он подает большие надежды, он лучший зять, сын будущего мэра и вообще, мужчина мечты... А я... сбежавшая невеста. Нет, меня не поймут.

Чувствую себя разбитой. От бессилия и собственной беспомощности я «стекаю» на пуфик в прихожей. Мысли продолжают грызть меня. Я не понимаю, что делать дальше. Игнат своей подлостью уничтожил меня.

— Тебе нужно в ванну, — прерывает мои мысли Петр. Он указывает направление и быстро отвечает на звонок. Но вместо того, чтобы отойти, тут же обещает перезвонить и неожиданно присаживается передо мной на корточки.

— Вы чт... — замираю, не понимая, что делает Петр Алексеевич.

Его пальцы дотрагиваются до моей ноги, и меня снова начинает бить озноб. На этот раз это не паника от побега, нет. Она полностью отступает, но захлестывает другая: Петр аккуратно обхватывает мою щиколотку и тянет ногу на себя. Я смотрю, как отец моей подруги расстегивает ремешки и медленно снимает туфли с уставших от каблуков ног.

— Давай так, Ань. Прими душ, успокойся и мы поговорим. Нерешаемых ситуаций нет. Любую проблему можно решить.

Идея успокоиться мне нравится. Я хочу смыть с себя этот ужасный день. Хочу стереть с кожи прикосновения лжеца! Еще бы платье это поджечь и наблюдать за тем, как оно полыхает. До золы! До самого конца!

Смотрю на чуть испачкавшийся подол, расшитое итальянскими стразами кружево, на дорогую струящуюся ткань… Сколько ожиданий было и мечт…

Жаль, душ не сотрет это из памяти. К тому же, мне нечего больше надеть.

— Я принесу тебе халат, — спокойно произносит Петр, словно понимая меня без слов.

— Хорошо...

Я иду в сторону ванной, разглядывая все вокруг. Родители Лены развелись, когда ей было десять лет. Ее мама вышла замуж, и я неоднократно приезжала к ним погостить. В их квартире много картин и ярких тонов. Там кипит жизнь, все пропитано теплом.

А квартира Петра Алексеевича кажется мне холодной и какой-то пустой. Нет мелочей и деталей, которые создают уют. Складывается ощущение, будто Петр появляется здесь только для того, чтобы переночевать. Квартира кажется нежилой.

На душ у меня уходит двадцать минут. Я с трудом смываю с головы весь тот лоск, над которым корпел стилист. Я бы вообще не выходила из ванной, но мои мысли гонят меня прочь. Одной оставаться в таком состоянии тяжело, боль от предательства разрывает меня на куски.

Ныряю в мягкий мужской халат до самого пола. Оборачиваюсь в него, как в одеяло. Заодно подворачиваю длинные рукава. Слегка сушу волосы полотенцем, чтобы не выходить с тюрбаном на голове. Мне хочется быть по возможности хоть немного красивой сейчас. Я понимаю, что выгляжу не самым лучшим образом, про заплаканный вид и опухшие глаза вообще стоит молчать. Но я так не хочу, чтобы Петр Алексеевич видел меня такой...

Выхожу из ванной комнаты. Квартира очень большая, и я иду туда, откуда разливается свет. Петр стоит у окна и с кем-то разговаривает. Я понимаю, что на том конце провода его дочь.

— Не волнуйся и езжай домой, — говорит он ей, и мне становится не по себе. — Уверен, совсем скоро она сама тебе позвонит.

Лена переживает за меня, а я здесь, с ее отцом. Совершила глупость и сбежала, как побитая собачонка, поджав хвост. Но мне так больно, в душу словно вонзили нож.

Снова стоны, снова красные туфли... Голова кругом идет. Мне срочно нужно присесть.

— Шуму ты наделала много, — Петр видит меня в отражении и оборачивается. — Твой телефон вибрирует, не переставая. Все переживают. Надо им объяснить, что произошло, Аня. Ты же не можешь просто исчезнуть.

Я молча сажусь за стол, Петр садится напротив спустя минуту. Но перед этим ставит передо мной кружку с ромашковым чаем. На столе вазочка с медом, фрукты и вафли. Я голодная, но знаю, что в горло ничего не полезет.

— Пахнет приятно, — произношу я, роняя слезинку в кружку. — Знаете… Спасибо, но я лучше вызову такси и поеду. Петр Алексеевич, правда, спасибо.

Я отрываю взгляд от кружки и смотрю на него. Петр молчит, но глаза не отводит. Смотрит на меня пристально, словно ждет, когда я все расскажу ему. А я не хочу. Не хочу, потому что это удар по моей самооценке. Мне стыдно признаться в такой подлой измене.

— Он сделал тебе больно? — задает вопрос, понимая, что сама я не пророню ни слова. Его голос твердый, с нотками злости. — Игнат тебя тронул, Аня?

Я не совсем понимаю, к чему он ведет и не знаю, почему его интонация так изменилась. Вместо ответа я лишь мотаю головой.

— Аня, я знаю всего две сбежавшие невесты. Одна на этом фильме сделала карьеру. А вторая сидит передо мной. А ты много таких знаешь? — он откидывается на спинку стула, не прекращая сверлить меня взглядом. — Что-то же произошло, раз ты сбежала с собственной свадьбы.

Вместо слов я рвано вздыхаю, слезинка скатывается по щеке. Боюсь, если начну говорить, снова сильно расплачусь.

Лицо Петра напряжено, он сканирует меня. Вот уж не думала, что мы когда-нибудь будем сидеть вот так, вдвоем, да еще и при таких обстоятельствах.

— Он мне, — голос срывается на хрип, — изменил, — поджимаю дрожащую губу, — прямо там, в ресторане.

Сердце снова предательски учащается…

Выражение лица Петра Алексеевича не меняется. Он словно не услышал ничего сверхъестественного. А я, к своему удивлению, перестаю плакать. Напротив, испытываю облегчение и осознаю, что рядом с Петром мне спокойно.

Глава 3 Аня

— Ты, правда, хочешь уехать? В таком состоянии?

Петр поднимается со стула и подходит ко мне. Садится рядом и опускает руку на мою ладонь, полностью накрывая ее. Он делает это впервые. Да он вообще никогда так близко не подходил ко мне! И есть в этом что-то приятное, пронизанное теплом.

Я смотрю на его руку и взгляд отвести не могу. Пальцы начинает покалывать от прикосновения. Это настолько незнакомое ощущение, но оно вмиг обволакивает меня всю.

Мне так плохо… И я так сильно хочу довериться ему. Но мне так неловко от мысли, что посторонний человек хочет позаботиться обо мне. Кто я ему?

— Ань.

Я боюсь переводить взгляд с наших рук на его лицо. Я боюсь смотреть на него! Расстояние между нами слишком маленькое. Воздух будто стал гуще. Петр Алексеевич слишком близко, а его энергетика такая сильная… Она вроде давит, но я не могу сказать, что мне это не нравится.

— Я хочу помочь тебе. Если ты решишь уехать, я тебя отвезу. Ты и сама понимаешь, что тебе нужно со всеми поговорить. Но сейчас ты можешь ответить на звонки и остаться здесь, со мной.

«Со мной», — повторяю я про себя несколько раз. Здесь, с ним... Но тут же запрещаю себе цепляться к его словам.

Мне хочется еще больше опустить голову, хочется спрятаться, зарыться в песок, будто я страус, лишь бы Петр Алексеевич не увидел того, что в эту минуту происходит во мне.

Он прекрасно считывает людей и видит даже глубоко спрятанные эмоции. Петр всегда и всех видит насквозь, от него бесполезно скрывать что-либо. И от этого мне еще больше не хочется смотреть на него.

Но вместо того, чтобы опустить голову как можно ниже, я зачем-то поднимаю ее и встречаюсь с его взглядом. И его не передать словами. Это внезапный огонь, который вспыхивает в его глазах и так же внезапно гаснет.

Ему есть, что сказать. Я это чувствую. Но Петр Алексеевич не продолжает, давая возможность высказаться мне. А я вместо того, чтобы ответить на его доброту, начинаю рыдать. И дело не только в свадьбе.

Да, мой муж подлец. Да, он предатель. И да, это настолько подло — изменить мне на нашей же свадьбе! Но дело не в нем, а во мне и в сидящем напротив меня отце лучшей подруги. Взрослом мужчине, который возится со мной вместо того, чтобы заниматься своими делами.

Когда я впервые увидела Петра Алексеевича, он казался мне грозным и очень суровым. Один его взгляд заставлял замирать весь офис, а меня, неопытную студентку, так тем более.

Мне казалось, что худшего босса быть не может! Такого серьезного, требовательного. А если кто-то «косячил» — свирепого. Поджилки тряслись, когда он произносил мое имя. Больше всего я именно этого боялась! Все смотрела на часы и умоляла короткую стрелку двигаться как можно быстрее.

Я миллион раз пожалела, что согласилась пройти стажировку именно в его фирме. Я боялась дышать в присутствии Петра Алексеевича, а моя лучшая подруга, его дочь, посмеивалась надо мной и говорила, что я драматизирую. Конечно! Ведь для нее он просто папа, заботливый и любящий отец.

Но потом я осознала, что Лена права и мой страх необоснован. Я убедилась: как отец, Петр потрясающий. А как босс... да и как мужчина, он самый лучший: грамотный, ответственный, на него всегда можно положиться. А его слова никогда не стоит ставить под сомнение.

Он лучший настолько, что я сама не заметила, в какой именно момент мой страх перерос в это глупое влечение к самому запретному для меня мужчине. А в объятиях заинтересовавшегося мной Игната я постаралась испепелить свои внезапные чувства.

— Ань, тебе нужно успокоиться.

— Простите, — шепчу я, шмыгая носом. Тереблю пояс халата. А соленые ручейки, не жалея, обжигают щеки.

— Тебе не за что извиняться.

Петр внезапно притягивает меня к себе и обнимает. Он дает мне выплакаться, ничего не говорит при этом. Его запах внушает доверие. Так пахнет настоящий мужчина: сильный, серьезный и уверенный в себе. Такой, который не даст в обиду.

Как же сейчас хорошо... Я чувствую, что защищена. Петр Алексеевич как стена, которой по силам меня отгородить от всего. Сейчас он моя крепость.

— Давай так. Я поддержу любое решение. Надо домой — значит, поедем. Если не к спеху, останешься у меня.

Я хочу остаться здесь, в спокойствии, зная, что я защищена, но это неправильно. Пусть я и потеряна, не понимаю, что мне делать дальше, но я не хочу становиться обузой. Петр и так достаточно со мной провозился. И я никогда этого не забуду.

— Мне нужно домой.

— Хорошо. Я сейчас посмотрю, что есть из одежды Лены. Она иногда приезжает ко мне на выходные. А ты позвони маме.

Петр Алексеевич бросает строгий взгляд и уходит, оставляя меня наедине с телефоном. Собирая в кулак волю, я звоню маме. Прислушиваюсь к каждому гудку, сотрясаясь. Ладони моментально потеют, за ними скручивает живот. Я нервно разглаживаю ткань халата.

Отец меня точно осудит. Но мама… Вся надежда на то, что она меня, как женщина, как самый близкий и родной человек в мире, поймет.

Мне всегда было легче говорить с ней, а не с отцом. К моим проблемам прислушивалась только мама, а папа открещивался. Его не подрастающая дочь интересовала, а алкоголь…

— Аня! Господи! Наконец-то! — каждое слово с выдохом облегчения. На последнем я слышу, как мама сдерживает слезы.

— Прости меня, мамочка…

— Аня, где ты? Как же я перепугалась.

Вопреки моим опасениям она не ругается. Ее голос взволнован, она перепугана. И я виню себя в этом.

Это был очень импульсивный поступок. С моей стороны это было так необдуманно. Я лишь о себе думала!

— Я скоро буду дома, мам. Завтра встретимся, и я все тебе расскажу. Только Игнату, пожалуйста, не говори. С ним я обязательно объяснюсь.

Сбрасываю звонок, когда на кухню входит Петр. В его руках черное платье-майка и спортивный костюм. Мой выбор падает на второй вариант, но отец подруги опережает и протягивает платье.

Я молчу беру его и иду переодеваться. Волосы почти высохли, без укладки они вьются, глаза уже не такие красные. В целом, состояние мое тоже намного лучше. Разговор с мамой как гора с плеч, он успокоил меня, я чувствую себя более решительной. Теперь я точно знаю, что мне нужно делать, и как я буду действовать дальше.

Глава 4 Аня

Я хочу возмутиться, но Петр одним взглядом показывает, что не стоит ему перечить.

— Это не обсуждается. Если ты не хочешь охрану, то ты уедешь со мной. Аня, больше вариантов у тебя нет. Это последний, — он медленно переводит взгляд, и я вслед за ним поворачиваю голову, отслеживая, что привлекло внимание Петра Алексеевича.

Возле подъезда стоит мерседес моего мужа. Игната в нем нет. Скорее всего прямо сейчас он стоит возле моей квартиры и звонит, не отрывая от кнопки звонка своих пальцев. Недовольный и злой, ждет меня или долбится в дверь. Если уже не вынес ее…

— Думай, Ань, потому что времени у тебя осталось мало. Сама не решишь, я решу за тебя.

Мои пальцы подрагивают. Все сотрясается от предстоящей встречи. Но я беру себя в руки.

— Я сейчас поговорю с Игнатом, и он уедет, — немедля тянусь к дверце машины, но голос выдает мое состояние. Я и сама прекрасно понимаю, что муж просто так не отстанет. Я слишком хорошо знаю его. Характер Игната — не подарок.

Он не умеет просто разговаривать, он слишком вспыльчивый и эмоциональный. А это значит, что сейчас соседи будут слушать все то, о чем я не хотела бы распространяться: сбежавшая невеста и изменивший на свадьбе жених — это позор. Я не скоро смою с себя это пятно.

Петр выходит из машины вслед за мной. Идет уверенным твердым шагом рядом, чуть ли не вплотную, словно готовится принять удар на себя. Он мельком смотрит на машину Игната и ждет, когда я открою дверь в подъезд.

Меня немного потряхивает. Как же хорошо, что Петр Алексеевич не разрешил мне уехать на такси. Как же я благодарна, что он привез меня, ведь с ним мне намного спокойнее.

— И как это понимать? — раздается голос моего мужа. Он входит в подъезд вслед за нами. — Не хочешь со мной объясниться, Ань? — цедит сквозь зубы и смотрит на Петра Алексеевича.

Я замираю у двери квартиры с ключом в руках. Мне очень страшно. Я понятия не имею, что сейчас будет.

— Ты подумала над моим предложением? — игнорируя Игната, тихо спрашивает Петр и слегка наклоняется ко мне. От этого мой муж приходит в бешенство и ускоряется. Он летит по лестницам вверх, перешагивая через ступени.

Я знаю, что он мне ничего не сделает, потому что Петр Алексеевич не позволит ему. Но я все равно переживаю. Мне очень страшно!

Понимаю, что еще немного и Игнат перейдет на обвинения и крики. Как можно скорее трясущейся рукой вставляю ключ в замок. И, как только та открывается, я слышу обидное слово в спину:

— Шлюха!

— Ань, вещи собирай, — говорит Петр и подталкивает меня в квартиру. — Повтори-ка...

— Потаскуха! — выкрикивает мой муж, и в этот момент Петр Алексеевич закрывает входную дверь перед моим носом, а сам остается в подъезде с Игнатом.

Я слышу громкий хлопок, после которого тирада оскорблений мужа резко прекращается.

Что происходит дальше, я не могу понять. Перед глазами от страха все плывет. Я переживаю за Петра Алексеевича. Одному богу известно, что сделает разъяренный Игнат. Мне кажется, сейчас он невменяемый.

Стою как вкопанная на пороге, ноги не идут. Я не могу ничего разглядеть вокруг, одни темные пятна. Волна жара резко бьет меня в затылок и спускается к пяткам. Я больше не чувствую пол, не ощущаю пространство.

— Ань, — слышу я перед тем, как тьма поглощает меня. — Аня! — что-то крепко обхватывает меня. Я больше не чувствую своего тела…

Глава 5 Аня

— Что... Что... — я просыпаюсь от настойчивых поцелуев. Они атакуют мою шею. Впервые так требовательно и жадно меня целуют чьи-то горячие губы.

— Я так давно хотел тебя, Аня, — рычит Петр.

Я не вижу его лица, я словно все еще в полудреме. Но я слышу его голос, от него все тело вибрирует. И... Боже! Его руки сминают грудь и с треском разрывают черное короткое платье. Боже... Так нежно и грубо... Боже, так сладко!

Он резким движением, не спрашивая, переворачивает меня на живот и стягивает лоскут, в который превратилось черное платье. Кладет руку на мою шею, ведет ее ниже. Спина вся в мурашках... Почему он ведет себя так, я не понимаю!

— Давно мечтал о тебе, — шепчет в ухо и упирается животом в ягодицы. Я чувствую, какой он горячий и как сильно хочет меня. Пискнуть не успеваю, как Петр отодвигает трусики и входит в меня. Резко. Неожиданно. До крика, с которым я просыпаюсь и осознаю, что я в своей комнате.

Что это было? Боже!

Сердце колотится, тело не слушается. В кровати больше никого нет. Лишь я сижу и пытаюсь отдышаться.

Сон... Это был всего лишь сон, но он был таким реальным!

— Слушай, — голос Петра доносится из коридора, — я твоего щенка, считай, пальцем не тронул. Но еще раз увижу его рядом с ней, ты меня, Егор, знаешь. Дела делами, но от меня больше не будет поддержки. И тогда плакали твои выборы… Пусть только пальцем ее тронет или посмотрит в ее сторону, ему же хуже. Мой разговор с твоим сыном будет коротким.

Петр прощается и несвязно ругается. Шумно выдыхает. От этого чувствую себя виноватой. Свалилась на его голову...

Я все еще пытаюсь отойти от сна, сажусь на край кровати. В целом, не считая эмоциональной встряски, чувствую себя нормально: шкаф передо мной практически не расплывается, но голова немного чугунная.

— Ты как себя чувствуешь, Ань?

— Вроде неплохо, — заторможенно отвечаю я и поворачиваю голову в его сторону. После жаркого сна смотреть на Петра не так просто. Шея горит, ягодицы чувствуют его прикосновение.

Петр входит в комнату и садится рядом. Мой взгляд падает на окно, за которым должна стоять машина Игната. Напрягает еще и телефонный разговор, часть которого я услышала.

— Он уехал, не переживай. Мы сейчас тоже уедем. Приходи в себя, я пока сделаю пару звонков. Чай будешь?

Не могу сдержаться и расплываюсь в улыбке. Сам Петр Алексеевич, владелец большой строительной компании, в моей скромной крохотульной квартире и предлагает сделать мне чай. Так легко и по-хозяйски.

Этот день точно не сон? Почему-то предложение отца моей подруги одновременно забавляет и трогает меня до глубины души. Наверное, это остаточный эффект обморока.

— Буду чай.

Петр кивает, а его взгляд задерживается на мгновение на моих губах, после чего он выходит из комнаты.

Мои губы печет от его внимания. Мне кажется, я чувствую на них его вкус. Едва уловимые нотки табака подсказывают мне, что я скорее всего не ошибаюсь. Я провожу по губам пальцем, будто это позволит мне нащупать следы поцелуя. Мое сердце начинает бешено колотиться.

От мысли, что, пока я была без сознания, меня поцеловал отец моей подруги, я краснею как рак. Ой, как же это глупо! На фоне стресса меня явно несет и мерещится всякое!

Мой телефон настойчиво вибрирует, на экране высвечивается имя лучшей подруги. Она тоже за меня переживает.

— Наконец-то, Анют! Ты дома? С тобой все хорошо? Ты одна? Приехать к тебе? Игнат у тебя был? Что, черт возьми, случилось? Ты знаешь, как я перепугалась? Куда ты пропала?

Шквал вопросов, которыми закидывает меня Лена, не прекращается. Они сыплются так, что хочется выкрикнуть: «Горшочек, не вари!»

— Лен, погоди. Остановись.

— Я так разволновалась, прости, — тараторит она, задыхаясь от эмоций.

— Я дома, Игнат... эм... да, он приезжал, но спокойно, как ты понимаешь, мы не поговорили.

— Еще бы! Ты же бросила его и уехала. Но я не понимаю, Анют, что произошло? Ты испугалась семейной жизни? Мы ведь говорили с тобой на эту тему столько раз, вроде бы все было хорошо. Или... или что? Не в свадебном мандраже дело?

Последние слова пронизаны опаской. Она словно почуяла неладное.

— Он, — я сглатываю ком, который появился внезапно, — мне, — еще один ком, но большой и колючий, — изменил.

— Что-о-о?

Лена молчит, переваривает информацию. Она обычно не ругается, заменяя ругань на созвучные слова. Но в этот раз я слышу далеко не привычное и фирменное Ленино «чудак». В трубку летит самый настоящий отборный мат. Я и не знала, что она так умеет.

Услышав свист чайника, я обещаю Лене все объяснить при встрече. Сейчас объяснения будут лишними. Информацию нужно выдавать дозами. Маленькими порциями. Иначе я сболтну ненужное, так и не узнав у Петра Алексеевича, что и кому по поводу всего произошедшего мне стоит говорить. Уверена, он будет против того, чтобы я упоминала его имя.

— Спокойной ночи, Ань, — выдыхает Лена. — Наконец-то я смогу заснуть.

Заснуть?.. Моя подруга никогда не ложится рано. О чем это она вообще?

Я смотрю на часы и понимаю, что всего-то через пару часов будет рассвет. И мне перед ее отцом становится так стыдно! Невыносимо!

Наверняка Петр Алексеевич хочет домой, лечь спать, смыть в душе этот тяжелый день и избавиться от меня наконец. Но потом вспоминаю его слова, что мы уедем. С ним. Вместе.

Это еще больше кажется плохой идеей. Я точно знаю, что Петр не хочет возиться со мной, но его характер и воспитание не позволяют ему бросить меня в беде.

Сейчас я пойду к нему и рискну отговорить от этой дурацкой идеи. Только вот не уверена, что это удастся мне.

— Пахнет странно, — вхожу на кухню и смотрю на пар над двумя кружками, над которыми колдует Петр.

— Я нашел у тебя какой-то травяной сбор с пустырником и валерианой. Он был закрыт, но сейчас пришло его время.

Мы садимся за стол. Я не знаю, что больше всего хочу спросить: почему уехал Игнат или о чем был разговор с его отцом. И вообще, понятия не имею, как лучше всего начать разговор по поводу отсутствия необходимости в сборе вещей.

Глава 6 Аня

Мы сидим, глядя друг на друга. Никто не моргает. Напряжение между нами очень ощутимое, и я не знаю, куда деться от взгляда Петра Алексеевича.

Чувствую себя виноватой, проблемой, свалившейся на его голову. Но у него, кажется, совсем другие мысли: я не вижу ни толики сожаления в его взгляде, напротив…

— Я не хотела, чтобы все было так... — продолжить не могу. Тону в этом мужчине. Никто и никогда не смотрел на меня так.

Делаю несмелый вдох, вся квартира пропиталась его запахом. Его одеколон, любимый табак... Я хочу закрыть глаза и вдохнуть всей грудью, но еле сдерживаюсь. Невыносимое внезапное наваждение. Устоять перед ним невозможно.

Петр не прекращает смотреть на меня. Не моргает. Мне кажется, мое сердце так громко бьется, что он слышит мое волнение.

— Я втянула вас в это... Что-то плохое произошло в подъезде...Не хочу, чтобы из-за меня у вас были проблемы.

— Ты про Игната? — он заламывает бровь, будто удивлен моим опасениям. — Можешь не волноваться. Мы с твоим мужем, — чуть ли не скрипит зубами, произнося это слово, — всего лишь побеседовали. По-мужски. Игнат еще сосунок. Типичный мажор, он не в состоянии решить свои же проблемы. Для этого у него есть папа. И я, честно говоря, не понимаю, как вы...

Он не договаривает, вместо этого дарит мне пристальный тяжелый взгляд. Каждой клеточкой его чувствую.

— Как мы сошлись? — вижу, что Петр вновь щурится. Он часто так делает. В такие моменты он будто сканирует насквозь, стараясь докопаться до истины.

— Именно.

Нервно верчу ложку, понимая, что сейчас надо как-то выкрутиться. Мне нельзя выдавать себя. Эта тайна должна остаться скрытой глубоко во мне. Мои чувства слишком глупые.

— Я хотела, — делаю паузу, чтобы придумать хоть что-то, но на ум ничего не приходит. Я не привыкла лгать, потому выпаливаю правду, — забыть другого человека.

Я опускаю голову, чтобы спрятаться. Слишком тяжелый момент, я буквально на грани. Еще немного и он раскусит меня. Мне стыдно за эту девичью влюбленность.

— Вот как? — удивленно говорит Петр. — И что, ты его забыла?

Не поднимаю взгляд, боюсь посмотреть на него и выдать себя. Его вопрос прозвучал как вызов. Вместо ответа игнорирую и пытаюсь сменить тему, перевести внимание Петра на моего мужа:

— Игнат умный и рассудительный. Но очень вспыльчивый. Если бы не деньги отца, он был бы совершенно другим человеком.

— Ты что, выгораживаешь его?.. Ань, — как можно спокойнее произносит Петр, — ты же понимаешь, что он не такой. Я очень хорошо с ним знаком. Оболтус вроде него и такая умница, как ты — я этого никогда не пойму. Неужели никого другого не нашлось, чтобы забыть того человека?

Вопрос прямо в лоб. Куда себя деть? Кухня всего пять квадратов, а сузилась до метра, где не скрыться от взгляда Петра Алексеевича.

— Ладно, не мое дело, — его голос звучит грубо и холодно. И мне от его слов больно. — Собирай все необходимое и поехали.

— Но...

— Это не обсуждается, Ань, — говорит он резко. — Одна ты здесь не останешься.

— Но ведь Игнат уехал.

— Твой муж не умеет контролировать себя. Сейчас он проспится, а завтра приедет с новыми силами. И что тогда? Нет. Ты уедешь со мной. Это не обсуждается.

Его телефон вибрирует. Петр достает из кармана, смотрит на экран. Его губы кривятся.

— Ладно, собирайся.

Он выходит из комнаты и тут же отвечает холодным стальным голосом, от которого даже я вздрагиваю. А что чувствует тот, кто на том конце провода? Если бы он мне так ответил, я бы в ракушку спряталась!

— Мне кажется, мы все обсудили, — он говорит тише, будто не хочет, чтобы я слышала. — Нет. Нет, мы не встретимся. Кира, это было мое последнее слово.

Кира… От услышанного женского имени я выпрямляю спину. Меня словно ледяной водой только что облили!

Кира… Я даже не подхожу к шкафу! Сижу тихо, не дышу и прислушиваюсь.

Как это низко — подслушивать! Но я хочу знать, кто эта женщина!

— Нет, мы не встретимся, — куда более раздраженно произносит Петр. — Я не люблю повторять, ты же знаешь это. Кира, хватит! — цедит он сквозь зубы. — У меня есть более важное дело сегодня. Спокойной ночи.

Он сбрасывает. Я слышу его шаги. Он идет в мою комнату! Подлетаю к шкафу, хватаю первые попавшиеся платья вместе с вешалками и разворачиваюсь.

— Ты готова?

У меня было достаточно времени, чтобы собраться. Но ничего, кроме дурацких платьев взять я не успела. Не скажу же я, что вместо сборов я подслушивала.

— Готова.

Дура! Дурочка!

Мы снова приезжаем в квартиру отца моей подруги. Теперь мне еще больше не по себе, хочется провалиться под землю, однако Петр не оставил мне выбора, и я ничего не могла с этим поделать.

Я машинально прохожу на кухню. Хочу, чтобы бесконечный шум в голове прекратился. Хочу отключиться и забыть этот день.

Петр словно читает мои мысли. Он открывает высокий шкаф, заставленный бутылками алкоголя, и тянется за коричневой изящной бутылкой с надписью «Extra». По цвету похоже на коньяк или бренди.

— Вот это у вас бар!

— Да, но он больше для красоты, — он небрежно смотрит на открытую дверцу. —Я редко пью. Вообще не любитель. И не советую никому даже смотреть в сторону алкоголя. Но деловые партнеры... Так принято: все дарят друг другу что-то ненужное, но с шестизначными ценниками. Приходится где-то складировать.

— Ну, алкоголь — не самое худшее из того, что можно подарить, — я пожимаю плечами, представляя, сколько стоит каждая из этих бутылок. Да это же целое состояние!

— Как насчет вина? Тебе нужно расслабиться, иначе ты не уснешь.

— Спасибо, — отвечаю машинально. — А у вас что, коньяк?

Кто меня за язык вечно тянет? Как же неловко!

— Да, — он смотрит на меня подозрительно.

— Можно?

Коньяк! Да я никогда не пила ничего крепкого! Что же я делаю? Боже мой!

Петр Алексеевич словно просчитывает все шаги наперед: сколько хлопот доставит ему пьяная подруга дочери и что же он будет с ней делать. Какое-то время смотрит на меня внимательно.

Глава 7 Аня

— Пары мало будет, — роняю я вслух, разглядываю ухмылку своего босса.

— Ты уверена? — Петр заламывает бровь. — Впрочем, ладно.

Он ставит на стол две рюмки и бутылку и садится напротив. Наливает себе полную, а мне на один крохотный глоточек.

Беру, не задумываясь. Я прекрасно понимаю, что делаю! Чтобы притупить боль и стоны, разносящиеся снова в голове, и унять все то, что шумит в мыслях, я опрокидываю в себя содержимое.

Ох, ё! Помогите мне!

Жжет все: язык, рот, горло, желудок и даже нос. Просто до слез! Но вместо того, чтобы закусить фруктами или шоколадными вафлями и перебить эту терпкую горечь, я выдыхаю и прошу:

— Еще.

Ой-йо! Голова идет кругом.

Петр снова наливает мне, но уже на три маленьких глотка. Сам не притрагивается к своей рюмке и с интересом наблюдает за мной. А я в это время залпом проглатываю коньяк.

Фу! Просто кошмар!

Жжет и печет еще хуже. Но в этот раз алкоголь, как мне кажется, еще быстрее рассасывается внутри и проникает в кровь. Я понимаю это, когда только что четкое и яркое изображение вдруг куда-то плывет.

Стыдоба! Я с четырех глотков напилась!

— Ты проголодалась? — его голос немного уставший.

Этот день вымотал нас двоих. На месте Петра Алексеевича я бы давно оставила подругу своей дочери дома и уехала бы к себе спать, а он все еще нянчится со мной.

Можно подумать у него нет более важных дел! А я прекрасно знаю, что есть! Их просто тьма! Наверное, именно поэтому его квартира кажется безжизненной и пустой. Он отдает всего себя фирме. И ему бы сейчас не со мной сидеть, а поспать…

— Есть немного.

— Тогда план такой.

— Снова план? — я улыбаюсь ему и осознаю своей пьяной головой, что эта улыбка только что стерла во мне какую-то преграду, через которую не стоило переходить. И помог мне в этом крепкий невкусный алкоголь.

— Именно так. У меня всегда все идет по плану.

— Вы привыкли все контролировать? — зачем-то я смотрю прямо в его глаза. Ни я, ни он не моргаем. От его поглощающего взгляда у меня странно тянет внизу живота.

— Да, Ань. Привык, — все еще не отводит глаза, молчит, но потом все же продолжает. — В общем, план такой: закажем ужин или… — он встает и подходит к холодильнику. Открыв, изучает полки. — Да, однозначно закажем.

— Почему? — я подрываюсь со стула.

Меня ведет влево, но я шагаю к Петру Алексеевичу, протискиваясь между ним и дверцей. Цепляю плечом его руку и еле сдерживаюсь, чтобы не прикрыть глаза и не ахнуть. У него сумасшедшая мужская энергетика, от которой сносит! Он одним жестом способен подчинить, подмять под себя, не прикладывая никаких усилий.

Я нагло открываю холодильник и вываливаю оттуда все, что под руку попадается. Петр Алексеевич весь день со мной провозился! Он тоже проголодался. А доставку придется ждать час, не меньше.

Лезу в морозилку, достаю котлеты в черной матовой упаковке с выбитыми золотыми буквами. Я таких никогда не видела, видимо, что-то слишком «элитное».

Петр с удивлением смотрит на все, что творится под его носом, но не мешает мне. Более того, он берет на себя овощи.

— Ань, не поможешь? — он держит под струей воды помидор, брызги летят на рукава. — Сними часы. Мешают.

Он протягивает мне руку, и я подхожу ближе, чтобы расстегнуть замок массивного сверкающего браслета. Подушечки моих пальцев, когда я дотрагиваюсь до руки мужчины, начинает приятно покалывать.

— Не поддается, — я поднимаю голову и натыкаюсь на его взгляд. Сжигающий. Темный. Аж сглатываю.

— Чуть жестче, — тихо и хрипло говорит он, продолжая испепелять меня.

Его взгляд спускается на мои губы, и я тут же опускаю голову. По позвоночнику разливается жар. Он будто лава, обжигает меня до костей.

«Я пьяная! Мне все это мерещится», — уверяю себя мысленно. Мой рассудок плывет, воспринимая все не правильно, а так, как ему вздумается

— Это еще не все, — говорит отец подруги, когда я снимаю часы.

— А что еще? — чуть ли не шепотом, боясь посмотреть на него, верчу их в руках.

— Еще рукава. Подвернешь?

Я откладываю часы и расстегиваю пуговицы на манжетах, закатываю рукава его рубашки. Практически не дышу, зная, что Петр Алексеевич все так же не сводит с меня взгляд.

Еще немного и с моего лба потечет пот! Я играю с неведомым мне огнем! Буквально сгораю в нем. Черт подери, это все коньяк!

— Спасибо, Аня, — хрипотца его голоса проникает так глубоко, что я еле стою. Засматриваюсь на его увитые венами руки.

Киваю в ответ. Не поднимая голову, возвращаюсь к плите. Еще не хватало из-за опьяненного помешательства ужин сжечь!

Котлетки быстро подрумяниваются. Беру булочки и нож, чтобы разрезать. Но тяжелая ладонь ложится сверху.

— Контроль, — невинно усмехается Петр. — Боюсь, что ты поранишься.

Он встает позади меня, забирает булочку, обхватывает мою руку и ведет: разрезает хлеб посередине, сжимая мои пальцы. Потом берет еще одну булочку… снова ведет мою руку… Подает кетчуп, продолжая стоять сзади.

Его горячее дыхание опаляет шею. Боже, а как он пахнет! Мерещится мне или нет — не знаю, но кожей я чувствую его губы… Пусть это будут они! Пусть он меня поцелует!

— Думаю, этих нам хватит, — он отпускает мою руку и вынимает нож из моих ватных пальцев.

Я покорно жду, когда Петр закончит… А он… вкладывает между половинок нарезку из овощей и котлету. Наблюдать за этим невыносимо! Я кусаю губы, глядя на то, как сексуально он это делает! Сжимаю кетчуп так сильно, что он фонтаном брызгает.

— Аккуратно, Аня, — произносит Петр. Его палец скользит по моему подбородку. — Ты испачкалась, — он стирает капельку кетчупа и облизывает свой палец. Оставив меня в полной растерянности, отходит.

Еле доношу тарелку до стола. Смотрю на коньяк, понимая, что делать этого не стоит, но мне очень-очень нужно! Мне как никогда необходимо выпить!

— Повторить? — отец подруги откидывается на спинку, отслеживая мой взгляд. — Думаешь, стоит?

Глава 8 Аня

Я не в силах произнести ни слова. Только этот мужчина может на меня так действовать. Ни один Игнат этого мира не сравнится с Петром. Это было так глупо с моей стороны: попытаться забыть отца подруги и согласиться на свадьбу.

— Идем спать? — шепчет он.

Я делаю тяжелый вдох. Точно такой же, как в тот момент, когда я застала мужа в объятиях сокурсницы. Да, мне обидно. Да, больно. Но та боль не весит вообще ничего по сравнению с тем, что я испытываю, находясь рядом с этим мужчиной. Запретным. Взрослым. Отцом моей лучшей подруги. Еще и боссом...

— Ань, я...

Мы одновременно поворачиваем головы в сторону, откуда доносится стук каблуков. Я не успеваю сориентироваться, отодвинуться от Петра, как на кухню входит она... Девушка, которую я не раз видела со своим боссом. Высокая стройная рыжая. Эффектная до кончиков ее жгучих волос!

И почему-то в этот момент я испытываю странный страх. Не потому, что из-за ревности, которая льется из нее широким ручьем (а не заметить это нельзя), она может на меня накинуться. Совсем нет. Страх охватывает, потому что я боюсь потерять то, что и так не принадлежит мне.

— Кира? — Петр одним взглядом заставляет ее остановиться. Он не просто недоволен, он уничтожает ее одним своим взором. Будь я на ее месте, я бы в пол вросла и не сдвинулась ни на сантиметр.

— Петр, — выдыхает она через свой сплющенный носик. Кира очень красивая, но видно, что над ее внешностью поработал опытный пластический хирург. — Это и есть твое важное дело? ОНА?!

Кира окидывает меня презрительным взглядом. В каждом ее жесте, задранном подбородке — во всем чувствуется превосходство. Я для нее не более, чем грязь под каблуком ее дизайнерских туфель.

— Как ты вошла сюда? Только не говори, что ты сделала очередной дубликат ключей.

Услышав это, я перевожу на него взгляд. То есть, как, дубликат ключей?

— Ну и? Как ты вошла? — голос Петра строгий, но он разговаривает с ней совершенно ровно. Если бы ко мне вот так беспардонно ввалились, да я бы так кричала! — Кира, — уже грубее произносит ее имя Петр.

— Я требую объяснений. Кто это? — игнорируя, она визжит от злости, даже не старается сдержать истерику. Неужели не знает, что с Петром этот номер никогда не проходит. — Нам нужно поговорить! Петр, я хочу, чтобы ты меня выслушал. Но кто это?

Она делает шаг к нам, удерживая в руке цепочку-ремешок от дорогой брендовой сумочки. Петр поднимает вверх указательный палец, давая понять ей, что делать этого не нужно. Но Кира идет напролом, не сводя с меня глаз. Злая, красная. Ее красивое личико искажено до ужасного.

Она прибавляет шаг и идет прямо на меня. Я вижу, как сильно она хочет вцепиться в мои волосы. И тогда Петр преграждает ей путь, загораживая меня собой.

— Аня, выбирай любую комнату, — не оборачиваясь, совершенно спокойно говорит он. — Готовься ко сну, я скоро приду.

Я лишь хлопаю глазами. А возмущение Киры перекрашивает ее красное лицо в яркий бордовый цвет. Она раздувает ноздри, не веря своим ушам.

— Кто она? — кричит Кира. — Петр, ты променял меня на нее?!

— Мне кажется, ты очень сильно хотела поговорить? Ну, так пошли.

Петру Алексеевичу на все ее эмоции будто плевать. Он хватает за локоть и уводит прочь. Как бы Кира не пыталась вырваться, развернуться ко мне, она по сравнению с огромным мускулистым Петром как мелкая вошь.

Он возвращается очень быстро. Лицо не выражает никаких эмоций. Непоколебим. Но, когда видит, что я все еще на кухне, сразу меняется в лице. Он удивлен.

— Почему ты все еще тут? — он выбрасывает связку ключей с розовым пушистым брелоком в мусорное ведро. — Сейчас я сделаю один звонок и будем ложиться спать. Хорошо?

Его звонок состоит всего из четырех слов. Ни приветствия, ни прощания. Все, что он говорит: «Завтра смените дверной замок». А после он убирает телефон и кивает, чтобы я шла за ним.

Он провожает в большую комнату, в которой уже стоит моя сумка. Моя, с теми самыми платьями, совсем здесь неуместными. В такой роскоши мне бы пригодился шелковый пеньюар или халат с красивыми перьями редких птиц, пришитых к рукавам и подолу. Правда, ни того, ни другого у меня нет. С моим заработком я смогу позволить его себе, только, если буду очень, очень-очень долго работать и откладывать всю зарплату.

На фоне дорогого дизайнерского ремонта и элитной мебели даже самая дорогая пижама из моего гардероба смотрелась бы очень убого.

— Если замерзнешь, вот, — Петр Алексеевич подает мне пышное невесомое одеяло, и я кладу его на кровать.

Комната для гостей, в которой я сегодня буду ночевать, больше, чем вся моя квартира!

— Спасибо, — коротко киваю и смотрю, как отец моей подруги уходит. Его руки в карманах брюк, походка расслабленная. Ничего сверхъестественного, но я не могу насмотреться на Петра, на его широкую спину, на плечи... А как же ему идут рубашки!

Интересно, почему он выставил Киру? Она раньше часто приезжала в наш бизнес-центр. Ходил слух, что дело идет к свадьбе. И именно к ней я его так сильно ревновала.

Оставшись наедине с собой, я снова стараюсь выстоять: мысли штурмуют. Жалею, что на ночь Петр не выдал мне еще пару наполненных до краев рюмок. Сегодня я хочу опустошить не одну бутылку, уснуть и забыться.

А иначе, как выбросить из головы все, что сегодня случилось? Нужно думать о разводе, а моя голова занята другим мужчиной!

Игнат был всего лишь лекарством от болезни под названием Петр. Болезнь прогрессировала, а пилюли оказались пустышками. Став девушкой Игната, я внушила себе, что так будет правильно. А потом заставила себя поверить, что свадьба — единственный выход. И только так я избавлюсь от наваждения и не буду думать о своем боссе как о мужчине.

Выйти за Игната простой девушке вроде меня — я посчитала, что это мой шанс попытаться стать счастливой. Ведь Игнат самый завидный жених в универе... Был им.

Мне льстило, что он выбрал меня: серая мышка и принц. Кто бы не поверил, что сказки бывают реальными? Кто бы не поверил, что это к лучшему?

Глава 9 Аня

— Мне так жаль, — тут же принимаюсь извиняться я, — я помешала вам сегодня. Я уже столько раз ругала себя за то, что натворила. Я не хотела. И я не знаю, как мне отблагодарить вас за все, что вы сделали.

Я тараторю, пытаясь в очередной раз вымолить прощение. За окном светает, а мы только ложимся спать! Чувствую себя паршиво, но вместо того, чтобы принять мои извинения, Петр высоко вскидывает брови.

— Стой. Стой, Ань. Ты не так поняла меня, — он делает несмелый шаг ко мне, но сразу же останавливается, будто не разрешает себе ко мне приближаться. — Перестань просить прощение за все это. У тебя нет повода.

— Есть... Для меня вы сегодня слишком многое сделали...

Его взгляд снова застывает на моих оголенных плечах, потом скользит ниже, на мои руки, которыми я придерживаю плед на груди. Ноздри Петра Алексеевича жадно втягивают воздух, кадык опять приходит в движение.

— Я хотел сказать, что... Я пришел сказать тебе, чтобы ты не вздумала мириться с Игнатом. Я знаю, что он будет пытаться вернуть тебя. Но он тебя не заслуживает. Такое не прощают, Ань. Ты все правильно сделала. Что бы Игнат не предложил тебе, не соглашайся на примирение. Завтра же подай на развод. Если ты не против, я отвезу тебя. А потом я предлагаю тебе уехать со мной.

Я хлопаю глазами чаще, чем дышу.

— В общем, у меня только что изменились планы. Будет важная встреча. И ты мне понадобишься в командировке.

— В ком...

— Да. Мне нужна будет помощница, знающая нюансы, — он запинается и закрывает глаза, которые не в силах перевести на мое лицо, они все еще смотрят на мои руки, удерживающие плед на обнаженном теле. Петр устало трет переносицу и только после этого его веки поднимаются, — юридического отдела. А тебе нужно на время уехать. Ты ведь хотела после стажировки остаться в моей фирме?

— Хотела... Очень хотела, Петр Алек… Петр.

— Считай, это твой шанс, — произносит он более резким тоном. — Я бы не упускал его на твоем месте.

— Но я ведь ничего толком не умею. Я же так: подай то, принеси это, не больше.

— Не придумывай, — отрубает он. — Я беру к себе только способных и старательных студентов, у которых есть рекомендации. К тому же, с нами поедет юрист. Ты будешь у него на подхвате. Юрий скажет, что ты должна будешь делать и будет давать тебе поручения, — он делает короткую паузу и заглядывает прямо в мои глаза. — Ты согласна со мной поехать?

Петр стоит на месте, опустив руки в карманы. Прожигает меня насквозь. Воздух наэлектризован. Мне становится сложно дышать. Снова окатывает жаром. Рядом с этим мужчиной мое тело ведет себя очень странно. Ощущения такие, будто меня лихорадит.

— Я хочу у вас работать, но я...

— Подумай над этим, Аня. Надеюсь, ты примешь верное решение и не откажешься. Считай, это весомый вклад в твое будущее, — он смотрит на мои губы. Его глаза темные: одни сплошные зрачки, нет и следов радужки. Две черные бездны, в которых я теряю себя. Мне кажется, он вот-вот подойдет ко мне, но вместо этого Петр прощается. — Доброй ночи, Аня... Засыпай. Тебе нужно отдохнуть. Ты очень устала.

Он выключает свет и закрывает за собой дверь. А мне становится так холодно после его ухода, что я тут же натягиваю на себя теплое одеяло. Мое сердце так быстро бьется, а перед глазами все еще ЕГО взгляд... он никуда не исчезает. Темный. Затягивающий. Пристальный.

Я долго не могу уснуть. Коньяк развязал мой язык, расслабил мысли касательно Игната и необходимого развода, но я все равно не в силах сомкнуть глаза!

Постоянно переворачиваюсь с бока на бок и, кутаюсь в одеяло, дышу часто, глубоко. Шумно! Пульс учащен настолько, будто мое сердце с ума сошло и готово вырваться в следующее же мгновение. Да что за черт?!

Делаю глубокий вдох... Я знаю, что Петр Алексеевич не спит. Слышу его шаги, шорохи. Я мельком видела его рабочий кабинет. Наверняка, сейчас он в нем — вместо того, чтобы лечь спать, снова работает.

И мне так хочется выйти к нему. Но... выйду и что дальше?

— Нужно поскорее уснуть.

Нужно, чтобы алкоголь полностью выветрился! В моей голове из-за коньяка такой бардак! И так много недопустимых мыслей.

После того, что я сегодня видела, я должна рвать на себе волосы и презирать Игната! Но вместо этого все мои раздумья занимает совершенно другой мужчина. Взрослый. Запретный. Еще и эта встреча с его… получается, бывшей? Почему же они расстались?

Шорох доносится прямо за моей дверью. Мне кажется, Петр стоит за ней. Нет, не просто кажется, это неуместные распаленные девичьи фантазии! Игры моего перевозбужденного насыщенным днем разума, не иначе.

Я вслушиваюсь, стараясь не дышать и не пропустить ни звука. А вслух произношу одно слово:

— Петр?

Глава 10 Аня

Всю ночь мне что-то мерещилось. Я проваливалась в сумбурные сны и просыпалась. Что именно снилось я могу вспомнить лишь крохотными отрывками.

Помню роскошное платье, оно плавилось прямо на мне, обжигая и въедаясь в кожу; были мои близкие, смотрящие на меня с укором. А еще в моих снах был Игнат. Внешне совершенно непохожий. Но я точно знала, что это мой муж, пусть он и казался мне чужим и незнакомым.

Как хорошо, что этот бесконечный сон закончился…

На кухне меня ждет завтрак и ароматный кофе с корицей. Обожаю корицу! Но откуда Петр Алексеевич знает об этом?

Пока я умывалась и пыталась привести в порядок свое невыспавшееся лицо, отец моей подруги сам приготовил нам яичницу. Вот уж не думала, что он такой. Для меня Петр Алексеевич — прежде всего суровый босс, строгий отец, зрелый мужчина. Его кулинарные способности не вяжутся со сложившимся представлением о том, какой он на самом деле.

— Нас с тобой ждут к двенадцати, — говорит он, стоит мне войти на кухню.

— Где?

— В ЗАГСе. Я все устроил.

Я в ступоре. Все слишком быстро, слишком оперативно. Петр Алексеевич поражает меня своей хваткой. На ветер слова этот мужчина никогда не бросает. Более того, он опережает все мои мысли.

— Мой паспорт и свидетельство — все осталось у мамы.

— Они тебе не понадобятся. Все, что от тебя требуется — присутствие, остальное сделают и решат на месте.

Я лишь хлопаю ресницами. Как у Петра Алексеевича все просто! Неужели меня разведут просто потому, что он будет рядом? Без свидетельства о заключении брака, без паспорта...

— Потом предлагаю тебе встретиться с родителями, объяснить им все и собираться в командировку.

Насчет разговора с родителями я согласна. Догадываюсь, что они скажут по поводу моего побега. Я приблизительно знаю, что будет говорить мама, и как будет смотреть на меня папа. Если будут задавать вопросы, говорить, что приезжали ко мне, спрашивать, где я ночевала, совру. Скажу, что боялась остаться одна и поехала к Лене. С ней, кстати, тоже нужно будет объясниться.

— Петр…

— Что, Ань? — его голос неожиданно нежный. Неужели потому, что я назвала его просто по имени?

— А Лене? Что мне ей сказать?

— Правду, — не выражая никаких эмоций говорит Петр. — Не думаю, что стоит лгать.

— То есть, рассказать о вас, Петр Алексеевич?

Мои брови ползут от удивления вверх, а отец моей подруги морщится. Мгновенная реакция на мое обращение.

— Простите... Ты. Прости. Мне сложно переходить на ты. Я все же...

— Младше меня? — он смотрит в мои глаза. Мое дыхание от его взгляда замирает, а во взгляде Петра я впервые вижу сомнения. Что-то не так, только понять не могу, что.

— Нет. Я стажируюсь у тебя. Ты мой босс. Я это хотела сказать. Это вопрос субординации... и уважения.

— Уважения, значит… — он повторяет задумчиво и тарабанит по столу пальцами. — Не вижу причин переживать по этому поводу. Близким даже на работе я разрешаю называть меня просто по имени.

— Значит, я близка вам... то есть, — тут же исправляюсь я. Пьяной мне было легче обращаться к нему на «ты». Сейчас же это дается сложно. — Я близка тебе?

Его грудь высоко вздымается, а ноздри расширяются. Петр Алексеевич выдыхает с характерным рыком. Взгляд становится строгим, просто уничтожающим.

— Назовем это так, Аня. Близка.

Петр продолжает сканировать меня, прожигая насквозь. А мне так сложно не выдать себя! Я как глупая девчушка цепляюсь к его словам, хотя прекрасно понимаю, что все это мне мерещится. Это игра моего разума. Я выдаю желаемое за действительное!

Такая обычная девчонка, да еще и ровесница его дочери, попросту не может заинтересовать Петра Алексеевича. Я уже видела девушек, с которыми он встречался: шикарные стройные и очень эффектные. Одна Кира чего стоит, из-за которой я не раз запиралась в туалете нашего бизнес-центра и плакала!

Его телефон оживает. Нехотя он переводит взгляд на экран смартфона и поднимается.

— Ешь, — говорит Петр мягко до того, как выйти из кухни, — сейчас все остынет.

Он подносит телефон к уху, и я слышу имя отца моего мужа. От этого меня словно током бьет. Я так и знала, что из-за меня у Петра будут неприятности. Как же я этого не хотела!

— Егор, ты зря теряешь время, — последнее, что я слышу прежде, чем дверь кабинета закрывается.

Прислушиваться бесполезно. Шумоизоляция в квартире отменная.

Я ем в гордом одиночестве пышную и очень вкусную яичницу, обдумывая, что и кому я буду говорить. С родителями объясняться страшновато. Несмотря на то, что это Игнат изменил мне, а не я ему, я чувствую себя виноватой. И это дико злит меня.

Если бы мы спали с ним, возможно, этого бы не случилось. Но мы не спали… Потому что я хотела, чтобы все было правильно.

Я думала, что потерять девственность в первую брачную ночь — вот так все должно на самом деле происходить. Меня так воспитали, видимо. Или осознание, что нужно хранить себя для своего единственного мужчины само ко мне пришло. Не знаю, почему именно я не спешила… Но напрашивается вопрос: а считала ли я Игната тем самым?

Ответ очевиден: нет. И вот, к чему это привело меня.

Петр возвращается спустя двадцать минут. Его взгляд тяжелый, лицо серьезное. Садится за стол, выглядит очень сосредоточенным. Мне снова не по себе. Несмотря на рабочие отношения этих мужчин, я уверена, что именно я была темой этого разговора.

— ЗАГС не отменяется. Но Игнат хочет встретиться с тобой.

— Я не хочу, — меня внутри аж колотит оттого, как сильно я не хочу видеть мужа.

— Я знаю. Поэтому пусть только попробует к тебе приблизиться.

Петр придвигает к себе кружку с кофе, но не смотрит на нее, он продолжает изучать меня, будто пытается рассмотреть что-то только ему известное.

— Ты знаешь, — вдруг говорит он тихо и задумчиво. — Я вообще не должен был стоять на той парковке. Я и приглашение-то потерял на твою свадьбу. Еще и совещание было именно на эту дату...

Глава 11 Аня

В ЗАГСе все занимает от силы минут пять. У меня не просят ничего из документов, только подсовывают на проверку и подпись бланки.

По закону тем, кто разводится, дается месяц на примирение. Но в моем случае обещают сократить это время до одной-двух недель максимум.

— Долго, — произносит Петр и передает все, что я заполнила, темноволосой женщине с неброским макияжем. Они явно давно знакомы, их диалог добрый и очень дружественный. Даже слишком!

— Он не захочет шумихи, Петь, — ее глаза блестят, когда он смотрит на нее. — Вопрос репутации. На кону выборы. Рейтинг Егора скатится, если все обнаружится. И, кстати, зря ты не участвуешь.

— Этого мне еще не хватало, — ухмыляется он. — Ладно. Спасибо, Люб. Звони мне, если что-то понадобится.

— Петь, погоди…

Она называет его так ласково, что меня передергивает. Мне должно быть все равно, пусть она называет его хоть заинькой, но ревность берет свое и заставляет меня скрипнуть зубами.

«Для тебя Петр Алексеевич», — шиплю про себя я, глядя на то, как ее губы расплываются в улыбке.

— Есть разговор. Задержишься?

— Ань, подожди меня. Я сейчас. Только не уходи никуда.

— Ладно.

Я сажусь на диванчик в холле и жду, когда Люба и Петр закончат. Тру глаза, зеваю. В помещении кроме растений и дивана ничего нет. Еще и стены такого цвета, что очень хочется спать. А я… сколько я поспала? От силы три или четыре часа? Поэтому глаза волей-неволей слипаются.

Понимая, что Люба трещит без умолку, и разговор будет долгим, я принимаю единственно верное решение — найти аппарат с кофе. С этим возникают сложности, но после долгих скитаний по коридору я вижу его у самого выхода. Но, главное, что он работает, а еще в добавках можно выбрать корицу!

— Пора домой, — разносится громом недовольный голос, спиной я чувствую мужское тело. Оно прижимает меня, а грубые руки резко разворачивают.

Аппарат пищит, мой кофе готов. Но он мне больше не требуется. Меня бодрят взгляд и появление Игната.

Его рука тянется к моей талии, внутри меня все сжимается. Игнат достает мой кофе и, глядя в мои глаза, скалится.

— Никогда не любил корицу. Гадость, — отпивая глоток, он бросает стакан с кофе в урну рядом. — Поехали.

— Я с тобой никуда не поеду.

— Ты серьезно думаешь, что я буду спрашивать?

Его брови изгибаются так, словно он услышал полную чушь. Не мешкая, он хватает меня за шею и сжимает ее так, что я хриплю и задыхаюсь.

— Еще раз повторяю, раз ты такая недалекая: поехали.

Он тащит меня к выходу, сжимая горло, чтобы я не крикнула. Неужели знает, что я не одна, и на помощь придет Петр?

Вне здания муж отталкивает меня. Я еле стою на ногах. Хрипло втягиваю воздух, дышать больно.

— Ну, пошла!

Игнату не нравится, что я медлю. Я вижу, как его лицо меняется. Он зол на меня, его желваки ходуном ходят, а губы сжаты.

— Игнат, отпусти меня, — я пытаюсь говорить громко, но голос слабый.

— Нет, сучка. Ты пойдешь со мной! Думала, вильнешь хвостом, и я отпущу тебя? Ты моя! Ты поняла меня? Твое место рядом со мной, Аня. Что это по-твоему? — он показывает мне палец, на котором надет обручальный перстень. — Это ты, Аня. Мы с тобой теперь связаны.

Игнату все равно на мои возражения, он тянет меня за собой в сторону своего мерса. Крепко держит мою руку, до побеления вдавливая в запястье пальцы. Кроме боли я уже ничего не чувствую.

— Не пойду! Отпусти! Ненавижу тебя! — кое-как я бью его в плечо, но лишь потом понимаю, что зря я это сделала. Мой муж резко разворачивается и хватает меня за щеки.

— Чтобы ты побежала к нему? — шипит в мое лицо. — Нравится спать с ним, Ань? Мне не давала, чтобы с ним трахаться?

— Я с ним не сплю! И с тобой не буду. Никогда! Слышишь? Отвали!

— Как миленькая, раздвинешь ноги. Думаешь, я буду спрашивать тебя, хочешь ты или не хочешь? — он толкает меня вперед, да так сильно, что я валюсь на капот его мерса. — Или ты забыла, что ты моя жена, Аня? Этой ночью ты это вспомнишь… А будешь брыкаться, я силой тебя возьму.

Ребра саднят. При попытке вдохнуть боль простреливает все тело до звездочек. Мне требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя и выпрямиться.

Игнат, закуривая сигарету, смотрит на меня уничтожающим взглядом. Не подходит, не говорит. Просто смотрит так, словно я жалкая букашка, приземлившаяся на его машину.

— Ну и что ты нашла в нем такого, что тут же прыгнула в койку?

— В ко-ом? — неожиданно для себя я кричу, срываясь на истерику. — Да о чем ты? Ненормальный! У тебя крыша поехала?

— Это у меня-то? Ты уехала из ресторана, чтобы раздвинуть ноги перед Петром. А теперь прикидываешься святошей. Ты оставила мужа ради какого-то «левого» мужика! Зачем же ты меня за нос столько водила, Ань? Что тебе нужно было? Деньги мои или что?

— Ты... Тебе еще хватает совести обвинять меня? Да зачем мне твои деньги? — ору я. — Я видела вас! Тебя и ее! Прямо там, на столе! Прямо на нашей свадьбе ты... ты... — я не могу произнести это слово. Оно больно ранит меня. — Или что, опять обвинишь меня и скажешь, что мне привиделось, как ты... с ней... там...

— Так вот оно что! А ты думала, я буду ждать тебя? Все время, что ты мне не давала, я трахал других баб. Вот так, Ань.

— Тогда зачем тебе я? — ладонь чешется зарядить ему по лицу.

— Так надо было. Мне нужна была простая глупая овца вроде тебя.

Игнат смеется, глядя в мои глаза. Он зажимает бычок между пальцами и швыряет его в меня. Окурок прилетает в колено, кожу жжет самую малость, но это сущий пустяк. Мне гораздо больнее внутри. Очень обидно, что муж позволяет себе так вести со мной, меня больно ранят его слова. «Простая глупая овца» — и это он про меня...

— Но ты оказалась потаскухой, — выдыхает он дым и достает из кармана ключ от машины. — Я думал, ты другая. А ты такая же шлюха. Сама виновата. А что, нет, Ань?

— В чем же? — рокотом раздается голос отца моей подруги.

Глава 12 Аня

Я приняла пол-ладони успокоительных. А еще, пока Петр не видел, таблетку для сна. В моем организме сейчас такой фармацевтический коктейль, что я еле держусь на ногах.

Глаза слипаются. Мне нужно добраться до спальни, но я не уверена, что сумею. Желание: сесть на пол и никуда не идти. Прямо здесь. Сейчас. Лечь и уснуть.

— Пойду к себе, — я делаю шаг, но ноги подкашиваются, и Петр тут же обхватывает меня. Его рука крепко держит за талию, а глаза изучающе заглядывают в лицо.

Он хмурится. И мне так скверно, что виной этому я. Сколько уже неприятностей у Петра из-за меня!

— Это стресс, — он опережает мои слова и внезапно берет на руки. Я хочу возразить, но я так устала… Лишь таю в его крепких больших руках и кладу на плечо голову.

Как же с ним хорошо и спокойно… Я поддаюсь эмоциям и вжимаюсь в его тело, чувствую его сердцебиение. Оно учащается в унисон с моим.

— Тебе надо поспать, — Петр аккуратно укладывает меня на кровать. Медленно он убирает прядку волос с моего лба. Его теплые пальцы задерживаются на моей коже. Это прикосновение мне будто знакомо, оно словно родное расходится по всему телу приятной волной.

— Доброй ночи, Аня.

Я хочу попросить его не уходить, но понимаю, что это прозвучит глупо. Вместо этого я желаю ему спокойной ночи и смотрю, как отец подруги уходит.

Последние силы я трачу на то, чтобы стянуть с себя платье и натянуть до подбородка одеяло. Снова веду себя в его квартире слишком фривольно! Как я могла забыть про пижаму?

Меня клонит в сон, я проваливаюсь в дрему, но мой телефон разрывается от звонков. Я не в состоянии оторвать голову от подушки, меня снова отключает, но мелодия вновь вырывает из снов. Снов, где все хорошо, а горячая ладонь ласкает мою кожу и проводит пальцами по щеке.

Я хочу уснуть и проснуться в счастливой жизни. Без преследований мужа, без боли и обиды в сердце. Хочу, чтобы завтра наступил новый совершенно другой день. Такой, в котором нет разочарованного взгляда родителей. Всю жизнь я старалась во всем угождать им... И что? Сейчас я сделала то, что никто из них до конца не простит. Для моего папы побег дочери — несмываемое пятно.

Хочу, чтобы завтра все изменилось…

Пусть завтра будет началом: все исчезнет, все сотрется, будто ничего не было. Завтра — чистый лист. Кроме одного... Во всем этом кошмаре есть то, от чего я не могу отказаться. Единственное, что я не хочу менять — эту кровать и эту квартиру.

Хочу, чтобы Петр был рядом. Прямо тут, в этой самой постели: чтобы он лежал на соседней подушке, обнимал меня и гладил. Хочу чувствовать его кожей...

Хочу его тепло, его запах, слышать его голос, чувствовать его заботу.

Жаль, что, когда все закончится, мы вернемся к нашим прежним жизням, он будет моим боссом, а я — его подчиненной.

— Это, наверное, мама, — тихо произношу я, когда он заходит в комнату и смотрит на телефон. — Не знаю, как объясниться с ней. Я так виновата...

— Не надо. Во всей этой ситуации ты — жертва, Ань. Хватит во всем и всегда винить только себя. Это неправильно.

— Но это так, — вздохнув, я закрываю глаза.

— Нет, Ань, не так, — тихо добавляет Петр, и его голос сейчас такой же мягкий, как это невесомое одеяло; такой же уютный, как эта постель; такой же теплый, как его ладони.

Я слышу, как он выключает свет и выходит из комнаты. Мой телефон замолкает. А из коридора доносится его голос. Петр произносит имя моего отца. Я точно слышу его! Оно звучит грозно, четко, аж до ошпаривающих мурашек. Но дверь кабинета закрывается, а голос за ней стихает.

Я хочу подняться с постели, ворваться в кабинет и отобрать смартфон, но сил нет, успокоительное и стресс перемешиваются в слишком сильный коктейль, который отключает.

В себя я прихожу тяжело; за окном очень темно, поспала я совсем немного. Голова будто из чугуна, в висках болью колошматит пульс. И ритм такой, словно в них долбятся дятлы, не жалея ни меня, ни себя.

Сажусь на край кровати, свешиваю ноги. Накинув на голое тело платье, я ругаю себя за то, что не взяла ничего из удобной домашней одежды. Еще и пальцы на ногах онемели. Видать, побочка от ассорти из таблеток проявляет себя.

Опять вибрация телефона… Ночной сон пробегает в воспоминаниях… Да, однозначно, это явно был сон. У Петра Алексеевича никогда не было дел с моим отцом, с чему бы им разговаривать?

— Да слышу я, — беру телефон, но экран гаснет. Зарядка села. Ну и слава богу! Как мне все надоело!

Сейчас у меня лишь одно желание — чтобы все оставили меня в покое. Или привезли пижаму… а то сколько еще мне спать голой?

Надев носки на онемевшие пальцы, я все же выхожу из комнаты. Хочу опустить голову в ледяную воду, чтобы дятлы, не жалеющие свои клювы и мои виски, самоуничтожилась.

Проходя мимо кабинета Петра, прислушиваюсь. Вроде тихо. Наверное, он спит. Не думаю, что уехал.

Иду, не включая нигде свет, чтобы не разбудить его. Пробираюсь к ванной наощупь по стеночке. Щелкаю выключателем, открываю дверь. Но вхожу в совершенно темное помещение. Более, того, влетаю во что-то твердое.

— Ой...

— Вот именно, — твердое под моими ладонями и лицом тут же оживает. И не просто твердое… горячее и обнаженное…

Глава 13 Аня

Господи! Есть ли в мире хотя бы один человек, который, как я, вечно попадает в глупые ситуации? У меня в этом деле явное первенство! Черный пояс по неудачам!

— Я уж решил, что пробки выбило, — произносит Петр.

Я быстро отлепляю лицо от напряженного торса, мои пальцы чувствуют твердые мышцы. В ванной пахнет его одеколоном с терпкими горькими нотами.

Сглатываю, понимая, что более неловкой ситуации быть не может. Пульс ускоряется. Ноги ватные. Надо уйти, но я не могу сдвинуться с места.

— Я...

Мои ладони все еще на его теле, реагируют на Петра очень выразительно — от волнения покрываются испариной. Под пальцами отчетливо различается стук его сердца.

— Я забыла, в какую сторону нужно жать выключатели.

— Ничего страшного, — его грудь вздымается, тембр меняется так же быстро, как потеют мои ладони. — Ты в душ?

— Н-н-наверное... Н-не уверена... — медленно скольжу руками по его торсу, чтобы убрать их с его тела. Кончики пальцев в последний момент натыкаются на что-то твердое под тканью брюк моего босса.

Петр Алексеевич молчит. Я отчетливо слышу его участившееся тяжелое дыхание. Оно заполняет собой все пространство. Все, что окружает меня — это ОН ЕДИНСТВЕННЫЙ.

— Я сейчас. Включу свет, — кое-как пячусь назад, хоть ноги и не слушаются. Петр Алексеевич перехватывает меня, сковывая пальцами запястье, но тут же ослабляя хватку.

— Не надо, — с рыком произносит он. — Я сам. Оставайся.

Он обходит меня, свет включается, а я стою посреди ванной как вкопанная. На раковине лежит бритвенный станок, а на бортике капелька крови. Из-за меня он порезался!

А что, если порез очень глубокий? От этой мысли перед глазами все плывет, но я беру себя в руки и выбегаю из ванной. Спешу к Петру Алексеевичу. Вдруг ему нужна моя помощь?

Застаю его возле стола. Он стоит ко мне спиной, без футболки. На нем только домашние брюки. Выглядит он восхитительно! Я бы часами разглядывала его тело, широкую спину и крепкие плечи, но сейчас ему нужна моя помощь.

— Ты уже закончила? — он оборачивается, а по его шее бежит тонкая красная струйка. Теперь я вижу, что на столе перед ним стоит аптечка.

— Дайте я, — я быстро подхожу к Петру и ищу перекись водорода.

Не мешкая, усаживаю его на стул и слегка запрокидываю его голову. Мои пальцы дрожат, но не от вида крови, а от волнения. Я теряюсь от прикосновений к Петру Алексеевичу.

— Я бы справился, — он улыбается. Выглядит так, словно самую малость растерян от моего внезапного порыва позаботиться о нем.

— Это из-за меня случилось, — шепчу, продолжая обрабатывать ранку. — Сейчас кровь остановится.

Краем глаза замечаю, как губы Петра еще больше расплываются в улыбке. Но он не сопротивляется, напротив, полностью отдается моим манипуляциям.

— Опять во всем виновата ты? — хмыкает. — Если верить твоим убеждениям, динозавры тоже из-за тебя вымерли, — комнату наполняет его добрый смех, и я теряюсь.

У меня аж ватка чуть не выпадает! Ведь меня всю потряхивает, а Петр Алексеевич… он… он еще и шутить умудряется!

Смачивая кусочек ваты, я вытираю ранку на шее. Красный след тянется от пореза до груди Петра Алексеевича.

Аккуратно, медленно, чтобы не потянуть кожу, промокаю порез. Переживаю, что сделаю больно боссу.

Спускаясь ниже ключицы, почти не двигаюсь. Не представляю, как дотронусь до его груди ваткой, но стереть кровь нужно.

— Я не хрустальный, — усмехается Петр, кладет руку поверх моих пальцев и нажимает. — Не бойся, Аня. Я не рассыплюсь.

— Вам...

Петр хмурится и сильнее обхватывает мою руку. Ведет ее ниже. Мое дыхание учащается, выдавая напряжение. Еще никогда я не была к нему так близко. Еще никогда я не трогала мужское тело. С Игнатом дальше обычных объятий и поцелуев у нас ни разу не заходило.

— Ты обещала не выкать, — его голос еще более низкий. Дыхание шумное. Ноздри раздуваются, а челюсть крепко сжимается. Я подмечаю каждое изменение, но стараюсь сконцентрироваться на ватке.

— Точно, — делаю паузу. Мой взгляд встречается с его глазами: темными, неморгающими. Петр смотрит на меня так, что я теряюсь. Вспоминаю, что именно хотела спросить у него не сразу. — Тебе не больно? Ни капельку?

Я тут же отвожу взгляд. Делаю вид, что меня сейчас интересует порез, но мысли мои в панике. Внезапно в просторной квартире стало очень тесно. Еще теснее, чем было там, в темной ванной.

— Абсолютно, — Петр подхватывает мой подбородок пальцами. — Почему ты отворачиваешься? — тянет вверх, чтобы я смотрела в его глаза. Его зрачки расширены, взгляд испепеляющий.

— Вроде все, — шепчу дрожащим голосом. — Нужно заклеить, чтобы в порез...

— Он меня сейчас не интересует, — в глазах Петра я вижу пожар. Пламя такое яркое и сильное, что меня сносит.

Отец моей лучшей подруги тянется к моим губам, и я не двигаюсь. Я знаю, что это неправильно! Так быть не должно!

Но я хочу этого…