Чужой берег

Изначально все шло по плану. Четыре городских дятла, как в шутку называл нас Артем, выползли на долгожданный маршрут по Саянам. Не курорт, конечно, но и не заповедная глухомань — навигаторы ловили, спутниковый телефон лежал в кармане у Артема, нашего бессменного лидера. С нами был Сергей, молчаливый гигант с золотыми руками, вечно что-то чинящий, и Витя, самый младший, наш «пресс-центр», заряжавший всех энергией и дурацкими шутками. Ну и я, летописец и главный по кострам.

Тайга встретила нас покорно, как прирученный зверь. Солнце пробивалось сквозь пихты, кедры уперлись макушками в синее небо, под ногами хрустел прошлогодний багульник. Мы шли, смеялись, слушали пересвисты птиц и думали, что понимаем эту землю. Это была первая и самая горькая иллюзия.

Все изменилось за полчаса. Сперва ветер, игравший листвой, резко стих. Воцарилась неестественная, давящая тишина. Птицы умолкли. Потом с запада, со стороны хребта, донесся низкий, нарастающий гул, словно гигантский поезд мчался сквозь горы. Небо почернело.

— Шторм! — крикнул Артем, и в его голосе впервые за все наши походы прозвучала тревога. — Быстро, ищем укрытие!

Но куда бежать? Кругом вековые деревья, которые из защиты в мгновение ока превратились в угрозу. Вихрь налетел стремительно, с воем, вырывающим душу. Тайга взбесилась. Деревья гнулись, как травинки, с треском ломались огромные сучья. С неба хлестала не вода, а ледяная крупа, смешанная с дождем, колющая лицо тысячами игл.

Мы бежали, спотыкаясь, пригнув головы, не видя друг друга в этом хаосе. И тут раздался тот самый звук — глухой, тяжелый удар, похожий на выстрел из пушки, и сразу за ним — обрывающийся крик Вити.

Мы нашли его придавленным огромной пихтой, поваленной ураганом. Она упала не плашмя, а на другое дерево, образовав скособоченный шалаш, и Витя оказался в ловушке, прижатый толстой веткой к земле. Лицо его было белым от боли, губы искривлены в беззвучном стоне.

— Нога! — только и смог он выдохнуть.

Сергей и Артем, не говоря ни слова, уперлись в ветку. Мускулы на их спинах налились свинцом. Я присоединился. Дерево было мокрым, скользким, невероятно тяжелым. Мы рычали, срывая голос, чувствуя, как горят мышцы. С треском, от которого кровь стыла в жилах, ветка поддалась. Витя резко вскрикнул и потерял сознание.

Осмотр показал страшную картину: открытый перелом голени, кость торчала наружу. Артем, действуя с ледяным спокойствием, наложил шину из обрезков лыжных палок и бинта, пока Сергей готовил укол обезболивающего из нашей аварийной аптечки.

Буря не утихала. Мы сидели под той самой злополучной пихтой, прижимаясь друг к другу, мокрые, замерзшие, в состоянии шока. Витя бредил. Нужно было настоящее укрытие. И тут Сергей, наш тихоня, наш «технарь», показал себя настоящим таежником.

— Вижу берлогу, — его голос прозвучал негромко, но перекрыл вой ветра.

Мы не поверили. Но он указал на небольшой бугор метров за пятьдесят, почти неотличимый от рельефа. Из-под навала бурелома и корней старого кедра тянула слабая струйка пара.

— Медвежий. Старый, — добавил Сергей, видя наши сомнения. — По весне хозяин уже ушел. Иначе бы не спал.

Решение далось тяжело. Идти в логово зверя? Но выбора не было. Витя мог умереть от переохлаждения здесь, под дождем.

— Тащить будем на «замке», — приказал Артем. Мы с Сергеем соорудили из наших курток и палок подобие носилок. Артем взял на себя роль направляющего, я и Сергей — несущих. Каждый шаг был пыткой. Витя, придя в себя, стонал, стискивая зубы, чтобы не кричать. Мы ползли, спотыкаясь о вывороченные корни, проваливаясь в промоины, чувствуя, как силы покидают нас с каждым метром.

Берлога оказалась узкой, уходящей под корни. Пахло сырой землей, прелыми листьями и чем-то диким, звериным. Но это было сухо. Невероятно, блаженно сухо. Мы вползли внутрь, затащив за собой Витию. Вход был так мал, что пришлось лечь вповалку, прижимаясь друг к другу, как щенки. Снаружи все еще бушевал ад, но здесь, в этой каменной утробе, мы были в безопасности.

И тут наступила тишина. Не та, что перед бурей, а другая — густая, тревожная, наполненная нашим тяжелым дыханием и сдавленными стонами Вити. Мы молчали. Каждый был наедине со своим страхом, болью и отчаянием.

Артем первым нарушил молчание. Он достал из гермомешка сухой спирт, с трудом разжег таблетку. Крошечное пламя отбросило на стены берлоги гигантские, пляшущие тени. В его свете мы увидели лица друг друга — изможденные, испачканные грязью и кровью, но живые.

— Ну что, «пресс-центр», как ты? — тихо спросил Артем, прикладывая к челу Вити мокрый от дождя платок.

— Жив-здоров, капитан, — прошептал тот, пытаясь улыбнуться. — Просто... не по плану.

Эта дурацкая фраза разрядила напряжение. Мы хмыкнули. И в этот момент что-то щелкнуло. Страх никуда не делся, но его место начала занимать ярость. Ярость жизни. Мы не сдадимся.

Сергей достал еду. Мы делили шоколад и орехи, глотали крошечные кусочки, растягивая удовольствие. Артем снова перевязал Витю, теперь уже при свете фонаря. Я, как мог, отжимал нашу мокрую одежду. Мы говорили. О доме, о работе, о глупостях. О том, зачем мы вообще сюда полезли. Это был не просто разговор. Это была спасательная операция для нашего духа.

Ночью Витю начал бить озноб. Мы прижались к нему еще теснее, согревая его своими телами. Я не спал, слушая, как за стеной из земли и камня воет ветер. И в этом аду я вдруг с невероятной ясностью понял простую вещь. Эта берлога, это логово, которое мы в страхе заняли, было не символом дикости и угрозы. Оно стало нашим берегом. Последним клочком суши в бушующем океане тайги. И этот берег был нам дан не просто так. Его построил тот, кто здесь живет. Кто подчиняется законам, куда более древним и суровым, чем наши городские представления о комфорте.

Утром буря стихла. Наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь редкими каплями с веток. Мы выползли из берлоги, ослепленные непривычным солнцем. Тайга вокруг была неузнаваема — как после бомбежки. Вывороченные леса, завалы из сломанных деревьев. Наш старый маршрут исчез.