Чужой жених

Пролог

- Я презираю тебя. Мне глубоко противны все твои камни и книги, - Камелия сидела на бортике бассейна и яростно обрывала лепестки орхидей, бросая их в воду. На лице – ледяное презрение, в глазах – пустота. Она была прекрасна какой-то гордой и холодной красотой.

Дженни опустила голову на колени, продолжая, впрочем, одним глазом подглядывать за сестрой и её женихом.

- Почему же ты ничего не предприняла? Ничего не сказала? – Голос Альберта звучал устало и безжизненно. Дженни показалось даже, будто осень настала раньше времени. Она бессильно сжала кулаки.

- И что? Мой отец всё равно не дал бы разорвать помолвку. Так что смирись и не мешай мне жить так, как я хочу и не маячь перед глазами.

Камелия отвернулась от вмиг побледневшего Альберта, словно его больше для неё не существовало. Он постоял ещё несколько минут, словно не веря своим ушам. Но невеста так и не обернулась, и тогда он развернулся и вышел. Несколько минут его шаги ещё были слышны в густой щемящей тишине, а потом хлопнула входная дверь.

- Ну вот и всё. – Девушка улыбнулась и скинула со своих колен последние лепестки орхидей. – С этим дураком я разделалась.

- Ками, что ты натворила?! – Не выдержала Дженни, слетев по лестнице прямо к сестре. – Нельзя же так. И как раз накануне свадьбы. Он ведь любит тебя.

- Разлюбит. – Камелия решительно встала, довольная собой.

- Так. Ты сейчас же пойдёшь, догонишь его и извинишься, - Дженни, красная как рак, шагнула к сестре. – А если не извинишься то я… я... выдеру твои волосы! – Вдруг нашлась она.

Камелия отступила на шаг.

- Уймись, маленькая бестия. Я не собираюсь извиняться перед этим человеком. Если он нужен тебе, пойди сама и догони его.

И она встала и гордо, держа голову, направилась к себе в комнату. Наверняка завтра отец получит письмо о разрыве помолвки. Пришлось сказать всё этому дуралею прямо, иначе он не понимал. Она и так делала вид, что он ей не интересен и этак. Но до него никак не доходило. Вот же правда книги и камни напрочь отбили разум, если Альберт никак не понимал, что от детского восхищения не осталось ничего кроме лёгкой досады. Она выросла и ей никак не интересен он как жених и как человек.

А Дженни бросилась к себе в комнату, с размаха плюхнулась на кровать и заплакала. Как она может, эта Ками так поступать с ним? Ну как?! Если бы только она была на её месте… Но сердцу не прикажешь. Это Дженни очень чётко понимала даже в четырнадцать лет.

А наутро пришло письмо с разрывом помолвки. Отец вызвал Камелию в кабинет, из которого она выбежала красная и злая. Через неделю она уехала в закрытый пансион в горах.

А ещё через полгода, в кабинете отца Дженни случайно обнаружила казённое письмо с извещением о том, что Альберт Дарроуз погиб в бою с нечистью на кинварских границах. Это был день её пятнадцатилетия. И она проплакала весь этот день и много последующих.

Глава 1

Прошло 6 лет

«Дорогая Дженифер, я нашёл тебе работу. Знатное богатое семейство, приличная зарплата. Единственное, что конечно далековато от вашего дома, почти возле нашего особняка. Но я думаю для тебя так будет только лучше. Забудешь всё, развеешься. В любом случае ожидаю твоего ответа. Деньги на дорогу могу выслать.

Твой любящий кузен Гальт»

Дженни перечитала письмо несколько раз, вздохнула и отложила его. Ехать в Альвенбурк к кузену совсем не хотелось, к тому же у неё была уверенность, что тот специально подстроил работу так, чтобы была возле его дома. Гальт давно уже просил её руки. Вот только она не могла ответить согласием – она совсем его не любила. А пример старшей сестры до сих пор стоял перед глазами.

После того памятного отказа, того дня, который она старалась не вспоминать, Камелия уехала в пансион, откуда благополучно сбежала с новым кавалером. А потом белый как мел отец, получил письмо о том, что она вышла замуж. Но совсем его подкосило через год известие о её разводе.

После этого отец заболел, дела его пошли плохо, и после его смерти уже Дженни узнала, что он обанкротился. Хорошо, что отец как чувствовал это и готовил её осторожно к тому, что ей придётся самой зарабатывать на жизнь.

Дженни вздохнула. Завтра она ответит брату и отправится в Альвенбурк. И даже не имеет значения, кого она будет учить. Главное – она будет независимой и сможет заработать себе на жизнь. А в её положении – одинокой незамужней девушки – свобода, наверное, самое главное, о чём можно мечтать.

Дженни горько вздохнула и тряхнула волосами. Рыжие косы упали на плечи. Не о том она в детстве мечтала. Но всем детским мечтам было суждено оборваться в один момент. Нет. Она не будет теребить прошлое.

Дженни вошла в свою комнату и начала медленно укладывать вещи. Все слуги уже разошлись по домам. Она отпустила их. Завтра отцовскому имению, самому красивому в Виварне и окрестностях предстояло быть проданным с молотка.

Утро началось с того, что она встала не сразу, позволила себе понежиться в постели в последний раз. Дома было прохладно. Всё-таки конец лета. А топить камины было некому. Последний раз… Дженни вздохнула, а потом вскочила с постели. Некогда разлёживаться. Её ждут великие дела. Ну почти. Она улыбнулась своим мыслям. Всё-таки если бы она ко всему относилась с той серьёзностью, которую требовали от неё добрые знакомые, то давно бы уже умерла от уныния.

Она оделась, а потом сделала то, что делала каждое утро. Достала из чемодана портрет Альберта, который бережно хранила, как самая глупая девушка на свете, и поцеловала, а потом убрала обратно. Он был как напоминание о том, чему так и не суждено сбыться. Сколько слёз она пролила над этим портретом, сколько нашептала глупых слов и надавала обещаний. И всё же она была рада и по-своему счастлива… почти.

С портрета на неё смотрел Альберт такой, каким она его запомнила до ТОГО дня. Светлые растрёпанные волосы, немного мечтательное (дурашливое, как бы сказала Камелия) выражение лица. За то же, за что его не терпела сестра, за это же она любила его. Да,,. жизнь странная штука. Дженни вздохнула. Она не имела права называть Альберта по имени. Он был чужим женихом и всё свою недолгую жизнь любил другую. Но теперь ему всё равно, давно уже. И он никогда об этом не узнает.

Всё. Несколько секунд мечтам были отданы. Так было легче. Она спустилась в холл, холодная и гордая, так похожая на сестру, как показалось бы всем, кто её видел. Но в душе не было покоя. Ей было страшно, а ещё одиноко. Но она ни за что это не покажет. Она ведь Старлинг. А Старлинги всегда должны держать лицо, как говорил отец.

Письмо она отправит с утренней почтой, пока будет ждать делижанса. А пока надо отдать все бумаги отца заведующему аукционом, взять саквояж и направиться на остановку.

Глава 1 (13.06)

Альберт

«Немного странная моя история. Но если уж так повелось – расскажу её до конца»

Нет. Не то. Всё не то. Он пытался писать, описать то, что произошло с ним тогда, когда время остановилось, шесть лет назад, превратив мир в отвратительный фарс. Но не мог.

Альберт Дарроуз вздохнул и отложил перо. Видимо больший дурак, чем он, придумал, что надо написать о своём горе и тогда оно станет меньше. Не станет. Это точно, как точно и то, что никогда ему не измениться и не стать таким, каким Камелия мечтала видеть своего мужа. А у него сердце ведь живое в груди. Оно готово разорваться при мысли о ней.

Он сидел подперев голову руками. Нескладный, сутулый, некрасивый. Волосы – то ли цвета спелой соломы, то ли светло-рыжие торчали во все стороны, когда он нервничал и лежали ровно, если у него на душе было мирно. Маленькая бородка, худое лицо и глаза. Честные. Они светились, преображая его лицо. Он казался себе почти стариком. Хотя ему едва исполнилось тридцать восемь. Несколько морщинок уже избороздили лоб. И ещё пара седых волос. Мелочь. Подумаешь. Седые волосы. Их почти не видно. Но Камелию бы это не устроило.

Он вздохнул и потёр пальцем лоб, потом прищурился и снова взялся за перо. Вечерело. Издалека доносился рожок пастуха, созывавшего коров домой. Он специально уехал сюда, в родной Галиас, как только оправился от раны.

Насмешка судьбы то, что он выжил, не иначе. Он искал смерти на кинварских границах. Но даже она убежала от него. А ещё боль с годами не становилась меньше, как он не надеялся. Он не умел общаться с людьми, а сейчас и вовсе стал дикарём. Как она сказала? Камни и книги? Все свои камни, песню которых он когда-то умел слышать, он выкинул, а книги давно стали живыми, единственными друзьями. Родная сестра умерла и не было ни единого человека, который бы вспомнил о нём.

Альберт взъерошил волосы и вздохнул. Порыв ветра заставил взметнуться занавески на окне и затушил свечи. Надвигалась буря.

Дженни

- Госпожа, надвигается буря, - кучер заглянул в экипаж. В его голосе слышалась тревога.

Дженни вздохнула. До Альвенбурка почти трое суток пути. Двое из них она проехала на почтовом дилижансе. Дальше дилижанс не идёт. Всё-таки Альвенбурк та ещё провинция. Поэтому ей пришлось нанять извозчика на последние деньги. Брат обещал, конечно, оплатить дорогу. Но она отдаст ему всё до последнего сольдинга, как только устроится на работу и получит первую зарплату.

Дженни даже не думала, понравится она детям или нет, и понравятся ли они ей. Она просто понимала, что обязана удержаться на этой работе. Потому что другую без связей она не найдёт и потому что брату она уже обязана слишком многим и ещё большим быть обязана не хотела.

Буря… В этих краях буря означала проливной дождь с грозой и сильным ветром летом или снежный буран зимой. Рядом были Кинварские горы. Кинвар. Проклятая страна. Вот говорят они и давали такую странную погоду – то бури, сметающие всё на своём пути, то солнце и лёгкий ветерок.

Она ни разу не попадала в бурю и даже представить не могла, что та застанет её в пути.

- И что делать? – Вопрос повис в воздухе. Ветер уже свистел так, что Дженни не уверена была, услышит ли её кучер вообще.

- Не знаю, госпожа. Мы слишком далеко от приличного жилья. Здесь, конечно, деревеньки есть возле дороги. Дак, вот даже туда мы не доберёмся, коли дождь польёт. Но можно, конечно, попробовать.

- Поступайте, как считаете нужным, - ответила она. Но её ответ потонул в свисте ветра. Экипаж качало из стороны в сторону. Лошади ржали.

Дженни держалась за ручку возле сидения, бледная как мел. Под свист ветра она услышала какой-то грохот, скрип, потом странный стук. Лошади вдруг рванули. Экипаж понесло. Потом закрутило. Он несколько раз перевернулся, раздался треск, и всё потонуло в шуме дождя.

И последняя мысль в ускользающем сознании. Как хорошо. Она наконец-то встретится с Альбертом.

Альберт

- Альберт! – Голос звал его, врываясь в сновидения, сводил с ума, заставлял решаться на то, на что никогда бы в здравом уме он не пошёл.

Это была Камелия. Она снилась ему каждую ночь. Даже сейчас, стоило лишь уронить голову на руки и немного задремать, он снова увидел её. Не будь он Альбертом Дарроузом – давно бы запил. Но выпивка сгубила его родителей, оставив круглым сиротой. Она же потом забрала и единственного близкого человека – дядю Бенджамина. Дядя – рослый, сильный, честный солдат до мозга костей. Он не мог после войны вынести спокойствия домашнего очага, да не очень и стремился, если уж быть верным самому себе. А после дяди ему достались лесные угодья да огромное полупустое поместье. Сам дядя получил поместье уже после войны. А начинал он давно ещё егерем при первом советнике Его Величества. Бескрайние леса, охота, да ратное дело – вот что больше всего любил в жизни дядя Бенджамин.

И Альберт пошёл в него, а не в отца. Так говорил каждый, кто его видел. Может и верно оно, кто теперь разберёт. Отца он не помнил, как, впрочем, и матери. А то что свою дорогу каждый выбирает сам – это тоже верно.

Вот и умер дядя Бенджамин, оставив ему родной лес, да заброшенное поместье в Галиасе. Дырявая крыша, мыши в кладовых, да прислуга, норовившая обокрасть и обсчитать каждый удобный момент. Этому дому нужна была женская рука.

«Камелию я встретил давно. Сколько себя помню – она всегда была рядом, а ещё маленькая рыжая мышка – её сестра. Дядя дружил с её отцом. Когда мы ещё были совсем маленькими, они договорились между собой поженить нас».

Нет. Всё совсем не то. Он отбросил перо и встал. Неудачно повернулся, зацепившись за острый край зеркала на трельяже. На руке выступила кровь. И неуклюжий ещё вдобавок. Куда ему до Камелии! Он согласен был жениться на ней, когда ещё только увидел. Милая девчушка с пухлыми губами и золотыми локонами, смотревшая на него с обожанием. Он был очарован в тот же день. Дядя Бенджамин был доволен.

А Камелия играла им, как умеют только женщины, не говорила ни да, ни нет. И только потом, по настоянию отца, скривив свои пухлые губки, сказала, что выйдет за него замуж. Теперь он знал всё это. Так же как и то, что всегда был для неё всего лишь дуралеем, которому не на что рассчитывать.

Глава 2 (15.06)

Дженни

Она проснулась, словно от какого-то долгого сна. Очень сильно болела голова, а ещё глаза. Сначала она ничего не слышала, но потом в мир вернулись звуки. Кто-то ходил рядом с ней и говорил. Но рядом это где? И где она сама?

Дженни попыталась открыть глаза, но ничего не увидела, только чернота тёмная и беспросветная. Хотела было испугаться, но потом решила, что это всё равно ничего не изменит. Так имеет ли смысл. Открыла рот, чтобы позвать на помощь. Но получился только слабый шёпот, словно она разучилась говорить. И тут же раздался крик:

- Господин доктор, господин доктор! Она очнулась!

Дженни услышала шаги, тяжёлые мужские. Потом человек, видимо, подошёл к тому месту, где она лежала. Она уже успела ощупать – это было что-то мягкое, вероятно перина или кровать. Думать о том, как она на ней очутилась после того, как тряслась в бурю в экипаже, даже не хотелось. И было, если честно, немного страшно. Потому что перемены всегда страшат. А у неё за последние дни их и так выдалось слишком много.

- Добрый день, госпожа. Как вы себя чувствуете? – Ласковый незнакомый голос. Видимо, это доктор.

- Не очень, - честно призналась она. – Болит голова и глаза и ещё слабость и…

- Верю-верю. Вы попали в серьёзную аварию. И если бы вас не нашли в бурю посреди леса, то наутро вы были бы уже мертвы. Но, сейчас, хвала Творцу, вашей жизни больше ничего не угрожает. Правда у вас оказался ушиб глаз, поэтому я наложил вам специальную повязку. Её нельзя снять, во избежании травм, так сказать. Я же знаю вас, молодых нетерпеливых девочек, хотите встать с кровати побыстрее и совсем не думаете о здоровье, - в голосе доктора послышался смешок. – Но ничего страшного. Где то через неделю у вас всё подживёт, и тогда я приду и сниму вам повязку. А пока отдыхайте и восстанавливайте силы.

- А где я, доктор?

– В бывшей усадьбе Беренджеров в Галиасе. Отдыхайте.

- Но…

Но доктор видимо сильно спешил, потому что не захотел её слушать и вышел. Дженни слышала его торопливые шаги, пока они не исчезли совсем и вздохнула. Вот значит как. Ну спасибо что жива хотя бы.

Что-то знакомое взметнулось в памяти, когда она услышала «бывшая усадьба Беренджеров», но вот что? Дженни пыталась вспомнить, зацепиться и не смогла. Что-то приятное. Может быть, они отдыхали здесь когда-то. Интересно, как далеко она от Альвенбурка? Кузен ждёт её, наниматели ждут, а она не приедет. И место отдадут другим. Представив такую картину, она попыталась сесть на постели. Но от слабости только смогла приподнять голову. Неужели ей теперь так и лежать неделю?

- Господин доктор! – Позвала она. Никакого ответа. – Кто-нибудь! – Опять тишина. – Есть кто живой?

Сначала никто не откликался, а потом услышал шаги. Они были странные, эти шаги. Несомненно мужские, а ещё такие до боли знакомые, словно из прошлой жизни. Кто бы это мог быть? Может, хозяин дома?

Дженни вздрогнула, когда человек подошёл и стал совсем рядом. И всё так же молча. В голову полезли картины одна страшнее другой. Она прикусила губу, чтобы не закричать, когда человек заговорил.

- Добрый день, - голос… Этот голос… Она задрожала. Что-то несомненно знакомое, как шаги, такое родное и… Она не могла вспомнить. Наверное, воображение разыгралось. – Вы звали. Вам что-то нужно?

Незнакомец говорил отрывисто, словно стеснялся.

- Да… Ах да! - Спохватилась она. – Я хотела бы передать своему брату и своим нанимателям, что я болею и нахожусь здесь, в Галиасе.

- Нанимателям? Вы работаете? – Ей показалось, или в голосе незнакомца послышалось удивление?

- Да. Я еду наниматься в гувернантки. – Ей было тяжело. Не хотелось говорить на эту тему. И мужчина словно почувствовал – не стал больше ничего спрашивать.

- Скажите адрес. Я сообщу.

- Альвенбурк, имение Гальтов. Это мой кузен. Я думаю, он уже сообщит нанимателям.

- Хорошо. Сегодня же отправлюсь туда и передам.

И он ушёл, прежде чем она смогла его остановить или сообразить где и когда слышала этот голос, сводивший с ума.

Альберт

Так странно. Эта девушка впервые за шесть лет заставила почувствовать себя живым. Когда он вошёл к ней, просто услышал, просто проходил рядом и увидел волосы рыжего цвета… Они блестели на солнце словно медные змеи. Когда-то он уже видел такие волосы. Что-то смутно знакомое шевельнулось в груди. Шевельнулось и тут же исчезло.

Она лежала на кровати такая беззащитная с этой магической повязкой на глазах. И его тогда в первый раз пронзила жалость. А во второй, когда он узнал, что она едет наниматься на работу. Неблагодарное дело. Он знал гувернантку Камелии. Всё что связано с ней он помнил, как будто это было вчера. Но только с ней. Остальное – тонуло в тумане. И вот он помнил эту гувернантку – высокую худую женщину, которая счастлива была, если с ней заговаривал кто-то кроме её воспитанниц. Полное одиночество и две несносных девчонки.

Теперь он понимал, что она, должно быть, была несносна уже тогда, его Камелия. А ещё чётко шла к намеченной цели. Будь то богатство или восхищение в обществе. После того памятного дня, он никогда не интересовался ни её судьбой, ни судьбой её отца. Он умер для них для всех. Так будет лучше.

И вот теперь. Эта девушка. Альберт устало потёр переносицу. Так странно. Она ничем не напоминала его Камелию. И всё же было в ней что-то такое знакомое…

Куда она сказала сообщить? В Альвенбурк? Он может послать Джерри, конюха или сходит сам. Да, лучше сам. Так будет быстрее. Заодно он и проветрится и подумает. Прогулки на воздухе – вот единственное развлечение, которое ему осталось.

Он направился вниз. Сказал слугам, чтобы к обеду не ждали. До Альвенбурка пять лиг пути через лес, по прямой. А если в объезд по дороге, то все десять. Но его это не тяготило. Ему нравилось ходить.

Альберт поплотнее запахнулся в плащ, поправил шляпу и шагнул вперёд, в лес. Экипаж так и не убрали. Мёртвого кучера похоронили. Он видел его имя. Джозеф Старк. Добрый малый был, верно. Он попросил священника сообщить его родным. Сам не смог бы. Ещё живы были перед глазами лица родственников тех, кого задрали твари с границ. А вот экипаж убирать было некому. Он один бы не смог. Если только попросить в Альвенбурке.