Полный текст книги будет доступен бесплатно 1 день, 12.02.2023
В заброшенных катакомбах было темно, но сухо. Пожалуй, воды было слишком мало. Мужчина, который брел по беспрестанно роящимся коридорам, то и дело облизывал потрескавшиеся губы. Услышав в одном месте стекающий по стене тонкий ручеек, он хриплым, едва слышным шепотом возблагодарил Всевышнего и приник к стене ртом, пытаясь собрать как можно больше драгоценной влаги. Он хотел бы остаться здесь вечно.
Но у если воду еще как-то можно было найти, то еды здесь не было никакой: даже крысы не водились. Его мешок опустел больше недели назад. Может, меньше – он уже потерял счет дням. Он даже не знал, в каком мире находится. Одно было однозначно: катакомбы строили гномы. Только у них могла быть такая чистота и качество отделки. Давно заброшенные ходы оставались в идеальном состоянии, не было ни лишайников, ни затхлости.
Надо было двигаться вперед: мужчина чувствовал, что выход недалеко. Он очень ослаб, ноги были стерты в кровь. Усталость не проходила даже после сна. Усталость была привычна: скитаясь по чужим мирам, он много раз не мог даже молиться от истощения. Но сейчас было хуже. Порой хотелось просто лечь и умереть.
Был бы человеком – давно бы уже подох как собака. Но он был эльфом, хотя по нему это сложно это было понять. Мужчина давно обрезал волосы под корень. Родовые знаки на лбу и висках потускнели и полустерлись. А эльфом он и раньше был неправильным, отчего и попал в такую передрягу.
Мужчина любил подземелья. Он чувствовал себя здесь в своей тарелке. Но гномьи коридоры низкие, тесные. Света нет – откуда он под землей? Темно, тесно, да еще и холодно, как в могиле. Так и клаустрофобию можно заработать.
Эльф прислонился к стене, пытаясь побороть внезапное головокружение. Сердце колотилось где-то в горле. А что, если он здесь умрет? Никогда больше не увидев небо? Сады Озерного Края? Облачную чащу? А ведь он обещал к НЕЙ вернуться! Кто бы знал, как трудно исполнить обещанное...
Приступ паники прошел так же внезапно, как и начался. Более того, он принес только пользу. Эльфу показалось, что тьма вокруг стала чуть мягче, а воздух – свежее. Сил не прибавилось, но дух, кажется, взбодрился. Мужчина пошел вперед, касаясь кончиками пальцев стены. Он хорошо чувствовал путь, знал, когда свернуть, когда пригнуться, когда перешагнуть через камень. Спустя маленькую вечность он остановился, прислушался и рассмеялся беззвучно – где-то сверху слышались голоса.
Он закричал, но из сорванного горла вырвался лишь хрип. Не надо было орать и плакать раньше. Не надо было петь из последних сил. Так его не услышат. Он поднял камень и, примерившись, ударил по стене. Послышался треск. Удар был слаб, но интуитивно мужчина нашел то самое место. Он стучал по стене камнем, выдыхаясь, то и дело попадая по пальцам, едва не плача от того, что сил не было. Три быстрых удара. Три удара с длинными паузами. Снова три быстрых.
А наверху ссорились двое. Ссорились самозабвенно, громко и с удовольствием.
— Как же я тебя ненавижу! – кричала юная темноволосая девушка.
— А я тебя люблю! – в тон ей орал мужчина – темнокожий и темноглазый. – Ты вся моя жизнь, ты – моя единственная!
— У тебя есть выбор, а у меня нет! Ты же никого ко мне на перелет стрелы не подпускаешь!
— И не подпущу! – он дернул девушку за руку и прижал к голой груди. – Ты моя. Моя невеста. Моя женщина.
— Никогда я не буду твоей, запомни это!
— Договор подписан, – в голосе темнокожего слышен металл.
— Да плевать! – откидывает тяжелую гриву вьющихся крупными кольцами волос девушка, словно нечаянно прижимаясь к мужчине всем телом. – Я его не подписывала. Это просто нечестно.
В ответ мужчина обхватывал тонкое лицо огромными черными руками и склонялся к нему так низко, что их носы соприкасались. Девушка закрыла глаза и надула губы, с нетерпеливым волнением ожидая поцелуя, но мужчина медлил. Она приоткрыла один глаз, потом другой и сердито сдвинула брови. Мужчина же отодвинулся и покачал головой.
— Ты это слышишь, Соль?
Девушка наклонила голову, прислушалась и неуверенно прошептала:
— Кажется, снизу. Кажется, стучат.
— И стучат осознанно. Сигнал бедствия.
— Орр, ты же не собираешься?
— Разумеется, собираюсь.
Мужчина огляделся, а потом решительно отодвинул девушку в сторону, достал из-за спины большой двуручный меч и принялся ковырять им огромный, в человеческий рост валун, издавна служивший оркам ориентиром в этой пустыне.
— Рычаг, – подсказала девушка.
Орк кивнул. Найдя небольшую трещину, он с силой вогнал меч под камень и навалился всем телом. Валун поддался неожиданно легко, мужчина даже едва не упал. Под камнем чернел колодец с металлическими скобами на стенке.
— Эй, кто там? – крикнул орк в темноту. – Живой? Сам выбраться сможешь?
Темнота прошелестела в ответ что-то непонятное и зашевелилась. Девушка пискнула и ухватилась за мускулистую руку своего "ненавидимого" спутника. Некто живой там, внизу, кажется, попытался лезть вверх, но сорвался, упал и слабо застонал.
Орк тяжело вздохнул и полез вниз. Без какого-то особого труда он выволок наружу полумертвое истощенное тело и разложил его на жесткой иссохшей земле. Тело жмурилось.
— Ему больно от света, – взволнованно сказала Соль. – Надо укрыть его глаза. И напоить. Там, внизу, с водой так же плохо, как здесь.
Орр на мгновение замер, любуясь ей. Девушка казалась ему невероятно красивой. Потом он кивнул и развязал шелковый платок с ее шеи, нежно касаясь костяшками пальцев влажной от пота девичьей кожи. От этих прикосновений Соль вся заливалась краской и дрожала, но не сопротивлялась. Платком завязали найденышу глаза, а потом Орр попытался его напоить из фляги. Вода выливалась из рта незнакомца.
— Не жилец, – прокомментировал орк.
— А разве Аарон сейчас не в Цитадели?
— Ты что, действительно считаешь, что я ради этой падали поеду за целителем? – изумился орк. – Это нерационально.
Ахиор снова ошибся. Да сколько же их, этих миров! Теоретически, разломы пространства не должны были выкидывать его в мир, который он уже однажды посетил. Исключение составляет только тот мир, в котором ты родился. В него может забросить в любое время.
Ахиор побывал уже в четырех мирах. Он теперь по праву мог считать себя специалистом по разломам; вот только к цели это его не приблизило нисколько. Этот мир тоже чужой, потому что существ, подобных девушке, которую он увидел, на его родине просто не существует. Эльфы всегда светлоглазые блондины. У людей не бывает острых ушей. Орки... ну девушка явно не орк и не гном. И к темным она не имеет никакого отношения, ведь ни рогов, ни хвоста, ни алых глаз у нее нет.
Поняв, что снова промахнулся, Ахиор просто обессилел. Ему больше не хотелось жить. Невыносимо. Это невыносимо. Наверное, миров миллионы – как звезд на небе. И вернуться он просто не сможет. Прохладная влажность на лице немного его успокоила. Может быть, здесь хотя бы есть место силы? Ну хоть одно? И по новой: отдохнуть, найти какую-нибудь работу, выучить язык, изучить мир... запастись продуктами, найти разлом и шагнуть в него.
Знакомое слово вывело его из оцепенения, он не поверил своим большим ушам, дернулся, вслушался:
— До Цитадели несколько часов езды. Потом обратно. Доживет ли? – спрашивал низкий женский голос с очаровательной хрипотцой.
— Если это эльф – доживет, – уверено отвечал второй голос – более нежный. – Орра, а чьи знаки?
— Да черт их знает. Мутный тип какой-то, не понимаю. То ли Танцующее Пламя, то ли Багряный Лист.
— Почему они стертые?
— Я похожа на оракула? Спроси у матери.
Ахиор глубоко вдохнул – так глубоко, что в груди закололо. Цитадель! Танцующее Пламя! Багряный Лист! Господи великий и всемогущий! Дом!
— Эй, эльф, – испуганно вскрикнула орчиха. – Ты это чего? Сола, у него агония! Что делать? Я ведь не лекарь!
Но эльф не собирался умирать. Он смеялся и плакал одновременно, задыхаясь от счастья. Он дома!
Теплые сильные руки встряхнули его так, что зубы лязгнули.
— Не бей его! – вскрикнула непонятная девушка.
— Если он подохнет, Орр-Вооз меня придушит, – паниковала орчиха. – Что стоишь как статуя праматери Агары, сделай что-нибудь, ты же эльфийка.
От такого удивительного заявления Ахиор даже приоткрыл один глаз. Эльфийка? Темноволосая? Кареглазая? Да ладно! Сколько же прошло времени, если эльфы так изменились?
— Вот видишь, он живой. Я его спасла, – заявила орчиха.
Ахиор хотел ответить что-нибудь ядовитое – спасительница нашлась! – но вместо этого просто провалился во тьму. Это была уютная, теплая, нежная тьма – потому что родная.
Соломея, или Сола, или, как называл ее Орр, Соль озабочено вгляделась в его лицо, но сразу поняла, что незнакомец просто уснул. Она потерла устало переносицу, поправила мужчине подушку и принялась внимательно разглядывать изможденное лицо.
Все эльфы красивы. Даже впалые щеки, искусанные в кровь губы и ввалившиеся глаза не портили совершенство лица. Волосы, если отмыть, будут белые, а не золотистые, как у большинства эльфов. Соле хотелось знать мужчин, нет, даже не так. Она хотела знать себя. По старому договору с орками, она должна выйти замуж за их нынешнего вождя Орр-Вооза. Тот охранял свою невесту, опасаясь, что она полюбит другого. Он сделал так, чтобы никаких других вокруг нее не было. Ей вообще-то нравился жених. Он ее привлекал. Но что такое любовь, она не знала.
Мурашки по спине от прикосновения ладони? Вспыхивающие щеки от похабных комплиментов? Головокружение и дрожащие колени от прикосновения горячих губ к коже за ухом? Так может, она так на всех реагирует? Не только на Орра.
Но чтобы это понять, разобраться в себе и в том, что такое отношения между мужчинами и женщинами, неплохо было бы пообщаться с этими самыми мужчинами. А где их взять, если орки к ней подходить боятся, из эльфов она только с Аароном знакома, который ее еще ребенком на руках носил, а в Цитадели – ближайшем оплоте цивилизации – все женатые?
А тут хоть на живого (условно-живого) эльфа посмотреть довелось.
Правда, ей еще с Орром как-то расплачиваться придется, но тут уж Сола только радовалась. Он же берег ее, словно стеклянную вазу. Пылинки с нее сдувал. Лишнее себе почти не позволял, а ей, между прочим, любопытно. Очень. И что с того, что она несовершеннолетняя по законам своего рода? Эльфы, даже такие дефективные, как она, взрослеют позднее, а дееспособными и вовсе с пятидесяти считаются. До пятидесяти Сола ждать никак не могла. Это же смешно просто: если мысли и желания у нее вполне взрослые, почему она должна ждать какой-то мифической даты? Вон, хозяйка Цитадели уже в тридцать полностью самостоятельной была.
Можно конечно на это возразить, что Галла в другом мире жила, так и Соломея не в эльфийских чертогах. Орки это все же орки, у них всё по-другому. Здесь даже браков нет. Да что там браков, женщины часто не знают, кто отец ребенка! Хотя, конечно, постоянные пары уже не редкость. Это раньше, до того, как Орр-Вооз стал вождем, женщины и мужчины жили в разных деревнях и пересекались несколько раз в году исключительно с целью продолжения рода. Но двадцать лет назад началось объединение племен под крепкую руку юного энергичного вождя, и жизнь медленно стала меняться. Впрочем, женщины здесь по-прежнему вели хозяйство и занимались выращиванием овощей и фруктов, а мужчины пили вино и мечтали о ратных подвигах.
***
Великий эльфийский святой прибыл к вечеру – так быстро, как только было можно. Он был очень любопытен, появление странного чужака не могло его не заинтересовать. Высокий изящный эльф бесцеремонно ворвался в дом вождя, сунул свой идеальный нос во все чашки, стоящие на столе, потребовал горячей воды, самого крепкого вина и жаровню, и только после этого присел на корточки возле раненого.
— Оп-па! – восторженно заявил он. – Эльф! Та-а-к! Вы его кормили?
Аарон, просидевший всю ночь у постели странника, возвратился в Цитадель утром, как никогда задумчивый. Из бессвязного рассказа Ахиора он узнал столько нового, что у него голова распухла. Разломы. Проходы между мирами. Синхронизация. Земли, где не знают Бога. Небеса, под которыми поклоняются идолам. Это было дико, странно и маняще.
Аарон никак не мог успокоиться здесь, в так называемом Первом мире. Он давно уже искал выход. Ему было душно. Раньше он думал, что хочет создать семью, родить детей, возможно, осесть где-то на сотню-другую лет. Но женщины его уже не интересовали. Они были прекрасные, нежные и все такие разные, но он не испытывал к ним совершенно никакого влечения. Галла насмешливо предлагала ему взглянуть на мужчин. Аарон глядел на нее, как на полную дуру, но на всякий случай взглянул. Нет, мужчины ему нравились еще меньше, чем женщины.
Эльфу порой казалось, что он мертв. Или не казалось. В иной реальности он погиб в бою. Теперь он сомневался, полностью ли он жив, или частично. Он даже пытался поговорить об этом с братом, но бесчувственный Иаир только взоржал над ним и выписал старшему брату подзатыльник: якобы, чтобы проверить, точно ли Аарон не призрак. Они все же подрались тогда, а потом напились багряницы – до свинского визга, как высказала им мать. Что ж, разбитая губа еще долго напоминала Аарону, что пациент скорее жив, чем мертв. Но столь радикальный выход из сомнений ему всё же не понравился.
А может, в другой мир?
— Дочь моя Галатея! – громогласно позвал Аарон, въезжая в ворота Цитадели и спрыгивая с коня, а потом пробурчал под нос. – Или уже не дочь... Или не моя...
— Батюшка, – радостно взмахнула рукой откуда-то из огорода Галла.
Это была их старая шутка: Галла говорила, что в ее мире (точнее, уже не в ее) священников называли "батюшками" или "святыми отцами".
— А вот и нет, – неожиданно выдал Аарон, почесывая нос. – Не батюшка.
— Не поняла? – вышла к нему навстречу тоненькая блондинка. – Ты перегрелся? Теперь матушка? Ты все же определился со своей ориентацией?
— Да нет, – вздохнул эльф. – Там это... Ахиор из рода Танцующего Пламени нашелся.
Галла моргнула. Ахиор? Кто такой Ахиор? Это что... тот самый?
— Как это нашелся? – придушенно выдавила из себя она.
— Выполз из-под земли на территориях орков, – с готовностью пояснил Аарон. – Вчера Орр-Вооз приезжал по мою душу... это вот Ахиора надо было посмотреть.
— И что с ним?
— Истощение, обезвоживание, крайняя степень пустоты, – перечислил Аарон. – Эльфы ведь плохо живут в отсутствие Божественной Энергии.
Галла кивнула. Она знала это.
— Ну чего ты глаза вытаращила? – вздохнул Аарон. – Живой твой блудный папаша. Через пару дней огурцом будет.
Галла кивнула машинально и прикусила губу. Она до сих пор не смирилась с тем, что у нее есть мать. А отец – это же еще страшнее. Этот мир не перестает ее зачем-то одаривать самыми странными вещами.
— А-а-а... зачем он мне нужен? – наконец, выдала она.
— Кто, отец? – растерянно спросил Аарон. – Ну это... чтобы был.
Он вдруг и сам озадачился этим вопросом. У эльфов, после того, как они создают свою семью, родители детей отпускают от себя. Даже внуками не особо интересуются. Все по-разному, конечно. К примеру, мать Аарона и Иаира в своих мальчиках души не чаяла. А родители Иафили никак не участвовали в ее жизни. Нужны ли родители Галле? У нее своя семья. Да у нее муж ей и отец, и брат, и любовник в одной бутылке.
Впрочем, делать уже было нечего: не прогонять же Ахиора прочь, в самом деле!
***
— Ты обещал меня не трогать.
— Я и не трогаю. Только поцелую. Ну хочешь, руки мне свяжи.
— Вот еще не дело! Ты мужчина. Ты слово сдержишь. Я верю.
Вообще-то Орр-Вооз собирался позволить себе некоторые вольности, но после слов Соломеи решил быть более сдержанным. Зря. Соломея ждала от него чего-то дерзкого и совершенно нового. Но орк не спешил взять свое. Он осторожно целовал ее губы и щеки, так осторожно, словно она была еще ребенком, а не девушкой, которую весьма интересовало, что в принципе происходит между мужчиной и женщиной. Соль обиженно отвернулась от него, губы орка скользнули по ее щеке. Он нетерпеливо рыкнул, ухватив ее пальцами за подбородок, раздвинул языком ее губы. Их зубы столкнулись. Соль затрепыхалась испуганно, вцепилась ногтями в его плечи, а Орр-Вооз обхватил ладонями ее лицо и жадно целовал. Он хотел свою невесту так давно и так сильно, что теперь не мог удержаться, чтобы не проникать в ее рот языком так, как сделал бы это в брачную ночь… и совсем не языком. А может быть, и языком – потому что она такая нежная, такая податливая, так охотно прогибается под его ладонями, так сладко и робко отвечает…
Соль задыхалась, вся дрожала, но ни за что не остановила бы этот невероятный, первый в своей жизни подобный поцелуй. Как колотилось ее сердце! Или это было его сердце под ее пальцами? По спине бежали мурашки, в животе разливался жар. Орр, забывшись, скользнул ладонями вниз по тонкой девичьей спине, стиснул ягодицы, вжимая девушку в себя, а потом, не удержавшись, провел языком по изгибу шеи. Лишь когда она застонала жалобно и откровенно, он нашел в себе силы оторваться от нее. Обещание он нарушил. Пощечиной тут не отделаешься. Он вправе ударить его, прогнать прочь, обругать, но только ее полуприкрытые глаза и опухшие алые губы едва снова не свели его с ума.
Он прижал девушку к груди, гладя по плечам. Надо что-то делать с этим безумием. Не то жениться на ней поскорей, не то к матери отправить, потому что он не железный.
Быть женой Князя Времени невероятно трудно. Вообще быть женой трудно. Галла привыкла к самостоятельности. К одиночеству. Привыкла сама строить свой день и решать все сама. А тут муж, да не просто муж – а такой, с которым не поспоришь. И к нему еще человек триста народу.
Вначале она, конечно, была в восторге. Любимый мужчина рядом. Ее любят, по-настоящему любят. Разве не об этом мечтает каждая женщина? Когда целуют, когда оттягивают прядь твоих волос и вдыхают твой запах, когда стараются прикоснуться. Когда слушают и слышат. Когда заботятся.
Счастье было всеобъемлющее. А такие мелочи, как строгие правила приличия и постоянные косые взгляды, почти не оставляли следа в душе.
А потом она забеременела. Очень быстро, не прошло и пары месяцев. Оскар был счастлив. Он просто сиял. Он своими руками выточил колыбельку, он постоянно трогал живот супруги, он исполнял любой ее каприз. Эльфы легко переносят беременность. Галла целыми днями копалась в огороде, гуляла, читала исторические книги, коих в библиотеке было немало. Ей казалось, что она в раю. Дочь родила легко, почти без страха и боли. Через пару дней она уже порхала как птичка. Нянек было даже больше, чем нужно. Все готовы были помочь: погулять, постирать, укачать. Кормить только не могли, но с этим Галла справлялась сама – молока было достаточно. Вторая беременность вслед за первой ее немного напугала. Она сначала даже не поверила: как же так, она же грудью кормит! Вероника уверяла, что при кормлении забеременеть невозможно. К тому же у эльфов детей много не бывает, два – и то редкость. Но на самом деле ничего страшного не произошло, просто дочь бросила грудь и совсем перешла в руки нянек, а больше – заботливого и трепетного отца, а на свет появилась еще одна девочка с остренькими ушками.
Две девочки одна за другой – и это при том, что у эльфов, в основном, рождались мальчики! Это было чудо, самое настоящее чудо!
А потом Галла вдруг обнаружила, что как раньше уже не будет. Никого не волновало, что в воскресное утро ей хочется понежиться в постели с детьми. Прозвенел колокол – извольте на службу. Это при беременности ей позволялось пропускать богослужение, но теперь свобода кончилась. Госпожа, у вас муж священник. Вы должны соответствовать. На вас же все смотрят.
Скрипела зубами, пыхтела и соответствовала. У нее были свои, личные, даже интимные отношения со Всевышним. А теперь их будто вывернули на всеобщее обозрение. Когда Галлу впервые попросили помолиться и благословить детей, она со слезами убежала прочь. Она не умеет! Оскар потом утешал ее, жалел, гладил по волосам. Но ей вдруг показалось, что по ней проехали асфальтоукладчиком, до того было тягостно. Он как-то сумел выставить ее истеричной дурой, хотя, наверное, это не он, а ее комплексы расцвели в полный цвет. Галлу всегда пугали публичные выступления. А здесь она так и не стала своей, хотя и жила в Цитадели уже несколько лет. Девчонок все любили, просто обожали. А она была мало что эльфийкой, которые всегда считались заносчивыми сучками, так еще и ухитрилась отхватить самого желанного мужчину. Что ни говори, на Оскара заглядывались все местные женщины, а тут прилетела какая-то пташка из другого мира, перевернула все с ног на голову, да еще прямо с порога выскочила замуж за хозяина. Они ведь не знали ничего, что было... но на самом деле не было.
Галле никто ничего не говорил, с ней общались подчеркнуто уважительно. Но она сама чувствовала, что недостойна такого мужа и мучилась внутри. Училась носить эти ужасные закрытые платья: хозяйке Цитадели не пристало носить простые юбки и широкие блузки. Держала спину прямо. Не хихикала, как девчонка, а сдержанно улыбалась краешком губ. Не бегала по лестницам. Больше не целовалась с мужем там, где ее мог кто-то увидеть: для этого была спальня. Даже за руку себя держать не позволяла: госпожа Летиция, жена священника, как-то раз выговорила ей за непристойное поведение. "Вы искушаете других, – сказала она. – Молодежь смотрит и позволяет себе такие же вольности."
Галла старалась. Она любила Оскара так сильно, была так ему благодарна за его любовь, что всеми силами училась ему соответствовать. Настал день, когда она без трепета в голосе (но отчаянно трясясь внутри) вышла вперед и, простирая руки, помолилась за детей Цитадели. Она так гордилась собой!
— Я молодец? – спрашивала она отчего-то хмурого супруга. – Я всё правильно сделала? Правильно говорила?
— Ты моя умница, – ласково отвечал муж, целуя ее волосы. Но складка с его лба не уходила. – Просто безупречна.
Как объяснить жене разницу между искренней молитвой и тщательно вызубренной и отрепетированной речью, он не знал. Для него молитва была как воздух, она просто была. К ней не нужно было готовиться. Но Галла так не умела. Ей было, видимо, сложно и страшно. Он не торопил ее, зная, что его девочка еще очень юная, по меркам эльфов – еще дитя дитем. И очень ранимая. Ее вышибало каждое небрежное слово, каждый шепоток за спиной, каждая неудача.
Он и любил ее такой: искренней, нежной, честной в своих порывах и желаниях, и с некоторым сожалением наблюдал, как она взрослеет, становится будто суше и серьезнее. Ему нравилось, что она оказалась очень разумной матерью, не трясясь над дочерьми, но и не забывая про них. Она всегда находила время на детей, но могла спокойно отдать их Веронике и Мариэлле, и другим женщинам. Она не ускользала от него по ночам и не уклонялась от супружеских ласк – напротив, хищно нападала на него в постели, требовала экспериментов и новых забав.
Галла всегда слушала его, он мог рассказать ей о любой своей проблеме. Если ему было нужно, она немедленно оставляла все свои заботы, даже детей, и приходила к нему. Он чувствовал ее любовь во всем: у него всегда были свежие рубашки, и горячий обед, и даже перья Галла ему затачивала собственноручно.
Оскар был бы абсолютно доволен своей семейной жизнью, если бы не странное, иррациональное ощущение, что его жена глубоко несчастна. Она всегда улыбалась и никогда не жаловалась, но порой он улавливал в ее глазах черную тоску. На все его вопросы она отвечала, что у нее все прекрасно; слыша одинаковые выдержанные ответы, он перестал спрашивать. К тому же она постепенно привыкала к своему положению: уже не боялась публичных речей, а порой ее молитва была тороплива и сбивчива, но куда более искрення, чем тщательно заученная.
Галла с недоверием разглядывала женщину, про которую ей сказали, что она ее мать. Неужели у нее такая молодая мать? Она выглядит не старше нее. В чистых глазах нет ни проблеска безумия. Душа полна света. Да кто вообще сказал, что она сумасшедшая? Галла – Водящая Души. Ее не обманешь.
— Иахиль, – позвала девушка (не матерью же называть эту молодую женщину). – Говорят, я твоя дочь.
Ни малейшего интереса. Женщина даже не повернула к ней головы.
— Не веришь? Я тоже не верю. Знаешь, это странно. Я выросла в детском доме. Мы все там были сироты. Самая большая наша мечта была, что мама придет и заберет нас. Скажет: прости меня, дочка, у меня не было другого выхода. Но теперь все наладилось, и мы навсегда будем вместе.
Плечи Иахиль едва заметно вздрогнули. Нет, она в разуме.
— Мы говорили, – безжалостно продолжала Галла, не сводя глаз с тоненькой фигурки в белом платье с пятнами травы на подоле. – Пусть пьяница. Пусть воровка. Пусть даже убийца – но родная мама. Мы говорили: не может быть, чтобы она про нас забыла. Но время шло, и все, что у нас оставалось – это мы сами. Мама не пришла. Мы – брошенные, никому не нужные дети. Несчастные, никому не нужные взрослые, недостойные любви. Если нас бросили родители – чего ждать от прочего мира?
Иахиль вскочила на ноги и бросилась в дом. Галла пошла за ней. Женщина сидела на полу, сжавшись в комочек и судорожно рыдала. Девушка опустилась рядом с ней на колени и погладила по волосам.
— Ты не виновата, – прошептала она. – Ты была хорошей матерью. Ты никогда не забывала своего ребенка, верно?
Иахиль подняла голову и поглядела на Галлу сквозь спутанные волосы. Они были похожи, мать и дочь. Никто не усомнился бы в их родстве. Вот только кто из них старше, сказать было сложно.
— Я молилась за тебя каждый день, – шепотом сказала женщина с зелено-голубой вязью на лбу. – Я хотела, чтобы ты была жива. Эльфы живучие. Он забрал тебя, я знала, что ты не утонула, что тебя не разорвали дикие звери. А все говорили – твоей девочки больше нет.
— Кто он? – испуганно спросила Галла.
— Твой отец. Ахиор. Я знала, что он был здесь. Он оставил знак. Галла... Ты ведь Галла? Это так смешно! Я потеряла маленькую девочку – вот такую, – она показала руками. – И молилась всегда за маленькую девочку. А ты уже женщина. И скоро будешь мамой, да?
Галла смущенно улыбнулась, неловко закрывая руками свой совсем еще небольшой живот. Она не привыкла к повышенному вниманию к своей персоне. Но эльфы были в восторге от самого факта ее беременности.
— А зачем он меня забрал?
Иахиль забрала волосы в хвост, поднялась с пола и поставила чайник на плиту. Достала из шкафа фруктовый хлеб, пару яблок и миску чего-то пахучего. Она больше не казалась сумасшедшей.
— Ахиор – он как огонь, – наконец, сказала она, жестом предлагая дочери присесть возле стола. – Он удивительный. Не такой, как все. Он не сидит на месте. Я была с ним счастлива. Мы объездили весь континент. Я ждала ребенка, это было настоящим чудом для нас обоих. Но чудо не произошло. Ребенок – это был мальчик – родился без души.
— Морлок, – закусила губу Галла. – Седьмое колено.
Иахиль бросила на нее неожиданно острый взгляд.
— Ты знаешь?
— Я была у Фергана... в другой жизни.
— Как такое может быть?
— Мой муж – Странник во Времени.
— Действительно, – Иахиль кивнула. Она и вправду понимала. – Нам невероятно повезло. Мы гостили у Парящих Орлов. Там был свой Водящий Души. Мне даже не дали взять в руки сына, сразу отобрали. Господи, как это было страшно! Скажи, эта сволочь мертва? Договор разрушен?
— Сволочь, увы, успела сбежать, – покачала головой Галла, хмуря брови. – Договор, выходит, тоже действует. Сейчас вычисляется его потомство. Всё шестое колено под наблюдением. Если бы ты представляла, сколько их! И все дети, все первенцы! Это ад, Иахиль. Если бы я нашла его, то убила бы своими руками.
— Я бы его для тебя подержала, – мрачно ответила эльфийка. – И еще бы на труп плюнула. В общем, мы ведь ничего не знали. То есть Ахиор пытался понять. Он не из тех, кто спускает подобное. Знаешь, я была опустошена. Мой ребенок, мой первенец! Когда я поняла, что беременна вновь – испугалась так, что со мной была истерика. А вдруг это повторится? Но родилась дочка. Здоровая и крепкая. Живая. Ты.
Эльфийка замолчала, а потом встала, достала чашки, разлила чай и нарезала хлеб.
— А дальше? – умоляюще поглядела на нее Галла.
— А дальше Ахиор как-то докопался до правды. И очень испугался за нас. Он привез нас сюда. Дал мне развод – чтобы только нас не тронули. Он надеялся, что Ферган не сможет нас здесь достать. И поскольку я не была больше его женой, не станет причинять нам зла в случае его провала. Он намеревался как-то приструнить Фергана.
— Это сложно, – тихо сказала Галла, кроша пальцами хлеб. – У Фергана была такая армия...
— А Ахиор знал подземелья. И умел находить разломы. Более того, он умел их создавать. Он надеялся, что уйдет. Что заберет Фергана в другой мир и бросит там.
— Здорово, – не удержалась Галла. – Вот это был бы подарочек кому-то.
— Видимо, Ферган угрожал моему мужу... Ахиор забрал тебя. И увез. Я надеялась, что ты в безопасности. Но оказалось, что это не так. Ты... Он умер?
— Я не знаю, – честно сказала девушка с человеческими ушами. – Я никогда его не видела. Может, жив. Может, нет.
— Значит, у меня есть надежда, – кивнула Иахиль. – Это хорошо.
— Почему ты такая? – Галла неопределенно махнула рукой.
— А ты видела наш народ? – зло спросила Иахиль. – Кто из нас сумасшедший? Я люблю своего мужа. Я буду ждать его до самой смерти, даже если он не вернется. А эти... они сватали меня. Миллион раз! Я говорила, но они не слышали. Для чего им такие большие уши, я тебя спрашиваю?
— Бабушка, а почему у тебя такие большие уши? – усмехнулась Галла. – Чтобы лучше слышать тебя, внученька.
— Это явно не про эльфов, – скривилась женщина. – Поэтому вот. Так меня хоть не трогают.
Поселение орков
Соломея, прикрыв голову полосатым платком, сидела на крыльце небольшого каменного дома. Рядом с ней сидел тот самый странный эльф. Он еще был очень слаб, едва держал в руках чашку с ароматным бульоном, но лежать больше не мог. Всё его здесь удивляло. Когда он покидал свой мир, никому бы и в голову не пришло, что орки кого-то пустили бы в свое поселение. Орки не общались с эльфами. Это было совершенно немыслимо. Эльфы никогда не заговорили бы с орками. Они ведь враги навеки, еще со времен Ибрагима.
И девушка рядом с ним его изумляла. Подумать только, не то эльфийка, не то демоница! Какие у нее волосы! Темные, с красным отливом, завивающиеся крупными кольцами, свободно спадающие почти до талии. Такие волосы прятать в косу – преступление. А ушки у нее совсем эльфийские, и улыбка светлая. Такое ощущение, что она эльфийка – просто другой масти. Ничуть не менее очаровательная, чем светлоглазые блондинки.
И такую красоту отдать оркам! Ради чего? Ради какого-то мифического союза с этими дикарями?
Справедливости ради, дикарь, у которого на лице символ рода Синиц, внешне не уродлив. У него, по крайней мере, ладное мускулистое тело, сильные руки и плечи. Как так вышло, что род Синиц назвал его своим сыном? Как так вышло, что темнокожий крупный мужчина вел себя куда более вежливо и учтиво, чем многие знакомые Ахиору эльфы?
Как бы Ахиор ни относился к своим извечным врагам, но именно орк спустился за ним в подземелье, именно орк привез целителя. Именно он зарубил курицу, чтобы сварить для немощного чужака бульон. А сейчас этот самый "дикарь" и "варвар" черпал из колодца воду, чтобы, наконец-то, Ахиор мог по-настоящему вымыться.
— Почему он называет тебя Солью? – спросил эльф у девушки.
— Орр говорит, что без соли не вкусная еда, а без меня не вкусная его жизнь, – смущенно улыбнулась Соломея и надвинула платок на глаза – чтобы Орр-Вооз не заметил, как она любуется его телом, влажно блестевшим от пота.
Он был очень сильным, девушка это знала. Он легко ворочал крупные валуны, которых было много в пустыне. Он мог голыми руками задушить льва. Он без устали черпал воду и таскал тяжелые ведра. Мало кто мог сражаться таким огромным двуручным мечом. И в то же время его руки могли быть такими нежными! Он так и не осмелился к ней прикоснуться, когда целовал – только осторожно придерживал ее за плечи. Он берег ее от всего, и от самого себя в первую очередь.
Хотя поцелуи были совсем не целомудренные. Соль даже покраснела немного и потрогала губы, вспоминая, как он стребовал с нее долг.
Орр-Вооз был ее женихом. Соль отлично понимала, что стоило ему поставить перед собой цель – и она бы даже не сопротивлялась. От его поцелуев кружилась голова и подкашивались колени. Но это были лишь поцелуи. Ничего большего. И не сказать, что он не желал ее – нет, он смотрел на нее голодными глазами, когда думал, что она не видит. Наверное, она сейчас так же пожирала взглядом его сильную спину, во всяком случае, он оглядывался на нее, словно чувствовал это.
Соль хотела бы большего. Хотела увидеть черные руки на своем теле. Это лицо и плечи у нее были смуглые, бронзовые, а груди, живота и бедер солнце не касалось, и кожа там была светлой, лишь чуть золотистой. Она представляла его пальцы на своем животе и догадывалась, что это будет красиво.
У нее не было выбора. Двадцать лет назад был заключен договор. Орр-Вооз получал в жены дочь эльфов, а взамен обязался возглавить свой народ, объединить разрозненные племена и не допустить войны. Жены у него все еще не было. Только невеста. И та, признаться, бракованная, но его устраивала. Для орков, которым и свои-то женщины позволяли прикоснуться к ним пару раз в год, подобное было чем-то запредельным. Для них Соломея была просто богиней, впрочем, нет – даже орки не осмеливались упоминать Всевышнего всуе, хоть и не были близки к Нему. Она была царицей. Часто они смиренно падали ниц перед ней и просили дозволения прикоснуться к краю ее одежды. На что-то большее они никогда не покушались – Орр-Вооз охранял своё сокровище яростнее дракона.
Орки его боялись. Высокий, крупный, с выразительными черными глазами, он умел смотреть на своих сородичей так, что те откровенно терялись. А если не срабатывал взгляд, то он рычал как дикий зверь.
В бою он был словно ураган. Никто не мог его победить один на один, кроме Князя Времени. Но тот нагло жульничал, тасуя вероятности, будто карты.
И только с Соль Орр-Вооз был ласков, словно котенок.
Натаскав воды, он кивнул Ахиору, презрительно кривя губы: слабости орк не терпел.
— Женщины тебе помогут вымыться, чужак, – насмешливо сказал он.
Орр-Вооз видел, как смотрит его Соль на эльфа и бесился. Ему хотелось унизить чужака.
— Очень хорошо, – спокойно кивнул Ахиор. – Благослови тебя Господь, вождь.
Он сказал это с такой искренной благодарностью, что Орр-Вооз еще больше скривился, а потом опускался у ног Соломеи и ловил ее руку.
— Ты грубиян, Орр, – укоризненно говорила девушка, и орк жмурился от удовольствия. Для него это вовсе не было обидой. – Ахиор еще не оправился после своего путешествия.
— Если ты будешь так на него смотреть, то он и не оправится, – убедительно отвечал мужчина. – Я сломаю ему ребра. И челюсть. Он не будет больше таким смазливым.
Соль только рассмеялась серебристым смехом, от которого у Орр-Вооза всё сжималось в груди.
— Он старый, Орр, – поясняла девушка. – У него жена есть. И дочь. И внучки. Зачем я ему?
— Затем, что ты самая красивая девушка в этих местах? – приподнимал брови орк, перебирая тонкие девичьи пальчики.
— Мой отец поспорил бы с тобой, – белозубо улыбалась Соль. – Он уверяет, что красивее всех мама.
— Твой отчим.
— Орр-Вооз! – голос девушки тут же холодеет, она выдергивает свою руку из черной лапы орка. – Не смей! Павел мне отец! Он вырастил меня.
— Прости, моя королева. Конечно же, ты права, – скалится мужчина, и не поймешь, смеется ли он над ней или всерьез.
— Ахиор из рода Танцующее пламя, Цитадель приветствует тебя, – Оскар само спокойствие. Он еще не понял, как относиться к новообретенному родственнику.
— Оскар из рода Странников во времени, – эльф, несмотря на свой весьма плачевный наряд, кланяется с достоинством и изяществом, присущим его расе. – Я счастлив быть здесь.
— Будь моим гостем. Я прикажу подготовить комнаты и одежду для тебя.
— Почту за честь, Князь.
Все предписанные правилами этикета приличия соблюдены. Эльфы теперь нередкие гости в Цитадели. Для них есть гостевые покои в одной из башен, есть и наряды, благо, что они все примерно одинаковые по комплекции. Оскар отдаёт распоряжения по поводу пира в честь гостя, приглашает и Орр-Вооза с его сестрой и невестой. Он ловит себя на том, что этот эльф с изможденным лицом ему не нравится. Это странно – Князь Времени обычно ровно относится ко всем Божьим детям. Даже орки не вызывают у него негативных чувств. А тут – явно измученный, едва выживший и совершенно безобидный Ахиор!
Галла привыкла к мысли, что она похожа на мать, по крайней мере, внешне. Но когда она увидела кривую улыбку и прищуренные ярко-зеленые глаза светловолосого мужчины с бледными знаками Танцующего Пламени над бровями, вдруг засмеялась. Этот взгляд был ей знаком. Она сразу почувствовала с этим человеком (эльфом, конечно же) сродство.
— Ну здравствуй, потерянная дочь, – весело поприветствовал ее мужчина, хватая ее за плечи.
— Ну здравствуй, блудный отец, – в тон ему ответила Галла, улыбаясь. – Долго же ты пропадал!
– Прости, дочка, так уж вышло, – повинился эльф. – Поверь, я не хотел.
— Бог простит, – фыркнула Галатея.
От такой грубости расширила глаза Соломея и хмыкнул Орр-Вооз, а Ахиор только погладил дочь по светлым гладким волосам и ответил серьезно:
— Как же Он простит, если я сам себя простить не могу?
А Галла вдруг разрыдалась – по настоящему, как вообще не рыдала ни разу за последние двадцать лет. Ее муж, наблюдающий издалека, было рванул к ней, но Аарон удержал его неожиданно крепкой рукой.
— Оставь, – прошептал он. – Им обоим нужно искупление.
— Я ни разу не видел, чтобы она плакала, – тихо сказал Оскар, сжимая кулаки. Он готов был сейчас силой оторвать свою любимую от странного облезлого чужака. – Мне больно от ее слез.
— Дурак, – пожал плечами эльф спокойно. – Это слезы, которые несут мир.
Ахиор тоже плакал; много лет стыд и боль терзали его. Он никак не мог простить себя за то, что не сберег свою дочь. А теперь эта дочь – уже взрослая – прижималась к его груди и говорила, что он все сделал правильно, что своей ошибкой спас ее и весь мир в целом.
— Ты не понимаешь, – всхлипывая, говорила торопливо Галла. – Это Божий План. Если бы я не попала в детский дом, погиб бы Алехандро. Ника не смогла бы попасть в этот мир. Павел бы не встретил Аврору. Соломея не стала бы невестой Орр-Вооза. Это всё не случайно вышло. Ты не виноват. Ты лишь оружие, понимаешь?
— Да, – отвечал Ахиор. – Но знаешь, не легче.
— Знаю. Надо выпить. У нас есть багряница.
— Ты пьешь? – заинтересовался эльф.
— А ты нет?
— Еще как. Но эльфы вообще-то трезвенники.
— Мой муж тоже не пьет, – вздохнула Галла. – Но некоторые вещи на трезвую голову обсуждать невозможно.
Они засиделись до рассвета: два эльфа, которые потерялись в собственном бессмертии.
Оскар с удивлением понимал, что ревнует. Галла смотрела на отца... с любовью смотрела, с какой-то странной жаждой, с тёплой улыбкой. Она лично подготовила для него комнату, поставила вазу с цветами, выбрала одежду... Раньше она заботилась так только о своём муже. Даже дочери уже были самостоятельные, Галла сказала, что она не нанималась в вечные няньки для двоих взрослых девиц. Уж в шестнадцать можно и самим себе одежду постирать, и в комнате прибраться. И что с того, что они по развитию как десятилетний человеческий ребёнок? Вон на Руси в таком возрасте девочки и готовили, и дом в чистоте держали, и скотину пасли, а тут все, что от них требуется – быть опрятными и вовремя протирать пыль. Оскару это отношение не слишком нравилось. Он любил дочерей баловать, носить на руках и заботиться о них. Галла же относилась к ним, как ко взрослым, хотя взрослыми они никак не были. Вот и сейчас Ева с Аной решили надеть самые лучшие свои наряды – дедушка же приехал – и выглядели очень забавно. А Галла только прищурилась весело.
Платья? Бальные? Пусть. Ничего дурного в этом нет. Тем более, что пир им интересен мало. Они немного посидели и сбежали в свои комнаты. Не то книжки читать, не то в куклы играть – дети же. Галла бы тоже охотно сбежала, предоставив право быть хозяйкой вечера Веронике – но не вышло. Все же отец ее, и Соломея – ее воспитанница. За ней, наверное, надо присматривать, хотя это глупо: сама Галла в столь солидном возрасте была совершенно самостоятельна. Это, может, эльфы, которые под маминым крылышком растут, в тридцать еще детишки, а Соль, которая последние пару лет жила то в Цитадели, то в поселении орков, будет повзрослее иных столеток. А Орр-Воозу Галла доверяла безоговорочно, он клятву дал, что своей невесте вреда не причинит, да и вообще – пылинки с нее сдувает. Когда Соль под его присмотром – Галла может быть спокойна.
— Соль, прогуляемся в саду? – от пристального взгляда тёмных глаз у девушки по спине пробежали мурашки.
Она кивнула, поднялась, накинула на плечи полосатый платок. Этот платок, больше похожий на одеяло, Орр-Вооз привез ей из Пустошей, где днём от жары трещат камни, а ночью земля покрывается изморозью. Орки ткут такие платки и кутаются в них по ночам. Соломее не часто делают подарки, а платок ей нравился, и она всегда носила его с собой. Сейчас ночи еще холодные, и подарок этот очень кстати. Где-то в глубине души Соль готова была себе признаться, что ценила платок не потому, что он был красивым (откровенно говоря, красивым его могли посчитать только орки), а потому, что его подарил именно Орр-Вооз.
Он осторожно расправил толстую ткань на ее спине, и Соль даже дыхание затаила, пытаясь впитать его прикосновения.
Они вышли в сад; здесь были почти не слышны звуки пира.
— Прохладно сегодня, – нарушила молчание девушка, потирая ушки – они у нее были большие, как у всех эльфов.
— Я согрею, – ответил Орр-Вооз, неожиданно крепко прижимая невесту к себе.
Это было что-то новенькое, он обычно не позволял себе никаких вольностей. Сола задрожала от страха и предвкушения, но он просто обнимал ее, тяжело дыша ей в макушку, и гладил по волосам.
— Тебе надо уехать, – наконец, сказал орк. – Что-то происходит с Пустошах. Что-то неправильное. Хочу, чтобы ты была в безопасности.
— Но Орр! – встрепенулась девушка, пытаясь поднять голову – это ей не удалось, он с силой прижал ее обратно к своей груди. – Я не хочу уезжать! Здесь мне ничего не грозит!
— Ты – моя единственная слабость, Соль, – глухо ответил Орр. – Если пойдут против меня – первым делом похитят тебя. Просто, чтобы иметь рычаг воздействия. А я не поддамся, Соль. Я вождь, я не вправе променять судьбу своего народа на личное счастье.
Девушка уязвленно молчала. Она понимала, что орк прав, но так привыкла к его неизменной любви, что все равно обиделась.
— Поедешь к матери в Багряную чащу, – инструктировал ее жених. – С Ахиором. Он точно поедет к жене, в Озерный Край, не переломится, сделает крюк. Я тебе сопровождающих не дам. У меня нет лишних людей. С Караваном безопасно.
— Почему я не могу остаться в Цитадели? – обиженно прошептала Сола. – Цитадель неприступна.
— Глупости, – отрезал Орр-Вооз. – Однажды Цитадель пала. Никаких гарантий, что она не падёт снова.
— Пала? Что ты такое говоришь? Никогда этого не было!
— Было... в другой жизни. Соль, это не обсуждается. Ты едешь к матери. Я за тобой приеду, как только смогу. Или пришлю кого-то.
— А если не приедешь?
— Если не приеду – значит, я мёртв.
Эти слова упали как камень, и в груди у Соломеи что-то сжалось. Она не могла сказать, что любит своего жениха, но и никого другого рядом не представляла. Чтобы не выдать своего страха, она, как всегда, начала язвить.
— А ты не боишься отпускать меня к эльфам? Там будет куча свободных мужчин!
— У меня нет выбора.
— А если я кого-то... полюблю?
— Я все равно тебя заберу, – жёстко ответил орк, сжав ее плечи. – Ты станешь моей женой в любом случае. Родишь мне сына – отпущу. Если все еще захочешь уйти. Мне нужен союз с эльфами. Мне нужен наследник, которого они будут считать своим.
— Вот как? – Соломея довольно улыбнулась в темноте. – А если... у меня случится роман?
— Пусть. Я переживу.
— Но ты будешь... не первым в таком случае!
— Главное, не кто первый, а кто последний. Если ты с кем-нибудь переспишь, мне же и лучше. Первый раз – страшно и больно. Я буду рад, если кто-то другой примет это на себя.
Соломея гневно дернулась в его руках. Ей совсем не понравился ответ.
— А если я забеременею от другого? – сердито спросила она, желая уже только одного: обидеть его, сделать больно. – Что тогда?
— Тогда я буду знать, что ты не бесплодная.
— Ах ты!..
— Тихо, не ори, – прошептал орк, запуская руки в ее волосы и оттягивая их вниз, чтобы она запрокинула голову. Отблеск луны отражался в его чёрных глазах. – Не время ругаться.
Он пристально вглядывался в ее лицо, словно искал что-то, а потом впился в ее губы поцелуем, грубым и сердитым. Его язык словно пытался овладеть ее ртом. Так он никогда ее не целовал. Орр проверял, позволит ли она ему что-то, а она поддавалась его напору, вся словно растекалась в его руках, отвечала ему – интуитивно, как умела. Ему было стыдно за свой порыв, но он знал, что сегодня уедет – и неизвестно, увидит ли он Соль вновь. Пытаясь загладить свою грубость, он торопливо целовал ее щеки и закрытые глаза. Сердце в груди колотилось так, что дышать было больно.
— Орр, я хочу, чтобы первым был ты, – шепнула Соль, и он глухо застонал от почти невыносимого желания ответить на ее слова согласием.
— Хорошо, – кивал он. – Когда я приеду за тобой...
— Нет. Сейчас. Сегодня. До того, как ты уедешь.
Он быстро выпустил ее из рук, сделал длинный шаг назад и мотнул головой.
— Нет.
— Но почему?
— Ты еще маленькая девочка, Соль. Так нельзя.
— Я маленькая? А что же ты меня целовал так? Или ты всех детей так целуешь?
— Соль, пойми, – он коротко усмехнулся, сжимая кулаки, чтобы снова не схватить ее в объятья. – Мы не женаты. У тебя даже родовых знаков нет! Я не хочу так... торопливо, в кустах... или ты думаешь, что паладин и священник не узнают? Опозорить тебя ради пары минут удовольствия? Ты настолько низкого обо мне мнения? Ты думаешь, что я ждал двадцать лет, и не смогу подождать еще год?
Соль поджала губы. После его слов она и впрямь почувствовала себя ребёнком.
— Давай поженимся сегодня, – упрямо сказала она. – Аарон нас благословит.
Орр-Вооз замер. Предложение было заманчивым. Взять ее в жены прямо сейчас... может быть, она даже забеременеет. Это было бы великолепно. И получить свою порцию счастья перед сложной поездкой... будет, что вспомнить тёмными холодными ночами. С любой другой женщиной он бы не колебался, но Соль была его маленькой девочкой, которую он растил для себя... и поступить с ней он так не мог. К тому же он понимал, что боится. Он большой. А она невинна. Ночь счастья будет только у него одного. А ей будет больно. И если он умрёт – а такая вероятность была – то она запомнит только страх и кровь. Стоит ли того его удовольствие?
— Я завтра уезжаю, Оскар, – тихо сказал Орр-Вооз, пустым взглядом уставившись на стол в беседке, где уже стояли пыльная бутылка багряницы и две щербатые глиняные чашки. – Мне очень не нравится, что происходит в Пустошах.
— А что там происходит?
— Я не знаю. Ничего. Это-то и странно. Обычно там какие-то катаклизмы случаются. Битвы, голод, болезни, пожары. А сейчас несколько месяцев оттуда только хорошие новости. Мне это не нравится.
Орр-Вооз был уверен, что Оскар поймёт его правильно. Он всегда понимал правильно. Умел слушать не слова, а суть. Вот и теперь он кивнул и подтолкнул к Орру чашку.
— Солу куда? – ровно спросил он.
— К матери. Здесь слишком близко к пустыне.
— Считаешь, что может быть жарко?
— Опасаюсь.
Оскар нахмурился и кивнул.
— Я бы тоже девочек отправил к родне. Если уж ты забеспокоился...
Мужчины переглянулись, очевидно, подумав об одном и том же, и отсалютовали друг другу кружками.
— Бедняга Ахиор, – усмехнулся Оскар. – Вот ему не повезло.
— Думаешь, он надёжный?
— Он выжил в десятках миров!
— И потерял младенца...
— Моих девочек потерять сложно. Разве что он очень хорошо спрячется. И потом, Галла тоже не дурочка. Она опытный путешественник.
— Галла не поедет, – мотнул головой Орр-Вооз. – Она тебя не оставит.
— Думаешь? – исподлобья поглядел Князь Времени. – А мне кажется, нам стоит... ей стоит отдохнуть от меня. Она несчастна.
— С чего ты взял?
— Чувствую.
— Она тебя обожает.
— Я знаю. Но это не мешает ей быть несчастной.
— Слушай, совета я тебе не дам, – скривился Орр-Вооз. – У меня с женщинами никакого опыта.
— А Сола?
— Что Сола? Я ее просто люблю.
— Разве это не главное?
— Я не знаю, – вздохнул Орр-Вооз. – Я с ней ненастоящий. Дурак я с ней сопливый. Знаю, что нужно быть жёстче, а не могу. Если ее рядом нет, то я думаю: убью засранку. Или зацелую. А сам даже дотронуться боюсь.
— Это ты зря. Как потом будешь? В брачную ночь?
— Не будет никакой брачной ночи. Я умру, я это чувствую.
— Совсем с ума сошел? Я тебе умру! Ты вождь. Тебе нельзя умирать. Я запрещаю!
— На все воля Божья.
— Самый умный, да? Слушай... у тебя подходящее настроение. Я тоже не в духе. Как насчёт поединка? Мы с тобой давно не боролись.
— С радостью. Мне нужно... пока я еще на кого-нибудь не сорвался.
Они молча допили бутылку, а потом пошли во двор. Там было почти светло от света луны, и никого не было. Мужчины сняли обувь – так было удобнее обоим. Орр-Вооз скинул и отороченную мехом кожаную безрукавку, оставаясь только в холщевой нижней рубахе без рукавов. Князь завязал в узел длинные волосы откинул в сторону жилет, закатал рукава рубашки. Кто-то, выглянув в окно, увидел их, и тотчас пирующие выплеснулись во двор. Убедившись, что это лишь дружеский поединок, народ отшатнулся к стенам замка и затаил дыхание. Все жаждали зрелищ.
Сола, полчаса прорыдавшая на плече у хозяйки замка, при виде орка, который был едва ли не выше ростом, чем Князь Времени, и сложен был ничуть не хуже, выпрямилась и утерла слезы, радуясь, что в полутьме не видно ее опухших глаз. Она еще не была женщиной в полном смысле слова – взрослой умной женщиной, но интуитивно чувствовала, что Орр-Вооз, даже если буйствует, не причинит ей вреда. Да, он может быть страшен. Но она несколько раз видела, как впадает в бешенство ее приёмный отец, слышала, какие мерзости он может говорить – и видела, как мать спокойно к этому относится. Аврора, ее мать, всегда прощала его, и успокоить могла, и дать отпор, а Павел, хоть и кричал, и вещи мог в ярости крушить, никогда не поднимал на жену руку. Если она знает Орра хоть немного, если хоть чуть-чуть понимает его – то увидев ее слезы, он будет еще больше расстроен, а добавлять ему неприятностей не время и не место.
Четыре руки с двух сторон обвили талию Солы. Две похожие друг на друга светловолосые девочки прижались к ней.
— Спорим, что папа опять победит? – лукаво улыбнулась Ева.
— Потому что он всегда жульничает, – буркнула Соломея, обнимая девочек за плечи. – Он поворачивает время.
— И что? Это его суперспособность. Как у всех супергероев, – Ола всегда была серьезней сестры. – У Орра тоже есть суперсила.
— Это какая же?
— Просто суперсила, не понимаешь, что ли? Он сильный.
— А, ну да. Орр очень сильный.
Сола не могла не любоваться женихом.
Орр и Оскар кружили, не сводя друг с друга глаз, чуть присев. Никто не спешил нападать первым. Наконец Орр-Вооз стремительно бросился на противника, целясь кулаком в живот. Оскар поднырнул под его руку, хватая орка за бедро и пытаясь повалить. Противники кубарем покатились по земле, а потом отскочили друг от друга. Оскар прыгнул вперёд, махнув рукой и одновременно ударяя орка ногой под коленку, но тот разгадал его манер и вцепился в рубашку противника, подставляя плечо и перекидывая того через спину. Впрочем, Князь ухитрился ухватить орка за шею и резко потянуть за собой. Тот кувыркнулся через голову и подпрыгнул как мячик, довольно сверкая зубами.
— Ты хорош! – выкрикнул он.
— Опыт, – улыбнулся коварно Оскар и неожиданно замахал кулаками так быстро, что орк едва успевал блокировать удары.
Противники были равны силой, сходились в поединке не первый раз и старались ничего друг другу не повредить. Схватка была скорее красивой, чем жестокой. Сола смотрела с восторгом, иногда вскрикивая в особо страшных моментах. Девочки с двух сторон прыгали и орали во все горло, поддерживая отца.
Наконец противники поклонились друг другу и крепко обнялись. Оба тяжело дышали. У Оскара ко лбу прилипли волосы, и рубашка была порвана в клочья. Каких-то видимых повреждений не было. Орр-Вооз стащил рубаху, демонстрируя бугристые мышцы груди и живота, и утирал пот с лица и шеи. Женская половина зрителей смотрела на него с явным интересом. А он по привычке нашёл взглядом свою Соль и хотел ей улыбнуться, но вспомнил, что сам же решил оттолкнуть ее, и отвернулся. Сола заметила и этот взгляд, и гримасу на его лице, закусила губу, но подойти не решилась, тем более, что Орр-Вооз уже надел свою безрукавку и разговаривал с Ахиором.
Аарону не спалось. Он собирался ехать в земли эльфов с девочками и Ахиором, это было хорошо, правильно. Но среди ночи его словно разбудила какая-то сила. Он подскочил, огляделся – нет, в его комнате никого не было. Пожал плечами и снова лег. Многолетние странствования научили его спать в любых условиях, порой даже впрок. В путешествиях может быть всякое. Случалось ему и неделю не спать. Поэтому отдыхом он никогда не пренебрегал. Тем удивительнее было его состояние.
Он вытянулся на удобной постели и закрыл глаза, но сон бежал от него. Аарону казалось, что он прямо сейчас теряет что-то важное.
— Что Ты хочешь, чтобы я сделал, Господи? – обратился он к Тому, кто всегда давал ему ответ.
Поднялся, выглянул в окно. Во дворе при слабом свете фонаря собирался уезжать орк. Его провожал один хозяин Цитадели. Орр-Вооз преклонил перед Оскаром колени, а тот положил на голову руки и, вероятно, благословил.
Ясно. Аарон увидел в этом знак.
Он никогда не шёл против знаков. Вздохнул, оделся, собрал свой берестяной короб с самым необходимым, закинул его на плечи и крадучись вышел из комнаты. Заглянул к Ахиору:
— Я ухожу с Орр-Воозом, – сообщил он сонно моргающему эльфу. – Прости. Я очень хотел побеседовать с тобой в дороге, но Господь хочет, чтобы я шёл с орком. К тому же с вами будет Геракл. С ним безопасно.
— Понял тебя, – зевнул Ахиор. – Удачи.
Он тоже никогда не спорил со знаками судьбы. Ахиор понимал своего собрата как никто другой. Ему была знакома тяга к странствиям. Жаль, конечно, что Аарон уходит. Не будет этого удовольствия неспешной беседы в дороге. Но если так нужно – ничего не сделаешь.
Аарон догнал Орр-Вооза в нескольких перелётах стрелы от Цитадели.
— Стой, рожа бандитская, – окликнул он орка. – Меня подожди.
— Ара? Ты зачем здесь? – орк смерил незваного спутника каким-то мудро-усталым взглядом. – Я что-то забыл?
— Да. Меня. Я с тобой.
— Ара, у меня дурные предчувствия, – покачал головой Орр-Вооз. – В Пустошах смерть. Остановись.
— На все воля Божия, – легкомысленно пожал плечами эльф и пустил коня в ногу с лошадью орка. – Я лепёшки взял, будешь?
— Буду, – кивнул Орр-Вооз.
Хочет этот эльф разделить с ним смерть – пусть будет так. Аарон, в конце концов, старше его на пару веков. Сам знает, что делает. А хороший целитель никогда лишним не будет.
Они ехали молча почти до самого рассвета, потом орк остановился на привал у большого дуба.
— Почему здесь? – бесцветным голосом спросил Аарон. Он это место не любил: слишком много силы. Захлебывался.
— Мне надо, – неопределённо ответил Орр-Вооз, расчищая родник у корней дерева. – Будешь?
— Тут могила внизу, – нервно напомнил эльф. – Ну его... не рискну.
— А я люблю здесь. Мозги прочищаются. Ара, ты умирал. Что там, после смерти? Бог есть?
— Свет точно есть, Орр. Но не все к нему идут.
— Ты пошел?
— Нет.
— Почему?
— Я был нужен здесь.
— И тебе не хотелось туда... к Нему?
— Хотелось. Мне было очень страшно. Но моего мнения не спросили.
— Как думаешь, а я, когда умру... я могу попасть в рай?
— А что тебе мешает? – Аарон в растерянности смотрел на угрюмого Орр-Вооза.
— У орков нет рая. Только небытие. Прах к праху. И ада нет. Ничего нет.
— Это... пугающе. Но и успокаивает. Нет ада – нет вечных мук.
— Я верю в твоего Бога, Ара. Но я не попаду в рай. Значит, ад?
— Почему не попадёшь?
— Я убивал.
— И я убивал. Защищался. Жизнь – дар Всевышнего. Нужно ее хранить. Когда встаёт вопрос – ты или тебя... Я мужчина, я таким создан. И ты – мужчина. Иногда приходится убивать. Не ради удовольствия. Ради жизни. Так устроен человек... и эльф, и орк: для него своя жизнь – самая ценная.
— Для меня нет. Для меня есть более важные вещи. Мой народ, например. Или Соль. Или друзья. Если встанет выбор – я или они...
— Орр-Вооз, я видел много смельчаков, которые в критических случаях выбрали свою жизнь, и видел трусов и слабаков, которые отдали душу за других. Даже я сам не знаю, что будет, если поставить меня перед выбором.
— Потому что вы, эльфы, изнеженные цветочки, – фыркнул орк раздражённо. – Мы вас сильнее.
— Не спорю, – мирно согласился Аарон. – Поэтому мы и ищем мира. Вы и в самом деле сильнее. Не физически. А тем, что безжалостные твари, не знающие милосердия.
— Я не такой, – отвернулся орк.
— Поэтому я еду с тобой, верно? Я ответил на твои вопросы?
— Ты сделал мою жизнь сложнее.
— Вот и хорошо. Сложности способствуют развитию.
— Что-то по оркам незаметно, – с горькой насмешкой ответил Орр-Вооз.
— Ну да. Я имел в виду, умственные сложности... ой, ладно. Ты меня понял.
— Да. Поехали?
Больше вокруг не было никаких деревьев, даже трава закончилась, только сухие острые стебли и пыль. Не самая приветливая земля у орков. Неудивительно, что они и народ такой же, как их земля – грубый, жесткий и бескомпромиссный. Тут можно лишь быть агрессивным – или умереть. Но Орр-Вооз был с Аароном не согласен.
— Земля не так уж и плоха, – говорил он. – У воды все растет как бешеное. Там тростник сахарный. Сейчас разгар лета, сейчас сухо. А зимой дожди. Что нам мешает зимой выращивать овощи? Женщины, кстати, так и делают. А какие тут, в нижних Пустошах, луга заливные! Если сделать плотину, то можно сады сажать. Только кому это надо, плотины делать?
— Тебе? – предположил эльф, позевывая. – Я в тебя верю, Орр. Вперед, к цивилизации!
Орк посмотрел на него едва ли не с ненавистью. Он любил Аарона, но его легкомысленные шуточки порой страшно его бесили. Эльф вообще не понимал, в чем проблема – да и куда ему! Он и в Пустошах-то не был, только по краю иногда ездил. Ничего, теперь побывает. Посмотрит, что такое орки.
Если бы Орр-Вооз мог предположить, насколько он окажется прав! Его мысли оказались буквально пророческими.
Солнце стояло в зените. Палило нещадно. Орк был привычен к жаре, но и ему казалось, что все вокруг плывет. Бедный эльф, родившийся в лесах, едва не терял сознание, держась на лошади из последних сил. Орр обещал, что через пару часов они достигнут деревни, где останутся до ночи. Аарон неплохо владел оружием, был ловок и стрелял отменно, и оттого мнил себя воином. А воины, как известно, не ноют и не падают в обморок от жары.
Очнулся Аарон в какой-то яме, глубокой и грязной. Сверху яма была прикрыта металлической ржавой решеткой. Из этого можно было сделать два вывода. Во-первых, орки, оказывается, все же добывают металл и немного владеют кузнечным делом. А во-вторых, он в плену. В плену у орков Аарон не бывал ни разу за свою длинную жизнь. В эльфийской тюрьме был, в человеческих казематах тоже, а вот у орков – еще не приходилось. Кто следующие? Гномы? Гарры?
Он потрогал затылок – волосы были заскорузлые от крови, но рана уже затянулась. Сколько же он был без сознания? Хотелось пить и есть, но пить все же больше. И помыться – он чувствовал, что от него воняет, как от коня. Орки явно не ждали, что он помрет – иначе бы решеткой не закрывали, а значит, его все же должны кормить.
Все, что он мог – молча устроится поудобнее (как будто в холодной грязной яме это возможно) и попытаться дремать. Сон – это роскошь, от которой не было смысла отказываться. Однако пересохшее горло изрядно портило настроение, и дремота была больше похожа на болезненное забытье. Наступал вечер. Небо, расчерченное решеткой в неровную клетку, начало темнеть. Похоже, про него забыли. Может быть, это всё же яма для трупов? А решетка для того, чтобы их не сожрали раньше времени? Едят ли орки себе подобных? Аарон не знал, но предполагал, что все возможно. Он поднялся на ноги и попытался допрыгнуть до решетки, но ожидаемо не смог. Это ж надо какие умельцы – такую глубокую яму выкопать! Даже не выкопать, а выдолбить – стены ямы были прочные и как-то сделать в них выемку не выходило.
Ночь он провел, дрожа от холода. Хорошо, что эльфы живучие. Человек бы уже заработал воспаление легких. На рассвете две поганые черные рожи заглянули к нему через решетку, а потом сняли ее и сбросили в яму еще одно тело.
— Эй, принесите воды, – крикнул им Аарон, уворачиваясь от своего нового соседа.
— Попостись, ушастый, тебе полезно, – гыгыкнул один из орков.
— Да и вам не помешает, – буркнул Аарон, переворачивая сброшенный куль.
Он, наконец, разглядел, кто это – и его затошнило. Орр-Вооз был избит до состояния куска мяса. Но дышал, слава Всевышнему, дышал, хотя в груди у него хрипело и булькало. Аарон усадил вождя к стенке, приподнял ему голову. Тот поглядел на него из-под распухших век неожиданно острым, осознанным взглядом.
— Ара, а зубы приживить обратно можно? – еле слышно проскрипел орк. – Жалко же.
Он с трудом разжал ладонь, показывая два великолепно здоровых верхних зуба: клык и резец.
— Можно, – сказал Аарон сухо. Он, понимая, что Орр-Вооз точно будет жить, немного успокоился. – Давай.
Эльф заставил приятеля открыть рот, заглянул туда, поморщился – и уверенно вставил зубы в десну. Где-то он читал, что они должны прижиться; впрочем, на орках заживает как на собаках. Приживутся обратно – хорошо. Нет – ну нет, так нет. Потом вставят металлические или из кости. Эльфы живут долго, и зубы волей-неволей им приходится лечить.
— Слушай, а у вас новые не вырастают, что ли? – полюбопытствовал Аарон, ощупывая Орра. – У эльфов вырастают. Правда, медленно очень. Лет через пятьдесят после удаления, а то и больше.
Орк только промычал что-то, закатил глаза и потерял, наконец, сознание. Это было на руку эльфу. Он вправил кость на сломанной руке, туго перемотав ее обрывками своей рубашки и перевязал ребра. Тщательный осмотр показал, что все здесь было не настолько плохо, как показалось ему с перепугу. Крови было много: сломанный нос, разбитые губы, рассеченный висок. Опаснее всего была именно рана на виске, но раз Орр-Вооз пришел в себя, за его жизнь можно не волноваться.
Его даже не обыскали. На поясе по-прежнему висела фляга с той самой водой от дуба, и теперь Аарону и в голову не пришло брезговать. Он осушил ее в несколько жадных глотков, а последние капли вылил на кусок тряпки, оставшейся от его рубашки, и осторожно протер лицо Орр-Вооза, немного убирая следы крови. Иголка и нитка всегда была в небольшом кармашке пояса, поэтом Аарон смог зашить рану на виске и несколько порезов на теле Орра. Потом он молился, долго, вдохновленно: орка он считал своим другом, и поэтому молитва выплескивалась из него сама, без какого-то участия разума. Молиться за близких всегда было легко.
Его разговор с Богом прервал мешок, упавший сверху: там была вода и два куска мяса. Справедливо рассудив, что орку жевать будет крайне сложно, эльф съел оба. И плевать, что он понятия не имел, чья это плоть.
Орру было намного лучше. Раны затягивались на глазах, жара не было, хрипы и присвист в груди исчезли. Он всё еще не приходил в себя, но это было вполне объяснимо, и Аарон не стал волноваться. К тому же вдвоем было значительно теплее. Он плотно прижался к большому теплому орку и мирно заснул.
— Да я везунчик, – пробормотал Орр-Вооз, очнувшись. – Не зря длинноухого с собой привез! Теплый он, зараза, почти горячий!
Зубы у него стучали от холода. Тело ломило. Но в целом состояние было настолько хорошее, насколько вообще было возможно в этих условиях, и за это явно стоило благодарить эльфа. Орр дотронулся до виска, с удивлением обнаруживая зашитую и практически зарубцевавшуюся рану. Силен ушастый! Потом орк залез пальцами в рот, трогая зубы, и с удовлетворением понял, что зубы, кажется, держатся. Вопрос в том, надолго ли? Живым его не оставят, это точно.
— Ара, эй, Ара! – толкнул он спящего товарища. – Пора валить.
Эльф проснулся мгновенно, словно и не спал. Открыл ясные зеленые глаза, посмотрел наверх и кивнул.
— Подсади, – скомандовал он орку.
Тот послушно сложил ладони, позволяя эльфу встать на них, как на ступеньку, и даже не поморщился, когда Аарон забрался ему на плечи. Эльф всегда был тощ до безобразия и хрупок в кости. Весит, как ребенок.
Аарон попытался сдвинуть решетку, но ему это не удалось. Он не мог знать, что она прижата к земле крупными валунами.
— Не хватает сил, – коротко констатировал он, спрыгивая. – Давай ты попробуй.
— Эльф, эй, эльф, – раздался мелодичный женский голос из темноты. – Ты живой?
— Условно, – тихо проскрипел Аарон.
— Слава Всевышнему!
Это восклицание было настолько нехарактерно для орков, что Аарон вздрогнул всем телом и приник к прутьям решетки, пытаясь рассмотреть свою собеседницу. Удивительно, но это была эльфийка: белые волосы, прикрытые полосатым платком, огромные голубые глаза, точеное личико. Одета она была по-орочьему: в широкое платье из тонкого грязно-белого полотна, подпоясанное цветным кушаком.
— Ты кто? – изумленно выдохнул он. – Я брежу?
— Нет. Я Номи.
— Синицы? – Аарон до рези в глазах всматривался в загорелое девичье лицо.
— Да, Синицы. Ты давно голодаешь? Я принесла бульон. Извини, с овощами здесь туго.
— Бульон куда лучше сырого мяса, – прошептал эльф, у которого рот мгновенно наполнился слюной. – Номи! А можно мне еще влажную тряпку?
— Сегодня не рискну, – еле слышно ответила девушка. – Завтра. Вот, пей.
Она просунула сквозь решетку грубую глиняную чашу. Аарону казалось, что вкуснее этого теплого бульона он не пил ничего в жизни.
— Спасибо, – вернул он ей посудину. – Я Аарон из Трилистников, – и на всякий случай добавил. – Целитель.
— Я поняла, – кивнула прекрасная дева. – Завтра приду. Есть тебе можно, или лучше бульон?
— Можно понемногу.
Дева исчезла, а Аарон еще долго вглядывался в темноту, не зная, можно ли верить своим глазам, и только непривычная теплая сытость доказывала, что это был не мираж.
Весь день он проспал – было тепло, солнце не палило, а ночью она явилась вновь с кувшином воды и лепешками, которые он проглотил, даже не жуя.
— Номи, – позвал он, когда она уже собиралась ускользнуть. – Можно мне… до тебя дотронуться? Я все еще не верю, что ты настоящая.
Она решительно протянула тонкую белую руку через прутья клетки, и он сплел свои пальцы с ее. Его словно обожгло это невинное прикосновение, но он всё равно не хотел выпускать ее ладонь, пока она не потянула ее. Отпустил. Улыбнулся слабо.
— Спасительница моя…
Она закусила губу, немного побледнела и растворилась в ночи, а Аарон еще долго не мог успокоить бешено колотящееся сердце.
Утро вдруг началось с суматохи. Где-то кричали, причитали речитативом женские голоса. Эльф прислушался, но ничего не понял – говорили они явно на каком-то своем наречии. Но фигуру огромного орка, появившегося рядом с клеткой, не оценить не мог – такие гиганты встречаются нечасто. Судя по умным глазам и татуировке на лице – вождь этого поселения.
— Мне сказали, ты целитель? – сразу спросил орк. – Это правда?
— Да, – Аарон попытался выпрямиться, но уперся в потолок клетки.
— Моего сына укусила змея. Сможешь помочь?
— Давно? Это потому кричат? Я хочу взглянуть.
Орк кивнул, ухватился за прутья решетки и дернул на себя. Клетка рассыпалась, словно была не из палок толщиной в два пальца, а из соломы. Орк кинул в него длинную полотняную рубашку и веревку – подпоясаться. Эльф оценил.
— Веди, – скомандовал он, натягивая чистую одежду и мгновенно преображаясь. Аарон привык, что его все слушаются, как целителя, и сам не замечая, заговорил властно и решительно.
Орк привел его к толпе женщин, которые расступились, позволяя эльфу увидеть щекастого черного мальчишку. На вид ему было не больше пяти-шести лет; впрочем, так уж вышло, что Аарон куда лучше разбирался в человеческом возрасте, чем в эльфийском и уж, тем более, орочьем. Малыш верещал не хуже женщин вокруг, что было, по мнению целителя, неплохим признаком. Эльф опустился на колени и внимательно осмотрел две отметины от укуса и белое пятно вокруг них.
— Нож, огонь, чистую воду, – скомандовал он. – И ремень. Кто видел змею?
— Полосатая гадюка, – ответил из толпы уже знакомый мелодичный голос, от которого у Аарона по спине вдруг побежали мурашки. – Очень ядовитая, но сейчас не сезон.
— Хорошо, – кивнул эльф. – Эх, были бы мои травы при мне! А сейчас придется действовать жестко. Вождь! Держи ребенка, не давай ему шевелиться. Только не придуши ненароком. Спиртное есть?
Орк кивнул, беря мальчишку в свои большие руки и прижимая к груди. Тот даже немного успокоился. Аарону подали нож и миску с водой. Принесли глиняную жаровню с углями. Сунули в руки бутыль в оплетке, из которой буквально разило крепким алкоголем.
— Дайте ребенку выпить. Это притупит боль, – отрывисто сказал эльф. – Только не много, полчашки.
Мальчишка мотал головой, но отец зажал ему нос и ловко влил пойло в рот. От неожиданности ребенок глотнул и заорал с новой силой.
— Благослови, Господи, – прошептал целитель, уже прокаливший нож на огне, щедро плеснул на ножку ребенка из той же бутылки и быстрым движением полоснул кожу малыша. Как он и опасался, кровь уже не текла, даже при нажатии появились лишь густые черные капли.
— Молись, вождь, чтобы не пришлось отрезать ногу, – выдохнул Аарон, приникая ртом к ране и отсасывая зараженную кровь.
Молитва хороша, когда счет времени не идет на минуты или даже секунды. В экстренных случаях помогают старые добрые хирургические методы. Аарон отсасывал и сплевывал кровь до тех пор, пока она не перестала горечью разъедать его губы.
— Эй ты, эльфийка, – позвал он. – Попробуй, горькая?
Он протянул Номи перепачканные в крови пальцы, и она, не колеблясь, коснулась их языком.
— Нет. На вкус как кровь, – коротко ответила она, пристально смотря в глаза целителю.
— Зашить сможешь? У меня руки дрожат и в глазах темно, – он тяжело дышал и тер виски, понимая, что яд все же проник и в его организм, не мог не проникнуть. Еще мгновение – и он упадет без чувств.
— Смогу, – решительно ответила девушка. – Иголки нет.
Аарон трясущимися руками вынул драгоценную иглу и шелковую нить из кармана на поясе – он все же сберег ее, несмотря на все неприятности, случившиеся с ним, протянул Номи… и стало темно.
Очнулся он от того, что его лица нежно касалась влажная ткань. Приоткрыл один глаз.
— Так, что у нас тут? – весело спрашивал лекарь, разматывая ногу орченка. – А у нас тут все отлично! Некроз небольшой, могло быть гораздо хуже. Вождь, мне нужен острый нож, жаровня и ваше чудесное пойло. Будем резать.
Мальчишка заверещал, но Аарон, пристально глядя ему в глаза, спросил:
— Ты – сын вождя? Мужчина? Так чего орешь, как эльфийка, наступившая на скорпиона? Или хочешь лишиться ноги? Нет? Тогда терпи.
Как ни странно, это сработало, и мальчик, серый от страха и боли, молчал и только хлопал глазами, пока эльф вскрывал рану и выдавливал из нее гной.
— Сейчас бы хоть что-то из трав, – тоскливо вздыхал он. – Я бы компресс наложил. А так – на всё воля Всевышнего.
Зашивать в этот раз не стал, просто наложил тугую повязку. Велел больше сидеть.
— Меня зовут Га-Кхан, – сказал Аарону вождь. – И я твой должник. Отпустить тебя не могу, нельзя. Но награду можешь просить любую.
— Женщину отдашь? – мгновенно спросил Аарон.
— Ноэминь? – понимающе ухмыльнулся Кхан. – Не могу. Она свободная.
— Свободная? – вытаращил глаза эльф. – Как так?
— Ну не свободная. Рабыня. Но мужчину я ей разрешил выбрать самой.
— Как так вышло?
— Она среди людей жила, с мужем, – охотно пояснил орк. – Когда деревню брали, сражалась как лев. Мужа убили. Ее Уго хотел себе в жены взять, она ему ночью горло перегрызла. Совсем перегрызла, Уго больше нет. Тогда я сказал: она воин, а к воинам нужно относиться с уважением.
— А если она согласится?
— Если согласится – забирай. Но она все равно моей рабыней останется. Не отпущу без выкупа.
— Какой выкуп?
— Пока не знаю.
Аарон коротко кивнул и отправился на поиски Ноэминь. Красивое у нее имя, оказывается. Конечно, надо бы с этим вождем поговорить насчет ситуации в Пустошах в целом. Узнать, что с Орр-Воозом. Но пока рано, доверия эльфу здесь нет. Сначала надо стать своим… И прогуляться до реки, поискать хоть какие-то травы.
Номи что-то шила, сидя на плоском камне возле самого большого глиняного дома. Длинные белые волосы были заплетены в косу. Аарон сел рядом с ней – так близко, что чувствовал запах ее кожи, но не касался ее.
— Ноэминь, а откуда взялась полосатая гадюка? – внезапно спросил он. – Здесь река близко, а они в песчанниках живут. К тому же у них сейчас кладки.
— Да, кладки, – совершенно спокойно кивнула эльфийка. – Я знаю, где их найти.
— Мальчика не жалко?
— Нет. Ты хороший целитель. Ты не мог его не спасти.
— А если бы не спас?
— Одним орком больше, одним меньше, – равнодушно ответила Номи и вдруг уронила голову на скрещенные руки. – Если бы ты знал, как я хочу домой!
Аарон осторожно привлек ее к себе, обнимая за плечи. В голову лезли глупые мысли о том, что он таким образом не прикасался к женщине много лет, но он все же был не простым эльфом, а священником, поэтому загнал эти мысли поглубже в грудь и погладил дрожащую женщину по волосам.
— Как ты вообще здесь оказалась? – тихо спросил он.
— Мой первый муж умер… разбился, сорвавшись со скалы, – шепотом сказала Номи. – Я долго горевала. А потом влюбилась в человека. Родители пригрозили, что отлучат меня от клана, но я их не слушала. Я ушла со своим мужчиной и вышла за него замуж по людским обычаям. Детей у нас быть не могло… жаль. Мы прожили вместе много счастливых лет. А потом в нашу деревню пришли орки. Они убили всех мужчин, а женщин поделили. Я досталась одному… Он хотел сделать меня своей наложницей, я сопротивлялась… В общем, Кхан, к моему искреннему удивлению, приказал меня не трогать. Я почти одна из них.
— И где твой дом, странница?
— Земли эльфов, конечно! Как я хочу увидеть снова зеленые леса, ажурные дворцы, свои горы… Аарон, ты первый эльф, встреченный мной за последние пятьдесят лет! Я так тебя люблю… как сородича, разумеется.
— Женой моей будешь? – буднично поинтересовался Аарон. – Как свою жену, я имею право тебя выкупить. Я обязательно сбегу… Но чужую женщину увести мне не позволят. А так… жену забрал.
Ноэминь отстранилась и внимательно на него посмотрела совершенно сухими глазами.
— Только ради того, чтобы помочь мне уехать?
— Брак по обычаям орков. Дома нам никто не ничего не скажет. Будешь жить, как жила.
Номи смотрела на него как-то странно, но Аарон был невозмутим. Он, действительно, не собирался требовать с нее ничего. Она будет ему как сестра... хотя придется лишний раз взять пост, потому что как женщина она его привлекала.
Эльф давно забыл о том, что он мужчина. Не мужчина он вовсе, а священник, это совсем другое. Паладин. Рыцарь. Плотские желания его не волновали едва ли не сотню лет. Когда-то он любил свою невесту, желал ее поцелуев и объятий, но она умерла. Потом он разучился кого-то желать. Пожалуй, ему немного нравилась Галла, но она была ему совсем не пара, и она быстро стала лишь другом. Аарон знал, что эльф, находясь на грани физической смерти, может потом испытывать странные порывы; именно так он объяснял себе влечение к Номи. Организму требуется почувствовать жизнь, продолжить едва не погасший род. Это лишь инстинкты, которые к истинным чувствам не имеют никакого отношения. В себе и своей стойкости он был уверен, и поэтому смотрел в глаза эльфийки совершенно спокойно.
Она чуть скривила совершенные губы – Аарон впился ногтями в ладони, сжимая руки в кулаки – и кивнула.
— Это хороший план. Я согласна. Мне ведь можно будет с тобой спать?
Зрачки у Аарона расширились. Он смотрел на женщину почти испуганно.
— Ночевать, Аарон, – мягко исправилась она. – Я сплю в доме Га-Кхана. И каждую ночь слушаю эту возню… У орков всё просто.
— Жаль, а я уж подумал, – выпалил Аарон с улыбкой. – Но у меня нет своего дома. Боюсь, мы будем спать в доме Кхана вместе. И завидовать оркам вместе.
Ноэминь вдруг вся покраснела и даже рот приоткрыла от удивления. Все же подобные шутки среди эльфов не были в чести. Эльфы – утонченные создания, которые никогда не говорят о низменных инстинктах. Она несколько лет жила среди орков, но никогда их похабные намеки и откровенные домогательства не смущали ее так, как слова целителя. Она не знала, куда деть глаза, схватила свое шитье и ойкнула, уколовшись об иглу.
Номи молчала, прижимаясь к его плечу. Эльф даже представить себе не мог, о чем она думает. Поймал себя на том, что довольно насвистывает какой-то мотивчик, замер.
— Ты это слышишь? – шепотом спросил он женщину.
— Что?
Аарона вдруг затрясло. Он прижал ее к себе изо всех сил, уткнулся носом в ее волосы и вполголоса запел песню, которая просто рвалась из него.
Обряд, твою мать, обряд! Оно не должно было сработать! Здесь и места силы нет. Хотя когда ему нужно было место силы? Он сам – проводник Его энергии.
Песня Жизни знакома каждому эльфу, она у них в крови. Но у Аарона никогда не было, что песня исходила из него сама по себе, независимо от разума. Он не хотел, нет! То есть, хотел, конечно… но не планировал. Ноэминь тихо подпевала ему. Ее плечи дрожали. Она оторвалась от его груди, потянула за длинные светлые волосы, небрежно заплетенные в мелкие косички, и поцеловала. Не жена, значит? Но обряд проведен, песня Жизни спета, а теперь они целовались так жадно, словно пытались выпить друг друга, задыхаясь и вздрагивая.
Аарон подхватил свою женщину на руки и почти бегом понес ее в дом. Плотское желание охватило его с такой силой, что он ничего больше не соображал. Номи не отставала, стаскивая с его плеч одежду и буквально утягивая на пахнущие травами одеяла в углу.
Господи, чудны дела Твои! Неужели это всё – и рабство, и яма, и клетка – только для того, чтобы соединить двух Твоих детей? Аарон привык в жизни полагаться на знаки. Но здесь был даже не знак. Было чувство, что огромная рука взяла его за шиворот и тыкнула носом, словно котенка, в предназначенную ему женщину. В любом случае, изменить уже ничего было нельзя. На его груди лежала его жена. Не убежишь (впрочем, он и не собирался) – то, что они делали сейчас, допустимо только между супругами. На душе у Аарона было неспокойно, он очень хотел сейчас вскочить, убежать в пустыню и прокричать в небо что-то вроде «Что вообще происходит?», но Ноэминь спала, доверчиво прижимаясь к нему, опутав его белыми волосами, словно сетью, и руки ее жгли, как огненное клеймо.
— Я ведь ее не люблю, как женщину – не люблю, – билось в его висках. – Я вообще любить разучился.
— Любовь – это навык, – отвечал голос внутри него. – Ее можно взрастить, словно цветок.
— Я совсем ее не знаю!
— Ты знаешь достаточно, чтобы захотеть ее спасти.
— Но жена…
— А почему, собственно, нет? Что тебя смущает?
Смущает? Или возмущает? Или вносит смятение в мысли и будоражит кровь? Быть женатым – это определенно не то, в чем у Аарона есть опыт. Желать собственную жену – это греховно? А сердится на нее за то, что она оказалась такой нежной и страстной? А ревновать ее к тем, кто прикасался к ее телу до него? Он все еще порывался убежать на свидание с Всевышним, потому что молитва рядом с ней не получалась, постоянно сбиваясь в комок злости, вожделения и какого-то щенячьего восторга, но Номи закинула на его ногу свою белую коленку, и он сдался, позволив себе ускользнуть из этой реальности в мир снов.
За окном (точнее, за стенами хижины) была поздняя ночь, а к нему в дверь колотили так, что шатало всю хижину. Аарон с ворчанием отпихнул от себя нежное женское тело, поднялся и рывком распахнул дверь, совершенно забывая, что он обнажен.
— Чего надо? – рявкнул он в лицо орку.
— Зуб… болит…
— А днем ты где был? – целитель сердито смотрел на несчастного, который держался за щеку.
— Днем не болел.
— Погоди, оденусь.
Он захлопнул дверь перед носом нежданного пациента и хмурясь, натянул свою единственную одежду.
— Тебе помочь? – приподнялась Номи.
— Не думаю. Я только посмотрю. Что я сейчас могу сделать без инструментов и трав? Спи.
Она послушно легла, а Аарон повел орка к костру, где заставил его широко раскрыть рот.
— Ну что, удаляем, – спокойно констатировал он. – Завтра я соображу, как сделать инструменты, и выдерну. Лечить там бесполезно. А теперь извини, я спать. У меня жена.
— А удалять обязательно? – жалобно спросил огромный мужчина. – Может, пройдет?
— У тебя вчера прошло, – холодно ответил Аарон. – Ну, вообще, может и пройдет. Зуб сам сгниет, такое бывает. А может и сепсис начаться, потом заражение крови… Придется резать. Как хочешь, конечно. Завтра решишь.
Аарон широко зевнул и огляделся. Он так хотел убежать от всех в пустыню – а теперь вдруг хотел обратно к жене. Никакой логики, да. Подумал – и вернулся в дом.
***
Кузнец у орков оказался никудышным, и целителю пришлось самому встать за наковальню. Счастье еще, что инструмента было достаточно – награбленного, разумеется. И слиток серебра ему вождь после жаркого спора выдал. Когда твоя жизнь бесконечно долгая, можно овладеть не одной профессией. Аарону двести семьдесят лет. Ковать он научился, когда понял, что проще сделать самому, чем объяснять неграмотным кузнецам, что он хочет получить на выходе. В утерянном коробе, разумеется, инструменты были самого высшего качества, сделанные гномьими мастерами по его чертежам, но его за долгую жизнь столько раз грабили, что он и сам выучился делать даже и сложные изделия.
К вечеру у него был ланцет, крюк и щипцы. А у реки нашлись розовый пузырник и рдянка. Номи, как и все эльфийки, прекрасно чувствовала травы, целитель попросил ее набрать листьев, соцветий и корешков. Он теперь сможет сделать компресс и противовоспалительный отвар.
Вообще Бог чудно сотворил этот мир. Каждое растение обладало каким-то полезным свойством. Листья пузырника останавливали кровь, а соцветия снимали воспаление в горле. Рдянка помогала при кашле. Корень змеевика выводит яды из организма. Даже простая трава, которой кормили скот, при должной обработке превращалась в компресс. Аарон непременно займется пополнением своих запасов, жаль, что приличную химическую лабораторию здесь не организовать, и склянок стеклянных не достать. И еще хотелось бы получить чистый спирт, но перегонный аппарат нужно еще сконструировать. Он не очень помнил, как это делается.
Ахиор с любопытством и какой-то странной грустью разглядывал своих спутниц.
— Знаете, когда я пытался найти путь домой, я как-то не думал даже, что могу оказаться дедом. Про детей думал... надеялся, что с Иахиль у нас будут еще дети... но внуки – это что-то запредельное. А теперь у меня сразу трое.
— Технически только две, – деловито уточнила Ева – эльф уже научился их различать. Ева была куда более болтлива.
— Соломея – воспитанница Галлы, значит, тоже внучка, – не согласился с ней Ахиор. – Так что я многодетный дед.
— Многовнучный, – снова поправила его Ева.
— Нет такого слова, – подала голос Ана.
— А вот и есть!
— А вот и нет!
Соломея закатила глаза раздражённо. Как сороки, честное слово! Как обычно, сестры начали спорить и ругаться, припоминая друг другу былые промахи. Они жить друг без друга не могли, но и мирно жить не умели, заслушавшись, Соломея едва заметила, что они свернули с основного тракта почти сразу же, даже не сделав попытки нагнать ползущие где-то вдали телеги.
У Ахиора интересные представления о путешествиях: он предпочитет ехать прямиком через лес, не слушая возражений Соломеи.
— Ты обещал двигаться с караваном! – укоряет она.
— Глупости! – заявляет Ахиор. – Зачем нам все эти телеги, купцы и охранники?
— Для безопасности!
— Деточка, запомни раз и навсегда – лес для эльфа куда безопаснее, чем многолюдный тракт. Люди завистливы и злы. К тому же они думают, что эльфы возят в своих карманах золотые запасы своего народа.
— Ты не был здесь шестьдесят лет, – сердито возражает Соломея. – Пока ты шлялся по мирам, сменилось несколько поколений. Между эльфами и людьми нет напряженных отношений.
— Господи, ну что ты хочешь услышать? Я шестьдесят лет жил среди людей! Я устал от них! Хорошо, я готов признать, что здесь не Россия и не Руан, что все тут по-другому. Но люди везде одинаковые. К тому же лесами гораздо быстрее.
— Ты что, боишься?
— Да не боюсь я! Просто... не хочу городов и гостиниц. Хочу спать под чистым небом и пить воду из ручья.
— А я хочу городов и гостиниц! – упрямится Соль. – Хочу горячую ванну и мягкую постель. К тому же ты обещал Галатее!
— Будет как я сказал, – неожиданно сурово отрезает эльф. – Мы едем через лес.
Он извлёк из сумки карту, очевидно выпрошенную у Князя Времени, и ткнул в пару точек:
— Ванна и постель будет тут и тут. В Белогорье я загляну к знакомому сапожнику, а в Караде такие бани... интересно, что-то изменилось?
Соломея фыркнула возмущённо, но спорить не решилась: дед всё же. Тем более, что пес явно был с эльфом согласен, уже убежав в сторону леса. Ана и Ева и вовсе приняли новость с восторгом. Соломея осталась в меньшинстве.
Когда они остановились на привал возле звенящего ручья, посреди зелёной травы, где в кустах пели птицы, она признала, что так гораздо лучше, чем в шумном лагере. Можно и без ванны пережить, тем более, вода в ручье тёплая, а в небольшой запруде можно искупаться.
Ахиор наловил и запек рыбы, девочки набрали на опушке леса душистой земляники. И в самом деле, лес для эльфа – дом родной. Дикий зверь его не тронет, а пропитание всегда найти можно.
А как сладко спится под открытым небом, наполненным звёздами! И не холодно вовсе, особенно, если прижаться к лохматому песьему боку.
***
Лицо у Орр-Вооза серое, разбитые губы распухли, глаза едва открываются. Он лежит на какой-то гнилой тряпке, освещаемый лишь нервным пламенем очага.
— Соль, – шепчет он, ища ее глазами. – Любимая...
Соломея падает рядом с ним на колени, хватает его большую руку с окровавленными костяшками пальцев и прижимает к губам, рыдая.
— Ты пришла...
— Орр, я люблю тебя, – шепчет девушка, всхлипывая. – Не умирай. Я так тебя люблю!
— Соль... единственная моя... теперь и уйти не страшно.
Соломея открывает глаза, все еще чувствуя на губах металлический привкус крови. Сон был так ярок, что она шепчет "Люблю", даже глядя на переплетение зелёной листвы над головой. Что это было? Просто ли сон, или знак? Соломея никогда не видела вещих снов, но мама рассказывала, что среди эльфов их рода нередки пророки.
Глупости, конечно. Галла всегда говорила, что сны – это всего лишь результат работы подсознания. Мозг выдаёт то, что в него поступало в течение дня, перерабатывает информацию и выдаёт какой-то сон. Соломея просто слишком расстроена тем, что Орр-Вооз ее кинул. И встревожена его словами про Пустоши. И вовсе она его не любит. Она вообще никого не любит.
Ее не научили любить.
Мать у нее была хорошей. Она заботилась о Соломее, только характер у нее был тяжёлый. Наверное, когда-то в детстве она ее обнимала и ласкала, но Соль запомнила не это. Аврора была, кажется, уже не эльфийкой. Она жёсткая и суровая. Не было в ней ни малейшей слабости. Аврора была женщиной-воином. Самое забавное, что папа был не воин вовсе, он даже меч держал криво. Стрелял из арбалета, правда, неплохо. Но в драки никогда не лез, в отличие от жены, которая могла обидчику запросто нос сломать.
Соломею мать тоже особо не щадила. "Тебе с орками жить, – говорила она. – Забудь про слабости, иначе тебя сожрут. И не думай, что тебе там работать не придётся. Ты должна уметь сама себя прокормить, если сбежать придётся". Соль умела делать всё: стирать, шить, вязать, готовить. Могла поставить ловушку на зайца. Могла подстрелить птицу. Знала, какие растения съедобны, какие лечебные, а из каких можно сделать яд. Умела ловить рыбу и драться коротким мечом. Знала древнеэльфийский и пару орочьих наречий. По уговору, половину года она жила с родителями, а половину – в Цитадели или у Орр-Вооза, и срок, проведённый с матерью, давался ей очень тяжело. Несколько лет назад она отказалась возвращаться домой, в Багряную чащу, и осталась с Галатеей, которая все еще считалась ее опекуном. Так было гораздо легче. Теперь же она ехала домой – и ей было страшно и стыдно смотреть в глаза матери.