Цвет ночи. Обжигающий неон

Глава 1

Остаток ночи и день Эрика провела в «Александрии».

Дважды брошенное ради общества Зейна дело сейчас хорошо отвлекало и помогало не думать.

Она закончила всё, что хотела, быстрее, чем планировала, и, заперев дверь изнутри, погрузилась в поверхностный, беспокойный, больше похожий на дремоту сон прямо на узком диване в кабинете.

Спать и даже просто лежать здесь было неудобно, но Эрика вертелась в попытке устроиться просто из принципа.

Вернуться домой было невозможно, снимать номер – унизительно.

Она старалась не вспоминать, не прокручивать в голове, не воображать и не анализировать.

Могло ли всё пойти по-другому?

Возможно, да.

Если бы она не расслабилась так непозволительно.

Если бы Зейн не отдавался ей так отчаянно, самозабвенно и голодно. Если бы не сказал хотя бы половины того, что в конечном итоге было озвучено.

«Я прошу у тебя прощения за это».

Почти ненавидя себя за неспособность выбраться из этой трясины, Эрика придушенно рычала в предрассветную мглу и пыталась понять, в какой момент и каким образом с размаху угодила в такую грязь.

Перебирая отдельные слова и целые фразы, взгляды, движения, контексты и двойные смыслы, она злилась на Зейна, на себя, и снова на Зейна, и делать это можно было по кругу до бесконечности.

Ещё можно было так же до бесконечности убеждать себя в том, что ничего не случилось. Назвать прошедшей вечер дурацкой случайностью, неприлично затянувшейся шуткой, начавшейся с обоюдной попытки поймать на слабости.

Или можно было признать собственную вину. Не малодушие даже, не неспособность сопротивляться искушению, не желание отыграться за прошлое, а полновесную вину в том, что допустила всё это. Заигралась так, что не сумела вовремя ни остановить, ни остановиться.

В отличие от нее, Зейн не играл. Ставил эксперименты над ней и над собой, быть может. Вопреки жгучей отравляющей злости, не желавшей ослабевать, Эрика была почти восхищена, – подвергнуть себя риску ради… Чего?

Чтобы узнать, согласится ли она? Дойдёт ли до конца?

Прощупать пределы допустимого, проверить, будет ли им так же хорошо, как прежде?

Беда состояла в том, что было.

Под веками отпечаталась, проступила уродливым, как клеймо на теле Дэна, рисунком картина того, как он гладил её ноги не в поисках опоры, но выражая доверие.

Целое столетие минуло с тех пор, как она без малейшего сомнения и оглядки позволяла ему делать с собой что угодно, пребывая в уверенности, что вреда ей не причинят.

Попытка преодолеть тлеющий конфликт и взаимную неловкость вылилась в собственную безобразную истерику и бессмысленные же жестокие упрёки, ответ на которые оказался… достойным.

В присутствии Дэна, как ни крути, было во всех смыслах проще. Оно вынуждало сдерживаться, отказываясь от желания вцепиться друг другу в глотки и резать по живому.

Засыпая окончательно, Эрика надеялась, что вечером станет лучше.

Не стало.

Она могла найти себе миллион дел и оправданий. Могла плюнуть на них все и просто вытащить Кэт покататься.

Вместо этого она, стоя в тени от вывески магазина, дождалась, чтобы Зейн вышел из дома. Хмурый, сосредоточенный, настроенный исключительно на дело.

Пока лифт отсчитывал этажи, Эрика позволила себе с мстительным злорадством надеяться, что вчера ему было так же плохо, как ей после сумасбродства в том переулке.

Вместе с этажами кончилось и время на это паскудное торжество.

Дверь в квартиру оказалась прикрыта, но не заперта, – по непростительной для обоих беспечности кто-то из них забыл надавить на ручку до щелчка замка.

Эрика вошла, не утруждая себя звонком.

Дэн возился в кухне, то ли что-то мыл, потому что надо было, то ли искал, чем занять руки.

За шумом воды он не должен был услышать ни хлопка двери, ни шагов вампира.

Но услышал.

Он не глядя выключил воду, и не меньше минуты смотрел вопросительно, почти испуганно, прежде чем шагнуть навстречу, так и не поздоровавшись.

От него веяло парализующим разум коктейлем чувств: страх, смятение, предвкушение, стыда и радость.

Эрика привычно поймала его подбородок пальцами, уже не сомневаясь, что ее ждали.

Дэн походил на сжатую пружину, и читать его было так просто, как не бывает с хорошо тренированным охотниками. Как же ему сейчас хотелось спрятать глаза и десятки так и не допущенных до ума вопросов.

И всё же он делал над собой усилие и смотрел. Абсурдная храбрость…

Она целовала его первой, – медленно, никуда не торопясь, постепенно углубляя поцелуй, делая его более настойчивым и собственническим.

Пацан поплыл быстрее, чем можно было мечтать. Сначала зашелся пульс, потом в голове появилась приятная шальная лёгкость.

Эрика загнала подальше откровенно ублюдочную идею затащить его в спальню Зейна, в его постель. Дэн впервые столь недвусмысленно, хотя и робко, тянулся к ней, что гораздо существеннее оказалась мысль о том, что ему можно и нужно предложить чуть больше.

Глава 2

Его спальня оказалась тоже вполне подходящей. Необжитой, как номер в отеле, но достаточно удобной и с большой кроватью, в наличии которой под спиной Дэн даже не удостоверился, – настолько поверил, что как минимум здесь и сейчас ему не сделают ничего плохого.

От такой наивности хотелось то ли смеяться, то ли плакать.

Раздеть себя он тоже позволил без возражений, хотя и предсказуемо одеревенел на секунду, когда она потянула с него футболку.

Когда же дело дошло до самой Эрики и её платья, он даже попытался как-то в этом процессе поучаствовать, чем, конечно же, его только замедлил.

Она не препятствовала и по-прежнему не спешила. Терпеливо дождалась, пока он справится с пуговицами на груди и переведёт дыхание после.

Первая неизбежная реакция.

Первый слишком яркий, – почти извращённый, – опыт.

То ли от недоласканности, то ли по иным, каким-то своим собственным внутренним причинам, Дэн тянулся к ней, откликался мгновенно и пылко, и кусал губы, чтобы не издавать звуков, помимо этого сбитого тяжелого дыхания.

Не смея касаться слишком откровенно, он всё же скользнул по её коже губами, слишком нервно стиснул ткань, снимая чертово платье, но не закрывал глаза.

Не потому что боялся или контролировал, или не верил до конца в происходящее, а потому что хотел запомнить, и это будило темный жгучий азарт и злость.

Проводя губами по его животу, Эрика краем глаза следила за тем, как расширялись его зрачки, как он инстинктивно прикусил собственную ладонь, гася стон.

В сравнении со сдержанной страстью Зейна, для него происходящее походило на падение без страховки, на смертельный номер, который, с большой долей вероятности, ему не удастся пережить.

Она задержалась, покусывая и вылизывая кожу, заставляя отзываться сильной дрожью.

– Не надо…

Он попытался слабо, но запротестовать, когда она провела кончиком языка по члену.

– Почему?

Дэн моргнул растерянно и глупо, как будто вовсе не понимал, о чем его спрашивают.

– Зачем?..

В переводе на человеческий это означало: «Зачем тебе стараться для меня, если все и так будет как пожелаешь?”, и Эрика позволила инстинктам затопить разум.

Плавно дотянувшись до мальчишки так, чтобы нависнуть над ним, заглядывая в глаза, она коротко поцеловала под подбородком, в шею, а после грубо, не давая шансов на сопротивление, развернула лицом вниз.

Дэн изумленно выдохнул, но покорно оперся на локти, хотя и напрягся моментально. Даже затуманенным желанием умом он понимал, что что-то изменилось, пошло по совсем другой траектории, и давать ему поблажки больше никто не станет.

– Дернешься – убью, – Эрика предупредила горячим шепотом на ухо.

Так, чтобы точно дошло.

Дэн под ней вздрогнул, и, приняв это за достаточно четкий ответ, она прижалась губами к его плечу, широко и уверенно провела языком по шраму.

Он сначала не понял, а потом задрожал. Руки, на которые он пытался опираться, подогнулись.

Предлагая ей свою кровь и себя как способ сбросит напряжение, не давая ничего взамен, он ни на секунду не забывал, с кем имеет дело. Помнил о своём положении, и совсем немного, но опасался, понимая, что Эрика его не пожалеет.

И она не жалела.

Придавив не смевшего сопротивляться мальчишку к постели, исследовала, наконец, его спину языком и губами, прошлась по каждому узлу из кожи, каждому шраму, мельчайшей отметине.

– Не надо, пожалуйста… Хватит…

Едва ли сам осознавая, что просит, Дэн тихо скулил в подушку, пытался вцепиться в нее в поисках опоры, и Эрика развернула его так, чтобы пройтись кончиком языка по клейму, уродливой и искривленной волчьей пасти, выжженой на коже.

Она так увлеклась, что не заметила, как загнанное дыхание насмерть перепуганного собственной беспомощностью и яркостью ощущений пацана переросло в стоны. Короткие, мучительные, потерянные.

Он понятия не имел, что это может быть так хорошо, что искалеченная спина станет для него, – и еще для кого-то, – источником такого чистого и острого удовольствия.

Спина, которой он так отчаянно стеснялся, что почти перестал дышать, оставшись без одежды.

Эрика надавила ладонью ему на затылок, заставляя ткнуться лбом во влажную от пота и горячего дыхания простынь.

С силой провела ладонью вдоль позвоночника вниз, осторожно, не до крови, но задевая когтями.

Такими, каких у человека быть просто не может.

Теми, которые охотник никогда и ни с чем не перепутал бы.

Дэн так хотел боли, так старательно причинял ее самому себе, что не грех было воспользоваться ситуацией и дать ему желаемое.

Совсем немного, только для того, чтобы раздразнить, и тут же развернуть к себе лицом так неожиданно. Как сорвать маску, к которой он едва начал привыкать.

Он подавился воздухом, когда она удобнее устроилась на его бёдрах, и, не дав опомниться, опустилась сверху.

Хлопнул глазами, пытаясь как-то определить для себя это новое, ни на что не похожее ощущение.

И только потом снова начал дышать, – поверхностно, медленно.

Глаза у него были тёмные, совершенно шальные, и Эрика улыбнулась ему пространно, едва ли не ласково.

Вот теперь можно было немного притормозить. Рассмотреть, распробовать. Не посмеяться над ним, но даже против воли умилиться.

Он был настроен на неё всем своим существом, и каждое её действие, каждое желание, даже самое болезненное для него самого, было как откровение.

Не от наивности или глупости.

Потому что ему, черт бы его побрал совсем, было важно.

Эрика видела немало нелюдей, которым нравилось трахаться с волками.

И немало волков, смотревших в том числе и на неё вполне определённым образом.

Это было почти как тайное общество, – общий секрет заклятых врагов, о котором все знали, но не принято было трепаться.

Всего лишь нездоровый адреналин, неминуемое для любого охотника искажение психики.