Цветное стекло

РЕЛАКСАЦИЯ

Вода пахнет персидской сиренью. Белоснежная пена растет, пышно поднимается, заполняя собой изумрудно-зеленую ванну. Можно еще немного понежиться в теплой воде – пока не смолкнет музыка, струящаяся из колонок стереомагнитофона. Потом подняться, душем смыть с себя пену, завернуться в огромное махровое полотенце, а потом сменить его на невесомый шелковый халат. И, выйдя из ванной, босиком – по коврам, по коврам – пойти в спальню, где любимый человек уже ждет с чашечкой кофе, настоящего восхитительно пахнущего кофе.

А пока еще шумит вода…

Я открываю глаза. Релаксация заканчивается. Прямо на меня настороженно смотрит большой рыжий таракан. Он мгновенно реагирует – право слово, тараканы умнее дельфинов – и мчится к тому месту, где обои почернели и завились локонами. Его даже не удается прихлопнуть мыльницей, так он шустр. Даром, что беременный.

Нет, это был идиотизм – наклеить в ванной моющиеся обои. Пятьдесят рублей за рулон стоили еще когда… Красиво. Было. Один месяц. Потом размокло. Надо все-таки плитку. Почем она сейчас? И все-таки плитку надо. Пусть не в этом месяце. В этом, как планировала, полечу зубы. Зуб. Потому что если все, то потом их можно класть на полку.

Как хочется кофе… Стоп. Что я завтра варю на обед? Есть вчерашний борщ, но там осталось всем по половнику. Бывшему любимому человеку, ныне мужу, это как собаке муха. Значит, сейчас ставлю тесто, буду жарить пирожки с картошкой. Хорошо, что успела вымыться, замочу белье и пойду ставить тесто. Боже, только бы не отключили теплую воду!

Нет, все же был где-то пакетик кофе. Имею я право на пять минут присесть? Высохнуть. Заняться чистой работой. Подсчитать на бумажке, сколько и на что у меня уйдет на этой неделе. Хлеб-молоко, шило-мыло…

Нелькин звонок отвлекает от бухгалтерии, и от мысли о том, что из двухсот рублей не сделаешь необходимых двухсот пятидесяти. Нелька жалуется, что устала. Она работает в фирме. Зарплату опять задерживают. Нынче все говорят про работу, про зарплату и про правительство. Кто бы с ним что сделал, если бы мог.

Но Нельке бы про деньги не надо. Я же знаю, что она берет. Или берет, или дает. Иначе как можно на задержанную зарплату купить норковую шубу и начать откладывать деньги на отпуск.

Я к ним домой прихожу, как в музей. Переобуваюсь в музейные тапочки и побаиваюсь сесть на музейную мебель.

- Мы живем скромно, - говорит Нелька, - Но все необходимое есть. Просто я хорошая хозяйка.

Не надо ля-ля. Просто хорошие хозяйки сейчас в кастрюлю с картошкой кладут ложку фарша. И лепят котлеты. Благодаря им их семьи имеют возможность хотя бы нюхать мясо.

Так, дела вроде бы подходят к концу. Посуда вымыта, пол в кухне протерт, белье замочила… Осталось смазать лицо майонезом – прекрасно тонизирует кожу. Тьфу, Нелькина косметика способна даже из ее козьей морды сделать человека.

Все. Теперь под бок к давно спящему любимому человеку. Закрываем глаза. Продолжаем релаксацию.

…На песок набегает прозрачная зеленая морская волна. За ней другая, третья. А дальше – горизонт, где море сливается с небом. Увидим ли мы с мужем когда-нибудь еще море? Говорят, что жизнь – это торт, а деньги – лишь глазурь на нем. Господи, как хочется сладкого…

НАТАША

Осень уже почти сдалась зиме. С крыш ещё падали капли, но снег на ветках деревьев уже не таял, преобразив унылую улицу в сказочный лес.

В редакции заканчивался долгий рутинный день. Уже «смакетированы» были все полосы завтрашнего выпуска: последние «дырки» заткнуты. Телефоны звонили всё реже. Кто-то опускал жалюзи, отгораживаясь от меркнущего пейзажа за окном, кто-то ставил чайник...

В коридоре уже мерцала наряженная ёлка — её установили рано в этом году, как сказала редактор: «Чтобы люди настраивались на праздник».

И никого не смущало, что через несколько недель, когда кончится декабрь, ёлка, возможно, уже осыплется.

Наташа потянулась — стряхнуть нудную боль с шеи и плеч. Не компьютер, а убивец — за несколько лет превратилась в старуху, у которой ломит каждая косточка.

Позор.

От природы ей была дана большая гибкость и особенный талант к движению. В дедушку ли? Тот мальчишкой ещё Волгу переплывал, зажав в зубах монетку, чтобы на том берегу заплатить перевозчику.

Когда он решил выучить плавать пятилетнюю Наташу, и на городском пляже зашёл в воду неглубоко — девочке по грудь, и предложил ей: «Ложись ко мне на руки...» Наташа мигом уловила необходимый внутренний ритм движений, и с его рук поплыла сразу.

— Русалка, поди ж... — ошарашенно сказал дед.

И воду, и тело своё чувствовала она прекрасно. Спустя время — в годы юности — подобно деду уплывала на другой берег Волги, а когда получалось съездить на море — приводила в трепет спасателей, когда её тёмная головка исчезала далеко за буйками, растворялась в голубизне волн.

Молчаливая по натуре, нелегко сходящаяся с людьми — она любила природу: умела залюбоваться накатившейся волной, тонким рисунком ветки, разломом камня, блеснувшим на солнце...

Она окончила геологический институт, долгими месяцами была в экспедициях, так же легко, как плавать, научилась ездить верхом. И вообще ей легко давалось обустройство кочевого быта — из-за умения довольствоваться малым и особенной ловкости, таланта — сходу разжечь костёр, сочинить вкусную еду, навести уют в палатке.