Цветочный бизнес ее величества попаданки

Глава 1

Я стояла за прилавком "Цветов Алены", обрезая стебли роз точными движениями. Запах свежих лепестков смешивался с ароматом мокрой земли, и это успокаивало меня, как всегда.

Маленький магазинчик в центре города был моим детищем, моим способом держать себя в руках, когда жизнь катилась под откос. И даже сегодня, в свой сорок пятый день рожденья я находилась здесь. Пять лет назад я бросила офисную работу, чтобы открыть магазинчик, и с тех пор каждый день доказывала себе, что могу справиться с чем угодно.

Но сегодня все изменилось. Утром я чистила горшки в подсобке, когда меня накрыла волна тошноты. Сначала подумала, что это от недосыпа — заказы на весенние букеты валились без остановки. Потом вспомнила: задержка. Две недели. Сердце застучало так, будто хотело выскочить из груди. Я бросила ножницы, схватила куртку и помчалась в аптеку через дорогу.

Тест в моих руках показал две полоски. Две яркие, невозможные полоски.

Я беременна.

Сколько мы с Дмитрием пытались? Двенадцать лет? Семьнадцать? Бесконечные врачи, уколы, тесты — все впустую. Каждый раз, когда надежда умирала, он обнимал меня, говорил, что мы справимся, что ему не нужен никто, кроме меня. Я верила. А теперь — чудо.

Я сжала тест в кулаке, чувствуя, как слезы жгут глаза. Мой Дима, мой высокий, светловолосый Дима с его мягким голосом и руками, которые всегда находили меня в темноте, — он должен был узнать первым.

Работа могла подождать. Я крикнула своей помощнице Маше, что скоро вернусь, и выбежала на улицу. Март был холодным, ветер кусал щеки, но я ничего не замечала. До дома пятнадцать минут пешком, но я не могла ждать — прыгнула в такси, теребя ремешок сумки. В голове крутились картинки: как он улыбнется, как обнимет меня, как мы будем спорить, назвать ли дочку в честь его мамы или сына в честь моего деда.

Я представляла его глаза — голубые, ясные, — полные счастья.

Дверь квартиры была чуть приоткрыта. Странно. Дима всегда запирал ее, даже если выходил на пять минут. Я толкнула створку, шагнула внутрь, сбрасывая кроссовки на ходу. Тишина. Только слабый шорох из спальни.

— Дима? — позвала я, улыбаясь, сжимая тест в кармане. — Ты дома? У меня новость…

Я распахнула дверь спальни и замерла. Он был там. Мой муж. Но не один. На нашей кровати, среди смятых простыней, он лежал с другой. Молодая, лет двадцати пяти, с длинными темными волосами, она прижималась к нему, ее рука гладила его грудь. Моего Диму.

Она вскрикнула, заметив меня, и отпрянула. Он повернулся, и его лицо — такое родное, с легкой щетиной и ямочкой на подбородке — побледнело.

— Алена... — выдохнул он, садясь.

Я не могла дышать. Мир сузился до этой сцены: он в расстегнутой рубашке, она, прячущаяся за подушку, и запах ее духов — резкий, чужой. Тест в кармане стал раскаленным, жег пальцы.

— Это что? — мой голос дрожал, как будто я только что пробежала километр.

— Алена, послушай... — он встал, шагнул ко мне, но я отступила.

— Послушать? — перебила я. — Я вижу все своими глазами! Кто она?

Она молчала, натягивая платье, а он заговорил, быстро, сбиваясь:

— Это ошибка, я не хотел... Но ты... ты мне надоела, Алена. Ты старая, ты не можешь дать мне того, что мне нужно.

Слова ударили как пощечина. Надоела? Старая? Не могу дать? Я смотрела на него, на человека, с которым делила постель, мечты, слезы, и не узнавала его.

— Что ты сказал? — переспросила я, чувствуя, как внутри все клокочет.

— Ты слышала, — он выпрямился, его голос стал холодным. — Я устал от твоих вечных "мы попробуем еще раз". Я мужчина, мне нужны эмоции, страсть, а ты... ты просто выдохлась.

Каждое слово резало как нож. Шесть лет. Шесть долгих лет я боролась за нас, за нашу семью, а он... Я сжала кулаки, тест в кармане смялся под пальцами.

— Убирайся, — выдавила я. — Оба.

— Это мой дом, — огрызнулся он. — Уходи сама, если не нравится.

Девушка что-то пробормотала, но я не слушала. Мой взгляд упал на его телефон на тумбочке — тот самый, где он хранил наши фото. Я могла бы разбить его. Могла бы вцепиться ему в лицо. Но вместо этого я развернулась и выбежала из спальни, хлопнув дверью так, что стены задрожали.

На лестнице слезы хлынули сами собой. Надоела. Старая. Слова крутились в голове, разрывая меня на куски. Я беременна, хотела крикнуть ему в лицо, но не смогла. Он не заслуживал этого знать. Не теперь.

Улица встретила меня холодом и шумом машин. Я шла, не разбирая дороги, слезы застилали глаза. В груди болело, будто кто-то вырвал кусок меня. Я не слышала гудков, не видела света фар. Только шаг, еще шаг — и внезапный удар.

Скрежет тормозов, крик водителя, боль, пронзившая все тело. Я упала на асфальт, чувствуя, как тест выскользнул из кармана и укатился куда-то в сторону. Мир поплыл, голоса смешались в гул, а последнее, что увидела, — серое небо над головой и чьи-то руки, тянущиеся ко мне.

Глава 2

Боль в висках пульсировала, как отбойный молоток, но я заставила себя открыть глаза. Сначала ничего — только мутная пелена и слабый звон в ушах.

Где я?

Последнее, что помнила, — холодный асфальт, крики, удар машины. Меня сбили. Я умерла? Мысль должна была напугать, но вместо этого я чувствовала пустоту. После Диминого предательства, после его слов — смерть казалась почти облегчением. Но что-то подсказывало, что это не конец.

Я моргнула, и мир начал проявляться. Небо над головой было не серым и мартовским, а ярким, переливающимся розовым и золотым, как закат, растянутый на весь горизонт. Облака плыли медленно, словно живые, а вдалеке, среди них, парил замок. Его башни сияли, как хрусталь, стены мерцали жемчужным светом, и он висел в воздухе, будто не подчиняясь законам моего мира.

Я лежала на чем-то мягком — не трава, а мох, теплый и бархатистый, пахнущий медом и цветами.

Передо мной стоял пегас. Не просто крылатая лошадь, а существо, от которого перехватывало дыхание. Его шерсть сверкала белым и серебристым, крылья переливались выточенные из жемчуга, а глаза — глубокие, фиолетовые — смотрели прямо в меня. Он был прекрасен, и от него веяло силой, древней и необъятной.

— Алена, — его голос был низким, мелодичным, звучал внутри меня, а не снаружи. — Добро пожаловать в Астерион, мир магии.

Я сглотнула, пытаясь осмыслить слова. Астерион? Название отдавалось эхом, как забытое воспоминание. Горло пересохло, и я прохрипела:

— Где я?

Пегас шагнул ближе, его копыта не оставляли следов на мху.

— Ты не умерла, — сказал он. — Но твое тело в твоем мире сломано. Я — Лираэль, хранитель Астериона. Я вытащил тебя сюда, потому что увидел в тебе искру. Ты можешь начать жизнь заново.

— Начать заново? — мой голос дрожал, слабый как шепот. — Как?

Лираэль наклонил голову, и его грива заструилась, как жидкое серебро.

— Твой мир причинил тебе боль. Твой спутник предал тебя, твое тело подвело. Здесь, в Астерионе, у тебя есть шанс. Я предлагаю тебе новый путь — в новом теле, в мире магии. Но выбор за тобой.

Я смотрела на него, чувствуя, как сердце бьется быстрее. Новый путь? Новое тело? Это звучало как сказка, как те истории, что я читала в детстве, прячась от пьяных криков отца. Тогда я мечтала о чудесах.

Потом выросла, открыла "Цветы Алены", встретила Диму. Он был моим чудом — высокий, с голубыми глазами и улыбкой, от которой я млела. Мы хотели ребенка, шесть лет боролись за него, а он... он назвал меня старой. Бесполезной. Его слова жгли, как раскаленное железо.

Может, я и правда заслуживала чего-то большего, чем предательство и боль?

- Астерион — место, где магия меняет судьбы. Если ты согласишься, я дам тебе новое тело — молодое, сильное. Ты начнешь с чистого листа.

Я подняла взгляд к замку в небесах. Он манил, его стены пульсировали светом, окна отражали небо, как зеркала. Вокруг расстилалась равнина — трава, усеянная цветами, что сверкали, как самоцветы, и деревья с серебристыми стволами, чьи листья звенели, как стекло.

Воздух дрожал от магии, я чувствовала ее на коже, как легкое покалывание. Это был не просто мир — это была надежда.

— Я согласна, — сказала я тихо, но твердо. — Дай мне этот шанс.Лираэль кивнул, его глаза сверкнули.

— Тогда закрой глаза, — произнес он. — Переход начнется.

Я послушалась. Тьма сомкнулась вокруг, но она была теплой, обволакивающей. Я ощутила, как тело становится легким, будто растворяется.

Боль ушла, сменившись странным покоем. Потом — ничего. Только тишина и пустота.

Когда я снова открыла глаза, мир исчез. Кромешная тьма окружила меня, густая как чернила. Я не видела ни неба, ни замка, ни Лираэля.

Паника кольнула грудь, но я подавила ее. Я сделала выбор. Где бы я ни была, это часть пути.

Я стояла в темноте, слыша только свое дыхание и слабый гул, доносящийся откуда-то издалека.

— Лираэль? — позвала я, и голос мой был выше, звонче, чем раньше.

Тишина. Потом шорох — легкий, как шаги ветра. Его голос раздался снова, но теперь он был дальше, словно эхо.

— Ты в Астерионе, Алена. Твое новое тело — дар магии. Иди вперед. Свет придет, когда ты будешь готова.

— Идти вперед? — переспросила я. — Куда? Я ничего не вижу.

— Доверяй себе, — ответил он. — Тьма — испытание. Она рассеется, если ты сделаешь шаг

Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони — молодые, крепкие ладони. Дима, его измена, его слова — все это осталось в прошлом. Там я была сломана, разбита. Здесь я могла стать другой. Я вспомнила свой магазин, цветы, которые я растила с любовью. Они всегда находили свет, даже в самые темные дни. Может, и я смогу?

Я шагнула вперед, вытянув руки. Камень под ногами был неровным, но я не споткнулась. Шаг, еще шаг. Тьма давила, но я дышала глубже, представляя замок, пегаса, новый мир.

Я не знала, куда иду, но впервые за долгое время чувствовала, что это мой путь.

Глава 3

Слезы жгли щеки, но я не понимала, почему плачу. Мое тело — нет, не мое, а чужое — дрожало, будто само знало, что происходит, хотя разум еще не догнал. Я открыла глаза, и мир вокруг был не тем, что я видела перед тем, как согласиться на второй шанс. Небо Астериона, замок в облаках, пегас — все исчезло.

Вместо этого я лежала на холодном каменном полу, а надо мной возвышалась женщина с лицом, вырезанным изо льда. Ее черные волосы были стянуты в тугой узел, платье — темное, строгое, с высоким воротом — делало ее похожей на вдову из старых фильмов.

В руке она сжимала хлыст, и его кончик слегка покачивался, как змея, готовая ужалить.

Я моргнула, пытаясь осмыслить, где я и кто я. Мое имя — Алена, но тело, в котором я оказалась, было не моим. Руки, что лежали передо мной, были тонкими, молодыми, без следов мозолей от работы в "Цветах Алены".

Волосы, упавшие на лицо, — длинные, темные, шелковистые — не походили на мои, слегка ломкие от стресса и возраста.

Я была юной, лет двадцать, может, меньше. И я плакала — не сама, а это тело, будто оно знало что-то, чего я еще не понимала.

— Хватит реветь, Аврора, — голос женщины был резким, как удар, и я вздрогнула. — Вставай. Твое нытье ничего не изменит.

Аврора. Так меня теперь зовут? Я поднялась на колени, чувствуя, как холод камня проникает сквозь тонкую ткань платья — простого, серого, со рваными краями.

Комната вокруг была мрачной: голые стены, покрытые плесенью, узкое окно, за которым виднелось серое небо, и запах сырости, смешанный с чем-то едким как уксус.

— Ты слышала, что я сказала? — женщина шагнула ближе, и хлыст в ее руке дернулся, словно живой. — Завтра ты выйдешь за графа Эдмунда. И не смей строить из себя жертву.

— За графа? — мой голос — высокий, дрожащий, не мой — вырвался сам собой. — Какого графа?

Она усмехнулась, и в ее глазах мелькнула злоба, такая острая, что я невольно отшатнулась.

— Не притворяйся дурочкой, Аврора, — она выплюнула имя, будто оно было проклятием. — Граф Эдмунд, восемьдесят лет, с гнилыми зубами и руками, что дрожат от старости. Ты пойдешь за него, потому что я так решила. И твой отец согласен.

Я смотрела на нее, пытаясь сложить кусочки. Аврора. Граф. Отец. Эта женщина — мачеха? Ее ненависть была почти осязаемой, она витала в воздухе как яд.

Я вспомнила слова Лираэля: "Новый путь, новое тело". Это и есть мой второй шанс? Оказаться в теле девушки, которую ненавидят и хотят выдать за старика?

— Но почему я? — спросила, все еще не понимая.

— Почему ты? — она рассмеялась, и смех был сухим, как треск ломающихся костей. — Потому что ты — дочь шлюхи. Твоя мать соблазнила моего мужа, родила тебя, а потом сдохла, посадив тебя мне на шею.

— Нивалия, должна была выйти за графа — это был выгодный союз для семьи. Но я убедила твоего отца, что ты лучше подойдешь. З Незачем портить жизнь моей кровиночке если есть ты.

Ее слова резали, как нож.

Дочь любовницы. Плата за грехи матери. Я вспомнила Диму — его холодный взгляд, его "ты старая, ты мне надоела". Там я была предана, здесь — ненавидима.

Но это тело, Аврора, знало боль глубже моей. Слезы, что текли по щекам, были ее, и я чувствовала их причину — годы унижений, побоев, одиночества.

— Ты не можешь заставить меня, — сказала я, поднимаясь на ноги. Мой голос дрожал, но внутри росло что-то твердое как сталь. Я была Аленой, я пережила предательство, я выстояла.

— Не могу? — она шагнула вперед и ударила хлыстом по полу у моих ног. Звук эхом отразился от стен. — Ты сделаешь, что я скажу, или пожалеешь, что родилась. Это твоя плата, Аврора. Плата за грехи твоей матери-шлюхи. Граф возьмет тебя в жены, а я наконец избавлюсь от твоего жалкого вида.

Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Это тело было слабым, худым, но внутри я оставалась собой. Лираэль обещал мне шанс, но не сказал, что он будет таким. Это испытание? Или наказание?

— Что, язык проглотила? — мачеха склонила голову, ее губы искривились в усмешке. — Завтра тебя заберут. Наденут платье, замажут синяки, и ты вместе с этим мерзким стариканом поедешь восвояси. А я буду смотреть, как ты исчезнешь из моей жизни.

Я молчала, глядя на нее. В ее глазах не было ни капли жалости — только злоба и триумф.

Я вспомнила Диму с той девкой на нашей кровати, его слова, что я выдохлась. Тогда я убежала, и это закончилось смертью. Здесь бежать некуда — только каменные стены и эта женщина с хлыстом.

Но я была жива.

— Убирайся, — сказала она, махнув рукой. — Иди в свою комнату. Завтра твой день, дрянь.

Она развернулась и вышла, хлопнув тяжелой дверью. Я осталась одна, дрожащая, в теле, которое не знала. Аврора. Меня зовут Аврора. Я провела рукой по лицу, вытирая слезы, и поняла, что должна что-то сделать. Лираэль дал мне это тело, этот мир. Я не сдамся. Не снова.

Глава 4

Я стояла в полутемной комнате, все еще дрожа после встречи с мачехой. Ее слова — "плата за грехи твоей матери-шлюхи" — звенели в ушах, как набат.

Дверь за мачехой захлопнулась с глухим стуком, оставив меня одну в холодной каменной клетке. Я медленно поднялась с пола, ощущая, как тонкие ноги дрожат под весом тела — легкого, почти невесомого по сравнению с тем, к чему я привыкла.

Платье, рваное и серое, висело на мне, как мешок, а руки, что я подняла, чтобы вытереть слезы, были худыми, с длинными пальцами, без следов работы с землей и ножницами. Это не я. И все же — я.

Шаги отвлекли меня от мыслей. Тяжелая дверь скрипнула, и в проеме появился слуга — пожилой мужчина с сутулой спиной и лицом, покрытым морщинами. Его глаза, тусклые и усталые, скользнули по мне без интереса.

— Идем, госпожа, — буркнул он, махнув рукой. — Надо готовиться.

— К чему? — спросила я, но голос мой — высокий, звонкий, чужой — звучал слабо.

— К завтрашнему дню, — ответил он, не глядя на меня. — Граф ждать не будет.

Граф. Старик восьмидесяти лет, за которого меня — Аврору — заставляют выйти. Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони, и последовала за слугой.

Коридор был узким, с низким потолком, пропахшим сыростью и плесенью. Каменные стены давили, а свет от редких факелов бросал длинные тени, что плясали, как призраки. Я шла, стараясь не споткнуться, и думала о Лираэле. Он обещал мне второй шанс, но что это?

Слуга привел меня в другую комнату — чуть больше, с деревянным полом и узким окном, за которым виднелось темное небо. Здесь было теплее, пахло воском и чем-то кислым, как старое вино.

В углу стоял стол, заваленный тканями, а у стены — зеркало. Высокое, в потемневшей раме, оно отражало тусклый свет свечей. Я замерла, глядя на него.

— Подойдите, — голос принадлежал женщине, что вошла следом за слугой. Пожилая, с седыми волосами, собранными в пучок, она держала в руках гребень и смотрела на меня с жалостью. — Надо привести вас в порядок, бедняжка.

Я шагнула к зеркалу, и передо мной появилась она. Не Алена, а Аврора. Молодая девушка, худая, почти прозрачная, с кожей бледной, как у призрака. Глаза — большие, зеленые, яркие, как свежие листья весной — смотрели на меня из глубины стекла, полные слез и страха.

Волосы — очень длинные, черные, как ночь, струились по плечам и груди, доходили почти до талии, блестящие, несмотря на пыль и грязь вокруг. Я подняла руку, и она подняла свою — тонкую, дрожащую. Это была я. И не я.

— Кто ты? — шепот сорвался с губ, но ответа не было. Только отражение, молчаливое и печальное. Я вспомнила себя — Алену, с короткими каштановыми волосами, с морщинками у глаз, с руками, огрубевшими от работы. Та Алена осталась там, в мире предательства. Здесь я была другой. Молодой. Красивой, несмотря на худобу и синяки, что проступали на руках под рваным рукавом.

— Бедная девочка, — вздохнула женщина, подходя ближе. Она взяла меня за плечо, мягко, но настойчиво, и усадила на стул перед зеркалом. — Что ж они с тобой делают…

— Кто? — спросила я, глядя на нее через отражение.

— Госпожа Изабель, твоя мачеха, — ответила она, начав расчесывать мои — Аврорины — волосы. Гребень цеплялся за узлы, но она работала терпеливо. — И твой отец. Отдать тебя этому старику... Простите, госпожа, но это не дело.

За ней вошла еще одна служанка — моложе, с круглым лицом и красными от работы руками. Она несла поднос с водой и тряпками.

— Граф Эдмунд, — пробормотала она, ставя поднос на стол. — Говорят, он едва ходит, а руки у него трясутся, как листья на ветру. Бедняжка Аврора, вам не место с ним.

Я молчала, чувствуя, как гребень скользит по волосам. Они говорили обо мне — об Авроре — с жалостью, но в их голосах было что-то еще. Бессилие. Они знали, что ничего не изменят. Мачеха решила, отец согласился, и я — дочь любовницы, пятно на их семье — должна заплатить.

— Почему не Нивалия? — спросила я, вспомнив слова мачехи. — Она старшая.

Служанки переглянулись. Пожилая вздохнула, опустив гребень.

— Нивалия — ее дочь, — сказала она тихо. — Госпожа Изабель не отдаст свою кровиночку старику. А вы... простите, госпожа, но вы ей не родня. Она ненавидит вас с тех пор, как ваша мать умерла.

Молодая служанка начала оттирать грязь с моих рук теплой тряпкой.

— Завтра тебя оденут в белое, — добавила она, не поднимая глаз. — Причешут, замажут синяки. Но это не свадьба, а похороны. Бедная вы наша, бедная…

Я смотрела в зеркало, на зеленые глаза Авроры, и думала о своем прошлом. Дима назвал меня старой, бесполезной, выдохшейся. Здесь мачеха видела во мне лишь дочь шлюхи, обузу, которую можно сбыть с рук. Лираэль дал мне это тело, этот шанс. И я не собиралась становиться жертвой снова.

— Что будет завтра? — спросила я, поворачиваясь к пожилой служанке.

Она отвела взгляд, ее руки замерли.

— Церемония утром, — ответила она. — Карета графа приедет. Госпожа Изабель хочет, чтобы все было быстро. Без пира, без гостей. Только ты, он и священник.

Я кивнула, чувствуя, как внутри растет что-то твердое. Я вспомнила свои цветы — розы, что пробивались сквозь трещины в горшках, тюльпаны, что тянулись к свету даже в тени. Завтра меня отдадут старику, но я найду выход. Лираэль обещал магию, силу. Где она?

Глава 5

Служанки закончили свои приготовления, и я осталась одна в этой холодной комнате, сидя перед зеркалом. Мои волосы — теперь гладкие и блестящие, как тёмный шёлк, — лежали на плечах, а лицо, вымытое и очищенное от грязи, выглядело почти нереально юным. Зелёные глаза Авроры смотрели на меня из отражения, и я видела в них не только страх, но и что-то ещё — искру, которую Лираэль назвал моей. Я провела пальцами по тонкой шее, чувствуя, как бьётся пульс под кожей, и попыталась собрать мысли в кучу.

Мачеха, , хотела избавиться от меня, выдав за графа Эдмунда — старика, чьё имя вызывало у служанок дрожь. Отец, судя по всему, был слабаком, раз позволил ей это сделать. Нивалия, её дочь, осталась в безопасности, а я — Аврора — должна была стать жертвой.

Но я не Аврора, не совсем. Я Алена, женщина, которая пережила предательство, которая построила "Цветы Алены" с нуля, которая не сдалась, даже когда жизнь била её по лицу. И я не собиралась сдаваться теперь.

Дверь скрипнула, и я вздрогнула, обернувшись. В проёме стоял мальчик — лет десяти, худой, с растрёпанными каштановыми волосами и большими серыми глазами. Он держал в руках деревянный поднос с миской супа и куском хлеба. Его одежда была потёртой, но чистой, а взгляд — настороженным, как у зверька, ожидающего удара.

— Госпожа Аврора, — сказал он тихо, шагнув внутрь. — Вам велели поесть. Завтра… завтра будет долгий день.

Я посмотрела на него, пытаясь понять, кто он. Слуга? Кто-то из семьи? Его голос дрожал, и я заметила, как он украдкой бросил взгляд на дверь, будто боялся, что его застукают.

— Спасибо, — ответила я, стараясь звучать мягко. — Как тебя зовут?

Он замер, словно не ожидал вопроса, и опустил глаза.

— Тоби, госпожа, — пробормотал он. — Я… я помогаю на кухне.

— Тоби, — повторила я, кивая. — Ты можешь поставить поднос сюда?

Он кивнул и быстро подошёл к столу, осторожно опустив еду. Суп пах травами и чем-то солёным, но выглядел жидким, как вода с парой плавающих кусочков моркови. Хлеб был чёрствым, с твёрдой коркой. Это была не еда для невесты перед свадьбой — это была еда для заключённой.

— Они всегда так меня кормят? — спросила я, глядя на него.

Тоби сглотнул, его пальцы нервно теребили край рубахи.

— Нет, госпожа, — признался он шёпотом. — Раньше было лучше… пока госпожа Изабель не запретила. Она говорит, что вы не заслуживаете больше.

Его слова подтвердили то, что я уже подозревала. Мачеха не просто хотела избавиться от меня — она наслаждалась тем, что могла унизить, сломать. Я вспомнила Диму, его холодный взгляд, его "ты выдохлась", и почувствовала, как внутри снова закипает гнев. Нет. Я не позволю этому повториться.

— Тоби, — сказала я, наклоняясь чуть ближе. — Ты можешь мне помочь?

Его глаза расширились, и он отступил на шаг.

— Помочь? — переспросил он, голос дрогнул. — Госпожа, я… я не могу. Если госпожа Изабель узнает…

— Она не узнает, — прервала я, стараясь говорить спокойно, но твёрдо. — Мне нужно только одно. Скажи, есть ли в этом доме что-то… необычное? Что-то, что кажется странным, магическим?

Он замялся, глядя на меня с подозрением, но потом кивнул, едва заметно.

— Есть, — прошептал он, так тихо, что я едва расслышала. — В подвале. Там дверь, старая, с резьбой. Никто не ходит туда, госпожа Изабель запретила. Говорят… говорят, там что-то заперто. Что-то живое.

Моё сердце забилось быстрее. Магия. Лираэль говорил, что Астерион — мир магии, и если я здесь, в этом теле, то магия должна быть моим ключом. Дверь в подвале могла быть тем, что мне нужно.

— Спасибо, Тоби, — сказала я, улыбнувшись ему. — Ты мне очень помог. Иди, пока тебя не хватились.

Он кивнул, бросив на меня ещё один быстрый взгляд, и выскользнул за дверь, оставив меня одну с супом и планом. Я не собиралась выходить за графа Эдмунда. Не собиралась становиться жертвой мачехи. Но чтобы сбежать, мне нужно было найти силу — ту, что Лираэль обещал.

Я встала и подошла к окну. Оно было узким, забранным решёткой, но за ним виднелось небо — тёмное, усыпанное звёздами, такими яркими, что они казались живыми. Этот мир был не моим, но он был моим шансом.

Ночь прошла медленно. Я почти не спала, лёжа на жёсткой кровати, прислушиваясь к каждому шороху. Дом был старым, скрипел и стонал, как живое существо, а мысли о завтрашнем дне не давали покоя. Граф Эдмунд.

Свадьба - охороны, как сказала служанка. Но я не собиралась ложиться в гроб.

Когда первые лучи рассвета пробились сквозь решётку, я услышала шаги. Дверь распахнулась, и вошла мачеха, за ней — две служанки с белым платьем в руках. Изабель выглядела ещё холоднее, чем вчера, её глаза сверкали триумфом.

— Вставай, — приказала она. — Пора готовиться. Карета будет здесь через час.

Я поднялась, чувствуя, как тело Авроры дрожит от её страха, но внутри я была спокойна. Пусть думает, что победила. Пусть ведёт меня к алтарю. Я найду способ вырваться — и дверь в подвале станет моим первым шагом.

Служанки начали одевать меня. Платье было простым, но чистым, с длинными рукавами и высоким воротом, скрывающим синяки. Они замазали тёмные круги под глазами, причесали волосы, уложив их в низкий узел. Я смотрела в зеркало, на эту юную девушку, и обещала ей — нам обеим — что это не конец.

Визуализация. От автора

Привет, мои дорогие!
Добро пожаловать в мою новую книгу — тут вас ждёт коктейль из башенных эмоций, безумия и сарказма!

Спасибо, что заглянули, — давайте веселиться и следить за героями вместе!

А пока давайте познакомимся!

Алена Викторовна ( владелица цветочного магазина)

Аврора Фернандес ( внебрачная дочь барона - новая Алена)

Глава 6

Я шла за Изабель по узкому коридору, чувствуя, как подол белого платья цепляется за неровности каменного пола. Сердце колотилось, но я заставляла себя дышать ровно. В голове крутился план: найти подвал, открыть ту дверь, о которой говорил Тоби, и понять, что за магия там заперта. Лираэль обещал мне силу — и я собиралась её найти. Но сначала нужно было вырваться из этой ловушки, которую мачеха так тщательно для меня сплела.

Мы спустились по скрипучей лестнице в холл. Утренний свет лился сквозь пыльные окна, освещая потёртые гобелены на стенах и выцветший ковёр под ногами.

Слуги уже суетились: двое мужчин в потёртых ливреях тащили сундук, а служанка с тряпкой в руках торопливо вытирала перила. Все они бросали на меня быстрые взгляды — кто с жалостью, кто с равнодушием, — но никто не остановился, чтобы помочь. Я была для них не госпожой, а обузой, которую скоро скинут с плеч.

Мачеха шагала впереди, её спина была прямой, как натянутая струна, а тёмное платье шуршало при каждом движении. Она не оборачивалась, уверенная, что я следую за ней, как послушная овца на убой. Но я не собиралась идти до конца. Подвал должен быть где-то внизу, за кухней в глубине дома — я видела лестницу, ведущую вниз, когда Тоби приносил мне еду. Если бы только отвлечь её…

— Мне нужно в уборную, — сказала я вдруг, остановившись посреди холла. Голос дрожал, но я вложила в него всю решимость, на какую была способна.

Изабель резко обернулась, её глаза сузились.

— Что? — прошипела она, словно я осмелилась нарушить её идеальный план.

— Я сказала, мне нужно в уборную, — повторила я, стараясь выглядеть слабой и напуганной. Пусть думает, что я всё ещё та сломленная Аврора, которую она привыкла видеть. — Пожалуйста… это займёт минуту.

Она фыркнула, её губы искривились в презрительной усмешке.

— Быстро, — бросила она, махнув рукой в сторону бокового коридора. — И не вздумай тянуть время, дрянь. Карета уже подъезжает.

Я кивнула и поспешила в указанном направлении, чувствуя её взгляд спиной. Уборная была предлогом — мне нужно было найти путь к подвалу. Коридор вёл к кухне, и я знала, что где-то там должна быть та лестница. Я ускорила шаг, завернула за угол и тут же наткнулась на служанку — ту самую, молодую, с круглым лицом, что вчера мыла мне руки. Она несла поднос с пустыми чашками и чуть не выронила его, увидев меня.

— Госпожа Аврора? — её глаза расширились. — Вам нельзя здесь…

— Мне нужно вниз, — прошептала я, схватив её за локоть. — Где подвал? Быстро!

Она побледнела, её взгляд метнулся к лестнице за моей спиной.

— Госпожа Изабель убьёт меня, если узнает… — начала она, но я сжала её руку сильнее.

— Она убьёт меня, если я не уйду, — отрезала я. — Пожалуйста, просто скажи.

Она сглотнула, кивнула и указала на узкую дверь в конце коридора, почти скрытую за старым шкафом.

— Там, — прошептала она. — Но будьте осторожны, госпожа…

Я отпустила её и бросилась к двери, сердце стучало так громко, что заглушало шаги. Дверь была тяжёлой, деревянной, с ржавыми петлями, но я толкнула её, и она поддалась с глухим скрипом. За ней открылась тёмная лестница, уходящая вниз, в сырую мглу. Я сделала шаг, но тут сзади раздался крик:

— Где она?!

Противный голос мачехи разнёсся по коридору, резкий и злой. Я обернулась и увидела, как служанка отступает. За ней появился мужчина — тот самый сутулый слуга, что вёл меня вчера. Он заметил меня и рванулся вперёд, его длинные руки вытянулись, чтобы схватить.

— Стойте, госпожа! — крикнул он, но я не стала ждать. Я бросилась вниз по лестнице, спотыкаясь о неровные ступени. Тьма обступила меня, холодный воздух пах плесенью и чем-то металлическим. Я слышала топот за спиной — слуга бежал следом, его дыхание было хриплым и тяжёлым.

— Вернись, дрянь! — голос Изабель эхом отдавался сверху. — Ты никуда не денешься!

Я добралась до конца лестницы и оказалась в тесном подвале. Каменные стены были влажными, в углу валялись старые бочки, а передо мной стояла дверь — та самая, о которой говорил Тоби. Старая, покрытая резьбой, с узорами, похожими на переплетённые ветви и цветы. Она пульсировала слабым светом, едва заметным, но живым. Магия. Я чувствовала её кожей, как лёгкое тепло.

Я потянулась к ручке, но в этот момент рука слуги сжала моё плечо. Он развернул меня.

— Госпожа Изабель велела вернуть вас, — прохрипел он, таща меня назад к лестнице.

— Отпусти! — крикнула я, вырываясь, но он был сильнее. Я вцепилась в косяк двери, пытаясь удержаться, но тут сверху спустилась мачеха. Её шаги были быстрыми, лицо искажено яростью.

— Ах ты, маленькая тварь! — прошипела она, и в следующую секунду её ладонь ударила меня по щеке. Удар был резким, оглушающим, щека запылала, а в ушах зазвенело. Я пошатнулась, но слуга держал меня крепко.

— Ты думала сбежать? — она схватила меня за подбородок, её ногти впились в кожу. — От меня не уйдёшь. Ты сделаешь то, что я велю.

Она дёрнула меня за руку и потащила вверх по лестнице, слуга следовал за нами, как тень. Я пыталась сопротивляться, но тело Авроры было слабым, а её страх смешивался с моим гневом, делая ноги ватными. Мы поднялись в холл, а затем Изабель буквально втащила меня в гостиную — просторную комнату с потёртым диваном, камином и тяжёлыми шторами, пропахшую пылью и старостью.

Глава 7

Граф Эдмунд сидел в кресле у окна, его тощее тело утопало в тёмном сюртуке, слишком большом для его сгорбленной фигуры. Его лицо было морщинистым, как высохшая кора дерева, глаза — мутные, желтоватые, глубоко утопленные в глазницах. Редкие седые волосы торчали из-под шляпы, а руки, лежавшие на подлокотниках, дрожали, покрытые пятнами старости.

Когда он увидел меня, его тонкие губы растянулись в улыбке, обнажая гнилые зубы, и он медленно облизнулся, словно хищник, почуявший добычу.

— О, какая прелесть, — прохрипел он, его голос был скрипучим, как ржавые петли. Его взгляд скользнул по мне — липкий, извращённый, раздевающий, как будто я была не человеком, а товаром на рынке. Он наклонился вперёд, его пальцы задрожали сильнее, и я почувствовала, как желудок сжимается от отвращения.

— Вижу, ты подготовила её, Изабель, — продолжил он, не отводя глаз. — Хорошая девочка. Молодая, свежая… именно то, что мне нужно.

Мачеха выпустила мою руку, но осталась рядом, её рука сжалась на моём плече, как клещи.

— Она твоя, граф, — сказала она с холодной улыбкой. — Бери её и убирайся из моего дома.

Я стояла, замерев, чувствуя, как его взгляд ползает по мне, как насекомое. Это был не просто старик — это был хищник, жаждущий не только моего тела, но и чего-то большего, чего я пока не понимала. Мачеха толкнула меня вперёд, ближе к нему, и я споткнулась, едва удержав равновесие.

— Подойди, девочка, — прохрипел он, протягивая дрожащую руку. — Не бойся. Я позабочусь о тебе очень хорошо, обещаю.

Сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Я найду выход. Даже если придётся притвориться покорной, чтобы выиграть время.

Я стояла перед графом Эдмундом, чувствуя, как его липкий взгляд ощупывает меня, словно грязные пальцы. Его улыбка — кривая, с гнилыми зубами — вызывала тошноту, а дрожащая рука, протянутая ко мне, казалась когтистой лапой.

Изабель сжимала моё плечо, её ногти впивались в кожу через тонкую ткань платья, и я понимала: она не отпустит, пока не убедится, что я в его власти. Но внутри меня горел огонь. Я не стану его добычей.

— Ну же, девочка, — прохрипел граф, его голос был как скрежет металла о камень. — Подойди ближе. Дай старику рассмотреть свою невесту.

Он снова облизнулся, и я заметила, как слюна блеснула в уголке его рта. Желудок скрутило, но я заставила себя сделать шаг вперёд — маленький, осторожный, чтобы выиграть время. Мачеха толкнула меня ещё раз, и я чуть не упала прямо к нему на колени. Его рука дёрнулась, словно он хотел схватить меня, но я успела отступить в сторону, притворившись, что споткнулась.

— Ох, какая пугливая, — хмыкнул он, его глаза заблестели нездоровым азартом. — Ничего, я тебя приручу.

Женщина фыркнула, её хватка на моём плече ослабла, но она осталась рядом, готовая вмешаться.

— Она твоя, Эдмунд, — повторила она, её голос был холодным, но в нём сквозило удовлетворение. — Забирай её и проваливай. Я своё слово сдержала.

Я бросила взгляд на дверь гостиной — тяжёлую, деревянную, с бронзовой ручкой. Она была приоткрыта, и сквозь щель я видела холл и лестницу, ведущую вниз. Между мной и свободой стояли мачеха, граф и слуги, что маячили у входа, готовые выполнить любой приказ. Мне нужно было отвлечь их, создать хаос, хоть на минуту.

— Я… мне плохо, — сказала тихо, опустив голову и прижав руку к груди. Голос дрожал , и я усилила этот эффект, покачиваясь, будто вот-вот упаду в обморок. — Мне нужно воды… пожалуйста.

Глава 8

— Мне нужно воды… пожалуйста.

Граф нахмурился, его брови — седые и кустистые — сдвинулись, в глазах мелькнула тень раздражения.

— Что ещё за фокусы? — буркнул он, но Изабель уже повернулась к слугам у двери.

— Принесите воды, быстро! — рявкнула она, и один из мужчин — тот самый сутулый — поспешил прочь, бросив на меня равнодушный взгляд. Второй остался, но его внимание переключилось на мачеху.

Это был мой шанс. Пока Изабель смотрела в сторону двери, а граф ёрзал в кресле, я рванулась к выходу. Мои ноги подкосились, но я удержалась, схватившись за край стола. Платье зацепилось за стул, ткань затрещала, но я не остановилась. Дверь была в трёх шагах — два, один…

— Хватай её! — взвизгнула Изабель, и её голос резанул воздух, как хлыст. Слуга у двери бросился ко мне, но я успела толкнуть створку и выскочить в холл. Топот за спиной нарастал, сердце билось в горле.

— Стой, дрянь! — крикнула мачеха, её шаги гремели позади. Я споткнулась на последней ступеньке, но ухватилась за перила и бросилась к той узкой двери, что вела вниз. Она была всё ещё приоткрыта, и я влетела внутрь, почти скатившись по тёмной лестнице. Холод обжёг лёгкие, ноги дрожали, но я видела её — дверь с резьбой, пульсирующую слабым светом. Магия была там.

Я протянула руку к ручке, но в этот момент меня схватили сзади. Слуга — его лицо было багровым от гнева — вцепился в моё запястье и рванул назад. Я закричала, вырываясь, но он был сильнее, и тут сверху спустилась Изабель, её глаза горели яростью.

— Ты не научишься, да? — прошипела она, и её ладонь снова ударила меня по лицу, на этот раз так сильно, что я упала на колени. Щека пылала, во рту появился металлический привкус крови. Она схватила меня за волосы, дёрнула вверх и потащила обратно по лестнице, не обращая внимания на мои попытки сопротивляться.

— Ты выйдешь за него, даже если мне придётся тащить тебя к алтарю связанной! — рычала она, её голос дрожал от злобы. Слуга следовал за нами, держа меня за вторую руку, и я чувствовала себя куклой в их руках — слабой, сломленной.

Мы вернулись в гостиную, и мачеха швырнула меня к ногам графа. Я упала, платье задралось, обнажив колени, и услышала его хриплый смешок. Он наклонился вперёд, его дрожащие пальцы потянулись ко мне, я отпрянула, но спиной упёрлась в ноги мачехи.

— Какая бойкая, — прохрипел он, его взгляд стал ещё более липким, извращённым. — Люблю, когда они сопротивляются… это делает всё интереснее особенно в постели.

Он протянул руку и коснулся моего подбородка, его кожа была холодной и сухой, как пергамент. Я дёрнулась, но Изабель надавила мне на плечи, удерживая на месте.

— Сиди смирно, — прошипела она мне на ухо. — Ты теперь его, и мне плевать, что он с тобой сделает.

Граф наклонился ближе, его дыхание — кислое, с запахом гнили — ударило мне в лицо. Его пальцы скользнули по моей щеке, вниз, к шее, и я сжала зубы, чтобы не закричать. Он смотрел на меня, как на вещь, как на мясо, и в его глазах не было ничего человеческого — только жадность и похоть.

— Хорошая девочка, — пробормотал он, облизнувшись ещё раз. — Мы с тобой повеселимся… ох, как повеселимся.

Сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони до крови. Я не сдамся. Пусть думают, что сломали меня.

— Пора, — сказала Изабель, отступая и кивая графу. — Карета готова. Забирай её.

Эдмунд медленно поднялся, опираясь на трость. Его движения были неуклюжими, но взгляд оставался цепким, хищным. Он протянул мне руку, и я поняла: это не конец. Это только начало моей борьбы. Я встану с колен. И они все пожалеют, что недооценили меня.

Глава 9

Я смотрела на протянутую руку графа — худую, покрытую пятнами, с длинными жёлтыми ногтями, — и чувствовала, как внутри всё сжимается от отвращения. Его улыбка, кривая и влажная, была как маска, скрывающая что-то тёмное, гнилое. Изабель стояла позади, её холодные глаза следили за каждым моим движением, ожидая малейшего сопротивления, чтобы снова ударить. Слуга маячил у двери, готовый схватить меня, если я попытаюсь бежать. Но я не собиралась бежать. Пока нет. Мне нужно было время, чтобы найти выход, и для этого я должна была притвориться.

— Ну же, девочка, — прохрипел Эдмунд, его пальцы шевельнулись, как паучьи лапы. — Не заставляй своего мужа ждать.

Мужа. Это слово резануло меня, как нож. Я вспомнила Диму — его мягкий голос, его руки, которые когда-то казались мне спасением. Он тоже называл меня своей, пока не выбросил, как старую вещь.

Теперь передо мной стоял другой мужчина — старый, больной, жаждущий не любви, а власти надо мной. Но я не была той Аленой, что сломалась под предательством.

Я медленно подняла руку, заставляя пальцы дрожать, будто от страха, и вложила её в ладонь графа. Его кожа была холодной, липкой, и я едва сдержала дрожь отвращения. Он сжал мои пальцы с неожиданной силой, помогая мне встать, и я почувствовала, как его взгляд снова прошёлся по мне — медленно, жадно.

— Вот так, — промурлыкал он, подтягивая меня ближе. Его дыхание пахло гнилью и чем-то кислым, как старое вино. — Хорошая девочка. Мы с тобой поладим.

Изабель хмыкнула, её губы искривились в довольной усмешке.

— Она твоя, Эдмунд, — повторила она, скрестив руки на груди.

Граф кивнул, не отводя от меня глаз, и повернулся к двери, опираясь на трость. Его шаги были медленными, шаркающими, но он крепко держал мою руку, словно боялся, что я выскользну. Я шла рядом, стараясь не смотреть на него, и бросила быстрый взгляд на Изабель. Её лицо светилось триумфом — она избавилась от меня, от дочери любовницы. Но она не знала, что я не сломалась. Ещё нет.

Мы вышли из гостиной в холл, где уже ждала карета. Сквозь пыльные окна я видела её — чёрную, с облупившейся краской, запряжённую двумя тощими лошадьми. Кучер, сутулый мужчина в потрёпанной шляпе, стоял у дверцы, не поднимая глаз. Слуги Изабель вынесли небольшой сундук — видимо, мои вещи, если их вообще можно было так назвать. Всё происходило быстро, без лишних слов, как будто они торопились стереть меня из этого дома.

— Садись, — прохрипел граф, указывая на открытую дверцу кареты. Его рука всё ещё сжимала мою, и я чувствовала, как его ногти слегка царапают кожу. Я кивнула, притворяясь покорной, и забралась внутрь. Внутри пахло сыростью и кожей, сиденье было жёстким, покрытым потёртым бархатом. Эдмунд влез следом, тяжело дыша, и рухнул рядом со мной, так близко, что я ощутила тепло его тела — слабое, но неприятное.

Карета тронулась с резким рывком, колёса заскрипели по гравию. Я смотрела в маленькое окно, видя, как дом мачехи удаляется — серый, угрюмый, с его плесенью и холодом. Изабель стояла на пороге, её силуэт становился всё меньше, пока не исчез за поворотом. Я осталась одна с графом, и это было хуже любой клетки.

Он повернулся ко мне, его рука легла на моё колено, и я напряглась, стараясь не отшатнуться.

— Ты будешь хорошей женой, — пробормотал он, его голос дрожал от возбуждения. — Я научу тебя всему… всему, что мне нужно.

Его пальцы начали подниматься выше, и я сжала зубы, подавляя желание ударить его. Не сейчас.

— Да, мой господин, — прошептала я, опустив глаза и заставляя голос звучать слабо, покорно. Пусть думает, что я сдалась. Это даст мне время.

Он хмыкнул, довольный, и откинулся на спинку сиденья, но его рука осталась на моём колене, тяжёлая, как камень. Карета катилась вперёд, лошади фыркали, а я смотрела в окно, на проплывающий мимо лес — тёмный, с искривлёнными деревьями и серебристым туманом между стволов.

Глава 10

Карета ехала около часа, прежде чем лес расступился, открывая вид на поместье графа. Оно возвышалось на холме — огромное, мрачное, с острыми башнями, что торчали в небо, как кости. Стены были покрыты чёрным мхом, окна — узкие, тёмные, будто слепые глаза. Это место выглядело не как дом, а как гробница. И я знала: если я не найду выход, она станет моей.

Граф зашевелился рядом, его дыхание стало громче, хриплым.

— Добро пожаловать домой, девочка, — прохрипел он, и его рука сжала моё колено сильнее. — Здесь ты будешь моей… полностью моей.

Я заставила себя улыбнуться — слабой, дрожащей улыбкой, — но внутри клялась: я не останусь здесь надолго. Лираэль дал мне этот шанс не для того, чтобы я сгнила в лапах старика.

Карета остановилась у входа, дверца открылась, и граф потянул меня за собой. Я шагнула на землю, чувствуя, как холодный ветер кусает щёки. Передо мной был новый мир, новая битва. И я была готова её начать.

Я стояла перед массивными дверями поместья графа, чувствуя, как ветер пробирается под тонкое платье и леденит кожу. Двери были деревянными, потемневшими от времени, с вырезанными на них узорами — змеи, обвивающие черепа, их глаза выточены из красных камней, что тускло мерцали в свете заката. Эдмунд шаркал рядом, опираясь на трость, его дыхание вырывалось с хрипом, а рука всё ещё цеплялась за моё запястье, как оковы.

— Входи, дорогая жена, — прохрипел он, толкая дверь свободной рукой. Она открылась с протяжным скрипом, обнажая тёмный холл. Внутри пахло сыростью, старым деревом и чем-то едким, как прогорклое масло. Свет от нескольких чадящих факелов на стенах бросал длинные тени, превращая помещение в лабиринт из мрака и полумрака. Пол был выложен потрескавшейся плиткой, а в центре возвышалась лестница — широкая, с перилами, покрытыми пылью и паутиной.

Граф потянул меня за собой, и я шагнула внутрь, стараясь запомнить всё вокруг. Два слуги — худые, с землистыми лицами — появились из бокового коридора, неся поднос с вином и кубком. Они не смотрели на меня, их глаза были пустыми, как у марионеток, но я заметила, как один из них слегка дрожал, разливая вино в кубок для Эдмунда.

— Мой дом, — прохрипел граф, принимая кубок и делая глоток. Вино стекло по его подбородку, оставляя тёмные пятна на сюртуке. — Теперь и твой. Скоро ты привыкнешь.

Я промолчала, опустив голову, чтобы он не увидел огня в моих глазах. Привыкну? Нет, я не собиралась здесь задерживаться.

— Проводи её в её комнату, — бросил Эдмунд одному из слуг, махнув рукой. — И проследи, чтобы она не шаталась где попало.

Слуга — тот, что дрожал, — кивнул и жестом указал мне следовать за ним. Граф отпустил моё запястье, и я почувствовала облегчение, стряхивая с кожи ощущение его прикосновения. Я пошла за слугой вверх по лестнице, каждый шаг отдавался эхом в пустом доме. Мы миновали длинный коридор с закрытыми дверями, за которыми слышался слабый шорох — то ли ветер, то ли что-то живое. Наконец он остановился перед одной из дверей, открыл её и отступил в сторону.

— Здесь, госпожа, — пробормотал он, не поднимая глаз.

Я вошла. Комната была маленькой, холодной, с узким окном, забранным решёткой. Кровать — жёсткая, с тонким одеялом — стояла у стены, рядом с ней — старый комод и табурет. На полу лежал потёртый ковёр, а в углу тускло горела масляная лампа. Это была не комната, а клетка. Но я не собиралась в ней оставаться.

Слуга закрыл дверь, и я услышала щелчок замка. Заперта. Я подошла к окну, вглядываясь в темноту снаружи. Лес окружал поместье плотным кольцом, его деревья казались живыми, шевелящимися в сумерках. Где-то там, за этими стенами была свобода.

Я повернулась к двери и проверила замок — крепкий, железный, без ключей поблизости. Комод был пуст, кроме старой тряпки и высохшего цветка, похожего на ромашку, но с чёрными лепестками. Я взяла его в руки, и он рассыпался в пыль, оставив на пальцах странное тепло. Магия? Возможно. Но этого было мало.

Шаги за дверью заставили меня замереть. Я услышала голос Эдмунда — низкий, хриплый, отдающий приказы. Он приближался. Сердце забилось быстрее, но я заставила себя дышать ровно. Если он войдёт, я должна быть готова. Я отступила к кровати, сев на край, и сложила руки на коленях, притворяясь покорной.

Дверь отворилась, и граф вошёл, опираясь на трость. Его глаза блестели в полумраке, как у хищника, почуявшего добычу. За ним маячил слуга, но Эдмунд махнул рукой, и тот исчез, закрыв дверь. Мы остались одни.

— Ну что, девочка, — прохрипел он, приближаясь. Его трость стучала по полу, как метроном, отсчитывающий мои последние секунды свободы. — Пора познакомиться поближе.

Он остановился передо мной, его тень накрыла меня, как облако. Его рука потянулась к моему лицу, и я сжала кулаки под платьем, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Не сейчас. Я должна выждать. Он наклонился, его дыхание ударило мне в лицо, и я заметила, как его пальцы дрожат — не только от старости, но и от нетерпения.

— Ты такая красивая, — пробормотал он, касаясь моей щеки. Его кожа была сухой, как бумага, но хватка — цепкой. — Я давно мечтал о такой… молодой, свежей.

Я заставила себя не отшатнуться, не закричать. Вместо этого я подняла глаза, встретив его взгляд, и тихо сказала:

— Мой господин… я устала с дороги. Может, завтра?

Он замер, его брови сдвинулись, но потом он хмыкнул, словно моя просьба его позабавила.

Глава 11

Его рука скользнула к моему плечу, сжимая сильнее, и я поняла: времени больше нет. Я должна действовать. Я бросила взгляд на лампу в углу — единственный источник света и, возможно, моё оружие. Если я смогу отвлечь его, разбить её, создать хаос…

— Подожди, — сказала я, вставая резко, так что он пошатнулся. — Я… я хочу вина. Разве свадьба не повод?

Он прищурился, но в его глазах мелькнула искра интереса.

— Вина? — прохрипел он. — Хочешь выпить со мной, девочка? Что ж… это можно устроить.

Он повернулся к двери и крикнул:

— Эй, принесите вина! Живо!

Слуга появился почти мгновенно, неся поднос с кубком и кувшином. Эдмунд взял кубок, наполнил его и протянул мне, его взгляд не отрывался от моего лица.

— Пей, — приказал он. — А потом… начнём.

Я взяла кубок, чувствуя холод металла в руках. Это был мой шанс. Я сделала вид, что подношу его к губам, но в следующий момент резко плеснула вино ему в лицо. Он взвыл, отшатнувшись, его руки замахали в воздухе, трость упала на пол. Я бросилась к лампе, схватила её и швырнула о стену. Масло вспыхнуло, пламя лизнуло старый ковёр, и комната наполнилась дымом.

— Что ты… тварь! — заорал он, кашляя, но я уже бежала к двери. Слуга попытался схватить меня, но я толкнула его в грудь, и он рухнул, споткнувшись о трость графа. Дверь была открыта, коридор — тёмный и пустой.

Я рванула вперёд, сердце колотилось в груди, а дым от горящего ковра щипал глаза. Коридор был тёмным, пустым, и я почти поверила, что смогу вырваться. Но шаги за спиной нарастали — тяжёлые, быстрые, не похожие на шарканье графа. Я обернулась на мгновение и увидела слугу — того, что принёс вино. Его лицо было искажено гневом, руки вытянуты вперёд. Я попыталась ускориться, но платье зацепилось за выступ в полу, и я споткнулась, потеряв равновесие.

— Стой, дрянь! — рявкнул он, и в следующую секунду его пальцы вцепились в моё плечо. Я закричала, вырываясь, но он был сильнее. Он рванул меня назад, и я упала на колени, чувствуя, как холодный пол обжигает кожу. Дым из комнаты уже заползал в коридор, смешиваясь с запахом плесени и старости.

— Ты никуда не денешься, — прохрипел он, таща меня обратно. Я билась в его хватке, мои силы таяли с каждым рывком. Он втащил меня в комнату, где граф уже поднялся на ноги, кашляя и вытирая вино с лица трясущимися руками. Пламя на ковре угасало, оставляя чёрные пятна и едкий запах, но его взгляд — мутный, злобный — был направлен прямо на меня.

— Ах ты, маленькая тварь, — прорычал он, шагнув ближе. Его трость лежала на полу, но он ухватился за спинку стула, чтобы не упасть. — Думала сбежать? От меня?

Я попыталась встать, но слуга держал меня за плечи, прижимая к полу. Эдмунд наклонился, его лицо оказалось так близко, что я почувствовала кислое дыхание и увидела капли вина, застрявшие в морщинах. Его рука взлетела вверх, и я не успела увернуться — удар пришёлся по щеке, резкий и горячий. Голова дёрнулась в сторону, во рту появился вкус крови.

— Ты пожалеешь, — прошипел он, и его пальцы схватили меня за подбородок, заставляя посмотреть на него. Его глаза блестели от ярости и чего-то ещё — больного, извращённого удовольствия. — Я научу тебя послушанию.

Он кивнул слуге, и тот отпустил меня, отступив к двери. Я рухнула на пол, задыхаясь, но граф не дал мне времени прийти в себя. Он схватил меня за волосы, рванув вверх с такой силой, что я вскрикнула. Его хватка была неожиданно крепкой для старика, и я поняла, что его слабость — лишь маска.

— Ты думала, что можешь меня одурачить? — прорычал он, встряхивая меня, как тряпичную куклу. — Я ломал таких, как ты, десятками. Ты будешь моей, хочешь ты этого или нет.

Он швырнул меня на кровать, и я ударилась спиной о жёсткий матрас, чувствуя, как воздух вышибает из лёгких. Он стоял надо мной, тяжело дыша, его силуэт в полумраке казался огромным, уродливым. Я сжала кулаки, но тело дрожало — не только от страха, но и от гнева. Я не сдамся. Не ему.

— Ты наказана, девочка, — прохрипел он, наклоняясь ближе. Его рука снова ударила меня — на этот раз по другой щеке, и я почувствовала, как кожа горит, а слёзы невольно выступают на глазах. — Но это только начало. Сегодня ты станешь моей женой… во всех смыслах.

Он выпрямился, тяжело опираясь на стул, и повернулся к слуге, всё ещё стоящему у двери.

— Позови служанок, — приказал он. — Пусть подготовят её к ночи. Я хочу, чтобы она была чистой, красивой… и готовой. Первая брачная ночь ждёт нас, и я не потерплю больше её фокусов.

Слуга кивнул и исчез в коридоре, а граф снова посмотрел на меня. Его губы растянулись в кривой улыбке, обнажая гнилые зубы.

— Ты будешь кричать, девочка, — пробормотал он, облизнувшись. — Но потом… потом ты привыкнешь. Я лишу тебя невинности, и ты станешь моей полностью.

Глава 12

Он повернулся и медленно вышел, оставив меня одну на кровати. Дверь хлопнула, замок щёлкнул, и я осталась в тишине, прерываемой только моим сбивчивым дыханием. Щёки горели, волосы спутались, платье порвалось на плече.

Через несколько минут дверь снова открылась, и вошли две служанки — пожилая, с седыми волосами, и молодая, с красными от работы руками. Их лица были бесстрастными, но в глазах мелькала жалость. Они несли таз с водой, тряпки и чистое платье — белое, с длинными рукавами, похожее на саван.

— Вставайте, госпожа, — тихо сказала пожилая, ставя таз на пол. — Надо вас подготовить.

Я медленно поднялась, чувствуя, как всё тело ноет от ударов. Они начали молча работать — сняли с меня рваное платье, обтёрли лицо и руки тёплой водой, расчесали волосы. Молодая служанка мазала синяки на моих щеках какой-то мазью, пахнущей травами, но её пальцы дрожали.

— Он… он всегда такой? — спросила я шёпотом, глядя на неё.

Она вздрогнула, но не ответила, лишь опустила глаза. Пожилая вздохнула, продолжая расчёсывать мои волосы.

— Лучше не злите его, госпожа, — пробормотала она. — Граф… он любит, когда сопротивляются. Но потом становится хуже.

Я сжала губы, чувствуя, как гнев кипит внутри. Они готовили меня, как жертву на заклание, но я не собиралась сдаваться. Лираэль обещал мне магию, силу, и я найду её — даже если придётся пережить эту ночь. Я выживу. И я заставлю его пожалеть.

Служанки закончили, надев на меня новое платье. Оно было холодным, скользким, и я чувствовала себя в нём голой, несмотря на ткань. Они отступили, глядя на меня с молчаливым сочувствием, а затем ушли, оставив меня ждать. Я стояла посреди комнаты, глядя на дверь, за которой меня ждал граф. Первая брачная ночь.

Его слова эхом звучали в голове:

«Я лишу тебя невинности».

Я стояла посреди комнаты, чувствуя, как холодное платье липнет к коже, а сердце стучит в груди, отсчитывая секунды до неизбежного. Дверь была заперта, но я слышала шаги за ней. Служанки ушли, оставив меня одну, и я сжала кулаки, готовясь к тому, что должно было случиться. Я не знала, как пережить эту ночь, но знала одно: я не сдамся.

Внезапно шаги стихли. Тишина повисла в воздухе, густая и тяжёлая, как перед грозой. Я замерла, прислушиваясь. Ничего — ни звука, ни скрипа трости, ни хрипа. Что-то было не так. Я медленно подошла к двери, приложила ухо к холодному дереву. Тишина. Затем раздался слабый шорох, как будто что-то упало, и снова — ничего.

Дверь неожиданно щёлкнула, замок повернулся сам собой, и створка слегка приоткрылась. Я отступила, сердце подпрыгнуло к горлу. Это ловушка? Или шанс? Я сглотнула, собрала всё своё мужество и толкнула дверь, шагнув в коридор.

Тусклый свет факелов освещал путь к спальне графа — массивной комнате в конце коридора, куда он велел меня отвести после подготовки. Дверь туда была приоткрыта, и я видела слабое мерцание свечей внутри. Я двинулась вперёд, каждый шаг отдавался эхом в пустом доме. Запах сырости смешивался с чем-то новым — резким, металлическим, как кровь.

Я вошла в спальню и замерла. Граф лежал на огромной кровати с балдахином, раскинувшись на смятых простынях. На нём были только грязные, потёртые трусы, обнажая его тощее, дряблое тело, покрытое пятнами старости. Его руки безвольно свисали по бокам, голова запрокинута назад, рот открыт, а глаза — мутные, пустые — уставились в потолок. Он не двигался. Не дышал.

Мёртв.

Глава 13

Я стояла, не в силах отвести взгляд, чувствуя, как холод пробирает меня до костей. Его грудь не поднималась, пальцы, что недавно сжимали моё запястье, теперь лежали неподвижно, как высохшие ветки. Что произошло? Ещё несколько минут назад он был полон злобы и похоти, готовый сломать меня. А теперь — тишина.

Шорох за спиной заставил меня обернуться. Из примыкающей к спальне ванной вышли две служанки — пожилая с седыми волосами и молодая с красными руками. Их лица были бледными, глаза широко раскрыты, но в них не было ни слёз, ни страха — только странное, напряжённое спокойствие. Они остановились, глядя на меня, а затем на тело графа.

— Он… мёртв? — вырвалось у меня, голос дрожал, хотя я сама не понимала, что чувствую. Облегчение? Недоверие? Подозрение?

Пожилая служанка шагнула вперёд.

— Да, госпожа, — сказала она тихо, но твёрдо. — Мёртв. Сердце не выдержало… слишком много вина.

Молодая служанка кивнула, её пальцы нервно теребили край фартука.

— Мы нашли его так, — добавила она, бросив быстрый взгляд на ванную. — Он велел принести горячей воды, а потом… упал. Мы не успели ничего сделать.

Я посмотрела на них внимательнее. Их голоса были ровными, но что-то в их позах — напряжённость плеч, слишком быстрые взгляды — подсказывало, что они не говорят всей правды. Сердце не выдержало? Возможно. Граф был стар, болен, его дрожащие руки и хриплое дыхание выдавали слабость. Но слишком уж удобно это выглядело — его смерть в тот самый момент, когда он собирался взять меня силой.

— Вы уверены? — спросила я, шагнув ближе к кровати. Я наклонилась над телом, стараясь не дышать его запахом — смесь пота, вина и гнили. На шее графа виднелся слабый след — тонкая красная полоса, едва заметная на морщинистой коже. Царапина? Или что-то большее? Я не могла быть уверена.

Служанки переглянулись. Пожилая кашлянула, её взгляд стал твёрже.

— Уверены, госпожа, — сказала она. — Он был стар. Такие вещи случаются. Вам не стоит здесь оставаться.

Я выпрямилась, чувствуя, как мысли начинают проясняться. Они были правы — оставаться рядом с мёртвым графом было опасно. Если кто-то решит, что я причастна, мне не дадут и шанса объясниться. Но я не собиралась бежать в никуда. Мне нужно было время, чтобы понять, что делать дальше.

— Что теперь? — спросила я, глядя на них. — Кто-то знает?

Молодая покачала головой, её руки всё ещё теребили фартук.

— Нет, госпожа. Только мы. Слуги внизу… они ещё не в курсе. Но скоро узнают.

Пожилая шагнула ко мне, её глаза сузились.

— Пойдёмте, госпожа, — сказала она тихо, но с нажимом. — Мы отведём вас в другие покои. Вам нужно отдохнуть. Утро само покажет, что делать.

Я кивнула, чувствуя, как усталость наваливается на плечи. Смерть графа дала мне передышку, но не свободу. Я последовала за служанками, которые повели меня через коридор в другую часть дома. Мы прошли несколько поворотов, миновали закрытые двери, пока не остановились перед небольшой комнатой. Она была скромнее спальни графа — с простой кроватью, покрытой серым одеялом, столом и стулом. Окно, забранное решёткой, пропускало слабый лунный свет.

— Здесь, госпожа, — сказала пожилая, указывая на кровать. — Ложитесь. Мы позаботимся, чтобы вас не беспокоили до утра.

— Спите, — добавила она тихо. — Завтра всё будет яснее.

Они вышли, закрыв дверь. Я осталась одна. Подошла к кровати, села на край, чувствуя, как дрожат ноги. Щёки всё ещё горели от ударов графа, тело ныло, но внутри я ощущала странное облегчение. Он мёртв. Всё закончилось. Но что ждёт меня дальше?

Я легла на кровать, натянув одеяло до подбородка. Оно было колючим, пахло сыростью, но я закрыла глаза, заставляя себя дышать ровно. Утро придёт, и с ним — новый день. Я не знала, что он принесёт, но была уверена в одном: я выживу. Я всегда выживала. С этими мыслями я провалилась в тяжёлый, беспокойный сон, ожидая, что свет дня даст мне ответы.

Глава 14

Аврора стояла в тесной ванной комнате, примыкающей к её спальне, её тонкие пальцы нервно сжимали край медного таза с остывающей водой. Служанки недавно закончили её подготовку: они обтёрли её лицо и руки влажной тряпкой, смывая следы слёз и синяков, расчесали длинные чёрные волосы, уложив их в мягкие волны, и надели на неё белое платье с длинными рукавами.

Ткань была холодной, скользкой, облепляла тело, как саван, подчёркивая её худобу и заставляя чувствовать себя уязвимой. Она посмотрела на своё отражение в мутной воде — зелёные глаза, полные страха и гнева, принадлежали одновременно ей и той, кем она была раньше, Алене. Сердце колотилось в груди, отдаваясь в висках: граф Эдмунд ждал её в спальне, готовый исполнить свои гнусные намерения. Она не знала, как избежать этой ночи, но внутри неё горела решимость — она не сдастся, даже если тело Авроры дрожало от ужаса, а разум искал хоть малейший выход.

Тем временем в спальне, за тяжёлой деревянной дверью, граф Эдмунд расхаживал у кровати с балдахином. Его шаркающие шаги сопровождались скрипом трости, которую он то и дело постукивал о потёртый пол, словно отмеряя время до своего триумфа. Он уже сбросил сюртук и рубашку, оставшись в одних грязных, потёртых трусах, обнажавших его тощее, дряблое тело, покрытое пятнами старости и редкими седыми волосками.

Его руки дрожали от нетерпения, а мутные, желтоватые глаза блестели похотью. Он предвкушал: молодая, свежая Аврора, наконец-то в его власти. Его тонкие губы растянулись в кривой улыбке, обнажая гнилые зубы, и он пробормотал себе под нос, облизнувшись:

— Скоро ты будешь моей… полностью моей. Я научу тебя покорности, девочка.

Он остановился у кровати, опёрся на трость и провёл рукой по смятым простыням, представляя, как скоро она будет лежать здесь, под ним, беспомощная и сломленная.

Его дыхание стало громче, хриплым, с присвистом, а пальцы задрожали сильнее, выдавая не только старость, но и извращённое возбуждение. Он уже видел её перед собой — юную, с бледной кожей и большими зелёными глазами, и эта картина разжигала в нём огонь, который он не чувствовал годами.

В этот момент воздух в комнате сгустился, стал тёплым и дрожащим, как перед грозой. Факелы на стенах мигнули, бросив длинные тени, и Эдмунд замер, нахмурив кустистые брови. Он оглянулся, его взгляд метнулся по углам спальни, но ничего не увидел — пока.

Затем, прямо перед ним, из пустоты возникла фигура. Сначала она была размытой, сотканной из серебристого тумана, но быстро обрела чёткость. Это был высокий мужчина с широкими плечами и длинными рыжими волосами, струящимися, как огонь, до лопаток. Его фиолетовые глаза — глубокие, нечеловеческие — сверкали в полумраке, а тёмный плащ развевался, словно под невидимым ветром.

Чёрная рубашка и брюки подчёркивали его стройную, мощную фигуру, а лицо — красивое, с резкими чертами — излучало холодную, почти пугающую решимость. Это был Лираэль, хранитель Астериона, принявший человеческое обличие.

Эдмунд отступил назад, его трость стукнула о пол, а рука вцепилась в спинку кровати для поддержки. Его лицо побагровело от смеси страха и гнева, но он выпрямился, пытаясь сохранить остатки достоинства.

— Кто… кто ты такой?! — прохрипел он, его голос дрожал, но в нём всё ещё звучала злоба. — Как ты посмел войти сюда, в мой дом?! Я граф Эдмунд, и никто не смеет являться ко мне без приглашения!

Лираэль шагнул вперёд, его движения были плавными, почти неслышными, как у хищника, крадущегося к добыче. Он склонил голову, рассматривая старика с презрением, словно тот был не человеком, а жалким насекомым под его ногами. Его губы слегка изогнулись в холодной усмешке, но он не ответил сразу, позволяя тишине повиснуть в воздухе, тяжёлой и угнетающей.

— Ты смеешь говорить о правах, старик? — наконец произнёс Лираэль, его голос был низким, мелодичным, но острым, как лезвие, прорезающее тьму. — Ты, который бьёт её, унижает, хочет сломать? Я здесь, чтобы положить этому конец.

Эдмунд оскалился, его гнилые зубы блеснули в свете факелов, и он ударил тростью о пол, словно это могло вернуть ему власть.

— Хранитель? Какой-то выскочка с красивыми речами! — прорычал он, шагнув вперёд, хотя его ноги дрожали. — Она моя жена! Я взял её законно, и никто — ни ты, ни кто другой — не отнимет у меня того, что принадлежит мне по праву! Я сделаю с ней что захочу, и ты мне не помешаешь!

Лираэль прищурился, его фиолетовые глаза вспыхнули ярче, и в комнате стало холоднее, словно само тепло отступило перед его гневом. Он наклонился ближе к графу, его лицо было так близко, что Эдмунд невольно отшатнулся, чувствуя, как мороз пробирает его дряблую кожу.

— Законно? — переспросил Лираэль, его голос стал тише, но в нём появилась угроза, от которой кровь стыла в жилах. — Ты бил её, старик. Ты оставил следы на её лице, на её теле. За это ты заплатишь.

Глава 15

Эдмунд расхохотался — хриплым, надтреснутым смехом, который быстро перешёл в кашель. Он выпрямился, опираясь на трость, и ткнул пальцем в сторону Лираэля.

— Заплачу? Я?! Да кто ты такой, чтобы судить меня? — он сплюнул на пол, его глаза блестели злобой. — Она моя, и я сломаю её, как ломал других! Её слёзы — это музыка для меня, а её крики будут услаждать мои ночи! Ты ничего не сделаешь, мальчишка!

В этот момент Лираэль выпрямился, его лицо стало каменным, а в глазах загорелся огонь мести. Он вспомнил Аврору — её дрожащие руки, её зелёные глаза, полные боли, следы ударов на её щеках.

Этот старик посмел поднять на неё руку, и за это он поплатится. Лираэль шагнул вперёд, его рука взлетела вверх, и с неожиданной силой он ударил Эдмунда по лицу — звонкая пощёчина эхом разнеслась по комнате. Старик пошатнулся, его голова дёрнулась в сторону, а на морщинистой щеке проступил красный след. Он вскрикнул, больше от удивления, чем от боли, и схватился за лицо, его трость снова упала на пол.

— Как ты посмел?! — взвизгнул Эдмунд, его голос сорвался на визгливую ноту. — Я разорву тебя! Я…

— Молчи, — оборвал его Лираэль, его голос стал ледяным, как зимний ветер. — Ты не достоин говорить. Ты поднял руку на неё, и теперь я верну тебе эту боль сторицей.

Прежде чем Эдмунд успел ответить, Лираэль шагнул ещё ближе, его рука метнулась к шее старика. Длинный, острый ноготь, блеснувший серебром, слегка царапнул морщинистую кожу. Эдмунд вздрогнул, его глаза расширились, а рот открылся в беззвучном крике.

Из тонкой красной полосы на шее вытекла капля крови, тут же почерневшая — магический яд, быстрый и смертельный, проник в его тело. Старик дёрнулся, его руки замахали в воздухе, ноги подкосились.

Через мгновение он рухнул на кровать, раскинувшись на смятых простынях, его грудь замерла, дыхание остановилось. Мёртв.

Лираэль отступил, его лицо оставалось спокойным, но в фиолетовых глазах пылал огонь. Он выполнил свою клятву. Девушка, которую он вытащил из её разбитого мира и поместил в это тело, была под его защитой. Он поклялся хранить её, и этот гнусный старик заплатил за свои преступления. Лираэль медленно вытер руку о край плаща, словно стряхивая грязь, и тихо произнёс, глядя на тело:

— Ты больше не тронешь её, свинья.

В этот момент дверь ванной скрипнула, и в спальню вошли две служанки — пожилая, с седыми волосами, собранными в тугой пучок, и молодая, с красными от работы руками.

Они замерли на пороге, их лица побледнели, глаза расширились от ужаса. Граф лежал мёртвым на кровати, его тело застыло в нелепой позе, а перед ним стоял незнакомец — высокий, рыжеволосый, с нечеловеческой аурой, от которой воздух дрожал.

Пожилая служанка уронила тряпку, которую держала в руках, и та шлёпнулась на пол с глухим звуком. Молодая тихо вскрикнула, прижав ладонь ко рту, её пальцы задрожали.

Лираэль повернулся к ним, его взгляд был холодным и твёрдым, как сталь. Он поднял руку, указав на них, и заговорил, его голос был тихим, но в нём звучала угроза, от которой кровь стыла в жилах:

— Тише. Ни звука. Скажете хоть слово о том, что видели, и отправитесь следом за ним. Поняли?

Служанки кивнули, их головы дёрнулись в unison, словно у марионеток. Пожилая сглотнула, её руки задрожали сильнее, но она не осмелилась возразить. Молодая вцепилась в край фартука, её пальцы побелели от напряжения, а глаза заблестели от слёз. Они видели смерть графа, видели этого странного мужчину, но страх перед ним пересилил всё остальное. Они знали: он не шутит.

Лираэль бросил последний взгляд на тело Эдмунда, его губы слегка сжались в презрительной гримасе. Затем он повернулся и исчез так же внезапно, как появился, растворившись в серебристом тумане, который тут же рассеялся, оставив лишь слабый холод в воздухе. Комната опустела, оставив мёртвого графа и двух перепуганных женщин, застывших в гробовой тишине.

Несколько минут спустя дверь спальни приоткрылась, и в комнату вошла Аврора. Она замерла на пороге, её зелёные глаза расширились, когда она увидела графа, лежащего неподвижно на кровати. Его грудь не поднималась, пальцы, что недавно сжимали её запястье, теперь застыли, как высохшие ветки. Она не знала, что произошло, но холод пробрал её до костей. Эдмунд был мёртв — и это означало, что её кошмар закончился. Или, возможно, только начинался? Она шагнула вперёд, её дыхание сбилось, и она тихо прошептала:

— Он… мёртв??

Служанки переглянулись, их лица были напряжёнными, но они молчали, как и велел Лираэль. Пожилая кашлянула, пытаясь скрыть дрожь в голосе, и шагнула к Авроре.

— Да, госпожа, — сказала она тихо, но твёрдо. — Сердце не выдержало… слишком много вина.

Аврора посмотрела на неё, затем на тело графа, и её взгляд остановился на тонкой красной полосе на его шее. Что-то подсказывало ей, что это не просто старость забрала его, но она не стала спрашивать. Пока. Её кошмар закончился, и это было главное.

Глава 16

Я проснулась от мягкого света, который пробивался сквозь решётку окна. Впервые за долгое время моё тело не ныло от боли, а голова не гудела от страха. Сон, тяжёлый и беспокойный, ушёл, оставив странное чувство покоя. Я лежала на жёсткой кровати, укрытая колючим одеялом, и медленно открыла глаза, привыкая к тусклому утреннему свету, что заливал эту тесную комнатушку.

И тут я его увидела. На краю кровати, прямо у моих ног, сидел здоровенный чёрный котяра. Его шерсть блестела, как полированный обсидиан, а янтарные глаза с узкими зрачками пялились на меня с такой язвительной ухмылкой, что я невольно заморгала.

На шее у него болтался огромный красный бант — нелепый, кричащий, будто кто-то решил, что этот зверь должен выглядеть как подарок на Новый год. Он сидел неподвижно, только кончик хвоста лениво подёргивался, словно кот ждал, когда я наконец замечу его царственное присутствие.

— Какой красавец, — пробормотала я, всё ещё сонная, и потянулась к нему, чтобы погладить. Шерсть выглядела такой мягкой, а сам он — таким важным, несмотря на этот дурацкий бант.

И тут он отпрянул, выгнув спину с грацией, которой позавидовал бы любой акробат, и издал низкий, хрипловатый мяв, больше похожий на саркастический смешок. А потом, клянусь, этот наглый котяра заговорил:

— Руки прочь, смертная! — рявкнул он с такой театральной обидой, что я чуть не поперхнулась воздухом. — Я тебе что, плюшевая игрушка, чтобы меня лапать? Имей хоть каплю уважения к высшему существу!

Я замерла, рука повисла в воздухе, а мозг отказывался верить ушам. Говорящий кот? Я уставилась на него, широко раскрыв глаза, и тут до меня дошло. Он. Разговаривает. Серьёзно. В следующую секунду ноги запутались в одеяле, я дёрнулась от шока и с грохотом рухнула с кровати, приземлившись на пол с таким звуком, будто мешок картошки уронили с лестницы.

Кот разразился хриплым, издевательским хохотом, от которого у меня щёки запылали.

— О, браво, просто браво! — протянул он, склонив голову и глядя на меня сверху вниз с видом заправского критика. — Такой грации я не видел со времён, когда пьяный гоблин пытался танцевать на бочке с элем. Ты в порядке, или мне позвать лекаря?

Я села, потирая ушибленный локоть, и уставилась на него, всё ещё не веря. Смех вырвался сам собой — нервный, чуть истеричный, но искренний. Этот кот был невыносим, но, чёрт возьми, он был смешной.

— Ты… ты правда разговариваешь? — выдавила я, пытаясь собраться.

Он фыркнул, задрав подбородок так, что бант качнулся, как маятник.

— Нет, тебе показалось, я просто мурлыкаю на древнеэльфийском, — съязвил он, закатив глаза. — Конечно, разговариваю, гений! Я не какая-то там безмозглая кошка, что ловит мышей за миску молока. Я — воплощение изящества и сарказма, можешь звать меня… ну, допустим, Рубин. Из-за этого идиотского банта, который мне навязали против моей воли.

Я поднялась на колени, всё ещё хихикая, и посмотрела на него внимательнее.

— Рубин, значит? — переспросила я. — И откуда ты взялся, Рубин?

Он лениво потянулся, растянувшись на кровати с таким видом, будто это его личный трон, и зевнул, показав острые, как иглы, зубы.

— О, я мастер появляться там, где меня не ждут, — ответил он с ехидной ухмылкой. — Скажем, я прошмыгнул через трещину в реальности. Магия, знаешь ли, открывает такие забавные лазейки. А ты, я так понимаю, Аврора? Или как там тебя теперь кличут в этом жалком мирке?

— Да, Аврора, — кивнула я, чувствуя, как сердце забилось быстрее. Этот кот явно был не просто говорящим зверем. В его словах сквозило что-то знакомое.. — Постой… ты от Лираэля?

Рубин замер, его глаза блеснули, и он медленно сел, глядя на меня с таким видом, будто я только что разгадала мировую тайну.

— Ого, какая проницательность, — протянул он, его голос сочился сарказмом. — Да, детка, я и есть Лираэль. Хранитель Астериона, мастер тысячи обликов, и, видимо, твой личный спаситель от скуки и старых извращенцев. Удивлена? Или всё ещё думаешь, что я просто кот с хорошим чувством юмора?

Я моргнула, пытаясь уложить это в голове. Лираэль? Тот самый пегас с фиолетовыми глазами, что вытащил меня из моего разбитого мира, теперь сидит передо мной в виде чёрного кота с красным бантом? Я вспомнила его обещание — силу, новый путь, магию.

И тут до меня дошло: он может принимать тысячи обликов. Этот наглый, саркастичный кот — он же.

— Ты… Лираэль? — переспросила я, и голос мой дрогнул. — Серьёзно?

Он спрыгнул с кровати, приземлившись с мягким стуком, и обернулся ко мне, его хвост взметнулся, как хлыст.

— В шерсти и с бантом, собственной персоной, — подтвердил он, театрально поклонившись. — Не ожидала, да? Ну, извини, что не явился в сияющих доспехах на крылатом коне — этот облик куда удобнее для шпионажа и… скажем, устранения проблем. Граф, кстати, мёртв, если ты ещё не заметила. Удобно, не правда ли?

Я сглотнула, вспоминая тело Эдмунда на кровати, ту тонкую красную полосу на его шее. Так это был он? Лираэль?

— Это ты его… — начала я, но он перебил меня, подняв лапу с таким видом, будто я задала самый глупый вопрос в мире.

— Скажем так, я слегка ускорил его встречу с вечностью, — ответил он с лёгкой насмешкой. — Старик перешёл все границы, а я не люблю, когда мои подопечные страдают от рук таких гнилых тварей. Но хватит об этом. Вопрос в другом, Аврора: что ты собираешься делать теперь, когда твой кошмарный жених отправился на тот свет?

Глава 17

Я стояла посреди комнаты, глядя на Лираэля, который в своём кошачьем обличье саркастично вышагивал к двери. Его слова всё ещё звенели в ушах: свобода, сила, новый путь. Но сначала мне нужно было избавиться от этого белого платья — холодного, скользкого, как саван, в котором меня готовили к кошмару с графом.

Я подошла к комоду, где лежало моё старое платье — серое, рваное, но знакомое. Оно пахло сыростью и немного землёй, но в нём я чувствовала себя собой, а не жертвой. Я быстро переоделась, стянув с себя белую ткань и натянув старые лохмотья. Они висели на мне, как мешок, но это было лучше, чем притворяться невестой мертвеца.

Лираэль, или Рубин, как он себя назвал, сидел у двери, наблюдая за мной с лёгкой насмешкой в янтарных глазах.

— Ну что, готова к великим свершениям, принцесса лохмотьев? — протянул он, лениво облизнув лапу. — Или будешь ещё час пялиться на своё отражение?

— Заткнись, — буркнула я, но не смогла сдержать улыбку. Его язвительность была невыносимой, но почему-то успокаивала. Я шагнула к нему и, не раздумывая, подхватила его на руки. Он был тяжёлый, тёплый, и его шерсть оказалась мягче, чем я ожидала.

— Эй, что за наглость?! — возмутился он, дёрнувшись в моих руках, но я крепко прижала его к груди. — Я тебе не плюшевый мишка, отпусти, смертная!

— Сиди смирно, — отрезала я, направляясь к двери. — Ты мой хранитель или нет? Вот и терпи.

Он фыркнул, но сопротивляться перестал, только хвост его раздражённо хлестал по моему локтю. Дверь, как и раньше, приоткрылась сама собой — магия Лираэля, видимо, — и я вышла в коридор, спускаясь по скрипучей лестнице вниз. Дом был тих, только где-то вдалеке слышался слабый шорох слуг. Я не знала, что меня ждёт, но с котом в руках чувствовала себя чуть увереннее.

В холле меня встретила молодая служанка — та самая, с красными от работы руками. Она несла поднос с пустыми чашками и замерла, увидев меня. Её глаза расширились, когда она заметила кота, которого я держала, словно трофей.

— Госпожа Аврора? — выдохнула она, её взгляд метнулся от меня к Лираэлю и обратно. — Откуда… откуда у вас кот?

— Долгая история, — ответила я, пожав плечами. — Он сам ко мне пришёл. Проводи меня в столовую, я голодна.

Она моргнула, явно не зная, что сказать, но кивнула и пошла впереди, бросая на кота насторожённые взгляды. Лираэль, конечно, не удержался:

— Что пялишься, деревенщина? — прошипел он ей в спину. — Никогда не видела воплощение величия в кошачьей шкуре?

Служанка вздрогнула, чуть не выронив поднос, но промолчала, ускорив шаг. Я еле сдержала смех — этот кот был невыносим, но его язвительность явно держала всех в тонусе.

В столовой уже был накрыт стол — длинный, деревянный, с потёртой скатертью. На нём стояли тарелки с хлебом, сыром и какой-то похлёбкой, пахнущей травами. Я опустила Лираэля на пол и села, чувствуя, как желудок урчит от голода. Служанка осталась у двери, всё ещё косясь на кота.

— Принеси мисочку сметаны, — сказала я ей, кивнув на Лираэля. — Ему тоже надо поесть.

Она кивнула и быстро ушла, а я принялась за еду, наслаждаясь первым спокойным моментом за последние дни. Через минуту служанка вернулась с маленькой глиняной миской, полной сметаны, и поставила её на пол рядом с Лираэлем.

Он посмотрел на миску, потом на меня, и его уши дёрнулись от возмущения.

— Серьёзно? — протянул он с такой ядовитой интонацией, что я чуть не подавилась хлебом. — Ты думаешь, я, Лираэль, хранитель Астериона, буду лакать сметану с пола, как какая-то дворовая шавка? Это оскорбление моего достоинства!

— Ой, не начинай, — закатила я глаза, но всё же наклонилась, подняла миску и поставила её на стол рядом с собой. — Вот, ваше кошачье величество, ешь как цивилизованный… кот.

Он фыркнул, но всё же запрыгнул на стул рядом со мной и с явной неохотой начал лакать сметану, всем видом показывая, что делает мне одолжение. Я усмехнулась и вернулась к своей похлёбке, наслаждаясь этим странным, но уютным моментом.

И тут дверь столовой с грохотом распахнулась. Я вздрогнула, ложка замерла в руке. В комнату вошёл мужчина — лет пятидесяти, высокий, с сединой в тёмных волосах и острым взглядом тёмных глаз. Его одежда — тёмно-зелёный камзол с золотой вышивкой — выглядела дорого, а в руках он держал свёрнутый пергамент. Он остановился, окинув меня взглядом, затем заметил кота и слегка прищурился, но ничего не сказал по этому поводу.

— Госпожа Аврора, — начал он, его голос был низким, с ноткой официальности. — Я — Герард, советник покойного графа Эдмунда. Пришёл сообщить вам важные новости.

Я напряглась, ложка всё ещё висела в воздухе. Лираэль перестал лакать сметану и уставился на мужчину, его хвост медленно качнулся.

— Какие новости? — спросила я, стараясь держать голос ровным.

Герард шагнул ближе, развернул пергамент и заговорил:

— Граф Эдмунд умер, не оставив детей. Вы, как его единственная законная жена, теперь наследуете всё его состояние. Поместье, земли, золото — всё это огромное богатство переходит к вам.

Ложка выскользнула из моих пальцев и с звоном упала на стол. Я уставилась на Герарда, не веря своим ушам. Всё состояние? Мне? Я, которая ещё вчера была пешкой в руках мачехи, жертвой графа, теперь… хозяйка всего этого?

Глава 18

Я сидела за массивным дубовым столом в кабинете графа, который теперь, как уверял Герард, принадлежал мне. Стол был завален пергаментами, чернильницами и старыми книгами, от которых пахло пылью и воском.

Герард, стоя рядом, терпеливо объяснял каждую строчку в документах, которые я должна была подписать. Его голос звучал ровно, но я ловила его быстрые взгляды, словно он пытался понять, что я за человек и справлюсь ли с этим внезапным богатством.

— Здесь вы подтверждаете своё право на поместье, пятнадцать акров полей, два особняка в столицы и винодельню — говорил он, указывая на лист с замысловатым гербом в виде змеи, обвивающей кубок. — А здесь — на земли к югу от леса. Это виноградники, они приносят хороший доход.

Я кивала, стараясь выглядеть уверенной, хотя внутри всё ещё гудело от шока. Мои пальцы, всё ещё непривычно тонкие в этом новом теле Авроры, сжимали перо, оставляя аккуратные подписи там, где указывал Герард.

Рубин, развалившись на подоконнике в своём кошачьем облике, наблюдал за процессом с ленивой насмешкой. Его красный бант слегка покачивался, когда он зевал, демонстрируя острые зубы.

— Не забудь поставить завитушку побольше, — хмыкнул он, когда я подписала очередной документ. — А то подумают, что ты не гордая владелица, а какая-то мелкая писаришка.

Я бросила на него взгляд, сдерживая улыбку, и вернулась к бумагам. Последний лист — завещание графа, где моё имя, Аврора, было вписано как единственная наследница. Я задержала взгляд на подписи Эдмунда: кривой, дрожащей, с пятнами чернил. Этот человек хотел сломать меня, но теперь его тень отступала, а я брала в руки то, что он считал своим.

— Всё, госпожа, — сказал Герард, аккуратно собирая пергаменты в стопку. — Теперь вы полноправная хозяйка. Если позволите, я организую слуг, чтобы они начали приводить поместье в порядок. Оно… давно не знало заботливой руки.

— Спасибо, Герард, — ответила я, поднимаясь из-за стола. — Но сначала я хочу осмотреть свои владения. Дом, сад… всё.

Он кивнул, не выказав удивления, и отступил к двери.

— Я приставлю к вам служанок. Они проводят вас, куда пожелаете.

Рубин спрыгнул с подоконника, приземлившись с мягким стуком, и потянулся, выгнув спину.

— Прогулка? — протянул он с язвительной ухмылкой. — Что ж, посмотрим, как ты будешь разыгрывать из себя барыню. Только не наступи на собственное величие, ладно?

— Помолчи, кот, — буркнула я, но в голосе моём сквозило тепло. Его сарказм был как якорь, не дающий мне утонуть в этом новом, непривычном мире.

Через несколько минут я уже шагала по коридорам поместья в сопровождении двух служанок. Они держались чуть позади, перешёптываясь, но я чувствовала их взгляды — смесь любопытства и осторожности. Рубин плёлся рядом, то и дело фыркая, когда его лапы касались пыльных плит пола.

Дом был огромным, но мрачным. Пыльные гобелены свисали со стен, изображая сцены охоты и странных существ с рогами и крыльями. Узкие окна пропускали мало света, и каждый шаг отдавался эхом, словно поместье дышало вместе со мной.

Я заглянула в несколько комнат: библиотеку с полками, заваленными книгами, чьи страницы крошились от времени; гостиную с потёртыми диванами и камином, где ещё тлели угли; и даже старую оружейную, где ржавые мечи и копья покрылись паутиной. Всё это теперь было моим, но казалось чужим, как будто я случайно забрела в чей-то забытый сон.

Глава 19

— Распорядитесь, чтобы здесь убрали, — сказала я служанкам, остановившись у лестницы. — И пусть проветрят комнаты. Хочу, чтобы дом… дышал.

Пожилая кивнула, её лицо смягчилось.

— Конечно, госпожа. Мы начнём сегодня же.

Мы вышли в сад через заднюю дверь, и я невольно замерла. Сад был огромным, но запущенным: розовые кусты одичали, их шипы торчали, как когти, а дорожки заросли сорняками.

В центре возвышался фонтан, но вода в нём давно высохла, оставив только потрескавшийся мрамор и слой мха. И всё же, несмотря на запустение, я чувствовала что-то знакомое — запах земли, цветов, жизни.

Это напомнило мне мой магазин, "Цветы Алены", где я находила покой среди лепестков и листьев.

— Здесь можно всё исправить, — пробормотала я, наклоняясь к кусту роз. Я коснулась лепестка, мягкого и чуть влажного от утренней росы, и улыбнулась. — Новые саженцы, немного ухода… он станет прекрасным.

— О, да, ты явно в своей стихии, — съязвил Рубин, запрыгнув на край фонтана. — Скоро начнёшь пропалывать сорняки и напевать песенки птичкам. Может, ещё и венки плести будешь?

— А ты бы помог, вместо того чтобы языком трепать, — ответила я, бросив на него взгляд. — Или магия хранителей не распространяется на садоводство?

Он фыркнул, но в его глазах мелькнула искра веселья.

Служанки молчали, но я заметила, как молодая украдкой улыбнулась, глядя на нашу перепалку. Они вели меня дальше, показывая старые теплицы с разбитыми стёклами и яблоневый сад, где плоды гнили прямо на ветках. Я мысленно прикидывала, что можно сделать: нанять садовников, восстановить фонтан, посадить новые цветы. Это было странно — думать о будущем, когда ещё вчера я боролась за жизнь. Но теперь у меня был шанс создать что-то своё, настоящее.

Мы уже возвращались к дому, когда я услышала шум — резкий, отрывистый, как лай собак или крики. Я остановилась, прислушиваясь. Служанки переглянулись, их лица напряглись.

— Что это? — спросила я, чувствуя, как внутри шевельнулось беспокойство.

— Не знаю, госпожа, — ответила пожилая, но её голос был неуверенным. — Пойдёмте, я выясню…

Но она не успела договорить. Двери дома с грохотом распахнулись, и в сад ворвались две женщины.

Я узнала их мгновенно, и сердце сжалось, как от удара. Изабель, моя мачеха, в своём строгом чёрном платье, с лицом, искажённым яростью, и Нивалия, её дочь, высокая, с длинными светлыми волосами, в алом платье, которое выглядело слишком ярким на фоне серого утра. Они шагали прямо ко мне, их шаги хрустели по гравию, а за ними маячили двое мужчин в потёртых плащах — видимо, их слуги или охранники.

— Ты! — прошипела Изабель, остановившись в нескольких шагах от меня. Её глаза горели ненавистью, а голос дрожал от злобы. — Мерзкая девчонка! Как ты посмела?! Думаешь, можешь украсть у нас всё?!

Я выпрямилась, чувствуя, как гнев поднимается внутри, заглушая страх. Рубин спрыгнул с фонтана и встал рядом со мной, его шерсть слегка вздыбилась, а глаза сузились, как у хищника перед прыжком.

— Изабель, — сказала я, стараясь держать голос ровным. — Что ты здесь делаешь? Это мой дом.

— Твой?! — взвизгнула она, шагнув ближе. — Ты — дочь шлюхи, ничтожество! Ты должна была сгнить с этим стариком, а не разгуливать тут, как хозяйка! Всё это принадлежит Нивалии, моей дочери, а не тебе!

Нивалия молчала, но её губы искривились в презрительной усмешке. Она скрестила руки, глядя на меня сверху вниз, как на грязь под ногами. Я вспомнила её - старшая дочь, которую Изабель берегла, пока меня бросали на заклание. И теперь они явились забрать то, что я получила по праву.

— Граф мёртв, — сказала я, шагнув вперёд и глядя Изабель прямо в глаза. — И он оставил всё мне. Закон на моей стороне. Убирайтесь, пока я не позвала стражу.

Изабель рассмеялась — сухим, злобным смехом, который резал уши.

— Закон? — выплюнула она. — Ты думаешь, твои бумажки что-то значат? Я уничтожу тебя, как уничтожила твою мать! Ты не выйдешь отсюда живой!

Она махнула рукой, и двое мужчин шагнули вперёд, их лица были пустыми, но руки уже потянулись к ножам на поясах. Служанки вскрикнули, отступая назад, но я не двинулась с места. Рубин издал низкий, угрожающий рык, и я почувствовала, как воздух вокруг него задрожал — магия, живая и горячая, начала просыпаться.

— Плохая идея, старуха, — промурлыкал он, его голос был обманчиво мягким, но в нём звенела сталь. — Очень плохая.

Я сжала кулаки, чувствуя, как решимость затмевает всё остальное. Это был мой дом, моя жизнь, мой шанс. И я не позволю им отнять его.

Глава 20

Я стояла перед Изабель, чувствуя, как гнев бурлит в груди, как раскалённая лава, готовая вырваться наружу. Её слова — "дочь шлюхи", "ничтожество" — эхом отдавались в голове, смешиваясь с воспоминаниями о Диме, о его холодном "ты мне надоела", о годах унижений в теле Авроры. Хватит. Я больше не буду жертвой. Не для неё, не для кого-либо.

Рубин, уже готовился к прыжку, его шерсть встала дыбом, а янтарные глаза горели, как угли. Воздух вокруг него дрожал от магии, и я знала: ещё секунда, и он разорвёт этих мужчин в плащах, а заодно, возможно, и саму Изабель. Но это был мой бой. Моя боль. Моя месть.

— Рубин, стой, — сказала я резко, не отводя взгляда от мачехи. Мой голос был твёрдым, хотя внутри всё ещё дрожало. Кот замер, его хвост дёрнулся, но он послушался, отступив на шаг. Его глаза метнулись ко мне, и я уловила в них искру удивления, смешанного с одобрением.

— О, да ладно, — протянул он с язвительной ухмылкой, садясь на гравий и обвивая хвостом лапы. — Хочешь сама заткнуть эту старую каргу? Ну, давай, принцесса, покажи, на что способна. Только не промахнись, а то я начну скучать.

Изабель прищурилась, её губы искривились в презрительной усмешке, когда она заметила, как я остановила кота. Она шагнула ближе, её чёрное платье шуршало по гравию, а голос стал ядовитым, как змеиный шип:

— Что, девчонка, решила поиграть в храбрость? — выплюнула она, ткнув в меня пальцем. — Ты никто! Ты всегда была ничем, и я заставлю тебя ползать, как…

Я не дала ей договорить. Моя рука взлетела сама собой, и с оглушительным хлопком ладонь врезалась в её щёку. Удар был таким сильным, что Изабель пошатнулась, её голова дёрнулась в сторону, а изо рта вырвался сдавленный вскрик. Она схватилась за лицо, её глаза расширились от шока, а на бледной коже проступил красный след.

Тишина повисла в саду, тяжёлая, как грозовая туча. Нивалия ахнула, прикрыв рот рукой, её светлые волосы качнулись, когда она отступила назад. Мужчины в плащах замерли, их руки всё ещё лежали на рукоятях ножей, но они явно не ожидали такого поворота. Служанки, стоявшие у фонтана, переглянулись, и я заметила, как молодая украдкой сжала кулаки, словно подбадривая меня.

— Браво! — Рубин разразился хриплым, издевательским хохотом, его хвост взметнулся, как флаг. — Вот это я понимаю, представление! Давай, Аврора, добавь ещё одну, чтоб эта ведьма научилась держать язык за зубами! Или ты думаешь, её рожа не выдержит второго раунда?

Я не ответила ему, но его слова подстегнули меня, как ветер в спину. Я шагнула к Изабель, глядя ей прямо в глаза. Она всё ещё держалась за щёку, её лицо исказилось от ярости, но теперь в её взгляде мелькнула тень страха. Впервые она не выглядела непобедимой.

— Ты больше не тронешь меня, — сказала я, и мой голос был холодным, как сталь. — Ни словами, ни руками. Это мой дом, моя жизнь. И если ты ещё раз посмеешь явиться сюда, я не остановлюсь на пощёчине.

Изабель выпрямилась, её рука медленно опустилась, но пальцы дрожали. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но я перебила:

— Молчи. Я не хочу слышать твой яд. Убирайся. Сейчас же.

Нивалия, всё ещё стоявшая в стороне, наконец подала голос, её тон был высоким, почти визгливым:

— Как ты смеешь?! — выкрикнула она, шагнув вперёд. — Ты не можешь так говорить с матерью! Мы заберём всё, что тебе досталось, ты не заслуживаешь…

— Ой, заткнись, куколка, — оборвал её Рубин, лениво потягиваясь. Его глаза сверкнули, и он оскалился, показав острые зубы. — Твоя мамочка только что получила урок, хочешь следующий? Поверь, я могу устроить тебе экскурсию в ад, и билет будет в один конец.

Глава 21

Нивалия побледнела, её губы задрожали, и она отступила назад, прячась за спину матери. Мужчины в плащах переглянулись, явно не горя желанием вмешиваться, особенно после того, как кот издал низкий, угрожающий рык, от которого воздух снова задрожал магией.

Изабель наконец обрела голос, но он был хриплым, словно она с трудом сдерживала себя:

— Ты пожалеешь об этом, — прошипела она, её глаза горели ненавистью. — Я уничтожу тебя, девчонка. Ты не знаешь, с кем связалась.

— Это ты не знаешь, с кем связалась, — ответила я, чувствуя, как внутри растёт что-то новое — не просто гнев, а сила, о которой говорил Лираэль. — Уходи, Изабель. И не возвращайся.

Она ещё мгновение смотрела на меня, её лицо было маской злобы и унижения, а затем резко развернулась, бросив Нивалии:

— Идём!

Нивалия поспешила за ней, её алое платье мелькнуло, как кровь на фоне серого гравия. Мужчины последовали за ними, бросая на меня насторожённые взгляды, но не осмеливаясь что-либо сделать. Они ушли через сад, их шаги затихли, и вскоре я услышала скрип колёс — их карета уезжала.

Я стояла, глядя им вслед, пока они не скрылись за деревьями. Мои руки дрожали, щёки горели, но я чувствовала себя живой. Впервые я не сбежала, не прогнулась, не позволила себя сломать.

— Ну что, смертная, — протянул Рубин, запрыгнув на скамейку рядом со мной. Его голос сочился сарказмом, но в глазах мелькнула гордость. — Неплохо для начала. Я почти поверил, что ты не просто цветочница с мягким сердцем. Но, знаешь, в следующий раз попробуй добавить драматичный жест — ну там, пальцем ткнуть или волосы назад откинуть. Для пущего эффекта.

Я рассмеялась — громко, искренне, чувствуя, как напряжение отпускает. Служанки всё ещё стояли у фонтана, и теперь обе улыбались, хоть и робко.

— Спасибо, Рубин, — сказала я, наклоняясь и, к его явному неудовольствию, потрепав его по голове. — Ты прав, я не сдамся.

Он фыркнул, вывернувшись из-под моей руки, но не стал особо возмущаться.

— Только не привыкай меня лапать, — буркнул он, отходя к фонтану. — А теперь шевелись, у тебя тут целое поместье разваливается. Или ты собираешься весь день праздновать свою первую победу? hD8osFbb

Я выпрямилась, глядя на дом, на сад, на небо, где облака медленно плыли, как обещание нового дня. Это был мой мир теперь. И я собиралась сделать его своим — по-настоящему.

Глава 22

Я стояла в саду, всё ещё ощущая лёгкое жжение на ладони от пощёчины, которую влепила Изабель. Её слова, её ненависть всё ещё звенели в ушах, но теперь они не ранили — они были как ветер, что проходит мимо, не задев. Впервые я почувствовала себя не жертвой, а той, кто держит поводья своей судьбы. Рубин, развалившись на скамейке, лениво облизывал лапу, но его янтарные глаза следили за мной с хитрецой, будто он ждал, что я сделаю дальше.

— Ну, героиня дня, — протянул он с привычной язвительностью, — теперь, когда ты разогнала злобных родственничек, что на повестке? Будешь дальше размахивать кулаками или всё-таки займёшься этим сараем, который ты теперь зовёшь домом?

Я бросила на него взгляд, но не смогла сдержать улыбку. Его сарказм был как соль — щипал, но добавлял вкуса.

— Для начала я хочу, чтобы этот сад перестал выглядеть как кладбище, — ответила я, поворачиваясь к служанкам, которые всё ещё стояли у фонтана, не решаясь подойти ближе. — И дом… он должен стать живым. Никакой больше пыли и паутины.

Пожилая служанка, которую, как я узнала, звали Марта, кивнула, её лицо смягчилось.

— Конечно, госпожа, — сказала она. — Мы начнём уборку немедленно. И… простите, что не вмешались раньше. Мы боялись.

— Всё в порядке, — ответила я, чувствуя, как тепло разливается в груди. — Теперь всё будет по-другому. Вы не просто слуги — вы часть этого дома. И я хочу, чтобы вы тоже это чувствовали.

Молодая, которую звали Лина, робко улыбнулась, её щёки порозовели.

— Спасибо, госпожа Аврора, — пробормотала она. — Мы сделаем всё, что скажете.

— Отлично, — кивнула я. — Марта, найди Герарда, пусть составит список, что нужно для ремонта. Лина, собери людей, чтобы начать с сада. Розы, фонтан, дорожки — я хочу, чтобы всё зацвело.

Они поспешили исполнять мои указания, а я повернулась к Рубину, который всё ещё разыгрывал из себя кошачьего императора.

— А ты, ваше величество, — сказала я, скрестив руки, — не хочешь помочь? Ты же хранитель Астериона, мастер магии и всё такое. Может, оживишь фонтан или вырастишь пару роз одним взмахом хвоста?

Он фыркнул, задрав подбородок так, что красный бант качнулся.

— Я тебе что, садовый гном с волшебной палочкой? — съязвил он. — Моя магия предназначена для великих дел — вроде устранения старых извращенцев или, скажем, спасения твоей шкуры от очередной передряги. Но если ты так хочешь цветочки, могу наколдовать тебе одуванчик. Один. И то из жалости.

Я рассмеялась, чувствуя, как его слова снимают остатки напряжения. Он был невыносим, но его присутствие делало этот странный мир чуть менее пугающим.

— Ладно, кот, — сказала я, направляясь к дому. — Тогда просто держись рядом и не давай мне вляпаться в неприятности.

— Это я-то должен следить, чтобы ты не вляпалась? — возмутился он, но всё же потрусил за мной, его лапы мягко ступали по гравию. — Напомни мне, кто тут недавно чуть не стал женой ходячего скелета? Ох, точно, это же ты!

Я закатила глаза, но не ответила, сосредоточившись на доме. Внутри уже началась суета: слуги выносили старые ковры, протирали окна, смахивали пыль с гобеленов. Я прошла через холл, задержавшись у лестницы, и внезапно ощутила странное покалывание на коже — лёгкое, как прикосновение ветра, но тёплое. Магия? Я бросила взгляд на Рубина, который остановился и принюхался, его уши дёрнулись.

Глава 23

— Чувствуешь? — спросила я тихо.

— Ага, — ответил он, его голос стал серьёзнее. — Что-то тут шевелится. Не сильное, но… любопытное. Похоже, твой новый дом скрывает сюрпризы, принцесса.

Я нахмурилась, но решила не зацикливаться. Если тут и была магия, я разберусь с ней позже. Сейчас мне нужно было привести поместье в порядок и понять, как жить дальше в этом мире.

Следующие часы пролетели в делах. Я обходила комнаты, указывая, что нужно починить или заменить. В библиотеке нашла несколько книг, которые выглядели древними — с кожаными обложками и странными символами, похожими на те, что я видела на двери в подвале дома мачехи. Я отложила их, решив изучить позже.

В оружейной обнаружила старый кинжал с рукоятью в виде змеи — не ржавый, как остальные, а блестящий, будто его недавно чистили. Я взяла его, чувствуя, как металл приятно холодит ладонь.

— Планируешь стать разбойницей? — хмыкнул Рубин, запрыгнув на стол рядом. — Или просто готовишься к следующему визиту семейки?

— На всякий случай, — ответила я, убирая кинжал в пояс старого платья. — Не хочу больше быть безоружной.

Он кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение.

К полудню я вышла обратно в сад, чтобы проверить, как идут дела. Лина и несколько других слуг уже расчищали дорожки, а пара мужчин копали ямы для новых саженцев. Фонтан всё ещё молчал, но я уже представляла, как он зажурчит, наполняя сад жизнью. Я наклонилась к розовому кусту, поправляя сломанный стебель, когда услышала топот копыт и скрип колёс.

— Опять гости? — пробормотал Рубин, его уши насторожились. — У тебя прямо проходной двор, принцесса.

Я выпрямилась, чувствуя, как сердце ускоряет ритм. Карета — не та, что увезла Изабель и Нивалию, а другая, потрёпанная, с облупившейся краской — остановилась у ворот. Из неё вышел мужчина, молодой, лет двадцати пяти, с тёмными волосами, зачёсанными назад, и острым взглядом серых глаз. Его одежда — тёмно-синий камзол и плащ — была добротной, но слегка поношенной, а на поясе висел меч в простых ножнах. Он шагнул вперёд, оглядывая сад, и его взгляд остановился на мне.

— Госпожа Аврора? — спросил он, его голос был низким, с лёгкой хрипотцой. — Меня зовут Каэл. Я… родственник графа Эдмунда. Приехал, узнав о его смерти.

Я напряглась, инстинктивно положив руку на кинжал. Ещё один, кто хочет оспаривать моё наследство? Рубин тихо зарычал, его шерсть снова вздыбилась.

— Родственник? — переспросила я, стараясь звучать спокойно. — И что вам нужно?

Он поднял руки, показывая, что не вооружён, и слегка улыбнулся — не насмешливо, а скорее устало.

— Не волнуйтесь, я не претендую на ваше богатство, — сказал он.

— Я здесь, чтобы поговорить. Есть вещи, о которых вы должны знать… о графе, о поместье. И, возможно, о вашем будущем.

Рубин фыркнул, его хвост хлестнул по скамейке.

— О, ещё один любитель загадок, — протянул он ядовито. — Слушай, парень, если хочешь впечатлить, начни с чего-нибудь поинтереснее, чем "я знаю тайны". У нас тут и без тебя драм хватает.

Каэл моргнул, явно не ожидая говорящего кота, но быстро взял себя в руки.

— Забавный зверёк, — заметил он, глядя на Рубина. — Но я серьёзно, госпожа. Это важно.

Я посмотрела на него, затем на Рубина, который явно не доверял новому гостю. Что-то подсказывало мне, что Каэл не врёт, но его появление было слишком внезапным. Я кивнула, указав на дом.

— Хорошо, — сказала я. — Поговорим. Но учтите, я не люблю сюрпризов.

Он кивнул, и мы направились к дому, Рубин плёлся рядом, бормоча что-то про "ещё одного подозрительного типа". Я не знала, что принесёт этот разговор, но была готова ко всему. Моя новая жизнь только начиналась, и я не собиралась её терять.

Глава 24

Я вела Каэла через холл, ощущая, как его присутствие делает воздух в доме гуще. Он шагал уверенно, но без спешки, оглядывая пыльные гобелены и потрескавшиеся плиты пола, словно прикидывал, что стало с поместьем графа. Рубин трусил рядом, его янтарные глаза следили за Каэлом, а хвост нервно подрагивал. Я знала, что Лираэль где-то неподалёку, и это придавало мне сил, но рука всё равно невольно тянулась к кинжалу, спрятанному в складках платья.

Мы вошли в гостиную. Теперь здесь было чуть светлее: слуги протёрли окна, и солнечные лучи падали на потёртый бархат диванов и старый камин с тлеющими углями. Я указала Каэлу на кресло у круглого стола, сама села напротив, держа дистанцию. Рубин запрыгнул на подоконник, устроившись так, чтобы видеть нас обоих, его уши настороженно шевелились.

— Лина! — позвала я, обернувшись к двери. Служанка появилась мгновенно, теребя край фартука. — Принеси чай. И что-нибудь к нему.

Она кивнула, бросив на Каэла быстрый взгляд, и поспешила прочь. Я посмотрела на гостя, встретив его серые глаза. Он сидел расслабленно, но в его позе чувствовалась скрытая сила, как у человека, привыкшего держать всё под контролем

— Итак, Каэл, — начала я, скрестив руки. — Вы сказали, что у вас есть новости. Говорите. И без загадок, пожалуйста. У меня был долгий день.

Рубин фыркнул с подоконника, его голос сочился сарказмом:

— О, да, долгий — раздать пару оплеух и унаследовать поместье. Прямо героиня баллад. Давай, парень, выкладывай, что там за тайны, пока я не заснул.

Каэл слегка улыбнулся, но его взгляд остался серьёзным. Он наклонился вперёд, положив руки на стол, и заговорил, его голос был низким, с лёгкой хрипотцой:

— Госпожа Аврора, я не лгу — я родственник Эдмунда, дальний, по боковой линии. Но я здесь не за вашим золотом или землями. Я пришёл, чтобы предупредить: вам нужно покинуть этот особняк. Он… опасен для вас. Лучше перебраться в столицу. Там есть два поместья, которые принадлежали семье Эдмунда. Вы молодая, красивая, легко впишетесь в общество, найдёте друзей. Здесь же… это место тянет назад, в тень.

Я нахмурилась, чувствуя, как его слова цепляют что-то внутри. Покинуть поместье? Я только начала привыкать к мысли, что оно моё, что я могу здесь всё изменить. Рубин перестал чистить лапу и уставился на Каэла, его глаза сузились.

— Ну и ну, — протянул кот, его тон стал колючим. — Прямо благодетель года. А что, парень, конкретно в этом доме не так? Призраки в подвале? Проклятье на чердаке? Или ты просто хочешь, чтобы она свалила, а ты прибрал бы поместье к рукам?

Каэл бросил на Рубина раздражённый взгляд, но быстро повернулся ко мне.

— Я не претендую на ваши земли, — сказал он, его голос стал твёрже. — Но я знаю, что этот дом хранит секреты Эдмунда. Его дела, его враги… они могут прийти за вами. В столице вы будете в безопасности, среди людей. Там жизнь кипит — балы, знакомства, возможности. Вы же не хотите запереть себя в этой глуши, правда?

Я сглотнула, вспоминая холодные коридоры и странное покалывание, которое иногда ощущала в стенах. Мысль о столице — о шумных улицах, новых лицах, свободе — была заманчивой. Но что-то в тоне Каэла настораживало, словно он слишком сильно хотел меня убедить. Я посмотрела на Рубина, ожидая его реакции. Он молчал, но его хвост медленно качался, а взгляд буравил Каэла.

— Звучит… заманчиво, — сказала я осторожно, стараясь не выдать своих мыслей. — Но я не из тех, кто бежит от проблем. Это мой дом, я его унаследовала. Почему я должна его бросить?

Глава 25

Каэл вздохнул, его пальцы слегка постукивали по столу.

— Потому что вы молодая девушка, Аврора, — сказал он, смягчив тон. — Вам не место среди этих старых стен и теней прошлого. В столице вы сможете начать новую жизнь. Там два поместья — одно в центре, другое у реки. Я могу помочь вам устроиться, представить нужным людям. Вы найдёте друзей, может, даже больше. Это шанс, который не стоит упускать.

Рубин издал низкий, скептический мяв, его уши дёрнулись.

— Ох, как мило, — хмыкнул он. — Прямо сваха в сапогах. А что, парень, ты уже и жениха для неё присмотрел? Или сам метишь на это место? Давай, колись, что задумал интриган.

Я подавила улыбку, но мысленно согласилась с Рубином. Каэл говорил красиво, но слишком уж настойчиво. В этот момент дверь открылась, и Лина вошла с подносом: чайник, две чашки и тарелка с пирожными. Она поставила всё на стол, бросив на Каэла очередной настороженный взгляд, и тихо спросила:

— Что-то ещё, госпожа?

— Нет, Лина, спасибо, — ответила я, не отводя глаз от Каэла. Она вышла, закрыв дверь. Я разлила чай, чувствуя, как тепло чашки успокаивает, и сделала глоток, собираясь с мыслями.

— Я подумаю, — сказала я наконец, глядя на Каэла поверх чашки. — Столица звучит неплохо, но я не привыкла принимать решения сгоряча. Это моё поместье, и я сама решу, что с ним делать. И где мне жить.

Каэл посмотрел мне в глаза, и на его лице мелькнула тень разочарования, но он быстро кивнул.

— Конечно, — сказал он, откидываясь на спинку кресла. — Я лишь хотел предложить лучший путь. Но выбор за вами.

Рубин спрыгнул с подоконника, его бант качнулся, как алое предупреждение.

— Вот и правильно, — заявил кот, потирая лапой усы. — Пусть думает. А ты, парень, не особо дави, а то я начну подозревать, что ты не просто добрый родственничек. Пошли, Аврора, хватит чаи гонять.

Я закатила глаза, но улыбнулась. Каэл поднялся, и я проводила его до двери, чувствуя, как его слова о столице крутятся в голове. Покинуть поместье? Может, он прав, и мне стоит начать всё заново.

Наступил вечер, и я сидела в библиотеке, которую слуги за день вычистили до блеска. Пыльные полки теперь пахли воском, а старый диван у окна, где я устроилась с книгой, был мягким и уютным.

За окном сгущались сумерки, и свет от камина бросал тёплые отблески на стены, заставляя комнату казаться почти живой. Я пыталась читать, но мысли всё время возвращались к словам Каэла о столице. Покинуть поместье? Или остаться и разобраться, что скрывают эти стены? Книга лежала на коленях, но я не перевернула ни страницы.

Дверь скрипнула, и в библиотеку вошёл Рубин. Его янтарные глаза сверкнули в полумраке, а красный бант на шее выглядел как вызов всему миру. Он запрыгнул на подлокотник дивана, окинул меня взглядом и фыркнул с привычной насмешкой:

— Ну и видок у тебя, богатенькая вдовушка. Прямо оборванка с большой дороги. Это что, платье? Или ты просто завернулась в занавеску из кладовки?

Я закатила глаза, но невольно посмотрела на себя. Платье и правда было старым — серое, с потёртым подолом, одно из тех, что я носила ещё при мачехе. В суматохе последних дней я не думала о внешности, но Рубин, как всегда, попал в точку.

— Спасибо за комплимент, — буркнула я, отложив книгу. — Может, тебе стоит заняться чем-то полезным, а не критиковать мой гардероб?

Рубин растянулся на подлокотнике, его хвост лениво качнулся.

— Полезным? Я и так твой личный страж, советник и гений магии в одном лице. А вот ты, Аврора, выглядишь так, будто собралась пугать местных крестьян. Серьёзно, где твоя гордость? Ты же теперь хозяйка поместья, а не служанка.

Я хотела огрызнуться, но в этот момент в библиотеку вошла Лина, неся поднос с горячим травяным настоем. За ней следовала другая служанка, пожилая Мира, которая всегда смотрела на меня с материнской заботой. Лина поставила поднос на столик, а Мира, услышав конец разговора, кивнула, её морщинистое лицо стало серьёзным.

— Господин кот прав, госпожа, — сказала она, сложив руки на фартуке. — Вы теперь графиня, а одеты… ну, скажем, не по чину. Надо бы вас приодеть, как подобает.

Лина, обычно молчаливая, оживилась:

— Да, госпожа Аврора! Можно утром пригласить модистку из города. Она привезёт ткани, снимет мерки, и через пару дней у вас будут платья, достойные столицы. Вы же такая молодая, красивая — вам нужно сиять!

Я почувствовала, как щёки слегка загорелись от их слов. Модистка? Новые платья? Это звучало так… непривычно. Но, глядя на их воодушевлённые лица и ехидную морду Рубина, я поняла, что спорить бесполезно.

— Хорошо, — сказала я, поднимая руки в притворной капитуляции. — Приглашайте модистку. Но только утром, а то я уже падаю с ног.

Мира улыбнулась, Лина радостно кивнула, и они вышли, о чём-то шёпотом переговариваясь. Рубин спрыгнул с подлокотника и потрусил к двери, бросив напоследок:

— Вот и умница. А то в таком виде тебя даже в столице за нищенку примут. Спокойной ночи, графиня Оборванка.

— Спокойной ночи, кошачья кобра, — ответила я, но не смогла сдержать улыбку.

Я поднялась в свою спальню, чувствуя, как усталость наваливается тяжёлым плащом. Комната была просторной, с высокой кроватью под балдахином и новым ковром, который слуги постелили сегодня. На полу у окна лежала лежанка для Рубина — мягкая, с вышитыми узорами, которую Лина гордо назвала "достойной господина кота". Я переоделась в ночную сорочку, забралась под одеяло и почти сразу провалилась в сон, убаюканная тишиной и теплом.

Глава 26

Утро пришло с мягким светом, пробивавшимся сквозь шторы. Я проснулась, чувствуя тепло солнечных лучей на лице, и потянулась, всё ещё ощущая уют вчерашнего сна.

Рубин, который ночью пристроился рядом, уже исчез — только лёгкое углубление на одеяле напоминало о его присутствии. Я улыбнулась, представив, как он, наверное, уже терроризирует слуг на кухне, требуя свой завтрак. Натянув простое платье — всё ещё старое, но чистое, — я спустилась вниз, ощущая, как дом оживает с новым днём.

На террасе уже был накрыт стол: белая скатерть, фарфоровый чайник, корзинка с тёплыми булочками и миска с мёдом. Воздух пах цветами из сада и свежескошенной травой. Я устроилась в плетёном кресле, налила себе чаю и вдохнула его травяной аромат, глядя, как утренний туман медленно тает над лугом. Рубин появился через пару минут, запрыгнув на соседний стул с такой важностью, будто он был вторым хозяином поместья.

— Доброе утро, графиня, — протянул он, щурясь на солнце. — Вижу, ты всё ещё в этом… как бы сказать… шедевре портняжного искусства. Надеюсь, модистка уже в пути, а то я начну прятаться, чтобы не видеть этого ужаса.

— Доброе утро, язва, — ответила я, отпивая чай. — Если тебе так стыдно, можешь сам носить свой бант. Он, кстати, тоже не шедевр.

Рубин фыркнул, но его усы дрогнули в намёке на улыбку. Он потянулся к булочке, ловко схватив её лапой, и принялся грызть, всем видом показывая, что моё мнение его мало волнует.

Я только собиралась поддеть его ещё раз, когда услышала скрип колёс и стук копыт. По дорожке к поместью катилась лёгкая повозка, запряжённая парой гнедых лошадей. Лина выбежала из дома, её лицо светилось энтузиазмом.

— Госпожа Аврора! — крикнула она с порога. — Модистка приехала! Я провожу её сюда?

— Да, Лина, спасибо, — ответила я, ставя чашку на стол. Рубин перестал жевать и повернулся к подъезжающей повозке, его глаза загорелись любопытством.

— Ну, вот и шоу начинается, — пробормотал он, облизнув усы. — Надеюсь, эта модистка знает, что делает, а то я не выдержу ещё одного дня с твоими тряпками.

Повозка остановилась, и из неё вышла женщина лет сорока, худощавая, с аккуратно собранными тёмными волосами и острым взглядом. Её платье — тёмно-зелёное, с тонкой вышивкой — выглядело так, будто она сама была ходячей рекламой своего мастерства. За ней двое помощников тащили сундуки, из которых торчали разноцветные ленты и кусочки ткани. Она подошла к террасе, слегка поклонилась и заговорила, её голос был мелодичным, но деловым:

— Доброе утро, госпожа Аврора. Меня зовут мадам Кларис, я модистка из Ларвена. Мне сказали, вы желаете обновить гардероб. Я привезла лучшие ткани и эскизы, чтобы подчеркнуть вашу красоту и статус.

Я встала, чувствуя себя немного неловко под её оценивающим взглядом. Рубин, конечно, не упустил шанса:

— Подчеркнуть красоту? Ох, мадам, вам предстоит титаническая работа. Но я верю в чудеса.

Я бросила на него взгляд, обещавший расплату, и повернулась к мадам Кларис с улыбкой.

— Спасибо, что приехали так быстро. Да, я хочу новые платья. Что-то… достойное, но не слишком вычурное. Пройдёмте внутрь? Там удобнее.Она кивнула, и мы направились в гостиную, где слуги уже расчистили место для работы. Рубин потрусил следом, явно не собираясь пропускать представление. Я поймала себя на мысли, что, несмотря на его колкости, мне было спокойнее с ним рядом.

Мадам Кларис открыла сундуки, и комната наполнилась шелестом тканей — шёлк, бархат, тонкий муслин, цвета от глубокого сапфира до нежного кремового. Я смотрела на всё это, чувствуя, как в груди зарождается что-то новое — не то предвкушение, не то волнение. Может, новые платья и правда помогут мне почувствовать себя хозяйкой этого дома. Или хотя бы начать в это верить.

Глава 27

Гостиная превратилась в настоящий вихрь красок и тканей. Мадам Кларис развернула свои сундуки, и комната утонула в шелесте шёлка, мягком сиянии бархата и лёгком переливе муслина. Стол был завален образцами: глубокий изумруд, пыльный розовый, сапфировый синий, кремовый, как утренние сливки, и алый, от которого захватывало дух.

Эскизы платьев лежали стопками, а помощники модистки сновали туда-сюда, раскладывая ленты, кружева и булавки. Я стояла посреди этого хаоса, чувствуя, как глаза разбегаются, а голова начинает кружиться.

Мадам Кларис, вооружившись сантиметровой лентой, ловко снимала с меня мерки, её пальцы двигались с точностью часового механизма. Она бормотала что-то о талии, плечах и длине подола, а я пыталась уследить за её словами, но вскоре сдалась. Всё это было слишком… много. Я привыкла к двум старым платьям и паре поношенных туфель, а тут — целая лавина роскоши.

— Госпожа Аврора, у вас прекрасная фигура, — сказала мадам Кларис, отступая на шаг и критически оглядывая меня. — Мы сделаем платья, которые подчеркнут вашу молодость и статус. Вот, взгляните на этот бархат для вечернего наряда, — она подняла отрез тёмно-синей ткани, которая переливалась, как ночное небо. — Или этот шёлк для дневного платья, лёгкий, но элегантный.

Я открыла рот, чтобы ответить, но слова застряли. Как выбрать, когда всё выглядит красиво? Рубин, который до этого лениво наблюдал с дивана, явно заметил моё замешательство. Он спрыгнул на пол, его бант качнулся, как алое знамя, и с видом заправского генерала двинулся к столу.

— Так, хватит паники, графиня, — заявил он, запрыгивая на стул рядом с мадам Кларис. — Если ты будешь дальше стоять с таким лицом, мы до зимы ничего не выберем. Давай я возьму дело в свои лапы. Мадам, показывайте, что у вас есть, и никаких скромностей — она теперь не нищенка, а хозяйка поместья!

Мадам Кларис подняла бровь, но в её глазах мелькнула искренняя забава. Она явно не привыкла, чтобы говорящие коты вмешивались в её работу, но Рубин уже листал эскизы с таким энтузиазмом, что спорить было бесполезно.

— Вот это, — он ткнул лапой в рисунок бального платья с глубоким вырезом и струящейся юбкой. — Алый шёлк, никаких дурацких рюш. И это, — он указал на эскиз строгого костюма для верховой езды, — тёмно-зелёный, с золотыми пуговицами. А ещё вон тот сарафан , лёгкий, но с вышивкой. И брючный костюм — да, Аврора, не смотри так, брюки тебе пойдут!

Я моргнула, пытаясь осмыслить его напор. Брюки? Бальное платье? Я хотела возразить, но Рубин уже перешёл к тканям, тыкая носом в отрезы и обсуждая с мадам Кларис детали, словно они были старыми друзьями. Модистка, к её чести, не теряла самообладания — она кивала, записывала, предлагала свои идеи, и вскоре они составили список, от которого у меня перехватило дыхание.

— Сорок платьев, — объявила мадам Кларис, глядя на свои заметки. — Пять вечерних, десять дневных, пять для прогулок, три сарафана, четыре костюма для верховой езды. Плюс два брючных костюма — тёмно-синий и угольный. Десять сорочек, пять пижам, три халата. И верхняя одежда: две шубы, три полушубка, четыре пальто, пять накидок. Шарфы, перчатки, двенадцать пар туфель, семь пары ботиночек, четырнадцать сумочки для разных случаев.

Я почувствовала, как пол уходит из-под ног. Сорок платьев? Шубы? Сумочки? Это было больше, чем я могла представить. Рубин, довольный собой, лизнул лапу и посмотрел на меня с триумфом.

— Что, впечатляет? — хмыкнул он. — И это только начало. Ты теперь графиня, Аврора, пора соответствовать. А то в твоих обносках даже ворон пугать стыдно.

Глава 28

— Рубин, это… слишком, — выдавила я, глядя на гору эскизов. — Когда я успею всё это носить?

— Успеешь, — отрезал он, махнув хвостом. — А если нет, я лично буду тебя выгуливать по поместью, пока не наденешь всё. Мадам, что там с обувью? Нужны ещё сапоги для верховой езды, мягкие, но стильные.

Мадам Кларис улыбнулась, её глаза блестели от азарта.

— Всё будет готово через две недели, госпожа Аврора. Мы начнём с самых срочных нарядов — пара платьев и костюм для верховой езды будут у вас через три дня. А ещё, — она сделала паузу, словно решив добавить интриги, — в Ларвене есть замечательный магазин украшений. Жемчуг, сапфиры, золотые броши — всё, что достойно вашего статуса. Я могу устроить визит, если пожелаете.

Я открыла рот, чтобы отказаться — украшения? серьёзно? — но Рубин опередил меня. Он вскочил на стол, едва не опрокинув стопку тканей, и заявил:

— Магазин украшений? Отлично! Аврора, хватит сидеть с видом потерянной овцы. Одеваемся — и едем по магазинам! Пора тебе блистать, а не прятаться в этой глуши.

Я уставилась на него, потеряв дар речи. Ехать? Сейчас? В магазины? Мой мозг отказывался это переварить. Сорок платьев, шубы, украшения… Это было как сон, из которого я не могла проснуться. Рубин, заметив моё состояние, фыркнул и повернулся к мадам Кларис:

— Она в шоке, но это нормально. Мы берём всё, что вы предложили, и да, организуйте этот визит в город. Я прослежу, чтобы она не сбежала.

Мадам Кларис кивнула, сдерживая улыбку, и начала собирать свои вещи, отдавая указания помощникам. А я так и стояла посреди гостиной, чувствуя, как мир вокруг меня превращается в какой-то безумный водоворот. Лина и Мира, которые всё это время тихо наблюдали из угла, переглянулись и подошли ко мне. Их лица светились восторгом, и, кажется, они были готовы лопнуть от счастья.

— Госпожа Аврора, — сказала Лина, её голос дрожал от возбуждения. — Это же так чудесно! Вы будете как настоящая королева! Пойдёмте, мы поможем вам собраться для поездки!

Я хотела возразить, сказать, что мне нужно время, что я не готова, но они уже подхватили меня под руки — чуть ли не на руках, как ребёнка, — и повели наверх, в мою спальню. Рубин шёл следом, напевая что-то ехидное себе под нос, его хвост победно торчал вверх.

— Не сопротивляйся, графиня, — бросил он, обгоняя нас на лестнице. — Это твой новый мир, и я лично прослежу, чтобы ты в нём не утонула. Хотя, признаться, смотреть, как ты теряешься, чертовски весело.

В спальне Лина и Мира усадили меня перед зеркалом и принялись рыться в сундуке, вытаскивая лучшее из того, что у меня было — кремовое платье, которое хоть и было старым, но выглядело прилично, и тёмный плащ с меховой оторочкой. Они заплели мне волосы в свободную косу, добавив ленту, которую Мира назвала "временной мерой, пока не купим шпильки". Я смотрела на своё отражение, чувствуя себя чужой в этой суете, но где-то глубоко внутри начинала загораться искра любопытства. Может, Рубин прав? Может, пора перестать прятаться?

Когда я спустилась вниз, Рубин уже ждал у двери, его бант был подозрительно идеально завязан.

— Ну что, готова покорять Ларвен? — спросил он, прищурившись. — Или мне самому выбирать тебе серьги?

Я покачала головой, всё ещё не находя слов, но шагнула к выходу. Повозка уже стояла наготове, и мадам Кларис ждала рядом, обещая показать лучшие лавки города.

Глава 29

Карета мягко покачивалась на булыжной мостовой, унося нас в сердце Ларвена. Я прильнула к окну, заворожённая видом города, который раскрывался передо мной, как страницы незнакомой книги.

Узкие улочки, где белье трепетало на верёвках между домами, сменялись широкими площадями, залитыми утренним солнцем. Торговцы раскладывали на лотках спелые яблоки, тёплые булки и горшки с мёдом, их голоса сливались в гул, полный жизни.

Дети гонялись за голубями у фонтана, их смех звенел, как колокольчики, а женщины в цветных платках перебрасывались сплетнями, держа корзины с зеленью. Над всем этим возвышались старинные дома с резными ставнями и черепичными крышами, а вдалеке виднелись шпили ратуши, словно тянущиеся к небу.

Ларвен был живым, шумным, пьянящим — таким непохожим на мрачные коридоры поместья, где каждый шорох казался предупреждением. Я чувствовала, как моё сердце бьётся быстрее, словно город шептал: «Ты можешь стать частью меня».

Рубин устроился у меня на коленях, его тёплый мех согревал через ткань платья. Он вертел головой, не пропуская ни одной детали: вот телега с бочками вина прогрохотала мимо, вот старушка с корзиной цветов помахала нам, а вот уличный музыкант заиграл на скрипке что-то тоскливое и прекрасное. Его янтарные глаза блестели от восторга, а красный бант на шее качался, как флаг завоевателя.

— Ну что, графиня, — протянул он, ткнувшись холодным носом в моё запястье. — Чувствуешь, как пахнет приключениями? Это тебе не пыльные гобелены разглядывать и не с мачехой воевать. Ларвен — это жизнь! Готовься, сегодня мы перевернём твой мир с ног на голову

— Это ты его перевернёшь, — ответила я, погладив его по голове. — Если будешь так носиться, я не успею за тобой.

Он фыркнул, но его усы дрогнули в намёке на улыбку.

— Успеешь, куда денешься. Я же твой личный гений, страж и, скажем так, вдохновитель. Без меня ты бы до сих пор сидела в той библиотеке, листая скучные книги.

Я закатила глаза, но не могла не признать — его энтузиазм был заразительным. В поместье я чувствовала себя чужой, словно гость в собственном доме, но здесь, среди шума и красок Ларвена, я начинала ощущать что-то новое. Может, это была надежда? Или просто азарт, подхваченный от Рубина? Я пока не знала.

Карета остановилась на широкой улице, где витрины магазинов сверкали, как драгоценные камни. Мадам Кларис, ехавшая в другой повозке, уже ждала нас у входа в ювелирную лавку с золочёной вывеской «Сапфировый луч». Я выбралась из кареты, придерживая подол своего старого платья, которое теперь казалось ещё более жалким на фоне городской роскоши. Рубин спрыгнул на мостовую, задрав хвост, и оглядел улицу с видом короля, вернувшегося в свои владения.

— Погнали, Аврора! — скомандовал он, устремляясь к двери. — Здесь начинается твоё превращение из оборванки в королеву. И не отставай, а то я начну выбирать за тебя!

Я покачала головой, но послушно двинулась следом, чувствуя, как сердце колотится от предвкушения.

Мадам Кларис улыбнулась мне, её взгляд был тёплым, но деловым — она явно знала, что делает. Внутри лавка ослепляла. Стеклянные витрины ломились от украшений: ожерелья с жемчугом, переливающимся, как морская пена, браслеты с изумрудами и рубинами, кольца, от которых невозможно было отвести глаз. Золотые цепочки, серебряные броши, тиары, словно созданные для сказочных принцесс, — всё это сверкало в свете хрустальных люстр. Хозяин лавки, пожилой мужчина с седыми бакенбардами и моноклем, поспешил к нам, раскланиваясь так низко, что я смутилась.

— Добро пожаловать, госпожа! — начал он, но Рубин не дал ему договорить. Его глаза загорелись, как два фонаря, и он ринулся к ближайшей витрине, тыкая лапой во всё подряд.

— Это! — он указал на ожерелье с крупным сапфиром, окружённым мелкими бриллиантами. — И вон те браслеты с рубинами — да, я знаю, что мне идёт красное, но они и тебе подойдут. И кольца — штук пять, разные, чтобы менять по настроению. А это что? Тиара? Берём две, Аврора, тебе надо блистать на балах! И заколки, шпильки, вон те, с жемчугом и золотом!

Я замерла, не успевая следить за его командами. Хозяин лавки, похоже, тоже растерялся, но быстро взял себя в руки и начал складывать украшения в бархатные коробки, бормоча что-то о «прекрасном вкусе господина кота». А Рубин уже метнулся к другой витрине, его хвост подрагивал от возбуждения.

— Ошейник! — завопил он, увидев узкую полоску чёрной кожи, усыпанную бриллиантами. — Это моё! Снимай свой бант, Аврора, я теперь буду сиять ярче тебя. И серьги — да, я кот, и что? Сделаете дырки, я выдержу. И вон те пояса с серебряными пряжками, и кулоны, и чокеры, и… о, кружевные перчатки! Бери десяток, графиня, будешь как из сказки. И броши, штук шесть, с цветами и птицами!

Я открыла рот, чтобы остановить его, но слова утонули в новом потоке восторга. Рубин скупал всё, что видел, и вскоре прилавки начали пустеть. Помощники хозяина носились с коробками, лентами и счётами, а я чувствовала, как у меня кружится голова. Когда хозяин назвал сумму — цифру, от которой у меня подкосились ноги, — Рубин только фыркнул:

— Деньги Эдмунда сами себя не потратят. Расслабься, ты теперь богатая. А ну, пакуй всё, мы ещё не закончили!

Глава 30

Мадам Кларис, стоявшая рядом, сдержанно улыбалась, но в её глазах читалось уважение к напору Рубина. Я же просто пыталась не потеряться в этом вихре.

Мы вышли из лавки, нагруженные коробками, которые помощники мадам Кларис еле утащили в карету. Я думала, что на этом всё, но Рубин уже заметил новую цель — вывеску магазина косметики через дорогу, с витриной, полной разноцветных флаконов.

— Туда! — скомандовал он, хватая меня за подол. — Аврора, ты не можешь сиять только украшениями. Нужны румяна, помады, духи — всё, чтобы все упали к твоим ногам!

— Рубин, подожди! — взмолилась я, но он уже тащил меня к дверям, его ошейник поблёскивал, как звезда. Внутри пахло розами, лавандой и чем-то сладким, похожим на ваниль. Полки ломились от баночек с кремами, флаконов с духами, кисточек, пудрениц и коробочек с тенями.

Рубин вошёл в раж: он заказал духи с нотами жасмина и сандала, помады всех оттенков красного и кораллового, румяна, которые, по его словам, «сделают тебя живой, а не бледной, как привидение». Он выбрал тени — золотые, синие, дымчатые, — и даже лак для ногтей, хотя я понятия не имела, как его наносить.

— И это! — он ткнул лапой в блестящий бальзам для губ. — И вон тот крем для рук, пахнет апельсинами. И духи для меня — да, не смотри так, я хочу пахнуть величием! А это что? Блеск для усов? Беру!

Продавщица, молодая девушка с веснушками, хихикала, но послушно складывала всё в корзину. Я сдалась, понимая, что остановить его невозможно. Когда мы вышли, карета стала ещё тяжелее, а я начала подозревать, что поместье скоро превратится в склад роскоши.

— Рубин, я устала, — призналась я, чувствуя, как ноги гудят. — Может, хватит на сегодня?

— Устала? — он повернулся ко мне, прищурившись. — Мы только разогрелись! Но ладно, вижу, ты на грани. Пошли подкрепимся, а то свалишься, и мне придётся тащить тебя на себе. А я, знаешь ли, не носильщик.

Мы зашли в уютный ресторанчик на углу площади, где пахло свежими пирогами, жареным мясом и корицей. Столы были накрыты клетчатыми скатертями, а в углу пылал камин, добавляя тепла. Я заказала овощной суп, кусок жареной утки и бокал красного вина, а Рубин потребовал миску сливок, рыбный пирог и, к моему удивлению, немного сыра.

Пока мы ели, он болтал без умолку, расписывая, как я буду выглядеть в новых нарядах, как Ларвен будет шептаться о «загадочной графине», и как он сам станет легендой благодаря своему ошейнику. Я слушала, улыбаясь, и чувствовала, как усталость смешивается с чем-то тёплым, почти радостным. Этот день был безумным, но с Рубином рядом я начинала верить, что могу справиться с чем угодно.

После обеда он потащил меня в магазин готовой одежды. «Пока твои платья шьют, надо что-то носить», — заявил он и выбрал два наряда: элегантное дневное платье цвета морской волны с тонким кружевом на рукавах и строгий костюм для прогулок, тёмно-серый, с серебряной вышивкой и аккуратным воротником. Я даже не успела примерить — Рубин всё решил сам, а продавцы, очарованные его харизмой, только кивали и поддакивали.

Следующей остановкой стал салон красоты — вывеска гласила «Лунный свет». Я пыталась протестовать, но Рубин был неумолим.

— Ты теперь графиня, а не девчонка с фермы, — заявил он, толкая меня к дверям. — И я не позволю тебе позорить меня когда мы переедем в столицу!

В салоне меня усадили в мягкое кресло перед огромным зеркалом. Мастера — две женщины с ловкими руками и добрыми улыбками — принялись за работу. Они подровняли мои волосы, убрав секущиеся концы, и заплели их в мягкие волны, закрепив жемчужной заколкой из нашей добычи. Кожа после их кремов стала сиять, а лёгкий макияж — немного румян, тушь и блеск для губ — сделал мои глаза ярче, а лицо живее. Даже ногти покрыли лаком, нежно-розовым, почти незаметным, но я не могла отвести от них взгляд. Это было так непривычно — видеть себя такой… новой.

Рубина тоже не обошли вниманием. Его шерсть вычесали до зеркального блеска, усы подровняли, а бриллиантовый ошейник отполировали так, что он сверкал, как корона. Он вертелся перед зеркалом, явно влюблённый в своё отражение, и бормотал:

— Вот теперь я кот-король. А ты, Аврора, почти королева. Ещё пара уроков от меня, и всё будет идеально.

Но день ещё не закончился. Рубин настоял, чтобы мы купили подарки для слуг.

В лавке мы набрали корзины с душистым мылом, шёлковыми лентами, тёплыми шерстяными платками для Лины и Миры, а для остальных — банки мёда, орехи в сахаре, бутылки фруктового вина и тёплые перчатки. В пекарне мы устроили настоящий набег: пирожные с кремом, карамельные конфеты, мармелад, имбирное печенье, булочки с маком и изюмом — я боялась, что карета не выдержит такого груза. Рубин, пробуя кусочек карамели, заявил:

— Слуги должны знать, что их графиня щедрая. А сладости — это язык любви.

Последним пунктом стала мебельная лавка. Рубин, вдохновлённый идеей преобразить поместье, заказал всё, что пришло ему в голову: резной стол из тёмного дуба для гостиной, мягкие кресла с бархатной обивкой, шкаф с зеркальными дверцами, комод с бронзовыми ручками и кровать с балдахином для моей спальни, такую огромную, что я засомневалась, поместится ли она в комнату.

Он даже выбрал новый ковёр — густого винного цвета — и пару бронзовых подсвечников «для атмосферы».

К вечеру я еле держалась на ногах. Карета, нагруженная коробками, корзинами, свёртками и мебельными эскизами, медленно катила обратно к поместью. Рубин дремал у меня на коленях, его ошейник поблёскивал в свете фонарей, а усы подрагивали во сне. Я смотрела на него, чувствуя, как усталость смешивается с благодарностью.

Глава 31

Прошло две недели, и поместье преобразилось так, будто его коснулась волшебная палочка. Мрачные коридоры, когда-то пропитанные пылью и тенями, теперь сияли чистотой и светом. Слуги отполировали полы до зеркального блеска, а новые ковры — густого винного и изумрудного цветов — добавляли уюта.

В гостиной красовался резной дубовый стол, окружённый бархатными креслами, а на стенах висели свежие гобелены с вышитыми сценами охоты и цветущих садов. Моя спальня стала настоящим убежищем: огромная кровать с балдахином, усыпанная шёлковыми подушками, новый комод с зеркалом и бронзовые подсвечники, отбрасывающие тёплые отблески. Даже сад ожил — садовники подстригли кусты, высадили розы и расчистили дорожки, ведущие к пруду.

Но не только поместье изменилось. Я сама стала другой. Платья от мадам Кларис прибыли точно в срок — сорок нарядов, от струящихся вечерних до строгих костюмов для верховой езды, заполнили гардеробную.

Каждое утро Лина и Мира помогали мне выбирать что-то новое: то шёлковое платье цвета морской волны, то брючный костюм угольного оттенка, который, к моему удивлению, оказался невероятно удобным.

Украшения из Ларвена — ожерелья, браслеты, кольца — лежали в резной шкатулке, и я училась подбирать их к нарядам, хотя порой чувствовала себя ребёнком, играющим в принцессу. Макияж стал частью ритуала: лёгкие румяна, тушь, блеск для губ — ничего лишнего, но достаточно, чтобы зеркало отражало не ту запуганную девушку, что приехала сюда, а молодую графиню, готовую к новому миру.

Слуги тоже преобразились. Лина, раньше робкая и молчаливая, теперь уверенно руководила младшими служанками, её щёки розовели от похвал. Мира, с её материнской заботой, стала моим негласным советником, всегда знающим, какой чай подать или как успокоить нервы перед важным решением.

Подарки из Ларвена — платки, мыло, сладости — подняли всем настроение, и я часто ловила благодарные взгляды, когда раздавала пирожные или конфеты за ужином. Рубин, конечно, не упускал случая напомнить, что это была его идея.

— Видишь, графиня? — говорил он, развалившись на своём новом бархатном пуфе. — Я же сказал, что сладости — язык любви. А ты хотела экономить.

Его бриллиантовый ошейник сверкал при каждом движении, а усы, ухоженные после салона, придавали ему вид настоящего аристократа. Он по-прежнему дразнил меня, но я замечала, как он следит за мной краем глаза, готовый вмешаться, если что-то пойдёт не так. Рубин стал больше, чем просто говорящим котом — он был моим другом, хоть и с ядовитым языком.

Но самым большим изменением стала новость, которая гудела в поместье, как рой пчёл: я решила ехать в столицу империи. Каэл был прав — Ларвен прекрасен, но столица обещала новый мир: балы, знакомства, возможности, о которых я раньше и не мечтала. Поместье могло процветать и без меня, если всё правильно организовать.

Я наняла управляющего — господина Вальтера, седого мужчину с цепким взглядом и твёрдым голосом, который уже доказал свою надёжность, разобравшись с долгами Эдмунда.

Дополнительные слуги — повара, конюхи, горничные — наполнили дом жизнью, и теперь он работал, как отлаженный механизм. Я чувствовала, что оставляю своё наследство в хороших руках.

Однако одиночество мне не грозило. Лина и Мира, а также две младшие служанки, Эльза и Клара, вызвались ехать со мной в столицу. Лина мечтала увидеть городские площади, Мира хотела «присмотреть за мной», а Эльза и Клара просто сияли от восторга, представляя новую жизнь. Я не возражала — их присутствие успокаивало, а мысль, что знакомые лица будут рядом в чужом городе, придавала уверенности.

Рубин, разумеется, тоже ехал. Когда я спросила, хочет ли он остаться в поместье, он посмотрел на меня так, будто я предложила ему питаться овсянкой.

— Остаться? — фыркнул он, полируя лапой свой ошейник. — И пропустить балы, интриги и шанс затмить всех столичных котов? Нет уж, графиня, ты без меня пропадёшь. Кто ещё напомнит тебе, что тиару надевают под настроение, а не каждый день?

Последние дни перед отъездом прошли в вихре хлопот. Слуги паковали сундуки — платья, обувь, украшения, косметику, даже книги, которые я не могла оставить.

Мира следила, чтобы всё было уложено аккуратно, а Лина составляла списки, бормоча о том, как не забыть мой любимый жасминовый крем.

Эльза и Клара бегали по дому, помогая где могли, их смех звенел в коридорах. Я проверяла бумаги с Вальтером, подписывала распоряжения и пыталась не утонуть в деталях. Поместье должно было поставлять в Ларвен вино и шерсть, а доходы пойдут на его содержание и новые посадки в саду. Всё это казалось мне сном — я, Аврора, которая ещё недавно боялась собственной тени, теперь распоряжалась землями и планировала жизнь в столице.

Глава 32

Утро перед отъездом было ясным, с лёгким морозцем, от которого щипало щёки. Я стояла на крыльце, глядя, как слуги грузят последние сундуки в две просторные кареты. Одна была для меня, Рубина и служанок, другая — для вещей. Рубин сидел на перилах, его шерсть блестела на солнце, а ошейник сверкал, как маленькое солнце.

— Ну что, графиня, готова покорять столицу? — спросил он, прищурившись. — Или уже скучаешь по своим пыльным гобеленам?

Я улыбнулась, поправляя тёмно-синюю накидку — одну из тех, что мы купили в Ларвене. Под ней было платье цвета слоновой кости, лёгкое, но тёплое, с вышивкой на рукавах. Я чувствовала себя… правильно. Словно всё наконец-то встало на свои места.

— Готова, — ответила я, глядя на него. — Но если ты начнёшь скупать все столичные лавки, я запру тебя в сундуке.

— Ха! — фыркнул он, спрыгивая на землю. — Попробуй, графиня. Я всё равно выберусь и закажу тебе ещё одну тиару.

Лина, Мира, Эльза и Клара вышли из дома, их лица сияли от волнения. Они несли небольшие сумки с личными вещами, а Лина держала корзинку с пирожными — «на дорогу», как она сказала. Вальтер стоял у ворот, провожая нас строгим, но добрым взглядом. Он поклонился, когда я прошла мимо, и тихо сказал:

— Поместье будет ждать вашего возвращения, госпожа. Удачи в столице.

— Спасибо, Вальтер, — ответила я, чувствуя лёгкий укол в груди. Это место стало моим домом, и, несмотря на все планы, я знала, что буду по нему скучать.

Мы забрались в карету — я, Рубин, Лина и Мира в одну, Эльза и Клара в другую, с частью багажа. Сзади было еще две с стражниками Рубин устроился на моих коленях, как обычно.. Карета тронулась, колёса зашуршали по гравию, и поместье начало удаляться, растворяясь в утреннем тумане.

— Столица, держись, — пробормотал Рубин, глядя в окно. — Графиня Аврора и кот-король едут тебя покорять.

Я засмеялась, погладив его по голове, и откинулась на мягкую спинку сиденья. Впереди ждал новый город, новые лица, новые тайны. И с Рубином, служанками и моим новым «я» я была готова встретить всё, что приготовил мне Астерион. Карета катила вперёд, и я впервые за долгое время чувствовала, что еду не от чего-то, а навстречу чему-то большему.

Карета катила по дороге, окружённой золотистыми полями и редкими рощами, а утренний воздух врывался в приоткрытое окно, принося с собой запах трав и земли.

Лина и Мира сидели напротив, их голоса звучали приглушённо — они обсуждали столичные рынки и слухи о балах, но я почти не слушала. Мои мысли были заняты новым миром, который ждал впереди, и тем, как странно ощущать себя хозяйкой собственной судьбы. Рубин развалился у меня на коленях, его бриллиантовый ошейник поблёскивал в солнечных лучах, а усы лениво подрагивали, пока он поддразнивал меня за задумчивый вид.

— Что, графиня, уже грезите о столичных кавалерах? — хмыкнул он, ткнувшись носом в мою руку. — Или боитесь, что я закажу вам ещё одну тиару?

— Боюсь, что ты разоришь меня на лак для своих усов, — ответила я, потрепав его по голове. Лина хихикнула, а Мира покачала головой с привычной теплотой.

Мы болтали о мелочах: о тканях, которые модны в столице, о том, как Эльза чуть не забыла свою шаль, о пирожных, которые мы возьмём в дорогу. Стражники — четверо крепких мужчин, нанятых Вальтером, — ехали впереди и сзади, их мечи поблёскивали, внушая спокойствие. Я начала думать, что путешествие пройдёт гладко, и даже позволила себе прикрыть глаза, убаюканная мягким ритмом колёс.

Но вдруг Рубин напрягся. Его уши дёрнулись, шерсть встала дыбом, а из горла вырвался низкий рык — звук, которого я раньше от него не слышала.

— Что за… — начал он, но его прервали крики, резкие и полные ужаса, смешанные с лязгом металла и топотом копыт.

Я рывком откинула занавеску и выглянула в окно. В нескольких метрах от нас, на обочине, разворачивалась кошмарная сцена. Старую карету с потёртым гербом окружили разбойники — шестеро, в тёмных плащах, с лицами, скрытыми тряпками. Они размахивали мечами и кинжалами, их голоса были грубыми, полными угроз.

Дверь кареты распахнулась, и я увидела молодую служанку, бледную, как полотно, пытающуюся закрыть собой маленькую девочку — лет пяти, с растрёпанными светлыми косичками. Девочка молчала, её глаза были широко распахнуты от страха, а служанка кричала, умоляя о пощаде.

Глава 33

Время замедлилось. Я услышала, как Мира ахнула, а Лина вцепилась в мою руку. Но я не могла просто смотреть. Разбойник — здоровый, с ржавым мечом — занёс клинок над служанкой. Её крик оборвался, когда сталь вошла в тело, и она рухнула на землю, кровь хлынула на траву. Девочка осталась одна, беззащитная, окружённая бандитами.

— Стража, вперёд! — крикнула я, распахивая дверь кареты. Мой голос дрожал, но я не могла сидеть сложа руки. — Спасите её!

Стражники пришпорили коней, выхватывая мечи, но я не стала ждать. Гнев и страх смешались во мне, толкая вперёд. Я выпрыгнула из кареты, не слушая криков Миры: «Госпожа, остановитесь!» Платье цеплялось за кусты, туфли скользили, но я бежала к девочке, которая стояла, словно замороженная, среди разбойников. Один из них схватил её за руку, другой повернулся ко мне, его кинжал сверкнул в свете солнца.

Я не думала о себе. Со всей силы я налетела на бандита, державшего девочку, и оттолкнула его, вложив в удар всё, что могла. Он пошатнулся, выругался, а я подхватила малышку, прижав её к груди. Она была лёгкой, как пёрышко, и дрожала, но не издавала ни звука. Я отступила, сердце колотилось, а разбойники уже надвигались, их клинки были нацелены на нас. Стражники рубились с другими бандитами, но они были слишком далеко. Я поняла, что не успею уйти.

И тут раздался рёв — яростный, звериный, полный ярости. Рубин. Он выскочил из кареты, его шерсть стояла дыбом, а глаза пылали, как раскалённые угли. Он прыгнул между мной и разбойниками, и воздух задрожал. Я почувствовала тепло, а затем увидела, как вокруг нас вспыхнул полупрозрачный щит — мерцающий, словно сотканный из звёзд. Кинжал, летевший в меня, отскочил, а разбойники замерли, их лица исказились от шока.

— Только я могу издеваться над Авророй! — прорычал Рубин, его голос гремел, как буря. — Вы, крысы, выбрали не ту добычу!

Он взмахнул хвостом, и щит исчез, сменившись тёмным вихрем, искрящимся магией. Разбойники закричали, пытаясь бежать, но вихрь настиг их. Я отвернулась, прижимая девочку к себе, чтобы она не видела, как их тела падают, как ломаются клинки, как кровь смешивается с пылью.

Рубин не просто защищал — он уничтожал, его магия была точной и беспощадной. Через мгновение всё закончилось.

Тишина накрыла дорогу, прерываемая только тяжёлым дыханием стражников, добивших последнего бандита. Я опустилась на колени, всё ещё держа девочку, и гладила её по голове, чувствуя, как её дрожь передаётся мне. Она молчала, её лицо было бледным, а глаза — огромными, полными ужаса. Я обняла её крепче, укачивая, как младенца, и шептала: «Всё хорошо, ты в безопасности».

Рубин подошёл, его шерсть всё ещё топорщилась, но глаза уже смягчились. Он посмотрел на меня, потом на девочку и тихо сказал:

— Ты спятила, графиня. Бросаться на разбойников без оружия? Я думал, это я тут безрассудный.

— Не могла оставить её, — ответила я, чувствуя, как слёзы жгут глаза. — Спасибо, Рубин. Ты нас спас.

Он фыркнул, но без привычной насмешки.

— Спас? Это моя работа. Ты таскаешь меня по магазинам, а я вытаскиваю тебя из беды. Справедливо.

Стражники окружили нас, их лица были мрачными, но полными уважения. Старший, с сединой в бороде, поклонился.

— Госпожа, вы целы? Девочка жива?

— Да, — ответила я, поднимаясь, всё ещё держа малышку. — Но… кто они были? Где её семья?

Мы подошли к разбитой карете. Кроме служанки, там был мёртвый кучер, и никого больше. Девочка не говорила ни слова, даже когда Мира принесла одеяло и попыталась её успокоить. Я смотрела на неё, на её пустой взгляд, и подумала, что она, возможно, немая — такой сильный шок мог отнять голос. Мира завернула её в одеяло, Лина подала воды, но малышка только цеплялась за меня, не издавая ни звука.

Когда суета улеглась, а стражники убрали тела разбойников с дороги, я присела рядом с девочкой на траву. Карета ждала, но я не могла просто увести её, не узнав, что с ней. Я обняла её, чувствуя, как её худенькое тело прижимается ко мне, и тихо спросила:

— Как ты, милая? Ты можешь говорить? Меня зовут Аврора. Мы защитим тебя.

Она подняла голову, её глаза, всё ещё полные страха, встретились с моими. И вдруг, впервые за всё время, она заговорила — её голос был тонким, дрожащим, но ясным. Она смотрела прямо на меня и сказала:

— Мама… ты наконец-то вернулась.

Я замерла. Слово ударило, как молния, и мир вокруг будто остановился. Лина ахнула, Мира прикрыла рот рукой, а Рубин, сидевший рядом, уставился на девочку, его усы дёрнулись, словно он не верил своим ушам. Стражники переглянулись, их лица выражали шок. Я смотрела в её глаза, пытаясь найти смысл в её словах, но всё, что я чувствовала, — это холод, пробирающий до костей. Мама? Я? Это было невозможно. Но её взгляд, полный надежды и боли, не отпускал меня. И в этот момент я поняла, что дорога в столицу только что стала намного сложнее.