Цветок среди руин

Глава 1

Таша проснулась от запаха. Её мозг, ещё спутанный сном, не мог опознать эту едкую, сладковатую примесь к знакомому запаху дыма из очага. Горит? — мелькнула первая мысль. Но нет, это был запах горящего не дерева, а чего-то другого. Соломы? Мяса?

И тут мир взорвался.

Крик. Не один, а множество — пронзительный, женский, тут же оборвавшийся, рёв мужской ярости, превратившийся в стон, и над всем этим — чужие, хриплые гортанные вопли, от которых кровь стыла в жилах. Они были похожи на лай сторожевого пса, сорвавшегося с цепи, но в них слышалась не животная злоба, а дикое, радостное веселье.

— Зак! — имя жениха вырвалось беззвучным шепотом. Таша сорвалась с постели, сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать. За окном плясали багровые тени.

Дверь в горницу отца распахнулась с таким треском, что она вздрогнула. На пороге стоял отец, её могучий, непоколебимый кузнец. Но сейчас он был не отец, а воплощение ужаса. В одной руке он сжимал тяжеленный молот, которым вчера подковывал лошадь старосты, а другой рукой схватил Ташу за руку.

— В погреб! — его голос был хриплым и не своим. — Не шуми. Не выходи.

Он буквально отшвырнул её в тёмный люк, ведущий в подполье. Таша кубарем скатилась по грубым ступеням, ударившись о земляной пол. Прежде чем захлопнуть крышку, отец успел бросить в темноту один-единственный взгляд. Это был взгляд обречённости, обещания и такой бесконечной боли, что Таша поняла всё.

Она не посмела ослушаться. Прижавшись в самом тёмном углу, среди запаха земли и прошлогодней картошки, она слышала всё.

Слышала, как дверь их дома с треском выломали. Слышала рёв отца, который быстро сменился глухими, влажными ударами и тяжёлым падением. Слышала грубый, гортанный смех и звук волочащегося по полу тела.

Потом наступила тишина. Не настоящая, а страшная — наполненная отдалёнными криками, лязгом металла и треском горящих брёвен.

И эта тишина кончилась, когда в дом снова вошли. Несколько пар тяжёлых, неуклюжих ног. Они ходили по горнице, что-то швыряли, ломали. Один из них подошёл к люку погреба.

Таша замерла, зажав рот ладонью, пытаясь даже не дышать. Сердце билось так, что ей казалось — его слышно на поверхности.

Стук. Кто-то тяжёлым оружием ударил по деревянной крышке. Щепки посыпались ей на голову.

Ещё стук. Дерево затрещало и в темноту пробился тонкий лучик багрового света от пожара снаружи.

Таша вжалась в земляной пол, пытаясь стать меньше, невидимой. Слезы текли по ее лицу сами собой. Она знала — это конец. Сейчас крышка рухнет, и в погреб ворвется та самая смерть, что ходит на двух ногах и смеется чужими голосами.

Раздался треск, и тяжелая крышка люка с грохотом отлетела в сторону. Наверху, залитый огненным заревом, стоял он.

Орк.

Его силуэт был огромным и бесформенным против пламени. Но когда он наклонился над проломом, свет выхватил из тьмы детали. Грязно-серая кожа в шрамах и саже. Черные, спутанные волосы. И лицо... лицо со шрамом, который проходил от виска, рассекая бровь и пролегая в опаснейшей близости от глаза.

Из его глотки вырвался гортанный возглас, полный удовлетворения.

Он исчез из поля зрения, и Таша на мгновение подумала, что он ушёл. Но тут же его рука, огромная, покрытая грубой кожей и грязью, впилась в ее волосы.

Она вскрикнула — коротко, беззвучно, когда он с нечеловеческой силой потащил ее вверх, по грубым ступеням, волоком, как мешок.

Ее вышвырнули на пол горницы. Таша откашлялась, пытаясь вдохнуть. Воздух был густым и едким. И прямо перед ней, на половике, который она еще вечером выбивала пыль, лежало тело отца. Его молот валялся в стороне, бесполезный. Вся горница была перевернута, изуродована.

Над ней стояли трое. Двое поменьше, суетливые, с горящими алчностью глазами, и Он — тот, что со шрамом. Он смотрел на нее сверху вниз.

Он был выше и массивнее, чем ей сразу показалось. Его кожа была грязно-серой, покрытой слоем пота, сажи и запёкшейся крови. Чёрные, спутанные волосы, слипшиеся в отвратительные пряди, падали на низкий, покатый лоб. Из-под тяжёлого надбровья горели два крошечных, полных чистой злобы уголька.

Но больше всего её поразила его челюсть.

Массивная, квадратная, она выдавалась вперёд, как таран. Из-под отвисшей, покрытой шрамами верхней губы торчали крупные, тупые, желтоватые зубы. Нижние клыки выступали вперёд, создавая впечатление вечного, голодного оскала. Он тяжело дышал, и из его глотки вырывалось хриплое, булькающее сопение.

Один из мелких орков, тот, что потолще, дернулся к ней, его рука с грязными ногтями потянулась к ее груди. Из его пасти брызнула слюна.

И тогда Шрам, даже не глянув, ударил его по морде. Удар был таким сильным, что тот отлетел в стену и осел на пол с глухим стоном. Второй мелкий орк тут же отпрянул, зашипев, как побитая собака.

Шрам что-то хрипло проворчал. Всего пару слов на своем гортанном языке. Но в них был приказ, не терпящий возражений. Он снова наклонился, и его рука снова впилась в Ташу. Но на этот раз он не тащил ее за волосы. Он схватил ее за одежду на плече и грубо поднял на ноги.

Он толкнул ее к выходу. Она споткнулась о порог, о который в детстве точила нож, и вывалилась на улицу.