Я не помню своего детства. Точнее, идентификация личности, как таковой, началась где–то с шести лет. И толчком к этому стало не совсем приятное событие.
Вижу, как сейчас: темный переулок, я, замерзшая и голодная, в рваной и грязной одежде стою посреди дороги и, не мигая, смотрю в одну точку. Здесь нет ветра, зона защищена от сквозняков домами по обеим сторонам от меня, и, тем не менее, впереди отчетливо виднеется дрожание воздуха. Это потом, спустя несколько лет и обучение у мага–некроманта, я точно смогу сказать, что видела в десятке шагов от себя спонтанное нарушение граничной ткани, а сейчас просто стою и не знаю, что делать. С одной стороны, любопытство гложет. Все–таки, маленький ребенок создан для того, чтобы протягивать ручки ко всему неизвестному. С другой – неясное ощущение беспокойства внутри не дает совершить рокового шага и приблизиться к неизвестной субстанции. Но я, как и всегда, иду на поводу у желаний, преодолевая, несмотря на трудности в виде замерзших рук и ног, препятствие в виде расстояния в мгновение ока. И погружаюсь в переливающуюся рябь…
Вокруг темно и мерзко. Меня облепляет вязкая грязь, не дающая открыть глаза и набрать полные легкие воздуха. Хорошо, что перед погружением додумалась задержать дыхание, иначе сейчас бы стала страдать от приступа удушья. Передвижения затруднены, и создается ощущение, что пространство сжимается вокруг, выдавливая меня обратно в то место, из которого сюда угодила. И вдруг руку хватает что–то теплое и тащит вперед. Я пугаюсь настойчивого приглашения следовать за неожиданным спутником, но меня ласково уговаривают: «Лилия, совсем молоденькая лилия, пойдем…пойдем». И я иду, зачарованная музыкальными переливами необычного голоса, переставая обращать внимание на то, какая мерзость творится вокруг. Постепенно слизь исчезает, и я могу спокойно дышать, однако не тороплюсь открывать глаза. Страшно. Дико страшно увидеть что–то, от чего может остановиться сердце. А теплота с руки исчезает, и от этого ужас становится настолько сильным, что я распахиваю глаза.
Чернота. Вокруг одна чернота. И блики, мелькающие то здесь, то там. Благодаря им можно хоть немного оценить обстановку и понять, что меня вытащило в пещеру с высоким сводчатым потолком. А впереди нечто вроде возвышения с алтарем, рядом с которым мерцает бесплотная одинокая тень. Вот она протягивает ко мне свою руку, кажущуюся совсем тонкой из–за отсутствия освещения, и я, словно зачарованная, иду вперед, не думая ни о чем другом, кроме неминуемой встречи.
Пещера озаряется слепящим светом, и я понимаю, что очнулась от дремы. И протянутая ко мне рука на самом деле и не рука вовсе, а кость от скелета, скрытого плащом с капюшоном. В ужасе отскакиваю от уродца, призывающего меня, тот кидается следом, но тут между нами проскакивает сияющая белая молния, и пришелец замирает на мгновение, чтобы с ненавистью взглянуть на того, кто посмел нарушить долгожданное рукопожатие.
Я тоже смотрю туда, где исчезла молния, и вижу высокую фигуру, скрытую тенью у самой стены пещеры. Незнакомец сидит на выступе скалы и протирает зажатый в руке клинок, в то время как мой мучитель вдруг охает и падает на одно колено. Переведя взгляд обратно на источник молнии, вижу длинные белоснежные волосы, колыхающиеся при каждом движении мужчины с оружием. Он подходит ко мне, и постепенно свет, озаряющий пещеру, начинает ослабевать, сосредотачиваясь вокруг его фигуры. Когда спаситель оказывается совсем близко, нас снова окружает тьма, и только волосы непонятным образом остаются в зоне видимости.
Незнакомец кладет теплую ладонь мне на лоб и проговаривает непонятное заклинание, а я начинаю терять связь с этой реальностью. Вдогонку слышу его напутствие:
– Не вздумай больше пересекать грань, девочка! Тебе здесь не место… – и рокот, обращенный уже к раненому скелету в плаще с капюшоном:
– Лилия больше тебе не принадлежит.
Выныриваю в настоящее сквозь уже знакомую жижу и начинаю отплевываться и озираться по сторонам. Прореха в действительности медленно исчезает, затягиваясь знакомым светом. И тут Молния постарался, почему–то приходит в голову мысль. А потом нервы как отпускает, и я начинаю, что есть силы, реветь на весь переулок.
– Ганс, скорее сюда, здесь ребенок! – раздается тревожный женский голос откуда–то сбоку. – О, Боги, это же девочка! Совсем малышка!
А я понимаю, что вижу женщину, даже не открывая глаз. Словно какой–то щелчок произошел в сознании с переходом в иную реальность, навсегда разделив жизнь на «до» и «после». Медленно поворачиваю голову в сторону заинтересовавшихся мною людей, и мужчина в ужасе останавливается, прикрывая собой жену:
– Некромант! Марта, святые Боги! Посмотри на ее глаза – в них же непроглядная Тьма, совсем нет зрачков!
Но женщина, видимо, не испугалась стенаний, поскольку обогнула мужа и подошла ко мне, несмотря на попытки остановить себя. Опустившись рядом и протянув ко мне руку, так, что вначале я пугаюсь возможного удара и дергаюсь, она внезапно ласково погладила мои волосы и произнесла:
– Ганс, посмотри на нее, она совсем крошка, какой из нее некромант? Может, глаза у нее и правда в будущем сыграют свою роль, но какие же разноцветные кудряшки! Милая, у тебя есть имя? – обратилась она ко мне, улыбаясь, и доброта во взгляде так и просила сказать правду. А ответить было нечего, потому что памяти до этой встречи у меня не было, и я выдала первое, что пришло на ум:
– Меня называли Лилией.
– Милый, какое прекрасное имя! – радостно воскликнула Марта. – Хочешь, я буду звать тебя Рен*?
На работе затишье. Услуги «адвокатов» пока никому не требуются. Забавно, все–таки, вышло когда–то…перехитрить даму с косой, вернув к жизни недавно умершего, смог некромант, а вот сделать из чуда воскрешения бизнес, приносящий баснословную прибыль, – всего лишь человек. И теперь мы – те, кто общается с потусторонним миром – работаем на службе у тех, кто просто успел вовремя использовать предоставленный шанс.
Я некромант. На самом деле, некромант–то из меня, как раз, довольно посредственный, и воскрешать из мертвых я могу только тех, чей срок составляет не более года после кончины. Если с помощью вызова требуется вернуть кого–то более старого и опытного в пребывании по ту сторону, обычно берут матерого волка из наших. Главная способность моего дара заключается в том, что я беспрепятственно хожу между мирами живых и мертвых, и воды эфира, разделяющего две реальности Грани – та самая жижа, так хорошо знакомая мне с детства – не приносят организму никакого вреда. Ганс и Марта, все–таки решившие показать меня архимагу города, вскоре после устроенного им гипноза решили перевести меня на домашнее обучение. Они не хотели повторения того, что было со мной первые два года после нашей с ними встречи. Дело в том, что я перестала разговаривать. Вообще. Никакие уговоры не помогали хоть как–то приблизить меня к обществу, и толчок произошел только спустя двадцать четыре месяца, когда Марта, готовя ужин, нечаянно схватилась руками за горячую ручку сковородки. Сдавленно охнув, чтобы не напугать сидевшую рядом с ней на кухне меня, она сунула руку под холодную воду, пытаясь унять боль, и не сдержала болезненного стона. Привлеченная возней приемной матери, я подняла голову от разглядывания картинок в книге и с ужасом увидела, как той плохо. И крик вырвался из груди сам собой:
– Мама, мама! – подбежав к ней и схватив за руку, почувствовала, как что–то снова, как тогда в переулке, взорвалось в душе, открывая запертую дверь, и взглянула на покалеченную конечность. И мир потерял свои краски, осталась только монохромная составляющая реальности. Я видела мертвеющие ткани на руке. На самом деле, это был ожог не самой последней степени, но зарождающуюся в клетках смерть было видно как никогда ярко. И я просто провела рукой по поврежденной коже, призывая к ней жизнь, возвращая в состояние, при котором рука могла бы функционировать нормально. Марта не сдержала потрясенного вскрика. На него прибежал Ганс, и, оценив произошедшее, склонился надо мной и просто обнял, когда я уже отпустила руку матери:
– Ты наше сокровище, Рен. Помни об этом всегда, мы никогда тебя не оставим.
Тогда я впервые после нашей с родителями встречи улыбнулась…
– Очнись, лежебока! – раздается над ухом командный голос, и я выныриваю из воспоминаний.
Надо мной склоняется Хани. На самом деле полное имя моей напарницы – Хани Мун*, но каждый, кто стремится назвать ее слащавым вариантом, удостаивается обещания не дожить до следующего полнолуния. Почему именно это время, она не знает и сама, просто кодовая фраза, после которой ее невольно начинают побаиваться и стараются не обращаться лично вообще, предпочитая решать дела через меня. Я более уравновешена, хотя абсолютно точно недолюбливаю всех людей. Работая в такой конторе, как наша, поневоле начинаешь по достоинству оценивать покой и тишину.
– Внимательно, – заведенный ритуал приветствия обязательно подразумевает ударение на последней гласной в слове, и я не вправе менять устоявшуюся традицию. Плохая примета: иначе попадется какой–нибудь сложно–возвращаемый труп, а нам этого совсем не нужно.
– Поднимай телеса, твои молитвы были услышаны: у нас есть заказ, – лукаво улыбается она, и мы идем в офис Боно.
Боно – наш шеф и непосредственный начальник местного отделения «адвокатов смерти». Его тоже зовут немного по–другому, но, если Хани Мун вызывает исключительно приятные ассоциации, то над Бонифацием откровенно потешаются, даже не пытаясь скрыть отношения. Поэтому полным именем я зову мужчину только тогда, когда разговор носит приватный характер и мне требуется в кратчайшие сроки привлечь его внимание. Если задуматься, у меня одной в этой веселой компании нормальное имя…
Неторопливо следую за подругой в сторону обшарпанной деревянной двери, на ходу обдумывая перспективы будущего после задания. Не то чтобы я сильно перенапрягалась – наоборот, в последнее время количество смертей, официально признанных некорректными, стремительно падает – но от работы в последнее время ощущается все большая усталость, и положенная после вызова покойника неделя отдыха от возможности таскать свои кости в офис пойдет только на пользу. В кабинете Боно сидит молодая супружеская пара: вижу соединяющие их нити отношений, как и все в этом мире, через черно–белую составляющую зрения, которую когда–то открыл мне учитель. Женщина, оглянувшись на вошедших и увидев меня, невольно вздрагивает и спешно отворачивается в сторону шефа, промелькнувший же в глазах мужчины страх я расцениваю как плюс к его храбрости.
Поворачиваюсь к начальнику, устремляя на него предмет робости заказчицы – абсолютно черные глаза без зрачков – и вопрошаю:
– Вызывали?
Такие глаза – отличительный признак некромантов, причем, чем сильнее активный дар мага, общающегося со смертью, тем темнее оттенок радужки. Поскольку я Подданная Смерти, то есть пересекающая грань, мои зрачки близки к максимальной насыщенности оттенка, хотя и немного не дотягивают до абсолюта. Вот будь у меня дар к некромантии уровня повыше, тогда да, могла бы гордиться. Но, думаю, способностей к переговорам уже не откроется. Оно и к лучшему, все равно на той стороне я бываю чаще, чем того иногда требуют обстоятельства.
– Домой? – спросила Хани, держа меня под руку и помогая забраться в машину. Она хмурилась, равно как и Сури: не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что подпитка целителя в этот раз не подействовала, и то время, что нефилим находился внутри меня, серьезно подорвало магический резерв. И все бы ничего, но подруги прекрасно умели складывать два и два и отлично помнили, что такое истощение у некроманта из спайки случалось только четыре раза, и да, все эти четверо душ были того же свойства. Полуангелы.
Хуже всего было другое. И об этом я никому не рассказывала. Именно вытаскивание детей ангелов отнимало больше всего душевных сил, именно после таких дел все чаще возникало желание, очутившись за гранью, остаться там навсегда. Пока я успешно боролась с ним. Но сегодняшний случай словно отбросил на несколько шагов назад.
– Нет, – покачала головой. – Сначала к Боно, отдам ему кристаллы, потом – в бар, надо выпить.
– Без меня, дамы, – замахала руками Сури. – Из–за ваших алкогольных вылазок моя флегматичная психика уже никогда не станет прежней! Прощаюсь и удаляюсь, – взмахнув брюнетистым хвостом, она повернулась к нам спиной и зашагала в сторону микроавтобуса, в котором привозила тело Микаэллы.
– Нет проблем, – пожала плечами Хани, – а я, – она взглянула в мою сторону, – с удовольствием составлю тебе компанию!
– Ну, тогда если согласишься пойти со мной в одно тихое местечко, обещаю в благодарность наконец–то познакомить с Осирисом! – подмигнула я.
– С этим твоим ходячим тестостероном из Преисподней, что ли? – усмехнулась блондинка. – Видали и не таких…
– Таких – точно не видела! – уверенно заявила я, помня о его необычном способе запоминания собеседников. – Гарантирую разрыв шаблона, – устало улыбнулась, откидываясь на заднее сиденье. – Разбудишь, когда будем на месте?
– Конечно, – хмыкнула Хани, заводя мотор.
Я боялась идти домой сейчас. Спасение околоангельских сущностей грозило еще одной бедой. Стоило закрыть глаза в родных стенах, как сон наваливался моментально, унося меня в пространство другого мира совершенно неосознанно. Причем делая это одним из опаснейших способов: по ту сторону оказывалось астральное тело целиком, а это грозило моей душе навсегда остаться на изнанке. И там я могла бродить часами, пока кто–нибудь сердобольный не решит найти меня по телефону и не разбудит. Или не зазвонит будильник. Я не знаю, почему так случалось, но, оказываясь каждый раз в новом уголке, я с ужасом ждала, что за очередным поворотом пещеры будет располагаться та самая, с алтарем. И эти костистые лапы до сих пор будоражили воображение. Я боялась засыпать после сложных возвращений.
От тяжелых мыслей отвлек зов Хани, которая остановила машину и теперь собиралась выходить. Протерев глаза, поняла, что небольшое путешествие в поверхностные сновидения немного взбодрило, но сейчас бы не помешала чашечка свежего кофе. Добравшись вместе до четвертого этажа, на котором арендовала несколько помещений наша фирма, мы ненадолго разошлись: Хани – скинуть вещи после выезда, я – зайти к Боно и отчитаться за проделанную работу.
Очутившись в кабинете начальника, устало опустилась в кресло для посетителей и на мгновение прикрыла глаза.
Скрипнула дверь, и вскоре после этого помещение наполнилось ароматом свежесваренного кофе. Он приманил меня к себе, как ребенка на долгожданное лакомство. Открыла глаза и с удивлением обнаружила на столе перед собой чашку с дымящимся содержимым, а в кресле директора, отделенном, собственно, тем самым столом, Боно, замершего с лукавой улыбкой на губах и теперь наблюдающего, что я буду делать.
– Читаешь мои мысли, – расслабленно и счастливо улыбнулась боссу. – Ты мой спаситель.
– Ага, как и все предыдущие пять лет, – усмехнулся Боно, откидываясь в своем кресле. – Вас опять можно поздравить?
– Да, – кивнула, отпивая первый глоток и, не в силах сдерживаться, зажмурилась от удовольствия. – Сейчас, – поставив чашку на стол с твердым намерением влить в себя весь оставшийся кофе, потянулась к нагрудному карману. – Черт, опять забыла! – устало потерла переносицу, пытаясь стимулировать деятельность мозга.
– Что? – скептически выгнул бровь Боно.
– Как обычно, – прикрыла глаза, потом очнулась вновь, протягивая плоский прозрачный кристалл прошения о возврате души начальнику. – Забыла попросить Анубиса проставить отметку о выполнении.
– Да все нормально с ним, – проговорил босс, как только вещица оказалась в руках. – Наверное, не я один уже привык к тому, что специалист из тебя хороший, а вот документовед, скажем прямо, подкачал. Анубис все сделал сам.
– С плохим документоведом спорить не буду, – я улыбнулась, возвращаясь к процессу употребления любимого наркотика.
– Все хорошо? – тихо поинтересовался Боно, оглядывая мое уставшее лицо.
– Да, наверное, – протянула я задумчиво, устремляя взгляд вдаль на окно, располагающееся прямо за креслом начальника. – Но меня кое–что беспокоит, Бонифаций…
Мужчина подобрался и, сузив глаза, произнес:
– Рассказывай.
– Анубис поведал одну странную вещь, – видя, что полностью завладела вниманием начальника, продолжила я, параллельно отпивая кофе небольшими глотками. – За этот месяц наша клиентка стала вторым нефилимом, попавшим на изнанку, и это смущает стражей Грани.
ГЛАВА 3. ПРОВОДНИК
Сознание возвращалось медленно и во многом благодаря тому, что я почувствовала странный, не присущий родной кровати холод. Так, стоило восстановить цепочку событий, случившихся вчера после…да–а, после первого ухода Осириса.
Заметка на полях: никогда не слушать Хани в состоянии глубокого потрясения. Даже то, что заказанные ею мартини с водкой я попросила смешать в пропорции пятьдесят на пятьдесят, в отличие от классического рецепта, после двух бокалов не спасло от постепенно отказывающих рук и ног. Голова, на удивление, оставалась светлой и незамутненной, но это был не самый лучший сценарий развития событий для наполненного алкоголем организма. И я всерьез начинала думать о том, как мы станем добираться до дома, когда поход до стойки Джо и обратно занял около десяти минут. Старый хозяин бара только усмехнулся, под нос буркнув, что нет на нас мужиков, с чем я впервые в жизни согласилась безоговорочно, а потом подхватил из моих плохо слушающихся рук порции «коктейля», помогая донести до места дислокации. Там все также пребывала в нетипичной для нее глубокой задумчивости Хани. Джо заявил, что с нас на сегодня довольно. Синхронный кивок двух далеко не трезвых дам произошел впервые в жизни: обычно мы не отказывались продлить удовольствие. Но обычно и не допивались до зеленых чебурашек. Стоит, пожалуй, задуматься над тем, что же пошло не так, что пришлось заливаться выпивкой настолько, чтобы даже в стране сновидений попытаться быть недееспособной.
На наше счастье, в дверях бара внезапно материализовался Осирис (хотя я подозреваю, это просто зрение отреагировало подобным образом, а страж заходил, как обычно). Впервые в жизни он нарушил правило исчезновения «до новых встреч», хмуро оглядел нас с подругой, заявив, что девушка не должна вести себя подобным образом, поскольку создана для того, чтобы приносить в мир новую жизнь. На что я философски заметила, что мы и так каждый раз приносим миру жизни, вытаскивая их из царства изнанки.
Ос ответил уничтожающим взглядом, подхватил вконец впечатленную Хани на руки и унес из бара. Я улыбнулась, подумав, что добираться до дома наперевес с пьяной подругой оказалось бы на порядок сложнее. И начала потихоньку ползти в направлении мысли, как же теперь сделать это в одиночку, в смысле, устроить встречу своей тушки с кроватью. Но затем прекрасный мужчина и страж Грани одновременно вернулся в третий раз и проделал недавнюю процедуру и со мной. Я решила не спорить и удобно устроилась на руках Осириса, пока он переносил меня к своему джипу (чем вызвал волну удивления, поскольку я думала, что стражи не особо держатся за материальные блага мира – зачем бессмертным в чем–то нуждаться). Видимо, какие–то мысли мне даже удалось произнести вслух, поскольку Ос только усмехнулся, поинтересовавшись, не является ли удивительным то, что последнюю тысячу лет им с Анубисом как–то приходится в течение месяца существовать на этой стороне Грани? Я признала несостоятельность своих доводов как раз в тот момент, когда меня сгрузили на заднее сиденье под бок к уже посапывающей Хани, после чего страж попросил хотя бы меня не отключаться, чтобы успеть довезти нас до дома. Адрес моей квартиры он знал прекрасно, ведь встречи проходили не только у Джо, если, конечно, проходили вообще, поэтому первым пунктом назначения Осирис выбрал как раз мои апартаменты. Ничего не имея против, я спокойно выдержала путь до дома, у входа в высокое здание из стекла и бетона заверив стража, что смогу самостоятельно добраться до нужного этажа и даже попасть по кнопке лифта, и благополучно сообщила вынужденному извозчику адрес Хани, пожелав спокойно довезти спящую подругу. А когда машина уехала, еще и детей здоровых и красивых вдогонку пожелала. Да, хорошо, что Осирис этого не слышал, подумалось моей голове внезапно, но раздавшийся в голове смех стража и едкое замечание по поводу того, что он слышит мои мысли на любом расстоянии, развеяли это предположение полностью. Я пьяненько улыбнулась и поняла, что теперь–то подруга точно в надежных руках, и направилась воплощать в жизнь данные Осирису обещания.
Дома наскоро сполоснулась, держась за стенки душа, после чего, почувствовав себя намного лучше, одетая в простой спальный комплект из хлопка, упала на кровать, чтобы провалиться в сон без движения и сновидений до самого утра.
Зря я так понадеялась на силу алкоголя…
Утробное рычание в нескольких метрах от меня заставило вздрогнуть и мигом открыть глаза.
Черт! Все–таки, не помогло.
Оглядела руки и поняла – это мое астральное тело, а сама я находилась на изнанке.
Застонав, принялась осматривать окрестности, но порыв был моментально оборван, когда увидела в пределах досягаемости призрачных гончих. Эти псы являлись помощниками стражей Грани и охотились на всех, кто проникал на изнанку как раз в виде астрального тела, что было запрещено договором нашего и обратного миров. Проникать сквозь стену мироздания могли только некроманты и такие ходящие, как я, но тогда, когда на это имелось официальное разрешение, и было в наличии прошение о возвращении души обратно. На астральное тело и спонтанные скачки договор не распространялся, приравнивая то состояние, в котором я сейчас проникла сюда, к пунктам, в которых сообщалось о незамедлительном уничтожении всех подозрительных, и потому угрожающих состоянию Грани, «элементов».
Рык повторился вновь, и я поняла, что сейчас лучшее, что я могу сделать – это бежать. Хотя отделаться от призрачных гончих просто невозможно. Это были лучшие убийцы во всем мире изнанки, на нашей стороне таких просто не существовало. У меня против них не было никаких шансов, и даже позвать Анубиса я сейчас не смогу, потому что астральное тело не обладает преимуществами физического. Но я молча поднялась и бросилась бежать из того места, где оказалась. Сзади мне послышался лающий смех, и гончие не торопились приближаться; видимо, в кои–то веки решили развлечься с добычей. А я как проклятая неслась по пещерам в поисках хоть какого–нибудь укрытия, пока, наконец, не уперлась в стоящую прямо в проеме, в который собиралась убегать, «собачку». С ужасом разглядывая стоящую впереди смерть, не заметила, как сзади на меня накинулась вторая гончая, вгрызаясь в плечо и вызывая истошный вопль от внезапно нахлынувшей боли. Как?! Это же астральное тело, оно ничего не должно чувствовать! Ужас сковал сознание, и, проваливаясь в спасительный обморок, в котором я, слава творцу, смогла бы умереть безболезненно, я успела заметить ослепляющую серебристую вспышку, после которой раздался обиженный лай моей четвероногой смерти.