Цыганская дочь

Глава 1

- А вот и не поцелуешь, - Светка сложила на груди руки в закрытой позе, глядя на Прохора с вызовом. Конечно, ей хотелось, чтобы двадцатилетний парень, на которого смотрело полдеревни, приласкал.

- Мала ещё, - не поддавался Прохор, которому до жути хотелось того же. Только что потом люди говорить станут. Девке семнадцать, хоть и выглядит намного старше своих лет. Имя ей, конечно, жутко не подходило. Брови черные, как смоль, глаза темно-карие, обрамлённые пушистыми длинными ресницами. Глядит не на тебя, а будто внутренности перебирает. Губы пухлые, такие целовать одно удовольствие. Прохор не раз представлял себе, только рукам роспуска не давал. Волосы густые, длинные, Светка их в косу часто заплетала цвета вороного крыла. Не девка, а кровь с молоком. Только какая ж Светка?

- Боишься, - прищурилась, дразня словами и глазами. Небось на зеркале училась так стрелять, и ведь работало. Покраснел парень, вспыхнул, а подружки рядом с ней в ладошки посмеиваются.

- Чего мне бояться? – всё ж поднял глаза.

- А хоть отца моего с братьями, - посмеивалась девушка. – Перешибут, мало не покажется, - засмеялась, а вслед за ней остальные трое.

- Я сам кого хочешь одной левой, - поднял в бахвальстве руку Прохор, будто на врага замахиваясь.

- Так на словах все хороши, - не унималась девчонка, - а на деле.

- Чего? Не веришь?

- Ну поцелуй! – горели глаза.

Стояли они у стога, пришли дразнить парня на поле. Не выдержал Прохор, подскочил. Девчонки врассыпную, только Светка стоит ничего не боится. Глазами в него упёрлась, не моргнёт.

Дрожит от желания Прохор, как побороть чувства не знает. Нравится ему девчонка. Схватил за талию, прижал крепко и до губ своими дотронулся. От удовольствия глаза закрыл, наслаждаясь. А как открыл, она его своими прожигает.

- Вот теперь верю, - оттолкнула так, что упал на землю, рассмеялась и убежала, а он остался смотреть вслед той, что навсегда сердце его украла.

- Как на Светке жениться собрался? – ахнула мать, хватаясь за сердце. – Не смей, Прохор, слышишь? Матвей, - крикнула мужа на подмогу. – На цыганке этой!

- Что ты несёшь? – скривился парень.

- А то, не знаешь – молчи. Не родная она, слышишь? Приезжали цыгане как-то, останавливались в лесу на поляне. Табор там две недели стоял. Слышали потом, как кто-то кричит, видать, девка рожала, а наутро проснулись – снялся табор, как не было, только место примято от кибиток.

- А Светка тут причём?!

- Светка, ишь, - прищурилась мать, презрительно отреагировав на имя. – Говорила им, не тяните в дом дитё, а дурак этот, Петька, пожалел ребёночка-то, забрал себе, пригрел сироту на свою голову.

- Светку? – не мог поверить Прохор.

- Ну, а кого ж? – предвзято отвечала мать. – Нечисть эту, прости Господи, - перекрестилась на икону.

- Да что она сделала тебе?! – не понимал сын.

- А ты мне глазищами коровьими не гляди, небось, и тебя приманить успела. Ох, чуяло моё сердце, что раньше рассказать надо. – Она внезапно остановилась и уставилась на сына. – А ну быстро говори, было чего у вас?

- Отстань, - вмешался хозяин, входя в комнату. – Чего к парню пристала. Дело молодое, тебе не требно знать вещи такие.

- А как принесут тебе на порог цыганчёнка, посмотрим, как запоёшь, Матвей. Али хочешь с табором породниться?

- Да ничего я не хочу, - сплюнул под ноги. – Одолела, ведьма.

- Это я ведьма? – ахнула женщина, приглаживая взъерошенные седые волосы. – Шестерых деток тебе народила, ирод.

- Ну, - согласился хозяин. – Только язык больно длинный, укоротить бы.

- Ты его не слушай, Прохор, не слушай, - потекли слёзы у Марфы. – Своим умом живи.

- А чего ж ты его тогда науськиваешь? – не выдержал Матвей.

- А ты молчи, молчи, окаянный, будто не сын он тебе, а человек уличный. Своему ребёнку горя желаешь.

- Да скажи уже, - не выдержал Прохор и кулаком по столу стукнул так, что мать от неожиданности на месте подскочила.

- Он же как в лес пошёл, с девкой вернулся, - зашептала быстро и горячо, возвращаясь в воспоминания. – Чёрненькая такая, кареглазая. Я сразу поняла чья, а они всё равно забрали.

- Да ребёнок это просто, - снова сплюнул на пол Матвей. – Дура. Как младенца в лесу бросить?

- А ты мне тут не плюй, не плюй, - ругалась жена на мужа. – Неужто, если б нашёл, гадость эту домой приволок?

- И чего ж ты такая злая, Марфа, - не мог понять муж.

- Оттого, что с тобой живу, - отозвалась. - А ты дальше слушай, - опять обратилась к сыну. У них же свои четверо было, а как девку забрали, у матери выкидыш случился, - выпучила она глаза.

- Да несчастный случай это, - не соглашался Матвей. – Кабан из леса выбежал.

- И часто у нас тут кабаны бегают? – не соглашалась Марфа. – А вот тогда как раз её и нашёл, ну мать их, - объяснила.

- Ну и что? - не могу понять Прохор.

- А ты дальше слушай. Вот сколько нынче у Егоровых детей?

- Двое, - ответил Прохор.

- Во, - подняла мать палец вверх, - а было четверо, да пятый в брюхе. Еле мать выходили после того, так она больше с того момента ни разу не понесла. А ей и было всего тридцать пять.

- У бабы Нюси тоже с этим делом не очень, - пытался смягчить Прохор.

- Нашёл кого сравнить, - махнула Марфа на него рукой. – У неё ж мужиков отродясь не было, кроме одного, порченая, оттого боялась, как ошпаренная, потому и век одна коротает. Живёшь в селе, а ничего не знаешь. Как так бывает? – удивилась.

- А он в меня, - отозвался Матвей, - в чужие дела носа не суёт. Ни мужское это дело. А вот бабы, чтоб им пусто было, в ступе с утра до вечера новости молотят.

- А хоть и так! Зато знаю всё да предостеречь могу.

- Да от чего?! – не выдержал Прохор.

- Вот сколько было, - на пальцах науку показывала Марфа, - четверо, а теперь один.

- Как один? Четверо их, - не согласился Прохор. – Светка, Маринка и братья.

- А вот так и один! – разошлась ни на шутку мать. Лицо покраснело от злости, пальцы скрючились. – Только Никифор и остался, остальные друг за другом помёрли. Родные-то. Потому они себе в дом других детей взяли, много их без роду без племени. А я чернявку в расчёт не беру, кукушонок она. Сама в гнездо, а остальных на долю горькую.

Глава 2

Молодость на то и нужна, чтобы не слушать мать и отца, когда кровь в жилах бурлит. Встал после разговора Прохор и Светку искать побежал. Только как о том спросить, правда или нет. Идёт мимо её дома, а девушка вишню рвёт. Встала на табуретку, к ягодам спелым руки тянет, ладонью обхватит и слышится ей, как черенок от ветви отрывается. На поясе бидон через ленту привязан, а внутри уже половина собрана. Лежат круглые бордовые ягоды под тяжестью соком истекают.

Кашлянул Прохор в кулак.

- Бог в помощь, - говорит, подходя к девушке.

- Спасибо, - улыбается, а от её улыбки будто светлее вокруг стало. – Только чего ж Бога упоминать, коли самому помочь можно?

Подошёл ещё ближе Прохор, наверх смотрит, какую из веток раскидистых притянуть, а из калитки Маринка показалась. На секунду запнулась, будто под ноги что попало, а потом всё ж вышла.

- Помощник у нас, - кивнула на парня Светка, подмигнув сестре, а та, стесняясь, прошла мимо ко второму дереву.

Подпрыгнул Прохор повыше, рукой ветку зацепил и тянет.

- Да ты аккуратней, - дразнит Светка, - силища-то вон какая, только ветки ломать ни к чему.

- Играешь со мной? – сцепил зубы парень, смотря в землю.

- Правду говорю, - сказала без улыбки, а сама глаз с парня не сводит. Будто выбрала его себе в мужья уже, определила суженным.

Маринка с верхних веток за ними наблюдает, а у самой зависть. Вон какого парня Светка завлекла. И хоть Маринка всего на год младше, ни в какое сравнение с сестрой не идёт: маленькая, серая, бровей почти не видно, такие светлые, волосёнки жидкие, а глаза рыбьи. Не раз смотрелась она в зеркало, стоя рядом со Светкой, а та лишь улыбалась, да журила младшую, мол, расцветёшь ещё, похорошеешь. Только знала Маринка, что обман то, никогда не быть ей такой красавицей.

В семье Егоровых дети росли дружно да ладно. Не было среди них чужих да своих, все одинаковые. Даже Никифор и тот ничем ото всех не отличался, рос себе да рос. Помнил, конечно, тех, что на нёбушко ушли, да жизнь она только вперёд бежит, не всё в прошлом куковать. У детей память такая, её и отпустить можно, а мать обо всех молилась: и о живых, и о мёртвых. Верила ли Зина, что беды от Светки? Да коли так, не было б её ноги в доме. Понимала, как тяжко деток растить, глаз да глаз нужен, а коли судьба написана молодым уйти, быть посему. Погоревали с мужем, да только назад никого не воротишь, хоть и сердца родительские кровью обливаются, и решили они пригреть тех, у кого родного плеча отродясь не было. Так дом снова наполнился детскими криками.

- Братья воротятся, по шее тебе надают, - крикнула Маринка и ладошкой рот закрыла, сама не поняла, как вырвалось, да только слов её Прохор, кажись, и вовсе не заметил. А всё потому, что тонул в карих глазах.

Обратилась Светка к ветке, снимает гроздьями вишни, чувствует, как жар из его ноздрей вырывается, грудь вздымается, хочется ему бросить занятие, да от людских глаз её укрыть. Подбирается юркая рука всё ближе, как вдруг ненароком руки Прохора коснулась. Тронулась, а у того ток по всему телу пробежал, да до того жарко стало, хоть рубаху сымай. А Светка руки не отнимает, будто невзначай поглаживает.

- Отвечай, - глядит Прохор исподлобья, - замуж за меня пойдёшь? – а у самого душа трепещет, будто на ветру полощется. И боязно ответ услышать, а коли «нет» скажет?

- Не пойду, - голос выстреливает в самое сердце. И нет улыбки на губах, не шутит ведь, а у Прохора сердце в тисках бьется.

- Не пойду, коли отец благословенья не даст, - вновь говорит, и до Прохора доходит смысл сказанных слов. Ноздри раздуваются, пока в голове слова её сложиться пытаются.

«Отца надо уважить, отца», - говорит сам себе Прохор, прикидывая, что к чему, и улыбка расплывается на лице, когда понимает, что сбудется задуманное. Как дурак стоит ветвь тянет и не слышит хруст над самым ухом, так поглощён в свои думы.

- Прохор, - дотрагивается до руки Светка. – Проша, - толкает его, и парень будто ото сна отходит. – Собрала я, ветку отпусти, - приказывает, а он подчинятся. Век теперь подчиняться будет, так дорога ему кареглазая девица. Пришёл, увидел, да позабыл зачем явился.

- Братья идут, - зашептала сверху Маринка, рассмотрев их в конце улицы.

- Иди, - махнула на парня Светка.

- Не боюсь их, - сдвинул брови.

- Да не боись, не боись, - согласилась Светка, - только не надо как пень рядом со мной стоять, подумают ещё чего.

- А чего про жениха думать? - Свататься буду, - пообещал.

Улыбнулась Светка, понравилось ей, как Прохор себя окрестил.

- Ты пока не ерепенься-то, - отвечает. – За отца не решай.

- Не пустит что ли?

- А мне почём знать, - честно призналась девушка. – Иди уже, - стала заметно нервничать, посматривая в сторону братьев. – На вот, от меня, - сунула в ладонь три спелые ягоды на одном черенке. Ловко с табурета спрыгнула и за калиткой скрылась, оставив Прохора одного стоять рядом с вишнёвым деревом.

- Тебе чего тут надо? – подал голос самый старший, Егор, которому уже двадцать два исполнилось. В скором времени свадьбу играть должен, невесту уже запели: красивую, чернобровую, да только сбежала девка с другим из соседнего села, а потому над Егором вся деревня посмеивалась в кулак. Озлобился, не нравилось ему, что соседский парень за сестрой его увивается. А ну как чести лишит. Мужчине-то ничего, всё с рук сойдёт, а девице и семье позор на всю оставшуюся жизнь. Коли так выйдет, потом и Маринку никто не возьмёт, как прокажённая будет, хоть и не виновата ни в чём. Да и на них пальцем показывать станут, пусть не в лицо, за спиной, а всё ж мало приятного.

Прохор руку протянул поздороваться, только Егор её отчего-то не пожал. Стоит парень с протянутой рукой, будто милостыню просит. Выдержал взгляд старшего, переместил на среднего, Никифора, который, по материным словам, родным Егоровым приводился. Тот всё ж на рукопожатие ответил. А третий чета первому, как волчонок на Прохора смотрит.

Глава 3

Увернулся Прохор, голову в плечи вжал, присел и в обратную кулаком выдал. Отшатнулся Егор, получив в челюсть снизу, рассвирепел ещё больше. Одна сбежала, так и вторая хочет дом родной покинуть. Не по крови Светка ему сестра, а потому видел он в ней совсем другое, только заикнись отцу, высечет да из дома выгонит, без всего оставит.

Увидал однажды, как Егор на Светку таращится, по загривку дал, понял всё, только как жар внутри унять, когда она вон какая красавица выросла. Не принято было в семье говорить, что не родные они, только Егор самым старшим был, помнил кое-что из прежней жизни. Маринка та простая, её и за сестру признать можно, а эту ласкать хочется, прижимать к себе. Видел пару раз, как переодевается. Она всё отворачивалась, только он углядел, да с тех пор покоя найти не мог. Потому отец и невесту поскорей сыскал. Хотел в девице Егор жажду свою утолить, да и та сбежала. А теперь, выходит, и Светка ему другого предпочла.

Раздвинула Маринка ветки, чтоб видно лучше было да смотрит на всё свысока.

- Хватит, - кричит Никифор, брата за рукав тянет, да только не слышит тот. Схлестнулись взгляды, уж первая кровь на губе проступила. Оскалился Егор, ухмылка презрительная, а Светка за калиткой в щёлку смотрит, чует, беда будет. Только выйди за ворота, ничего не изменится, а потому в дом за матерью побежала.

Сплюнул Егор на траву кровь свою да снова кулак занёс. В этот раз Прохор увернуться не успел, получил прямо в нос ответ, да будто не кулаком, а кувалдой какой. А Егор схватил за шиворот одной рукой, а второй продолжает удар за ударом наносить, под которыми лицо уж не вишнёвым соком заливает.

- Охолонись, - подскочил Никифор, хватая брата вновь. Да тот уж ничего не слышит в таком боевом угаре. – Слышишь, пусти, - не отстаёт, пока Прохор лицо закрывать пытается.

Младший Давыд, который Егору по крови родным приходился, кричит.

- Не трогай, Никифор, пусть сами разбираются.

И послушать бы парню младшего, да видно судьба за ним пришла с косой. Размахнулся Егор, чтоб стряхнуть надоедливого брата, и так рукой откинул того, что тот не удержался и на траву упал. А Егор не останавливается, Прохора мутузит. Как вдруг закричала Маринка, заверещала на всю округу.

Обернулся Егор, что такое? Лежит на траве Никифор, движенья судорожные, странные, а из-под головы кровь течёт. Округлил Егор глаза, бросился к брату. Лежит Никифор шеей на косе, глаза очумелые, бегают, будто кого ищут, и как Егор над ним склонился, остановились на нём, да так навсегда и остался тот последним, кого увидел парень.

Прохор лицо руками укрывает, кровь пытается унять. Из калитки мать показалась, выскочила, да поздно, а за ней Светка стоит: бледная, глазища и без того большие округлила. Смотрит на Прохора, как его брат уделал, а потом на Никифора, над которым Егор с матерью нависли.

- Не я это, Светка, не я, - сквозь ладонь говорит Прохор, да кто ж ему теперь поверит.

Заголосила мать, поняв, что нет больше на свете её Никифора, запричитала, в грудь ему уткнувшись. Убрали косу кровавую, ставшую палачом последнему ребёнку в роду Егоровых, оборвётся ниточка, бегущая столько столетий, только кукушата остались.

- Это Прохор виноват, - первый указал на него Давыд, а Светка ахнула от ужаса.

- Замолчи, - приказала брату.

- Он это, он, - не унимался мальчишка, а Егор застыл, раздумывая.

Не слышала мать, как соседа оклеветали, горевала над погибшим сыном.

- Беги, - умоляла Светка, смотря на Прохора. – Им поверят, не тебе, беги, - чуть не плакала, не зная, по кому стоит горевать сначала.

- И то правда, он, - поднялся с коленей Егор, смотря на испуганного парня. – Все видели. Маринка, - позвал он девчонку с верхушки дерева.

Та молчала, прикрыв рот ладошкой.

- Маринка, - позвал грубее Егор. – Видала, кто твоего брата на косу толкнул специально?

Светка за голову схватилась, уши руками закрыла, не хочет верить в ложь эту, да только куда теперь Прохору одному против двух.

- Видела, - наконец подала голос Маринка. – Прохор это.

Супротив трёх.

- Проша, - выдохнула Светка, не веря в ужас происходящий.

- Чем хошь поклянусь: не я это.

- Беги, беги тогда, я тебя сама сыщу.

Бросился со всех ног Прохор к себе домой, да понимал, придут за ним скоро, ежели все на него указали. Хотел свадьбу играть, а придётся в бега удариться. Только куда ему.

- Догнать? – тронул за рукав брата Давыд, смотря вслед убегающему.

- Потом, - как-то слишком спокойно ответил Егор. Он повернулся к той, что звалась матерью, и взял за плечи. – Пойдём в дом, - пытался оттащить от Никифора, но она качала головой. – Пойдём, - с нажимом произнёс, сдавливая плечи. – Давыд, беги отца найди, да дядьку Радима. – А ты в дом быстро, - приказал Светке.

Подняв высоко подбородок, стояла, не шелохнувшись, смотрела тому в глаза, не мигая.

- Я сказал в дом.

- Чай, не глухая, - отозвалась, - только власти надо мной не имеешь: не отец и не муж.

- Это мы ещё посмотрим, - прошипел, уводя мать во двор.

Светка медленно подошла к лежащему на земле брату и опустилась на колени. Соседи выбирались из домов полюбопытствовать, да качали головами, рассматривая человека на земле.

- Это кто?

- Никак, Никифор.

- Господи, помилуй.

- Помилуй его душу.

- Последний, нет больше детей у Егоровых.

Заглянула Светка в лицо бескровное, да слёзы невесть откуда из глаз побежали.

- Никифор, братец мой, - гладит по лицу нежно. – Хороший ты, добрый, век тебя помнить буду. – Накрыла ладонью глаза да вниз провела, чтоб казался человек спящим, не пугал народ да саму Светку.

- А ну слезай, - обратилась к Маринке, зная, что всё время та на ветках сидела.

- Не стану, - отозвалась та, понимая, чем дело кончится.

- Видела, как всё было?

- Сказала уж, - зарыдала та, осознавая, наконец, что Никифора больше нет.

- Не голоси тут, - шмыгала носом Светка, смотря на лежащего. – Тебя Бог за твои слова накажет.

Глава 4

Прохор влетел в дом, надрывно дыша.

- Что стряслось? – схватилась мать за сердце.

- Собери чего в дорогу, бежать мне надо.

- Господи, - всплеснула руками, смотря как сын, которого можно было узнать только по одежде да голосу, по дому мечется, вещи хватает да в узел суёт.

- Мать, - проревел, смотря на неё одним глазом, пока второй, оплывший, кровью заливался. – Потом, всё потом. Хлеба там, сала, огурцов.

- Проша, - хотела подойти, чтоб обнять.

- Да некогда мне! – чуть ли не откинул мать. – Христом Богом прошу, снеди какой дай.

Причитает Марфа, у крынок с банками суетясь. Хлеб мягкий ломает, огурцы сюда ж в платок кладёт, картошки. Стучат сапоги по ступеням, замирает Прохор в испуге.

- У Нюры хряка зарезать надо, - входит отец, снимая картуз. – Ты Прохору скажи, пусть к тётке наведается.

- Сам скажи, - вытирает Марфа слезы, что по щекам морщинистым катятся.

И видит Матвей изуродованного сына, брови сдвинул.

– Что такое?

- Оклеветали меня, батя, - горячо зашептал, подбегая к мужчине. – Убили Никифора, случайно вышло, а меня наговорили.

- Ты там что делал?

- К Свете свататься ходил.

- Чуяло моё сердце, - запричитала мать, кляня девку. – Опять из-за неё смерти пошли.

- Да тихо ты, - прикрикнул Матвей на жену. - А свидетели? – вопрошает у сына.

- Дети Егоровские, все подтвердили. Что я это.

- Все? – ахнул отец.

- Кроме Светки, не видала они ничего.

- Клянись, что не ты.

Подскочил Прохор к углу красному, что в избе напротив лавок разместился, на колени упал, кресты на грудь кладёт, торопится.

- Верю, - жуёт губы отец.

- Где ж мне теперь схорониться, батя? – поднялся с пола, выглядывает в окно, не идёт ли за ним кто.

- Ты уши не развешивай, - сурово глянул муж на Марфу. – Отдавай узел, - рукой к себе машет. – А ты за мной пошли, - обратился к сыну, развернулся и на улицу вышел, перед тем пригнувшись, чтоб головой о потолочную балку не удариться.

Схватил Прохор один узел с едой, другой с одеждой да следом выбежал, а Марфа за ними подслушать, вдруг чего важного вызнать можно.

- Пойдёшь, куда скажу, - негромко говорил Матвей. – Я пока всё разузнаю, а ты сиди и не высовывайся, понял? Как решится, пошлю за тобой Гришку.

- А куда идти, бать?

Марфа вся в слух превратилась, интересно, куда Матвей сына схоронит. Как тут подалась дверь, да Марфу с ног свалила.

- Чтоб тебя, - выругался муж, который выучил жену за весь век как свои пять пальцев, и кулаком в воздухе потряс, опять на улице скрываясь. Бросилась Марфа к двери, да отошли, чтоб ушей лишних не было.

- Окаянный, - выругалась в сердцах, - я ж тоже мать!

Так и не узнала, где теперь сына искать надобно, а Матвей так ничего и не сказал, как она не приставала.

Вошла Светка в дом, мать перед иконами свечку зажгла, в молитве голову склонила. Встала Светка рядом, на грозного Бога смотрит, который на переносице брови сдвинул. Икона старая, намоленная[И1] , уж в который раз Авдотья к ней обращалась. Всех детей кровных на тот свет проводила, других взяла, думала хоть одного своего сохранить сможет, не вышло. И в чём же она перед Богом провинилась? Подошла Светка, голову на плечо матери уронила, да так и стояли они вдвоём перед красным углом.

Маринка не показывалась, кто её знает, куда делась, только думалось Светке, что избегать теперь её сестра станет. Оно и правильно, Светка её сама бы выпорола, как только увидела.

Стоит мать, будто неживая, натянутая тонкая струна, коснись – порвётся. Светка к окну подошла, глядит – нет никого, а о Никифоре лишь место напоминает, где кровь землю в бордовый окрасила. Сейчас внесут, оно и к лучшему, негоже брату на земле как беспризорному какому валяться.

Когда вошёл отец, Светка вздрогнула, вырванная из своих мыслей, обернулась. Держит Егор Никифора за плечи, а отец за ноги. Увидала мать и опять в слёзы. Светка к ней подскочила, схватила, держит, а та рвётся к сыну.

- Да постели что-нибудь, - прикрикнул отец на дочку. Сорвалась Светка с места, к сундуку подбежала, вытащила отрез какой-то, сама не поняла, что было, да постелила. Уложили туда, у него глаз открылся и на Егора.

- Смотрит, кого-то насмотрит, - покачал отец головой, прикрывая глаза сыну. – Обмыть его надо, переодеть, мать, - как-то ласково жену позвал. – Ты бы что ль занялась.

Та платок к губам прижала, кивает. Над ребёнком склонилась, по лицу гладит, спящим ей кажется. Пропиталась кровью рубаха, хоть выжимай.

Хороший был Никифор, добрый, не чета брату старшему. Резкий Егор, боевой, чуть что сразу кулаки сжимает да в бой рвётся. Ни выслушать не хочет, ни поговорить.

- Где полюбовник твой? – подошёл к Светке, а она не оборачивается.

- Нет у меня никого, не знаю, о ком речь ведёшь.

- Всё ты знаешь, - шипит прямо в ухо. – Сбежал, трус, как собака сбежал! Брата твоего зарезал и сбежал.

Обернулась резко Светка, умела бы глазами дыры жечь – прожгла б.

- Врёте вы всё! – сцепила зубы да прошептала.

Сидит отец с понурой головой, мать сама не своя, места себе не находит. Бросила на них взгляд Светка, и так жалко стало, что сердце сжалось в груди.

- Не он это, не Прохор, - чуть не плачет, хотела к матери броситься, а Егор удержал.

- Глянь, отец, как любовничка своего покрывает. – Ответить он должон пред судом!

- Да замолчи, - стукнул отец кулаком по столу. – Брата проводить надобно по-человечьи.

Не знает Светка, как на самом деле было, ничего сказать не может, да только не верит, что Прохор такое учинил. Надо Маринку найти и вызнать всё, только никак её сам Егор куда спрятал.

- Дети где? – у брата спрашивает, руку пытаясь из цепких пальцев вырвать.

- Я им не нянька, - отвечает, а сам глазами сестру поедает. Хороша, ох как хороша, аж сердце заходится, в такие минуты обо всём забывает, о тех, кто рядом, что есть на самом деле, будто и нет ничего на свете.