Январь подступал вплотную к стеклу, прикладывал к нему свою холодную ладонь и оставлял на краях окон тонкую неоновую кайму инея. В такие вечера воздух снаружи казался плотным и хрупким, как сахарная корка на кремовом пирожном, и каждый шаг по сугробам отзывался глухим скрипом, будто зима перебирала клавиши старого фортепьяно. Ветер, пробежав по косматым соснам, утихал где-то дальше, в овраге, а здесь, на пригорке, стоял дом со светом во всю высоту окон, со струйками дыма, что лениво поднимались в застывшее небо. Но внутри, в огромной гостиной, царило другое – жар, влажность, треск дров в камине и густой запах секса, который смешивался с ароматом дерева и алкоголя, ещё недавно разлитого по бокалам.
На широком кожаном диване, прогретом телами до липкого жара, сидели Вадим и Ярослав – двое друзей детства, корешей, сросшихся характерами и привычками. Оба – абсолютно голые, их тела блестели потом, на сильных, ещё молодых мускулах выделялись тени. Вадим – тёмноволосый, с широкой спиной и чуть сутулыми плечами, в его лице проступала тяжесть взрослого взгляда. Рядом Ярослав – высокий, крепкий, с короткими светлыми волосами, веснушки на лице, сильные руки крепко упирались в бёдра женщины, которая сидела на нём.
Сверху на них прыгали – да, именно так, по-другому это и не назвать – их матери, давние подруги, женщины, которые знали этих парней с самого детства. На Вадиме, лицом к нему, сидела Ольга, его «тётя Оля» – яркая брюнетка, с пышной грудью, вздрагивающей в такт движениям, с ярко накрашенными губами, с которых срывались стон и сиплый смех. Её платье и бельё валялись на ковре, и теперь её обнажённое тело, зрелое, полное соков, дёргалось и оседало на его член снова и снова, хлюпая и расплёскивая соки на бёдра.
На Ярославе, чуть приподнявшись и откинув голову назад, сидела Ирина – строгая блондинка, мать Вадима, с выпрямленной спиной и гордой грудью, на которую сейчас жадно ложились мужские ладони. Её волосы сбились, щеки разрумянились, и, несмотря на возраст, она стонала и дёргалась с такой силой, будто не знала ни усталости, ни стеснения. Она опускалась глубоко, до упора, и каждый раз её влагалище с влажным всхлипом принимало в себя член Ярослава, так, что он, стиснув зубы, едва сдерживал мат, а потом снова резко поднималась, заставляя плоть скользить внутри неё, влажно и громко.
Комната наполнялась звуками: удары тел о кожу дивана, влажные хлопки, тяжёлое дыхание. Вадим стиснул руками грудь Ольги, разминая её, целуя её шею и иногда, с жадностью, тянувшись к её губам, ловя на языке её стоны. Его член входил и выходил из неё без паузы, чувствуя каждое её внутреннее сокращение. Ольга закидывала голову назад, её волосы разметались по плечам, и она, прикусывая губу, скакала быстрее, громче, глубже, будто хотела сама себя наказать и довести до исступления.
Ирина, сидя на Ярославе, чуть подалась вперёд, положив руки ему на грудь, её соски почти касались его губ. Он, не выдержав, резко приподнял голову и втянул в рот один из них, жадно посасывая, отчего женщина закричала – громко, без стыда, выгибая спину. Её бёдра продолжали ритм, а сильные руки Ярослава сжимали её ягодицы, подталкивая вниз, чтобы его член уходил глубже, до самого конца.
Две пары двигались в такт, почти зеркально: зрелые женщины, которых жизнь давно научила контролю, теряли его, превращаясь в бешеных самок; двое парней, ещё недавно мальчишки, теперь держали их крепко, впиваясь губами в их тела, ощущая, как влажные, тёплые вагины с хлюпаньем принимают их члены снова и снова, как тепло переполняет комнату вместе с жаром дыхания и стонами.
Женщины почти одновременно вырвались из членов, тяжело дыша, их тела дрожали, грудь вздымалась. Вадим и Ярослав тоже поднялись с дивана, члены стояли налитыми, блестящими от женских соков, пульсирующими, жаждущими продолжения.
Ольга и Ирина переглянулись, и, будто по негласной договорённости, встали на четвереньки, упершись руками в мягкую обивку дивана. Их спины выгнулись, бёдра откинулись назад, упругие, подрагивающие ягодицы выставились в полумраке комнаты, зовя, маня, требуя. Между бёдер – влажный блеск, соки тянулись нитями, пахло возбуждением, тёплой кожей и потом.
Вадим шагнул ближе к Ольге, упёрся головкой члена в её мокрую щель и, надавив, вошёл внутрь. Мгновенно раздался влажный чмок, её плоть охватила его, втянула в себя до самого конца. Ольга вскрикнула, выгнувшись сильнее, и её пальцы тут же потянулись вниз, к клитору: она массировала его быстрыми, жадными движениями, чувствуя, как каждое новое погружение Вадима отдаётся током во всём теле.
Ярослав не остался в стороне: он встал за Ириной, схватил её за талию, и одним рывком вогнал член в неё глубоко, так, что женщина вскрикнула протяжно, громко. Он начал двигаться резко, мощно, его бёдра хлопали об её ягодицы, звук отдавался по комнате. Ирина же, не удержавшись, сунула одну руку под себя, пальцами нащупала свой клитор и круговыми движениями начала тереть его, ускоряя темп вместе с толчками Ярослава.
Стоны смешивались, сливались в одно: то низкие и хриплые, то пронзительные и громкие. Вадим, вжимаясь в Ольгу, держал её за талию, иногда хватал ладонями за грудь, резко сжимал её, наклонялся, чтобы поцеловать её в спину, в плечо. Его член выходил и входил в неё со смаком, с влажным хлюпаньем, и чем быстрее он двигался, тем громче вскрикивала она, дрожа, будто на грани срыва.
Ярослав, навалившись на Ирину, то резко вгонялся глубже, то вытаскивал почти до конца, доводя её до исступления. Она не стеснялась: кричала, шептала сквозь стон «ещё, глубже», и пальцы на её клиторе работали без остановки, будто в бреду.