
1. Обещание
Я больше не плакала. Сидела на краю крыши смотрела в никуда. Там, за тридцатиэтажными высотками, виднеется кусочек неба. Такой голубой, чистый, свежий, что мне совестно наблюдать за ним со своими ужасными мыслями. В моих руках лежала любимая игрушка дочки. Настолько любимая, что малышка не выпускала ее из рук даже в туалете.
Почему же этот фиолетовый, плюшевый конь с крыльями у меня?
Потому что у меня больше нет... Ее больше нет. Моей любимой дочери... Дочурки... Моего света в окошке... Ее больше нет.
Она исчезла в одно мгновение. Вот, я держала ее за руку и вела в садик. Мы проговаривали чистоговорки для развития речи. Шли и пели на всю улицу, пугая серую толпу своими голосами:
— Му-му-му, — начинаю и смотрю по сторонам, чтобы перейти пешеходный переход.
— Му-му-мууу, — старательно тянет детский голосок.
— В садик с мамой я...
Визг тормозов... Меня отбрасывает назад. Назад потому что тело моей малютки находится на капоте урода!
Машина протащила меня, дочку и еще пару человек несколько метров, а потом врезалась в столб. Моя малютка умерла мгновенно...
В руках злосчастная игрушка. Грязная. Порванная. Со следами крови. А внизу асфальт. Я не вижу его, ведь люди снуют туда-сюда, а машины больше похожи на огромного червя, который разрывает поверхность земли и впивается под кожу в виде станций метро.
— Му-му-мууу, — тяну долгое "у" пытаясь лавировать на грани оставшегося самосознания. Самосохранение вопит:
"Отойди от края!"
А я не могу-у-у.
Вся моя жизнь заключалась в пятилетней крохе. В ее голубых глазенках, длинных ресницах, смешного, детского говора и маленьких ручках. У меня нет родителей, с мужем развелась, потому что я выбрала рожать, а не делать аборт. Я была сконцентрирована на дочери и работе.
Господи! Как же мне быть? Как мне жить после такого-у-у-у!!!
— Будь ты проклята! — слышу за спиной проклятье и не успеваю обернуться, как меня некто толкает рукой.
Кроссовки на краткий миг становятся скользкими, и я падаю вниз.
Кому я успела насолить? За что можно убить человека?
Темная тень в лучах солнца осталась стоять на краю крыши, а я успела прижать к груди любимую игрушку дочки.
Я не желаю умирать! Я хочу отомстить за смерть дочки и найти того, кто убил меня!
— Спаси детей и их будущее. Вернешь свою дочь! — резкий голос прорвался сквозь шум падения и...
Открыла глаза. Темный потолок. Скрипучая кровать на железной пружине. Странное помещение.
Может... Я не умерла, а страдаю шизофренией?
По холодному, скрипучему, деревянному полу подошла к двери. Дверь скрипнула. Распахнула ее и вышла в небольшой зал. Со стороны зала вход в комнату где я проснулась был спрятан за тяжелую штору с кисточками. Оформление зала напомнило мне музей, где мебель в стиле ампир соседствует с разными картинами. Картины и людей, и животных и даже пара пейзажей заменяли здесь обои. Тут не только картины были разные, но и их рамы не подходили под стили друг другу. Пара рам на больших портретах были позолоченные, а все остальные деревянные либо черные. Пара диванов обитых темной тканью явно нуждалась в ремонте: виднелись стертости, а кое-где уже выскакивала пружина и неумелый мастер просто приклеил кусочек ткани, совсем не подходящей по цвету. Столик с изогнутыми предположительно позолоченными ножками, удерживал на себе папки, стопку листов, пару тарелок и кружку. Хотя нет, кружкой, это произведение искусства трудно назвать. С изогнутыми краями и живописными цветами она выглядела не хуже картин на стенах. Стулья здесь были тяжелые с фигурными ножками и спинкой, но с ободранной седушкой. На них явно была ткань, но со временем красота поизносилась. Вместо ремонта ее просто отодрали и оставили голую дырявую доску. Люстра свисала с потолка многочисленными стеклянными висюльками. Если бы я под нее встала, то обязательно зацепилась макушкой о самый нижний ряд.
Нет. Это все же шизофрения... Или амнезия, как последствие черепно-мозговой травмы вследствие падения с двадцатиэтажного здания.
Одна из штор зала отодвинулась и перед моими глазами появился невысокий мужчина в белой рубашке и черных узких штанах со стрелочкой. На себя он надевал жилет. Увидев меня, мужчина замер.
— Антонина? — мужчина осмотрел меня и кашлянул, будто намекал на что-то. — А вы... — выразительный взгляд на меня, — Уже встали?
— Н-наверное. — Шокировано смотрю на джентльмена, который старательно делает вид будто рассматривает что-то на стене.
Согласна, посмотреть там есть на что - картины на любой вкус и цвет. Но при этом он принципиально не замечает меня.
— Хорошо, что встали, но... Вы, наверное, не успели привести себя в порядок.
Хлопаю глазами и только тут соображаю посмотреть на себя.
Мое тело одето в длинную белую сорочку с рукавами до самых пят. Сорочка скрывает все тело целиком: от самой шеи и до кончиков пальцев. Немного застиранная, но чистая, свежая ночнушка напомнила мне вещи из бабушкиного комода, который достался ей от прабабушки.
— Антонина, не беспокойтесь. Иван спит, а я сам смогу найти чай. — Джентльмен по кругу обошел стол, едва не спотыкнувшись о стул, чтобы пройти максимально далеко от меня и исчез за еще одной драпированной шторкой.
А я так и осталась с широко открытым ртом и обледеневшими ногами. Полы здесь все же холодные.
Ничего не понимаю. Что происходит?
Вернулась в комнатку. Здесь нашла небольшую нишу за которой стоял чемодан. Чемодан был больше похож на сундук и выглядел как историческая декорация к старому фильму. На чемодане лежали длинные чулки грязно-коричневого оттенка с застежками. Я такие застежки видела лишь раз в жизни и то, не сообразила куда и как их цеплять. Под чулками нашлось платье и подъюбник с белыми... Это, наверное, воротник и манжеты. Рядом с чемоданом стоял таз с кувшином и водой.

Гувернантка вышла в город

Бедное платье и положение = шанс исправить все
Плакал мальчик в смежной комнате с моей. Но увидев меня, годовалый малыш успокоился и начал меня рассматривать. Казалось, что в его глазах отражается понимание того, что я не та Антонина, которая раньше баюкала малыша.
В небольшой комнатке, похожей на чулан. Заставленной шкафами и ящиками маленькая детская кроватка смотрелась как нечто чужое. Игрушек здесь не было. Был ребенок, который внезапно затих, увидев меня.
Не веря собственным глазам, я протянула руки к малышу. Мальчишка, приподнялся на ножки и буквально свалился мне в руки.
— Папа! — выдало это чудо.
— Он отправился на работу, — автоматически ответила ребенку, ощущая, как жар от маленького тельца бежит по моим рукам и задевает камень на моем сердце. — Он оставил сына со мной. Твоей няней — Антониной. — продолжила говорить, боясь нарушить идиллию маленького мирка успокоения. — Тоней. — тут же поправилась. — То-о-о-ня-а-а, — пропела, поднимая ребенка на руки.
По моим щекам побежали слезы. Боль стискивала мое сердце, но этот малыш на моих руках был таким легким. Почти невесомым и мягким. Его пухлые щечки еще не потеряли детской привлекательности, а умные, любопытные глазки наблюдали за мной.
Господи, какой же он... Живой!
Сдерживая себя, вышла в зал и оставила ребенка на арт-диване. Мальчишка тут же забрался вверх и с помощью грядушки, стал прыгать, смешно вихляя попкой. С детской непосредственностью, он смотрел на меня, ожидая реакции. А я плакала и улыбалась. Стирала слезы и смеялась.
Неужели я смогу вернуть дочь, если помогу вырасти этому малышу? Но я ведь даже имени его не знаю! И... Стоп!
На дворе 1803 год!
Даты опросов, осмотров и допросов четко прописаны на документах Василия. Самые последние даты — это первый месяц зимы!
От дум меня отвлек настойчивый стук в дверь. Нет, не просто настойчивый, а больше похожий на барабанную дробь перед атакой войска. Я такой по телевизору слышала.
Подняв ребенка на руки, отправилась выяснять кому я тут понадобилась.
— Открывай, прислуга! Хозяин явился! — орали за дверью.
— Хозяева так себя не ведут! — выкрикнула, не подходя к двери и понимая, что такую хлипкую оградку можно одной левой выбить. — Что надо?
— Ах, ты... Гувернантка нищая... Я щас сам зайду! — пробасил бас, с другой стороны.
— А я голая!
— А мне все равно!
— А вашей жене - нет!
Кажется, я попала в яблочко и у данного индивида есть супруга. Нарушитель спокойствия внезапно перестал барабанить дверь и даже как-то притих, будто тень этой самой жены выросла за его спиной на словах "голая". За дверью появилось злобное шушуканье и перестановка, будто кто-то пытался втиснуться в тесное пространство мимо огромного мужика.
— Здравствуйте. — теперь женский голос вещал за маленькой оградкой. — Мы по поводу съема квартиры.
— Слушаю вас, — обозначила свое любопытство, покачивая ребенка на руках.
— Подходит ярмарка и мы будем сдавать квартиру за более высокую плату. Понимая, что у Василия Чернова, а тем более у его сына - Ивана Дурова, нет таких денег — мы предлагаем переселиться в более подходящее место. — чувствуется, что эта женщина хитрая. Раз старательно разговаривает в культурном тоне.
— И куда это вы предлагаете съехать Судебному заседателю с годовалым ребенком? — я специально напомнила о положении съемщика.
— У нас есть комнатка в подсобке... — выдал мужчина, но тут же заткнулся. Видимо, ему приказали молчать.
— У нас есть несколько вариантов. Но так как грядет ярмарка, каждый вариант может улетучиться сию же секунду. Так что вам, госпожа Антонина Астахова, лучше обговорить переезд со своим работодателем.
— Хорошо. Я передам Василию Чернову - местному судебному заседателю, что вы хотите поднять квартплату на основании собственных пожеланий, не взирая на старые договоренности и права съемщика. — Так же вежливо ответила я и ощутила, как маленькие ручки мальчика начали тянуть меня за волосы.
— Вы, возможно, не так поняли... Антонина Павловна. — мое имя с отчеством дались даме тяжело, но я была рада узнать, как меня зовут в этом мире. — Город Ирбит славится своей ярмаркой...
Ирбит? Зацепилась за знакомое слово и едва сохранила равновесие.
Я была в Ирбите! Город музей, город стоящий на торговых путях. Это город куда уехал Василий Чернов, когда Надежда Дурова оставила его одного с ребенком! Надежда Дурова - кавалерист-девица. Женщина, которая одела мундир и участвовала в сражениях за Родину. О ней писал Пушкин, а позже, она сама взялась за писательство.
Господи! 1803 год!
Впереди революции, перестройки, ссылка Сперанского, война с Наполеоном, декабристы! Первые поползновение к отмене крепостного права, закон о вольных землепашцах, реформы Александра 1 и Сперанского. Ссылка Сперанского из-за Карамзина.
И я... В самом центре мировой истории! На руках сидит сын той самой кавалерист-девицы. Рядом с Ирбитом будет ссылка Сперанского. Ирбит дал развитие многим торговым домам, которые пошли от крестьян.
— ... Поэтому, вам надо освободить комнаты... — повторила требовательная дама.
Наполненная пониманием происходящего и зная будущее, я едва смогла сдержать вскрик безумия. Мне показалось, что меня от переполняющих эмоций неверия, ликования и страха разорвет. Ощутив прилив энергии, смело распахнула дверь в коридор где увидела даму в летах с соломой вместо волос и сдержанно поджатые губы.
— Уверена, что барин заплатил за этот месяц, поэтому вы не в праве выселять нас во время оплаченного периода. — удерживая ребенка подошла к даме и тут же заметила огромную тень за ее спиной. — Еже ли вы воспользуетесь силой, то получите плохую славу и репутацию у суда и законников.
Женщина отпрянула, отдавив стоящему за спиной мужчине ноги. Она глядела на меня во все глаза, будто не узнавала. Кажется, Антонину здесь ни во что не ставили, и девушка не пыталась это изменить.
— Вас выселят! — громко отчеканил толстяк за спиной тощенькой женщины.
Комната, о которой говорили хозяева, располагалась на цокольном этаже. Здесь был полумрак, а от стен шла сырость и затхлый запах. Плесень проросла сквозь стены, поэтому ее скрыли за тканевыми шторами, а травами замаскировали запах.
Но все же, здесь были условия лучше, чем при моем сожительстве с мужем... Бывшем мужем... Мужем из двадцать первого века.
Мне вспомнилась шестиметровая комнатенка, которая вмещала в себя кровать и тумбочку. Общий туалет всегда был грязным, заваленным и не работал. Соседи были алкашами, которые и днем и ночью вели дискуссию о политике и прочем. Для них все были плохими. И даже я - студентка медицинского института, которая пришла жить к парню. Нет, по началу они даже называли меня "лапатулей", пока я не ударила одного за распускание рук. Когда я пожаловалась будущему мужу на соседей, он сказал:
— Ну что ты хочешь от пьяных? Сама виновата. Мимо ходить надо.
— Да, наверное, — неуверенно пробормотала тогдашняя студентка.
Я не понимала, что мне не нравиться, но четко сформулировать эту эмоцию не могла. Будущий муж был единственным мужчиной из моего окружения. Ни отца, ни брата для представления истинного мужского пола в примере у меня не было. Я долго убеждала себя, что киношный герой-любовник проснется в муже, но с каждым годом становилось хуже. Даже когда я отучилась и стала достойно зарабатывать, ничего не менялось: съезжать из затхлой комнатенки муж не хотел, выкупать часть у алкашей - денег нет, да и тратиться на разрушенную часть не охота. Он хотел все и сразу: хорошую квартиру в приличном районе, презентабельную машину, жену - модель. С момента, когда я начала зарабатывать он начал требовать у меня деньги за проживание, квартплату и... Разделил все расходы на двоих.
— Зачем мне платить за твои прокладки, если я ими не пользуюсь? — начинал он "разделять" траты. — А презервативы?
— Но это для нашего общего удобства. — пыталась найти компромисс.
— Для твоего! — резко одернул муж. — Твоего! Я не против ребенка.
— Если рожать, то не в этом бомжатнике! — впервые показала характер.
А через время я узнала о малышке.
— Делай аборт! — резко и категорично заявил супруг. — Я подумал о твоих словах и рожать без нормального жилья действительно нельзя. Делай аборт и давай копить на ипотеку.
После этих слов у меня выветрились все чувства к мужчине, которого я называла мужем. Сдерживая себя, ответила:
— Плати за половину операции.
— Ты сдурела? Это ведь тебя касается, а не меня. Твое здоровье - оплачивай сама!
— Это Наш ребенок. Если не заплатишь половину, то Наш малыш родиться, — четко дала понять, что придется потратиться.
А потом... Потом я собрала вещи, взяла деньги и ушла. Ушла и начала карабкаться с самых низов к нормальной жизни, желая дать дочери намного больше, чем имела я. У меня даже развод не был оформлен. А муж... Он так ни разу даже не попытался найти меня и дочь.
А я поняла одну истину: пока ты не будешь менять реальность - будущее не изменится.
И всегда, когда я хотела что-то лучшее для дочери, то думала: "Как я могу повлиять на реальность, чтобы получить это".
Поэтому смотрела на комнату с весьма непраздным интересом. Думала, как поменять реальность, чтобы не зависеть от хозяев комнаты и не дышать плесенью. Но с учетом того, что я здесь на птичьих правах, то нужно все начинать сначала и делать только для себя и ребенка.
Мальчишка напрыгался на музейном экспонате диване и начал активно пытаться слезть.
— Ваня, постой. Пол холодный, — подбежала к ребенку и подхватила его на руки. — Где же твоя мать?
В моих представлениях, услугами гувернантки пользовались влиятельные семейные особы. Гувернантку нанимала мать, ведь она выбирала чему няня обучит детей. А в моих условиях нет хозяйки. К тому же, я сомневаюсь в наличие денег у хозяина. Наверняка мне вообще не платят, а дают лишь кров и еду.
— Надо найти поесть, — посмотрела на заинтересованного мальчишку на руках. — Где-то здесь был чай.
— Па-а-па-а, — распевал малыш, пока я искала еду и всовывала крекеры в его маленькую ручку. — Гуль-уль, — ритмично дрыгал ребенок ножками, не позволяя надеть носочек. — Топ-топ, — кричал маленький, когда мы вышли в коридор.
— С тобой не соскучишься, — прижалась к малышу и вдохнула запах.
Нет, не мой ребенок. Он чистенький, но пахнет не так, как моя малышка. Мальчик спокойный, но я все же чувствую себя чужой. Присутствие ребенка, заглушает мою боль. Не зря говорят, что страдать можно только когда на тебе нет ответственности или ты ее не чувствуешь. На данный момент я понимала, что если не покормлю ребенка, то этого никто не сделает.
С ключом от квартиры проблем не было: он висел на простом гвоздике, вбитом прямо в стену возле двери. Идя по скрипучему, деревянному полу, думала, что этот скрип невозможно не услышать. Но никакой недовольный хмырь не выскочил мне навстречу. А я боялась, что встречусь с толстым хозяином квартиры.
Выйдя на улицу, я сразу оказалась по середине мощеной улицы с двухэтажными деревянными домиками. Строения шли в один ряд и кое где прерывались на проходы между домами.
— Гуль-гуль, — заелозил на руках ребенок.
Подхватив чемодан Василия, пошла в сторону нескольких парочек, которые медленно прогуливались по улице. Мне надо было узнать где здесь судебные заседатели сидят и как туда пройти. Еще меня интересовала мастерская перьев.
Девушка в пышном платье и шляпке даже не обратила на меня внимание, а мужчина в цилиндре лишь кинул мне в руку... Копейку.
Нет, не просто копейку, а "копъекъ".
Сказав дежурное спасибо, отправилась догонять следующую разукрашенную гуляющую парочку. Но они смекнули, что за ними начали охоту и сбежали. Мужчина даже свою великую шляпу потерял. А третья парочка была настолько злой, что мужчина с тросточкой даже не позволил мне приблизиться.
— Пшла отсюда, тварь безродная! — крикнул он на меня и замахнулся тростью.
— И как это понимать, Михалыч?
Дворник, а по совместительству сторож, консьерж и бравый защитник коридоров нахохлился как воробышек, пока его отчитывал молодой жандарм. Дяденька Михалыч излучал весь свой патриотизм, но с человеком в форме не спорил. Куда ему в телогрейке и испачканном переднике тягаться с приосполненным долгом, молодым законником?
Я в это время рассматривала темное дерево и потертый стол. Приемная была проходным местом. Тут сидели люди и ждали своей очереди к такому вот столу. А за столом, как я поняла, сидел тот, кто примет заявление, жалобу или донос. От этого человека зависело - пойдет дело дальше или так и останется на уровне прохода. Если дело было стоящим, то его записывали. Сам жандарм брал заточенное перо, устало макал его в чернила и начинал черкать по листу. Когда служивый заканчивал, то просил подпись, а потом тяжко вздыхал и говорил: "Хотя бы крестик поставьте, милейший".
— Она бежала, — вяло оправдывался мужчинка.
Обратила внимание на то, что твориться у меня за столом. Тут безусый служивый с неохотой, вяло и отстраненно выслушивал исповедь сторожа.
— С дитем и сумкой не побегаешь, Михалыч, — качал головой бравый офицер.
— Ну как же, очень резво бегала, — косится на меня мужчинка, будто я прям сейчас должна доказать быстроту своих ног.
— Прошу прощения, кажется, отважный..., — покосилась на дворника, —... Отважный сторож слишком ответственно подошел к какому-то заданию.
— Дамочка..., — жандарм отвлекся от усатого патриота и окинул меня скучающим взглядом, —... Дамочка с ребенком, прошу не лезть в разговор, когда вас не спрашивают. — Посмотрев на Михалыча, молодая морда дополнила. — Эти женщины иногда что-то скажут, но сами не понимают. А крестьянки и вовсе, необразованные, а рассуждать пытаются.
Сказал и сам же засмеялся. Сторож поддержал.
Олухи.
Тут, мимо приемной, чеканя шаг, пронесся мужчина с красивыми нашивками на погонах и с орденом на груди. За ним плелся... Василий Чернов! Как собачка на привязи он следовал за главным сего заведения и слушал.
— Чернов, как ты мог забыть важные документы? Ты работать ходишь или, как бабы, лясы точить?
Пронесся ураган по залу, а потом скрылся за одной из дверей.
А что это я сижу? Я ведь именно за этим искала полицейский участок. Тьфу ты, жандармский... Не суть. Важно, что сейчас мне пора бежать к Василию.
Перехватив ребенка покрепче и прихватив чемодан, побежала к двери, за которой слышался властный голос. Такой прыти от "дамы с ребенком" явно никто не ожидал. Я не только смогла пробежать по всей приемной, но и в кабинет начальства ворвалась на всем ходу, едва не сбив бедного Чернова.
— Что за беспорядок! — громыхнул главный своим командирским голосом.
В двери успела влететь пара" столиков", а за их спинами стоял "мой" офицер.
— Ула-ула, — обрадовался мальчик на моих руках и даже похлопал в ладоши.
Я тоже порадовалась, что меня никто не успел схватить.
— Извините, — громко сказала, привлекая к себе внимание. — Но такой бардак у вас творится, потому что ваши... — пихнула чемодан в руки Чернова и указала освободившейся рукой на толпу в дверях, вот только как их назвать не понимала, —... Ваши люди не хотят даже услышать женский голос. Если бы Этот! — ткнула в маячившего за спинами толпы "моего следователя". — Не смеялся над тем, что я имею право говорить, то Такого бардака в Вашем отделении никто бы не устроил!
После высказанной речи, которая копилась во мне, перевела прямой взгляд на главу сего заведения и не отводя глаз, дополнила:
— Наведите у себя порядок! Это Ваша обязанность!
Повисла гробовая тишина. Такое ощущение, будто я для самой себя тут распинаюсь.
— Закрыть дверь! — рявкнул главный мужик.
Толпа схлынула, и дверь аккуратно прикрылась. Чернов ухватил чемодан и меня под руку, намереваясь увести прочь.
— Нет, а вы останетесь. — прогудел бас. — Кто вы?
— Гувернантка, — не дал мне заговорить Чернов, запихав меня с ребенком к себе за спину.
— Па-па! — радостно возликовал Ваня и потянулся на руки к отцу, но тот почему-то отстранился.
— Антонина Павловна Астахова, — не давал мне заговорить хозяин. — Родом из провинции и культуры не знает.
Эх, опять придется все самой делать.
Развернула Чернова к себе лицом, отдала брыкающегося годовалого малыша в его надежные отцовские руки и заодно поправила пуговицы. Перед начальством стоять в непристойном виде нельзя.
— Я могу сама рассказать все, что у меня спросят, — мило сообщила Василию. — Главное, не затыкайте меня. — затужила горловину, но тут же застегнула последнюю пуговку и продолжила мило улыбаться.
— Я вижу, у вас крупная операция по городу идет, раз облаву на каждом шагу устраиваете, — обратилась к главному офицеру.
Мужчина явно не ожидал от простой "бабы" проницательности. Но, хочу отдать должное, мину сверхсерьезного руководителя удержал, даже бровью не повел.
— Прошу прощения, — решила вспомнить о культуре общения. — С кем имею честь говорить?
— Василий Михайлович Зязин, — чинно представился мужчина в летах и указал мне на дверь. — А теперь покиньте кабинет, я поговорю с вашим барином.
Да, пожалуйста. Больно уж хотелось выслушивать, как отчитывают еще кого-то кроме меня.
Вышла в ту дверь, на которую указали, и замерла... Холодильная комната! Комната, где вскрывают трупы умершие не своей смертью! И меня с ней разделяет всего пара метров пустого, темного коридора!
Как удачно я вышла не в приемную, а во внутреннюю часть отделения полиции!
А что удержит бывшего судмедэксперта перед открытой дверью с уже готовым к вскрытию трупом? Лично меня? Ничего!
Я ворвалась в пустое помещение и замерла. На столе лежало тело женщины. На вид ей от тридцати до тридцати пяти. Волосы светло-русого цвета свисали с постамента, а вокруг были грубые, музейные приспособления для вскрытия. Несколько весов и скляночек с реагентами.
Меня выпроводили вон из участка. Выдали спокойного Ивана на руки и указали на выход.
Служащий в приёмном недобро покосился на меня, а немного зашуганный дворник нашелся на выходе из участка. Он теребил в пухлых ручках картуз и выискивал кого-то взглядом. Завидев меня, он кинулся ко мне навстречу.
— Дама с ребенком, вы хоть скажите, что видели, как некто подозрительный выбегал из здания!
Оглядела мужчинку и тяжело вздохнула.
— Меня не слушают, заразы, — выругалась, забыв о ребенке и том, что я "ледЯ". — К тому же я не видела бегущего, но кто-то пытался меня убить. Камень скинули, представляете?
Перехватила поудобнее мальчишку, который очень внимательно слушал взрослых.
— Я же говорю "подозрительный". — воодушевился мужчинка. — Пойдёмте к Кузьмину. Пусть послушает и вас заодно.
— Пойдёмте. — Решила добиться справедливости и выяснить, кто меня хочет убить. — Возьмете мальчика, милый господин? А то у меня руки устали.
Михалыч не был против. Он даже бровью не повел, когда принял ребенка. А я ощутила облегчение и благодарность к дворнику. Сам мужчинка преисполнился оказанным доверием и нес Ивана, как знамя победы над Вселенной. Не меньше.
— Михалыч, опять ты?! — тяжело выдохнул возмущенный сотрудник приемного отделения.
Мужчинка в телогрейке подбежал к столику, за которым Кузьмин уже принимал следующего посетителя. Наклонившись, он что-то шепнул, но лицо чиновника исказилось гримасой обреченности.
— Михалыч, ты опять? — возмутился мужчина в форме. — Какой очевидец?
— Свидетель, — важно закивал головой дворник.
— Какой свидетель? — взгляд раздраженного чиновника впился в мою непрезентабельную фигурку в сером, колючем платье. — Гувернантка? Нянька?
Так, мне уже надоело выслушивать от каждого пенька о том, что я не имею право голоса.
— Молодой человек! — выступила вперед, повышая голос. — На меня было совершено покушение, и если завтра мой хладный труп будет лежать в морге, то вас отстранят от должности в связи с пренебрежительным отношением и халатностью к должностным обязанностям! — Поняв, что шокированный мужчина не то что говорить разучился, но и проглотил язык, решила его добить. — Надеюсь, вы понимаете, о чем говорит женщина. Все же, не на другой планете родились, и свод законов у нас един.
На последнем предложении в приемной появился Зязин и взъерошенный Чернов. Пара мужчин выглядели весьма недовольно.
— Опять вы, Астахова? — кажется, Василий Петрович уже не удивляется. — Кузьмин, возьми у нее заявление. Я лично подпишу все, что она скажет, и прослежу за моргом. Боюсь, что с таким характером ее прям здесь убьют. — внезапно усмехнулся глава отделения и весело что-то тихо сообщил Чернову. —... Даже ребенок не помеха этой дамочке. — услышала часть его разговора.
Недовольный, но исполнительный Кузьмин принялся заполнять документ со слов дворника и гувернантки. Видно было, что молодой служащий очень сильно хотел отослать неугодных заявителей куда подальше, но приказ начальства не решался обсуждать.
Мне было все равно на недовольное сопение жандарма. Зато я прочитала, что полицейский отдел называется "Управа благополучия при городской, полицейской администрации".
Значит, уже полиция. А то я до сих пор не знала, как их называть.
— Подписывайтесь, — толкнул бумажку в нашу сторону. — Можно крестиком. — Великодушно разрешил "Кузьмин С. К", который утверждал, что принял наше заявление.
Я прочитала написанное и поняла, что от твердых знаков еще не избавились и всяких благозвучных оборотов полным-полно: на половину исписанной страницы наберется.
Дворник неуверенно взял перо в руки и дрожащей рукой нацарапал крестик там, где ткнули. А я витиевато и относительно красиво вывела свою новую фамилию. "Кузьмин С. К." хмыкнул что-то неравнодушное.
— Ваша заявка принята, — спокойно отозвался чиновник и махнул рукой, чтобы мы с дворником убирались восвояси.
Убираться мне было рано. У меня от хозяина задание - подточить перья. Но я не знаю, куда идти, поэтому уговорила Михалыча проводить до места назначения. Дворник был потрясен, как я разговаривала с местными чиновниками, поэтому не желал нарываться.
— Любезный, а металлических ручек у вас нет? — мирно вела беседу на интересующую меня тему.
Мне не понравилось расписываться пером. Все руки в чернилах. К тому же платочек мне никто не предлагал.
Джентльмены, называется.
— Знаю, перья точат и все, — пожимал дворник плечами, бодро шагая с ребенком на руках.
Я вообще поражаюсь спокойствию Ивана. Он будто не против покататься на руках у незнакомых людей. При этом он не плачет, не капризничает и не мешает разговаривать. У меня на руках он трогает волосы, а на дворнике его привлекла борода. Иногда курлыкает что-то на своем, но вовсе не обращает внимания на крики.
Место, где точат перья, выглядело как дореволюционный канцелярский ларек. Комнатка на первом этаже с большим оконным проемом. Рядом стояла доска объявлений с разными статьями, и там же красовалась надпись: "Очинъ пера".
— Тут надо фамилию хозяина перьев сказать. — постучал дворник в окошко.
Я поставила Ивана на ноги. Мальчик покачнулся, но успел ухватиться за мои ноги.
В мутное окно выглянул тощий старичок в ма-а-а-аленьких очочках. Подслеповато щурясь, как крот, он буквально прилип к стеклу.
— Дама-а-а, — протянул починщик перьев. —... С ребе-енком, — важно добавил он, заметив любопытную моську Ивана. — Модных листовок - нет и ни-икогда не было, — пробубнил мастер и опять скрылся за мутным стеклом.
— Я перья чинить пришла. Чернов Василий послал. Младший судебный заседатель. — настойчиво постучала по окошку.
— Черно-ов? — выглянул заспанный "крот" потревоженный неприятными гостями. — Чернов? Помню-помню, — гораздо быстрее забубнило лицо. — И тебя припоминаю. Приходила. Приходила, а я говорил... Что в долг больше ничего не буду делать этому заседателю! Он и так мне должен пять копеек! — громко и сипиляво объявил мастер. — Пшла отсюда! Так и передай своему хозяину, что нищих не оправдывает чин!
Меня еще никогда не выставляли из дома с таким размахом, поэтому я даже не смогла понять, что чувствую. Иван на моих руках спал, а Михалыч с сочувствием посматривал на кульки под моими ногами.
— Вы не даете мне время, чтобы найти замену и перевезти вещи, — выпалила на автопилоте. — По договору...
— Договору, договору..., — передразнил меня толстяк. — Надоела! Нам совсем не платют!
Женщина, вздернув носик, прошла мимо вещей, отталкивая их прочь своей упитанной ножкой.
— И куда мне идти? — удивленно спросила у дамы. — С ребенком.
— Куда хочешь, туда и иди. Скоро хуже крепостных станешь с таким хозяином! — выкрикнул толстяк и громко хлопнул входной дверью.
Стоп! Такого не бывает!
Меня выкинули не из моего дома и даже не в моем мире! У меня не то что планов в этой реальности нет, я даже не знаю, что находиться в этом городе.
— Вы издеваетесь? — кинулась к закрытой двери. — У нас с Василием еще есть время! — стукнула кулаком. — Следуйте договору потребителей! — начала пинать преграду. — Откройте, а иначе к вам весь участок придет!
Я била по двери с отчаянием, совсем не понимая, что происходит и как из этой ситуации выходить. Я не верила, что люди могут выставить на улицу, в холод, вместе с несколькими котомками.
— Вы что себе позволяете?! — выглянула хозяйка со второго этажа. — Как вы себя ведете?!
— Откройте! — продолжаю биться в запертую дверь, придерживаю непонимающего мальчика.
Внезапно, сверху на меня вылилась холодная вода. Мужской, противный голос противно произнес:
— Приди в себя, блажная!
И тут... Меня накрыли воспоминания...
... Мокрая. В холодном поту с трясущимися руками стою около дверей морга. Сколько прошло? Минута? День? Не могу двинуться, потому что...
Сколько раз сюда заходила. Смело, без колебаний, не теряя решимости. Забегала, переодевалась и неслась к столу с "клиентом". Черствеешь, когда видишь каждый день.
Сколько раз мои руки перебирали инструменты, пользовались весами и собирали материал для анализа...
Но теперь всё иначе, будто впервые. Будто не было десяти лет работы.
Сглатываю подступивший к горлу ком. Боже! Как бешено колотится сердце, мечтая разбиться о рёбра. Делаю шаг, но тут же чувствую невидимые когти, раздирающие внутренности. Я не могу, нет, я не готова. Я столько раз переступала порог, но не теперь.
Меня трясет и обливает потом. Там, за дверями, в холодном помещении лежит часть моей жизни. Та, что должна была быть всегда рядом. Дети не должны умирать. Это неправильно. Это неправильно, слышите?!!
Уже забыла, когда плакала в последний раз. И вот теперь позволяю себе. Потому что не чёрствая, я живая. Я - ЖИВАЯ. А она нет...
Господи, дай мне сил.
Что чувствует тот богатей, что забрал чужие жизни? Что забрал ту, которой нет цены? Мою дочь.
Я не знаю, да и надо ли.
Лизочку можно сейчас распознать лишь по фиолетовой лапке любимой игрушки, крепко зажатой в маленькой ручке. Оставшаяся часть пони с крыльями у меня в руках. Я ее сжимаю так, будто хочу убить, истерзать, задушить! Прижимаю к груди, на месте которой огромная чёрная дыра. И хочется родного тепла.
... Трясет...
Не могу сделать ни одного шага. Смотрю, как идиотка на белые двери и... По стеночке сползаю на пол. Мне плохо. Не могу. Не верю...
Она живая! Иначе не может быть. Не здесь, в холодной комнате, где я не смогу её отогреть, а где-то Там! Неизвестно где, но она Живая!
Пожалуйста... Не хочу верить... Боже, умоляю, забери мою жизнь и верни мне мою девочку.
Умоляю!
... Плач ребенка.
Настойчивый, пронизывающий все пространство крик малыша выводит меня из нахлынувших шоковых воспоминаний.
... Плач Новорожденного ребенка.
Я смотрю, как женщина рожает малыша... Малышку. Акушерка берет ребенка на руки, обтирает и выносит из комнаты. Младенца отдают отцу. Молодой мужчина нервно, с благоговением и теплотой тянется к маленькому человечку.
И именно в этот момент, я едва не кричу от пронизывающей меня боли. Нечто материнское, раздирающее, предчувствующее готово кинуться вперед и забрать малышку у новоиспеченного отца.
— Моя! Моя доченька! Это моя Лизочка! Моя Елизавета! — кричу сквозь боль, горе, стараясь преодолеть некую пелену, отделяющую меня от малышки.
Это не просто предчувствие или догадка. Я уверена в своей правоте!
На маленькой ручке, которую дергает плачущая малышка, видно родимое пятнышко, похожее на пегаса.
Любимая игрушка моей девочки - фиолетовый пони с крыльями из мультика! Это не может быть простым совпадением!
На маленькой ручке пятнышко, и сердце трепещет в надежде и предвкушении.
Моя девочка родилась в этом мире! В девятнадцатом веке!
В комнате, где расположился мужчина, стоит мебель в стиле ампир. Огромный портрет смутно знакомой исторической личности висит за его спиной. Все говорит о том, что скоро я увижу свою плачущую доченьку.
— Лизонька, — тихонечко шепчу, пытаясь успокоить малышку.
И тут... Девочка затихает. Ее мутные глазки концентрируются на мне и маленькие губки... Улыбаются.
Узнала! Она меня узнала!
Боль...
Меня внезапно выдергивает из видения чья-то хлесткая пощечина.
Сижу на земле, пытаюсь разглядеть, кто меня ударил, а под попой холодная земля. Ткань платья мокрая и колется. Ветер пронизывает до костей. Глупо осматриваюсь вокруг и вижу испуганного дворника. На руках он держит плачущего Ванечку, а в его глазах отражается вся степень паники, на которую он только способен.
— Дамочка, ты сначала смеялась, потом зарыдала, потом кричала... Ты душевнобольная? — с ужасом воззрился бородатый мужчинка на меня.
Оценила обстановку: мокрая, выставленная за дверь гувернантка не знает, куда ей идти с ребенком. Но при этом судмедэксперт, который потерял Все, готов к труду, обороне, действиям и сражению.
Моя дочь в этом огромном мире! И я сделаю так, что об Астаховой заговорят! А главное - чтобы ко мне желали привести своих детей Все родители. Мне надо сделать себе Имя, а для этого... Пора взять себя в руки.

Убирайтесь, нищеброды!

Михалыч - дворник, доблестный защитник улицы

Жених Антонины - извозчик.
Правда, он какой-то лощеный и слишком красив для извозчика?
Может, я придираюсь?
Я, конечно, благодарна за новость о том, почему внезапно переместилась во времени и стала гувернанткой.
Наверное, девушка в то утро, наконец, отдала Богу душу, а тут я... Со своим обещанием спасти каких-то детей.
Интересно узнать, каких именно?
— Тонечка, что ж ты молчала о выздоровление?
Это меня спросил человек, который испугался полутруп любимой и отнес ее хозяину.
Хотя... Горжусь Антониной. Мужик хорошо сложен, приятен налицо и опрятно выглядит. Я таким не доверяю и, вообще, после замужества еще ни к одному мужчине не ощущала привязанности. Для меня часть зовущаяся "личной жизнью" пропала еще в двадцать первом веке, где мужики учатся интересно знакомиться и знают, что такое клитор. Про девятнадцатый век, а тем более его начало, вовсе нечего говорить. Не знаю, что должен сделать мужчина, чтобы привлечь меня как партнер, а тем более супруг.
Да, можно сказать, у меня осталась обида на мужской пол, и я охладела, как женщина.
— Занята была, — отодвинулась от любителя телесного сближения.
— Я вижу, ты чем-то расстроена? — удивился извозчик и... Брезгливо стер с себя влагу. Я ведь до сих пор в мокрой одежде, а он всю меня потрогал.
— Ты не видишь? Барышне не до тебя. — Михалыч - мой верный товарищ. Спаситель!
Но с другой стороны: с паршивой овцы хоть шерсти клок...
— Мне нужна твоя помощь, — с улыбкой обратилась к оживившемуся парню. — Возьми мои вещи и отвези в старую церковь.
Холеный извозчик огляделся и как-то не слишком рьяно поднял одну из моих котомок.
— Как пожелает барышня, — наигранно и слащаво произнес актер.
У меня ощущение, что я попала в плохое кино.
Актера на мыло!
Михалыч без просьбы взял Ивана с моих рук и пошел вперед. А мне достался чемодан. Сомневаюсь, что это все вещи трех человек, но чувствую, что сама ничего не смогу добиться у бесчеловечных хозяев.
Кибитка была совсем недалеко, поэтому резвый "водитель" уже ждал меня с поклажей. Несмотря на то, что свою ношу уже пристроил, жених не спешил мне помогать. Замер, потирая руки и поправляя свой почти новый пиджак и картуз.
Кое-как доволокла тяжелый чемодан и почти упала на сидение.
— Я это... — Замялся Михалыч. — Не поеду. Мне потом идти далеко.
— Большое спасибо, милый господин, — приняла Ивана с его рук. — Милый друг, не могли бы вы предупредить барина Чернова о переселении?
— Да, конечно, — разулыбался дворник. — Специально пойду и покараулю.
Не знаю почему, но грязный передник смелого защитника улиц нравится мне куда больше чистого пиджака жениха. Конечно, я уже поняла, что мне не светит разделить любовь Антонины. Мне в принципе смотреть на мужчин в таком ключе не хочется, но как это объяснить извозчику?
— Ты опять не слушаешь хозяина? — внезапно произнес Прохор, когда кибитка медленно двинулась по пустынной улице.
— Очень интересное начало беседы, — пододвинула к себе любопытного Ивана, который норовил выскочить за борт.
— Тоня, тебе ведь сказали, чтобы ты искала, а не участвовала в расследовании.
Так, стоп. Мне кажется, я что-то упускаю!
— Мне сказали всего раз и то, я все забыла, — решила подыграть своему "жениху".
— Ты думаешь, что сможешь уйти? — покачал он головой. — Опять станешь актрисой сельской сцены? У тебя только и есть "благородное лицо". Не забывай, кому ты служишь.
Вот бы узнать, кому служу. И вообще, о чем мы говорим. Я только догадываться могу, куда вляпалась Астахова и почему ее пытаются убить и "вернуть".
— Прости, брат Прохор, — продолжила делать вид покладистой и послушной девочки на побегушках. — Запамятовала. Хотела пожить как все люди.
Злоба Прохора превратилась в простое недовольство. Он теперь ехал и тихо бубнил, так чтобы я слышала.
— Говорил, что с бабой легче не станет. Никто меня не послушал. Нужна, мол, чтобы глазки строила. А кому она нужна в виде гувернантки? Два месяца осталось. А она хвост где-то успела подцепить. Теперь еще в управе о ней все знают. — Тут он повернулся ко мне и выдал: — Сказано, ведь было, не привлекать внимания! На ярмарке дело сделать и по домам!
На ярмарке? Я? И что Антонина должна была сотворить?
— До ярмарки еще дожить надо. — ответила мужчине в тон. — Меня на улицу выгнали. Ребенка повесили. Еще Чернов - судебный заседатель. Как, и что я могу сделать, если мне руки обрывают со всех сторон?
Кибитка внезапно остановилась. Прохор придирчиво оглядел меня. Замер на улюлюкающем мальчике, а потом посмотрел на мои вещи.
— Я, надеюсь, Это у тебя с собой? — с лица мужчины слетела маска влюбленного дурачка. На меня смотрел нервный, испуганный мальчишка, который ощутил, как за ним гонится стая голодных волков.
Что за "Это" не знаю. Не имею представления, но внезапно ощутила холод. Пробирающий до костей морозец не был связан с погодой. Было ощущение, что "Это" позволит мне жить. Если я не признаюсь, то мое тело найдут мертвым за городом.
— Со мной, — нервно сглотнула слюну.
Когда ледяные пальцы смерти отпустили мою шею, то решила добавить.
— Правда, я там наследила... — не знаю почему, но мне хотелось увидеть реакцию Прохора на эти слова.
— Понял, — ответил мужчина. — Как всегда. — недовольно буркнул, отвернувшись и потеряв ко мне интерес.
Пока мы ехали, я всю думала, почему мне не выдали справочника о жизни Антонины? Тот же самый голос, который просил спасти детей, мог бы сказать:
"Так, мол, и так, тело тебе дается проблемное. Девку травят, убивают, она связана с какими-то тайнами и при этом работает гувернанткой. Ты тоже сиди тихо и не высовывайся, а то "жених" убьет тебя и глазом не моргнет. Ребенка береги. Детей спаси.
С наилучшими пожеланиями и надеждами твой - Ангел-Хранитель".
Теперь мне ничего не понятно, но ужасно интересно.
— А что делать с Черновым? — решила выяснить все по максимуму.
Раз уж я ничего не знаю о прошлом Антонины, то надо хотя бы будущее наметить. Все-таки мне в этом теле" актриски" дальше жить. Мне надо дочку искать, а не играться в тайные заговоры уездного городка.
Мой "жених" привез меня к обломкам здания, которое находилось на отшибе города. Здесь не было двухэтажных многоквартирных домиков, и дорога изобиловала грязью и лужами. Вдалеке виднелась деревня с маленькими серыми домами и дымящими трубами печей. Несмотря на неблагоприятные условия, возле разбитого пожаром здания сидели люди. В основном это были мужчины и подростки. Из женщин я увидела лишь старенькую приземистую старушку, которая облокотилась на палочку и явно спала. Увидев меня, курящая мужская братия оживилась. Даже молодые безусые парнишки внимательно следили, как я привязываю Ивана к спине и беру поклажу в руки. Никто из них не спешил помогать и идти на контакт. А мой "жених" перестал изображать из себя влюбленного дурачка и молча сидел на козлах, раздумывая о вечном.
— Добро в дом, — вылезла из кибитки и окинула молчаливую банду.
Не люблю гнетущую тишину, а тем более недовольные, изучающие взгляды. В каждом смотрящем на меня и ребенка я видела угрозу. Неприятные мурашки буквально предупреждали меня об опасности. Мне резко захотелось развернуться и напросить на ночевку в морг или даже к Кузьмину на придверный коврик. Чиновника приемки я уже знаю, а этих людей впервые вижу.
— Что? — продолжила разглядывать жующих табак. — Перевелись в деревнях добры молодцы? Джентльменам городским проиграли в манерах? Может, поможете даме с ребенком на ночлег устроиться и сумки донести?
Я смотрела на грязных, потных и засаленных мужиков и понимала, что это общество будто только с зоны "откинулось". На их лицах было написано желание меня придушить/трахнуть/изнасиловать, но не помощи.
Как там умный человек говорил? Если драка неизбежна надо бить первым?!
— Полушку дашь за помощь? — внезапно гаркнул один из верзил.
— Если денег нет, то мы сами возьмем, — насмешливо и по-звериному скалясь, поддакнул его товарищ. — Красотуля.
Видимо, это общество не видело чистую женщину. Да и обществом это сборище трудно назвать. Отбросы. Самые низкоранговые ошметки человечества и я в логове у этих бесчеловечных людей.
Прохор самодовольно усмехнулся и ударил хлыстом многострадальную лошадку. Кибитка дернулась и унеслась прочь, обрызгав меня грязью из-под колес.
Век другой, а грязь из-под транспортного средства одна.
Кажется, Прохор специально меня сюда привез. Хочет отыграться на мне за что-то или... Избавляется, как от свидетеля!
Но об этом думать рано. Надо с усатыми-бородатыми разобраться. Конечно, по первому взгляду, понятно, чего именно они хотят, но я слишком люблю свою свободу, чтобы отдавать тело Антонины.
— Кто красотулей называет, кто лапотулей, а кто-то и гувернанткой судебного заседателя Чернова. — решила прикрыться должностью хозяина. Может, у этого народца нет желания иметь дело с властями?
— Гувернантка? — выдохнул главарь облачко едкого дыма и усмехнулся. — Благородная, значит?
Да кто ж ее знает, эту Астахову? Я вот в ее шкурке только пренебрежение получаю, а сейчас и жизни лишиться могу... Вновь!
— Кому благородная, а кому образованная, — немного нервно усмехнулась, попутно вспоминая про тяжелый железный таз, который мне выдали. — Не понимаю, зачем вам лишние неприятности, и так видно, что жизнь вас не балует.
Огромный небритый верзила с дыркой вместо глаза подошел ко мне и... У меня голова закружилась от зловония.
— Сколько ты не мылся? — некультурно закрыла нос рукой и закашлялась. — Давай лучше баньку справим и по-человечески поговорим.
— Баньку? — гоготнул представитель обездоленных. — Чего ж не справить? Коли сама просишься на кол сесть и... — его огромные шершавые пальцы тронули мои волосы, —... Себя подороже продать.
Ой, Господи, что твориться? Я как спасаться буду от этого борова? В голове только мысли про таз и то, что Ивана надо спасать. Ребенок тут вовсе ни при чем, почему Прохор так поступил? Наверное, чин "младший судебный заседатель" настолько низкий, что на него можно не обращать внимания. Но тогда, мне точно можно выдавать похоронку. Спустя пару часов "баньки" меня можно будет закапывать.
— Знаете, а вы мне не только баньку натопите, но и выпивку с закуской принесите! — отчаяние накалило эмоции, и я решила расслабиться, как советуют психологи. Может, хоть удовольствие получу. — Мне все равно терять нечего: травят, камнем пришибить хотят. Зязин Василий Иванович решил взять на поруки, но все же не сильно старается меня спасать. — усмехнулась, а потом начала заразительно смеяться.
Боже, это истерика. У меня всегда накал страстей был связан со смехом. Я ржала, как конь, когда боялась или сильно переживала. Единственный момент, когда этого не было, это потеря моей девочки.
— Ну, что ж, — нахмурился бородатый боров. — Веселая у тебя жизнь, красивая. Что ж ты совершить успела?
— Наверное, убила кого-то и мне мстят, — пуще прежнего засмеялась, ощущая, как недовольно возится мальчик на спине. Громкие мужские голоса слились в один гул и взорвали наступающий вечер зычным гоготом.
А потом, потом все покатилось как по накатанной.
...
Вечером Чернов узнал, что его гувернантку вместе с ребенком выставили на улицу. И вместо того, чтобы прийти под крылышко хозяина, она решилась на самодеятельность. Теперь сын и прислуга находятся под присмотром церкви.
— Благодарю, добрый человек, — Василий поблагодарил дворника и, поймав извозчего, двинулся к строящемуся храму, который всегда дает приют страждущим.
Но среди стариков, детей служащих людей и дородных хозяек не была видна светлая голова тощей служанки. Даже в углу, где сидели больные и слабые не нашлась девушка.
— Где она может быть? — вслух рассуждал Чернов, придерживая свой чемодан.
Выйдя на улицу, он увидел назначенного на пост молодого батюшку и кинулся к нему.
— Не ведаю, о какой светловолосой рабыне Антонине говорите, барин. Но если хотите знать мое мнение то... Есть другая церковь, разрушенная пожаром. Ее облюбовал воровской контингент. Туда женщине лучше не заходить.
Ой, и что у нас все такие нервные? Чернов не сдержал свой истеричный смешок и кинулся к самодельной детской кроватке, где мирно спал Иван на тех вещах, которые мне хозяйка квартиры выдала. Рядом с мальчиком восседал Митрошин. Не знаю как настоящее имя-отчество главного борова, но он не в обиде за данную кличку.
— Приветствую, Василий Михайлович, — негромко крикнул глава клана Зязину.
Офицер поправил свою форму, будто она внезапно стала мала, и подошел к нечесаному медведю со сдержанной улыбкой.
— Митрошин, держишь слово, — пожали мужчины друг другу руку.
Митрошин весело подмигнул мне, припоминая о моем неверии, что законники и воры могут водить дружбу. Я тогда Зязина упомянула, а глава клана сообщил, что дружит с ним. Конечно, я не поверила в такую явную ложь.
— Неспокойно на твоих улицах, Василий Михайлович. — покачал головой Митрошин. — Чем-то грозным попахивает.
— Все хорошо у нас, Митрошин. — как-то неправдоподобно отозвался Зязин и посмотрел на подслушивающую меня. — Почему-то мне эта... Дамочка с ребенком, на каждом шагу сегодня попадается, — недовольно высказался офицер. — Теперь еще и подслушивает.
— Ну, знаете ли, говорили бы вы тихо и скрытно, тогда подслушала, — отряхнула руки от мела. — Но вы ведь во всю громкость и не стесняясь никого. — Мило улыбнулась мужчинам.
Обе высочайшие особы переглянулись и направились ко мне.
Гордо выпрямилась, расправила плечи и встала в... Боевую стойку. Выставила небольшие кулачки перед собой, ноги на ширине плеч. Грозно нахмурилась и выпалила:
— Бокс? С Митрошином у нас второй раунд, а вы на новенького, барин.
Я не врала.
Впервые, когда Митрошин тронул меня за плечо, мой испуг дошел до апогея. Поэтому отстранилась и замахнулась кулаком. Но прыткий главарь бандитов поймал мою маленькую и слабенькую ладонь... Но не ногу.
Несмотря на нежное, слабое тело, ноги даже у гувернантки сильные и прыткие. Поэтому при встрече с главарем, я ударила его в голову.
— Может, поговорим мирно? — нервно спросила шокированного бандита.
За моей спиной уже выстроилась братия, готовая рвать меня на куски по приказу босса. Было страшно, но я трезво оценивала собственные силы и умения.
— Что еще можешь? — внезапно спросил Митрошин, придерживая место удара.
— Считать, писать, читать..., — нервно выпалила, перечисляя базовый набор. — Могу научить законно вымогать деньги.
— Законно вымогать? — удивился главарь. — Рассказывай!
— Но для этого надо знать счет. — важно дополнила, осматривая собравшихся людей. — Все, кто собирается работать в кредитной сфере, должен уметь правильно считать и вести записи.
Так, десяток здоровенных, нечесаных лбов сели слушать мою лекцию. Конечно, я не стала выдавать свою задумку полностью. Мне хотелось оставить за собой право руководителя, но говорить об этом никому не стала. Если Митрошин поймет, что его водит за нос гувернантка, то меня даже полет на луну не спасет.
— Итак, Антонина Павловна, почему вы оказались в разбойничьих местах? Неужели вам не хватает перца в жизни? — Зязин перевел внимание на меня и отвлек от размышлений о прошлом.
— Меня привез сюда кучер.
Вспомнила о подозрительном Прохоре. Женишок ведь опять сбежал и толком мне ничего не рассказал. И ведь действительно, похоже, что меня хотят либо запугать, либо убить чужими руками. Нет, неправильно выразилась. Убить незаметно для окружающих.
Ну кто из местных отправится в оплот маньяков и убийц? Только самоубийца! А раз так, то не спрашивайте о причине смерти глупой гувернантки. Сама виновата - без мозгов родилась.
Теперь у меня есть подозрение о том, кто именно отравил Антонину. Наверное, яд быстродействующий был и не мог попасть в организм До встречи с кучером. Во всем виноват странный Прохор! Его надо допросить с пристрастием.
— Как это понимать, Антонина? — ко мне подошел раздраженный Василий Чернов. — Вы пренебрегли безопасностью моего сына! — строго выговаривал мужчина, придерживая сонного мальчика.
— Хорошо то, что прекрасно и без синяков заканчивается, — потерла свое лицо, отгоняя непрошенные видения о собственной смерти. — Если хотите меня уволить, то у вас есть на это право.
Качнула головой, пытаясь заглушить звуки чужих голосов в ушах. Кажется, я сейчас свалюсь с мигренью. У меня появилась светобоязнь и тошнота.
— Антонина, что вы такое говорите? — моментально успокоился Вячеслав с ребенком на руках. — Вас прислал отец моей жены, после того, как я сообщил о ее побеге. Надежда поскакала к офицеру, оставив меня без гроша и с ребенком на руках. Я сразу написал письмо ее родителям, а они с ответом прислали вас. Я не могу вас удерживать потому, что не являюсь вашим полноправным хозяином.
Хм, понятно, почему Антонина оставалась рядом с Иваном и не сбежала от нищего судебного заседателя. Наверняка услуги гувернантки оплачивают дедушка с бабушкой. Но прибытие няни все еще не дает полной картины о тайнах Астаховой. Я лишь приоткрыла часть, которая скрывает душа покойницы. А чтобы продолжить свое маленькое расследование и найти дочь, мне надо утихомирить свой темперамент.
— Прошу прощения, барин, — пожевала губами, пробуя новое слово на вкус. — Впредь буду более осторожной.
Покорно произнесла и проследила, как собравшиеся законники несут наши вещи к выходу. Зязин наговорился с главой разбойников и уже ждал нас на улице.
— Василий Михайлович приглашает нас на ночевку, — пояснил Чернов, видя, как я готовлюсь биться за свой таз. — Его жена и дети добродушно потесниться, чтобы разместить нас.
Хорошо. Но я удивлена, что неприветливый офицер Зязин зовет к себе домой на пироги. Это странно с учетом того, что меня он видеть точно не хочет.
Но вот я уже дома у командира законников. Полицейский улыбается своей супруге и просит накрыть на стол "барину Чернову и Дурову", а мне указывают на дородную женщину в переднике.
— Я вас провожу. Вы будете есть на кухне, возле стола и спать со всеми слугами, — недовольно сообщила женщина. — Видимо, твоей семье совсем плохо, раз гувернантку послали спать в комнату к крепостным служащим.
Если кому-то не до сна, тот Я!
Мало того что меня разбудили, когда пожар не потушили. Так, еще и вновь сунули ребенка в руки. Толком ничего не объяснив, Чернов куда-то убежал. А я едва обратно, на неудобную подушку не плюхнулась. Кстати, очень плохие условия проживания для прислуги. В комнатке, где можно пройти всего шесть шагов до стены и четыре до маленького окна ютятся три женщины. Со мной - четыре. И я здесь самая тонкая, точнее, тощая. Антонину явно не докармливают. А может, вовсе, не кормят. Мне место досталось у дальней стены, поэтому, когда Чернов пришел за мной, то разбудил всех. Теперь три пары глаз наблюдали, как я пытаюсь влезть в колючее шерстяное платье и придерживаю сонного Ивана.
— Где вы там? — послышался недовольный голос хозяина в коридоре.
Плюнув на неблагодарное дело - одеваться одной рукой, вышла к судебному заседателю и отдала Ивана.
— Надеюсь, вас не затруднит помочь мне с надеванием платья? — мило улыбнулась мужчине и вернулась к делу.
Когда я вышла, в коридоре уже никого не было. Зато долговязый смотритель особняка вышел из тени и молча проводил до выхода, указав на кибитку. В повозке уже сидел недовольный Чернов и сонный Зязин. Ничего не говоря, я присела между мужчинами и получила спящего Ивана на руки.
— А вы знаете, что ребенку нужен отец не меньше, чем мать? — поправила на малыше одеяло. Кто-то очень бережно укутал чернявенького мальчишку.
— У меня есть вы, — не принял мою колкость Василий.
— Только вы меня не цените и не желаете уважать. — высокомерно взглянула на работника закона. — Защищать тоже не спешите.
Чернов окинул меня высокомерным взглядом. И недовольно выдохнул. На нем была мятая форма нараспашку. Видимо, собирался в спешке. А вот Зязин был одет с иголочки: чистый, вылизанный, проглаженный и белый воротничок возвышается над воротом. Глядишь на него и сразу видишь представителя закона. Его не портила ни седина, ни начавшаяся лысина. Мне казалось, что от него веет чем-то приятным, теплым. Хоть он и резок, но добродушен.
Эх, жалко, у него и жена есть и прислуги полный дом. Я бы перешла работать к Зязину и даже Ивана бы забрала от нерадивого папаши. Чернов, вообще, думает кормить своего наследника? А мне - его работнице, хоть что-то перепадет?
— Было бы отчего, — буркнул Василий, не поворачиваясь ко мне.
Прям обиженный ребенок. Если он только по-детски понимает, то придется разжевать все.
— Не по джентльменским гнобить свою гувернантку, которая растит вашего сына. Тем более у вас нет денег на прислугу. Я могу уйти в любой момент, — тронула миленький носик спящего Ивана. — Меня не остановят даже миленькие щечки этого мальчика.
Заметив любопытный взгляд Чернова и услышав громкий храп Зязина, перестала сюсюкать и вернула деловой тон.
— Я была всю ночь с вами, барин, — откинула длинные волосы и улыбнулась. — Объясните мне логически, как я должна была поджечь дом? Да, я хотела, чтобы эти нелюди поплатились за бесчеловечное поведение, но для этого нужно время и ресурсы. — многозначительно взглянула на судебного заседателя, который, кажется, только сейчас начал думать. — Расскажите, как я прошла по ночной улице, подожгла дом и вернулась назад?
Чернов выдохнул. Тронул свою шевелюру, потом спустился к рубашке и внезапно замер. Кажется, мужчина понял, что сверкает своей голой грудью перед дамой. Он спешно стал застегиваться и поправляться, Растеряев всю свою браваду и праведность.
— Вы могли вылезти в окошко. — начал говорить мужчина.
— Я, конечно, худышка, но окно в комнате слишком мало и не факт, что открывается. — спокойно произнесла и облокотилась на бортик движущейся кибитки.
— Вышли через дверь? — неуверенно предположил недоследователь.
— Вы огромного сторожа видели? Он меня в качестве зубочистки использует, если я без распоряжения Зязина двигаться начну. — легко парировала доводы хозяина. — Увидев, как хмурится мужское лицо, решила добить фактами. Не хочу, чтобы работодатель во мне сомневался. Мне пока в качестве гувернантки неплохо живется. — Василий, барин, понюхайте меня.
Мужчина сконфузился и сделал брезгливое лицо, будто я ему облизать грязный ботинок предлагаю.
— Не буду, — возмутился благородный господин.
— И не надо, — усмехнулась, разглядывая сконфуженное личико Чернова. — Мое платье воняет потом и работой. А должно...
— А должно чем? — не понимал судебный заседатель.
— Гарью, копотью. — зловеще прошептала в лицо недалекому мужчине. — Представьте запах ада и поверьте мне на слово – я не могу быть поджигателем.
Чернов закусил губу и надулся, словно ежик. Еще и засопел так забавно, что я не сдержала смешок. Заметив на его форме грязь, попыталась ее стереть. Но мужчина хотел убрать мою руку.
— В дом прибежал дежурный и сказал, что хозяйка Ильева Марта подозревает вас. Вы кричали проклятья и сыпали угрозами. — важно сообщили мне причину моего подозрения.
— Да, кричала. Но если мои проклятья сработали, то я ... Самая настоящая колдунья. — радостно провозгласила свою догадку и сама рассмеялась. — Барин, вы верите в ведьм? — не могла отсмеяться и продолжила подтрунивать над нервно спящим дознавателем. — Если у вас есть время на сказки, то читайте их вместе с сыном. Ивану понравится Баба-Яга и Кощей.
Чернов совсем обиделся и даже руки перед собой сложил. Мне казалось, что сам Василий ребенок, которого я пытаюсь учиться новому взгляду на мир.
— Но с чего-то Ильина взяла это? — пытался защитить свою точку зрения хозяин.
— Да, взяла: интуиция, предчувствие, сон приснился, погадала на кофейной гуще, карты разложила, пока дом горел. — не могла отступить от смешного предположения Чернова. — Ой, а знаете... — Воодушевленно воскликнула, так что даже извозчик обернулся. — Ведьма ведьму видит издалека! — и тут же принялась смеяться.
И тут оживился спавший Зязин. Его внимательный взгляд замер на моих руках, которые поддерживали Ивана, чтобы он не упал во время езды. Мужчина выпрямился, глубоко вздохнул и сказал:
"Сижу за решеткой в темнице сырой,
Вскормленный не волью орел молодой..."
Интересно, этот стих уже есть в данном времени или я бегу вперед паровоза?
Нет, я не сидела в тюрьме, но и не была свободна. Хмурый Чернов восседал за столом, а невозмутимый Зязин стоял у окна и наблюдал, как рассветное солнышко выплывает из-за горизонта. В комнате сохранялось невозмутимое молчание. Два Василия занимались своими привычными делами: Чернов готовился записывать показания, а Зязин - думал. За дверью кабинета стоял крик.
"Умная" хозяйка открыла не только свой рот, но и все чакры, поэтому орать у нее выходило отменно. Про чакры не шучу, а иначе как она могла выдумать остальную ахинею, которую несла? Ее обвинения дошли до того, что я сплю с Черновым, а Иван — наш внебрачный сын. Хорошо, что ненормальную сдерживала доблестная полиция. Надеюсь, Ильина никому не навредит.
И вот, дверь, которая вела к моргу, отворилась и в комнату вплыл Кузьмин. Мужчина в форме принес поднос с чашечками чая и тарелкой с сушками. Взгляд офицера замер на мне, а потом он просто покинул помещение.
— Итак, — Василий Михайлович взял в руки чашечку, — ... Начнем допрос.
Чернов макнул перо в чернила и приготовился писать.
— Чернов Василий, расскажите, как вы познакомились с Астаховой.
Фух, я уже представила, как на допросе опытного следователя мое незнание прошлого девушки подведет. Но все началось куда прозаичнее. Наверное, меня оберегает Бог, и я могу еще немного подышать на свободе.
— Барышня Астахова приехала в город около трех месяцев назад, — неуверенно и ничего не понимая начал рассказывать хозяин.
— Вы записывайте и рассказывайте, — аккуратно отпил чай глава отдела.
— При барышне было письмо от родителей супруги. Там сообщалась, что Антонина Павловна вступает в должность гувернантки и является близким другом рода Дуровых. До момента, когда приедет дедушка, гувернантка будет заботиться о ребенке.
— А вы, значит, писали письмо родственникам жены? — сушка отправилась в рот Зязина.
Уложив ребенка на небольшой диванчик, я подобралась к чашечкам, где паровал ароматный напиток.
— Да, — удивился Василий, увидев, как я без приглашения села чаевничать. — Как только увидел записку жены, где она извинялась за побег.
Ум-м, вкусно. Горячий напиток тек в саму душу и разгонял утреннюю прохладу. Конечно, я бы не отказалась от кофе, но мне в этой жизни не приходится выбирать.
— Значит, барышня по большому счету должна плохо знать город? — спокойно произнес дознаватель, следя, как быстро движется перо в руках заседателя.
— Не ведаю, Василий Михайлович. — махнул головой Чернов. — В последнее время я редко бывал дома и не представлял, чем занимается прислуга.
Зязин поморщился, но больше ничем не выдал свое недовольство.
— Как вы узнали о выселении из квартиры? — вопрос был адресован Чернову. — Вместе с вами выселили еще кого-то подозрительного?
Я спокойно жевала сушки, пока не вспомнила странного Прохора. Извозчик имел дела с Антониной и не являлся ее женихом. Так же, я припомнила наш странный разговор: мужчина переживал за Это. Он так сильно отреагировал на упоминание неизвестно чего, что едва не выскочил из повозки. В качестве поддержания разговора я брякнула про неведомые следы, которые якобы оставила. И тогда...
"Разберёмся!" — как наяву услышала недовольный голос начесанного, прилизанного кучера в чистеньком пиджачке.
Неужели... Ну нет... А вдруг?
А если это действительно Прохор заметает следы? То получается, что Астахова была впутана в нечто грандиозное. За менее важное не поджигают дом! И... Если дом сгорел, то у поджигателя был способ войти и найти место, где пожар не смогли бы остановить или заметить раньше времени. По моим предположениям — это чулан.
— Барышня! — выдернул меня из дум недовольный Чернов. — У вас спрашивают.
— Вы с Черновым состоите в любовных связях? — хмыкнул Зязин и внимательно наблюдал из-за чашечки.
Что? Я потеряла нить допроса. К чему тут мои отношения с Черновым?
— Не думаю, что у нас был секс, — отмахнулась от недостойного моего внимания вопроса. — Василий, может, хозяин плохой. Не хочу себе даже представлять такую неэстетичную картину.
Отчего-то Чернов поперхнулся, а лапочка-следователь выплюнул чай. Что ж он такой неосторожный? Обжёгся, наверное?
— Вам плохо? — мило и с самыми добрыми намерениями посмотрела на Василия Михайловича.
— Давайте продолжим допрос? — поторопил Чернов, стирая кляксу с листа.
— Если вы будете спрашивать, то отвечу заранее: на момент поджога я была в вашем доме. А насчет сотрудника, то...
Как же мне про Прохора сказать? Ведь сообщить надо так, чтобы меня ни в чем плохом не заподозрили.
— А вы меня приняли только по доверенному письму Дуровых? — решила потянуть время перед своим главным признанием.
— У женщин нет ничего, — сконфуженно напомнил хозяин.
Конечно. Как же я забыла о тотальном патриархате? Дамы здесь лишь как матка используются.
— Эх, как же мне поверил, имея лишь письмо? Ведь сейчас меня обвиняют в раздвоении тела. — зубасто улыбнулась секретарю с пером.
Зязин отставил чашечку и привлек мое внимание. Чернов вытер пятно и, прикусив губу, приготовился писать.
— О своем выселении, господа хорошие, я рассказала лишь жениху, — просто поведала, рискуя всем, что у меня есть. — Меня унизили и выставили за дверь, — сделала обиженное лицо и даже нахмурила бровки. — Было больно и обидно, а Прохор... Я рассказала все жениху. — выдавила слезу, давя на жалость.
Единственное, что сейчас меня волновало, это то, что меня могут заподозрить в чем-то большем, чем обычный поджог. Вот поймают Прохора. Спросят про "это" и я еще виноватой останусь. Но лучше узнать, чем ходить в неведении.
— Прохор давно стал вашим женихом?
Правильный вопрос задает Зязин. Сомневаюсь, что здесь легко проходит сватовство и расшаркивания с приличиями. Да и этот город для Антонины нов и чужд, раз она здесь три месяца. Так быстро знакомство не проходит. Наверное, Прохор... Приехал вместе с Астаховой!
Еще несколько раз меня опрашивали, но больше ничего путного я не смогла сказать.
"Кем мне приходится Прохор?"
— Жених.
Общеизвестный факт, о котором не только Астахова говорила, но и сам извозчик кричал.
"Где вы познакомились и когда?"
— Как-то так получилось. Оглянуться не успела, а уже влюбилась. — в этом ответе я безбожно врала. Но и сознаваться в том, что ничего о прошлом мужчины не знаю, не хотелось.
На вопросы, на которые не могла дать четкого, логического ответа, я начинала краснеть, бледнеть и строить крайне стеснительную мину.
— Насколько сильны ваши чувства? Он мог из-за вас поджечь дом?
— Ой, да что вы? Не знаю, я, — мило хлопала глазками и мялась на стуле, чувствуя себя актрисой погорелого театра.
Цирк уехал, а клоунесса осталась.
Хорошо, что я примерно, знаю, в какую сторону будет клонить следователь Зязин, пока в город не приедет высокопоставленный дознаватель.
Но меня мало интересовали походы в участок. Там дурашка Чернов пишет эти бумажки, а Василий Михайлович пытается найти брешь в моих ответах.
Вот только... Культура 19 века не позволяет мужчине быть резким и настойчивым даже в вопросах. Они от некоторых моих прямых ответов сами краснеют, бледнеют и выпадают в осадок.
Так, вопрос о моих Близких отношениях с Прохором меня настолько достал, что я выдала:
— Джентльмены, но я ведь девственница. Это значит, что ни один член не прорвал мою плевру.
После этого ответа мужчины решили меня отпустить и вообще, не трогать как минимум неделю. А лучше всего, не связываться и отходить подальше при встрече на улице.
Для местных баронов, я некультурная, вспыльчивая, характерная личность, которую лучше не трогать, а то потом обтекать придется.
Я понимала, что своей прямотой нарываюсь на непонимание и определенные человеческие выводы, но эти следаки мне жить нормально мешают. Почти каждый день на допросы гоняют, а мне хотелось свободы.
Но получив оную, я поняла одну вещь: хочу свободы, самостоятельности, самообеспечения, а не прыгать по первому щелчку Чернова. А для этого мне пора найти прибыльное дельце без отрыва от Ивана. И конечно, я вспомнила про воров-разбойников. Но вспомнив, поняла, что силенок у меня пока не хватит заманить антисоциальную личность в кредитные сети капитализма.
Поэтому, мой взгляд упал на дворника Михалыча. Над ним я не собиралась ставить опыты, зато использовала как путеводитель, словарь и гида. И пока я собирала информацию, готовила бизнес план, поняла одну вещь — пора купаться.
Нет, обтирание тряпочкой из тазика у служанок Зязина было введено до автоматизма. А вот, чтобы под душ или в ванну с головой - такого не было у прислуги. А жена следователя – Мария Федоровна и их третья дочь — двенадцатилетняя Анна Васильевна вовсе читали умные книжки, как быть дамой и леди.
В умных книжках, купленных в Питере, писали обо всем, что касается высокосветскую даму. Например: мыть голову стоит раз в месяц аммиачной водой. Поначалу надо навести раствор покрепче, а потом, так уж и быть, послабее. Раствор стоит втирать в кожу головы до ощущения сильного жжения.
Ага, пока кожа с черепа не слезет вместе с волосами. Для "аромату" стоит добавить медовой воды или капельку масла розмарина. Раз в месяц две высокородные дамы городового ходили в парикмахерскую, где им расчёсывать, и запудривали волосы. Там, они делали прическу, которая держалась почти весь месяц.
Простые девки пользовались отварами чистотела, крапивы и лопуха. Делали они это редко и в основном просто хорошо расчесывали волосы с маслом или собачьим жиром. Собачий жир в доме Зязина не приветствовался "смердит", а вот просто расчесаться и пойти, дела делать вполне было в ходу.
И я со своим "дайте таз пойду купаться" выбила народ из привычной жизненной колеи. Дело в том, что "купаться в ванне" могли лишь благородные хозяева. А вот такие, как я и ниже по сословию пользовались тряпочками и ароматной водой. А иначе "воды много уходит".
— Я принесла воду, нагрела, мне ей и пользоваться, — рыкнула на домоправительницу, которой стало жалко ведра железного.
Вообще, домоправительница Аглафья Крепостная была тихой и исполнительной. Сказали ей найти для меня старую одежду, она нашла и выдала. А вот когда я присела с этими платьями-балахонами не зная с какой стороны резать и шить, она даже помогла мне подшить все и научила пользоваться иглой. Я, как современная девушка, иголку в руках держала крайне редко. Кажется... Раз в жизни. Поэтому помощь опытной швеи и ее нравоучения очень помогали. Но когда дело касалось "ее утвари" тут уж надо было включать всю свою сноровку и наглость. Мне ведро пришлось буквально воровать! А о мыле... Мыло здесь было вонючее... Хозяйственное. На основе животных жиров.
Кое-как расплела свою шевелюру. Оказалось, что у меня длинные волосы. Всегда мечтала о длинных волосах, но мои были очень ломкими и красиво росли лишь до стадии каре, а потом резко начинали сечься, выгорать и выпадать. Феномен каре, не иначе. И вот, я вымылась, вычесалась и... Сухие волосы, чешется голова, недовольная Аглафья.
И вот я вернулась к дворнику. Вместе с Иваном и чесучей головой. Пришла не просто так, а затем, чтобы, наконец, выйти из круговерти городской, помещичьей.
— Чего надобно? — переспросил Михалыч, почесывая свою бороду и придерживая метелку.
— Кузнец, чтобы он мне железных писчих перьев наделал, — несколько раз попросила добряка.
Тот хмурился и раздумывал, к кому меня можно послать.
Ивану надоело сидеть на руках, и он переместился на землю, где тут же сел в лужу, а потом еще и упал в нее пару раз.
Может, в двадцать первом веке я порадовалась за дитя в резиновых сапожках, непромокаемом дождевике и готовой горячей водой дома, но тут у меня все настроение снизилось ниже плинтуса. За вещи ребенка, Василия и свои собственные, отвечала я. Я, конечно, пыталась спихнуть грязные портки Василия на самого хозяина и даже на домработниц Зязина, но получила грязные вещи обратно со словами: "отрабатывай стол и кровать". Мое эго двадцать первого века приумолкло, когда мне "не осталось" еды в огромном доме. Василий Михайлович не лез в поучительные уроки между слугами и изображал лишь радушного хозяина.
Что я думала про купание? Надо срочно забыть!
В деревне процветал культ бани. Я приехать не успела, как меня высадили сразу возле бани. Тут толпились бородатые, бравые мужчины, которые на плече могли картошку таскать. Грязь под ногами их не смущала, а вот я, как белоручка, пыталась встать и не потерять обувь. Иван, завидев, толпу, выдал:
— Гуся!
М-да, похоже, я тут самый ценный музейный экспонат: на меня смотрят как на выскочившего призрака. Прихлопнуть жалко и не отмахаешься. А "гуся" степенно ходит между ног крепостных крестьян и гавкает на все лады. Его даже не пинают, не боясь, что цапнет.
— Я от Михалыча-дворника, к кузнецам рукодельным, — невинно улыбнулась, всматриваясь в косматые бороды.
Хоть бы меня не прихлопнули. А то я совсем беззащитная, да еще и с ребенком. Иван вообще решил, что пора дать мне понять, что он маленькая деточка. Ребенок начал брыкаться и вырывать. Ему "гуся" понравился, да и между ног деревенских мужиков сновала пара ребяток в тяжелых, огромных рубахах.
Получив свободу, юный любитель животных кинулся... Прямо в грязь.
Только начало зимы, снег тает, как мороженка, превращая все, что возможно в грязь. Ребенку, видимо, приключений не хватает. Мальчик прыгает по грязюке прямо возле деревенских мужчин, и капли грязи летят на не очень чистую одежду оных.
— Ваня, — взмолилась, глядя на недовольные лица бородачей. — Может, не надо провоцировать?
Внезапно один великан делает шаг вперед и... Я хватаю ребенка и отпрыгиваю назад, готовясь защищаться.
— Михалыч? Этот тот, что у барина полы метет и в сторожке спит? Он мой родственник. — миролюбиво выдает дядя с огромными плечами. — Тоща... Не кормят? А детей как носишь? — придирчиво оглядели его темные глаза.
Да, я знаю, что мое тельце оставляет желать лучшего: доска и два соска. Одно название. Мной можно накипь оттирать в кастрюле людоеда. Одни длинные светлые волосы - моя гордость. Всегда мечтала о густой и красивой шевелюре. Видимо, купание с хлебным настоем и яйцами дает хороший результат.
— Да-да, — заинтересованно подалась вперед, отпуская ребенка. — Мне по делу к кузнецу надо.
Мужчина посмотрел на бегущего к детям Ивана и усмехнулся. Он будто оценил степень опасности и платёжеспособность.
— Оставайся на ночь. В баньке попарим. Наешься хлеба женки. У нас семеро малых и она Здорова! Восьмого носит! – сказал, будто похвалился, еще и себя по пузу ударил.
Собравшиеся мужчины его браваду поддержали и стали говорить о своих привычных делах: у кого-то корова "стелена" к ярмарке должна разродиться.
— И теленок, и молоко на продажу пойдуть.
У другого яиц заготовлено больше сотни, и все продавать собирается. У другого муки намолото, и женка с дочками пироги будет печь к ярмарке.
Единственное, что мне стало понятно и было интересно, все готовятся к ярмарке. Деревенские, как и городские, живут от ярмарки до ярмарки. Только городские промышляют сдачей комнат и мест для продажи, а деревенские сами будут торговать с приезжими купцами. И семьдесят процентов отдадут барину, ведь вся скотина взращена и выкормлена на земле хозяина. Вот и получит барин денежку, ни разу тяпку в руки не взяв.
Не знаю отчего, но я едва зубы не сточила, когда поняла, что эти добрые деревенские кормят не просто целый город, но и деньги толстосумам отдают. Ирбит, конечно, не многомиллионник и даже тысячи жителей там не наберется, но там точно больше сотни.
Но меня легко отвлекли... банькой, сытным ужином и хоть и тесным ночлегом, но каким-то уютным, теплым. Мне так и хотелось остаться в деревне. Но... Все дела я успела сделать с кузнецом за сутки, поэтому через два дня я уже отправилась в путь, дорогу. Семья Михалыча оказалась очень гостеприимной и милой.
Детей там было очень много, но все приучены к хозяйству, земле и дому. Моя наука, обучение и правильный счет, которым я обычно увлекала Ивана, здесь был никому не нужен. Считать детей обучат зимой, когда рабочие руки на поле и на ярмарке не нужны. Обучают постольку-поскольку в городском храме, куда топать почти три часа. Обычно, туда отсылают самых взрослых, перед подготовкой к женитьбе. Девочек никуда не отпускают: они дома сидят и учатся домашним делам. Только мужики учатся, чтобы читать и считать хоть немного.
Зато мои сказки про умного мышонка, который учился считать, понравилась всем.
Расставалась я с ними добрыми друзьями. Меня даже хотели откормить и выдать замуж за сына мельника (только он был согласен взять такую тощую и болезную).
Смешные и очень добрые, открытые люди.
Забрав заказ у кузнеца, который был рад со мной сотрудничать и дальше, решила возвращаться.
Правда, пришлось идти пешком, неся на спине маленького ребенка. Кажется, Иван за время гостевания подрос. Не удивительно: на свежем молочке, парующем хлебе с кашами. Он даже немного возмужал: перестал быть наивным ребенком и показывал свой характер. В деревне он бегал вслед за старшими детьми, которые вечно кого-то кормили и что-то собирали. Так же, мне в дорогу дали целую корзину подарков, чтобы передала Михалычу.
Вот только идти было трудно. Я часто останавливалась. Взяла в грязи. Спотыкалась. В конечном итоге, три часа дороги растянулись на целый солнечный день. В начале зимы солнце садится рано.
Когда я добралась до города, наступила вечерняя пора. Проходя мимо "ворот" я не заметила ни одного охранника. Зато появилась тень, которая отделилась от самой дальней стены.
— Здравствуйте, — решила присоединиться к незнакомцу и весело пройти до нужного мне адреса.
Но тень молчала.
Наверное, он думает, что я его не вижу.
— Я вас заметила. — разоблачила неудачного незнакомца. — Вы от Митрошина? — Молчит. — Зязина? — тишина. — Да нет... Чернов вспомнил о ребенке? — удивилась собственным словам.
Но тень... Начала приближаться...
Предчувствие начало вопить, дергая за нервы и подгоняя нервы. Я хоть и была уставшая, но ощутив смертельную опасность, побежала.
Теплые руки... Нежно, будто баюкая, они трогают мою спину, тело, шею...
Воздух... Он вливается маленькими глоточками, настолько маленькими, что мне не хватает. Стараюсь вдохнуть полной грудью, но жгучая боль пронзает голову, слезы выступают на глазах.
Гад! Он мне сломал что-то!
Больно!
— Тс-с-с, — рука надавливает мне на грудь, будто хочет остановить от глубоких вдохов. Не позволяют насладиться воздухом.
В этот момент я не думаю о защите ребенка. Даже не слышу его плача. Мне просто хочется дышать. Дышать, хоть и чувствуя боль, разрывая легкие, но... Дышать!
Хватаю руку на собственной груди. Хватаю так, насколько у меня есть силы. Эти силы малы, но они есть. В ход идут ногти.
— Сильная?! — человек удивляется, но одновременно очень рад этому. Будто я дала ему надежду на будущее.
И тут... Рука, контролирующая, мое дыхание исчезает и... Вспышка боли, алой пеленой застилает мозг, погружая меня в небытие.
Небытие, где есть только я и мои сожаления о несбыточном прошлом... Будущем, которое не могу создать. Хотя какое это будущее для девушки двадцать первого века? Это Девятнадцатый век!
Господи, я запуталась. Пыталась жить как положено в этом времени. Старалась примириться с ролью бесправной гувернантки, но безуспешно. Здесь гувернантка выше простой прислуги, но при этом ее не ставят ни во что ни слуги, ни хозяева. Почему я должна думать обо всем, что касается Чернова и его сына?
— Ма-ма, — внезапно слышу простое слово.
Настолько простое, что в прошлой жизни оно мне надоедало. Каждые пять секунд: "Мама, а это... Мама, а то... Мама... Мама. Мама! Мама!"
Но сейчас...
Прочь, темнота! Я тороплюсь к своей маленькой "почемучке"!
— Ма-ма! — крикнул детский голосок и я...
Очнулась.
Лежу на диване в кабинете Зязина и рассматриваю потолок. Первая моя мысль:
"Где Иван?"
А вторая:
"Недели не прошло после убийства Прохора, как меня опять пытаются убить".
В кабинете я была одна. Кто-то жалостливый накрыл меня шерстяным платком. Рядом стояла пара мензурок: от одной пахло аммиаком, а от второй — травяным сбором с резкими нотками лимона. Видимо, меня пытался лечить местный эскулап. Но должна отдать должное, лечение было назначено грамотное: поверх моего платья красовалась давящая повязка, не позволяющая дышать полной грудью и удерживающая сломанные ребра на одном месте.
Откуда я поняла, что у меня сломаны ребра?
Боль при любом движении, в том числе и дыхание, на правой стороне и крепитация... Я буквально слышала, как обломки скребутся друг о друга при каждом маленьком вдохе. Хорошо, что до пневмоторакса не дошло. Не представляю, чем здесь делают прокол и как проходят обучение торакальные хирурги.
— Жива. — констатировала и тут же закашлялась.
Говорить больно, дышать больно, а кашлять... Боже, я такую боль только после родов чувствовала. Когда каждый шаг отдается во всем организме, а не только в промежности.
Дверь из приемной открылась, и в комнату вошел Чернов. Он увидел меня и даже растерялся. Кажется, он хотел проявить добросердечность, а тут... Свидетель. Да еще и живой.
— Антонина Павловна, — мужчина полностью вполз в маленький проем и аккуратно прикрыл за собой дверь. — Рад, что вы очнулись.
Хозяин оглядел меня с ног до головы и с сожалением посмотрел на стол главы участка. Немного помявшись, он решил, что выразил все сострадание, какое мог, и решил уйти.
— Ва... Кхе-кхе, — потянулась к секретарю, стараясь донести свой вопрос. — Ва... Кхе-кхе... Ня...
Судебный заседатель шокированно раскрыл рот, будто о ребенке я должна думать в последнюю очередь. Но он тут же взял себя в руки:
— Родственники жены писали, что вы любите детей и будете хорошей гувернанткой. Но я не думал, что вы действительно такая, как описывали. Надежда ведь совсем не такая кроткая и послушная девица, о которой говорили. — он буквально выплюнул имя жены, и его взгляд налился кровью.
В этот момент я поняла всю отчужденность и холод этого человека.
Его не просто бросила жена. Она ушла к другому! Надежда готова идти за гусаром, который спит неизвестно где и умрет в любой из предстоящих стычек. Стабильный и тихий Василий был променян на "романтику" дорог. Поэтому и ко мне, гувернантке присланной теми же людьми, что и Дурова, он относился с настороженностью. Чернов обижен на женщин, так как и я обижена на мужиков. Моего терпения хватает только на общение, и то, от некоторых мне хочется откреститься и не замечать.
— С сыном все хорошо, — произнес мужчина. — Спасибо... — внезапно добавил неразговорчивый интеллигент. — Кажется, я задержал вам зарплату.
Ого, у меня должна быть зарплата? А мне говорили, что гувернантка работает за стол, кров и покровительство благородной семьи. Поэтому Я должна приплачивать. Особенно настойчиво деньги вымогала Аглафья. Смотря на нее, остальные девочки - домашняя прислуга Зязина, меня в упор не замечала, пока не начинала просить помощи. Ну не знала я печкой пользоваться, не ведала, чем стирают вещи, бегала за домоправительницей, когда просила шить научить. За помощь я должна была мыть полы или таскать воду из колодца во дворе. Часто за дровами посылали и заставляли золу носить. Поначалу я не понимала, почему девушки смеются, а степенная дама высокомерно смотрит на меня. Оказалось, меня так унижали. Но я, жительница двадцать первого века, воспринимала все как обучение или плату за оказанную помощь. Лично для меня было не зазорно принести воды, пока Аглафья стирает вещи Ивана. Или натаскать дров для печки, пока мне подшивают платье.
Поэтому новость о зарплате меня немного удивила. Я даже забыла, что около двух недель назад ждала прекрасного "треньк" от банка.
— Вот, — Чернов протянул несколько копеек.
Взглянула на гроши и моментально вспомнила, зачем ездила в деревню к кузнецу. По сравнению с тем, сколько я собираюсь получать... Хорошо. Возьму.
Благопристойно взяла денежку и даже улыбнулась. Мужчина явно обрадовался созданной атмосфере и ощутил себя победителем. Джентльмен решил, что беседа закончена и можно идти по своим делам. Но тут я громко хлопнула в ладоши, привлекая внимание. Настойчиво показала на себя, обвела кабинет рукой и закончила на скляночках.
И вот я свыклась с мыслью о предателе, как поняла, что разбираться с собственным убийцей мне придется самой. Конечно, не совсем в одиночку... Я подкупила Зязина, подарив одну из новомодных ручек.
— А мне? — обиженно надул губки Чернов.
— А вам, барин,... Кхе-кхе... За два рубля уступлю! — решила начать зарабатывать на своей идее. К тому же мне надо кузнецу за работу заплатить. Он хоть и сделал в долг "по-родственному", но я обещала отплатить.
Чернов обиделся. Засопел, как карапуз и, кажется, даже губки надул. Нечего из себя обиженку строить. Я на него горбачусь, а он только вспомнил про зарплату. К ребенку без напоминания не подходит, больную заставляет вкалывать. Видите ли, "не барыня, чтобы задарма хлеб есть".
Ну ничего, вот Зязин сделает мне рекламку. У меня пойдут заказы, наладиться производство. А я... А мне только выжить осталось.
После смерти Прохора, я расслабилась. Посчитала, что раз к Астаховой больше никто не подходит, значит, у нее больше нет знакомых в городе. Но жизнь девушки была яркой и насыщенной, раз даже предполагаемый убийца умер "от сердца". Теперь мне страшно из дома выходить. Вдвойне страшнее от осознания того, что в городе началось столпотворение.
ВСЕ ГОТОВИЛИСЬ К ЯРМАРКЕ!
Это не просто слова.
Серые, тихие, замызганные двухэтажные домишки превращались в чистенькие, приветливые дома с геранью на окошке. Грязные улицы, по которым раньше иногда пройти было невозможно, чистились. Сливные каналы прочищались, пробивались, и даже бедные крысы не знали, куда бежать. Зато кошки, любимицы многих дам, выходили на свою законную охоту с задорным "Мяв". Покосившиеся заборчики, скамеечки, столбики выравнивались, будто старенького, согнутого дедушку выпрямляли и молодили. После нескольких дней я не смогла узнать улицу. Молчу про переулки между домами. Теперь там был не мусор, а обширная площадь для размещения торговой лавки. Даже храм набелили, и теперь он не выглядел, как одинокая башня в сером болотце, а величаво возвышался и был гордостью горожан.
Город преображался.
Спустя некоторое время у меня перестали болеть ребра. Я даже ходила намного быстрее. Но говорить о своем выздоровлении не спешила. На улицу не выходила и училась шить. Аглафья принесла мне несколько "старых" хозяйских платьев для перешивки на мою тощую грудь. Выдав целую корзину со швейными принадлежностями, решила, что была слишком добра и прошипела:
— Кормишь, девку, кормишь, а ни сисек, ни жопы нет. Тьфу, стыдоба. Кто ж такую замуж возьмет?
— Во-первых, перестаньте ко мне обращаться, как к блудной кошке. Во-вторых, замужество - это женское рабство, только официальное.
Аглафья закатила глаза и удалилась на хозяйскую сторону. А я сноровисто припрятала пару длинных спиц, валяющихся в корзине, и маленький ножичек для обрезки ниток. На первое время хватит холодного оружия. Осталось придумать, куда это все прятать.
Марья Федоровна — жена Зязина, носила небольшую сумочку на поясе. Вещица крепилась ремнем к талии, но была приемлема для женских мелочей. А вот спицы туда никак не влезли бы.
Ближе к ночи вернулся Чернов. Я это поняла по оживленным голосам на хозяйской стороне дома. Иван к этому времени спал, а домашняя прислуга еще не ложилась. Все бегали около хозяев, которые что-то очень оживленно обсуждали. Благодаря тому, что я любопытная, смогла услышать:
— Сударь, что это сиятельство себе позволяет? "Методы у нас устаревшие", "нет четкого времени допроса", "отдохните, а мне надо систематизировать ваш мусор"!
Ясно. Понятно. Столичный дознаватель приехал. Приехал и тут же свои порядки наводить начал. Теперь мне известно, почему в последнее время хозяев дома не бывает.
— Аглафья, предупреди барышню Астахову, что ее завтра вызывают в качестве свидетеля, — отдал приказ Зязин. — Нет! Пусть с утра придет в участок, и я ее допрошу! Покажу этому молодому, как работать надо!
— Вы бы успокоились, Василий Михайлович. — подал голос Чернов. — Столичные тут недолго пробудут. Наверняка, их что-то смутило в вашем докладе.
— Я написал все по чести! —возмутился недоверием со стороны работника полицейский. — Актриса умерла от передозировки лекарственных препаратов. Извозчик от сердца. А о пожаре вовсе не докладывал. Пустое это дело.
— А покушение на барышню Астахову?
— Наверняка, это кредиторы. Кто-то из родни проигрался или разорился, как вы, сударь.
— Меня жена разорила. Дурова взял деньги на путешествие без моего ведома, а я официально считаюсь ее мужем. Надежда набирает кредитов, а я плачу.
— Вот, а у Астаховой нет покровителя, вот дамочка и приехала в глушь. Прячется. Вы бы присмотрелись к Антонине. Может, она спит и видит, как у вас последние нитки отобрать.
— Да... Но... Кажется, она не умеет врать..., — тихо добавил Чернов.
Голоса начали обсуждать нехороших столичных господ, которые свалились как снег на голову. Потом перешли на дело, которое можно считать нераскрытым.
— Нет связующего звена! — говорил Зязин, причмокивая от вкусного ужина. — И смерти у всех обычные: у одного сердце, у второй — болеутоляющее. Опустим пожар и Астахову. Надо сказать сиятельству, что в нашем городке делать нечего! Пускай убирается.
Я таким злым Василия Михайловича никогда не видела. Мне, кажется, его гордыня начальника ущемлена. Наверное, не смотря на неполную картину, столичные дознаватели почуяли нечто опасное, потому лично приехали в наш городок.
А раз уж даже "сиятельства" действуют, то и мне надо немного пошевелиться.
Накинув на плечи платок и потасканный полушубок, вышла в морозный вечер октября. Прошла мимо сторожа, который уже не обращал на меня внимания. Выскользнула к пристройке. Взяла оттуда лопату и пошла к месту назначения.
Есть у меня подозрения, что Прохор умер не своей смертью. Ему помогли. А если явные улики будут указывать на преднамеренное убийство, то я вычислю крысу отдела. Это будет легко, ведь заключение о вскрытии делает только один человек - Молодин. Все станет ясно и понятно, как белый день. Осталось только не поскользнуться на обледенелой мостовой и...
Черная рубаха незнакомца прикрывала лишь нижнюю часть молодого тела. Сверху она была расстёгнута, давая мне вволю насладиться кусочком голой кожи. Рукава подвернуты, обнажая натруженные плечи, которые паровали от жара на морозном воздухе. Видимо, копать морозную землю очень трудно, но весьма... Любопытно. Мужчина проследил за моим взглядом...
— Да что ж ты будешь делать! — выругался, экстренно застегиваясь. — Прошу прощения, барышня, за оказию. Не думал, что в ночи кладбища встречу вас. — говорил, будто намекал на мое бессовестное поведение.
Церемонно и театрально достала лопату из-за спины и попыталась мило улыбнуться.
— А я приготовилась к труду, — на обозрение незнакомца вытащила кувшин с еще теплым чаем.
Проследив за моими руками, барин усмехнулся. Ведь я, как фокусник, "из шляпы" доставала предметы. Грешна, смотря на маленькую сумочку Марии, придумала, как с помощью ремня на поясе носить все самое необходимое.
— Знаете, если у нас с вами одна цель, то я могу помочь, — протянула кувшин с напитком в качестве мирного знака.
Мужчина вылез из ямы, обтер руки о неизвестно откуда взявшийся платок и подошел. Его взгляд упал на мое правое плечо. После травмы я немного горбилась и постоянно контролировала свое дыхание - боялась вновь ощутить боль. Он продолжил меня обследовать, будто сканировал не только мою внешность, но и старался прочитать характер, прошлое и возможные мотивы. Прямой, колкий, проникающий взгляд. От такого ничего не скроешь. Даже то, что ты сегодня ела и в какую сторону закрутила волосы. У незнакомца явно прослеживается деловая, профессиональная хватка. Я даже вспомнила прокурора из своего времени, который страдал от того, что мог прочесть человека за время, пока тот дойдет до предложенного стула.
Бр-р-р, морозец по коже от таких людей веет. Будто и не люди это, а машины, которые следят за тобой.
— Насладились? — внезапно задал вопрос столичный гость.
— А вы? — не отвела взгляд, хотя еле держалась против проникающего скана.
Внезапно сомкнутые губы за щетиной изогнулись в удовлетворительной улыбке. Нет, он не был доволен сложившейся ситуацией, но я его веселила и не раздражала. Видимо, для его светлости это веский аргумент в мою пользу.
— Надеюсь, у вас еще и чашечки есть для подачи чая? — насмешливый тон. Он немного подался вперед, чтобы заглянуть мне за спину, ища утварь.
Мы и так стояли очень близко, и нас разделял небольшой кувшин. Высокий мужчина в одной рубашке и маленькая женская фигурка, дрожащая то ли от мороза, то ли от компании. Но когда он еще и склонился к моему плечу, я ощутила теплое дыхание на замерзшей щеке.
И все... Он быстро выпрямился и вгляделся в мое лицо.
— Вы покраснели. С чего бы это? — нагло, высокомерно, на грани культуры девятнадцатого века. Будто он знает, какой эффект производит на девушек, и нагло этим пользуется в своих целях.
— Холодно, барин, — резко ответила, недовольно поджав губы. — Если вам противно пить из одной посуды, то верните мой чай. Вижу, вам и без помощи неплохо.
Разозлилась от такого поведения. Знаем мы таких личностей: соблазняют, искушают, а потом комнатка в общаге, пьяные соседи, и вечно виновата Ты. А он... Красавчик, мачо, прекрасный мужчина — "подобрал" бедную женщину с помойки, "отогрел", "обул-одел". Мнят себя Творцами мироздания и чужих судеб.
Ненавижу таких! От одного едва избавилась, второго уже не подпущу близко.
Невыносимо ощущать подобное в девятнадцатом веке. Я считала, здесь джентльменство процветает. А этот... Столичный! Одним словом. Привык, что все девушки на него вешаются и выкладывают свои тайны. Даже противно стало.
Внезапно...
— Ха-ха-ха... — он засмеялся и испугал меня. Я даже подумала, что он обезумел. — Давайте свой чай.
— Минута доброты окончена. — Спрятала кувшин за спину. — Давайте быстро закончим дело. Упускаем драгоценное время. Ночь не резиновая.
Но после этих слов странный человек опять засмеялся, но к моим словам прислушался. Спрыгнул в яму и продолжил рыть. Я решила к нему присоединиться. Приготовила лопату, подошла к краю, но тут...
Мою лопату отодвинули в сторону. Я отошла немного дальше и опять вонзила кончик в землю.
Черт, с моими силами не сильно помогу. Я ведь даже нормально вонзить лезвие не могу. Дурочкой была, когда посчитала, что так легко откопаю гроб собственными силами.
Но тут... Мою лопату опять отодвинули.
— Барышня, отойдите. Не марайте свои ручки, пожалуйста. У вас есть я. — серьезно заявил незнакомец и окончательно забрал лопату, давая понять твердость своего решения.
— Надолго ли, — буркнула и проследила за насмешливым господином.
Незнакомец внезапно замер. Взвесил свою лопату и мою. Отложил свою в сторону и принялся с новой силой колупать мерзлую землю. Кажется, моя утварь понравилась ему больше. Хорошо, я немного отдохну. Подумаю.
Добравшись до крышки гроба, мужчина вонзил острие лопаты в дерево. А потом еще раз и еще.
Бац-бац!
— Громко! — зашептала я, оглядывая могильные холмики в ночи.
— Боишься? Услышат? — нагло усмехнулся разоритель.
— Разбудишь местных!
От любопытства я стала подпрыгивать. Еще минута и я смогу собрать еще один пазл детективной истории. От нетерпенья даже немного вздрогнула, когда крышка гроба была взломана.
Минутная тишина.
— Что-то такое я и представляла себе, — радостно взвизгнула, будто это я открыла закон тяготения и кричу "Эврика".
Дознаватель стоял и наблюдал за моими нервными вскриками и торжественным хождением из стороны в сторону. Мужчина не отвлекал от дум и развития мыслей, а следил за ходом умозаключений, будто проверял ученика у доски.
— Прохор выглядел вполне здоровым, чтобы скоропостижно скончаться. — загибала пальцы, будто доказывала Теорему Пифагора. — Он был обеспокоен из-за неизвестной вещи. Так переживал, что мог поджечь дом, где была моя комната. А еще... Именно рядом с Прохором, как он сам сказал, — закивала головой, наматывая круги у креста. — ... Рядом с Прохором мне стало плохо настолько, что слегла и докторус ничего не мог сделать! Ура! У меня складывается портрет убийцы! — не сдержалась и довольная собой, захлопала в ладоши.