.
В этой жизни я искала только одного, любви… неважно какой — любви детей, мужчины, матери, подруг, окружающих людей, животных… только ее…. Только ради любви мне хотелось жить дальше, существовать в этом жестоком и суровом трехмерном мире. Лишь любовь близких и далеких людей, возможность и желание одаривать ею в ответ давали мне силы терпеть невзгоды и идти по тернистому жизненному пути…
.

.
.
.
Российская империя, Воронеж, 1847 год
усадьба Михайлово
.
Прошествовав мимо дворецкого, Сергей на ходу стянул шляпу и перчатки. Протягивая их слуге, мальчик приветливо улыбнулся и велел:
— Илларион, будь любезен, отдай перчатки прачкам. Я испачкал их, когда катался.
— В чайной вас дожидаются, барин, — заметил вежливо дворецкий, беря из его рук шляпу и окидывая добрым взором худощавого высокого паренька, которому на вид было лет двенадцать.
— Кто же? Я вроде никого не ожидаю.
— Не могу знать, Сергей Михайлович, — ответил Илларион. — Сказали, что ваши родственники.
— Родственники? — удивился Сергей, ничего не понимая. Ведь он остался единственным наследником графов Чернышевых после смерти родителей восемь лет назад. Двоюродный дядя по материнской линии, Борис Львович, который все эти годы был его опекуном, скончался неделю назад. — Весьма странно.
— И я так думаю, барин, — согласился слуга. — Служу у вас уже семь лет и ни о каких родственниках Чернышевых не слыхивал.
Сергей кивнул и, похлопав дворецкого по плечу, быстро направился по помпезному широкому коридору в чайную залу, которая служила для первичного приема гостей и предваряла ореховую гостиную. Распахнув высокие двери, мальчик вошел в уютную комнату, стены который были обиты изумрудным шелком.
В кресле у дивана сидела приятная немолодая дама в строгом сером платье и черной шляпке. Рядом с нею стоял высокий мальчик лет двенадцати с темными вихрами и в простом костюме.
— Здравствуй, Сереженька! — ласково воскликнула пожилая дама ее голос был очень молод. — Меня зовут Велина Александровна.
— Мы знакомы? — нахмурившись, спросил мальчик, осматривая пришедших.
— Я твоя прабабушка, а это твой родной брат, Никита Михайлович, — ответила дама, чем вызвала неподдельное удивление не только на лице Сергея, но и у второго мальчика.
— Я не понимаю вас, — вымолвил Сергей.
— Бабушка, что вы говорите? Я родственник графа Чернышева? — опешил Никита.
— Да. Ты такой же сын Мишеньки, как и Сережа. Вы родились в один день, двенадцать лет назад в этом доме, — объяснила Велина Александровна. — Вот, у меня есть все метрики и документы, — она полезла в небольшую бархатную сумочку и достала дряблыми руками какие-то бумаги. — Сегодня же мы вызовем адвоката, и он восстановит справедливость и оформит все надлежащие бумаги. Вы будет жить вместе, мои голубки, как графы Чернышевы, и я с вами. Теперь опасность миновала и можно выйти на свет.
— Но этого не может быть, — пролепетал Никита.
Все это время он думал, что он сын умершего плотника, и они жили с бабушкой Велиной в маленькой деревеньке под Орском, в нищете. Мало того, все жители деревни недолюбливали их, хотя и ходили за лечебными снадобьями к его прабабушке, которой этой зимой стукнуло семьдесят. Деревенские дети Никиту побаивались, и никто не играл ним, считая его таким же ведьмаком, как и его бабушка. Хотя кое-чему бабушка Велина его и научила, все же мальчик скрывал ото всех свои умения, ибо не хотел, чтобы окружающие люди, которые и так не жаловали их, возненавидели его. Никита помогал бабушке делать крынки и снадобья, ловил рыбу для продажи в лавке местного купца. Все эти годы они жили в бедности, перебиваясь с хлеба на воду.
— В это невозможно поверить, — опешил Сергей. Оказывается, все эти годы у него были брат и бабушка.
— Естественно. Ведь правда долгие годы была скрыта от вас, дорогие мои. Но это только для того, чтобы хотя бы один из вас, голубков, остался жив.
— Бабушка, вы объясните все толком, — вмешался уже недовольно Никита. — Я тоже ничего не понимаю из ваших странных слов уже который день.
— И я уже весь в волнении, — кивнул Сергей, ощущая некую радостную эйфорию от того, что у него есть родные люди. Его родители погибли весьма неожиданно и непонятным образом, когда ему было всего четыре года.
— Успокойтесь, мои дорогие, — улыбнулась дама и посмотрела по очереди на мальчиков, которые хоть и родились в один день, но не сильно походили друг на друга. — Теперь все плохое позади. Мне наконец-то удалось устранить физически этого черта-колдуна, и отныне мы заживем все вместе, семьей, как и желали того ваши покойные родители.
— Колдуна? — удивился Никита, который тоже ничего не понимал, ибо прабабушка ничего не говорила ему последние три дня, заявляя, что они должны поехать в Воронеж к молодому графу Чернышеву и именно там она все и объяснит.
— Да. Колдун, который следил за Сереженькой, словно коршун все эти годы, наверняка извел бы и тебя, Никиша, если бы узнал, что у графа есть еще один сын. Ты же, милок, — она посмотрела на Сергея, — остался жив только из-за того, что проклятый колдун надеялся на то, что ты знаешь некие тайны, которые отец мог поведать тебе перед смертью.
— О каком колдуне вы все время говорите, Велина Александровна? — спросил Сережа. — Это что, какие-то сказки? И вообще, мой опекун, дядя Борис Львович, говорил, что у меня нет родных.
— Он и был колдуном. Это он погубил ваших несчастных родителей, мою внучку Наташеньку и ее мужа Михаила. А тебя, Сережа, держал при себе и пытался подчинить себе.
Больше всего в жизни она нуждалась в любви,
но именно любви то у нее и не было…
.
Россия, Екатеринбург,
2014 год, Июнь, 10
.
Чудесный наряд на школьный выпускной Надя купила только накануне. Золотистое платье с прямым приталенным силуэтом, с тонкими бретельками на плечах, с ажурной гипюровой вышивкой на груди и на ладонь выше колена досталось ей с большой скидкой. Туфельки, а точнее, босоножки у нее были еще с прошлого года, когда мама, получив очередную зарплату, купила их дочери на лето. Вообще, Надя никогда ничего не просила у матери, ведь та работала на двух работах, пытаясь прокормить их с младшим братом и еще выплачивать ипотеку.
Этим летом Наденька собиралась поступать в институт, а до осени где-нибудь поработать официанткой, как делала последние два лета. Все-таки к новому учебному году надобно было купить юбку и блузку, да и тетради стоили прилично. К тому же на зиму она очень хотела новый пуховик, но у матери на него не было денег.
Надя не переживала по этому поводу и решила летом заработать сама. Правда, некоторые ее одноклассницы носили норковые шубки, меняли вещи почти каждый день и хвастались новыми айфонами, но Надя не могла себе этого позволить. Два последних года она ходила в школу в единственной юбке и двух блузках, в стареньком пальто, а в морозы в заношенном пуховике. Однако девушка не чувствовала себя несчастной, нет. Ведь вещественное всегда казалось ей чем-то неважным. Все, что у нее было, мама покупала ей сама. Косметикой Надя не пользовалась, так как на нее тоже нужны были деньги.
Отец ее, ректор педагогического института, ушел из семьи два года назад, когда нашел себе молоденькую практикантку. После года тайной связи он без угрызений совести бросил свою жену и детей. И теперь они жили с мамой и младшим братом. Отец не считал нужным платить алименты и по договоренности выдавал матери Нади пять тысяч в месяц на содержание. Этих денег едва хватало, чтобы платить за Глеба, который ходил в частный детский сад, ибо в государственном не было мест.
Видя, как тяжело маме тянуть их с братом одной и как она устает, Надя полностью взяла на себя уборку по дому, походы в магазин за едой и готовку еды. Трехлетний Глеб также был на ней, ведь мама уходила на работу около шести утра, а возвращалась уже после девяти. И перед школой девушка отводила брата в детский сад, делая большой крюк, а потом бежала в школу, чтобы успеть к первому уроку. И Наденька считала свою жизнь вполне приемлемой. Единственное, чего ей не хватало от окружающих людей, — это любви. Мать любила ее по-своему: заботилась, кормила и даже узнавала, как у дочери дела. Но никогда девушка не видела от нее душевного тепла, ласки и искренней безграничной любви.
Наденька родилась в последний день декабря. В суровый морозный, солнечный день. Наверное, оттого детство рисовалось ей противоречивыми метаморфозами: от ярких солнечных сердечных переживаний и счастья до невозможно мрачных тяжелых дней, когда ей казалось, что никто ее не любит. Когда девочка была подростком, мать постоянно доводила ее до слез, обвиняя в непослушании и лени. От обиды Надя запиралась в туалете и плакала, считая себя гадким существом, которое отравляет всем жизнь. Только сильный всепрощающий характер девушки давал ей силы не сломаться и жить дальше.
В тот день с самого утра Надя пребывала в счастливой эйфории. Впереди ее ждал выпускной бал и целое лето. Правда, рабочее лето, но все же два месяца каникул. Еще одним поводом для радости был ее молодой человек. Месяц назад одноклассник Руслан предложил Наде встречаться. Наде он давно нравился, но она запрещала себе думать об этом осанистом, красивом и нагловатом парне с атлетическим телосложением, по которому вздыхали почти все одноклассницы. И когда в мае Руслан предложил ей отношения, Надя от радости даже не задумалась о том, что перед ней в течение года парень бросил трех других девушек. Она надеялась стать для него незаменимой и, конечно же, последней, ведь не мог же он не оценить ее душеных качеств, таких, как преданность и понимание, а также искренней любви к нему.
Сегодня она встречалась с Русланом у здания городской полиции в их укромном уголке за гаражами, чтобы вместе пойти в школу на выпускной. Молодой человек вызывал в сердце восемнадцатилетней Наденьки пламенные чувства, и она жаждала полюбить его и, возможно, в будущем выйти за него замуж.
Единственное, что омрачало ее думы, — это то, что в последние дни Руслан начал нервно реагировать на нее, постоянно цеплялся к словам, и она догадывалась отчего. Неделю назад она отказалась поехать с ним на дачу к другу, зная, для чего он ее туда зовет. Но девушка не хотела до свадьбы иметь близких отношений с мужчиной и именно это и озвучила Руслану. Это совсем не понравилось парню, и он съязвил о том, что глупо беречь себя для эфемерного мужа, тогда как он, Руслан, здесь, живой и жаждущий. Побоявшись, что он обидится на нее, девушка заметила, что через какое-то время, когда она привыкнет к нему и поймет, что он точно ее половинка, она решится. Но пока еще не готова к этому.
В чудесном настроении Надя, наряженная в новое платье, босоножки и с маленькой сумочкой через плечо вышла на улицу, наслаждаясь прекрасной погодой: теплой, солнечной и почти безветренной. Она радовалась тому, что сегодня, в свой выпускной, будет гулять по Платинке всю ночь с милым Русланом, как и многие другие выпускники.
Уже через полчаса, легким порхающим шагом девушка приблизилась к их укромному месту и, повернув за угол, резко остановилась. Перед ней предстала парочка, которая в этот момент страстно обнималась и целовалась. Округлив глаза, Надя прошлась глазами по высокой фигуре парня в белой рубашке и модных брюках и по светленькой девушке с распущенными длинными волосами в ярко-красном невероятно коротком платьице.
Судьба играет с нами в странные игры…
посылая на нашем жизненном пути то,
что в кратчайшие сроки может привести нас
к счастью, а нашу Душу к спасению…
.
Российская империя, Воронеж, 1860 год
пригородная дорога
.
Перепачкавшись в грязи, Сергей наконец выбрался из перелеска. Оглядываясь назад, он еще раз осмотрел все вокруг, но, как и полчаса назад, не увидел ничего подозрительного. Этот проклятый колдун растворился в утреннем тумане, как черт в ночи. Уже выбравшись на дорогу и немного обтерев о траву короткие грязные сапоги из дорогой кожи, молодой человек проворно зашагал в сторону пролётки, которая ожидала его неподалеку.
Кучер Ефим, сидя на козлах, терпеливо дожидался его уже несколько часов. Едва услышав шаги, мужик обернулся и услужливо поинтересовался:
— Все хорошо, ваше сиятельство?
Сергей нахмурился сильнее и отрицательно покачал головой.
— Домой поехали, — велел Чернышев, запрыгивая на подножку открытой коляски.
Ефимий стегнул запряженную пару, и рысаки резво понесли по пустынной проселочной дороге. Туман потихоньку рассеялся. День предстоял ясный, оттого крыша легкой пролётки была спущена. Сергей напряженным взором осматривал пробегающие мимо деревья и кустарники, надеясь на удачу и желая увидеть силуэт человека, но кругом было пустынно. Он прикрыл глаза, так было легче вспоминать образы. В голове он начал методично прокручивать все то, что видел за последние два часа, пытаясь все же найти хоть какую-то зацепку и понять, где искать этого проклятого колдуна, который уже третий раз уходил от его возмездия.
Рысаки не проскакали и версты, как вдруг Ефим дико вскрикнул:
— Куда! Твою ж… — услышал Сергей нецензурную брань мужика и едва не слетел с сиденья, так как кучер резко осадил лошадей, остановив коляску.
Невольно открыв глаза, Чернышев отметил, как кучер стремительно слез с козел и поспешил к лошадям.
— Ефимий, что там? — выглянул из коляски молодой человек, привстав.
— Девица прямо под лошадь угодила, барин! — через плечо крикнул Ефим, склоняясь к дороге.
— Как? — опешил Сергей и вмиг спрыгнул с подножки, устремившись к кучеру.
Действительно, на пыльной дороге лежала девушка, причем очень странно одетая: в узком полупрозрачном палевом платье или скорее нижней сорочке, которая едва прикрывала колени. Темные волосы ее, длинные и густые, рассыпались по грязной дороге. Закрытые глаза и недвижимая поза указывали на то, что девица мертва или потеряла сознание.
— Как кошка дикая прямо из леса выскочила и под копыта бросилась! Я не увидел ее совсем, — разорялся Ефимий Иванович, несчастно глядя на незнакомку. — Доктора бы надо, наверное, Сергей Михайлович?
— Погоди, — отмахнулся от него молодой человек.
Присев на корточки над девушкой, Сергей отметил на ее виске большую кровавую ссадину-синяк. Явно лошадь или оглобля ударила ее по голове. Ее лицо справа было сильно испачкано в грязи. Он немедленно протянул руку к шее девушки, чтобы нащупать пульс и понять, что с ней, но ладонь замерла, не коснувшись кожи. Лицо девушки было невероятно знакомо. Миловидное, бледное, с небольшими губами, оно вызвало невольный возглас у молодого человека. Но, тут же придя в себя, Сергей все же приложил руку к ее шее и прощупал, уловив довольно хороший пульс. Она просто была без сознания.
Тоже склонившись над девушкой, Ефим невольно воскликнул:
— Господи, как похожа на Лидию Ивановну! Прямо…
Слуга замялся, ибо молодой человек мгновенно вскинул глаза на кучера и пронзил его диким пораженным взглядом.
— Сам вижу… — лишь только прошептал Чернышев и вновь обратил взор на девушку. Она так и была без сознания. Но сходство с его покойной женой было совершенно поразительным, отметил Сергей.
Он быстро стянул с плеч плащ и завернул в него девушку, пытаясь скрыть невозможную наготу ее ног от посторонних глаз. Очень бережно он поднял ее на руки, стараясь осторожно прижимать ее к себе, чтобы не нанести еще большие увечья. Быстро направившись к коляске, он взобрался на подножку, чуть выше приподнимая девушку, чтобы ее распущенные темные волосы не задели бока экипажа.
— Домой гони. Я сам ее осмотрю, — велел Сергей, обернувшись к кучеру.
— Сергей Михайлович, вы что же, ее домой намерены забрать? — опешил Ефим, умело запрыгнув на козлы впереди. — А вдруг она воровка или попрошайка какая-нибудь? Вид у нее уж больно дурной.
— Ефимий, ну что ты говоришь, в самом деле? — ответил, вздохнув, Сергей, быстро опустившись на мягкое кожаное сиденье. Осторожно положив девушку к себе на колени, он так и удерживал ее плечи в своих руках, чтобы голова была чуть выше. — Неужто ее здесь оставим? Мы ведь виноваты во всем. Надо помочь. Домой говорю, гони, голубчик!
— Слушаюсь, барин, — слуга понятливо кивнул и натянул поводья, зная, что хозяин его уж больно сердобольный человек, который постоянно так и жаждал кому-нибудь помочь. К тому же Чернышев, хоть и был потомственным графом, но учился в медицинских институтах в столице и слыл искусным доктором, хотя и не вел постоянную практику.
Через пару минут Надя, отмечая, что боли больше нет, медленно села на постели и чуть помотала головой.
— Вам лучше, сударыня? — спросил он участливо.
— Да, — кивнула она, ей действительно стало лучше.
Навязчивая мысль закружила в голове Нади о том, что надо поскорее покинуть этот дом, где ей точно было не место. К тому же она недолюбливала богачей и мажоров, было в их поведении что-то неискреннее, напускное и лживое, когда они пытались или делали благие поступки, как будто они боги, которые раздают милостыню беднякам. Она более понимала их, когда они вели себя высокомерно и нагло. А такие, как этот Сергей, были непонятны ей. К тому же он говорил о непонятных вещах и изъяснялся старинными словами.
Она откинула плед и спустила ноги с кровати. На ней была рубашка, которая задралась, и перед взором молодого человека тут же предстали ее обнаженные до бедер ноги. Чернышев невольно уставился на прелестные стройные икры девушки и на верх пухлых соблазнительных бедер и вмиг смутился, покраснев. Его взор словно прилип к ее прелестям. Надя же, видя его странное замешательство, возмутилась:
— Ну и что вы глазеете на мои ноги?
— Ох, простите! — воскликнул Сергей, опомнившись, и стремительно отвернулся. — Вы могли бы прикрыться? Это не совсем удобно.
— Такое впечатление, что вы никогда не видели женских ног, — сказала она, искренне не понимая его смущения. Ведь ее ноги были обнажены лишь до бедер. Отметив, что на ней чужая рубашка и что молодой человек так и остался стоять к ней спиной, Надя вздохнула и прикрыла ноги пледом. — Поворачивайтесь.
Он повернулся, и она насмешливо улыбнулась.
— Еще скажите, что ни разу не видели девушек в мини-юбках, которые едва прикрывают ягодицы.
— В каких юбках? — спросил он.
— А на пляже женщин в бикини вы тоже просите прикрыться? — решила пошутить она.
— Извините, но я не знаю, что такое бикини.
— Вы смеетесь надо мной? — уже вспылила она, хлопнув кулачком по постели.
— Простите, Надежда Дмитриевна, я и не думал этого делать, — серьезно ответил он.
Она долго пронзительно смотрела на него. А потом шумно вздохнула и устало заметила:
— А впрочем, мне нет дела до ваших непонятных речей. Но вы все же странный человек.
— Отчего же?
— Живете и говорите будто заигрались в каком-то театре времен Екатерины Великой. Однако мне все равно. Я вижу, Сергей, что вы чувствуете свою вину в происшествии со мной. И обещаю, что не буду подавать заявление в полицию. Мне пора. Я и так у вас пробыла неизвестно сколько. Куда вы дели мою одежду?
— Эту? — уточнил граф и указал на бархатный стул, где на спинке висело ее палевое платье.
— Угу, — кивнула Надя и поднялась на ноги. Ее голые ступни вмиг утонули в мягком ковре. Голова почти не кружилась, и она приблизилась к платью, спросив: — А мою сумочку вы, случайно, не находили?
— Сумочку, нет. Когда мы нашли вас на дороге, при вас ничего не было.
— Плохо, там телефон и карточка проездная, — промямлила она, пытаясь припомнить тот момент, когда выбежала из леса, и то, что делала до этого. Но помнила только одно. Как вышла из кафешки с подругами, перевела деда через дорогу и далее уже очнулась в лесу. Обращаясь к самой себе, девушка хмуро добавила: — Неужели посеяла ее? Вот ворона.
— Не стоит себя ругать, — по-доброму успокоил он. — С кем не бывает.
— Нет, со мной такого точно не бывает. Потому как я всегда помню, что и где делаю, — она помолчала и, хмурясь, сказала: — Вернее, помнила до сегодняшнего дня. И сумочку я в жизни не теряла.
— Мне очень жаль, Надежда Дмитриевна.
— Вы-то тут при чем? — ответила она, взяв в руки платье. Повернув лицо к молодому человеку, девушка насмешливо велела: — Отворачивайтесь, а то я вас опять засмущаю.
— Да, да, конечно, — согласился он и вновь отвернулся.
Кося на него взглядом, Надя проворно сняла с себя чужую рубашку и быстро натянула платье. Тут же стояли ее босоножки на низком каблуке. Торопливо засунув в них ноги, она попросила:
— Скажите, пожалуйста, сколько времени, а то я без телефона как без рук.
— Половина третьего пополудни, — ответил Сергей, быстро вытащив карманные серебряные часы, раскрыв крышку и взглянув на циферблат.
— Как это? Мы вышли из пиццерии около восьми вечера. Я что же, у вас всю ночь пробыла?
— Нет, около полудня я привез вас сюда.
— И где же я была? В лесу, что ли? Ужас, ничего не помню. Точно ударилась головой как следует. Ладно, — отмахнулась она, нахмурившись и осматривая себя. — Все, я готова. Можете повернуться.
Послушавшись, он прошелся по девушке взглядом. Ее наряд показался ему, как и на дороге, невозможным, вульгарным и похожим на соблазнительную нижнюю сорочку. Взгляд Чернышева невольно пробежался по тонкой талии, высокой девственной груди и сильно округлым бедрам. Одеяние без корсета и нижних юбок сильно обтягивало совершенные соблазнительные линии фигуры девушки. Оно доходило до колен, открывая обнаженные ноги. А ее туфли, похожие на сандалии гречанок, опоясывали изящные ступни.
Неторопливо они вернулись в дом, и Чернышев по просьбе девушки проводил ее обратно в спальню, где уже находилась Велина Александровна в черном муаровом платье и с шалью на плечах.
— Здравствуйте, дорогуша, — приветливо сказала пожилая дама, едва они вошли.
— Добрый день. Извините меня за то, что напугала вас на лестнице, — ответила Надя, печально улыбнувшись. — Простите, не знаю, как вас зовут.
— Велиной Александровной меня кличут.
— Бабушка, Надежда Дмитриевна намерена немного погостить у нас. Вы же не против?
— Совсем нет. Надолго вы остановитесь у нас?
— Я даже не знаю, — промямлила девушка, вновь скиснув и посмотрев на Сергея. — Я не хочу тут оставаться, но все как специально против меня.
Весь этот разговор нервировал Надю, она никак не могла успокоиться и то и дело хмурилась.
— Вы приехали издалека? — поинтересовалась старушка.
— Из другого города. И мне, неверное, придется переночевать у вас, пока я не решу, что же дальше делать.
— Конечно, оставайтесь, сколько вам будет угодно, милая Наденька, — закивал Сергей.
— Боже, не говорите вы так! — воскликнула она, заламывая руки.
— Как же?
— Так ласково, как будто я ваша сестра, — ответила она.
— Присядьте сюда, — предложил ей Сергей. Надя послушно опустилась в кресло у окна. Старушка заняла место напротив на диванчике, а молодой человек остался стоять рядом с бабушкой, чуть опершись бедром о спинку.
— Вы вся на нервах, дорогуша. Сейчас прикажу чаю с валерьяной заварить, — сказала важно Велина Александровна и быстро позвонила в колокольчик, стоявший на столике рядом. Не прошло и минуты, как в спальню бойко вошла рябая девица в простом черном платье, белом переднике и небольшом чепце на голове. — Милаша, будь любезна, завари-ка нам чаю с валерианой да с мятой. Да пирогов еще принеси и побыстрее.
— Слушаюсь, барыня, — поняла девица и исчезла за дверью.
Проводив рябую девушку взглядом, Надя подняла на Сергея глаза и тихо спросила:
— А эта Милаша тоже крепостная?
— Крепостная, а кем же ей еще быть? — ответила быстро старушка, увидев, что девушка изменилась в лице. — Что-то не так, дорогая?
— Боже, да что же это такое?! — воскликнула в сердцах Надя. — Я ничего не понимаю!
— Не надо так переживать, Наденька, — попытался успокоить ее Сергей. — Может, вы приляжете и поспите немного? А то вы словно не в себе.
— Конечно, я не в себе, вы правильно заметили! — дрогнувшим голосом произнесла девушка. — Но я не приду в себя, пока до конца все не выясню. И заснуть мне вряд ли сейчас удастся.
— Хорошо, я понял вас. Давайте тогда поговорим спокойно и все обсудим, — кивнул молодой человек.
— Давайте…
— Сереженька, может, наша гостья есть хочет, а ты со своими обсуждениями? — вмешалась старушка.
— И в правду! — выпалил он. — Вы голодны, Надежда Дмитриевна?
— Нет, спасибо, — ответила Надя. — Я не голодна. Я просто хочу знать, где я и что со мной?
— Как же, дорогуша? — удивилась Велина. — Вы вроде у нас и выглядите чудесно, только бледная очень.
— Бабушка, подождите, — перебил ее Сергей. — Что же вы хотите знать, Наденька? Спрашивайте, я отвечу на все ваши вопросы.
— То, что я в Воронеже и на дворе 1860 год, уже понятно, — траурно произнесла Надя. — А еще что-нибудь вы можете мне рассказать о вашем времени?
— О нашем времени? — поднял брови Сергей.
И тут Надю осенило, что эти люди не понимают, чего она от них хочет. Они казались такими реальными в этой обстановке и в этом времени, словно всегда тут находились. Она с ужасом осознала, что как раз здесь ей не место. Именно она каким-то странным образом очутилась в прошлом, да еще и в другом городе. Следующая мысль девушки была о том, что, наверное, не стоит сейчас говорить этим людям правду, наверняка они примут ее за сумасшедшую. И, наверное, ей надо немного осмотреться и понять вообще, что происходит. А уже потом решить, стоит ли говорить им все о себе? Возможно, правда о XXI веке не будет воспринята ими адекватно.
— Ну да, — замялась Надя, припоминая исторические факты, которые могли бы подтвердить ее нахождение непосредственно в этом веке. — Ведь император-батюшка в добром здравии?
— Конечно, — кивнула пожилая дама. — Александр Николаевич, как и прежде, на престоле.
— И вы живете в этой усадьбе, Сергей Михайлович, вместе с вашей почтенной бабушкой и крепостными слугами, — она печально улыбнулась старушке.
— Не только, с нами живут еще мой родной брат и шурин.
— Вы женаты? — подняла брови Надя, понимая, что, если есть шурин, должна быть и жена. Нахмурившись, она осознала, что для женатого человека Чернышев уж очень неприлично ведет себя с ней, а его взгляд невозможно призывный, страстный, явно не был платоническим.
— Я вдовец, — ответил тихо молодой человек.
— Вы такой молодой и уже вдовец?
Едва Дуня ушла, как на пороге ее спальни возникла приятная темноволосая старушка в темно-зеленом платье с рюшами и высокой прической.
— Как вы, дорогая? Обжились? — спросила Велина Александровна, проходя в комнату.
— Вроде. Спасибо вам за все, — ответила Надя приветливо и улыбнулась.
— Хорошо почивали?
— Очень крепко, благодарю вас, я чувствую себя как дома. Только, правда, дом очень уж велик, — добавила девушка.
— Сереженка прислал справиться о вашем здоровье. Он беспокоится о вас.
— А почему сам не поднялся?
— Неудобно ему. Смущать вас не хочет. К тому же вы совсем не одеты, как подобает.
— Наверное, вы правы, Велина Александровна, — печально заметила девушка, думая о том, что вчера молодого человека ничуть не смущал ее вид, а сегодня он отчего-то не хотел с ней встречаться. Наверное, она ни капли не понравилась ему вчера, и он предложил ей остаться в своем доме только из вежливости. И это осознание отчего-то вызвало в ее душе сожаление.
— Вы опечалились, дорогуша?
— Вовсе нет.
— Расстроились, вижу, — констатировала старушка. — Но не переживайте так. Вот приедет к вам мадам портниха, она сегодня утром обещалась быть. И к обеду сможете с ним увидеться.
— Но я не из-за него…
— Ну-ну, — закивала, хитро улыбаясь, Велина Александровна. — Он тоже делал вид, что относится к вам как к обычной гостье. А сам…
— А сам? — подхватила Надя.
— Чем дольше разлука, голубки, чем чувства сильнее будут, — ответила старушка.
— О чем вы? Я не понимаю.
— А мне так все понятно. Сказала теперь, чтобы хоть обеда обождал, чтобы увидеть вас. Он ведь сегодня почти не спал, все по спальне ходил и вздыхал, слышала из своей комнаты.
Отчего-то слова Велины Александровны вызвали у девушки некий трепет, и ей подумалось, что молодой человек не спал именно из-за встречи с нею, но это было, конечно же, глупо с ее стороны так думать. Однако бабушка графа вмиг убедила ее в обратном.
— Приглянулись вы Сереженьке, вот он и переживал всю ночь.
— Правда? Вы так думаете? — радостно спросила она, и ее сердце счастливо забилось.
— А то как же. Похожи сильно вы на Лидочку, покойную его жену. Такая же лицом и фигуркой с изяществом.
Это сравнение с умершей не понравилось Наде, нахмурившись, она произнесла:
— Велина Александровна, а фотография у вас… вернее, портрет покойной жены Сергея Михайловича у вас имеется? Я бы хотела взглянуть на нее.
— Есть один в ее спальне, хотя погодите, она же заперта. Еще в картинной галерее висит ее портрет, там она совсем молоденькая, лет восемнадцати, когда замуж за Сережу выходила.
— И вы могли бы мне его показать?
— Если пожелаете, Надежда, — кивнула Велина Александровна. — Вы, дорогая, кушайте побыстрее да портних принимайте. А после обеда мы с вами обязательно прогуляемся по усадьбе. Я вам все покажу. Вы согласны?
— Ой, я очень была бы благодарна вам, Велина Александровна. С балкона такой великолепный вид открывается. Я никогда не бывала в таких больших усадьбах.
.
Около девяти вновь появилась Дуня с большим серебряным подносом с едой и чаем.
— Принесла, барышня. Горяченькое все, кухарка только изжарила блины для вас.
— Благодарю, Дуняша, ты очень проворна.
— Вы, Надежда Дмитриевна, кушайте, пожалуйста, а то вас уже портнихи в парадной дожидаются, только что прибыли.
— А! Я сейчас, быстро. Скажи уважаемой мадам, что через пять минут я вниз приду.
— Зачем же? — удивилась Дуня. — Мадам портниха и ее девушка сюда поднимутся. Не по рангу вам самой к ним спускаться.
— Не смеши меня, Дуня, — ответила Надя, уже обмакивая горячий блин в сметану. — Какой ранг? — она замялась и тут же замолчала, понимая, что сказала лишнее. Но горничная удивленно округлила глаза и вымолвила:
— Как же, барышня? Сергей Михайлович еще вчера всех слуг собрал в людской и объяснил, что вы племянница его компаньона по делам. И чтобы все относились к вам как благородной барышне, потому как вы к этому привыкли.
— Так он сказал? — опешила Надя и, отметив, как Дуня кивнула, уже вздохнув, согласилась: — Хорошо, Дуняша. Я мигом съем два блина, а ты пока позови этих женщин, не надо заставлять их ждать.
— Слушаюсь, барышня.
.
Через четверть часа в спальне появилась модистка мадам Ломотье со своей помощницей, а за ними несколько слуг с большими коробками.
— Доброго здравия, барышня, — почтительно сказала модистка с сильным акцентом. — Я Жозефина Ломотье. Его сиятельство распорядился подобрать вам полный гардероб. Вам придется раздеться, и мы начнем.
— Спасибо, мадам, — ответила Надя.
До обеда время пролетело быстро, сначала с портнихами, потом с прическами и другими приготовлениями и облачениями. Дуня со знанием дела показывала и рассказывала все Наде, помогала, ведь при покойной хозяйке она выучилась всему отменно. Надя, делая вид, что все это прекрасно знает, с неистовым желанием училась всему: какие следует выбирать чулки под платье, как и в какой последовательности надевать многочисленные юбки, корсеты и панталоны, как, наконец, подобрать ленты в прическу в тон платья. Она впитывала все слова Дуняши как губка, понимая, что чем больше узнает, тем более реалистично сможет изобразить барышню девятнадцатого века, которой никогда не была.
Около половины второго она была полностью готова к обеду и теперь осматривала свое отражение в кокетливом платье, с высокой прической, которая придала ее лицу некую величавость и изысканность.
— Ты много знаешь и умеешь, Дуняша, наверняка Лидия Ивановна ценила тебя, — заметила Надя, улыбаясь горничной.
— Вы правы, Надежда Дмитриевна, хочу и вам понравиться, чтобы вы оставили меня подле себя.
— Ты мне уже нравишься, Дуняша, — кивнула Надя. — Лучшей горничной и пожелать нельзя. Ты очень помогаешь мне. — И тихо добавила: — Только тебе скажу. Я ведь провинциалка, в моде совсем не разбираюсь. Батюшка меня всю жизнь в деревне держал, в загородном имении, — придумала тут же девушка. — Не знаю всех премудростей столичных дам.
— Да и у нас тут не столица, — пожала плечами Дуня, в этот момент аккуратно складывая все принадлежности для прически в небольшую изящную шкатулку. — Однако Лидия Ивановна в Петербурге родилась, все тонкости дамские знала, уж такая она модница и щеголиха была, что все местные воронежские дамы подражали ей. Я уж многое от нее узнала.
— А ты меня научишь, Дуняша? Я очень благодарна тебе буду.
— Как прикажете, барышня, рада только буду помочь вам.
— Спасибо! А как ты думаешь, если я спущусь пораньше в столовую, это будет не по этикету?
— Отчего же, барышня? Но я бы не стала на вашем месте торопиться, дамы обычно чуть опаздывают к трапезе. Это негоже, чтобы они приходили первыми. Мужчины должны ожидать их.
— А когда же тогда идти?
— Ну через полчаса. Я как раз ваши платья уберу и после провожу вас до столовой. Вы же все равно не знаете, куда идти.
— Ох спасибо, тебе. Все же Господь любит меня, таких чудесных людей послал на помощь.
В этот момент на пороге спальни появилась бабушка графа.
— Вижу, вы готовы, дорогуша, — улыбнулась Велина Александровна. — Цвет платья вам к лицу, не такая вы бледная, как вчера. А я за вами. Пойдемте вниз, скоро трапеза, а после покажу вам дом, как и обещалась.
Нервничая и немного дрожа, Надя спустилась за Велиной Александровной вниз. Старушка шла медленно, и девушка была благодарна ей. Как-никак ей было непривычно ходить в столь длинном наряде. Она придерживала юбку, приподнимая ее, но не сильно, чтобы не споткнуться, но в то же время, не открывая ног, так объяснила ей Дуня. Мало того, Надя пыталась держать прямо спину и напрягать подбородок, чуть поднимая его вверх. Ведь, как заявила та же горничная, все барышни с рождения учились правильно держать себя, и только по походке и отменной осанке их отличали от простых крестьянских девиц или мещанок. А Надя очень хотела походить на эту самую барышню, это было залогом того, что она и дальше сможет остаться в этом богатом доме, и, возможно, этот «мажор» Сергей, как она ласково теперь звала его про себя, увидит в ней истинную дворянку, наподобие той, какой была его жена. Отчего-то ей хотелось понравиться ему, она помнила его горящий и добрый взор и боялась разочаровать его.
Они вошли в помпезную столовую с накрытым большим столом, а двое слуг в ливреях стояли рядом, готовые прислуживать. Часы на большом изразцовом камине как раз пробили два часа, но более никого в столовой не обнаружилось. Пригласив девушку на диван, Велина Александровна начала расспрашивать ее о семье. Надя, сославшись на то, что многого не помнит от удара головой, односложно отвечала, пытаясь не вызвать подозрений у старушки.
Взволнованная от предстоящей встречи с графом, девушка то и дело нервно теребила ткань платья и боялась, что Сергею Михайловичу не понравится ее вид. Но она надеялась, что он оценит ее теперешнюю внешность, ведь сейчас она походила на тех дам, с которыми он привык общаться.
— Пойдемте к столу, — велела Велина Александровна, когда часы пробили четверть третьего. — Видимо, Сережа занят, потому и не идет.
— Как жаль, — промямлила Надя опечаленно. Она так хотела увидеть его еще с утра, но все обстоятельства словно не позволяли ей этого. Почему она просто не могла пройтись по дому и найти его и поговорить. Но нет, в этом времени подобное выглядело бы не по этикету и вызвало бы осуждение окружающих людей. Оттого она подошла к столу и взялась за спинку стула. Но, мгновенно вспомнив кадр из исторического фильма, быстро убрала руки и позволила слуге, который стоял рядом, отодвинуть ей стул и, после того как она села, придвинуть обратно.
— Может, позже он все же составит нам компанию, — подбодрила ее старушка, тут же отчетливо считав расстройство девушки. — Григорий, голубчик, подавай суп.
.
Во время трапезы Надя пыталась копировать все действия бабушки графа и почти даже не опозорилась, если не считать однажды упавшей на пол вилки. На это Велина Александровна улыбнулась ей и продолжила есть. За столом молодой граф так и не появился. И Надя как-то печально вздыхала, неистово желая увидеть его.
Резко обернувшись, она вперилась взором в графа Чернышева, тот был в изысканном темном сюртуке, светлой рубашке с синим галстуком, светлых полосатых брюках и темных туфлях и стоял всего в трех шагах от нее, а она совсем не услышала его шагов.
Свежевыбритый и импозантный, с соблазняющей улыбкой на красивом лице Сергей Михайлович стоял, распрямив плечи, и его взгляд был до того горяч, что Надя вмиг смутилась, ощущая, как задрожали руки. Это было просто невыносимо, разве мог мужчина на нее так смотреть? С таким вожделением и призывом. Это было так непривычно и дико для нее, что Надя, которая редко смущалась, теперь опустила взор и глухо выдохнула:
— День добрый.
— Здравствуйте, Наденька. Я напугал вас? — спросил он тут же бархатным баритоном.
— Нет, — искренне улыбнулась она ему, поднимая глаза и осознавая, что за последние несколько лет он первый мужчина, которому ей хотелось улыбаться так открыто и радостно.
Отчего-то она чувствовала, что он не будет пользоваться ее искренностью и наивностью, и с ним не надо играть некие роли, например, соблазнительницы или стервы. Нет, она чувствовала, что он рад видеть ее настоящую: наивную, трепетную и душевную, — какой она была на самом деле, какой была в глубине души. И он явно бы не стал пользоваться этим ей во вред. Ведь его чистый теплый взгляд говорил о том, что она по-настоящему приятна и интересна ему.
— К сожалению, я был занят и опоздал на обед. Поверенный, видимо, вознамерился сегодня разрешить все дела на год вперед, — объяснил он свое отсутствие ранее за трапезой.
— Ничего страшного, — пролепетала она ласково.
— И, наверное, оттого что я жаждал вас увидеть. А когда чего-то сильно хочется, судьба отодвигает исполнение желания на более длительный срок.
От его слов по ее телу разлилось что-то очень теплое и ласковое, а от его горящего доброго взгляда она вся затрепетала.
— Как ваше здоровье? И сердце? — обеспокоился он.
— Спасибо, я хорошо чувствую себя сегодня. В вашем доме все так заботятся обо мне, что я позабыла о своих недугах.
— Я весьма рад этому, Наденька. — Он сделал пару шагов к ней и оказался в опасной близости. Вытянув руку, Сергей едва прикоснулся к оборке ее платья на правой груди. — Вы позволите?
Она поняла, что он хочет осмотреть ее сердце, и кивнула. Молодой человек улыбнулся ей и все так же, почти не касаясь ее, расправил ладонь, которая находилась в миллиметре от возвышенности ее груди, и прикрыл глаза. Какое-то странное ощущение легкого тепла вошло в нее в том месте, где едва прикасалась его рука, и уже через миг он резко распахнул глаза и вымолвил:
— Действительно, сегодня ваше сердечко бьется ровно и без сбоев.
Он стоял так близко, и смотрел на нее такими горящим глазами, что девушка взволнованно задышала. Она сглотнула и, решив разрядить напряжение между ними, спросила:
— Сергей Михайлович, как вам мое новое платье, нравится? Мадам Ломотье по вашей просьбе привезла сегодня.
— Очень милое платье и невероятно идет вам, Наденька, — улыбнулся он и, окинув взором ее фигурку в модном наряде, остановился на довольно глубоком вырезе.
— Спасибо.
— В этом платье вы как-то роднее для меня, — заметил он и, чуть склонившись над ней, протянул руку к ее воротничку и проворковал: — Вы позволите?
Она машинально кивнула, не понимая, что позволить? Но отчего-то под его ласковым взглядом была согласна на все. Осторожно он поправил оборку на вырезе ее платья на шее, которая чуть загнулась внутрь. Уже через миг он оказался совсем близко, и его взор стал просто обжигающим. Подчиняясь неистовому порыву, Надя тоже подняла к нему лицо и уже разомкнула губы, чтобы что-то спросить, подбирая слова, но ее голова была в некоем дурмане от его близости, и вместо вопроса она задрожала всем телом. Его близость действовала на нее чрезвычайно возбуждающе, хотя ранее она никогда не замечала за собой такого гипнотического воздействия мужчины на ее разум и тело.
— Знаете ли, я подумал, — произнес он над ней завораживающим баритоном, еще более склоняясь к лицу. — Мы могли бы прогуляться вечером…
— Я… — она не успела договорить, как в следующую секунду оказалась в объятиях молодого человека, а его губы стиснули ее рот очень нежно, но властно.
Отчего-то Надя не испугалась, а наоборот, почувствовала, что хочет того же. Ее существо неистово ждало его поцелуя. Не понимая, что делает, опьяненная и трепещущая, она положила руку на его плечо и сама притиснулась к его груди, отвечая на поцелуй.
В следующий миг он как будто опомнился и, чуть отстранившись от нее, страстно выдохнул над ее губами:
— Просите меня, Наденька! Я виноват. Я не должен был…
Его взор все так же обжигал ее, и он явно не чувствовал своей вины, потому что его руки все так же твердо прижимали ее к груди, а говорил он так, видимо, оттого что приличия этого требовали…
— Нет, ничего не говорите, — она прикрыла его рот пальцами, ощущая, как все ее существо наполняется счастьем от его близости.
Мгновенно считав ее внутренний призыв, он все же выпустил ее из объятий и, обхватив ее руку ладонью, начал осыпать ее пальцы поцелуями, склонив голову. Вновь подняв голову, он, улыбаясь, спросил:
Спустя час с небольшим Сергей появился в приемной и, улыбнувшись девушке, увлек ее вновь на улицу. Они направились на двуколке, далее по своему маршруту и спустя полчаса оказались у дома призрения, в котором обитали старики и калеки. Со слов Чернышева, Надя поняла, что граф был попечителем и содержателем этого заведения, а три года назад подарил это довольно просторное двухэтажное здание городу. Потому здесь графа считали за благодетеля, ибо ежегодно он выделял довольно значительные деньги для содержания этого богоугодного места.
Когда они вошли в парадную, их встретил один из служащих и тут же, раскланявшись, побежал за главным смотрителем заведения, оставив молодых людей в небольшой прихожей.
В доме призрения они провели около двух часов. И Надя было искренне удивлена тем, с каким почтением и добротой смотрят все обитатели этого приюта на Сергея Михайловича. Начиная от главного смотрителя до последнего служащего, все относились к молодому человеку очень радушно, можно сказать, трепетно. Даже калеки, которых они посетили, говорили с графом дружелюбно и глубоким уважением. Это было удивительно для Нади, потому что она думала, что нищие несчастные люди могут лишь завидовать богатым, но в этом заведении это было не так. Граф же, в свою очередь, тоже был мил и великодушен и по-доброму говорил со всеми, кто этого хотел, не разделяя людей по каким-либо параметрам.
Чуть позже они вышли из дома призрения и направились к своей коляске, Наденька, которая шла, опираясь на локоть графа, вдруг не удержалась и заметила:
— Вас здесь очень любят.
— Вы это заметили, Наденька?
— Да. И это удивительно. Я думала, богатым только завидуют, а за спиной ругают.
— Ни разу никто не ругал меня.
— Скажите, Сергей Михайлович, этот дом призрения вами построен, как я поняла?
— Да, на мои сбережения.
— А еще для города вы что-нибудь строили? Дарили?
— Конечно, а как же, — кивнул он просто. — Детскую больницу на Алексеевском спуске, еще мост через реку у городской черты. Я, знаете ли, люблю, когда денег хватает на все мои проекты.
— И вам не жалко тратить свои деньги на все это?
— Мои деньги?
— Ну, ваши богатства?
— Нет, — не задумываясь ответил он. — Тем более это не мои богатства, как вы выразились, милая. Богатые люди поставлены Господом на эту землю затем, чтобы помогать обездоленным и малоимущим, разве не так?
— Ну, не знаю, — немного опешила она от его речей.
— А я знаю. Чем больше отдаешь и делаешь добра, тем более тебе и возвращается.
— Но вы могли бы потратить эти деньги на себя.
— И купить вместо одной коляски три? — пошутил он. — Не думаю, что это мне надо. Ведь седалище у меня одно.
— Вы удивительный человек.
— То же я могу сказать и о вас, Наденька.
— Нет, я обычная.
— Неправда. Вы восхитительная, трепетная и очень красивая. И я чувствую вашу душу, она искрящаяся, ласковая и теплая…
После таких красивых слов Надя затрепетала и ощутила, что если и дальше так пойдет, то она втрескается в этого мужчину, который был ну просто нереальным принцем из сказки.
Они подошли к коляске, и он подал ей руку, чтобы помочь подняться на подножку. Но она, запутавшись в непривычной юбке, оступилась и едва не упала. Сергей проворно придержал ее за талию.
— Ох, спасибо, — улыбнулась она. — Что-то я замечталась.
— Осторожнее, Наденька, — ответил он, но она подумала, что вряд ли он понял, отчего она запнулась, ведь ей было непривычно в этом длинном платье.
Когда же она вновь встала на ноги, Чернышев не опустил своей руки с ее стана, а наоборот, еще сильнее притянул к себе. Она подняла на него лицо и опять утонула в его поглощающем завораживающем взгляде. Ощущая, что он вновь хочет поцеловать ее, она сама подалась к нему всем телом, но тут рядом закричали игравшие мальчишки. Момент был упущен, и Сергей мгновенно опомнился и чуть отодвинулся от нее.
— Простите, — произнес молодой человек.
В следующий миг он умело и легко приподнял ее над землей, прижав к себе за талию, быстро взобрался по подножкам и поставил девушку в коляску. Опешив, она быстро плюхнулась на сиденье и вымолвила:
— Благодарю.
Сергей уселся рядом, захлопнув дверку и взяв в руки вожжи. Бросив на девушку внимательный, обеспокоенный взгляд, он сказал:
— Простите, Наденька. Но мне очень этого хотелось.
— Э, — она замялась, понимая, что для него и этого века то был вызывающий поступок, ведь все произошло на людях, а они не женаты.
— Я должен извиниться, мое поведение, конечно, странно и недопустимо, я знаю о том. Но что-то со мной происходит, — дернув вожжи, он подхлестнул лошадь. — Я и сам не понимаю. Едва приближаюсь к вам, как меня охватывает… — он замялся.
Надя из-под ресниц внимательно смотрела на него, сама пребывая в смущении от его поведения и слов. Никогда такого не было, чтобы мужчина, находясь на близком расстоянии, пытался немедля прикоснуться к ней.
Отчего-то Наде совсем не хотелось спать. Теперь она стояла в одной ночной сорочке, доходившей ей до пят, на своем небольшом балкончике и вдыхала легкий аромат душистых летних трав и цветов, окидывая трепетным взором окружающий ее пейзаж. Уже было около полуночи и ночной мрак спустился на сад и окрестности усадьбы. Но девушка мечтательно вспоминала события сегодняшнего дня и чувствовала, что этот новый мир, точнее, давно минувший век встретил ее хорошо и приветливо.
Весь ее день прошел как в каком-то необычном историческом кино: с изысканными старинными нарядами, с увлекательной поездкой в двуколке, с изучением жизни, протекавшей два века назад, трапезами в огромной зале дворца и с людьми, которые изъяснялись очень вежливо, даже тогда, когда им хотелось послать друг друга на три буквы. Именно это и ощутила она, когда Сергей и Аркадий спорили за столом.
Все эти впечатления вызывали в ее сердце некую эйфорию, и, она словно ребенок, которого вывезли в сказочную страну, смотрела на все с диким восторгом. Но более всего во всем этом ее впечатлял граф Сергей, который уже так прочно вошел со своим мужским шармом в ее сердце, что Надя опасалась неистово и дико влюбиться в молодого человека, который казался ей идеальным. Его мужественная красота, чудесный характер, добрые глаза и трепетное отношение к ней были до того привлекательны, что она в эти два дня боялась поверить в реальность существования подобного мужчины. Нет в их XXI веке таких мужчин точно не было, по крайней мере, она таких ни разу не встречала.
Лишь одно омрачало эту сказочную историческую реальность — смерть жены графа Лидии. Причем смерть эта была странной и уж очень подозрительной. Надя любила читать и смотреть детективы в своем времени, особенно Агаты Кристи. И ей отчего-то казалось, что умерла графиня неспроста, на это указывало и то, что до сих пор тело ее не было найдено. За два неполных дня Надя отметила не менее двух человек, которым явно было на руку исчезновение графини.
Первой подозреваемой числилась у Нади неприятная экономка, а вторым — Аркадий Бакунин. Марья Степановна была по уши влюблена в молодого графа, ибо ее страстные взоры за ужином девушка отчетливо заметила, а второй наверняка был одержим получением наследства. Но самым печальным был тот факт, что несколько людей открыто обвиняли ее притягательного сексуального Сережу в убийстве жены. Но Надя не думала, что к убийству жены он причастен. Его взор был слишком открыт и добр, чтобы он смог причинить кому бы то ни было вред.
Она долгое время стояла у перил балконной балюстрады, размышляя над всем, что случилось с ней за эти двое суток, как вдруг невольно увидела сбоку в окнах дворца странный свет. Ее балкон располагался во внутреннем дворе особняка. Здесь было тихо и более спокойно, чем в комнатах, выходящих окнами на шумную улицу, которая простиралась в трехстах метрах от дома за чугунной оградой. С места, где она стояла, хорошо просматривалось правое крыло дома, возведенное перпендикулярно главному фасаду.
Неожиданно девушка заметила в окнах второго этажа правого крыла свет. Было явственно видно, что кто-то идет через анфиладу комнат со свечой или канделябром в руке, и свет перемещается вперед, переходя из одной комнаты в другую.
Удивленно следя за огоньком, Надя нахмурилась, не понимая, кто это мог быть. Ведь и Велина Александровна и Дуня ее заверили, что в том крыле никто не живет, и прибираются там только один раз в неделю, а все комнаты закрыты на замок. Однако этот кто-то шел по коридору, но зачем? Это точно не была одна из горничных, которые ходили туда убираться, потому что стояла полночь, но кто тогда? Надя не понимала, но очень хотела понять. Свет достиг крайних окон и исчез. Девушка же напряженным взором смотрела на то последнее окно, где свет погас, ожидая чего-то. Но более ничего не произошло.
Простояв на балконе около получаса и чуть озябнув, Надя вошла в комнату и, потушив свечу, стоящую на прикроватном столике, легла на широкую постель. Белье на кровати было накрахмаленным, но на удивление шелковистым, и девушка, уже засыпая, думала о том, что в эти времена, где не было электричества и водопровода, люди знали какие-то хитрости, позволяющие сделать подобное чудо с простынями и наволочкой, отчего ей казалось, что она лежит в мягком воздушном облаке, обволакиваемая нежной тканью.
.
Она ощущала, что ноги и руки не слушаются ее, и она лежит на некоем твердом ложе, похожем на плоский холодный камень. Глаза ее были закрыты, и Надя как будто смотрела на себя со стороны. Недвижимая в своем выпускном платье, она находилась на камне в небольшой комнатушке, а над ней стоял лохматый старик. Он был одет в простую, оборванную одежду, в темные штаны и свободную подпоясанную рубаху. Старик склонялся над ней, словно рассматривая, и Надя вновь перенеслась в тело, лежащее на камне. И тут она распахнула глаза и увидела его морщинистое лицо, отталкивающее, с горящими глазами. Он поднял руку, прикоснувшись к ее лицу, и Надя инстинктивно ощутила дикий страх, который пронзил ее существо. Ее губы раскрылись, и из ее горла вырвался яростный крик.
Надя отчаянно завопила и, тут же проснувшись, села на кровати. У комода стояла Дуня, которая аккуратно и тихо раскладывала ее белье в верхнем ящике комода. Надя уставилась осоловелым взором на горничную, которая испуганно смотрела на нее, и поняла, что это был всего лишь кошмар.
— Вам приснилось что-то плохое, барышня? — спросила участливо Дуня, оставив белье и быстро подойдя к кровати.
— Да... — кивнула та и упала обратно на подушку, прикрыв глаза и благодаря ангела-хранителя за то, что это всего лишь дурной сон.
На улице стало прохладно, и Надя решила подняться в свою спальню, чтобы взять шаль. Она как раз проходила по коридору мимо комнаты покойной жены графа и нечаянно увидела, что дверь чуть приоткрыта. Этот тут же привлекло внимание девушки, и она приблизилась к приоткрытой створке, осторожно заглянула внутрь. Комната показалась ей пустынной, и она, обернувшись, отметила, что в коридоре поблизости никого нет. Отчего запертая комната была отворена, она не знала.
Желание заглянуть в запретную комнату, чтобы большее узнать о бывшей жене графа, мгновенно овладело Надей, и она, осторожно приоткрыв дверь, вошла. Тут же приметила широкую кровать с кремовым балдахином, секретер у окна, картину-пейзаж на стене и... тут раздался шорох сбоку. Девушка испуганно повернулась на звук и едва не вскрикнула. С другой стороны, у постели, почти сливаясь с деревянной стойкой кровати, замер мужчина. На краткий миг ей показалось, что он, поднеся к лицу, нюхал подушку и в следующую секунду, когда заметил Надю, осекся.
Тощий, в коричневой униформе, недвижимый мужчина лет тридцати с узким лицом и чуть выпученными глазами показался Наде очень странным.
— Ой! Вы напугали меня! — выпалила она нервно, теперь понимая, отчего сразу не заметила его. Ведь его костюм или форма была того же цвета, что и коричневые стойки кровати.
Мужчина же замер и как-то испуганно смотрел на нее, так и прижимая к себе подушку. Не прошло и минуты, как он вперился в девушку диким взором и глухо прохрипел:
— Лидия Ивановна, вы вернулись!
— Я не… — не успела произнести она, как мужчина бросился к ней, по пути кинув подушку на кровать, и неистово воскликнул уже рядом:
— О моя богиня! Я так ждал вас! Я верил, что вы живы! — Он схватил руку Нади и начал яростно целовать пальцы, но уже через секунду, как будто опомнившись, в ужасе вскричал: — Простите меня! Простите, что я не встретил вас должным образом!
Он упал на колени перед ней и, схватив край ее платья, начал целовать.
— Да вы что?! — возмутилась Надя, попятившись от него и вырывая подол из цепких пальцев. — Вы ненормальный?
— О моя богиня! От вас все слова словно музыка! — продолжал он свою странную речь и начал на коленях ползти к ней, сложив руки перед собой в молящем жесте.
— Что вам надо?! — испуганно крикнула она, пятясь, но он неумолимо полз за ней. Окончательно оторопев от его поведения, она строго приказала: — Отстаньте от меня! Отстаньте!
На ее крик через пару минут в комнате появилась Дуня. Тут же оценив ситуацию, горничная подбежала к мужчине и начала трясти его за плечо.
— Капитон Ильич, опомнитесь! Это не Лидия Ивановна! Это другая женщина! — резко закричала она ему в ухо.
— Неужели?! — вымолвил он, и его глаза округлились. Посмотрев через плечо Дуни, он вновь вперился взором в Надю. — Кто же вы?
— Я гостья Сергея Михайловича. Мое имя Надежда.
— А-а-а-а, — протянул он. — Но я вижу, что от вас идет свет, такой же, как от богини Лидии! Ваша горловая чакра активирована!
— Капитон Ильич, может, хватит этих баек о потустороннем мире?! Вы пугаете всех! — раздался голос в дверях. На пороге комнаты возникла Марья Степановна.
Надя тут же схватила за руку Дуню и, чуть оттащив ее от ненормального мужчины, на ухо шепнула:
— Он не в своем уме?
— Ну да, — кивнула горничная и шепотом добавила: — Немного есть. После смерти Лидии Ивановны помешался. Он уж очень любил ее.
— Я все слышу! Я не сумасшедший, Авдотья! — взвился мужчина, вскочил на ноги и как-то смешно замахал руками. — Вы все радовались ее смерти! А я до сих пор страдаю по ней!
— А мне хотелось бы узнать, отчего дверь в комнату графини отворена? — властным тоном спросила экономка. — Это вы, Капитон Ильич, открыли ее и нарушили запрет?
— Да Я отворил! — ответил он с вызовом. — Я хотел вспомнить нашу богиню!
— Какую еще богиню, сударь?! Вы точно не в своем уме, — возмутилась Марья Степановна.
На это Дуня прыснула от смеха, а Надя нахмурилась.
— И вы, Надежда Дмитриевна, отчего здесь? — обратилась экономка к Наде. — Разве вам не было сказано, что не следует заходить сюда?!
— Но дверь была отворена, — попыталась оправдаться девушка.
— Думаю, надо забрать у вас ключи от этой спальни, Капитон Ильич, — заявила Марья Степановна с угрозой, приближаясь к мужчине. — И вообще, хотелось бы знать, откуда они у вас? Ведь одни у меня, а вторые у графа!
— Я не отдам! — выпалил Капитон и тут же, увернувшись от экономки, побежал прочь из комнаты, едва не сбив с ног Дуню.
— Нет, вы отдадите! Я не позволю нарушать запрет хозяина! — процедила Злоказова и бросилась вслед за мужчиной вон из спальни графини.
Дуня снова улыбнулась, явно забавляясь происходящим, и сказала:
— Пойдемте отсюда, Надежда Дмитриевна, а то сейчас эта крокодилица вернется и опять недовольна будет.
— Нет, Дуня, погоди. Я хочу посмотреть здесь все.
— Зачем?
— А вдруг что интересное увижу.
Поутру она трапезничала только с графом, потому что его бабушка нехорошо себя чувствовала, а Марья Степановна была занята хозяйственными делами и уже поела на кухне. Граф Сергей много шутил, улыбался и говорил ей комплименты. А Надя таяла под его страстными взорами и чувствовала себя совершенно счастливой.
После трапезы молодой человек извинился, что не может прогуляться с девушкой, так как к нему должен прийти визитер по важному делу. Но едва Надя, высказав сожаление по этому поводу, решила выйти из столовой, граф без предисловий заключил ее в объятия и страстно поцеловал. Она тут же ответила на его поцелуй, и они долгое время осыпали друг друга страстными ласками в пустой столовой, и прервал их вошедший слуга. Сергей отчего-то даже не смутился и, медленно выпустив девушку из своих объятий, поцеловал ей ручку, заметив, что будет скучать без нее.
Вся трепещущая и напевающая радостную песенку, Надя пребывала в эйфории от нового сладостного чувства к молодому человеку, которое захватило все ее существо, почти перепрыгивая через ступеньки, она поднялась наверх, в спальню Велины Александровны. Справившись о здоровье старушки и получив от нее заверения в том, что самочувствие уже лучше и к обеду она обязательно спустится, Надя направилась гулять в сад.
Погода стояла чудесная: нежаркая, солнечная, с легким свежим ветерком и красивыми барашками белых облаков на лазоревом небе. Сегодня одетая в модное платье из голубой кисеи, Надя опять чувствовала себя героиней старинного романа. И это ей очень нравилось. Она крутила на плече открытый кружевной зонтик, который поутру подарил ей граф Сергей, и почти не прикрывалась им от солнца, как было положено по этикету, а держала только для того, чтобы изображать из себя барышню.
Сад Надя обошла несколько раз, рассматривая причудливые цветники, явно высаженные в определенной последовательности, да так, чтобы бутоны сочетались друг с другом и оттенком, и формой, заглянула во все укромные уголки и с удовольствием подышала запахом распустившихся яблонь. Уже через час она подошла к самой ограде к концу сада. Здесь был устроен квадратный боскет со скамейками, увитый плющом. Закрыв зонтик, девушка села на одну из чугунных, выкрашенных белой краской скамеек, положила рядом зонтик и, мечтательно подняв голову, начала рассматривать облака, бегущие по небу. Она думала, что здесь чудесное место и она никогда в таком не бывала. Тишина, шум листвы и стрекот цикад навевали на нее умиротворенные легкие мысли.
И эта непривычная ей роль дворянки, которую она играла уже три дня, совсем не тяготила. Она понимала, что ей надо найти кого-то, кто бы мог объяснить, отчего она оказалась в другом времени, почти два века назад. Хотя бы эту вдову. Но отчего-то ей, как и накануне вечером, не хотелось возвращаться в будущее. Здесь было все так хорошо и приятно, а люди, которые окружали, невероятно нравились ей. Потому она быстро отогнала от себя неприятные думы о возвращении домой, решив еще хоть пару деньков пожить в этом сказочном сне, где все дышало любовью и заботой.
Она долго сидела на скамье и мечтала о будущем, почему-то ассоциируя его именно с графом Сергеем. Она думала о том, как было бы чудесно остаться рядом с ним навсегда, ведь молодому человеку она была явно интересна, если не сказать больше, а уж его близость вызывала у Нади неистовое страстное чувство.
В этот момент она заслышала скрип шагов неподалеку на гравийной дорожке. Повернула голову, но из-за плотного полутораметрового зеленого боскета ничего не увидела. Невольно привстав со скамьи, Надя вдруг отметила промелькнувшую голову графа Сергея, который быстро прошел мимо зеленой изгороди и последовал дальше. Она хотела окликнуть, но граф так стремительно удалился, следуя по дорожке, что девушка только посмотрела ему вслед и отметила, как он свернул на другую дорожку.
Заинтригованная вопросом, куда это спешит молодой человек, она последовала за ним, думая о том, что далее чугунная решетка сада и выхода нет. Да и вокруг было пустынно. Она не могла быстро идти из-за непривычной дамской одежды и пыталась выше поднимать длинную юбку. Надя едва вышла за высокие кустарники, как заметила графа в трех десятках шагов впереди. Он стоял у широкого раскидистого дуба, росшего прямо у края сада и своим широким стволом упирающегося в чугунную ограду.
Надя резко остановилась, не понимая, зачем подошел к дереву Сергей, и вдруг увидела, как он, достав из кармана что-то небольшое, положил вещь в дупло дуба. Потом оглядел улицу и уже почти повернулся назад, как девушка стремительно отпрянула за кустарники. Некое чувство подсказало ей, что не надо, чтобы граф ее видел. Осторожно выглядывая за густую поросль боскета, она отметила, что Чернышев направился обратно, и невольно чуть присела, чтобы он ее не заметил. Уже через минуту Сергей прошел мимо боскета, где находилась девушка, и устремился быстрым шагом в сторону дворца.
Любопытство и дикое желание выяснить, что происходит в этом доме, толкнули Надю на очередной нелицеприятный поступок, и она направилась к этому самому дубу. Подойдя к дереву, она действительно увидела вверху дупло со стороны ограды. Вмиг встав на цыпочки, чтобы достать, она просунула руку внутрь углубления и начала шарить там. Сергей был почти на голову выше ее и потому достал свободно. Ей же пришлось стоять в неудобной позе, вытянувшись вверх, и наощупь искать то, что она плохо разглядела издалека. Не прошло и минуты, как Надя наткнулась на лист бумаги. Вытянула его и развернула небольшую записку. В ней была всего одна фраза:
«Сегодня в 23.30, там же, где и всегда».
Девушка нахмурилась, не понимая только одного: там же — это где? И вообще, зачем граф Чернышев клал записки в дупло? Почему нельзя было оправить почтальона или слугу с посланием к адресату? Но самое интересное заключалось во времени — это было то самое время, когда она последние два вечера видела перемещающийся свет в правом крыле. Она мгновенно сложила вместе время в записке и время перемещений свечи, и ей стало не по себе. Видимо, эта загадка со светом была связана именно с графом. В этом она теперь не сомневалась.
Наши самые жуткие страхи могут воплотиться в
реальность, если мы не научимся растворять их
энергией любви еще на уровне своих мыслей…
.
В тот вечерний час Надя сидела на качелях в тени неподалеку от дома. У нее была книга, и девушка пыталась заставить себя читать, но проблемы Эсмеральды казались ей далекими по сравнению с переживаниями, которые точили ее существо. Она жила в усадьбе уже четыре дня, и с каждым днем странности обитателей усадьбы и загадки этого места все увеличивались. Она очень хотела разгадать их, но не могла. И это не давало ей покоя. Потому чтение книги не продвигалось, а она смотрела перед собой и размышляла.
Не прошло и получаса, как около нее появился граф, как и обещал. Спросив разрешения у девушки, он остался стоять рядом, опершись плечом о высокий столб и рукой чуть покачивая качели, на которых сидела Надя. Они некоторое время говорили об отстраненных вещах, таких, как погода и предстоящая поездка Сергея в Москву на будущей неделе, но девушку так и подмывало спросить молодого человека совсем о другом. Все же, не выдержав внутреннего напряжения, она вдруг произнесла:
— Сергей, могу я задать тебе вопрос?
— Конечно, Наденька.
— Марья Степановна мне сказала, что в правых комнатах дворца никто не живет. Это так?
— Да.
— Но вчера вечером я видела там в окнах свет. Словно кто-то шел по коридорам с зажженной свечой.
— Неужели? Скорее всего, тебе показалось.
— Два раза подряд? Не думаю. Все же кто-то туда, наверное, ходит? Но я не понимаю, отчего поздно вечером?
— Не думаю, что это так, Наденька. Тебе явно показалось. Туда вряд ли кто ходит, тем более, как ты сказала, поздно вечером.
— Но это так, Сергей! — выпалила она. — Отчего ты меня обманываешь?
Он долго смотрел на нее пронзительным взором, и она видела, что он о чем-то напряженно размышляет. Лишь через минуту он тихо вымолвил:
— Мне кажется, что ты напридумывала в своей хорошенькой голове нечто, чего на самом деле не существует. Ведь так?
— Может быть, но все же…
— Уверяю тебя, все это глупости, — перебил он и улыбнулся. — Не надо тебе об этом думать, поверь мне. И вообще, зачем ты следишь за какими-то окнами? Для чего не пойму?
— А если мне интересно все, что происходит в этом доме?
— Что же?
— Как, например, погибла Лидия Ивановна.
— Кто тебе сказал, что она погибла? — поднял он брови. — Мы не можем этого знать наверняка.
— Но мне так кажется.
— Никто не знает до сих пор, что с ней стало. И это очень печалит меня. А вдруг она и вовсе жива?
— Как это? — уже опешила Надя.
— Да так. Поверь мне, Наденька, я перерыл все что можно, вымотал нервы всем людям и полиции, сам искал, как безумный, день и ночь. Но ничего! Ничего не нашел. Даже зацепки, куда она могла деться. И порой мне кажется, что к этому делу приложила руку нечистая сила.
— Нечистая сила?
— Да. Этот колдун куда-то явно спрятал ее. И весь этот год я жил только надеждой на то, что, возможно, она жива. Но теперь думаю, что все же он забрал ее для темных дел. И подозреваю, что он сделал с ней нечто скверное. И ее уже не спаси…
— Колдун?
Он замялся, поняв, что сказал лишнее.
— Не думаю, что тебе следует об этом знать. Я не должен был говорить этого. Подумаешь еще, что я не в себе. Но поверь, я еще никогда не был так прав, как сейчас.
— Я ничего не поняла, Сергей. Но, если можно, я бы хотела знать про этого колдуна. Ты думаешь, есть некий колдун, который украл твою жену?
— Да. И он точно имеет отношение к темным или потусторонним силам. Иначе как объяснить то, что, едва я нападаю на его след, он исчезает, как дым, и я опять не могу выяснить правду.
— Но с чего ты решил, что этот колдун украл ее?
— Перед исчезновением Лидия говорила о некоем колдуне, которого видела пару раз и который зазывал ее к себе в дом, чтобы якобы очистить ее тяжелую карму.
— Это было на самом деле, или ей привиделось? — уже холодея от слов Чернышева, пролепетала она.
— Не знаю. В этом-то и есть главная загадка. Она говорила это очень четко, но в те моменты, когда произносила слова про колдуна, пребывала в каком-то странном состоянии, словно заторможенная.
— Как от наркотика?
— Что-то вроде того, как одурманенная.
— Ты сказал, что напал на след этого колдуна, и где же?
— Прости, Наденька, — перебил он ее. — Но более я ничего рассказывать тебе не буду. Чувствую, что это будет опасно для тебя. Я не хочу, чтобы ты так же пострадала.
— Но отчего я должна пострадать? — удивилась она.
Тут в ее мыслях всплыло воспоминание о жутком сне, который она видела на днях. В нем какой-то мерзкий старик наклонялся над ней, когда она лежала на пологом камне, и протягивал руку, он был невероятно похож на колдуна. Эта страшная догадка привела девушку в волнение, и она поняла, что граф явно знал что-то такое, чего она не понимала, а ее кошмар, скорее всего, был тому подтверждением.
Молчание за завтраком угнетало Надю. Поутру они сидели в столовой втроем с графом и его бабушкой, экономка опять была занята, а Аркадий уехал ни свет ни заря, именно так доложил Велине Александровне слуга. Граф Сергей, как и обычно, находился во главе стола, по правую руку от него восседала старушка, место слева пустовало. Еще в первый день ей объяснили, что это стул графа Никиты, брата-близнеца Сергея Михайловича, второго хозяина дома, который нынче находился в Петербурге. И единственный раз на этом месте сидел Аркадий в тот вечер, когда ссорился с Сергеем. После Аркадий не трапезничал со всеми и постоянно отсутствовал дома, иногда даже не приходя на ночь.
Надя занимала место рядом с пустым стулом графа Никиты и чувствовала себя несчастной.
Сергей хоть и говорил приветливо, но был очень сдержан по отношению к ней сегодня. И со вчерашнего разговора в саду не искал более уединенного и интимного общения, это причиняло ей страдания. Казалось, что он наказывает ее за необдуманные слова в саду. К тому же ее точила ревность к этой непонятной даме, и Надя чувствовала, что про нее наверняка знает Велина Александровна, которая вчера почти в приказной форме выдворила ее из правого крыла и явно пыталась скрыть встречу графа с этой дамой.
Надя чувствовала себя обманутой и не понимала, зачем первые четыре дня Чернышев вел себя с ней так душевно, страстно и романтично, а теперь превратился в молчуна, который то и дело останавливал свой взор на ее лице, поджимал губы и вздыхал. Мысли девушки пошли дальше, и она вдруг подумала о том, что, вероятно, любовница графа узнала о его влечении к ней Наде и пригрозила ему разрывом отношений, именно поэтому Сергей был так холоден. Ведь позавчера поутру он встречал ее у дверей спальни, и они вместе шли на завтрак. А сегодня перед трапезой как-то дежурно чмокнул руку и тут же отошел к слуге, который принес в это время свежие «Ведомости».
Она ничего не понимала в его поведении, но жаждала понять, ибо чувствовала, что влюбилась в графа страстно, неистово и горячо. Терзаясь и кидая печальные взоры на молодого человека, Надя решила попробовать вернуть ту душевную связь, которая была между ними еще недавно.
— Я хочу сегодня пойти к модистке. Это возможно? — спросила она.
— Как вам будет угодно, Надежда Дмитриевна, — ответил Сергей, который в этот миг мешал сахар в своем кофе. Ответ на «вы» вызвал в сердце Нади дрожь, и она вздохнула, понимая, что он все еще не хотел примирения.
— Только я не знаю, где находится лавка, — сказала девушка, рассчитывая на то, что граф предложит ей свое общество, чтобы помочь в прогулке по магазинам. Ведь позавчера он сам вызывался сделать это, но тогда Надя отказалась.
— Вы хотите что-то прикупить, милочка? — поинтересовалась Велина Александровна, ее лицо было сегодня приветливо и добро, как и всегда. И следа не осталось от той вчерашней строгости и властности, с которой она говорила с Надей в правом крыле.
— Да. Я бы хотела купить шляпку к платью цвета шартреза, а то ни одна не подходит.
— Тогда вам надо к шляпнице. Ее лавка на центральной улице, третье строение, — ответила старушка.
— Запишите покупки на мое имя, — коротко бросил Чернышев каким-то безразличным тоном.
— Вы не хотели бы прогуляться до центра со мной, Сергей Михайлович? — попросила девушка, устремив на него нежный взгляд, надеясь только на то, что наедине по дороге она сможет заслужить его прощение, и, может быть, он вновь станет ласков с ней. — А то, боюсь, я заблужусь.
— К сожалению, у меня назначена встреча на два часа, — отрезал он холодно. — Возьмите с собой вашу горничную, она приведет, куда следует, или кого-то из слуг.
Опустив глаза в тарелку, Надя окончательно скисла и подумала о том, что родилась не для счастья. Вот еще день назад ей казалось, что судьба дала ей шанс на радостное будущее, послав этого чудесного мужчину, но теперь она ощущала, что Чернышев не так уж и хочет быть с ней, раз одна необдуманная фраза вмиг порвала всю их чудесную душевную связь.
— Может, поедите в экипаже, Надежда? — предложила старушка.
— А эта лавка далеко?
— Нет. Около версты пешком — и выйдете на центральную улицу, — ответила Велина Александровна.
— Я пойду пешком, прогуляюсь по городу и заодно осмотрюсь.
— Ну, как знаете, милочка.
Граф так и молчал, лишь слушал разговор женщин. Оставшуюся трапезу более никто не говорил.
.
Вся в расстроенных чувствах Надя пошла в лавку одна. Дуняша была в отгульном дне, а кого-то из слуг она не хотела обременять. Наверняка у них были свои дела и заботы. Она решила просто спросить у прохожих, куда идти. Так и получилось. Отойдя от усадьбы на довольно приличное расстояние, она увидела паренька, скорее всего, сына какого-то рабочего или крестьянина, который указал ей верный путь. И уже через полчаса девушка вышла на нужную улицу, еще пару раз спросив дорогу.
Повернув за угол и выйдя на широкий проспект, она осмотрелась. Лавки и магазины вытянулись по двум сторонам улицы, и она немного стушевалась. Поняла, что, видимо, придется или обойти все, или кого-нибудь спросить. Жаль, что она не дождалась Дуняшу после обеда.
Прохожих было немного. Невольно она задержалась взором на сухощавой фигуре господина в модном зеленом сюртуке и светлых бриджах, находящегося в трех десятках шагов от нее на мостовой. Он стоял у темной наемной коляски, в которую садилась дама в светлом простом платье и трое ребятишек лет трех-пяти. Мужчина подал женщине последнюю картонную круглую коробку и закрыл дверцу. Дама все пыталась успокоить малышей, которые вертелись на сиденьях. Мужчина велел кучеру трогать, и кучер стегнул лошадей. Карета поехала, а мужчина остался стоять на улице, провожая карету взглядом.