Дар повешенного

Инсара

Глава 1. Инсара

Что-то меня разбудило. Луч солнца. Даже сквозь опущенные веки я почувствовала ласковое тепло, пробежавшее по лицу и открыла глаза. Ветер обрызгал меня солеными капельками воды. Ветер. Когда я села, проказник не угомонился, подул еще сильнее так что мои волосы взвились вверх, окутав голову светлым облаком.

Я медленно огляделась. Взгляд падал куда-нибудь и только через несколько мгновений я осознавала, что это и как это называется. Как белый лист с постепенно появляющимися на нем картинками.

Передо мной было бесконечное бурлящее море, сзади луг с редким высоким кустарником, переходящий в темный лес, за которым виднелись горы. Песчаный берег, длинной ниткой убегающий в обе стороны вдалеке упирался в серую громадину скал и стен. Город. Там был город. Название… не знаю. Местность… то же самое. В голове была полная пустота. Что за ерунда? Ну не может такое быть. А я кто? Тоже не помню

Посмотрела на свои ладони, нежные молодые, руки без мозолей аккуратные, с коротко подстриженными ногтями. Чуть выше подтянула длинную юбку. Обуви нет, но босые ноги чистые. А как я тогда сюда добралась? Рассмотрела и пощупала платье. Светло серое, простое, но новое и из хорошего материала, промокшее правда от морских брызг. Так, карманы… что это? Записка? «Найди Рихтера». И все? Кто такой Рихтер, где его искать, и самое главное, кто я такая? Хоть какая-нибудь маленькая деталь из прошлой жизни. Ни одной зацепки. Цепочка? Кольца, браслеты? Ничего! Один бумажный огрызок с двумя каллиграфически, выведенными черными чернилами, словами.

Ветер пригнал очередную тучу и в воздухе запахло дождем. Нужно вставать и, наверное, куда-то идти. Еще раз покрутив головой, я, присмотревшись, заметила недалеко, бьющуюся о прибрежные камни, брошенную кем-то лодку с упавшим в воду парусом.

— Может я на ней сюда приплыла, — промелькнула у меня в голове.

— Но странно то, что я здесь, а она там далеко. И умею ли я управлять лодкой?.

Задумалась на секунду и опять посмотрела на свои руки, нет, они не умели. Поднявшись, я пошла по берегу в другую сторону.

Я шла не думая ни о чем. Мои мысли вязли в голове как в болоте. Я просто куда-то шла, чтобы найти людей.

Узкая тропинка вывела меня с берега на пустынную грунтовую дорогу. Но город вдалеке, будто вырезанный из серой скалы высился за высокой стеной и все никак не хотел становиться ближе. Острые камешки больно впивались в мои видимо не привыкшие ходить босиком ноги. А один так вообще рассадил пятку до крови. Заросшая по бокам густым высоким кустарником дорога, петляя уводила меня все дальше и дальше от моря. Хромая, стараясь не наступать пораненной ногой на больное место, я вышла из-за поворота, и оторопевшая остановилась.

На распутье стояла виселица, на которой ,повинуясь порывам ветра мерно покачивалось оплывшее тело мужчины. Повесили страдальца судя по всему давно. Его уже хорошо поклевали вороны, куски плоти с чавканьем падали вниз. Жжужали и роились жирные мухи, а омерзительный запах сбивал с ног.

Я замерла, как завороженная, смотря на этот жуткий маятник. В добротной одежде без прорех и дыр с торчащими из-под нее оголившимися костями.

Вдруг резкий порыв ветра — у повешенного отваливается голова и тело грузной кучей опадает на землю .

Я растерянно оглянулась. Вокруг естественно никого, а до города еще шагать и шагать. Дойти туда и сказать что тут такое дело, а он здесь будет лежать. Неправильно это как-то. Я глубоко вздохнула. Мысли вязли, я никак не могла понять, что мне делать. В голове крутились чьи-то слова: «Кто бы он ни был, чтоб он не сделал, но после смерти все должны быть похоронены».

Кто это говорил мне? Не знаю. Я уставилась на останки и понимала — мне, наверное, придется их захоронить. Посмотрела на свои руки без единой мозоли, и найдя себе в помощь плоский острый камень копала и думала - может мне сниться все или я сошла с ума, в здравом уме нормальный человек не будет рыть эту красноватую подмокшую землю чтобы закопать труп незнакомого и скорее всего не очень праведного человека.

Могила получилась неглубокая, по колено, но и это, для меня было подвигом. Своим инструментом, опасаясь прикасаться руками, осторожно, стала сдвигать останки. Они разваливались, меня затошнило. Жуткий запах , казалось, прилип к моим волосам и одежде. Вроде все поместилось, а нет, подожди, еще же голова. Аккуратно покатила череп к его последнему пристанищу. Вот и все.

Что-то блеснуло в свете солнца на месте падения тела, как раз под петлей. На земле лежал небольшой кулончик в виде монеты на тонком черном шнуре .Я хмыкнула и подумала: «Это, наверное, мне оставили в благодарность?»

Конечно в ответ была тишина, только вороны каркали вдали, да волны бились о далекий берег.

— Ладно. Покойся с миром, неизвестный, — пожелала я мысленно, забросав землей неглубокую могилу. Небольшой серый камень, поблескивающий на солнце слюдянистыми вкраплениями, надгробным памятником встал в изголовье. Несколько сорванных мною желтеньких луговых цветов, легли туда же.

Потом подняв украшение и намотав шнур на запястье, я отошла к неподалеку лежащему невысокому валуну. Хорошо бы теперь отдохнуть чуть, да с ногой разобраться. Неровный порез на внутренней стороне пятки был хоть небольшой, но глубокий. Сняв с себя пояс, я подула на рану, стряхивая пылинки, и плотно забинтовала. Так хоть наступать можно было

Хромая, как старый моряк на деревяшке, я поковыляла по направлению к городу.

Пиратские тайны

Вопрос с крышей над головой получается решился сам собой. Нога зажила от снадобий, приготовленных бабой Нарушей. Она оказалась сухонькой морщинистой старушкой, поначалу встретившей меня с недоверием, но потом узнав, что я немая, пожалела красивую молодую, но увечную, ведь такой замуж тяжело выйти будет и приняла как родную внучку.

Домик был небольшой на три комнатки, с примыкающим сараем для животных. Печь стояла посередине и боками выходила в каждое помещение, поэтому зимой здесь тоже должно быть тепло. А летом они кашеварили в стоящей рядом летней кухне. Прилепившийся к горе небольшой огородик на три грядки, две яблоньки и несколько ягодных кустов, вот и все немудреное хозяйство.

Мне отдали бывшую сыновью комнатку, в которой я еле могла развернуться — настолько тесная она была.

Старики были душевные и говорливые. Увидев во мне послушного безмолвного слушателя, они простили мне мою полную бесхозяйственность. Да, я оказывается, не умела ничего. Ни кашу варить, ни печь топить. Меня учили терпеливо, как маленького ребенка, объясняя, как, почему и зачем. Лучшее что у меня выходило, это собирать ягоды и грибы, хотя я поначалу срывала все подряд и съедобные, и ядовитые.

Много раз, далеко в лес мы ходили вместе с дедом, но потом он, увидев, как я свободно стала ориентироваться, разрешил уходить одной. За часа три-четыре я набирала полные корзинки и несла их на рынок. Там ко мне быстро попривыкли. Называли меня Уштаевская немая. Дед с Нарушей называли девонькой, а мне было все равно. Свое имя я все равно не вспомнила.

То, что я оказалась немой, сняло с меня много забот — от назойливых кавалеров до ненужных вопросов. В городке все уже знали, что я, появившаяся из неоткуда, и ищу какого-то Рихтера. Из чистого интереса практически все жители поставили себе цель найти этого загадочного незнакомца, и узнать наконец, кто ж я такая и откуда оказалась здесь, и зачем… Развлечений здесь было мало, а тут появилась тайна моего прибытия и поиск непонятного человека. Поэтому новым людям при входе в город сами стражники задавали вопрос:

— Не слыхали ли вы такое имя Рихтер?

К сожалению, от всех получали отрицательный ответ. И наши торговцы, уезжая в другие страны тоже не забывали об этом, и по приезду их рассказ начинался так:

— был я Туреции, интересовался за Рихтера. Не слышали об таком.

Для Инсары, мне кажется, это стало делом чести. Городок мне в целом понравился— открытые простые люди, которые могли не разбираясь и побить, а потом пожалеть. Мне же они частенько говорили:

— Ты ж уже почти наша стала.

Я благодарно улыбалась и тихонько уходила. Мне больше нравилось одиночество, поэтому я любила ходить в лес за ягодами и пасти Сейку. Это и стали моими основными обязанностями, потому что еду я готовить хоть и научилась, но не так вкусно, как бабушка. Видя мою неумелость, Наруша только руками всплескивала и говорила:

— Откуда ты такая безрукая взялась. Может из знатных?

А я, привычно пожав плечами, сбегала в горы с Сейкой.

На широком мысу располагался сам городок с пристанью, и высокие холмы, заросшие травами и кустами. Они защищали нас от сильных ветров, дующих поздней осенью и зимой и приносящих много бед морякам.

Я полюбила подниматься на самый высокий с огромным валуном на вершине, холм, где город был как на ладони. Правда ведущая туда тропинка была узкой и проходила вдоль обрыва над морем. Коза-то легко вбегала, а я в деревянных скользящих по камням, башмаках, справленных мне дедом Уштаем, несколько раз чуть не падала.

Наловчившись, цепляться руками за выросшие в расщелинах мелкие кусты, и добравшись до вершины, я садилась, опираясь на сероватый камень спиной и смотрела на море, чего-то ожидая. Коза в это время тихонько себе паслась. Мы обе наслаждались этими мгновеньями, она блаженствовала от вкусной и сочной травы, а я любовалась небом, ветром и морем. Мой взгляд убегал далеко-далеко, не цепляясь ни за что, и мысли уносились вслед за ним. В эти минуты я вытаскивала мою монету , которую теперь постоянно носила на шее и крутила в пальцах потертое от времени украшение.

Прошло уже два месяца с тех пор, как я впервые очнулась на берегу. Моя жизнь стала напоминать мне кисель, а я муха, застрявшая в нем. Скучно стало, сил нет. С немой никто особо не общался, ответа-то не получишь, да если бы я и могла говорить, что простите мне можно было обсуждать с инсарцами, во многих вещах я вообще не разбиралась. Мне постепенно начало казаться, что я тихо превращаюсь в безмолвный призрак самой себя. Жизнь текла без потрясений, размеренно, но…

Все вдруг резко изменилось и завертелось, набирая обороты.

Коза, как всегда мирно пасущаяся в теньке за валуном, вдруг громко заблеяла. А мне, хорошо расположившейся и разомлевшей от солнца, так не хотелось вставать и смотреть, что послужило этому причиной, что я в сердцах сказала про себя:

— Сея, как бы я хотела понимать не только человеческий язык, но и в том числе и твой и сказать тебе, громкой, чтоб ты замолчала, наконец!

И тут я услышала козлиный голос:

— Бедаааааа! Чужииииииииие!

Я опешила. Я что сошла с ума в этой Инсаре? Потерла уши и зачем-то глаза. Уснула, наверное, вот и приснилось такое. И тут опять:

— Бедааааа!

Балаган

Прошло три недели. Я больше не попадала в чужие сны , не слышала тот голос. И начала думать, что может это было обыкновенное сновидение и я больше никогда не услышу тот печальный шепот, отчего мне становилось очень тоскливо. Я первый раз в моей новой жизни смогла хоть с кем-то поговорить.

На меня напала хандра. Не спасали даже прогулки с Сейкой. Я сидела на горе и тупо смотрела на море, совершенно не смотря за козой. А Уштай меня предупреждал:

— Ты, это, главное, девонька, ниже по склону ее не пускай, гадюк там в это время лета видимо-невидимо. Куснут козу — потеряем кормилицу.

Ну конечно я совершенно забыла про это, даже не забыла , а пропустила мимо ушей. Этот таинственный голос из сна стоял в моих ушах. Ведь может же такое с людьми случиться, когда человека еще не видишь а слышишь его визгливый голос –бежишь от него со всех ног, хоть может и красавец это писанный. А тут услышал раз и все –летать хочется .Как жаль что я с ним подольше не пообщалась, - грустила я себя сидя у валуна, как услышала даже не меканье, а визг козы:

— Больно! Укусила!

Пришла в себя я мгновенно и побежала к Сейке, рискуя покатиться кубарем по прибрежным скалам. Видимо мой топот распугал ползучих гадин так, что, когда я подлетела к бедному животному, увидела лишь серые с рисунком хвосты, исчезающие в расщелине.

— Сеечка, дурная, ну куда тебя понесло, глупое животное, — запричитала я сначала, потом опомнилась. Ну что я как бабка на рынке. Точно! Я вспомнила случайно услышанный рассказ одной тетки-торговки. О чем она там вещала? Тоже что змея укусила ногу корове. Она перетянула ее выше укуса и побежала к лекарю за противоядием. Правда плакалась, что очень дорого вышло лечение..

Быстро сняла с пояс и затянула козе ногу выше укуса, потом подняла ее кое-как и потащила домой.

С трудом спускаясь по скалистой тропинке, не прекращала себя ругать.

Мой путь лежал через город и пересекал главную дорогу. Я пыхтя от непомерной тяжести, тащила козу, и не глядя по сторонам чуть не попала под лошадиные копыта.

-Тпрууу! — лошадь встала на дыбы, и я, чудом увернувшись, отпрыгнула в сторону.

— Куда тебя несет, дура слепая!!— замахнувшись на меня кнутом, заорал усатый рассерженный возчик, сидящий на облучке повозки с надписью: ”Цирк дядюшки Жиля».

Я растерянно метнула взгляд на следующую за ним вереницу кибиток с картинками веселых медведей и обезьянок. И все это сопровождалось боем барабанов и дуделками. Как я только не услышала эту какофонию. И народа кругом уже много столпилось с вездесущей ребятней.

Снова взглянув на хозяина этого балагана, а это был, судя по картинке намалеванной на повозке именно он, и увидев его злобное перекошенное лицо, я сжалась в ожидании удара, и даже зажмурилась. Но вокруг раздались крики:

— Эй, ты что творишь, гад. Сейчас мы тебя самого кнутом взгреем.

Удара все не было, и я приоткрыла один глаз. Мужчина сменивший выражение лица на всепрощающее приторно ласковым голосом пожурил меня:

— Да что ты испугалась?! Я же пошутил! Не лезь больше под копыта! Никто ее и не тронул бы, — обратился он к заступившимся и поехал дальше.

Да-да пошутил он, что-то мне не верится. С таким злющим лицом детей пугают до заикания, а глаза взглядом убить готовы.

Около меня остановились местные пацаны:

— И кого там только нет! И мартышки есть и медведь ручной. Говорят, три представления дадут. Я не разу в жизни обезьян не видел!!!

— Ну да, раньше токма с собаками выступали.

И они весело побежали рядом с кавалькадой, жадно стараясь разглядеть, кто скрывается в клетках.

Ну, когда они уже все проедут! Сейка бедная, уже глаза стала закатывать, и у меня руки затекли. А повозки как назло сбавили скорость, видимо, чтобы показать себя во всей красе. Рядом с цирковой вереницей шли местные и до меня доносились обрывки их разговоров.

— А где балаган встанет?

— Да им как правило разрешают только на пристани шатры ставить. За животными же надо убирать, а так море рядом все отходы можно туда скидывать.

На последней повозке рядом с возничим ехал шут, в зеленом с красными ромбами комбинезоне и размалеванным лицом. На голове был надет клоуновский колпак с бубенцами , и когда он крутил головой, они весело позвякивали. Рядом бежала толпа мальчишек, визжащих в восторге от его кривляний. А шут то дудел в дудку то орал:

— Приходите, приходите, завтра вы увидите незабываемое зрелище цирка дядюшки Жиля. Силач Железный Жорж, жонглирующий неподъёмной гирей. Акробаты Жак и компания, канатоходка Жаннет. Наездники на диких мустангах братья Жи и жонглеры. Лучшие в мире укротители диких животных Жек и Жик, и ваш верный слуга шут Кри. Да, я единственный не жужжжу, а они еще те жжжуки!

Мои руки под тяжестью козы, уже начали отваливаться. Спину свело.

Народ смеялся нехитрым шуткам и гримасам, и шел за цирком, и я наконец смогла перебежать дорогу и вскоре притащила Сейку домой.

Бабушка всплеснула руками:

— Что случилось?

Я показала рукой как ползет змея. Дед сразу подхватился и помчался к лекарю за противоядием. Вернулись они вместе, лекарь – сухопарый, востроносый мужчина с пронзительным взглядом принес под мышкой зеленую бутылку. Козе аккуратно разжали пасть и влили ложкой лекарство. На ногу сделали примочку.

Шут

Глава 4 Шут

Очнулась я от дикой боли в подпрыгивающей на кочках повозке, лежала я там же на мешках, и судя по запаху, рядом с клетками обезьян. Голова была словно набита ватой. Я села, уставившись в темноту.

Память размотала клубочек с произошедшим со мной. Бутылка в мешке. Мешок где? Я нервно потрогала свои плечи, вот он родимый висит. Я облегченно прикрыла глаза, на ощупь открыла бутылку и сделала несколько глотков. Из живота стала подниматься волна тепла, добралась до головы и прогнала туман и боль.

Сколько я уже еду и зачем меня украли? И да, мне нужно помочь мартышкам. Дело надо закончить. Наощупь я добралась до первой клетки и засунула внутрь руку, нашаривая кастрюльку с водой. В голове билась одна мысль, только бы меня обезьянки не цапнули. Но обошлось. Я разлила последние капли по поилкам, и открыла дверцы на клетках. Засунула пустую бутылку в мешок и поползла к краю повозки. Осторожно выглянула, но вот невезение. За моей следовало еще одна, а на облучке в свете звезд виднелась темную фигуру возничего. Я отпрянула назад. Оставалось только ждать.

Хвала небесам, что недолго, вскоре повозка остановилась и послышался голос дядюшки Жиля.

— Лошадей не распрягать, ждем наших, потом снова в путь. И костер не зажигать, чтоб со стены не увидели, где мы стоим.

— Долго будем стоять? — это до меня донесся голос шута.

— Да думаю часа два. Сейчас Жаннет мышкой пошуршит по закромам местных богатеев, потом в лодку к малышу Жоржу и к нам. Главное, чтоб до восхода нам отсюда убраться. – И потом он обратился уже к кому-то другому. — Зверюгам еды кинь и отравы не забудь в поилки налить.

Я так и думала! Разбойники они, а не циркачи! А стража деду не поверила, вот приду расскажу все! И потом подумала: «Да расскажу, вот радость то будет. Немая заговорила».

Вдруг послышались приближающиеся шаги. Я сдернула мешок, положила рядом и улеглась.

— Ну давай, девица, просыпайся!

Шут откинул полог и залез в повозку, потом грубо пошлепал меня по щекам.

— Поднимайся, кому сказал. Ты теперь после зелья шёлковая у меня станешь. Скажу коровой мычать — значит будешь мычать, — смотря на меня в упор, он ухмыльнулся оскалившись.

И я поняла на кого он был похож — на мерзкую крысу.

Делая вид, что очнулась, неуверенно села.

— Раздевайся, — бросил он

Что? Он что? Меня …

Мысли лихорадочно забегали, я протянула руки к платку на шее и стала медленно развязывать. Что делать?

Вдруг послышался душераздирающий крик и рев медведя. Шут настороженно обернулся, а я, нашарив свой мешок, вытащила бутылку и со всего размаху ударила его по голове.

Вслед за медвежьим ревом послышался лай собак, и гибкие тени заметались между повозками. С визгом мимо меня проскочили обезьяны, а я, воспользовавшись шумихой, соскользнула с повозки.

Оглянувшись, увидела не очень далеко огни факелов на городской стене Инсары, и побежала в ту сторону, рискуя свалится в темноте, ориентируясь только на их свет.

Дед с бабой Нарушей места себе находили, потеряв меня. Уштай уже к страже сбегал (он мне уже после рассказал про это), да толку. Толстяк почесал себе брюхо и заявил, что найдется мол, куда денется. Инсара — тихий городочек исключая появление пиратов, да выкрутасов Илькута, здесь мало что случается. Как сглазил!

Через час к нему прибежали совсем не степенным бегом несколько уважаемых торговцев нашего города с криком:

— За что ты тут деньги получаешь, увалень! У нас кровные украли из ларей кованных!

— Хто?

— Ты нас спрашиваешь? Поднимай толстый зад и иди разбирайся!

За этой шумихой и про меня забыли и даже не заметили, как я вбежала в город и примчалась домой, где на меня с криками радости набросились дед с бабой. А что я? Я изобразила, что не могу, устала, все потом. Видимо у меня был настолько измученный вид, что Уштай махнул рукой:

— Завтра так, завтра. Лица на тебе нет. Девонька, это, никто плохого с тобою не сделал?

Я с трудом улыбнулась и отрицательно качнула головой. Когда я упала на кровать, только одна мысль пролетела в голове до того, как глаза закрылись: «Я же эту шутовскую крысу не насмерть же прибила? Да, вот кого он мне напоминал. Не та ли эта Крыса, что послал пират в наш город?»

Шут

Нет не насмерть. Крыса, а именно такое прозвище носил он в пиратской среде, очнулся минут через десять, потрогал разбитую в кровь голову, грязно выругался и шатаясь пошел к остальным.

Животные натворили много дел. Медведь разорвал одного и жестко поранил второго дрессировщика. Собаки, не смотря, что мелкие, так покусали хозяина балагана, что он еле двигался. Досталось и акробатам, которые теперь долго не смогут выступать на арене. Мартышки прыгали на плечи цирковых сзади, вцеплялись в уши зубами, глубоко расцарапывали шеи и лица, а тут еще немая бутылкой саданула. Целыми остались только силач с канатоходкой, отсутствовавшие в цирке. Они приплыли через час на лодке в условленное место.

Крыса сидел и злился. Жаннет осторожно забинтовывала ему голову, а он рычал и орал что она криворукая. Наконец она плюнула и сказала:

Опасные улицы Умета.

Глава 5 Опасные улицы Умета.

А Каритон вообще передумал ехать по дороге. Бывший покупатель его товара предложил доставить его в Умет за несколько дней до ярмарки на корабле, всего лишь за десятую часть продукции да захватить обратно. Ну прибудет Каритон на ярмарку чуток пораньше. По поставщикам пробежится заранее. Торговец выдохнул, когда понял, что не надо мучиться с кормежкой лошадей и арендой конюшни, да и на постоялые дворы не надо тратиться по дороге. Повеселел и уже не особо жалел, что поддался слабости тогда на рынке и согласился взять с собой эту девчонку

Начиналось все прекрасно. Поселились мы в Умете в прекрасном трехкомнатном флигеле на втором этаже, с окнами на милый дворик с садиком. Нас хотели поначалу засунуть в гостевые комнаты прямо напротив конюшни, но хвала торговцу, за монетку мы избавились от такой чести. Я и Каритон получили по маленькой, но отдельной комнате, не то что на корабле за ширмой слушать богатырский храп трех помощников.

А потом все пошло для меня наперекосяк, потому что у дядюшки Каритона организовалась столько дел, что на меня времени совсем хватало. Первый день я вообще просидела в своей комнате, и чуть с ума не сошла от безделья. На второй день, за завтраком, после того как я стала возмущаться, вскакивала, гневно на него смотрела и показывала рукой на выход. Торговец укоризненно на меня посмотрел:

—Милая девушка, дело в том, что в этом консервативном городке, незамужней девушке не рекомендуется одной показываться на улицах. А я совсем не хочу таскать тебя за собой на переговоры, помощники же , сама знаешь, заняты подготовкой товара.

И толку тогда что я сюда приехала, получается не было никакого, сопровождать торговца на встречах и сидеть как восточный болванчик целый день в разных лавках совсем не входило в мои планы.

Поэтому на третий день я упрямо замотала головой на предложения пойти с ним или посидеть у себя. Каритон прямо растерялся, увидев, как я решительно встала и помахав ему рукой, гордо вышла из таверны, одна. Еще и серые одеяния сменила на новое зеленое платье, купленное мне еще в Инсаре добросердечными жителями..

Торговец небось уже сто раз пожалел, что поддался эмоциям и взял меня с собой. Думал — немая и слово поперек не скажет, проблем не будет. Наверняка переживал, что если со мной что случится, ему отвечать придется.

Впрочем, долго о продавце я не думала, шла, разглядывала город, и понимала, что он мне совсем не нравится.

Растянутый по сторонам, выстроенный из черного камня, он создавал довольно мрачное впечатление. Добавляла угрюмость и вечно стоящая здесь сырость и ночные туманы, разгоняемые светом фонарей только около домов зажиточных граждан. Что поразило, то что герб Умета был заключенный в круг летящий дракон. Странно, почему горожане выбрали символом именно это существо. Изображения с ним висели везде, на домах и воротах. Каритон, увидев раз мое удивление, сказал:

- А что, символ мудрости и величия. Дракона изначально на герб поместили , лет триста назад , когда Умет только строился. Только в такой дождливой местности надо было не летающего а водоплавающего выбирать. Такую гнетущую погоду мы и застали в первые дни после прибытия. Солнечные дни считались в этой местности за счастье и радовали редко, но вроде должна была на недельку другую установиться хорошая ясная погода. Видимо быстролетным ветрам, несущим тучи с моря, до смерти надоедал этот зарастающей черной плесенью город, и они уносились к другим далеким берегам. А уметцы выдыхали, пользуясь этой счастливой возможностью, чтобы устраивать свадьбы и ежегодную ярмарку.

Так как это был крупный портовый город, в котором всегда водились деньги и желающие их украсть, зажиточные дома стояли чуть поодаль от центра, были обнесены высокими каменными заборами, за которыми бегали, перегавкиваясь, здоровые злые псы. С десяток улиц, предназначенных для телег и экипажей, были широкие, выложенные булыжником, и вели к центральной площади, на которой стояла ратуша, дом мэра и основные магазины. В основном же Умет пронизывался узкими улочками, заросшими деревьями, с текущей по бокам грязной водой и бесконечными лужами.

Хорошо, что наш временный дом находился на полпути между зажиточным центром и бедными окраинами.

Но погода наконец наладилась, солнце стало радовать нас теплыми лучами, и город изменившись, обрел краски.

Ярмарка, надо сказать, украсила город, он расцвел яркими шатрами и подмостками для бродячих артистов и циркачей. То, что я якобы немая становилось для меня обременительным, ходить и спрашивать я не могла, оставалось лишь выглядывать цыганку с вороном. За день я так находилась ,что уснула только голова коснулась подушки.

И что было удивительно, что в Умете мои блеклые сны с таинственным миром и обитающей там душой, здесь тоже стали ярче, и начали потихоньку окрашиваться еще в малозаметные, но цвета. Когда я сказала об этом моему Другу, он задумался, а потом сказал:

—Да, а еще мой остров увеличился. Появились новые цветы, и я вспомнил их аромат. Мне кажется это случилось потому что ты стала ближе.

Я огляделась более внимательно, стали проявляться не только цвета. Его мир-остров висящий в серой мути, с кусочком неба в самом деле чуть раздался во все стороны, и на границе в самом деле появились невиданные мной раньше невысокие кусты с бутонами.

— Это чудесно. А что ты еще вспомнил?

— Войну, — грустно прошептал голос. — Боль, страх, злость, горе, смерти и камни. Странные, совсем небольшие, с перепелиное яйцо, темно-красные с огненной искрой внутри. И блеск черного серебра.