Дары волхвов

Глава 1. Возвращение

Александр Владимирович Рулев припарковал свою потрепанную «Ладу» у двухэтажного дома номер три по улице Советской и на мгновение замер, глядя на знакомые с детства окна. Дореволюционная кирпичная кладка потемнела от времени, но дом стоял крепко, как и полвека назад, когда маленький Саша впервые переступил его порог.

Ирбит встретил его серым октябрьским небом и промозглым ветром, гонящим по улицам опавшие листья. Уральский провинциальный городок словно застыл во времени — те же покосившиеся заборы, те же выбоины на дорогах, тот же запах дыма из печных труб. Только людей стало меньше, а тишина — гуще.

Александр достал из багажника единственную сумку и направился к подъезду. Ключи от квартиры покойной тетки Марии Петровны он получил неделю назад в нотариальной конторе вместе с документами на наследство. Тетка, последняя из рода Рулевых в Ирбите, унесла с собой в могилу множество семейных тайн, оставив племяннику лишь двухкомнатную квартиру на втором этаже да старые фотографии в пыльных альбомах.

Когда он вошел в квартиру, его встретил затхлый воздух и тишина, нарушаемая лишь скрипом половиц под его шагами. Он распахнул окна, и поток свежего воздуха ворвался в помещение, словно нежданный гость.

— Ну здравствуй, старый дом, — тихо произнес Александр, оглядывая обстановку.

Мебель времен Хрущева, выцветшие обои с мелким цветочным узором, иконы в красном углу — все дышало ушедшей эпохой. На письменном столе у окна он обнаружил стопку пожелтевших газет «Ирбитская жизнь» и «Восход» за последние годы. Тетя Мария, видимо, следила за местными новостями до самого конца.

Александр работал журналистом в Екатеринбурге уже пятнадцать лет, но успешная карьера не приносила удовлетворения. Городская суета, бесконечные дедлайны, погоня за сенсациями — все это опостылело. Смерть тети и неожиданное наследство стали поводом кардинально изменить жизнь. Редактор «Восхода» Николай Семенович Корнилов охотно принял на работу опытного журналиста из областного центра, особенно узнав, что тот местный, корнями из Ирбита.

Вечером Александру позвонили из редакции.

— Александр Владимирович? — раздался в трубке хрипловатый голос. — Корнилов беспокоит. Как устроились?

— Нормально, Николай Семенович. Обживаюсь помаленьку.

— Рад слышать. Слушайте, тут такое дело... — редактор понизил голос. — Город у нас тихий, но и здесь случается всякое. Вот недавно в Сретенской церкви странные дела начались. Отец Георгий жалуется, что по ночам в храме кто-то ходит, свечи сами собой зажигаются. А позавчера вообще икона Богородицы кровавыми слезами заплакала. Народ встревожен.

Александр напрягся. Сретенская церковь... Он помнил это величественное здание с детства. Церковь Сретения Господня на улице Кирова, 27Б — памятник архитектуры XVIII века, переживший и революцию, и советские гонения.

— Интересная тема для материала, — согласился Александр. — Я займусь этим.

— Отлично! — обрадовался редактор. — Только... — его голос снова стал тише, — будьте осторожны. Некоторые местные считают, что это не просто мистика. Говорят, это предзнаменование.

— Предзнаменование чего?

— Беды, — коротко ответил Корнилов и, сославшись на срочные дела, попрощался.

«Попробую раскрутить эту тему», — Александр начал размышлять о предстоящей работе. Мистические явления в старинном храме — это именно то, что могло бы заинтересовать не только местных жителей, но и более широкую аудиторию. Возможно, материал можно будет отправить в федеральный журнал «Мистический вестник» и даже получить гонорар.

Вечером Александр прогулялся по знакомым улицам. Город готовился ко сну — в окнах зажигался свет, по тротуарам спешили запоздалые прохожие. Он дошел до улицы Кирова и остановился перед Сретенской церковью.

Храм возвышался в окружении старых яблонь, его золотые купола тускло поблескивали в свете уличных фонарей. Колокольня, построенная в эпоху Николая I, устремлялась в темнеющее небо, напоминая о временах, когда звон колоколов созывал верующих на молитву. Теперь колокола молчали — служба давно закончилась.

Александр обошел храм по периметру, рассматривая архитектурные детали. Здание требовало капитального ремонта — нахождение в нем в годы советской власти котельной не прошло даром. Потемневшие от времени стены, треснувшая местами штукатурка, покосившийся крест на одном из малых куполов — все говорило о годах небрежения.

Возвращаясь домой, он заметил, что из одного из окон храма пробивается слабый свет. Странно — служба закончилась часа два назад, Александр постоял немного, наблюдая за окном.

Внезапно мелькнула тень — будто кто-то прошел внутри храма мимо окна. Александр инстинктивно отступил в тень дерева. Через мгновение свет в окне погас, и храм погрузился во тьму.

В квартире он разобрал вещи и улегся спать на тетином диване, укрывшись старым пуховым одеялом. За окном шумел ветер в кронах деревьев, где-то лаяла собака, изредка по улице проезжала машина. Привычные звуки провинциального города постепенно убаюкивали.

Проснулся Александр среди ночи от странного звука. Сначала он не мог понять, что его разбудило, но потом услышал отчетливо — где-то вдалеке звонил колокол. Не громко, не призывно, а тихо и монотонно, словно кто-то осторожно покачивал язык, боясь разбудить спящий город.

Александр резко сел на кровати, прислушиваясь. Колокольный звон звучал неестественно — слишком медленно, с неравномерными интервалами. Так не звонят в праздники или на службу. Так звонят... по мертвым.

Глава 2. Первые расследования

Редакция «Восхода» располагалась в здании типографии, построенном еще в советские годы. Небольшое помещение с обшарпанными стенами, заставленное компьютерами разных поколений, встретило Александра гулом голосов и запахом свежей типографской краски.

Николай Семенович Корнилов, грузный мужчина лет шестидесяти с залысинами и массивными очками, встретил нового сотрудника чашкой крепкого чая и ворохом местных новостей.

— Как первая ночь в родном городе? — спросил редактор, внимательно разглядывая Александра через толстые стекла очков.

— Беспокойная, — честно ответил Александр и рассказал о ночном происшествии в церкви.

Корнилов побледнел и оглянулся, словно опасаясь, что их могут подслушать.

— В кабинет, быстро, — скомандовал он и, схватив Александра за локоть, потащил его через редакцию в маленькую комнату с потертым диваном и шкафом, заваленным папками.

— Зачем вы туда пошли ночью? — яростно зашептал редактор, закрыв дверь. — Я же предупреждал — будьте осторожны!

— Я услышал колокольный звон и...

— И полезли прямо в пасть к дьяволу! — перебил Корнилов. — Это уже третий случай за неделю. Жители начинают волноваться. Говорят, что это к беде. Старики вспоминают, как в тридцатые годы перед арестом последнего священника тоже слышали ночной звон.

— А при чем тут смерть Зимина? — спросил Александр. — Я видел заметку в газете.

Редактор вздрогнул и сел на диван.

— Откуда вы знаете про... А, прочитали. — Он потер переносицу под очками. — Есть версия... неофициальная... что Зимин имел отношение к доносу на отца Владимира Удинцева. Его отец, Петр Зимин, был в тридцатые годы партийным активистом и участвовал в закрытии церкви.

— Думаете, здесь есть связь?

— Не знаю. — Корнилов покачал головой. — Но вот что странно: перед смертью Зимин звонил мне. Хотел что-то рассказать о Сретенской церкви. Говорил, что нашел какие-то документы в архивах завода. Мы договорились встретиться, но... не успели.

Александр почувствовал, как холодок пробежал по спине.

— Что говорит нынешний настоятель?

— Отец Георгий в растерянности. Уверяет, что церковь всегда заперта на ночь, колокола не трогает никто. Но факты налицо — люди слышат звон, видят свет в окнах.

— Можно мне встретиться с ним официально? Для интервью?

— Конечно. Он человек открытый, образованный. Храм восстанавливал практически с нуля после возвращения церкви. Но эти странности его очень беспокоят. — Корнилов помолчал, затем добавил: — Только... не ходите туда ночью больше. По крайней мере, один.

После обеда Александр отправился в Сретенскую церковь. День был пасмурный, низкие облака нависли над городом, обещая дождь. У храма он встретил пожилую женщину с букетом хризантем.

— Простите, — обратился он к ней, — вы не знаете, где можно найти отца Георгия?

Женщина внимательно посмотрела на него, прищурив глаза:

— А вы кто будете? Не местный, похоже.

— Александр Рулев, журналист. Хочу написать статью о храме.

— А, Рулев... — женщина задумчиво кивнула. — Мария Петровна Рулева вам кем приходилась?

— Тетей.

— Царствие ей небесное, хорошая была женщина. — Она перекрестилась. — Я Анна Ивановна Кротова, живу рядом, на Пролетарской. Отец Георгий в алтаре, готовится к вечерней службе.

Александр поблагодарил и вошел в храм. Внутри было прохладно и тихо, пахло ладаном и воском

— Чем могу помочь? — раздался за спиной мягкий голос.

Александр обернулся.

— Отец Георгий, я был у вас сегодня ночью, так сказать, с неофициальным визитом, — Александр улыбнулся. — А теперь пришел с заданием от газеты взять у вас интервью.

Священник вздрогнул, его взгляд стал настороженным.

— А, так это вы были здесь ночью, — произнес он. — Идемте в трапезную, там поговорим спокойно.

Трапезная располагалась в пристройке к основному зданию. Отец Георгий усадил гостя за длинный деревянный стол и налил чай из самовара.

— Что именно вас интересует? — спросил он.

— Ночной колокольный звон, мироточение икон, странные огни. А теперь еще и смерть Зимина...

Священник вздрогнул и пристально посмотрел на Александра.

— Вы считаете, что смерть Зимина связана с событиями в храме?

— Не знаю. Но он хотел рассказать что-то важное о церкви Корнилову. Что-то, что нашел в архивах завода.

Отец Георгий долго молчал, вертя в руках четки.

— Я служу здесь более десяти лет, — начал он наконец. — Церковь досталась нам в ужасном состоянии. Крыша протекала, стены осыпались, иконостас был разрушен. Мы восстанавливали все буквально по крупицам. И вот теперь...

Он замолчал, глядя в окно на церковный двор.

— Знаете, Александр, — внезапно продолжил он, понизив голос, — я верю в Бога, в силу молитвы, в чудеса исцеления. Но то, что происходит в храме последние недели... Это не Божественное чудо. Здесь что-то другое.

Глава 3. Ночное бдение

В восемь вечера Александр пришел к Сретенской церкви. Вечерняя служба закончилась, последние прихожане расходились по домам. Отец Георгий встретил его у входа в храм.

— Готовы к ночному дежурству? — спросил священник. — Предупреждаю, может быть страшновато.

— Я готов, — ответил Александр, ощущая, как ключ в кармане словно становится тяжелее. — А вы останетесь?

— Конечно. Не оставлю гостя одного в такую ночь.

Они вошли в храм. В полумраке иконы казались живыми, мерцающие свечи отбрасывали причудливые тени на стены. Отец Георгий зажег лампады перед главными образами и устроился в раскладном кресле рядом с иконостасом. Александр сел на скамью неподалеку, приготовив блокнот и фотоаппарат.

— Вы верующий, Александр? — неожиданно спросил священник.

— Не знаю... — честно ответил журналист. — Крещен в детстве, но в церковь хожу редко. А почему вы спрашиваете?

— Потому что то, с чем мы можем столкнуться сегодня, требует определенной духовной подготовки. — Отец Георгий говорил тихо, задумчиво. — Мир не ограничивается тем, что мы видим глазами. Есть другое измерение — духовное. И там свои законы, свои силы.

— Вы имеете в виду призраков?

— Я имею в виду души умерших, которые по каким-то причинам не могут найти покой. Иногда это происходит из-за несправедливой, насильственной смерти. Иногда — из-за неисполненного долга или обещания.

Александр вспомнил дневник отца Владимира.

— Расскажите еще что-нибудь об отце Владимире Удинцеве, — попросил он.

Священник задумчиво посмотрел на икону Спасителя:

— Удивительный был человек. Родился в 1870 году в семье церковного причетника. Окончил духовную семинарию, служил в разных приходах. В Ирбит приехал в 1925 году, когда положение церкви уже было тяжелым. Но он не унывал, продолжал служить, учил детей Закону Божию.

— А как его арестовали?

— По доносу. Кто-то из прихожан сообщил, что священник ведет антисоветскую агитацию. Пришли прямо во время службы, в алтарь. Отец Владимир не сопротивлялся, только попросил дочитать молитву до конца.

— А семьи у него не было? — спросил Александр, хотя знал ответ из дневника.

— Был женат, дочь была. Жена умерла от чахотки в двадцать восьмом году. Дочь Анна после ареста отца исчезла — то ли уехала из города, то ли тоже репрессировали. Следы потерялись.

Внезапно Александр вспомнил:

— Анна Ивановна Кротова... Я встретил ее сегодня у храма. Это не может быть...?

Отец Георгий удивленно приподнял брови:

— Анна Ивановна? Нет, она не дочь отца Владимира. Но она действительно имеет какое-то отношение к его истории. Она часто приходит в храм, молится у алтаря, плачет. Однажды я спросил, почему она так привязана к этому месту, и она ответила: «Здесь покоится самый дорогой для меня человек».

Часы на колокольне пробили девять. В храме стало совсем тихо, только где-то потрескивали свечи да изредка поскрипывали половицы под ногами.

Время тянулось медленно. Александр украдкой разглядывал алтарную часть храма, прикидывая, где может находиться захоронение отца Владимира и тайник с ключом.

В половине одиннадцатого отец Георгий задремал. Александр решил воспользоваться моментом и осторожно приблизился к алтарю. Царские врата были закрыты, но боковая дверь оставалась приоткрытой.

Он осторожно проскользнул внутрь и оказался в алтаре. Здесь было темнее, чем в основном помещении храма, только несколько лампад давали слабый свет. Престол в центре, жертвенник слева, кресло для священника у стены... Все выглядело обычно.

Александр сверился с запиской: северо-восточный угол алтаря. Он осторожно прошел туда, стараясь не шуметь. В углу стоял небольшой шкаф для облачений. Александр отодвинул его и осмотрел стену и пол.

Пол был выложен каменными плитами. Одна из них, в самом углу, выглядела немного иначе — линии между ней и соседними плитами были тоньше, словно ее недавно двигали.

Александр опустился на колени и попытался сдвинуть плиту. Она не поддавалась. Тогда он достал из кармана нож и попробовал поддеть ее край. После нескольких попыток плита слегка приподнялась. Он просунул пальцы в щель и потянул.

Плита подалась, открывая темное пространство под полом. Журналист посветил туда фонариком на телефоне и увидел небольшую полость, а в ней — человеческие останки. Кости, обрывки ткани, потемневший от времени нательный крест...

Это была могила отца Владимира. Тайное захоронение, о котором писала тетя Мария.

Но что-то было не так. Кости лежали в беспорядке, словно кто-то копался в могиле. Александр заметил, что череп отсутствует, как и несколько других костей.

Внезапно его охватило жуткое чувство — кто-то наблюдает за ним. Он медленно обернулся, но в алтаре никого не было. Тем не менее, ощущение чужого присутствия не исчезало.

Он продолжил осмотр могилы и заметил в углу полости небольшой металлический предмет. Это была старинная шкатулка, размером с ладонь, покрытая зеленой патиной. На крышке был виден затейливый узор и замочная скважина необычной формы.

Глава 4. Семейные тайны

Дома Александр проявил ночные фотографии. К его удивлению, на снимках алтаря ничего необычного не было видно — только горящие свечи и пустое пространство. Призрак отца Владимира не запечатлелся на пленке, словно существовал только для человеческого глаза.

Однако один снимок привлек его внимание. На фото, сделанном в момент, когда он заглядывал в царские врата, в углу кадра была заметна странная световая аномалия — полупрозрачное пятно, напоминающее человеческий силуэт. Это было не очень убедительно для скептика, но лучше, чем ничего.

Зазвонил телефон. На экране высветился незнакомый номер.

— Александр Владимирович? — раздался в трубке женский голос. — Это Анна Ивановна Кротова. Мы встречались вчера у церкви.

— Да, конечно, помню. Чем могу помочь?

— Нам нужно поговорить. Это касается отца Владимира Удинцева и вашей семьи. Могу я зайти к вам?

Через полчаса Анна Ивановна уже сидела за столом в квартире Александра. Она выглядела встревоженной, то и дело поглядывая на фотографии, разложенные на столе.

— Я видела свет в окнах храма этой ночью, — начала она без предисловий. — Слышала колокольный звон. А сегодня утром узнала об аресте дьякона Николая. Что произошло?

Александр вкратце рассказал о ночных событиях, о найденном тайнике и о том, как дух отца Владимира помог им в опасный момент.

Анна Ивановна слушала, не перебивая, и слезы текли по ее щекам.

— Значит, он наконец обрел покой, — прошептала она, когда Александр закончил рассказ. — Мой дедушка...

— Дедушка?! — Александр поперхнулся чаем. — Отец Владимир Удинцев был вашим дедом?

Анна Ивановна кивнула:

— Да. Я дочь Анны Удинцевой, его дочери. Моя мать выжила после ареста отца — ее успели вывезти из города и спрятать у родственников. Фамилию сменили, чтобы не нашли.

— Почему вы мне сразу не сказали?

— Нужно было убедиться, что вам можно доверять. Вы ведь понимаете — эта тайна хранилась десятилетиями.

— А что вы знаете о тайнике и документах?

— Не так много. Мама рассказывала, что дедушка перед арестом спрятал что-то в церкви. Говорил ей: «Придет время, и правда откроется. А откроет ее потомок рода Рулевых». Ваш прадед, Иван Рулев, был лучшим другом деда. Когда все покинули отца Владимира, он один остался ему верен.

Анна Ивановна достала из сумки старую фотографию и протянула Александру:

— Вот, это они вместе. Снято в 1930 году, за два года до ареста.

На фотографии Александр увидел двух мужчин, стоящих на ступенях Сретенской церкви. Один — в священническом облачении, с крестом на груди, другой — в строгом костюме. Они улыбались, положив руки друг другу на плечи.

— Иван Рулев похоронил моего деда в алтаре, как тот и просил, — продолжала Анна Ивановна. — А потом всю жизнь хранил ключ от тайника. Передал его своему сыну, тот — своей дочери, Марии Петровне...

— Которая передала его мне, — закончил Александр. — Но почему именно сейчас все это всплыло?

— Потому что кто-то начал раскапывать прошлое. Валерий Зимин нашел дневники своего деда, узнал о массовых расстрелах в подвале церкви. Хотел предать это огласке — не из благородных побуждений, а чтобы шантажировать потомков тех, кто был причастен к тем событиям.

— Включая семью Корольковых.

— Да. Николай Корольков — внук того самого Михаила Королькова, который руководил расстрелами в 1918-м. Его семья все эти годы была влиятельной в городе. Отец — председатель горисполкома, дед — секретарь горкома партии... Они многое сделали, чтобы скрыть правду о прошлом.

Анна Ивановна отпила чай и продолжила:

— Когда Зимин начал копать, Корольковы испугались. Николай втерся в доверие к отцу Георгию, стал дьяконом — чтобы иметь доступ к храму. Искал тайник с документами, чтобы уничтожить их.

— А Тарапаев? Капитан Соколов упоминал какого-то бизнесмена, который хотел получить землю под храмом.

— Аркадий Тарапаев, местный бизнесмен. Он давно пытается прибрать к рукам исторический центр города. Уже скупил несколько зданий вокруг церкви. Хочет построить там торговый центр. Но если бы открылось, что на этой территории массовые захоронения жертв репрессий, никто бы не дал разрешения на строительство.

Александр задумался. Картина постепенно складывалась. Зимин нашел документы деда, узнал о расстрелах, хотел использовать эту информацию в своих целях. Корольков, действуя в интересах своей семьи и Тарапаева, убил Зимина и пытался найти тайник отца Владимира, чтобы уничтожить улики.

— А ваша мать, Анна Удинцева, она жива? — спросил Александр.

— Нет, умерла пять лет назад. Она так хотела дожить до момента, когда правда откроется... — Анна Ивановна вздохнула. — Но она завещала мне сделать все возможное, чтобы память о дедушке была сохранена. И чтобы жертвы тех страшных событий не были забыты.

— Мы сделаем это вместе, — пообещал Александр.

В этот момент в дверь позвонили. На пороге стоял капитан Соколов с папкой в руках.

— Извините за вторжение, — сказал он. — Но у меня есть информация, которая может вас заинтересовать.

Глава 5. Тайны подземелий

На следующий день Александр встретился с отцом Георгием, чтобы рассказать о своих открытиях. Священник внимательно выслушал историю об Иване Рулеве и об удивительной связи семей Рулевых и Удинцевых.

— Это промысел Божий, — сказал он. — Все сходится воедино именно сейчас, когда храм полностью восстановлен. Значит, пришло время воздать должное мученику и всем жертвам тех страшных лет.

Они договорились провести в алтаре более тщательное обследование. Если отец Владимир действительно похоронен в северо-восточном углу, нужно найти точное место захоронения и достойно его обустроить.

— А что с тайником? — спросил Александр. — Полиция забрала документы, но там остались церковные ценности.

— Я говорил с епископом, — ответил священник. — Он благословил создать в храме музейную комнату, где будут выставлены найденные святыни. А мощи отца Владимира, если будет установлена их подлинность, могут быть помещены в специальную раку для поклонения.

Вечером в церкви собралась небольшая группа: отец Георгий, Александр, Анна Ивановна Кротова и пожилой прихожанин Александр Афонасьевич Разумный, который в молодости работал строителем и разбирался в конструкциях старых зданий. Присутствовал и капитан Соколов — в качестве официального представителя власти.

— Храм построен по всем правилам церковной архитектуры XVIII века, — объяснял Александр Афонасьевич, простукивая стены алтаря. — Фундамент глубокий, каменный. Если здесь действительно есть захоронение, оно должно быть под полом.

Они осторожно сняли несколько плиток в северо-восточном углу — там, где Александр уже обнаружил могилу отца Владимира. Под ними открылась небольшая ниша с останками.

— Вот оно, — прошептал отец Георгий. — Здесь покоится мученик.

Анна Ивановна опустилась на колени и долго молилась, держа в руках старую фотографию деда. Александр записывал все происходящее, понимая, что присутствует при историческом событии.

Соколов наклонился над могилой:

— Странно. Некоторых костей не хватает. В том числе черепа.

— Да, я заметил это еще вчера, — сказал Александр. — Видимо, кто-то потревожил захоронение.

— Корольков, — кивнул капитан. — Он признался, что искал здесь какие-то документы или улики. Видимо, забрал часть останков.

— Но зачем?

— Возможно, для каких-то ритуалов. Или чтобы скрыть личность погребенного.

Александр Афонасьевич, продолжавший обследовать пол алтаря, вдруг воскликнул:

— А что это? — он указывал на странную щель между кирпичами в стене, прямо за местом захоронения.

Присмотревшись внимательнее, они обнаружили, что в стене есть небольшая ниша, замаскированная под обычную кладку. Внутри ниши оказался металлический цилиндр, похожий на капсулу времени.

Отец Георгий осторожно достал его:

— Что это может быть?

Капсула была запечатана. На крышке выгравирован крест и надпись: «Аще кто обрящет, да прочтет».

Они открыли капсулу. Внутри был свиток — пожелтевший от времени лист бумаги, исписанный мелким почерком.

— Это почерк отца Владимира, — сказала Анна Ивановна, всматриваясь в текст. — Я узнаю его по дневникам, которые показывала мне мама.

Отец Георгий начал читать:

«Я, иерей Владимир Удинцев, настоятель Сретенской церкви града Ирбита, пишу сие в дни скорбей и гонений. Чувствую, что дни мои сочтены, и хочу оставить свидетельство о том, что здесь произошло и что здесь сокрыто.

В 1918 году, когда большевики захватили власть в городе, в подвале нашей церкви была устроена тюрьма ЧК. Многие невинные люди были замучены и расстреляны там. Среди них — священники, купцы, учителя, простые крестьяне, не принявшие новую власть.

Но не все знают, что под алтарем нашего храма есть еще один, более глубокий подвал. Он был вырыт еще при строительстве церкви в 1786 году и предназначался для хранения церковных ценностей в случае вражеского нашествия. Об этом подвале знали только настоятели храма, передавая тайну от одного к другому.

Когда начались расстрелы, некоторым приговоренным удалось бежать через этот тайный подвал. Путь к свободе им указывал мой предшественник, отец Василий, а помогал ему в этом Иван Рулев, тогда еще молодой человек, сумевший втереться в доверие к чекистам.

В 1921 году отца Василия арестовали и расстреляли за помощь «врагам революции». Перед смертью он успел передать мне ключ от подвала и рассказать о его существовании.

Когда я стал настоятелем в 1925 году, я уже знал, что в тайном подвале нашли убежище несколько человек — те, кому удалось спастись от расстрела, но кто не мог покинуть город из-за преследований. Они жили там годами, не выходя на поверхность. Я помогал им, носил еду и воду, передавал новости.

Сейчас, в 1932 году, в подвале осталось трое: старик Михаил Петрович Воронцов, бывший купец; его дочь Елизавета; и мальчик Алексей, которому сейчас должно быть около 13 лет. Мальчик родился уже в подвале — его мать умерла при родах.

Если меня арестуют, о них некому будет позаботиться. Поэтому я оставляю этот ключ от подвала своему верному другу Ивану Рулеву. Он знает о существовании подземных жителей и обещал помогать им.