Дежурный врач

Моё детство пропахло процедурным кабинетом, спёртым запахом кварцевой лампы, спирта и хлорки. Я всегда была очень больным ребёнком. Любая сезонная простуда каждый раз заканчивалась для меня трёхнедельным больничным, ужасным кашлем и моим любимым пульмонологическим отделением больницы номер пять. Я часто вспоминаю эти зелёные длинные коридоры с высокими потолками и тусклыми холодными прямоугольными лампами, идущими светящейся линией в самый конец, к лестнице. Помню ужасную гречневую кашу, варёную на воде, которой почему-то кормили всех детей в больнице. Даже тех, кто не был аллергиком. Я помню также добрых медсестёр и мою лечащую врача, которые знали меня лучше и видели чаще, чем собственных детей.

М-да, детство было, конечно, не самое приятное в отношении здоровья. Помню, каким прекрасным для меня был целый год без больниц. И каким было разочарование, когда в конце 2017 года, зимой всё же оказалась в своём родном отделении с ужасным кашлем до рвоты от обострения астмы и гайморитом. К тому времени мне было уже 17 лет.

Зайдя в привычный, знакомый мне вестибюль и поздоровавшись с лечащим врачом, я начала замечать изменения, произошедшие за год моего отсутствия. Ремонт, проведённый во всём здании, сделал это место более опрятным, но никак не более уютным. Всё такие же холодные оттенки, от которых буквально веет морозным зябким зимним утром. Всё те же высохшие широколистные растения, которые почему-то стоят во всех больницах. Всё те же неудобные диванчики в коридорах, сидя на которых кажется, что они сделаны из чистого дерева, обтянутого искусственной кожей противного коричневого цвета. А их металлические ручки каждый раз, казалось, были отрицательной температуры. Вздохнув и закашлявшись от резкого приступа, а направилась к своей знакомой и единственной в корпусе вип-палате. От обычной палаты она отличалась лишь тем, что в ней был небольшой телевизор, личный шкаф вместо маленькой тумбы, и не было ни одной живой души, помимо меня. И именно последний пункт мне нравился больше всего и, несомненно, стоил потраченных денег. Пройдя к палатам отделения, меня будто ударило электрическим током. Палаты стали похожи на камеры заключённых в психбольнице. Все двери были стеклянными. В моей голове было множество мыслей и ни одной цензурной. Это значило лишь то, что теперь в палате не переодеться, не включить телефон или ноутбук в ночное время, а главное, не насладиться отсутствием людей.

- С-с-с-су-у-упер! — Лишь смогла я выдавить из себя, получив ответ от судьбы в виде злого сильного кашля.

Следующие несколько дней я провела в попытках смирения с этим убожеством. Сидя на кровати и читая книгу, я всегда видела поверх неё размазанное по стеклу лицо маленького любопытного мальчишки, стоящим за моей стеклянной дверью и прижимающимся к ней со всей силы. Ощущение постоянного наблюдения никогда не покидало меня и сильно давило на нервы. Я, как человек, страдающей бессонницей, всегда нуждалась в отвлечении от своих собственных мыслей, иначе всё превращалось в хаос. Особенно ночью, когда я не могла позволить себе включить телефон, так как из коридора был виден свет, мне было не по себе. Но у меня была ещё одна отдушина - поэзия. Не стоит сомневаться, что она граничила с этим хаосом. В периоды самых сложных и тяжёлых событий я всегда брала в руки карандаш и лист бумаги, на который изливались все накопленные мысли.

Так было и в ту ночь. Стоит отметить, что к тому моменту я уже как две недели лежала в больнице. Общая атмосфера давила на психику не хуже самой болезни. Капельницы, таблетки, страшный кашель почти до рвоты, плач детей по всему отделению, бессонница, потом снова капельницы и так по кругу.

Стоя перед окном около 12 часов ночи я наблюдала, как медленно, одно за другим, "засыпают" окна зданий, расположенных напротив больницы. Наблюдать за жизнью других людей мне всегда было интересно. Как они устроены, о чём думают, о чём переживают. Я смотрела на крышу высотного здания, где медитативно и плавно раскачивалась антенна телевидения. Переведя взгляд на собственное окно, я заметила, что на нём нет ручки. Это натолкнуло меня на воспоминания об одном инциденте.

Ремонт в больнице сделали после суицида одного из пациентов. Парень 16 лет спрыгнул из окна 7 этажа нашего отделения. Это случилось не во время моей болезни, но город гудел от этой новости, не оставляя шанса остаться равнодушным. Конечно, случай поверг всех в шок. Это же не психушка, в конце концов, а обычная деткая больница. Самым страшным было то, что следствие так и не установило конкретную причину суицида. Или, наоборот, тщательно попыталось её скрыть. Было ли это спланированным самовыпилом, или это было сделано из страха, или это вовсе воздействие наркотических препаратов - никто так и не узнал. Покрытая мраком, история навевала ужас.

Стоя в пустой тёмной комнате перед окном, я рассматривала ночной осенний пейзаж. Продолговатые узкие жалюзи оставляли на полу тени, похожие на широкие прутья тюремной решётки. Сквозь них я видела внутренний двор. Поздней ночью он был совсем пустой. Длинные дорожки были выстланы оранжевой листвой и тускло освещены жёлтыми моргающими фонарями. Одинокие детские качели методично раскачивались под натиском холодного ветра. Погода не располагала к себе. Ужаса и отчаяния добавлял вид старого советского здания психиатрической больницы, как назло располагавшегося ровно против моих окон. Оно было огорожено забором, но от осознания, что там находятся те, кого нужно огородить, становилось ещё страшнее. Оно обслуживалось лишь наполовину - здание было настолько ветхим, что находиться на верхних его этажах было невозможно - там не работало отопление и в окнах буквально были дыры и трещины. Его серая отделка сыпалась вниз, к обросшему кустарником фундаменту. Свет горел лишь в одном окне - в сестринской, где медбрат сидел в полном одиночестве, щёлкая каналы на "коробке". На некоторых каналах экран рябил и было видно, как медбрат со злостью бьёт руками диван, на котором сидит, иногда случайно попадая по себе. Его состояние навеяло на меня мысли о моём положении.

"Контингент убивает.. жалко, что меня, а не бактерии. Хотя я уверена, будь в мире бактерий такая плачевная ситуация, они стали бы самоубийцами."

Я закашлялась. Противный сухой шипящий и свистящий кашель был моим спутником на протяжении всей болезни. Грудная клетка завопила от боли. Я сморщилась, чтобы не закричать. Боль была адская. К тому моменту я лежала в больнице уже две недели, а кашель всё никак не хотел проходить. Всё в этом странном, безвременном месте, сильно угнетало и давило на нервы. Процедурные кабинеты, плачущие и вопящие дети, недовольные медсёстры, угрюмые уборщицы - одни несчастные лица. Здесь время будто сжималось и растягивалось, делая дни то слишком короткими, то слишком длинными, но все они были одинаково скучны и бесполезны. Немощность и конфликтующее с ней желание работать разжигали внутри меня огонь противостояния, от которого становилось ещё хуже. Как и всегда, в эту ночь у меня была бессонница.

- Оранжевые листья под светом фонарей уже не кажутся такими яркими. А в тени у самого фундамента здания они тёмно-красные.. Как кровь. — пронеслось у меня в голове острым разрядом молнии. Остальные мысли были не лучше. Мне жутко хотелось спать, но сон не шёл. Спустя больше 10 лет я устала бороться и смирилась с тем, что фраза "выспишься в могиле" может иметь буквальный смысл. Кстати о смысле. Каждую ночь, дабы скоротать время, или уже по привычке, в голове вертелись одни и те же вопросы: А что будет дальше? А зачем это всё? Может, я делаю что-то неправильно, и все мои силы потрачены зря? Может всё это зря?