Дело о диком имбире

Глава 1. Аурелия Бек, детектив из Секвойи (ч.1)

* * *

Аурелия Бек пребывала в полнейшем восторге.

Идеалистка, писательница, сумасшедший съемщик, что перекрашивает стены в розовый — детектив?!.

«Не смешите кратер Фогу — это чревато извержениями» — так ей и заявил капитан первого отдела. Капитаны второго и третьего фантазии проявили и того меньше, и рухнула бы ее мечта на дно того самого кратера, если бы не светская любовная ссора.

Лиза Коппердейл — домовладелица всей северной набережной — закатила на торжественном приеме скандал. Мэру Секвойи. Раз он, дескать, забыл, что ее любимый шоколад — белый кокосовый, значит — не любит, значит — существует та, которой он носит вот этот презренный молочный с орехами, а он, следовательно, предпочитает ее Лизе Коппердейл, так что пусть забирает свой гостинец и к «мадам Секвойе» с ним катится, изменщик! Перепутал он!

Мадам Коппердейл слыла той еще стервой, но съемщики держались — ради шикарных видов из окна на залив. А вот мэр не смог. В сердцах крикнул ей через весь зал — совсем случайно, хотя у кого бы на его месте сердца не вскричали — что скорее ее розовая съемщица станет детективом, чем он посмотрит в сторону белого шоколада с кокосом и, тем более — Лизы Коппердейл. Ох, газеты тогда и взорвались яркими заголовками… Бек в один миг обрела нежданную известность, а бедняга Арти едва не сорвал голос — бросаться с лаем и рыком на каждого журналиста. Ради провокации Коппердейл пропихнула Аурелию в полицию, и капитан первого отдела оказался беспомощен. Правда, по другую сторону находились мэр и безумно заинтересованная скандалом секвойская общественность, но повышать стажера до детектива он не собирался, а пахать на нем — оказалось даже удобно.

Время прошло, история и давление со всех сторон подзатихли, и в один прекрасный день… мечта сбылась.

Съели?!.

Перемазанные чернилами пальцы — материалы ее дела, не очередной рукописи! — покалывает от возбуждения, свежемаранные листы в них так и хрустят. Четыре месяца тяжкой пахоты того стоили. В конце-то концов, четыре месяца — это не так уж и много. А Арти умный пес, он стойко довольствуется внутренним двориком вместо вечерней прогулки, потому что после сверхурочных Аурелии хватает только доползти до кровати и упасть лицом в подушку, не раздеваясь и даже не зажигая керосинку.

И у мадам Коппердейл нет морального права гневаться, если она этот факт обнаружит. Ну, те редкие кучки на заднем дворе под старыми липами: основные дела Арти приловчился делать по утрам, благо без свежей выпечки из «Корасао» Аурелия день не начинает.

Ее. Дело. Аурелия Бек — детектив. Так правда бывает.

Чудеса знают, что она их любит, и поэтому с ней случаются.

Ладно, Рели, чувства в сторону и по существу. Четыре не слишком свежих трупа в горах. Этим беднягам с чудесами как раз не повезло. Им вовсе не повезло — по жизни. Она сама опознала каждого — те самые беглецы из группы нелегалов, что доставил морской патруль две недели назад. Трое парней и женщина постарше, согласно показаниям соплеменников — мать, двое сыновей и друг одного из ребят. Сбежали из-под конвоя еще по дороге в лагерь, те же две недели назад. Жаль их, конечно — бегут из Ярилии от войны, но закон есть закон, и в Секвойе появляться из ниоткуда просто так нельзя. Точнее, можно — тут половина населения из ниоткуда, и Аурелия такая же, но это не то же самое.

Сколько ей?.. Полгода всего. Просто родилась не в детстве, а взрослой, из ниоткуда — чпок! И стоишь у дверей дома, где станешь жить. Без памяти, без прошлого, без родных и истории. Зато — с пусть небольшим, но стартовым капиталом и смутными представлениями, как эта жизнь работает. Так оно у всех, кто в городе новенький. Ну, еще переезжие есть, только таких мало. А верхи, конечно, охватывают династии с родословными. «Ниоткудошние» вечно завидуют тем, у кого «родословная»: память есть, положение, семья, связи, опыт… А вот «родовитые» твердят, что у них не опыт, а травмы детства, и никаких тебе стартовых капиталов, да и связи, вообще — дело запутанное и вредное, без них куда проще. И неизвестно, что лучше; вот Аурелии все полгода ее жизни кажется, что для любого лучше — то, что у него есть, чем-то, чего у него нет. Все равно настоящее станет прошлым, и если в нем жить со всей душой — то и прошлое со временем накопится что надо, даже если с травмами, зато свое и настоящее. И связи, и опыт — такие, как ты решишь. Рождаешься ты в детстве или взрослым — неважно, потому что жизнь собираешь сам. Своим ходом, год за годом. Если мы ничего не имеем, то мы ничего не теряем, и смысл завидовать…

В коридоре раздались шаги и голоса — смена закончилась, а Рели обнаружила, что мысли снова увильнули куда-то в неприличествующую детективу сторону. Но просто как думать, как успокоиться, если цель всей полугодичной жизни — вот она, под носом в буквальном смысле слова?.. И в голове сумбур.

Еще не повезло детективу Мерку Чапману, который отвечал за конвой и упустил беглецов. Так громко сел в лужу, что лишился звания по приказу мэра, который не только шоколадками увлекается, но и строгим отсутствием проблемы бездомных. Все три секвойских отдела были брошены на поиски и ликвидацию, причем такие козлы отпущения, как Бек — в первую очередь. Потому что кому нелегалы нужны: дело не интересное, карьерно не прибыльное, да и вообще муторно. Лишь бы не объявились и мэру глаза не мозолили, и ладно. Достаточно улицы патрулировать для виду и наминать в рыбном ресторанчике тиляпию в тесте. А теперь и вовсе радость — беглецы превратились в трупы, и проблема снята, «дело закрыто», пора праздновать. А для Бек — дело только появилось! Потому что — ее, потому что рапорт писать и следствие вести — ей. Хотя шеф и считает, будто вести там нечего, смерть случайная, криминала нет, закрывай, Бек, по-быстрому.

Она и получила дело, собственно, потому что Чапман отстранен, а другие в проблемных беженцах копаться не захотели.

— Лель! — в со скрипом отворившуюся дверь просунула накудрявленную голову секретарша, вторая и последняя женщина в их первом отделе. — По привычке тут торчишь? Ты ж дело получила — цель достигнута! Домой пошли, отдыхать, рабочий день закончен! Зря Арти и мадам Коппердейл ждали этого часа, что ли?

Глава 1. Аурелия Бек, детектив из Секвойи (ч.2)

Спать хотелось, это да. До жутиков. Но с таким возбуждением уронить голову на стол, как это прежде случалось не раз, ей сегодня не грозит. Сердце колотится так, что и дышать выходит через раз. Пульс зашкаливает. Мятки, что ли, выпить. И сосредоточиться.

В отравление имбирем поверит только задавака вроде Мирен Пти или предубежденные мэр и капитан — ярильские беженцы, что обвели вокруг пальца Чапмана, не настолько безмозглые, чтобы так глупо травануться. В маленьких дозах дикий кахили не смертелен — сама в чай добавляла, когда простыла, а денег на аптечный не было — а в больших… да никакой имбирь никто бы не смог жрать килограммами. Бек разговаривала с остальными ярильцами — теми, что доехали до лагеря, когда искала этих. Все у нелегалов с мозгами в порядке, только акцент ужасный, а сбежавшие ребята и вовсе — научными исследованиями на родине занимались.

Так что отчет судмедэксперта необходим для последующих умственных выводов. Характер отравления должен подсказать, случайность это или злой умысел. И… может быть, даже чей… и против кого… Норд выдаст, что нашел, и отправит на все четыре стороны, а сам пойдет жарить чапчхэ в неприкосновенном домашнем саду.

Аурелия глянула на назойливо тикающие в тишине настенные часы. На завершение лабораторных исследований, по словам Норда, уйдет еще минут сорок. Все равно мысли вразнобой, и без фактов это не мысли, так что мята — отличная идея. А при случае посмотреть, чем у дежурного на приемной трубке разжиться. Печенюшки какие. Сегодня Клайв дежурит: он добряк, сластена и единственный, кто ее в открытую тут не троллит. Простой дядька с глубокой лысиной, хоть и родовитый не хуже Мирен, но плевать ему на эти заморочки, как и Бек.

— Лель! — обрадованно приветствовал девушку кругленький Клайв. — Заходи, скрасишь мое одиночество! Говорят, ты наконец получила дело и кабинет Чампана? Выкладывай, что там тебе сбагрили? Не просто ведь так — тебе, да?

Рели поморщилась.

— Я же просила, Клайв! Я не Лель!

— Да, да, помню, мадам романист, Лель — это божество какое-то там…

— Не какое-то там, а Ярильское как раз — фольклор не только романистам знать пристало, к твоему сведению! Лель — это бог любви и страсти, а посмотри на меня — где любовь и где страсть? — Рели втянула щеки и закатила глаза, хищно сверкнув белками. — Давай вкусняшки. Где твоя заначка? Я знаю, что ты без нее на смену не выходишь.

Она выгнала добродушного толстяка-очкарика из-за письменного стола у трубопровода и начала рыскать по ящикам, сетуя:

— Заставляешь самой искать, Клайв — что за дурной тон! Мог бы и добровольно девушку угостить.

Ящики были полны оберток от «Веселого мэра» и шоколадок с орехами «Мадам Секвойи». Главный секрет успешного производства — ловить волну. Это как в серфинге, которым летом занимается на побережье половина города. Рели надеялась однажды попробовать, но сначала надо научиться плавать.

— Вот тебе и любовь, вот тебе и страсть, — с жаром продекламировал Клайв, бочком проталкиваясь к полкам, чтобы наполнить кастрюльку водой и вставить кипятильник, — к обыскам. Ты верно выбрала карьеру, Лель.

Бек фыркнула, покачала головой и продолжила рыться в шуршащих обертках. Неисправим.

— И к розовому — тоже любовь и страсть.

Запустила в старшину использованной капсулой. Клайв, хохоча, уклонился, а снаряд брякнулся о деревянную тумбочку.

— Вот розового капитан тебе никогда не простит!

— Не понимаю, чем он всем так не угодил? — пожала Рели плечами. — Нормальный цвет, да и я в интерьере только, не в участке же, и даже не в повседневной… Ага!

Лимитированная «Мадам Секвойя»! С суланийскими орехами и изюмом… Рели облизнулась, а желудок в предвкушении заурчал. Увы: Клайв оставил внутри только растаявшие крошки и сложенную бумажку от «Веселого мэра» — только заляпалась, ёпрст…

— Да, в прессе с этим моментом скандалили больше всего … — почесал Клайв подбородок. — Ну, не вяжется розовый с серьезностью, никак.

— Ни стыда у тебя, ни совести, — насупилась Бек, потрясая оберткой и отправляя ее в урну. Облизала слипающиеся пальцы, тут же морщась: забыла, что там же еще чернила были. Что за гадкий привкус.

Высунула язык, бухнула в близстоящий стакан воды и принялась полоскать рот, не сводя мрачного взгляда с роговых очков Клайва.

— Да ладно, у тебя еще любовь и страсть к идеализму есть. И собаке. Хотя вряд ли твой Арти прямо сейчас так думает, скуля у закрытой двери.

Как зовут собаку «розового детектива», тоже знает вся Секвойя.

Бек махнула рукой на зубоскальство старшины и двинула к горшку с мятой на окне. Будь благословен тот мудрый человек, что придумал растить этот успокаивающий куст в дежурке. Каждый день обгладывают свежие листики только так. Выплюнула воду под корень и скептично осмотрела стойкое растение, привстала на носочки, ногтями отщипнула пару соцветий с верхушек, недоступных тем, кто ростом не вышел.

— Арти такой ерундой не занимается.

Понюхала. Божественно.

— Ой брось, все псы занимаются этим. Не пишет же Арти романы под твоим псевдонимом в твое отсутствие. Кстати, какой у тебя псевдоним? Я и не спрашивал, а почитал бы…

Вот пристал. Она просто в стол пишет, одну сказку только, вот идея второй пришла. Ляпнула на интервью, что сочиняет, и раздули...

— Насчет дела, — с нажимом произнесла Аурелия, не сводя глаз с никак не желающего накаляться кипятильника, — это на гидроэлектростанции, не просто в горах случилось.

Клайв присвистнул, забыв про Арти, романы и розовый.

— Открытия которой ждет мэр, чтобы запустить желтые трамвайчики?

— Другой у нас нет, не придуривайся. И дело не только в трамваях. Одиночные ветряки ни на что годятся, как видишь, пусть и стоят мэрии бешеных денег. А дома у многих их и вовсе нет. Например, у нас на северной. Весь город ждет открытия ГЭС, как праздника.

Наконец освещенные улицы и теплая вода из-под крана. И электрические быстрые печи, отопление в туманные зимы, никаких свечных огарков и тяжелых керосиновых ароматов по дому. Ручьи и водопады Фогу послужат благому делу.

Глава 2. Ганс Бэйль Бьорк, капитан полиции первого отдела (ч.1)

* * *

Ганс Бэйль Бьорк мучился очередным приступом головной боли. Она сделалась хронической с тех пор, как скандалистка Коппердейл влепила ему нового «сотрудника» из розового домика на набережной. Аурелия Бек умела быть настоящей занозой в том самом месте, на котором сидят и просиживают штаны все, кому не лень. И кому лень — тоже. Нет, разумеется — Ганс Бэйль вовсе не оправдывал подобные мировоззрения большинства своих подчиненных, но Бек… слишком уж горела — он вечно опасался пожара. И это если не упоминать постоянные звонки то от «хозяйки Медной Горы», то от мэра, то от какого-нибудь репортера — он уже сто раз успел пожалеть, что и в домашний кабинет телефонную линию провел. Будто на работе нервотрепки мало. Но статус ведь, репутация — и не поспоришь.

Едва интерес газет и важных шишек к карьере Бек подостыл — беженцы-беглецы случились. Чапмана — единственного товарища по несчастью, что худо-бедно спасал от Бек и обставлял Бьорка в шашки — снесло с должности гневным приказом мэра… Впрочем, после конфликта с Коппердейл мэр Брамс гневался и пылил ежедневно, и в Секвойе и «Хрониках» знай себе подтрунивали да дров в огонь, а он — Бьорк — отдувайся за всех… В итоге первый участок вовсе остался без детектива. С опасно пустующим местом в пределах досягаемости Аурелии Бек.

Если бы не успокаивающие отвары от Мирен, Бьорк бы и вовсе с ума сошел.

По истечении двух недель беженцы отыскались. Околевшими. На территории практически готовой к открытию гидроэлектростанции — скандал! Мэр велел дело тихо замять — на носу открытие, огромное значение для развития инфраструктуры Секвойи! — «Грин Лэнд» уверял, что экологической угрозы нет, да и отчет Норда подтвердил: желудки жертв под завязку забиты диким кахили. Ну, дураки — что возьмешь с этих ярильцев: всем известный факт, что нечего от беженца ждать признаков мозгов. Потому и загнулись: глубокой осенью в горах все равно есть нечего.

Так Бек получила свое — кабинет и обязанности, и от нее требовалось всего закрыть дело без шума. Если бы вдруг и выплыли неожиданные детали, то всегда можно все свалить на некомпетентность розового детектива, уволить ее к козлам винторогим и вернуть старого доброго Мерка Чапмана. В любом случае Ганс Бэйль в выигрыше.

Но дело верное. Отравление имбирем. Закрыли и забыли.

Он так надеялся не вспоминать об отварах и мигренях и был невероятно близок к цели.

Но эта ненормальная романистка ворвалась к Норду после рапорта в его священное время ужина, надавила (уж Бэйль не хочет знать чем, хотя, может, и стоит, чтобы подготовиться на будущее — настоящее уже явно в пролете) — дескать, она не просто записочку по пневмопочте хочет, а полное заключение! — и сообщила всему почтенному кварталу Фамал, тарабаня в дверь капитана после полуночи, что кахили к смерти ярильцев непричастно, и им надо срочно поговорить!

Ярильцы! Кахили! Да козлы винторогие!

Иллирика привычно ворчала, завязывая пояс халата, что эта работа его в могилу сведет, и тогда дети останутся сиротами, а она — вдовой. Но приняла Бек с фирменной улыбкой и горячим чайником, усадила в кресло, поставила печенье, на которое та набросилась как волк из Верхней Секвойи. Потому что у Иллирики — манеры.

— С корицей? — уточнила жена.

Бек закивала с готовностью, набиваясь печеньем, с полным ртом прокомментировала:

— Погофяфее.

Ганс Бэйль не спешил садиться. Он даже халат не запахнул, светя полосатой пижамой, чтобы эта ненормальная осознала, как сильно ей пора домой. Но Аурелия Бек была из ниоткудошних, и потому, вероятно, тему манер и намеков изучить никто ее не заставил. А родовитые Бьорки слишком хорошо воспитаны…

— Фэф, — обратилась к нему его горе-детектив, — пвифина не в кахиуи.

— Прожуй сначала, — велел подчиненной Бьорк, морщась, и со вздохом уселся напротив, запахивая халат. — Лир, мне тоже погорячее. И иди спать, ты же знаешь — тайна предварительного расследования.

Посмотрел выразительно на Бек. Та заткнулась. Поняла. Продолжила молча жевать.

Иллирика покачала головой, всеми силами удерживая сползающую с лица маску любезности.

— Пообещайте, что не задержите моего мужа, мадам Бек, — попросила она, наполняя чашки ароматным напитком. От коричного чая всегда пахло немного жженой вишней и старыми садами. Бьорки его обожали со своего первого поколения.

Даже Аурелия Бек довольно тянула носом.

— Я бы с удовольствием, мадам Бьорк… — приняла фарфоровую чашку в обе ладони, зажмурилась, не то греясь, не то вдыхая ароматный пар, не то и то, и другое разом. — О, благодарю от всей души! И печенье свежее, такое рассыпчатое, еще и с суланийским изюмом! Вы моя спасительница.

Да что вы говорите. Гурман нашелся.

Воинственная Иллирика смутилась от похвалы — она всегда сама пекла и готовила, и Ганс Бэйль так к этому факту привык, что и забыл, что можно говорить подобное. Это же само собой разумеется — как иначе? Жена явно смягчилась, и он сам даже на мгновение восхитился открывающей все пути напористой непосредственностью Бек. Или же просто вместо манер она после своего недавнего рождения занялась обаянием.

— Я бы с удовольствием — у самой глаза закрываются, да и мы с шефом не особо друг друга жалуем, но сложно предсказать, сколько нам потребуется времени.

Точно занялась, козявка.

— Милый?..

У Иллирики были огромные карие глаза, в которые в свое время Ганс Бэйль как провалился, так и остался на дне. Это немного пугало, поэтому он предпочитал дому работу. Так… безопаснее, что ли.

— Да, Лир, мы недолго. Иди.

Он прятал свой страх за показной холодностью, а Иллирика ей верила. Удобно, очень.

Аурелия чуть прищурила глаза, будто упрекала капитана за столь опрометчивое обещание, и бесцеремонно глазела на него поверх чашки, пока Иллирика не затворила за собой дверь спальни.

— А у вас есть электричество, — начала она с непринужденной беседы, будто все же вспомнив что-то об этикете.

Глава 2. Ганс Бэйль Бьорк, капитан полиции первого отдела (ч.2)

— Он только вчера прибыл утром в Секвойю — я проверила. Ярильцы уже два дня как были мертвы.

— Но ведь он твердит, что гидростанция чиста? А она — не чиста, как ты утверждаешь.

— Я завтра наведаюсь в НИИ за его отчетом и передам Норду для изучения. Если надо убедить мэра в необходимости расследования… рассчитывайте на меня.

— Только не ломись к нему ночью в двери.

— Ну, как показывает практика, — разулыбалась Бек, вновь копаясь в своих чае и печенье, — этот метод отлично работает. Садитесь, шеф, подкрепитесь — вашим нервам полезно. Что случилось, то случилось — такова жизнь.

Ганс Бэйль с силой провел пятерней по лицу, шумно выдохнул, сделал шаг к столу и упал обратно в кресло.

— Значит, или саботаж, или ошибки в экологической экспертизе?

Бек кивнула.

— У меня не так много опыта, чтобы утверждать точно, но мне кажется… что да. Вариант запланированного убийства жертв мне кажется менее реальным, хотя кто знает…

— Не так много опыта у нее… Опыт тоже не может утверждать точно. Никогда. Кстати, ошибки в экспертизе тоже могут быть намеренными.

— Тогда это тоже подпадает под категорию «саботаж».

— Бек, зачем тебе это все?

— В смысле, шеф?

— Ты получила вожделенное место детектива. Могла бы просто наслаждаться победой — чего тебе не хватает? Даже газеты бы написали. И «хозяйка Медной Горы» души бы в тебе не чаяла — одни плюсы.

Расслабившаяся было в кресле Аурелия даже побагровела, выровнялась доской, а кулаки ее сжались на подлокотниках добела.

— По-вашему, всем только статус нужен? — она обвела подбородком комнату. — Электричество, телефон, престижный Фалам, шелковый халат… Я — не вы!

— Кончай ниоткудошнюю критику, никто из родовитых не принимает ее всерьез. Это снобизм, только наоборот.

— Знаете, шеф… — Аурелия встала, зачем-то подняла со стола чашку, провела большим пальцем по ее ручке. Чашки Иллирика держала старинные, с ярко-синей росписью по белому. Красиво. Бек тоже оценила. А потом смело взглянула шефу в глаза, сверху вниз: ее светлое лицо шло пятнами. — Я не считаю, что у меня есть особый талант. Просто мне нравится то, что я делаю. Я ХОЧУ делать эту работу. Вне зависимости от обстоятельств. Вот и все. Что в этом плохого?

Ее горящий взгляд вещал: остановить меня невозможно! Бьорк вздохнул. Что ж… можно и сломать, но зачем столько усилий, если можно также… использовать это безумие, как Эррел — Фогу? А это идея, козлы винторогие хребет себе дери.

— Раз так…

Ганс Бэйль резво подскочил — прострелившая поясница напомнила, что «дорогой, не в нашем возрасте», закряхтел, срывая с письменного стола лист бумаги, чернильницу, перо, и бухнул перед своенравной Бек. Вазочка с печеньем жалобно звякнула — слишком неделикатно ее подвинули.

— Садись, — приказал он и ткнул пальцем вниз. Сам остался стоять, запустил руки в карманы

Аурелия Бек осторожно опустилась на самый краешек кресла, недоверчиво щурясь.

— Пиши. «Я, Аурелия Бек, признаю, что не обладаю способностями, необходимыми для работы детективом первого участка Секвойи…»

Аурелия выпучила свои чернющие как душа преступника глаза и вжалась в спинку кресла. Капитан Бьорк довольно хмыкнул. То-то же.

— Завтра в «Светских хрониках» эту писульку опубликуют, наговорят, что ты не справилась, а мэр обставил Коппердейл. Больше ты с первым участком не имеешь ничего общего.

— Но… как… — а потом растерянная Бек запальчиво выпалила: — Неужели вы верите, что я спущу вам это с рук?! Да я расскажу прессе правду! И…

— Не расскажешь. Потому что БУДЕШЬ расследовать это дело. Под прикрытием. И если кто-то станет интересоваться, куда ты суешь свой короткий нос, все спишут на твою розовую одержимость, и официально — ни я, ни мэр за твои действия не в ответе.

Челюсть у Бек так и отпала.

— То есть как…

— А вот так. Если все выгорит — опровергну потом эту статью в «Хрониках» и обнародую правду про прикрытие. Получишь обратно кабинет. Будет твой.

— А если… ну, если… не выгорит?

У нее даже губы пересохли.

— Тогда ничего опровергать не стану. И в участке не потерплю. Даже как заявителя. Будешь таскаться во второй или даже третий, и без права на проезд в трамвае.

— Если город не уничтожится от запуска… А вы выйдете сухим из воды… И убийца тоже.

— Если он есть.

Аурелия обиженно поджала губы.

— Это несправедливо! Мне только полгода, я почти ничего не знаю и не умею! И вы обрекаете меня на позор из малодушия!

— Но тебе ведь НРАВИТСЯ это делать, — весело приподнял бровь Ганс Бэйль Бьорк. — Вот и делай то, что нравится. Это очень правильное жизненное направление. И верь своей интуиции. Но все проверяй. Да ты кушай, кушай. Бледная вся, что твои дорогие трупы.

Аурелия открыла было рот, но тут же закрыла обратно. Вот это он ее уделал. Аж потереть ладошки захотелось, но Ганс Бэйль удержался от глупого юношеского жеста, оставил руки, как были в карманах, и сел.

— Все еще хочешь взяться за это дело, Бек?

— А… если я откажусь?

— Тогда я тоже тебя уволю. Просто без шанса вернуться.

Она фыркнула и едва не расплескала чай на Иллириковский пушистый ковер и себе на колени. Хотела было высказать прямо, что обо всем этом думает, но капитан подмигнул:

— Хотя я надеюсь, что ты согласишься.

С тайным расследованием мэр не взбесится настолько, чтобы убить. Его или кого-нибудь еще. Себя, например. Так что это действительно выход. К тому же, заявления о посрамлении Лизы Коппердейл подсластят новость, которую ему нести на рассвете в ратушу… И все равно завтрашнее утро выдастся непростым. Напор Бек не подведет, но вот таланты и опыт…

Придется и Чапмана вовлечь, но тоже по-тихому. Мерк с радостью ухватится за шанс вернуться. Бродят слухи, что снова спивается бедняга в кабаке где-то в Среднем городе. И только шашки его и кормят.

— Значит… официально я все еще детектив? — в голосе Бек зацвела робкая надежда.

Глава 3. Лоуренс Немо, морской эколог из Сулании (ч.1)

* * *

Лоуренс Немо страдал от насморка.

Конечно, считается, что мужчинам от этого заболевания достается горше женщин — те почему-то вечно сильнее в таких вещах — но проблема такова, что в вечном лете Сулании ему вовсе не приходилось сталкиваться с холодной погодой. И ведь всего конец октября — то ли еще будет! Туманы в этой Секвойе всего за сутки успели так крепко залезть за шиворот, что будто присосались холодом сквозь спину к солнечному сплетению навеки. Еще и в этой насмешке над словом «дом» не теплее, чем на улице — зачем здесь вовсе стены?!.

Немо даже и не сообразил, почему люди на рыночной площади покупают дрова. Думал, селяне какие на городскую ярмарку понаехали, для своих очагов берут — там, еду готовить… В городе же должны быть все условия. А тут в конурке от НИИ из обогревающих приборов только миниатюрный кипятильник, который греет воду на чай целую вечность. Про ванну уж и заикаться нечего. Вот тебе и все условия.

А ему без воды никак — не прыгать же в залив, который небось вот-вот льдом покроется. Но выхода скоро не останется — или холодная ванна, или ледяной водопад где-нибудь на горном безлюдье. Чешуя высыхает, а умирать Лоуренс пока не собирается — не для того сбегал на свободу из дворца. Если бы не плотная одежда, он бы худо-бедно впитал влагу из тумана и перебился, но холодно же! Зуб на зуб не попадает.

Когда он собирал материалы о Сей — страну на материке, наиболее от Сулании удаленную — то читал все больше про столицу. Вот даже ухитрился у портного тайком пальто, перчатки и шарф с кепкой заказать. На зиму. А надеть пришлось уже сегодня, иначе бы околел. Кто ж знал, что его запрос перенаправят в секвойский филиал — самый север! Только времени проверять карту не было — отец и так уже начал догадываться о его планах побега, и пройдет время, пока Посейдон догадается про Сей, а тем более — Секвойю.

Дело в том, что Лоуренс никогда не хотел быть просто родовитым принцем. Да — он обожал океан, но любовью исследователя. Не властелина. Тем более, что Посейдон жив и здоров, и еще лет сто будет, а требует — будто завтра сподобится. Так что в морской экологии его, Лоуренса, спасение. Он знает о подводном мире все.

Бр-р! Лоуренс поднял воротник пальто и выпустил облачко пара в пространство между покрытыми цветной плиткой стенами малюсенькой затхлой кухоньки. Кипятильник пока не сдавался. Суланийский же «эколог» был к тому очень близок.

Хотя его «сдаться» значило бы упасть на диван с выступающей в стратегическом месте пружиной и начать жалеть себя. Никак не вернуться в Суланию. Ни за что.

Разговорник сейского пригодился, хотя жизнь от теории отличается разительно и понимать их тараторную трескотню не так уж просто — особенно въедливой детективши, которой только женские романы писать. Болтала, как заведенная музыкальная шкатулка.

В общем, не был Лоуренс готов к условиям жизни в Секвойе. А тут еще эти побелевшие трупы на гидроэлектростанции. Если окажется, что он что-то просмотрел, у него ведь и этого убежища не останется. Ну как он — тритон — мог не договориться с водой?.. Смех и грех. Вода так и сказала — она довольна жизнью и не против поработать на портовый город. А эта девчонка с фамилией вроде «Бяка» — что очень ей подходит — заявила, что он мог ошибаться. Ха! Он, сын повелителя океанов?!

Как жаль, что свою настоящую сущность придется держать в секрете. В любом случае, вроде отстали, но вчера в институт он уже не дошел. Пока слез с этих скользких гор да нашел свой новый адрес, затерянный между лепящихся друг к другу курятников с красными крышами — и это таща чемодан, оставленный утром в порту! Вот сейчас сварить кофе и потом можно думать.

Закипела!

Лоуренс радостно схватился за ручку жестяной кружки и тут же обжегся. С громким ругательством дернулся и — едва не пролил кипяток на тапки.

— Стоять! — рявкнул он на драгоценную горячую воду, и та послушно замерла в дюйме от его стопы. — Куда? А ну-ка обратно!

Ткнул пальцем, и беглянка юркнула куда было приказано, так аккуратно, что даже молотый кофе не расплескала. А Лоуренсу мгновенно больно стянуло кожу под свитером и пальто. Вот идиот, сплоховал по привычке — он же не в океане, чтоб с водой играть. Сам себе приговор смертный подписал.

Темная кухонька наполнилась богатым запахом кофейного напитка — в Сулании производят самый лучший, ему удалось с дворцовой кухни вывезти два с половиной фунта. Лоуренс подошел к замызганному дождями окошку балкона, и спина при ходьбе отозвалась не меньшей болью. Чешуя.

Красная крыша ниже и ступеньки на соседнюю улицу еще были четкими, а вот сама улица и дальнейшие ряды растворялись в холодном молоке тумана. Эх. Выхода нет.

Лоуренс отодвинул засов — пришлось приложить силу, и на плечах треснула еще пара чешуек. Из щели и так тянуло холодрыгой, но в открытую дверь ворвалось и вовсе нечто заставляющее душу содрогаться в самых пятках. Только выхода у Немо все равно не было: он решительно стиснул зубы, аж до неприятного скрипа — и первым рванул с себя шарф. Следом на диванчик полетела шапка — непослушные короткие кудряшки вырвались на волю (цвет у них был такой же красный, как у детектива Бяки) — а потом пальто.

Ах! И так затрудненное дыхание сперло, будто он сам превратился в ледышку. Лоуренс знал, что покрывается мурашками вперемешку с лопающейся сквозь кожу чешуей. Он видел такое только в книгах библиотеки, а в подписях к картинкам утверждалось, что смерть от усушения для тритона — это самая страшная мука. Не хотелось бы проверять на себе. Так что он скрипнул зубами еще сильнее, до жуткой боли в челюсти, и сдернул свитер через голову, а затем и рубаху. Оставшись обнаженным по пояс, Лоуренс шагнул на балкон и раскинул руки. Коже стало немного легче. А вот нос забился напрочь, а ртом дышать было больно, будто внутрь с воздухом влетали сосульки и замораживали желудок.

— Иди ко мне, — прогундосил Лоуренс.

Как хорошо, что вода понимает именно суланийское древнее наречие. А не эту сейскую белиберду.

Глава 3. Лоуренс Немо, морской эколог из Сулании (ч.2)

— А это — трамвай, — тараторила расцветшая стойким румянцем Надя Кох, пока они бежали со ступенек на витые улицы, с витых улиц на квадратные площаденки, увитые красным плющом и капельками влаги на гирляндах, а потом — на новые ступеньки.

Никогда не приходилось Лоуренсу Немо бегать на «службу»! Зато согрелся, чихать перестал и голод утих — и то дело.

— Уже через пять дней он двинется с этого места во-он туда, до самой гидростанции — представляешь?! И будем мы не хуже столицы, со своим трамваем! Мсье Брамс устраивает большой фестиваль с танцами, зажгутся те фонарики и мы будем танцевать всю ночь. Правда?

Вот никогда Ларри не понимал сухопутных традиций отплясывать до утра, пока ноги не отвалятся. Но кивком пообещал Наде — слишком уж большие надежды горели в ее глазах, а их обладательница, в конце концов, волшебно целовалась.

«Трамвай» напоминал нордхавенский поезд — к его станции он приплыл тритоном через океан, а длинный полуостров по суше пересек уже как человек, с чемоданом и билетом на корабль до Секвойи. Трамвай же — вагончик маленький, желтый, совсем неочешуившийся еще. С пустыми круглыми глазницами. В них тоже зажгутся «фонарики», вот умора.

— Планировался красный — так мадам Коппердейл хотела, вроде «цвет любви», да и в столице такие, но потом они с мсье Брамсом поссорились, и он приказал перекрасить трамвай в желтый. Мне нравится, а тебе? Будет свой, секвойский, оригинальный — даже лучше, верно?

Ларри пожал плечами, хотя с удовольствием бы насмешливо фыркнул.

— Если не будет обязан бегать по лестница, то хорошо так ему.

И неважно, желтый или красный. Влюбленные — они всегда безумные, чтоб их акулам подкинули, и кровь из носа пошла. Как он не любит влюбленных. Флирт — это высокое искусство, влюбленность — трясина для идиотов.

— Здесь ратуша, тут я и работаю. Но доведу тебя до пекарни, а то потеряешься еще…

Он прижал теплую девчонку к себе — та снова расхихикалась — с наслаждением поймал губы. Надя угрем вывернулась, возмущенно поясняя:

— Ларри, ну неприлично же!..

А саму румянец сдавал с потрохами. Ларри скорчил умоляющую рожицу, поймал добычу обратно в объятие одной руки. Сильной руки. Будет она ему про приличия рассказывать, после того, как зашла «на кофе»! Надя весело рассмеялась, качая головой, отклонилась так далеко, как только могла, так, что он едва не уронил ее на старенькую мостовую. Но не вырвалась, а глаза кричали, что это игра, которая ей безумно нравится. Даже вот тут, в нескольких дюймах от земли.

— Какой же ты милый, Ларри! — и щелкнула его по носу, а потом дунула в него же.

Пришлось выровняться вместе с ней и поспешно отвернуться — потому что он тут же чихнул. Как раз на ратушу, где она работает и где заседает вредный дядька мэр по имени Виктóр Брамс. Который красит трамваи в желтый, заставляет Надю бегом возвращаться на службу, а его — работать с мадам Бякой.

Насморк нагрянул с новой силой, и настроение резко испортилось. А еще Кох по носу щелкает.

Но неугомонная Надя уже тащила его за руку куда-то в переулок, и неожиданно в легкие ворвалась соль океана, а внутри все встрепенулось. Они вывернули на набережную, и он увидел ее: вода! Залив реки Руэдо, где вода пресная смешивается с соленой, окаймленный цветным рядом светлых домиков, совершенно непохожих на его курятник.

— Вот, это «Корасао», зачем бы она тебе ни была нужна, — ткнула Надя Кох рукой домик из белого кирпича. — Но выпечка у мадам Сальты отменная.

Он стоял напротив, боком к длинному молу, о сваи которого бились холодные волны. И разбивали упрямые лбы в пену. Лоуренс втянул влажный воздух полной грудью, жмурясь от удовольствия.

И сквозь насморк прокрался божественный запах хлеба. А желудок таки заворчал недовольно.

В окне прямо на Ларри смотрели красные дреды. Ошибкой судьбы того же странного оттенка, что его кудри. Словно Бяка забрала все его права на исключительность. «Вы уверены, что в ваших анализах нет ошибки, мсье Немо?». И эта поднятая бровь, как скепсис всего мира в одном мимолетном движении. Мадам детектив, судя по всему, тоже его увидела — взгляд метал в него сосульки. Извергая все возможное презрение.

— Ларри, послушай… — застывшая рядышком Надя кокетливо поправила его шарф.

И Ларри — на сей раз чисто чтобы насолить мадам Бяке — любовно чмокнул мадам Кох в висок:

— Да, милая?

Продолжающая цвести розами по щекам Надя возражать на сей раз не стала. Хотя, возможно, она играла — всякий опытный игрок в любовь знает, как важны эти милые румянцы. И как важно, чтобы партнер по игре не догадался до конца — играешь ты или это по-серьезному все. В том и вся прелесть.

— Я буду вечером готовить ужин… сейчас как раз сезон на камбалу… Приходи? — она изящно выудила из своего портфельчика визитную карточку, состроила лукавую рожицу, покрутив кусочком бумаги перед его лицом.

Он и подумать ничего не успел, а Надя вдруг порхнула пальчиками под его пальто, нашла там внутренний карман, куда и засунула свой подарок, а потом… отпустила воздушный поцелуй и сбежала.

Лоуренс даже обомлел: что за обворожительная наглость! Служащая Брамса давно скрылась за поворотом переулка, а он все стоял столбом и глядел вслед. Не обернулась даже ни разу — браво. И поразительная удача. Милая светская игра и дополнительные приятные бонусы, а теперь и приглашение на ужин… Полез в карман, чтобы посмотреть адрес.

«Переулок рыбака, 8». Это ничего ему не говорит. Пока. Кроме того, что сегодня он будет есть и спать в тепле. В промозглую конуру на горе, пока не заработает этот желтый трамвай и не проведут обещанное отопление, он не полезет. Разве что за кофейными зернами. Когда пустят трамвай.

Хохотнул даже. Услышал согласный всплеск в заливе в ответ. Да, да. Как жаль, что ты не теплая, река Руэдо, смешавшаяся с океаном.

— А капитан таки мог оказаться прав.

Холодок от этой фразы будто смыл все наваждение, и Ларри обернулся. Надо же — мадам Бяка не дождалась и вылезла на порог! Сложила руки на груди и стоит на самом краю, качается. Круги под глазами черные. Почти как глаза. Черные дыры Марьиной впадины, одно слово.

Глава 4. Лусия Сальта, владелица пекарни "Корасао" (ч.1)

* * *

Лусия Сальта подслушивала.

Подслушивала маленькой девочкой — прячась под столами, когда тогдашний мэр грозился отжать у бабки дело. Подслушивала, когда бабка Мария передавала пекарню ее матери; Лусия Сальта уже повзрослела тогда и не вмещалась под столы, но привычка все знать вместе с любовью к процессу остались, а благодаря увлечению модной в то время механикой оказалось достаточно подведенных к абажурам специальных трубок. Ну, а с тех пор, как «Корасао» отошло ей и Секвойю охватили электричеством ветряники «Винд ту Ол», подслушивать стало и вовсе просто. Тем более, что один из внуков Лусии поступил в столичный университет, и это приличный повод наведываться в столицу воемя от времени: тамошняя свалка Агбогблоши полна интересненьких деталек.

В семье о пристрастии Лусии Сальта к подслушиванию никто не имел ни малейшего понятия — да упаси создатель мира! — ведь еще в детстве под столами она уяснила одну прописную истину: знают двое — секрету конец.

Быть в курсе настоящих событий — это не то же самое, что читать «Светские хроники» — те обожают сенсации и живут ими. Буквально. Старшая журналистка Мегги Ридмонд именно после сенсаций заказывает шоколадный брауни для всей редакции — «куш» они «сорвали». Только с реальностью у этих статей общего столько же, сколько у сухаря и мякиша: вроде и родственники, а антонимы абсолютные. Реальность — она в непринужденных разговорах с чаем и кардамонбулле — когда не подозреваешь, что тебя слышат. Что может быть правдивее?

Лусия Сальта и не заметила, как полезная привычка превратилась в навязчивую идею. С возрастом от визитов на Агбогблоши пришлось отказаться: в конце концов, Фернандито уже важный человек, жениться собирается. Вот на свадьбу или бытие прабабушкой Лусия, быть может, и съездит в последний раз. Потому что — если в Секвойе случится что-нибудь фатальное в ее отсутствие, и по возвращении она застанет город в руинах, а еще хуже — саму «Корасао», совершенно к тому не подготовленная... Что тогда? Эта мысль настигла ее однажды во время копания в смазке почти исправного генератора. Такая волна панической тревоги накрыла и такой тремор рук, что про вожделенный ротор можно было забыть. Лусия Сальта тут же бросила все и прыгнула в первый поезд, в порту на патрульный корабль напросилась, чтоб побыстрее. Засела по возвращении у своего бюро с подслушкой на три дня, пока не убедилась, что ничего ей, «Корасао» и Секвойе не угрожает. Только тогда и успокоилась, сменила Джариту и Ленн у печки и за прилавком. Семья прощала матери и бабке подобные причуды.

Вот и сегодня, закрывшись в своем кабинете на втором этаже, Лусия подслушивала. Пришла Аурелия Бек — над забавной девочкой после статей о шоколадках Коппердейл горожане любили посмеяться и посудачить, а вот Лусия к нетривиальной ниоткудошке прониклась симпатией.

В пекарню Аурелия начала приходить четыре месяца назад, с началом службы: брала кардамоновую улитку и какао с чили, а раз в три дня — половинку цельнозернового. Пес Арти неизменно ждал на улице, пританцовывая у перил, привязанный, норовящий облаять каждого журналиста «Светских», если тот умудрялся забежать в эти пять минут, а потом Бек выскакивала с авоськой, горячей булочкой и бумажным стаканчиком какао, обжигалась крупными глотками, отвязывала Арти и бежала домой. Чтобы съесть все по дороге, закинуть домой пса и побежать в участок.

Такая целеустремленная девочка, которая живет своим умом, как умеет. И не плакалась ни разу из-за обидных статеек — просто идет и делает, что считает нужным, с насмешками не считаясь.

Особенно — после сегодняшней статьи в «Светских»: ее мечта провалилась, и никакой она больше не детектив — сама признала, даже выдержка из якобы ее заявления.

Но сегодня Аурелия заказала кофе в чашке с блюдцем (!) и села за столик, не поддерживая никаких разговоров, даже о погоде, хотя утро и правда было странным: в какой-то момент весь туман поднялся в средний город и там поредел безо всяких на то причин. Пришла позже обычного, без Арти. И с кругами под глазами — выходит, правду говорит статья — уволилась… Аурелия явно ждала кого-то. Вот Лусия и держала ушки на макушке. А когда этим кем-то оказался странного смуглого вида молодой человек — с волосами курчавыми что ее новомодная тряпка для пыли, но зато тон в тон с Аурелиными — и она выбежала наружу, и оба явно на ступеньках ссорились, а потом Аурелия вытащила из кармана наручники и пригрозила ему…

Откуда у нее были наручники, если она больше не детектив?

Лусия упаковывала кукурузную буханку, сливовый штрудель и пол-фунта яблочных пряников для прожоры Юны Сольвейг, а сама не спускала глаз с двери на кухню: где проклятую Джар носит?.. Снова противень с изюмными моноклями уронила и собирает под шкафами?!. И выложит ведь на прилавок, даже не прокалив — нельзя этого будет так оставить. А ей пора в прослушку! Аурелия и парень уже садятся обратно за столик… А он явно не местный.

Аж каблуки горят под пятками!

— Вот, Юна, твой пакет, и береги свою подагру.

— Это да — сегодня отвратительный холодный ветер с океана, — с готовностью откликнулась Юна, — видала, как он мигом сдул туман в лес, Лу?.. А в прогнозе об этом ни словечка! О времена, о нравы…

— В нашу юность предсказывали погоду и вовсе только моряки, выходило у них не лучше.

Звякнул колокольчик и вошел Ганс Бэйль Бьорк, капитан их родного первого участка.

— Доброе утро, мадам Сальта, мадам Сольвейг! Мне как обычно.

Кивнул и целенаправленно завернул к столику Аурелии и незнакомца. Прихлопнул обоих по плечам… Совсем на него непохоже! Уволил со скандалом, вот и довольный такой? А парень причем?..

— Мама? Все в порядке? — бухнула Джарита вышеупомянутый поднос на стол.

— Джарита, наконец-то! Сделай капитану черный кофе, а мне нужно отдохнуть. И Аурелии принеси изюмнуюый монокль от заведения, — подняла напоследок указательный палец строго: — Но только если ты их не роняла!

— Вечно ты ее балуешь, — понеслось в ответ легкое недовольство Джар.

Глава 4. Лусия Сальта, владелица пекарни "Корасао" (ч.2)

— …наручники!

— Не говори капитану, Немо… он… не знает.

— Так знал и я. Ты сперла!

— …на нее! Позор…

— Взяла, — с нажимом исправила собеседника Аурелия. Ну вот как у нее получается не обращать внимания на общественность? У Лусии вообще в ухе звенит, так, а крики даже не ей адресованы. — На память, если вдруг… И… вообще — полезная вещь! Мало ли, что в горах случится.

— Это кража, Бяка. И больше полезно — пистолет. Ниоткудка тоже должна знать.

— Значит, по-твоему, лучше украсть пистолет, чем наручники?! И я не Бяка, а Бек!

— Все одно. И честно.

Что такого может случиться в горах?.. Лусия постучала кончиками пальцев по столешнице и наткнулась на острые крошки. Ответ был так близко, но неизменно ускользал…

— …не арестуешь! Тогда я ушел.

И даже стул громыхнул, повторяя угрозу южанина.

— А разве тебе мэр ничего не приказал?..

Грустный вздох Немо долетел даже в трубку.

— И булки ты еще не съел, а мне платить. О, Джар, спасибо! Поблагодари, Немо…

Лусия могла поклясться, что Аурелия, пока тихо цедила последнюю фразу сквозь зубы, двинула своего напарника под столом коленкой.

— Ты можешь упадать в реку Фогу, когда пойдем… — так же тихо пригрозил Немо. А потом громко и обворожительно: — Спасибо!

Жаль, что у Джар уже есть муж, а Лусия слишком стара. Паренек — обжечься!

— Ты тоже можешь «упадать», между прочим.

— Нет. Ты за меня в ответ. И без меня ты не насолить капитан. И не открыть загадки. Я тебе надо.

— Я не чтобы насолить… А чтобы спасти Секвойю! И потому, что так правильно.

— Идеализм. Но я тоже тебе надо, и у тебя нет выход.

Аурелия точно скрипнула зубами.

— Нет.

— Я тоже. Тогда — друзья?

— Вот еще! Напарники. Не друзья! Я с такими, как ты, дружить не смогу. Только приехал — а уже интрижки.

— Полезно для здоровья.

— Но вредно для души.

Перепалку снова перебили продолжающие бушевать на фоне голоса посетителей. Такую прослушку ей срывают!

— …и еще любовника завела цвета пряника, — кричала Ридмонд.

Искала сенсацию — все ей мало.

— А капитан — тоже?

— Иллирика Бьорк бедная…

Громыхнул стул прослушиваемого столика. И Аурелия испуганно воскликнула:

— Ты чего?..

— Надоело, — ответил Лоуренс громко. — Все вам любовники. Цвета пряника?.. Эй, люди Секвойя! Я Лоуренс Немо, заниматься морская экология, проверяю ваш гидроэлектростанция.

Вот оно как. Ропот сменился внимающей тишиной.

— Вам радоваться, что гидроэлектростанция сделает трамвай, и тепло в каждый дом. Да?

Суланиец, судя по всему, вещал свою речь стоя. И так представительно вещал, что только одобрительные возгласы ему ответили раз. И навсегда заткнулись.

Парню бы страной править.

— Аурелия Бек хотеть помочь и учиться у я! Это благородство. Если я уехать, а она продолжать. Она делать это для ваш город, не свой мечта! Хватает ее ругать.

Защитил ее — зайка какой. У этих двоих определенно есть будущее.

И голоса стали стихать. И можно было услышать, как Рели прошептала:

— Спасибо. Хотя не стоило.

— За что нет. В порядке. Мне не нравится осуждение толпа, а ты со мной. М-м! Я так голодный.

Шам-шам-шам, он с таким удовольствием кушает, что сердце поет.

— Что ты можешь об этом знать… Капитан мне связал руки — как я могу теперь расследовать?!.

— Много.

— Что?..

— Правда знать. Так что помогаю ты. Не хочу возвращаться в Сулание.

Полиция, приказы мэра, тайное задание, гидроэлектростанция, спасение Секвойи, морской эколог из Сулании… И вдруг мозаика в голове мадам Сальта сложилась, как витражи в библиотеке. В ясную картинку в луче солнца. Это же… кошмар! Лусия схватилась за голову и таки упустила трубку на пол. Грохот мог бы разбудить лето, едва сама не сверзилась следом.

Гидроэлектростанции угрожает опасность! Или она сама — опасность?!. И мэр… заодно с капитаном… они не хотят баламутить общественность…

А общественность всегда потом страдает. Так испокон веков было!

Срочно собирать чемоданы! И билет на корабль… Надо отправить Джариту в порт, сегодня «Хэммерсли» с рейда возвращается, Шифт может согласиться за небольшую взятку… Ох, вот не зря чуяла ее душа, что что-то случится… Нет, и Фернандо написать… чтобы нашел в столице место для «Корасао», и все запасы собрать — где у нее перепись имущества?.. Или завещание? Она так и не написала, все откладывала… идиотины кусок…

Дрожащей рукой Лусия нашарила трубку на полу и потянула к уху обратно. Подробности, скорее подробности! Когда, где, что?.. У нее же сердце сейчас с цепи сорвется… Груш Бельтан так и умер в прошлом году. Сердечный приступ это называется.

— …в библиотеку, пока ты дрых. Достала планы застройки Эррела, Клим Эшвуд говорит…

— Клим Эшвуд?

— Библиотекарь. Говорит, что мэр обязал его держать план в библиотеке — чтоб был доступен для проверок. Посмотри, ты ничего не упустил, везде побывал?

Зашелестела бумага. Что-то не так с водой! Принц-суланиец точно что-то пропустил!

— А ты бы не детектив. Как…

— Хотела успеть до выпуска статьи, утром пораньше сбегала, к открытию.

Лоуренс, явно жуя один из трех изюмных моноклей, пробормотал:

— А здесь вот — ничего?.. Точно?

— В смысле? Похоже, ничего.

— Но там был большо-ой дом. Без воды. Я там не хожу. Нет причины.

— То есть… Эррел построил что-то еще, чего нет на проекте?..

Тяжелый вздох.

— Ты сказывать, что от яд приводит с собой паралич.

— Да. У ярильцев в желудках куча непереварившегося имбиря.

Ярильцы! Которые сбежали из лагеря?! Мэр часто шумел на эту тему с капитаном Бьорком. Думал, хорошо скрывает, но за чашкой кофе-то... Их нашли наконец? Отравленными?!

Душа у Лусии холодела, как вода в заливе Руэдо. Больше никакого имбиря в печенье! А если это не он…

— Но умерли они от паралича, как я тебе уже сказала. Следов яда Норд не нашел. А имбирь…

Глава 5. Флавиус Эррел, инженер-проектировщик секвойской ГЭС (ч.1)

* * *

Флавиус Эррел сверялся со сметой.

Хорошо, что Кэти доверяла ему свое состояние на все сто процентов и не вмешивалась. Потому что на данный момент бюджет Эррелов уходил в крепкий минус.

Виной всему сроки: мэр Брамс сочинил конкурс предложений «Граждане — Секвойе» всего за месяц до конца года — времени для подробных расчетов не было. Зато проект ГЭС утвердили безоговорочно, и закрутилось: рабочие, материалы, разгромные статьи независимых «Светских хроник», сотрудничество с НИИ, проверки…, но в итоге Флавиус так и не засел за детали. Просто реально не успел. Он с этой стройкой даже спать успевал не очень.

Конечно, в демисезон благодаря водам Фогу и трамвай сможет шнырять сверху вниз и обратно, и свет, и отопление — все за милую душу. Река с притоками льют как сумасшедшие, угол наклона там мама не горюй — сплошные водопады. Но Флавиус не учел, что на этой планете период жаркого циклона в июле, жестокие заморозки и прочие коэффициенты — проза жизни.

Если бы не анонимный доброжелатель недели две назад, сидеть Флавиусу уже через месяц в глубокой луже. Замерзшей напрочь. Но этот хороший Некто подробно изложил свои замечания и дал дельный совет: задействуй в турбинах силы самого вулкана Фогу — в качестве страховки. И карта, и чертеж, и инструкция — все на блюдечке.

Взять энергию, которая лежит прямо под ногами — это ведь гениально!

По финансам тоже.

Но не сообщать же мэру о роковом просчете в проекте, который даже еще не запущен в эксплуатацию?.. Вот и пришлось в собственный карман лезть. Точнее, в карман Кэти, хотя она и так не имела бы ничего против, даже если бы не усвистела в экспедицию — искать свои любимые окаменелости. Финансы Кэти Эррел совершенно не волновали и появлялись в ее жизни словно ниоткуда. Возможно, именно из-за такого легкого к ним отношения, да и к жизни вообще.

За это он в нее, кстати, и влюбился. Во время поединка на световых мечах. Флавиус так бы всю жизнь и прогонял по космосу приватиром, грабя космические корабли и хулиганя в кантинах, но на Батуу прилетела Кэти — на практику! — нечаянно вызвала его на бой, выпили пару коктейлей и… готово. Для нее все всегда было просто: добыть световой меч, огранить рубин, определить подлинность сельвадорского артефакта. Захотела, пошла и сделала.

Его жизненная философия.

В итоге Флавиус завязал и поселился на проспекте Шепчущих Елей, в ее родной Секвойе на Ясной, в галактике Туманные Ошметки*. На первом же торжественном приеме, обязательном для таких, как Кэти, и ненавистном для таких, как Флавиус, он имел честь познакомиться с гадом Владислау Милном, владельцем ветряков «Винд ту Ол», а по совместительству — соседом детства и неудавшимся женихом его жены. Безуспешно попытавшись отбить у него Кэти Эррел хотя бы на танец, Владислау заявил, что «ниоткудошний» Флавиус — «никчемный выскочка», «охотник за наследством» и все такое. «Мерзавец», «вор», «неудачник»… — изобретательству Владислау не было предела, с годами он лишь пополнял свой словарный запас. Должно быть, выписал у Клима Эшвуда в библиотеке вечный читательский билет. По большому счету, на такие выходки Флавиусу как приватиру со стажем было плевать, но на Ясной плевать на собственную репутацию считалось дурным тоном. Даже самому, а уж позволить другим — означало, будто ты с ними согласен. Световыми мечами дела решать тоже было не принято — их Флавиус с Кэти давно спрятали в кладовку, на светлую память, потеху детям и от греха подальше.

Здесь достойные люди были обязаны жить так, чтоб никому их публично оскорблять и в голову не пришло, тем более вслух — дикость какая!

Программа «Граждане — Секвойе» и подала идею ответного хода. Еще на заре своей вольной жизни, собирая запчасти первого космического корабля, Эррел трудился на деривационной ГЭС на Ордиане. Законным образом ограбить монополиста электроэнергии и заслужить признание горожан, у которых на его элитные услуги денег нет, но при этом осчастливить и богатых трамваем как в столице — и все одним хлопком бластера… Оно того стоило — Эррел обожал изящные решения. Пришлось поспешить, конечно, чтоб успеть с расчетами к новому году, чтоб приняли и утвердили, чтоб все получилось…

И оно получилось. Скоро Владислау останется с носом, по горе Секвойи поползет желтый трамвай, а Флавиуса Эррела наконец признают достойным уважения.

Флавиус никогда не собирался быть просто спорно красивым довеском к Кэти. Он еще там, на Батуу, знал, что будет непросто. Так и вышло.

Теперь у них четыре сыночка и лапочка дочка — все по канону. И смета, которая не сходится.

Но все расходы начнут окупаться уже через пять дней.

Аноним оказался прав насчет мощи геотермальных сил, хотя Флавиус и не любил возвращаться к факту, что это чужая идея. Автор ее к известности не стремился, о себе не напоминал и вообще растворился в небытии, так и оставшись неизвестным, но грызло ощущение, будто одним росчерком этот Некто шутя обесценил весь проект бывшего приватира. Да, Ясная — это тебе не климатически стабильная Ордиана. Тут вся смена сезонов, и только геотермалка позволит справляться с погодным разнообразием без ущерба для энергоэффективности. Чужая схема напоминала о себе каждый день: новоиспеченный инженер пока только экспериментировал со скважиной, в свободное от семейных и официальных обязанностей время. Он в течение месяца наладит все, потихоньку подсоединит к основному генератору, до морозов успеет — никто и не заметит разницы. А потом подменит планы в библиотеке — все равно если кто в них и заглядывает, то только для виду.

А ненавистное письмо доброжелателя сожжет.

— Па-ап? — дверь отворилась, и в нее просунулась мордашка Криссы. — Поможешь с домашкой?.. У меня тут математика, и ответ в задачке не сходится…

Это у Эррелов наследственное.

Флавиус отодвинул счета и подхватил малышку на колени. Та расстроенно подсунула отцу тетрадку-черновик с каракулями, и, едва папа с дочкой наклонились над математическими вычислениями, длинные заплетенные в мелкие светлые косички волосы обоих смешались в одну кучу.