Дерево красной птицы. Дух огня

Глава 1

Огонь полыхал повсюду. Оранжевые языки поднимались к бездонно-черному небу, растекались смертоносной рекой по крышам домов. Черный дым ядовитым туманом заволакивал площадь, постепенно закрывая от Кымлан казненных когурёсских солдат. Вокруг метались люди. В неконтролируемой панике они бросались прямо в огонь и загорались, превращаясь в живые факелы. А Кымлан все стояла посреди рыночной площади и не могла пошевелиться, словно выпила парализующего яда. Она больше ничего не ощущала, словно ушедший из сердца огонь забрал с собой все чувства. Он больше не колол пальцы, не жег грудь, не рвался изнутри, как срывающийся со склона горный поток. Внутри не было ничего. Только пустота.

Перед глазами все плыло и двоилось. Казалось, еще немного - она сдастся и бросится в лапы смертоносного огненного зверя, пожирающего все вокруг. Ей чудилось, что чей-то грозный голос говорит с ней, что языки пламени складываются в облик огромной птицы с хищным клювом, и ее когтистые лапы тянутся к Кымлан прямо из огня...

- Очнись! Нужно уходить! - сквозь треск и грохот донесся знакомый голос, но Кымлан никак не могла сфокусировать взгляд на стоящем напротив мужчине. Его лицо то становилось четким, то вновь теряло очертания. Он схватил ее за плечи, грубо встряхнул, и вновь она ощутила, как щеку обожгла чья-то рука. А, может, это пламя, наконец, добралось до нее... Безразлично. Все теперь потеряло смысл.

- Оставь ее, Мунно! Пусть сдохнет! Здесь ей самое место! - рыкнул кто-то справа, и Кымлан, наконец, очнулась. Вынырнула из бездны своего горя, словно из вод стремительной реки. Мунно...

Она напоролась на пугающе враждебный взгляд черных глаз, в которых когда-то она видела тепло и отчаянное желание спасти. Но это было давно, словно с момента битвы в ущелье Кёнхо прошел не один десяток зим.

- Нужно уходить! - крикнул он ей в лицо и потянул за собой, как тряпичную куклу.

Неповоротливые мысли слишком медленно выплывали из небытия и заполняли голову. "Мунно... Мунно в опасности!" - страшное осознание вдруг пронзило грудь. Он вместе с Даоном метался по площади, пытаясь найти лазейку между горящими домами, чтобы вырваться из ловушки.

- Дьявол! - сплюнул на землю Даон и повернулся к Кымлан, испепеляя ее ненавидящим взглядом. - Эта ведьма хорошо постаралась!

Глядя на взбешенного мужчину, Кымлан будто заново училась думать. Выстраивать логические цепочки, искать выход, вспоминать дорогу, по которой она сюда добралась. Деревня мохэ... конюшня... потайной тоннель...

- Я выведу вас отсюда. За мной! - крикнула она, наконец, окончательно придя в себя. Сознание заработало с лихорадочной скоростью. Забыть. Не думать. Не чувствовать. Сначала нужно спастись и увести Мунно в безопасное место, все остальное потом.

Мужчины не двигались. Тяжело дышали и смотрели друг на друга, не решаясь довериться той, кто только что спалил весь город.

- Я знаю выход! Быстрее! Ну же! - в отчаянии воскликнула она, спрятав лицо в сгибе локтя. Дым забивался в нос, разъедал горло. – Если не уйдем немедленно, скоро задохнемся!

- Я ей не верю... - прохрипел Даон, закашлявшись.

- Сейчас не время подозревать друг друга! Мы все погибнем! - она с надеждой обратилась к Мунно. Его глаза отражали бушующее пламя, и в них читалось сомнение и одновременное желание довериться ей.

Мгновение колебаний, и он решился:

- Веди!

Кымлан бросилась в переулок, через который пришла на площадь. По счастливой случайности он пострадал меньше других, и, хоть стоящие по обе стороны дома уже занялись огнем, но по нему еще можно было выбраться. Дым заволакивал дорогу, кусал глаза. Когурёска зажмурилась и на ходу рванула вверх полу платья, разрывая ее пополам. Закрыв нос и рот, она знаками показала Мунно сделать то же самое и побежала вперед, время от времени оглядываясь на спотыкающихся мужчин.

- Мунно! - раздался за ее спиной протестующий крик Даона, который потонул в грохоте рухнувшего за его спиной дома.

Если быстро пробежать по переулку, то пожар останется позади, и они будут в относительной безопасности. А там до мохэсской деревни рукой подать. Что произойдет после того, как они выберутся, Кымлан не знала и не хотела об этом думать. Сейчас главное спастись, а потом... она едва не споткнулась, чувствуя, как рвутся изнутри запечатанные чувства. Потом она примет любое наказание за то, что сделала. Правда, простить саму себя у нее вряд ли когда-нибудь получится.

Не останавливаясь ни на секунду, они убегали от огня, гнавшегося за ними по пятам. Даже когда миновали когурёсское поселение, Кымлан все равно казалось, что пламя, которое совсем недавно было ее сутью, вот-вот догонит ее. Уничтожит. Накажет за то, что она натворила.

Дома мохэсцев опять смотрели на нее зияющими пустотой окнами и распахнутыми дверями. Кымлан тряхнула головой. Жгучий стыд и всепоглощающее чувство вины выплывали со дна души, медленно текли по венам, как огненная лава. Как она могла так обмануться?! Почему не поняла все с самого начала? Зачем вообще проникла в крепость, ослушавшись отца? Ведь тогда люди, которые сейчас погибли в собственных домах, остались бы живы! Люди, которых она поклялась защищать, а в итоге убила своими собственными руками.

Беглецы миновали центральную улицу деревни и устремились к конюшне, где был вход в тайный тоннель. Ветер нес сюда дым с ужасающей скоростью. Повязки уже не спасали. Кымлан тошнило, голова кружилась. Она кашляла и старалась делать маленькие вдохи, чтобы отравляющий дым меньше проникал в легкие.

Рванув на себя деревянную дверь, Кымлан кинулась к люку и дернула его вверх.

- Сюда! - махнула она рукой запыхавшимся мужчинам.

Даон припечатал ее тяжелым взглядом и оттолкнул от входа.

- Я первый. Вдруг внизу нас поджидает когурёсское войско.

Его перепачканное сажей и кровью лицо блестело от пота, а глаза метали в Кымлан горящие стрелы ненависти. Подозрения, сочившиеся из каждого слова, не ранили, ведь о том, что она проникла в крепость, из своих никто не знал, а, значит, путь был безопасен.

Глава 2

Дворец был наполнен скорбью и плачем. Даже находясь в своих покоях, Наун слышал стенания слуг из главного дворца, где на деревянном постаменте, укрытом дорогим шелком, лежало тело Владыки. Горе легло на Когурё траурной печатью. Простой люд оплакивал короля, выполняя многолетнюю традицию. Хотя, Наун был уверен, многие из них ни разу даже не видели своего правителя в лицо и не понимали значения его фигуры для страны и истории. Людям важно, чтобы была работа и миска риса к ужину. Они не способны оценить масштаб его личности и достижений его политики. К тому же в последние годы из-за болезни отец почти совсем отошел от дел, оставив все на сыновей и министров. А каждый из них тянул Когурё в свою сторону.

Наун стоял у окна, глядя на опавшие лепестки дикой вишни, нарисовавшие на земле свой причудливый узор. Весна почти закончилась, и на месте белых цветов пробивалась свежая юная зелень. Где-то пела ночная птица, выводя красивые мелодичные рулады, а в душе Науна бродила странная муть неясных ощущений. Он не мог ухватиться ни за одну мысль, словно все они сбились в кучу и перемешались между собой. Но тяжесть на сердце он чувствовал яснее всего, и ее невозможно было игнорировать.

Он поморщился и приложил руку к груди. Там тяжело и гулко билось сердце. Не думал он, что смерть отца, который никогда не относился к нему как к сыну, вызовет такую глухую тоску. Любил ли он его? Или всегда относился лишь как к принцу, который доставляет неприятности? Разве это сейчас важно? Его нет, и теперь безразлично, что он испытывал к своим детям, ведь сейчас их удел - скорбеть и плакать.

За дверью послышались быстрые шаги, и Набом известил о прибытии принцессы Тами и министра Ёна. Наун поморщился, представляя, что сейчас они начнут вновь плести заговоры и строить очередные планы по захвату власти. Он понимал, что они действуют и в его интересах тоже, но иногда ненавидел их за равнодушие к его чувствам. Ведь он живой человек, и не может запретить себе испытывать боль, страх и горе.

Наун не обернулся, услышав за спиной шаги, все еще глядя на погруженный в темноту тихий двор. Еще мгновение… еще хотя бы на мгновение остаться наедине со своим горем… Он слышал звук отодвигаемых стульев и нетерпеливый вздох принцессы. Почему они не могут оставить его в покое хотя бы сегодня?

- Ваше высочество! - воскликнула Тами, и Наун тяжело вздохнул. - Вы не можете предаваться скорби, нужно действовать!

Принц нехотя повернулся, скользнул взглядом по серьезным лицам непрошеных гостей и понял, что отныне ему не будет покоя никогда. С того момента, как он сделал выбор между Кымлан и троном, он отказался от всех человеческих привязанностей и от права испытывать чувства.

- Ваше высочество, напишите письмо принцу Нульджи с просьбой о помощи, - понизив голос, быстро заговорил министр Ён. - Траур по королю закончится через шесть лун, и тогда принц Насэм взойдет на престол. Нам нужно его опередить.

- И что вы предлагаете? Убить его? - Наун криво усмехнулся. - Ни моего, ни вашего личного войска не хватит, чтобы захватить дворец. И даже силы Нульджи нам не помогут.

Наун сам удивился, насколько равнодушно и спокойно он произнес слова об убийстве родного брата.

- Нет, действовать напрямую нельзя, - вступила в разговор Тами. - У нас есть план.

Наун бросил на нее быстрый взгляд. Их ссора из-за Кымлан словно забылась, принцесса держалась достойно, как и всегда, однако Наун видел тщательно спрятанную в глубине ее глаз обиду. Не стал он ей хорошим мужем. Те жестокие слова, что она сказала ему в беседке, он уже вряд ли сможет забыть. Но винить было некого - сам во всем виноват. Разрушил все своими руками, а ведь они почти стали настоящей семьей.

- План? - спросил он без особого интереса.

Тами решительно вышла из-за стола, захлопнула окно и выглянула за дверь, дав знак Набому, чтобы он был начеку.

- Вы должны попросить у Нульджи шпионов, которые посеют смуту среди жителей Куннэ и настроят народ против Насэма, - прошептала Тами, вернувшись за стол. - Его люди мастера в этом, и уже устраивали такое в Силле. Именно поэтому авторитет марипкана пошатнулся. Нужно сделать все руками Нульджи, чтобы в случае провала никто не заподозрил нас.

- Смута? - впервые за разговор Наун проявил интерес. - Что нам это даст? Ведь даже если дело дойдет до восстания, Насэм просто уничтожит бунтарей. Военная власть в руках Первого министра.

- Все это так, но у нас есть шанс! - с азартом подхватил Чанмун. - Совсем скоро из крепости Хогёна вернется основное войско. Судя по донесениям оттуда, в рядах солдат зреет недовольство. Им не нравится, что их послали отвоевывать никому не нужную крепость ценой огромных потерь. Поэтому, когда солдаты вернутся в Куннэ, они поддержат родных, возмущенных недальновидным, преступным правлением Насэма. Именно в этот момент вы выйдете вперед и возглавите сопротивление. А против целой страны ни у Его высочества, ни у Первого министра нет шансов.

- Что вы... что вам известно о том, как идут дела в Хогёне? - Наун поперхнулся, едва не выдав своих чувств. Он не знал, жива ли Кымлан, а напрямую выяснить не решался после ссоры с Тами.

- Они пытаются взять крепость штурмом, но пока безуспешно, - сухо ответил министр Ён, прекрасно понимая, о чем на самом деле спрашивает Наун. - Информации о потерях среди командующих нет.

Значит с Кымлан все в порядке. Наун еле заметно выдохнул, постаравшись сохранить лицо невозмутимым.

- Но почему вы думаете, что Нульджи поможет? Ведь изначальная договоренность была другой, - возразил Наун, стараясь поскорее уйти от скользкой темы. - Сначала я должен был помочь ему стать марипканом Силлы.

- Он прекрасно понимает, что без должной власти вы не сможете посадить его на трон. Поэтому сначала нужно сделать вас Владыкой. Это в его же интересах, - холодно обронила Тами, глядя на стол.

Наун ощутил укол вины. С тех пор как Кымлан отправилась на войну, они ни разу не заговорили о том, что произошло. Но холод отчуждения разрушил однажды зародившееся между ними тепло. Принц понимал, что те хрупкие, едва проснувшиеся чувства, уже не вернешь. Тами ждала и надеялась, что все же он выберет ее, но Наун и сам недооценил силу своей любви к Кымлан. Однако эта любовь была обречена с самого начала, и в итоге принесла всем только страдания. С тех пор его и жену разделила ледяная стена, и принц ясно понимал, что ничего уже не будет как прежде. Да и не хотел возвращать утраченные чувства — любовь причиняет только боль. Они с Тами вернулись к тому, с чего начали, и остались лишь политическими союзниками, которые стремились к одной цели. И Науну этого было достаточно.

Глава 3

Дорога до Куннэ заняла пять дней. Когда войско подошло к главным воротам, послышались победные ликующие крики, и процессия торжественно вошла в город. По обе стороны от широкой дороги собрались люди, которые кланялись командиру, радовались победе и осыпали проклятиями ехавших в клетках Мунно и Даона. Слов Мунно не разбирал - его тошнило, кружилась голова, и у него начиналась лихорадка. Лекари в когурёском лагере перевязали рану, но, похоже, уже началось заражение, и впервые смерть подошла к нему так близко. Сильный молодой организм отчаянно сражался с хворью, но ослабевший дух отказывался бороться.

Даон беспокойно возился рядом, не обращая внимания на крики толпы, и со страхом смотрел на друга.

- Помогите! Ему плохо! Остановитесь! Ему нужен лекарь! - метался он по клетке, пытаясь достучаться до равнодушных конвоиров.

- Чего ты так беспокоишься, все равно нас скоро казнят, - процедил Мунно, у которого от криков друга звенело в ушах.

Он приоткрыл глаза и в расплывающемся пространстве уловил смазанные очертания воронова коня и всадника. Исуг?.. Кымлан?.. Мунно безвольно повалился на пол клетки, закрывая глаза. Что теперь будет с племенем? С отцом? Он все испортил, по его вине они проиграли. Все погубила его самонадеянность. В первую очередь он виноват в том, что отпустил Кымлан после схватки с киданями. Поддался своим чертовым чувствам, за которые теперь придется расплатиться жизнью. Даон был прав - в конце концов эта любовь погубила его.

Мутное сознание привело его мысли в родное племя. Бедный отец! Как ему тяжело, должно быть, знать, что сын обречен, и у него не будет возможности даже похоронить его на родной земле. Подлецы Виен и Кимун наверняка уже начали свои грязные игры, рассказывая небылицы о том, с каким позором Мунно проиграл. Отдал крепость, завоеванную таким трудом. Даже если он чудом выживет, то надежду когда-нибудь встать во главе племени можно похоронить вместе со сгоревшим Хогёном. О чем он только думал! Как мог быть таким беспечным и поверить в порядочность Кымлан! Глупо было думать, что ее остановят жизни людей, когда перед ней стоит задача вернуть крепость любой ценой. Даон был прав: когурёсцы ни перед чем не остановятся, чтобы забрать то, что считают своим.

В этот момент его мысли прояснились, и он увидел Кымлан, которая ехала рядом с их клеткой верхом на Исуге. На его коне, которого он собственноручно отдал ей. Она повернула голову и встретилась с ним глазами. На миг Мунно пронзил ее взгляд, и ему показалось, что в нем плескался страх. Но она поспешно отвернулась, и он не понял, было это игрой воспаленного воображения или правдой.

- Все из-за нее, - зло выплюнул Даон.

Кымлан ехала совсем рядом и наверняка услышала его слова, потому что слегка пришпорила Исуга и ушла вперед.

- Говорил я тебе, что она тебя погубит, и посмотри, чем все закончилось! - полыхал от злости Даон. Он яростно сплюнул на пол клетки. - Нужно было убить ее в лесу, когда мы сражались с киданями. Сейчас бы ты сидел в доме коменданта и...

- Я и сам это знаю. Виноват - мне и расплачиваться, - глухо ответил Мунно, вновь закрывая глаза. Его мутило, голова была словно объята пламенем.

- Ты ее оправдываешь? - вскипел друг, и Мунно поморщился от боли в голове. - Она обманула нас! Привела прямиком в лапы врага!

- Даже если это так, что толку сейчас об этом говорить? - сквозь сжатые зубы процедил мохэсец. Клетка подскакивала на ухабах, и от этого становилось еще хуже.

- «Даже если»? Поверить не могу... - севшим голосом проронил Даон. - Ты все еще веришь ей даже после того, что она сделала!

- Не верю, но… очень хочу верить, - прошептал Мунно, понимая, что вновь пытается найти оправдания для той, которая заслуживала только смерти.

- Если мы чудом выживем, я сделаю все, чтобы ты и близко к ней не подошел! - шипел Даон. - Жизнь на это положу...

Остаток его гневной речи утонул в окутавшей сознание темноте.

Очнулся Мунно от грубого тычка в спину.

- Выходи, - скомандовал кто-то.

- Подождите, ему нужен лекарь, - услышал Мунно звенящий от беспокойства голос. Кымлан. В сердце что-то дернулось, и он с трудом разлепил глаза. Девчонка стояла рядом со стражником, охранявшим клетку. Ее лицо исказил ужас, когда она посмотрела на Мунно. Видимо, выглядел он и впрямь не очень, а, значит, болезнь убьет его раньше, чем издадут указ о его казни. - Я могу ему помочь, мне только нужно осмотреть рану и ...

- Его высочество Насэм желает видеть пленников. Отведите их во дворец, - упрямо сказал охранник.

Мунно нахмурился и попытался сесть, чтобы найти глазами Даона. Но перед глазами все кружилось, и он в изнеможении снова уронил голову на провонявшую нечистотами солому, которой было застелено дно клетки.

- Вы что, не видите, в каком он состоянии? Он не может никуда идти! - воскликнул друг откуда-то справа, и тут же послышался звук удара.

- Молчать! Приказ есть приказ! Вытащите его оттуда!

- Это вы дикари! Самые настоящие варвары! Даже к врагам должно относиться с уважением, а вы... - возмущенный голос Даона утонул в накатившей черноте.

Темнота хватала за руки, липла к горячей влажной коже, терзала нагноившуюся рану. И никак не отпускала. Иногда в сознание врывался оранжевый свет, похожий на огонь, и тьма отступала. Тогда он ощущал запахи каких-то трав и слышал тихое бормотание. А потом вновь нырял в темноту, как в глубокий колодец, и опять черные руки тянули его за собой. И так повторялось бесконечно.

«Мунно! Мунно, очнись! Ты должен очнуться! Я еще так много не сказала тебе! Не смей умирать, слышишь!»

Мунно шел на голос. Он был где-то совсем рядом. Там, откуда пробивался слабый свет. Больше всего на свете ему хотелось никогда не слышать в нем то отчаяние, которым он был наполнен сейчас. Сделав над собой усилие, он побежал. Лишь бы только голос говорил с ним! Онн найдет дорогу обратно, выйдет из тьмы и вернется к свету.

Мунно поднял голову. Наверху, через темнеющий прогал глубокого колодца, тихо лился лунный свет. И вдруг на фоне холодного диска луны ослепительным пламенем вспыхнула птица. Красно-оранжевые языки лизали длинный хвост, изогнутый клюв и мощные, закрывающие небо крылья. Огненные капли падали с перьев, озаряя ночную темноту. Мунно завороженно смотрел на диковинное создание, которое повернуло к нему хищную голову. Необычайной красоты феникс смотрел на него и вдруг спикировал вниз, оставляя на черном небе красно-оранжевый шлейф. Птица рухнула на дно колодца, опалив Мунно огненными крыльями.

Глава 4

В зале повисла тишина, и в этом безмолвии Кымлан оглушали удары собственного сердца. Оно больно било в грудь, надсадно молотило в виски, с каждым ударом донося до разума весь ужас предложения Науна. Дикие глаза Мунно смотрели не на принца, не на министров, пытаясь прочитать на их лицах свой приговор. Они смотрели только на нее, будто его судьбу решала она, и произнесенные Его высочеством слова ничего не значили, пока Кымлан не даст свой безмолвный ответ.

В зале Совета поднялся шум, министры спорили между собой, вскакивали с мест, неприлично тыча друг в друга пальцами. Наун и Ён Чанмун молчали, терпеливо пережидая, когда все немного успокоятся. Кымлан же не смогла бы вымолвить ни слова даже под страхом смерти. С момента, когда она совершила роковую ошибку, проникнув в крепость, ей казалось, что она летит с обрыва, и каждый день все стремительнее приближает ее к пропасти.

После той ужасной ночи, когда по ее вине сгорел Хогён, она почти не спала. Как только закрывала глаза, ей чудились предсмертные крики когурёсцев, стоны раненых, перед глазами вставали обожженные тела. Она просыпалась в холодном поту, намеренно колола себя иголкой и бодрствовала до утра. Засыпать было страшно, чтобы вновь не окунуться в преследовавшие ее кошмары. Возвращение домой стало настоящей пыткой: Кымлан не умела скрывать свои чувства, и каждое поздравление, каждую похвалу ее "подвига" встречала кривой, болезненной улыбкой. В Когурё она стала настоящим героем, ее встретили как победителя, кланяясь и восхваляя необычную девушку, сумевшую переиграть главнокомандующего мохэ. Ее страна наконец признала ее, даже не зная об ее главной тайне. Однако это признание было отравлено дымом Хогёна и смрадом обгоревших тел.

Ко всем ее страданиям добавился страх за жизнь Мунно. Почти всю дорогу она ехала рядом, со все возрастающей тревогой наблюдая за его состоянием. А когда открылась дверь клетки, стало очевидным, что его жизнь висит на волоске. Не обращая внимание на протесты отца и игнорируя проклятия, которыми ее осыпал Даон, Кымлан бросилась во дворец прямо к наследному принцу. Именно она убедила его в том, что Мунно необходима срочная помощь лекаря, и получила разрешение участвовать в его лечении.

Три дня, пока мохэсец балансировал на грани миров, Кымлан не отходила от него ни на шаг. Вливала в рот отвары, обтирала горячую кожу снадобьями и крепко держала его руку. Почему-то она была уверена - стоит ей отпустить ее, Мунно умрет. Она не отходила от его постели, забыв о своем долге перед принцессой Ансоль и подругами, даже не побывав дома и не повидавшись с нянюшкой Дэгам. День и ночь сидела возле мечущегося в лихорадке Мунно, не сменив одежду и не отдохнув после долгой дороги.

Ночами ей снился огонь. Красные языки пламени, пожирающие все вокруг, которые складывались в образ огромной птицы с длинным хвостом и острым клювом. Она просыпалась в поту, с дико колотившимся сердцем, и еще крепче сжимала ладонь бесчувственного Мунно.

И вот, наконец, на третий день наступил переломный момент: дыхание мужчины стало ровным, жар спал, и веки мохэсца слабо дрогнули. Он все еще был бледен, но главное - он выжил. Самое страшное осталось позади.

Но Кымлан не успела порадоваться его выздоровлению, потому что пришла новая беда. Она не могла понять, чем руководствовался Наун, когда с такой уверенностью предложил брак между принцессой Ансоль и Мунно. Более немыслимый союз сложно было представить, однако большинство советников, и даже наследный принц в итоге поддержали эту идею, и Кымлан ничего не оставалось, кроме как стиснуть зубы и смириться. Но свою табличку на голосовании она не подняла, и Мунно это видел. Она ни в чем не провинилась перед ним, хоть он и считал ее чудовищем и предательницей.

Зал Совета Кымлан покидала в расстроенных чувствах, убеждая себя, что ей жаль принцессу Ансоль, которой придется стать женой врага. Однако обманывать себя было трудно, а гасить в душе ревность - практически невозможно, и ее жгучие всполохи пробивались сквозь толщу надуманных аргументов и доводов. В глубине ее измученного сердца жила любовь к Мунно, и ей ни с кем не хотелось его делить. Глупо даже думать об этом, ведь будущего у них все равно не было, как бы ни сложилась его судьба. Он плененный враг, у которого было всего два выхода: или на виселицу, или в покои принцессы. Но Кымлан знала, что он всем сердцем предан племени Сумо, и не могла даже представить, какой ад развезся в его душе, когда Совет решил сделать его принцем страны, которую он ненавидел.

- Его высочество Наун хочет с вами увидеться, - ровный голос Набома остановил ее на пути к покоям Ансоль, с которой она еще не успела повидаться после возвращения, полностью занятая лечением Мунно.

Кымлан обернулась, пристально глядя на личного стражника принца и гадая, зачем Наун зовет ее к себе. Неужели опять хочет попытаться ее вернуть? Но что-то подсказывало, что дело не в этом. Теперь, когда Мунно в Когурё, ее тайна может раскрыться, и нужно быть предельно осторожной.

Боковым зрением она увидела, как Мунно с Даоном под конвоем уводят из зала Совета, и резко выдохнула, ощутив, как сдерживаемые чувства огненной рекой выплеснулись в сердце. Кровь бросилась в лицо, когда она встретилась с глазами мохэсца и прочитала в его тяжелом взгляде свой приговор: он никогда не простит ее за то, что исковеркала его жизнь. Что бы она ни делала, как бы ни старалась, все бессмысленно, и пошатнувшееся доверие не вернуть. Ведь именно она стала невольной виновницей его плена и вынужденного брака с принцессой вражеской страны.

- Госпожа? - напомнил о себе Набом, возвращая из глубин ее переживаний.

- Пойдем, - обреченно вздохнула она и последовала за ним по хорошо известному пути.

Миновав покои принцессы Тами и несколько павильонов для слуг, Кымлан вновь очутилась перед дверью комнаты, которую так спешно покинула перед походом на войну. Слуга распахнул перед ней дверь, и она вошла, внутренне готовясь к неприятному разговору.

Глава 5

В сопровождении охраны Мунно и Даон вернулись в гостевые покои, где их уже ждал лекарь. Державшийся гордо на заседании совета Мунно теперь мог позволить себе слабость и со стоном повалился на широкую кровать. Он еще не оправился после ранения и чувствовал, что у него вновь начался жар, усилившийся после унижения, которому его подверг этот смазливый хлыщ, принц Наун.

Пока лекарь обрабатывал и перевязывал рану, Мунно с Даоном молчали, боясь, что их слова могут быть переданы. Но когда врачеватель ушел, оставив укрепляющий настой, мохэсец дал волю эмоциям. Никогда в жизни он не испытывал такого позора! Он, сын хана Вонмана, который объединил все пять племен мохэ, стоял на коленях перед когурёскими выродками и слушал советников, которые решали его участь!

- Они пожалеют! – процедил он, скрипнув зубами, и сердито запахнул изящное шелковое одеяние. – Я поставлю этих мерзавцев на колени!

- Негодяи! – гневно вторил ему Даон, мечась из угла в угол, как тигр в клетке. - Как они посмели! Брак с принцессой? Они просто хотят держать тебя в заложниках, чтобы манипулировать мохэсцами!

- Я никогда не забуду сегодняшний день, - Мунно с ненавистью обвел глазами богатое убранство своей тюрьмы. - Жизнь положу, но отомщу этим выродкам!

- Мы должны что-то сделать! Ты не можешь стать когурёским принцем, это полный абсурд! - хватанул кулаком по столу Даон.

- Пока мы бессильны. Даже если чудом сбежим и вернемся в Сумо, вряд ли нас встретят с распростертыми объятиями после моего поражения, - Мунно сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая мятущееся сердце.

- И что ты предлагаешь? Сидеть и ждать, когда тебя женят на принцессе? - глаза верного друга сверкали от плохо сдерживаемой злости и негодования.

- Что из себя представляет принцесса? - вдруг спросил Мунно. В голове забрезжила идея, и мысли вихрем заметались, изобретая сразу несколько вариантов стратегий.

Даон остановился как вкопанный, настороженно глядя на хозяина.

- Насколько я знаю она очень красива, - осторожно ответил он, не понимая причины такого вопроса. - Умна, великодушна и хорошо воспитана. Словом, типичная принцесса, которой положено быть доброй и любимой простым народом.

- Что еще?

- Пока ты был в забытьи, краем уха я слышал, что принцесса Ансоль несколько раз посылала за Кымлан. Насколько я понял, эта мерзавка - ее телохранитель, но, возможно, у них более близкие отношения. Что ты задумал? Неужели думаешь действовать через эту изнеженную девицу, которая в жизни не видела ничего страшнее паука у себя в спальне?

Брови Мунно взметнулись вверх. Этого он не ожидал. Кымлан служит дочери Владыки?..

- Мысль безумная, но... вряд ли варвар из дикого, по их мнению, племени - предел мечтаний принцессы Когурё. Наверняка она тоже не в восторге от перспективы стать моей женой. Возможно, вместе мы могли бы что-то придумать и избежать этого брака.

Даон на это только фыркнул.

- Ее растили как овцу на заклание. Королевские дети с детства знают, что родились только для укрепления политики государства. Не рассчитывай, что она станет для тебя союзником. У нее нет права решать свою судьбу.

Мунно глубоко задумался. Нравы и обычаи Когурё сильно отличались от традиций мохэ. Конечно и в их племенах заключались политические браки для укрепления союза с тем или иным племенем, но все же это была редкость. Мохэсцы были свободны в своем выборе, и любой хан племени мог жениться на той, кого желает его сердце. Конечно, при условии, что его власть крепка. Так давным-давно отец женился на его матери, хотя она была низкого происхождения. Именно поэтому хитрец Кимун пытался оспорить право Мунно стать ханом Сумо, только возразить прямо не мог из страха перед Вонманом. Теперь же, когда Мунно проиграл войну, нечего было и надеяться вернуться домой с прежними привилегиями. Он должен прыгнуть выше головы, чтобы вновь завоевать свое положение в племени. Оступившийся вождь уже не может быть вождем.

- В этом проклятом дворце нам никто не поможет, - раздраженно вздохнул Даон, устало проведя ладонью по лицу.

- Значит, нужно искать помощи извне, - медленно проговорил Мунно.

- Нас круглосуточно охраняют, как ты себе это представляешь! - друг махнул рукой в сторону закрытой двери, за которой стояла стража.

- Во-первых, нужно усыпить их бдительность, - понизил голос сын вождя. Хоть говорили они по-мохэски, но среди охранников могли быть шпионы, которые знали их язык. - И притвориться, что я смирился с уготованной мне ролью.

Даон скептически покачал головой.

- Никто в это не поверит.

- Почему же? - возразил Мунно, наконец, ухватившись за тоненькую нить, которая могла помочь ему выбраться. - Разве плохо для проигравшего войну мохэсца стать принцем такой большой страны как Когурё? Об этом можно только мечтать, поэтому, если я хорошо сыграю свою роль, со временем знать может поверить в мою преданность. А если я еще и завоюю сердце принцессы, то она встанет на мою сторону и поможет, если обладает хоть какой-то властью. Никто, кроме тебя, не знает, что я за человек и насколько предан племени.

- Кымлан знает, - мрачно обронил Даон. - Эта негодяйка не останется в стороне и обязательно все испортит.

- На этот счет я спокоен, - печально улыбнулся Мунно. - Я знаю о ее способностях. И если для когурёсцев это до сих пор тайна, значит по какой-то причине она это скрывает.

- Не знаю... Пока я не могу оценить твой план, тем более что на его выполнение понадобится много времени, - с сомнением покачал головой Даон.

Дни потянулись унылой чередой. Казалось, про Мунно все забыли. Ему приносили еду три раза в день, дважды под конвоем водили на прогулку, обращались вежливо и с почтением, но не пускали дальше двора гостевых покоев, где они жили с Даоном.

У Мунно было ощущение, что назревает что-то важное, но ни повлиять на это, ни даже узнать, что готовится за стенами его золотой клетки, он не мог. Мозг лихорадочно работал, изобретая новые и новые планы побега, но Даон был прав - в данный момент они были в чужой стране, полностью лишены свободы и думать об освобождении сейчас было глупо. А все планы, которые приходили на ум, действительно требовали времени.

Глава 6

Кымлан подняла голову, с тревогой глядя на Науна. Впервые за последние дни она вынырнула из топкого, вязкого болота своих страданий – новость о том, что Сольдан хотят взять с собой на переговоры с мохэ была сродни удару кинжала. Болезненная тревога вонзилась в сердце ледяной иглой. Зачем им Сольдан? Почему именно она? В Когурё были и другие переводчики с мохэского, для чего брать с собой именно ее?

Кымлан заледенела, переводя взгляд с принца на хмурую Ансоль и пытаясь отгадать истинную причину принятого решения. Принцесса вскинула голову и прищурилась, изучая брата подозрительным взглядом.

- Ты пришел спросить моего дозволения или поставить перед фактом, что забираешь моего человека? – холодно спросила она, и Наун побледнел – их отношения с сестрой были разрушены, и по всей видимости он болезненно переживал это.

- Наследный принц одобрил ее кандидатуру, - будто оправдываясь, ответил он и тут же добавил. – Но предложение взять твою служанку исходило от меня.

Он словно балансировал на грани, одновременно не желая выглядеть в глазах принцессы негодяем, но и показывая, что способен сам принимать решения, пусть они идут вразрез с его личными чувствами. Как будто доказывал, что не хочет ни у кого идти на поводу, пусть даже это его любимая сестра.

- Сольдан – не служанка. Она мой телохранитель, член Отряда Феникса, - не меняя тона голоса сказала Ансоль. – Что ж, если это необходимо, то…

- Насколько опасен этот поход? – беспокойство и страх за подругу прорвались наружу. Кымлан не могла спокойно стоять в стороне. Наун повернул голову и несколько мгновений смотрел на нее.

- Это всего лишь дипломатическая миссия.

- Вы сможете защитить Сольдан, если что-то случится? – напрямую спросила Кымлан и услышала справа испуганный вздох подруги. – Я тоже знаю мохэский и могу поехать вместо нее.

- Ты должна остаться и защищать принцессу, - неожиданно резко ответил Наун, и у Кымлан возникло неприятное ощущение, что Сольдан забирают из-за нее. Будто принц хочет иметь в своих руках инструмент для контроля бывшей возлюбленной. Но зачем ему это? Чего он добивается? – К тому же ты теперь командир Отряда Феникса и не можешь бросить своих подчиненных. Это приказ наследного принца, дальнейшее обсуждение бессмысленно, - подытожил Наун и ушел, напоследок бросив цепкий взгляд на не вступавшего в разговор Мунно.

Когда девушки вернулись в покои принцессы, Ансоль разразилась гневной тирадой:

- Да как они посмели! Мои братья ни во что меня не ставят? – она металась из угла в угол, заламывая руки. – Сольдан, прости, что не смогла отстоять тебя.

Принцесса порывисто сжала ее руку, глядя в глаза с искренним раскаянием, но мохэска лишь качнула головой и накрыла пальцы Ансоль своей ладонью.

- Ваше высочество, не корите себя. Теперь я подданная Когурё и должна выполнять приказы. Я сама выбрала этот путь – путь воительницы, как Кымлан, а не простой служанки или покорной жены. Я ни о чем не жалею.

У Кымлан сердце обливалось кровью от слов этой девочки, которая меньше чем за год превратилась из бесправной рабыни в настоящего воина. Но она лучше, чем кто-либо другой знала, что у нее на душе. Сольдан любила Даона, и, если бы могла, то осталась бы с ним. Просто общего будущего у них не было, вот она и убеждала себя, что сама выбрала путь телохранителя принцессы. Она выполнила данное себе обещание – стала ему ровней, и теперь они могли быть вместе, если бы… Если бы между ними не пролегла огромная пропасть, которая разделяла и Мунно с Кымлан. Полюбить человека из вражеской страны — что за безжалостная насмешка Судьбы? За что Боги так жестоко посмеялись над ними обеими? Хотя, возможно, после свадьбы Ансоль все изменится, и двум влюбленным разрешат соединиться. Вот только у Кымлан никогда не будет шанса остаться с тем, кого выбрало ее сердце.

- Я хотела посмотреть, что из себя представляет мой будущий муж, и есть ли возможность использовать его себе на благо, - задумчиво проронила Ансоль. – Признаться, поначалу новость о свадьбе вызвала у меня только гнев и негодование, но теперь…

Принцесса успокоилась и села за стол рядом с девочками.

- И как вам Мунно? – с интересом спросила Юнлэ, лукаво прищурившись.

- Похоже, он достаточно умен и по-своему красив, - Ансоль зарделась и смущенно опустила глаза, как будто вдруг устыдилась свои чувств. Кымлан же не шелохнулась, глядя прямо перед собой. В душе все полыхало от ревности и обиды. Выходит, Мунно понравился принцессе, и от того, что брак не был вынужденным хотя бы для нее, нутро стонало и кричало от несправедливости и беспомощности.

- Ваше высочество, да вы влюбились! – радостно хлопнула в ладоши Юнлэ, и Кымлан на секунду прикрыла глаза, пытаясь справиться с эмоциями.

- Помните, вы спрашивали у меня, какие мужчины мне нравятся? – наклонилась к подругам Ансоль и понизила голос, будто хотела поведать важную тайну. – Мунно – будто отражение всех моих мечтаний! Когда увидела его, сердце так затрепетало, что я едва не выдала своих чувств! Я никогда раньше не влюблялась, но, глядя на него, понимаю, что это и есть любовь!

- Это же замечательно! Вынужденный брак стал для вас счастливым событием! – воскликнула обычно равнодушная к девичьим разговорам Акин, и Кымлан подняла на нее уничтожающий взгляд. Ей хотелось выбежать из этой комнаты, наполненной удушающим ликованием, которое для нее стало приговором.

- Правда, я не уверена, понравилась ли я ему, - кокетливо потупила глаза принцесса, которая конечно же прекрасно знала силу своего очарования.

- Ну что вы, Ваше высочество, вы так прекрасны, никто не сможет устоять перед вами! – добавила последнюю каплю Юнлэ. – Уверена, он почувствовал то же самое, когда увидел вас!

- Вас невозможно не любить, - поддакнула Акин.

Только Сольдан молчала, с тревогой вглядываясь в лицо Кымлан. Подруга знала ее как никто, поэтому догадывалась о буре эмоций, которая бушевала в душе Кымлан, снося все барьеры. Конечно, куда ей до принцессы, всеобщей любимицы и сокровища королевской семьи! Неказистая девчонка в доспехах и с мечом наперевес не может соперничать с прекрасным, нежным цветком. Против Ансоль у нее не было ни единого шанса. И мысль, что Мунно очарован принцессой, разрушала с таким трудом едва восстановленный внутренний мир. Невинное щебетание подруг разбивало сердце на части, поднимая из глубины души ненависть к сидящей напротив счастливой Ансоль. Ненависть и зависть, которые смыкались вокруг горла невидимыми стальными тисками, парализовали и не давали выдавить ни звука. Кымлан стиснула зубы. Ей нужно было тоже что-то сказать, порадоваться за подругу вместе со всеми, но она боялась шевельнуться, чтобы не выдать себя ни словом, ни взглядом. На помощь пришла Сольдан.

Глава 7

Наун возвращался из города во дворец, по обыкновению переодевшись дворянином. Он так и не оставил привычку бродить среди простого народа, вникая в их жизнь, слушая их печали и радости. Отчасти он делал это потому, что в глубине души все еще цеплялся за свое прошлое, куда порой так хотелось вернуться. Но сейчас появилась еще одна важная причина: шпионы Нульджи не так давно прибыли в Куннэ, и принц лично хотел увидеть результаты их работы.

Столица постепенно засыпала. Трактиры гасили фонари над входом, слуги заносили внутрь лавки и столы, чтобы они не намокли из-за надвигающегося сезона дождей; жилые дома, наоборот, зажигали огни, семьи собирались за ужином, а у дворцовых ворот менялся караул. Жизнь Куннэ замирала, закупоривалась внутри небольших домов простолюдинов и резиденций вельмож. Наун любил Куннэ всем сердцем, и категорически противился переезду в Пхеньян. В новой столице, куда в скором времени должен был перебраться преемник Владыки, достроили роскошный дворцовый комплекс, в разработке которого участвовал в том числе и Наун. Принц знал о завершении строительства со слов ответственных за это министров, но ему хотелось и самому осмотреть его. Вот только принцам нельзя было ступать на территорию дворца раньше Владыки. И Наун втайне надеялся, что именно он, а не Насэм, первым войдет в Каминдо.

Побродив сегодня по улицам, Наун понял: тех действий, что они уже предприняли, недостаточно. До народного бунта было еще очень далеко. Да, кое-где слышались недовольные голоса о нехватке еды, о большом количестве погибших солдат на бесполезной войне, но все же это были лишь отдельные капли в большом океане людских сердец. Нужно было что-то еще. Что-то такое, после чего почти все отвернутся от Насэма, которого давно привыкли считать наследником престола, и захотят видеть на троне Науна.

Когда младший принц вернулся во дворец, с удивлением обнаружил в своих покоях дожидавшихся его Тами и Ён Чанмуна. Подавив раздраженный вздох, он попросил слуг принести им травяной чай и, с трудом сдерживая неприязнь, вежливо улыбнулся обоим.

- Что привело вас в столь поздний час? - спросил он со всей любезностью, на какую был способен, отметив про себя, что с каждым днем он все лучше владеет собой. Что ж, ему есть у кого поучиться лицемерию.

- Вы опять выходили в город? - спросила Тами, изучая его своими красивыми миндалевидными глазами.

- Хотел сам посмотреть, насколько хороши шпионы Нульджи.

- И что вы думаете? - поинтересовался Чанмун, слегка поддернув широкий рукав, чтобы не испачкать его вареньем из хурмы.

- Неплохо, но недостаточно, чтобы изменить мнение людей. Нужно что-то другое, но я пока ума не приложу, что именно, - покачал головой Наун.

- Кажется, я знаю, что нам нужно, Ваше высочество, - мягко отозвалась Тами, отхлебнув обжигающий чай. – Именно поэтому мы здесь.

Наун с интересом ожидал продолжения.

- Приведите его! - властно велела она своему стражнику.

Принц вопросительно поднял брови.

- Дело в том, Ваше высочество, что и мне, и брату пожар в Хогёне показался странным. Как город мог сгореть в одночасье? Огонь должен быть невероятной силы, чтобы охватить всю крепость за такой короткий срок, либо поджигатели должны были находиться в разных частях города. Это сопряжено с огромными рисками для Мунно и его воинов, которые все еще оставались внутри. Если это был замысел мохэсцев, то как они планировали отступить из горящей крепости, окруженной врагами? Проход, через который Кымлан вывела его и Даона, слишком узкий, и целое войско не успело бы по нему пройти. Да и зачем Мунно заранее вывел мирных жителей из города? Чего он боялся, если осада нам никак не удавалась и по всему выходило, что он должен был отстоять крепость? Города сжигают от отчаяния и безысходности, но Мунно был в выгодном по сравнению с нами положении.

Наун напряженно слушал, отмечая, что умозаключения Тами совпадали с его собственными. Он вспомнил слова мохэсца о том, что крепость подожгла Кымлан, но тут же отогнал от себя эту безумную мысль и конечно не стал ее озвучивать.

- Получается, что крепость поджег не Мунно, - продолжил мысль сестры министр Ён. - Тогда возникает закономерный вопрос: кто же это был? Мы начали расследование. Допросили всех, кто вернулся из Хогёна живым - к сожалению, таких осталось совсем немного, они сильно пострадали и ничего толкового рассказать не могли. Кроме того, что пожар возник внезапно в разных частях города, и спастись от него было практически невозможно. И тогда мы нашли ребенка, который поведал нам очень любопытную историю.

У Науна пересохло во рту. Неужели его подозрения верны, и в этом замешана Кымлан?!

Дверь открылась, и в комнату вошел мальчик лет десяти. Огромный шрам - последствие пожара - уродовал левую щеку, кисти рук были замотаны. Видимо, полученные раны были так серьезны, что заживали медленно, хоть с момента пожара прошло уже много времени. Пугливый взгляд ребенка метался от Науна к министру и каждый раз возвращался к Тами. Он впервые оказался во дворце наедине с королевскими особами и заметно оробел. Тами подошла к нему и, присев рядом, ласково погладила по голове.

- Не бойся, Даль, расскажи им все, что рассказал до этого мне.

Мальчишка сглотнул и несмело начал:

- Мы жили рядом с рыночной площадью. Отец был кузнецом, матушка торговала на рынке. Когда в город пришли мохэсцы, мы испугались, что нас убьют, но их предводитель не трогал простых людей, только убил коменданта и его ближайших сторонников. И сказал, что наша жизнь не изменится. Так оно и оказалось, только потом началась война и вместе с нашим войском пришла она... - глаза мальчика расширились от ужаса, и он замолчал, словно его рот заткнули кляпом.

Глава 8

Нестерпимый жар жег руки, словно Кымлан ладонями зачерпнула расплавленный металл. Огонь бежал по венам, согревая замерзшее, окаменевшее тело, но причинял боль. Вокруг, куда ни кинь взгляд, был пожар. Люди, объятые пламенем, выбегали из своих домов и падали, оставаясь лежать на земле горящими факелами. Вновь ужас сжал сердце в раскаленных тисках, заточив его в огненную клетку.

"Нет! Не надо! Я не хочу, чтобы гибли люди!" - мысленно кричала девушка, понимая, что все это натворила она. Но грозный голос говорил с ней из огня, веля молчать и покорно принять свою участь. Кымлан не могла пошевелиться и лишь смотрела на пламя, которое постепенно принимало очертания гигантской птицы с длинным клювом и большими когтистыми лапами, так похожей на символ Когурё, изображенный на флаге страны. Длинный хвост, свитый из языков пламени, развернулся и хлестнул в дверь соседнего дома, который загорелся, как щепка.

- Пожалуйста, не надо! - закричала Кымлан, закрывая глаза и уши. Она больше не могла видеть страдания ни в чем неповинных людей, и готова была умереть, лишь бы все прекратилось. Она бы сама бросилась в огонь, если бы могла в нем сгореть, но, увы, пламя не способно причинить ей вред.

- Ты должна принять свою сущность! - гремел в голове чей-то голос, и очертания смертоносной птицы стали более четкими. - Принять то, что ты сделала и осознать, что сеять смерть - часть твоего дара! Часть твоей сути! Я выбрала тебя, ты Избранная, которая должна узнать и исполнить свое предназначение!

Острый клюв потянулся к Кымлан, и она почувствовала, как ее опалило огнем, от которого вспыхнули волосы, и одежда мгновенно истлела на ее плечах. Крепко зажмурившись, она развернулась и бросилась прочь в неизвестность - прочь от огненной птицы и от себя...

С тяжелым стоном Кымлан проснулась, уткнувшись взглядом в держащие потолок балки отчего дома. Немного успокоившись, она повернула голову, увидев в окно, что на востоке розовой полоской уже занялся рассвет. Тяжело поднявшись с постели, девушка вышла во двор, ощущая свежесть прохладного летнего утра. Умылась в кадке с водой, и, не вытираясь, села на порог дома, ожидая, когда проснутся Юнлэ и Акин. Легкий ветер холодил мокрое лицо, приводя мысли и чувства в порядок.

С тех пор как Сольдан уехала вместе с принцем Науном в Сумо, Кымлан потеряла покой. Тревога за подругу ядовитой иглой вонзилась в сердце с того самого момента, как Наун объявил о своем намерении. Прошло уже три недели, а новостей, которые Кымлан вместе с Ансоль и девочками ждали каждый день, все не было.

- Доброе утро! - зевая и потягиваясь, из своей спальни вышла Акин. - Ты чего так рано встала? Опять плохой сон?

Кымлан неопределенно качнула головой. О том, что почти каждую ночь ей снятся кошмары, знали все обитатели дома, потому что не раз она просыпалась с криками и обнаруживала возле своей постели обеспокоенного отца, нянюшку или подруг. Она догадывалась, что во снах ей приходит ответ. Нужно принять произошедшее и перестать себя ненавидеть. Терзаниями уже ничего не исправишь, и сейчас в ее силах лишь помочь тем, кто выжил после того чудовищного пожара. А еще сосредоточиться на тех, кто от нее сейчас зависел - на новых членах в Отряде Феникса.

О том, что некоторые девушки прознали об удивительном женском отряде и захотели в него вступить, подруги рассказали Кымлан сразу после ее возвращения. Молва о маленьком защитном отряде для принцессы Ансоль быстро разнеслась по Куннэ, и женщины приходили ко дворцу, чтобы встретиться с Кымлан и попроситься в их ряды. В основном это были отчаявшиеся сироты, потерявшие дом из-за долгов семьи. Прямой путь им был только в публичный дом, и отряд стал для них спасением, надеждой, шансом на новую жизнь, как стал для Сольдан, Акин и Юнлэ.

Поначалу Кымлан наотрез отказалась, но Ансоль поддержала эту идею и даже согласилась финансировать обучение и проживание девушек в служебных постройках дворца. Но после случившегося в Хогёне Кымлан боялась брать на себя ответственность за других, боялась подвести, как подвела когурёсцев в сгоревшей крепости.

- Посмотри, как мы счастливы благодаря тебе! - уговаривала Сольдан еще до своего отъезда. - У нас есть дом, цель и смысл жизни. Те несчастные девушки, что хотят стать частью отряда, тоже мечтают обрести это.

- Большинству из них некуда идти, и единственный способ выжить - пойти в публичный дом, - вторила Юнлэ. - Я по себе знаю, как ужасно быть игрушкой в руках мужчин, которые могут сделать с тобой все, что угодно. Дай этим несчастным надежду.

- Но мы же не можем просто взять их из жалости, - возразила Кымлан. - Их нужно тренировать, ими нужно руководить...

- Вот именно этим ты и займешься, - похлопала ее по плечу Акин. - Вон как хорошо ты нас обучила!

- А если я не справлюсь, подведу их... - глубоко засевшие страхи вновь взяли верх, и Кымлан засомневалась.

- Прекращай это самоистязание, - жестко оборвала ее Акин. – Знаешь, что самое страшное? Не уберечь своего ребенка от смерти! По сравнению с этим меркнет все!

Подруги потрясенно переглянулись и одновременно посмотрели на нее. Акин отвернулась, стиснув до побелевших костяшек ножны. Впервые она приоткрыла завесу тайны о своем прошлом, и девушки понимали, как непросто ей было сказать даже это, поэтому не набрасывались с расспросами и просто ждали, когда она продолжит, если захочет рассказать свою историю.

- Меня выдали замуж в пятнадцать, и через год я родила моего Табона, - после молчания, Акин повернулась к подругам. В ее глазах блестели слезы. - Но через несколько месяцев мой муж погиб на войне, и я осталась одна с ребенком на руках. Выживала как могла: прислуживала более богатым и влиятельным членам племени, работала в поле, готовила, убирала. Словом, делала все то же, что и в деревне рабов, только за небольшую плату. Мне давали еду, иногда - деньги. Но однажды на нас напали кидани, и разграбили мою родную деревню. Во время нападения я стирала белье в ручье, и была далеко от дома. А когда вернулась...

Глава 9

Дипломатическая миссия была в пути третий день и остановилась на очередной привал. Солдаты наспех разбили лагерь и поставили шатры. Даон мрачно взирал на то, как слуги суетятся возле костра, чтобы как можно быстрее приготовить еду для Науна, всех остальных оставив на потом. Их отряд двигался медленно, как будто нарочно не торопясь, чтобы потянуть время, и в этом ощущался тухлый запашок нечестных намерений.

С первого дня похода Даон чувствовал себя неуютно среди когурёсцев - вроде бы свой, а на самом дел враг. Он не знал, куда себя деть и чем занять: в военных походах с Мунно он привык командовать, следить за всем и раздавать указания, а сейчас у него не было ни обязанностей, ни прав. И оружия тоже не было. К нему относились настороженно, да оно и понятно - кто он для них? Пленник? Заложник? Или гость и слуга будущего принца Когурё? Солдаты, отвечающие за приготовление пищи, кланялись и неловко совали ему в руки миску с едой. А затем поспешно уходили, не зная, как себя вести с сыном прославленного генерала Ляодуна, который перешел в стан врага и напал на их страну, которую его отец защищал до последней капли крови.

Даон сердито вздохнул и присел на поваленное дерево, наблюдая за жизнью их маленького лагеря.

- Мне тоже не по себе, - вдруг услышал он рядом девичий голосок и вздрогнул от неожиданности. Сольдан стояла рядом, прислонившись к стволу старого дуба, и смотрела на него своими лучистыми глазами. Они, словно искорки, зажгли свет в потемневшей душе воина, и на сердце потеплело.

- Я не слышал, как ты подошла. Летаешь по воздуху? - слегка усмехнулся он, не зная, как себя вести с девушкой, которая ему нравилась. Каждое сказанное слово казалось неуместным и глупым.

- Я передвигаюсь практически бесшумно. Кымлан говорит, что это редкий дар, - гордо подняла подбородок Сольдан.

Она стояла у дерева и неуверенно переминалась с ноги на ногу, будто хотела, но не решалась подойти ближе. Вспомнилось ее искренне признание в деревне рабов, когда она принесла ему вторую порцию вяленого мяса: "Господин Даон самый красивый воин из всех!" Сольдан была полной его противоположностью, открыто заявляя миру о своих чувствах и нисколько их не стесняясь, в то время как Даон хранил свои эмоции глубоко внутри, никому о них не рассказывая.

Даон никогда не влюблялся. Вся его жизнь прошла в борьбе - сначала за выживание, затем в сражениях за мохэ бок о бок с Мунно. У него были связи с женщинами, но к ним он испытывал лишь плотское влечение. На любовь не было времени, и некогда было даже подумать, хочет ли он завести семью или хотя бы более серьезные отношения. Поэтому влюбленность Сольдан сбивала с толку, против воли заставляя думать не о деле, а о каких-то глупостях вроде того, как хочется ему взять ее за руку и поцеловать... Глупо, ведь на деле они враги.

- Ты говоришь со мной иначе, раньше называла господином, - Даон заставил себя отвести взгляд от хрупкой фигурки Сольдан и опять посмотрел на суетившихся воинов и слуг.

- Раньше я была рабыней, а теперь - личный телохранитель Ее высочества, член Отряда Феникса, - с гордостью ответила девчонка и все-таки подошла ближе. Осторожно присела рядом, словно спрашивая разрешения.

- Когда-то я тоже был рабом, и до "господина" мне далеко, - грустно улыбнулся Даон, глядя на тонкую девичью ладонь, которая лежала рядом с его большой мозолистой рукой.

Сольдан некоторое время молчала, а потом выпалила на одном дыхании, будто собралась с силами:

- Я дала себе слово, что стану тебе ровней, и только тогда смогу говорить на равных. Потому что я люблю тебя и… мне кажется, что эти чувства взаимны.

Даон потрясенно открыл рот, одновременно удивляясь и смущаясь откровенности Сольдан. Но она была именно такой - открытой, доверчивой, но смелой девушкой, которая не умеет и не хочет скрывать свои чувства.

- Можешь не отвечать, я все вижу, - щеки Сольдан заалели после признания, но она не опустила сияющих глаз, прожигая насквозь душу сурового воина. - Я хочу быть с тобой. Понимаю, что пока для нас нет будущего, но я отказываюсь думать, что это невозможно, и хочу найти путь, который мы сможем пройти вместе.

Не дождавшись от пораженного ее откровением Даона ни слов, ни действий, она смело взяла его за руку, и он ощутил, как от кончиков его огрубевших пальцев заструилось тепло прямо в сердце. Впервые он задумался о том, как хорошо было бы оставить сражения и постоянную борьбу в прошлом и создать будущее, в котором не будет ни крови, ни войны - лишь любимая женщина, которая пройдет с ним рука об руку всю жизнь.

До Сумо оставался один день пути, и Даон весь извелся. Что он скажет хану? Как посмеет показаться ему на глаза, когда не уберег его наследника, которого поклялся защищать? Мысль о возвращении в племя, которое стало ему родным домом, вызывала в душе тоску и горечь. Ведь теперь неизвестно, когда они смогут вернуться сюда по собственной воле. Да и смогут ли вообще?..

Ненужные мысли о Сольдан, которая так настойчиво пробиралась в его сердце, вызывали стыд - слишком несвоевременными и неуместными они были. Его господин, друг, был в беде, а он думал о женщине из вражеского лагеря, в то время как сам столько раз упрекал Мунно за его любовь к Кымлан.

Признание Сольдан поразило его в самое сердце. Юная девочка, которая всю жизнь провела в рабстве, обладала таким мужеством и решимостью, что готова была искать для них вариант остаться вместе. Тогда как он, взрослый мужчина, видевший и испытавший в своей жизни все, не мог найти в себе смелость даже сказать ей о своих чувствах. Но его очерствевшей душе отчаянно хотелось тепла и любви. Неужели он так много просит у Судьбы? Неужели не заслужил права быть счастливым? Даон презирал себя за эти мысли, чувствуя вину перед Мунно, Сольдан, ханом Вонманом и племенем.