Дерзкие. Будешь моей

Пролог

– Катюш, смотри, что мы тебе взяли, – мама показывает мне кулон в виде аккуратной золотой капельки, а я ощущаю внутри болезненное жжение.

Помню, как после его выстрела, громко вздохнула, прикусив губу от страха. Пули в патроннике не оказалось, зато он ответил на мой вопрос своим поступком, и я молча встала и ушла из кабинета, чтобы собрать вещи. Там прямо на своей постели я оставила все его подарки, когда-то приобретённые для меня. В том числе и кулон, который он подарил в один из лучших вечеров в нашей жизни.

«– Это моё, если что… Вырвано из груди и отдано. В бессрочное пользование.

– Не боишься, что я его…Разобью или потеряю?

– Если разобьёшь или потеряешь, значит, так надо…

– Спасибо. Всегда будет со мной».

Воспоминания горьким эхом раздаются по грудной клетке. Я принимаю подарок и прижимаю к себе.

– Спасибо, мам…Серёж…Но не стоило тратить деньги…

– Что ты, Катюш…Я ведь нашла такую хорошую работу. Да и Серёжка подрабатывает в магазине возле дома…Мы только благодаря тебе радуемся жизни, – говорит мама, на что я невольно улыбаюсь, хотя внутри просто апокалипсис. Ведь всё это не благодаря мне, а благодаря Глебу.

И я до сих пор ему благодарна, несмотря на все болезненные слова, что услышала от него в свой адрес. Все обвинения и оскорбления…Возможно я заслужила это. Или вовсе не заслуживала его самого…

Зато теперь он будет счастлив, как и его отец.

Совсем недавно мне звонила Соня. Я сразу сообщила ей, что не могу оставаться в городе. Мне нужно уехать на неопределённый срок . А сейчас она пока не знает, что мне придётся взять академ отпуск, и вряд ли я вообще вернусь. Скорее всего переведусь на заочное во Владивосток…

Именно она сказала мне, что Глеб женится. В универе сразу поползли слухи, а с учетом того, что Кир – его лучший друг, всё стало ясно ещё раньше.

Думаю, Беата счастлива, да и Александр Юрьевич тоже. Соня говорила, что Глеб сильно изменился. Стал более замкнутым, закрытым и одиноким. Я слышала, что он даже продал один из своих клубов, но причину этому не знала.

Вскоре из Интернета увидела и то, что Глеб Александрович Адов стал обладателем акций ювелирного холдинга отца. Так я поняла, что его очень ловко подмяли под себя, а я оказалась просто ненужным звеном в его истории. Той, которой никогда бы не позволили быть с ним по-настоящему.

Маме и Серёже я не стала ничего рассказывать, тем более, что рассказывать было нечего. Два месяца отношений были вырваны с корнем, словно их никогда и не было. У меня не осталось даже его номера. Думаю, после того как он разбил свой телефон, и у него не оставалось моего. Мы больше ни разу не пересекались, никогда не говорили. Единственным связующим звеном оставалась Соня, ведь они с Киром до сих пор были вместе. Но даже ей я не рассказывала свой самый главный секрет…

С тех пор как Глеб единожды нарочно кончил в меня, у меня пришли месячные, и я искренне надеялась, что пронесло, ведь не хотела заводить ребенка в одиночестве, да ещё и после такого горького расставания, стресса и нервов, но…В последние дни я ощущала сильную тошноту, как будто у меня была морская болезнь. Изначально я так и думала, ведь во Владивостоке приходилось постоянно кататься на судне, да и морепродукты были не самым моим любимым блюдом, но собравшись с мыслями и вычитав в интернете о том, что месячные могут продолжаться даже в случае беременности, мне вдруг стало не до шуток. Я купила пять чёртовых тестов, а потом поняла, что все они показывают один и тот же результат…Так и пришла идея об академе и дальнейшем переводе, но в Москве сказали, что для этого нужно явиться за документами лично и сдать долги, чтобы мне одобрили этот перевод. А это неизбежно значило встречу с тем, кого я так боялась увидеть…Это неизбежно значило ощутить новую порцию боли, которой, казалось, уже было за глаза, но всё ждало меня впереди…

***

– Ааааа! Катюшаааа! – Соня заключает меня в свои крепкие объятия, едва я появляюсь на пороге нашей с ней старой комнаты. – Почему не сказала?! Я бы встретила!

– Знаешь, я как-то не хотела придавать этому такое значение, – смеюсь, обнимая её. – Ты расцвела…Такая красивая…

– Спасибо, – она делает мне шуточный реверанс, а я одобрительно киваю, отчего мы обе заливаемся в хохоте. – Как там Владивосток? Как родные?

– Хорошо, да…Всё хорошо… Мне ещё нужно будет серьёзно поговорить с тобой в ближайшее время…

– О, чуть не забыла! Тут же к тебе парень приходил, – улыбается она, играя бровями.

– Какой ещё парень?

– Такой высокий, темноволосый…Саша…Или Паша…

– Паша Конев? – спрашиваю, и Соня начинает судорожно кивать.

– Да-да, узнал у нашей комендантши в какой ты комнате, и пришёл. Но тут же была только я. И вот…Он оставил тебе это, – она передаёт мне свёрток, а я хмурюсь, но разворачиваю. – Любовное послание? – спрашивает она, смеясь надо мной. Она так легко шутит только потому что я сказала, что мне плевать на Глеба и всё кончено. И буквально весь месяц делала вид, что меня вообще не интересует его жизнь, ничего не спрашивала и не интересовалась. Соня проболталась только про женитьбу, и то я типа пропустила эту новость мимо ушей. Я всегда хорошо скрывала эмоции и теперь мне здорово это помогает, чтобы справляться со стрессом.

Глава 1.

Как же больно осознавать, что нас больше нет. Как мучительно и невыносимо каждое воспоминание, которое проникает в тело как тысяча острых лезвий. Мне кажется, я забываю, как дышать, когда вижу его. А когда понимаю, что он больше не смотрит на меня…Что он больше никогда не назовёт ведьмой…Не обнимет…Не поцелует, я и вовсе проваливаюсь куда-то в настоящий Ад…

Он был для меня всем. Или есть всё? Я не понимаю, что чувствую. Внутри всё скребёт и пульсирует. Нутро разрывает на части. Где заканчиваюсь я и начинается он или наоборот? Раньше мне казалось, что мы – продолжение друг друга…А теперь…

Умыв лицо и глядя в зеркало, наблюдаю свой потрепанный, изнеможённый вид. Неужели мой ребёнок творит со мной такие вещи? Или же дело в горечи расставания? В том, что я больше не могу смотреть на объект своих мучений так близко?

Быстро выхожу в коридор и бегу решать свои вопросы. Мне везёт, долго ждать не приходится, и я пулей вылетаю из университета, проскочив мимо тех самых спортивных машин, рёв которых уже отложился у меня в памяти.

Добравшись до общежития, смиренно выдыхаю. Уже завтра узнаю, всё ли с маленьким в порядке. Но я точно чувствую, что он там есть…Он или она, не важно. Эта энергетика Глеба. Пусть я мнительна…Но я его ощущаю. Его огонь и его силу в себе.

Во Владивостоке нам будет хорошо. Уверена, что мама не осудит. Да и Серёжа точно не будет говорить плохого. Я справлюсь. Ведь как бы там ни было, я уже его люблю. И всегда буду любить его отца. А покуда жива любовь, силы на воспитание всегда найдутся.

Пока решаю контрольные и пишу курсовую, в комнату возвращается Соня. Мне разрешили не посещать пары, а она выглядит очень опечаленно и растерянно, будто боится мне что-то сказать.

– Знаешь, я сегодня…говорила с ним, – подруга тянет каждое слово. – Только не ругайся, пожалуйста. Я сказала, что ты прилетела.

– Он и так это знает. Видел меня сегодня, – отвечаю, даже не поднимая взгляда.

– Вот как…Но он показался мне каким-то…Кать…Он всё равно что-то чувствует. Я прямо ощутила, как в его взгляде просквозила боль из-за этого…Он изменил тебе, да? Или…Что-то такое? Из-за чего вы расстались, Кать?

Хмурюсь и качаю головой.

– Он ни в чём не виноват, Сонь. Просто так бывает. Не ищи то, чего нет, – смотрю на часы. Время уже пять. Я так сильно засиделась. – Пойду помоюсь и соберусь на встречу с Пашей. Не грусти…

Беру полотенце и косметичку и ухожу к общим душевым. Через сорок минут возвращаюсь, услышав, что Соня болтает по телефону с Киром. Но стараюсь не обращать внимания. Молча собираюсь и вставляю в уши наушники, напевая что-то себе под нос. В последнее время так рефлексирую, иначе давно бы уже крыша поехала. Всё время думать о Глебе и о том, что между нами произошло, это как нырять в ледяную прорубь и не находить выхода. Порой мне кажется, мы с ним давно утонули и наши тела встретились где-то на дне океана…Где уже ничего не будет по-прежнему…

Когда мы вот так сидели…Друг напротив друга… Холодный металл касался моего лба, а запах страха и ненависти витал в комнате. Я чётко ощущала, что теряю его. Наша нить, которая до сих казалась неразрывной, рвалась прямо на моих глазах, а я ничего не могла с этим поделать. Лишь безмолвно кричать ему своим взглядом.

«Прошу тебя. Остановись. Поверь мне. Я тебя люблю».

Лишь пытаться кричать это своими глазами, своим сердцем, своей пока ещё не растоптанной душой…Но он не услышал…

А я поняла, что он не верит.

И никогда не поверит, что бы я тогда не сказала…

Я поняла, что всё рухнуло. И мы с ним просто перестали друг для друга существовать. Это было началом нашего с ним конца.

Ведь сказка не может быть вечной, правда?

И сейчас, когда я слушаю музыку, невольно примеряю каждую фразу на наши отношения…Знаете такую фишку? Когда теряешь любовь всей жизни, кажется, что вселенная потешается над тобой. Абсолютно всё вокруг начинает изводить твои нервы и проверять на прочность. Даже чёртовы джинсы Светки Титовой, которые я по запарке так и не вернула, а они, будто назло выпадают из шкафа, стоит мне потянуться за феном.

Чудесно, блин! Просто прекрасно! Спасибо, Вселенная! Ты меня ещё не добила!

Не считаю встречу с Пашей свиданием, поэтому краситься даже не собираюсь. Одеваюсь, как попало, и сушу волосы, думая только о завтрашнем походе к гинекологу. А потом, когда Соня заканчивает диалог с Киром, лезу в ящик стола за серьгами и вдруг понимаю, что они лежат совсем не в том отделе, куда я их засунула, а записки рядом и вовсе нет.

– Эм…Ты ведь не трогала ничего, да? – спрашиваю, на что Соня меняется в лице.

– Я? Кать, ты чё?

– Да нет, не подумай. Просто коробку я точно клала вместе с запиской на верхнюю полочку возле своей русалки…

– Может случайно как-то не туда положила? Задумалась и тебе так показалось?

– Да нет же…Иначе где записка? – сползаю на пол и роюсь во всех ящиках подряд, но тщетно. Пашино послание исчезло куда-то, будто его и не было. – Странно…Может девчонки или Ирина Альбертовна…Но это абсурд. Зачем ей какая-то бумажка?

– Кать, слушай, ну я не знаю, правда…Я пришла, ты уже была здесь. А когда ты ходила мыться, я болтала с Киром. Никого здесь не было больше, комната всегда закрыта на замок, – сообщает Соня, на что я всё же выдыхаю.

Глава 2.

Сердце воет набатом, когда вижу, как он смотрит. Не в силах разорвать этот магический зрительный контакт стою, как обмершая перед ним, и не шевелюсь до тех пор, пока он не уходит от нашего столика, бросив последний небрежный мажущий взгляд в мою сторону.

Только тогда я позволяю себе отмереть и подойти обратно к Паше.

– Что это было? Что он тебе говорил?! – спрашиваю, нахмурившись. Внутри просто ураган и меня закручивает в смертельную воронку вместе со всеми своими воспоминаниями.

Это нечестно! Остановись! Исчезни, будто тебя и не было! Мне больно!

– Да не переживай. Просто подпёр мою машину. Попросил сказать, как мы поедем, чтобы дать нам проезд, – сообщает он равнодушным тоном.

– И всё?

– Ну да, – говорит он, заставив меня нервно кивнуть головой.

Дура! Какая же ты дура, Катя! Думаешь он о тебе вообще вспоминает?! Да плевать ему на тебя! У него там невеста с идеальными формами и покладистым характером, готовая ему пятки лизать и ползать на коленях, а ты ещё, идиотка, напрашиваешься! Фу! Тошно от себя самой.

Сыта по горло.

– Знаешь, мы, пожалуй, можем ехать…Я не особо хочу тут оставаться…

– По правде говоря, я тоже…Оденешься пока? Я погрею машину и поедем…

– Хорошо, – соглашаюсь и иду к гардеробной. Там уже будучи одетой принимаю вызов от матери. Немного говорим с ней, но я не разглагольствую, потому что хочу нормально поболтать, когда останусь одна.

Когда Паша возвращается с улицы, вид у него такой, словно он на меня злится, но ничего не говорит, просто провожает до машины.

– Меня расстроила мысль о том, что ты вновь уезжаешь куда-то…Я искал тебя, – добавляет он, пока мы возвращаемся в общежитие.

– Зачем искал?

– Потому что всегда был влюблен в тебя, – сообщает он без заминок, а у меня сейчас случится обморок. Что ещё за глупости?

– Паш…Это всё лишнее…

Не успеваю что-то объяснить, как он бьёт по тормозам, заруливая в какой-то кармашек возле магазина.

– Это не лишнее, блин, Катя! Да я влюблен! Влюблен с десятого класса! И можно сказать всего этого я добился только ради того, чтобы отыскать тебя! Чтоб добиться расположения! А ты бегаешь от меня, как ужаленная! Связалась с каким-то криминальным выродком! И теперь…

– Не смей, слышишь, – агрессивно выдавливаю я, сцепив зубы. – Только продолжи его оскорблять, и я больше никогда с тобой не заговорю!

На его лице вдруг появляется защитная болезненная ухмылка.

– Вот как…Значит, всего пару месяцев и так конкретно крышу снесло, да? – спрашивает будто с издёвкой. – А знаешь ли ты, что он хотел мне приплатить, чтобы я как можно быстрее тебя оприходовал?! Сходу предложил до хуя бабла, чтобы я тебя трахнул?! Как тебя такая новость, а, Катюш?!

– Что?! – морщусь, выдавая панику за мерзость. Боль за отвращение. – Что ты, мать твою, сказал?!

– Что слышала, Катя! Он подошёл и сказал, цитирую по слогам: «Дам тебе триста штук баксов, если уведешь отсюда эту шлюшку и оттрахаешь на парковке за рестораном». Классно?! Тебе нравится такое в парнях?! Так его любишь?!

– Вообще-то не очень, – отвечаю с комом в горле, отстёгивая ремень. В груди всё разрывается на мелкие осколки. Какой же Глеб ублюдок…Какой же гнусный выродок…Как я его ненавижу!

Но мне нельзя так думать. Нельзя. Потому что у меня есть малыш. Он во мне и всё чувствует. А такие мысли причинят ему только вред.

– Рада была встретиться, Паша. И прощай, – захлопываю дверь в его машину и иду в сторону остановки, вытирая со щек жгучие невыносимые слёзы. На улице колотун, а мне не холодно, мне так, словно я умерла…

Если я раньше думала, что мертва, то ошибалась. Полная остановка сердца произошла сейчас. Когда я это услышала.

Вообще ни о чём не думаю, даже не сразу замечаю, что машина Паши следует за мной со скоростью черепахи до самого автобусного кармана.

– Катя, прости. Садись. Я довезу.

– Нет, – отвечаю сразу же. – Не утруждайся. Мы больше не увидимся. Я не хочу общаться.

– Давай я только довезу и всё. Обещаю, что больше не стану тебя беспокоить… – шепчет он, а я чувствую, что мои ноги мёрзнут.

Пять минут уговоров и отсутствие автобуса начинают играть роль. Мне нельзя стынуть. Это опасно для ребенка.

Сажусь к нему в машину только поэтому, и сама не знаю, что на меня находит. Я вдруг начинаю истошно рыдать, как полная идиотка. Вот так просто в машине человека, которого я не видела толком уже почти два года. Так больно на душе, что не могу остановиться.

Зачем он говорил все те слова о нас когда-то, если по итогу так гнусно обо мне отзывается?! Разве можно так возненавидеть?! Я ведь никогда бы не сказала про него таких мерзостей! Никогда бы вот так его не ранила!

Да я просто разрезана им на мелкие кусочки! Атрофирована! Уничтожена!

– Всё, не плачь, – шепчет Паша, успокаивая меня.

– Не могу…Не могу, – извожусь на нет. Всю трясёт. Кажется, что сейчас начну задыхаться. Как же это мучительно. Как же жестоко!

Глава 3.

– Угроза выкидыша, девушка. Лучше понаблюдать здесь пару дней. Вовремя Вы вчера приехали… И, с учётом отслойки плаценты, необходимо проставить курс гормональных свечей…А ещё не нервничать…Стресс – дело такое… Ваша подруга сказала, что Вы сильно перенервничали вчера, – сообщает врач, пока я утираю слёзы и держу дрожащую ладонь на животе.

«Спасибо, что остался со мной…Спасибо, что ты ещё здесь»…

Он ведь меня предупредил… Заставил проснуться… Он решил, что должен задержаться… Он знает, что нужен мне. И это не может быть паранойей.

– В целом беременность протекает нормально. Срок шесть недель. Рано гадать пол, но по сердцебиению можно предположить, что мальчишка, – улыбается доктор. – Просто у девочек пульс обычно повышен. От 150 и выше. Но бывает всякое. – продолжает он, пожимая плечами. – Если будете оформлять отказ от госпитализации…

Мальчишка…Девчонка…Мне без разницы, - убеждаю себя. Но почему-то я ощущаю в себе именно мужскую энергетику.

– Нет. Я останусь, раз так надо. Вы ведь говорите, что лучше понаблюдать, - твёрдо и уверенно сообщаю я.

Пусть я не люблю больницы, но не допущу, чтобы с моим ребёнком что-то случилось. Нужно учитывать все риски. Там, где сейчас Глеб, я всегда буду чувствовать себя уязвимо и напряженно. Значит, лучше это перебдеть.

– Правильно, – улыбается он, и я выдыхаю.

Вспоминаю тот ужас, что ощущала и видела во сне…Мне становится дурно…

Эти навязчивые кошмары. Мучительные и бесконечные. Веретено моих безумных мыслей, загоняющих меня ещё глубже, чем я есть. Глеб – это то, что делает меня слабой и сильной одновременно. Это то, что и убивает, и возрождает, словно у нас с ним одна жизнь на двоих. А мы постоянно меняемся местами в надежде понять друг друга и простить…Но это невозможно. Мы перешли черту.

Я будто укушена им. И теперь на меня напала какая-то хворь.

Хворь опасная и неумолимая.

Выжимающая из меня все соки, скручивающая тугими верёвками…

Обездвиживающая и парализующая…

А я хочу идти дальше! Ради своего ребенка! Ради себя! И ни один Адов не сломает мою жизнь! Ни один Адов больше к ней не прикоснётся!

Ненавижу тебя, Глеб! Ненавижу! Сейчас ненавижу больше всего на свете, а если бы ты забрал у меня то единственное, что растёт внутри меня, я бы из-под земли тебя достала. Я бы выкрутила тебе жилы! Я бы обесточила тебя от этого мира!

Когда врач уходит, Соне разрешают проведать меня, ведь родные далеко, а кроме неё у меня никого здесь нет.

– Сможешь тихо предупредить в деканате? Я потом возьму справку и передам…Главное, чтобы никто посторонний ничего не узнал, – спрашиваю, пока Соня плачет.

– Катюш, я так испугалась, – она хватает меня за руку. – Ты так закричала во сне…Я просто тут же проснулась и ахнула…

– Всё хорошо, Сонь. Главное, что мы успели. Хорошо, что ты быстро среагировала и вызвала скорую…

– Блин…Это не ночь, а сущий кошмар… – заключает она, выдыхая. – Хорошо, что хоть не в Новый год случилось…

– Да, действительно хорошо… – отвечаю я, задумавшись.

Сейчас 22 декабря и отмечать праздник мне скорее всего придётся одной, но из больницы я уже выйду, это совершенно точно.

– Ты в курсе, что у нас вроде как вечеринка намечается от университета? В ресторане, все дела, – спрашивает она, улыбаясь. – Но я не пойду. Хочу отметить с тобой вдвоем в комнате, раз уже это последний наш с тобой общажный Новый год вместе!

– Последний общажный Новый год, – смеюсь этому названию, а на душе так тепло. Что есть у меня такая добрая замечательная подруга. – Ты же…Будешь крёстной, да? Моему малышу…Или малышке…

Соня начинает реветь. Истерично и громко всхлипывать, и буквально умываться слезами в ответ на мою просьбу.

– Господи, конечно! Конечно! Конечно! Я прилечу во Владик сразу же, как это случится! Как ребеночек появится на свет и когда ты захочешь его крестить тоже!

Она обнимает меня, и я успокаиваюсь. Родная душа в такие моменты очень и очень важна… Слишком много всего произошло за эти месяцы. А я не могу рассказать ни матери, ни Серёже. Потому что это будет подло и некрасиво с моей стороны. Они не должны жалеть меня. Им есть чем заняться, ведь они только начали жить полной жизнью.

Через три дня меня выписывают. В деканате всё поняли, я приношу справку и курсовую, которую доделала, будучи в больнице, когда Соня привезла мне ноутбук.

Думала ли о Глебе это время? Безусловно… Глупо врать, когда сердце разрывается от боли.

Но я больше не считаю его хорошим, а себя виноватой. Больше нет! Я старалась! Правда старалась! Я хотела, как лучше, а он даже слушать не стал! Да ещё и оскорбил в глазах чужого человека! Это низко. Это недостойно и гадко. Но чего я ещё ожидала от Ада? Пусть катится ко всем чертям вместе со своим синим пламенем на Адской колеснице.

24 декабря сдаю ещё один зачёт, а затем на радостной волне долетаю до деканата, чтобы решить вопрос по ещё одному предмету, но узнаю, что, к сожалению, преподаватель находится на длительном больничном. Скорее всего до двадцатых чисел января, потому что ему предстоит операция. А это значит, что мне придётся задержаться на более длительное время! Чёрт!