Первый вдох морозного воздуха — словно глоток ледяного игристого: жгучий, пронзительный, отрезвляющий. Именно то, что мне было нужно.
Я захлопнула дверцу машины, и мир мгновенно онемел. Шесть часов пути — и вот она, тишина: плотная, пушистая, глушащая всё, кроме скрипа снега под ногами.
— Айрис, тебе нравится?
Моя самоедская лайка ответила тихим фырканьем, тыкаясь носом в мои зимние ботинки. В её глазах читалось безоговорочное счастье — больше не нужно терпеть тряску в салоне, вокруг царил живой мир: терпкий запах хвои, смолистый дух леса и пьянящий аромат свободы.
А я стояла, жадно вдыхая морозный воздух. Хотелось надышаться до самого дна, вытравить из памяти тот навязчивый, сладковатый шлейф духов — последний след неудачных отношений.
«Брось, Геля, это просто бизнес», — голос бывшего, мягкий, как шёлк, снова заскользил в сознании.
Нет. Бизнес — это когда честно говоришь: «Твои эскизы не продаются». А не когда копируешь их, сдвигаешь две линии и презентуешь коллекцию инвесторам как свою — пока твоя девушка и партнёр лежит с температурой, свято веря, что дело в надёжных руках.
Я резко дёрнула за поводок, вырывая себя из водоворота воспоминаний.
— Пошли, булка. Нужно разобрать вещи.
База отдыха с питомцами «Северный Ветер» оказался именно таким, каким выглядел на фото: ряд аккуратных срубов под шапками снега, дымок из труб, гирлянды в виде сосулек. Это была картинка «идеального побега».
Мой план был прост: десять дней рисовать, гулять с Айрис, читать у камина и ни с кем не разговаривать. Особенно с мужчинами. Сердце, замотанное в колючую проволоку недоверия, просило только покоя.
Наш домик семь оказался крайним, у самого леса. Я уже рылась в сумке в поисках ключа, который взяла на проходной базы отдыха, как Айрис вдруг напряглась и тихо, почти по‑волчьи, заурчала.
— Что там? — прошептала я, невольно замедляя движения. Её уши встали торчком. Айрис напряглась, едва ли заметно виляя хвостиком.
Я подняла глаза и увидела их.
У соседнего, восьмого домика стоял мужчина с крупным серо‑белого цвета хаски, с глазами, которые, кажется, могли прожечь дыру в моей решимости.
Пёс — красавец.
Хозяин — воплощение моего сегодняшнего девиза: «Держаться подальше».
Мужчина был высоким, статным, в тёмной парке, и двигался он так, будто каждое движение просчитано и одобрено комиссией по экономии энергии. Ни одного лишнего жеста. Чисто женское любопытство заставило меня попытаться разглядеть его лицо. Ровный нос, высокие скулы, тонкие губы и едва ли заметная щетина на лице.
Красавец, что уж тут скажешь.
Он что‑то сказал псу. Тот послушно улёгся, словно знает: его хозяин не терпит возражений.
Я тихо фыркнула.
Ну конечно. Именно такой тип мужчин неизменно оказывается поблизости, когда я, устав от суеты, решаю: «Всё, хватит. Хочу тишины. Хочу просто пожить».
Высокий. Сдержанный. С этим… особенным взглядом — будто он давно изучил все правила мира и теперь наблюдает за остальными с лёгкой снисходительностью. «Я знаю, что хорош — и ты это тоже поймёшь», — читалось в его позе, в том, как он неторопливо доставал из багажника пакеты с едой, спортивную сумку и пакет корма для собаки.
Идеальный кандидат для моего личного списка «Кого избегать в первую очередь».
Айрис потянула поводок — энергично, настойчиво. Её хвост ходил ходуном, а глаза светились таким неподдельным восторгом, что я без труда расшифровала её безмолвное послание: «Ну что, идём знакомиться? Он классный! Его пёс тоже! Давай уже!»
— Нет, Айрис, — вздохнула я, мягко натягивая поводок. — Я хочу держаться подальше от таких типов. От этих… безупречно‑спокойных, всё‑понимающих, всё‑контролирующих. От них всегда одни сложности.
Айрис ответила возмущённым вздохом, завершившимся коротким фырканьем — почти как у меня, только громче и убедительнее.
Я ещё раз взглянула на крыльцо. Хаски лежал там, невозмутимый, как северный идол, но стоило ему заметить мою Айрис — уши тут же поднялись, взгляд стал внимательным, живым. Моя пушистая непоседа тихо заскулила, будто пыталась передать ему какое‑то тайное собачье послание.
Сердце ёкнуло. Не от него — конечно, нет! — а от этой нелепой, почти детской радости в глазах Айрис.
Я рывком распахнула дверь домика, натянув поводок так, что Айрис едва не подпрыгнула на месте.
— Давай‑давай, Айрис, пойдём в дом! Нам ещё вещи разбирать, — зашептала я, упираясь ногой в крыльцо и изо всех сил подтягивая собаку к проёму.
Айрис ответила классическим «самоедским протестом». Она замерла: лапы широко расставлены, мышцы напряжены, хвост недвижим. Взгляд — ледяная смесь недоумения и высокомерного осуждения: «Ты действительно думаешь, что это сработает?»
Я потянула сильнее. Айрис слегка подскользнулась на мокром снегу, но тут же восстановила равновесие, будто горный козёл на скале. Её шерсть, пушистая и густая, вздыбилась от усилий — теперь она выглядела как белый шар с упрямым лицом.
— Ну пожалуйста, — взмолилась я, меняя тактику. — Мы же замёрзнем тут…