Звонок раздался в 3:17 утра, разорвав хрупкую тишину квартиры Алекса Маркова. Он не спал, сидя в полумраке с нетронутым стаканом бурбона в руке. Свет от уличного фонаря сочился сквозь щель в занавесках, выхватывая из темноты шрамы на его костяшках и усталые линии лица. Сон давно стал чужаком, вытесненный гулом нераскрытых дел, которые, как призраки, следовали за ним даже после того, как папки отправлялись в архив. Резкий звук телефона прорезал тишину, и Алекс ответил на втором гудке, не отрывая взгляда от тени на стене.
— Марков, — произнес он низко, словно уже был на полпути к выходу.
— Труп, — без лишних слов сообщил диспетчер Лу, его голос хрипел от сигарет и бессонных ночей. — Хоторн-лейн, старое поместье Грейсонов. Сам Виктор Грейсон. Выглядит паршиво, Алекс. Очень паршиво.
Челюсть Маркова напряглась, глаза сузились. Виктор Грейсон — человек, чье имя в Энвервиле произносили с благоговением. Меценат, филантроп, тот, кто финансировал парки, библиотеки и даже новую крышу для городской ратуши. Мертв. В собственном особняке.
— Еду, — бросил он, ставя стакан на стол. Бурбон остался нетронутым, как и его мысли о покое, который он давно перестал искать.
Дорога до Хоторн-лейн была короткой, но казалась вечностью. Город мелькал за окном: пустынные улицы, натриевые фонари, отбрасывающие длинные тени, аккуратные домики с белыми заборчиками. Энвервиль ночью был открыткой идиллии, местом, где, по слухам, ничего плохого не случалось. Но Марков знал правду. Зло не нуждалось в приглашении, и оно не обращало внимания на ухоженные газоны.
Поместье Грейсонов возникло в конце улицы, словно призрак из прошлого. Готический особняк, построенный в эпоху лесных баронов, возвышался над округой, его шпили царапали безлунное небо. Железные ворота были распахнуты, скрипя на ветру, а подъездная дорожка утопала в красно-синих вспышках полицейских машин. Их свет отражался в витражных окнах, превращая фасад в мозаику тревоги. Марков припарковал свой потрепанный седан, двигатель кашлянул, прежде чем заглохнуть. Он вышел, кожаная куртка скрипнула на плечах, а холодный воздух кольнул легкие.
Офицер Рамирес ждала у входа, ее лицо было бледнее обычного, глаза выдавали напряжение. Молодой коп, еще не привыкший к виду смерти.
— Наверху, детектив, — сказала она, теребя ремень. — Второй этаж, хозяйская спальня. Коронер уже в пути, но… вам лучше взглянуть самим. Это не просто убийство.
Марков кивнул, его серо-стальные глаза пробежались по сцене. В воздухе витал слабый металлический запах крови, смешанный с затхлостью старого дома и чем-то еще — едва уловимым привкусом роскоши, пропитавшей стены. Он шагнул внутрь, ботинки гулко застучали по мраморному полу фойе. Помещение было святилищем богатства Грейсона: хрустальные люстры сверкали, как застывшие слезы, портреты в золоченых рамах следили за каждым движением, а грандиозная лестница вилась вверх, словно приглашая к тайнам.
Он поднимался по ступеням медленно, каждый шаг отдавался эхом. Правая рука невзначай коснулась рукояти револьвера под курткой — старая привычка, въевшаяся в кости за двадцать лет службы. Наверху тянулся длинный коридор, погруженный в тень. Закрытые двери по обе стороны молчали, но Марков чувствовал их вес, будто за каждой скрывалась своя история. Хозяйская спальня была в самом конце, дверь приоткрыта, из щели лился слабый свет, падая на темный деревянный пол.
Внутри царила мертвая тишина. Виктор Грейсон лежал на кровати с четырьмя столбиками, его шелковая пижама пропиталась багровым, словно кто-то разлил вино по ткани. Единственная колотая рана зияла в груди — чистая, почти хирургически точная, но полная ярости. Глаза Грейсона, широко раскрытые, смотрели в потолок, застыв в вечном удивлении. Комната была нетронутой: ни следов борьбы, ни опрокинутых стульев, ни разбитых ваз. Только тело и слабое пятно крови на кремовом ковре, будто кто-то небрежно стряхнул кляксу.
Марков присел на корточки, его взгляд обшаривал сцену с методичной холодностью. Орудия убийства нет. Отпечатков на полированных поверхностях — комоде, прикроватном столике — не видно, по крайней мере, без люминола. Но что-то привлекло его внимание: слабый блеск под кроватью, почти незаметный в тени. Он протянул руку в перчатке и вытащил жемчужную серьгу. Маленькую, изящную, с крошечной каплей засохшей крови на гладкой поверхности.
Он повертел находку в пальцах, ощущая, как в голове зарождаются вопросы. Грейсон жил один. Никакой жены, никакой любовницы — по крайней мере, городские сплетни об этом молчали. Чья тогда эта серьга? И почему она здесь, наполовину спрятанная, словно кто-то хотел, чтобы ее нашли, но не сразу? Подсказка? Или ловушка?
Рамирес мялась в дверях, ее дыхание было чуть громче, чем нужно.
— Что думаете, детектив? — спросила она, стараясь казаться спокойной.
Марков поднялся, убирая серьгу в пластиковый пакет для улик. Его губы тронула тень усмешки, сухой, как осенние листья.
— Думаю, Энвервиль сейчас снимет свою маску, — сказал он, голос низкий, с ноткой гравия. — И то, что под ней, никому не понравится.
Он подошел к окну, отодвинул тяжелую бархатную штору. За стеклом расстилался город — спящий, укрытый одеялом зеленых газонов и лживого благополучия. Где-то там, в лабиринте идеальных улиц, затаился убийца. Возможно, он смотрел на этот самый дом, выжидая. Марков почувствовал знакомый зуд в груди — чутье, которое никогда его не подводило. Это было не просто убийство. Это было начало.
Он повернулся к Рамирес.
— Собери всех, кто был в доме за последние сутки. Служба, гости, доставка — мне плевать. И найди, кому принадлежит эта серьга. — Он помолчал, глядя на тело Грейсона. — Потому что кто-то в этом городе знает больше, чем говорит.
За окном ветер шевельнул ветви старых дубов, и тени на лужайке дрогнули, словно живые. Марков знал: Энвервиль только начал открывать свои секреты. И они будут стоить крови.
Утро в Энвервиле наступило тихо, с мягким светом, который лился сквозь кроны дубов и ложился на мощеные тротуары. Но в поместье Грейсонов тишина была другой — тяжелой, как воздух перед грозой. Алекс Марков стоял в фойе, наблюдая, как техники в белых комбинезонах сновали по дому, собирая отпечатки, фотографируя каждый угол, будто пытались поймать призрак. Запах крови из спальни наверху все еще витал в воздухе, смешиваясь с ароматом воска для мебели и старого дерева.
Рамирес вернулась с блокнотом, ее лицо уже не было таким бледным, но напряжение в плечах осталось.
— Список тех, кто был в доме, — сказала она, протягивая лист. — Горничная, садовник, личный повар Грейсона и курьер, доставивший продукты позавчера. Все подтвердили, что ушли до полуночи. Охранная система не зафиксировала ничего подозрительного, но… — Она замялась, теребя ручку. — Камеры на втором этаже не работали. Техник говорит, их отключили вручную. Кто-то знал, где искать.
Марков пробежал глазами список, его взгляд зацепился за имя горничной — Элиза Вуд. Она работала у Грейсона пять лет, дольше всех из прислуги. Он сложил лист и сунул в карман куртки.
— Где она сейчас? — спросил он, уже шагая к выходу.
— В своей квартире на Милл-стрит. Сказала, что плохо себя чувствует и не выйдет сегодня.
Марков кивнул, не оборачиваясь.
— Проверь алиби остальных. И выясни, кто мог знать про камеры. Это не случайность.
Он сел в машину, двигатель заурчал с привычным недовольством. Милл-стрит была в десяти минутах езды, в рабочем районе, где дома жались друг к другу, а газоны были не такими идеальными, как на Хоторн-лейн. Элиза Вуд жила в скромном двухэтажном доме, с облупившейся краской на ставнях и потрепанным флагом на крыльце. Марков постучал в дверь, его пальцы невольно сжались, готовые к любому ответу
Дверь открылась не сразу. Элиза оказалась женщиной лет сорока, с усталыми глазами и темными волосами, собранными в тугой пучок. Ее руки, стиснутые перед собой, дрожали, хотя она пыталась это скрыть.
— Детектив Марков? — голос был тихим, но в нем чувствовалась сталь. — Я ждала вас.
Он вошел, оглядывая тесную гостиную: диван с выцветшей обивкой, телевизор на тумбе, пара фотографий в дешевых рамках. Ничего, что указывало бы на связь с роскошью поместья Грейсонов. Элиза жестом предложила сесть, но Марков остался стоять, прислонившись к стене.
— Расскажите, что вы делали вчера, — начал он, его голос был ровным, но взгляд цепким, как капкан.
Элиза опустила глаза, теребя край передника.
— Я убирала в доме до шести вечера. Мистер Грейсон был в кабинете, работал. Я приготовила ему ужин, оставила на кухне и ушла. Больше ничего не знаю.
— Вы были на втором этаже? — Марков следил за ее реакцией, за малейшим движением.
Она кивнула, слишком быстро.
— Да, убирала в спальне утром. Но вечером туда не заходила.
Марков достал пакет с жемчужной серьгой и показал ей.
— Это ваше?
Элиза посмотрела на серьгу, и ее лицо дрогнуло — так, что только тренированный глаз мог это заметить.
— Нет, — ответила она, но голос стал чуть выше. — Я не ношу такие. Слишком дорогие.
Марков убрал пакет, не сводя с нее глаз. Она лгала, или, по крайней мере, что-то недоговаривала. Но давить пока не стоило. Он сменил тон, сделав его почти дружелюбным.
— Мистер Грейсон был хорошим хозяином?
Элиза замялась, ее пальцы сжались сильнее.
— Он… платил вовремя. Не придирался. Но бывал резким, особенно если что-то шло не по его. Последние недели он казался… неспокойным. Часто запирался в кабинете, говорил по телефону. Я слышала, как он упоминал какого-то «Кроу».
— Кроу? — Марков прищурился. Имя было незнакомым, но что-то в нем цепляло. — Кто это?
— Не знаю, — Элиза покачала головой. — Он не объяснял, а я не спрашивала. Не мое дело.
Марков кивнул, фиксируя имя в памяти. Он уже собирался уйти, когда заметил на полке фотографию: Элиза с молодой девушкой, лет двадцати, с такими же темными волосами. Девушка улыбалась, но в ее глазах было что-то тревожное.
— Ваша дочь? — спросил он, указывая на снимок.
Элиза напряглась, ее губы сжались в тонкую линию.
— Да. Лили. Она… учится в колледже. Далеко отсюда.
Марков не стал уточнять, но что-то в ее тоне подсказывало, что Лили — не просто студентка, живущая своей жизнью. Он попрощался, оставив Элизу в ее тесной гостиной, но ощущение, что он только начал копать, не отпускало.
Вернувшись в участок, Марков запросил данные по Элизе и ее дочери. Пока компьютер загружал информацию, он достал телефон и набрал Рамирес.
— Есть что по камерам? — спросил он без предисловий.
— Техник подтвердил: их отключили за час до предполагаемого времени убийства. Нужен был доступ к главной панели в подвале. Кто-то знал планировку дома, Алекс. Это не случайный грабитель.
— Проверь всех, кто работал в поместье за последние пять лет. И найди мне все, что есть на человека по имени Кроу. Это может быть кличка, фамилия, что угодно.
Он повесил трубку, глядя на экран компьютера. Досье Элизы Вуд было чистым: ни штрафов, ни судимостей. Но файл Лили Вуд оказался интереснее. Двадцать два года, бросила колледж полгода назад, после чего ее след терялся. Последний адрес — съемная квартира в соседнем городе, но соседи утверждали, что она съехала месяц назад. И ни слова о том, где она сейчас.
Марков откинулся на стуле, постукивая пальцами по столу. Жемчужная серьга, отключенные камеры, имя Кроу, пропавшая дочь горничной. Пазл начинал складываться, но пока без ключевой детали. Он знал, что Энвервиль хранит свои тайны за закрытыми дверями, и кто-то в этом городе — возможно, совсем рядом — уже сделал следующий ход.
За окном сгущались тучи, и первые капли дождя застучали по стеклу. Марков встал, накидывая куртку. Ему нужно было вернуться в поместье. Что-то подсказывало, что ответы ждут там, в пыльных углах и тени старого дома.