Апрель
Менты швыряют меня в камеру, как мешок с мусором. Скула разбита, губа горит, костяшки рук в крови.
В камере двое. Парень – чистенький мальчик в рубашечке. И девчонка в огромном худи, которое скрывает фигуру. Она сидит, обняв колени.
Плевать мне на них. Падаю на лавку в углу. Закрываю глаза.
– Эй! – раздаётся робкий голосок девчонки. – У Вас... у тебя кровь течёт.
Не отвечаю.
– Алиса, не лезь, – шипит паренёк. – Ты его не узнала, что ли?
– Нет. А кто это? – шёпотом.
– Это же Монстров-младший. Апрель. Отец рассказывал...
Открываю один глаз. Девчонка смотрит на меня с любопытством. Парень – с опаской. Заметив мой взгляд, он осекается.
– И что рассказывал? – голос у меня хриплый, сорванный.
– Что ты отморозок, – парень прижимает девчонку к себе. – Год по тюрьмам катался.
– Два, – поправляю я и усмехаюсь, когда вижу, как он бледнеет. – И не по тюрьмам, а по КПЗ. Есть разница.
– ПАПА! – вдруг орёт девчонка. – ПАПААА!
У меня закладывает уши.
– Заткнись! – рычу я. – Голова раскалывается.
– Извините, – она сбавляет тон, но продолжает звать. – Пап, иди сюда!
Дверь открывается. Входит Волков – начальник полиции собственной персоной. Узнаю его мгновенно. Смотрит на меня. В глазах – ненависть.
– Вернулся, значит.
Молчу.
– Алиса, выходи, – манит девчонку пальцами.
Хм. Так это дочурка Волкова? Выросла...
– Нет! Отпусти Рому! – требует она.
И научилась показывать зубки.
– Мы это обсудим дома, – суровым тоном заявляет Волков.
– Нет! Ты держишь его незаконно!
– Превышение скорости. И он не остановился по требованию инспекторов. Ночь посидит – подумает...
Не похож этот Ромочка на злостного нарушителя.
– Тогда я тоже остаюсь! – топает ногой девчонка.
Отец шагает было к ней, но она выставляет руки:
– Силой будешь выводить? Опозоришь и меня, и себя? Давай! Да завтра вся сеть взорвётся: «Начальник полиции держал свою дочь в КПЗ!»
Волков багровеет.
– Так! На выход оба с Ромой!
Она ликующе улыбается. Довольный Ромочка тянет её за руку:
– Алис, пойдём...
Она вырывается и внезапно подходит ко мне. Я поднимаю взгляд – злой, предупреждающий. Типа не лезь, девочка. А она вдруг достаёт из кармана... платок. Белый. На уголке вышиты две буквы: А и В. Инициалы, походу.
Протягивает мне. Я смотрю на платок, как на инопланетный артефакт.
– Это что?
– Платок. У тебя кровь вот тут, – касается пальчиками своей верхней губы.
Мне кажется, или её пальцы слегка подрагивают? Да и голосок звучит с надрывом.
– Платок? – не могу сдержать усмешки. – Серьёзно? Кто вообще в двадцать первом веке носит такие платки?
Она краснеет:
– Я ношу. Бабушка научила. Говорила, что воспитанная девушка всегда должна иметь при себе платок.
– Бабушка? – я откровенно ржу, хоть губа и болит. – Ты из девятнадцатого века выпала, что ли?
– Хочешь – бери, не хочешь – не надо.
Она кладёт платок рядом на лавку, обиженно поджав губы.
– Алис!
Рома уже у выхода. Нервничает. Алиса идёт к нему, потом оборачивается и говорит отцу:
– Мама бы тебя не узнала, пап. Ты стал таким же, как Монстров. Используешь свою власть для личной мести.
Волков бледнеет. Алиса уходит с Ромой. Мы остаёмся вдвоём.
– Твой отец разрушил мою жизнь, – вдруг говорит Волков. – Забрал всё, что я любил.
– И что? – я сплёвываю кровь на пол. – Теперь отыгрываешься на мне? Я-то тут при чём? Я его даже не признаю, как отца.
– Ты – его кровь. Этого достаточно.
Он смотрит на меня долгим тяжёлым взглядом.
– Выметайся. У тебя две минуты.
Встаю. Беру платок – чёрт знает, зачем. Иду к выходу. У двери останавливаюсь:
– Твоя дочь... Она странная. Платки носит.
– Держись от неё подальше, Монстров.
– Или что? – усмехаюсь. – Снова посадишь?
Выхожу, не дожидаясь ответа. Получаю свой телефон, что-то подписываю.
На улице темно. Дождь моросит. Алиса стоит у входа, под козырьком. Одна.
– Где твой Ромео? – спрашиваю, закуривая.
– Уехал... Всё же взял мой платок, – замечает его в моей руке.
– Ага. Теперь буду им обмахиваться, как барышня из позапрошлого века.
– Очень смешно, – она отворачивается.
– Почему ты ещё здесь?
– Жду отца. Или такси. Не знаю... Одна хотела побыть.
Начинает моросить, и она, задрав голову, смотрит в тёмное небо. А глаза у неё тоже цвета неба, только неба летнего дня. Или моря в тёплом апреле.
– Хочешь побыть одна? Прогуляйся. Или пешком дойти религия не позволяет?
– Папа не разрешает ходить ночью одной. Говорит, опасно.
– Папочкина дочка с платочками, – фыркаю я. – Тебе что – пять лет?
– Двадцать скоро, – огрызается она. – И я не папочкина дочка. Иначе не спорила бы с ним из-за незнакомого человека.
– Зачем спорила-то?
– Потому что это неправильно – задерживать кого-то из-за личной мести.
– Весь мир так живёт, детка.
– Не весь. И я не детка.
Подъезжает такси. Она открывает дверь, оборачивается:
– Промой рану. И... платок можешь оставить себе. У меня есть ещё.
– Ещё? – я не верю своим ушам. – У тебя НЕСКОЛЬКО платков?
– Семь. По одному на каждый день недели. Бабушка говорила...
– ... что воспитанная девушка меняет платочки каждый день? – заканчиваю за неё, ухмыляясь.
Покраснев, она садится в машину и уезжает.
Стою под дождём. Разглядываю платок. Белый, мягкий, пахнет чем-то сладким. Вышитые инициалы «А.В.» обозначают Алиса Волкова. Это очевидно.
Дочь мента. Дочь человека, который ненавидит мою семью.
Странная девчонка с платочками и принципами.
Подношу платок к носу, он приятно пахнет арбузом. Да, это арбуз. Прикладываю платок к разбитой губе. Кровь сразу пропитывает белую ткань.
Апрель
Такси останавливается у ворот особняка Монстровых. Три этажа понтов, мрамора и стекла с видом на море. Я не был здесь два года, но ничего не изменилось. Всё такое же холодное и неприветливое.
– Приехали, – таксист смотрит на счётчик. – Полторы тысячи.
Достаю из кармана смятые купюры. Последние. Отец обещал перевести деньги, когда приеду. Посмотрим, сдержит ли слово.
Ворота открываются – охрана предупреждена. Значит, действительно ждали.
Иду по дорожке к дому. В гараже свет – все четыре бокса открыты. В первом – Bentley отца. Во втором – белый Porsche Людмилы, его жены. В третьем – целый автопарк: два Enduro, Lamborghini и ещё что-то под чехлом. В четвёртом – моя старая тачка, Dodge Challenger, подарок на восемнадцатилетие.
Попытка отца купить мою любовь. Стоит, прикрытый тканью, как труп в морге.
– Явился, значит, – знакомый голос за спиной.
Оборачиваюсь. Богдан. Стоит в дверях гаража. Джинсы, чёрная футболка, на шее – цепь с черепом. Смотрит с усмешкой.
Братец.
– Папаша звал, – пожимаю плечами.
– И ты приехал? – он подходит ближе, разглядывает моё разбитое лицо. – Вижу, путь был нелёгким.
– В участке постарались.
Формально я подрался в баре, но по лицу получил при задержании.
– Волков – старый хрен, – Богдан достаёт сигареты, закуривает. – Всё никак не успокоится. Что ты ему сделал?
– Родился сыном Монстрова.
– А, ну это да. Тяжкое преступление, – он выпускает дым, оскаливаясь. – Особенно для него. Всё мечтает папашу нашего посадить.
Молчу. Нам не о чем говорить. Мы никогда не были близки. Сводные братья – это не братья. Это просто два человека с одной фамилией. Ну ладно, и с одним отцом. Что совсем не радует.
– Отец где? – спрашиваю я.
– Да тут где-то, – с усмешкой разводит руками.
– Твоя мать как?
Он пожимает плечами.
– Нормально. Делает вид, что у неё идеальная семья. У мужа – бизнес, сын учится в универе, всё прекрасно. Правда, сын вместо лекций по клубам шляется, но это детали.
На самом деле Богдан всегда довольно тепло относился к матери. Изменился? Или просто хорохорится передо мной?
– Учишься? Похвально.
– Типа того. Экономический. Отец настоял. Говорит, наследник корпорации должен иметь образование. Как будто диплом сделает из меня приличного человека.
Смотрю на брата. За два года он изменился. Стал жёстче. В глазах – пустота и скука.
– Зачем он меня позвал?
– Хрен знает. Может, решил семью воссоединить. Или просто нужен ещё один наследник на случай, если я совсем отмороженным стану, – Богдан ухмыляется. – Хотя ты тоже не подарок. Татухи, тюрьмы, уличные песни за копейки.
– Откуда знаешь?
– Отец следил за тобой. У него досье на тебя толщиной с энциклопедию. Все твои задержания, драки, приводы... Ты думал, он забил на тебя?
Это неожиданно.
– И чего он хочет?
– Понятия не имею. Но точно чего-то хочет. Иначе не стал бы тебя звать. Особенно перед моим днём рождения.
Ну да. Богдаше ведь исполняется двадцать один на следующей неделе.
Подхожу к своей тачке, спрятанной под брезентом. Она заведётся вообще или как? Уже касаюсь пальцами ткани, чтобы сорвать её, но резко передумываю.
– Ладно, поищу отца, – бросаю Богдану и сваливаю в дом.
Отца нахожу в гостиной.
– Приехал, – констатирует он, вставая мне навстречу.
– Ты же позвал.
Протягиваю ему руку для рукопожатия, но он внезапно обнимает меня и похлопывает по спине.
Меня передёргивает.
– Выглядишь хреново, – разглядывает моё лицо отец. – Кто это сделал?
– Спасибо за комплимент. И это не имеет значения.
Отец смотрит внимательно:
– Два года, Апрель. Два года ты шлялся, неизвестно где. Я всё время боялся, что с тобой что-то случится. Что ты погибнешь.
– Как видишь, жив.
– Почему не звонил?
– А зачем? Чтобы ты читал нотации? Или пытался вернуть?
– Чтобы я знал, что мой сын жив.
– С каких пор я твой сын? – не могу сдержать усмешки. – Я же позор семьи. Ошибка молодости.
– Не говори так.
– Это твои слова, отец. Забыл? Не ты ли сказал: «Лучше бы тебя не было»?
Он молчит. Потом говорит тихо:
– Я был неправ. Тогда я много в чём был неправ.
Вот это поворот!
– И что теперь?
– Теперь ты здесь. День рождения Богдана через неделю. Я хочу, чтобы ты был на нём. Как член семьи.
– Богдану это не понравится.
– Богдану плевать. Он вообще мало, на что реагирует в последнее время. Только эндуро, выпивка и драки. Может, твоё присутствие... встряхнёт его.
– Сомневаюсь.
– Попробуем.
То есть я здесь из-за крошки Богдана? Удивительная история. Удивительная и отстойная.
– Комната готова, – говорит папа. – Вещи в шкафу. Деньги на карте – пин-код твой старый. И... – вручив новенькую банковскую карту, он делает паузу. – Я рад, что ты вернулся, Апрель. Пойду скажу Людмиле, что ты здесь.
Разворачивается и уходит. Остаюсь один. Если честно, хочется немедленно свалить. Ну что меня держит, а?
В кармане внезапно вибрирует телефон. Сообщение от неизвестного номера.
«Это Алиса Волкова. Прости, взяла твой номер из протокола. Хотела узнать, как ты. Рана не воспалилась?»
Смотрю на сообщение и глазам не верю. Дочь Волкова пишет мне? Да ну нахер!
Мир сошёл с ума. И я схожу вместе с ним.
Удаляю сообщение. Но номер почему-то сохраняю.
Короче, я остаюсь.
Подарочки в честь новинки!
Первый раз:
oE2MoE9i
ZXdaK-TA
u8ErynM8
Стану твоим первым:
1yW5jDui
v_fAimq6
w1No0kBj
Алиса
– Нет, – Рома даже не смотрит на меня, листая что-то в телефоне. – И не проси.
Мы сидим в его машине возле университета. Он заехал за мной после пар, как обычно. Только сегодня я не хочу домой.
– Рома, ну пожалуйста! Ты же едешь, почему мне нельзя?
– Я сказал – нет, Алиса.
– Но почему? Это же просто тусовка. Ты сам говорил – там весело.
Он наконец поднимает взгляд.
– Это не просто тусовка. Это сборище отморозков на эндуро. Они пьют, дерутся, творят чёрт знает что.
– Ты же там бываешь, с этими отморозками, – злобно прищуриваюсь.
– Я – парень. И я знаю, как себя вести. А ты...
– Что я?
– Ты – дочь начальника полиции. И ты... – он запинается.
– Что? Скучная? Слишком правильная? Неинтересная?
Рывком открыв дверь, выскакиваю на улицу. Рома вылетает следом.
– Я не это хотел сказать!
Быстро обегает машину и преграждает мне путь.
– А что тогда ты хотел сказать?
Рома вздыхает:
– Алиса, там будут Монстровы. Оба. И их компания. Твой отец убьёт меня, если узнает, что я тебя туда привёз.
– Зачем ему знать? Он не узнает.
– Узнает. Он всегда всё узнаёт.
– Рома, мне двадцать лет! Я имею право сама решать, куда мне ходить!
– Не туда. Туда – нет. И тебе нет двадцати.
Кому нужны эти детали, а? Двадцать, девятнадцать... Пф! Без разницы!
– Почему ты решаешь за меня? – надеваю на плечи рюкзак.
– Потому что я твой парень, и я тебя защищаю!
Смотрю на него. На его красивое правильное лицо. Светлые волосы, голубые глаза. Идеальный мальчик из хорошей семьи.
– Рома... Ты не мой парень, – внезапно вырывается из меня.
Он замирает.
– Что? – неверяще выдыхает.
– Мы попробовали. Месяц. Не получилось. Мы – друзья, Ром. Были ими и останемся. Но не больше.
Внезапно он начинает смеяться.
– Это из-за того, что я не хочу брать тебя на вечеринку? Алиса, ты ведёшь себя...
– Как? – перебиваю его. – Как я себя веду?
– Как маленькая.
Зашибись!
– И ещё кое-что, – продолжает Рома, даже не заметив презрения на моём лице. – Твой отец попросил за тобой присматривать. Что я, собственно, и делаю.
Не верю своим ушам.
– Присматривать? Папа попросил тебя за мной присматривать?
– Он волнуется...
– Он контролирует! Через тебя!
Разворачиваюсь и срываюсь с места.
– Алиса! Алиса, подожди! – догоняет меня его голос.
Но не сам Рома. Я иду прочь. Быстро. Почти бегу.
Присматривать. Как будто мне пять лет.
Сворачиваю в парк у набережной. Здесь тихо, мало людей. Сажусь на лавочку, пытаюсь успокоиться.
Телефон вибрирует. Рома. Сброс.
Снова звонок. Сброс.
Папа. Сброс.
Хочется кричать. Или плакать. Или и то, и другое.
Встаю, иду дальше. Парк переходит в пустырь, потом в заброшенную стройку. Я знаю эти места – в детстве мы тут играли. Сейчас здесь никого не бывает.
Или бывает?
Внезапно слышу шаги за спиной. Оборачиваюсь – никого. Иду дальше. Снова шаги.
– Кто здесь? – голос дрожит.
Тишина.
Ускоряюсь. Шаги за спиной тоже ускоряются. Паника накатывает волной. Почти бегу.
– Эй!
Резко оборачиваюсь.
О Боже...
Апрель. Стоит в нескольких метрах от меня, руки – в карманах толстовки.
– Ты меня напугал! – прикладываю ладони к груди.
– Прости, – он подходит ближе. – Не хотел.
И ещё ближе. И ещё.
Встаёт так близко, что мне приходится задрать голову, чтобы смотреть в глаза парня. Они серые, как грозовое небо. А белки настолько белые, словно вспышки молний на этом тёмном небе. Над губой – подсохшая ссадина.
– Зачем ты шёл за мной? – голос мой невольно подрагивает от его близости.
– Увидел, как ты с Ромео ругалась. Потом – как в парк ушла. Решил... проверить.
– Проверить что?
– Что ты не наделаешь глупостей. Здесь опасный район. Всякие отморозки ходят.
– Например, ты?
Он усмехается:
– Например, я.
Мне бы надо бежать от этого отморозка, но тело словно парализовало. То ли от страха, то ли от чего-то другого.
Между нами повисает молчание. Неловкое.
– Спасибо... – говорю я наконец, – ... что проверил. Я в порядке.
– Ага, вижу. Поссорилась с парнем, ушла одна на заброшку. Прям образец благоразумия.
– Он не мой парень. Больше нет.
Апрель поднимает бровь:
– Бросила?
– Мы расстались. По обоюдному согласию.
– То есть ты его бросила, а он не хотел.
Не отвечаю. Потому что это правда. Уверена, что Рома так и не поверил, что я реально хочу прекратить наши отношения.
Ну что нас связывает? Совместное детство? Наша парта, которую мы делили с пятого по девятый класс? Потом нас рассадили, но дружба не закончилась. И месяц назад мы попытались превратить эту дружбу во что-то большее. У нас не вышло. У меня не вышло.
Апрель внезапно лезет во внутренний карман куртки. Достаёт... какую-то упаковку.
– Держи.
– Что это?
– Платки. Взамен того, что испортил.
Беру упаковку. Семь платков, белые, без всяких рисунков. Но на каждом написано чёрной ручкой: «Понедельник», «Вторник», «Среда»...
– Ты... написал дни недели?
– Ну ты же говорила – по одному на каждый день. Чтобы не перепутала.
Не могу сдержать смешок:
– Это... мило.
– Не мило, а практично, – он явно смущён. – Ладно, пойдём. Провожу до дома.
– Не надо. Папа увидит.
– До остановки тогда.
Идём молча. Он курит, я разглядываю платки. Почерк неровный, буквы пляшут. Но видно, что старался.
– Зачем? – спрашиваю робко.
– Что зачем?
– Платки. Зачем купил?
– Должен был. Испортил твой – значит, надо отдать новый. Я не люблю быть должным.
– Только поэтому?
Он смотрит на меня. Долго. Потом отворачивается:
– Да. Только.
Апрель
Спускаюсь в столовую в десять утра. Людмила уже там – в шёлковом халате цвета шампанского, с идеально уложенными волосами. Листает какой-то глянцевый журнал. На столе не завтрак, а выставка деликатесов. Устрицы на льду, чёрная икра в хрустальной вазочке, круассаны (явно не из супермаркета), фрукты, нарезанные как в пятизвёздочном отеле.
– Доброе утро, Апрель, – Людмила поднимает взгляд. – Выспался?
– Нормально, – пожимаю плечами.
Люда мне не мать, и никогда ею не станет. Я никогда не понимал, как к ней относиться, и никогда не верил в её доброжелательность ко мне.
Сажусь, беру круассан. Людмила наливает мне кофе из серебряного кофейника.
– Отец где?
– Весь в делах, – вздыхает, намазывая чёрную икру на ломтик хлеба. – Вернётся, наверное, только к пятнице. Ко дню рождения Богдана.
Богдан как раз входит в столовую. Волосы взъерошены, глаза красные.
Дайте угадаю! Похмелье?
– Мам, можно без этого цирка? – морщится он, глядя на стол.
– Какого цирка, милый?
– Вот этого. Устрицы на завтрак. Серьёзно?
– Это полезно. Много цинка.
– Мне нужен аспирин, а не цинк.
Людмила вздыхает, достаёт из ящика буфета упаковку таблеток. Всегда наготове, походу.
– Опять пил вчера? – шлёпает Богдана упаковкой по лбу.
– Немного, – вновь морщится тот.
Закидывается таблетками, запивает моим кофе.
– Богдан, в пятницу твой день рождения. И это очень важная дата! Двадцать один год – серьёзная веха, – вещает Люда, наливая мне новую порцию кофе.
– Знаю, мам. Ты мне каждый день напоминаешь, – бурчит Богдан.
– Я составила программу, – она достаёт планшет. – Начало – в три часа. В саду накроем фуршет, потом...
– Стоп! – Богдан поднимает руку. – Фуршет? В саду?
– Да. Приглашены партнёры Monstroff Group, пресса, мэр с женой...
– Мам, это мой день рождения или презентация для инвесторов?
– И то, и другое. Ты – наследник корпорации. Люди должны тебя видеть.
– Я хочу нормальную вечеринку. С друзьями, музыкой, выпивкой. А не... светский раут.
– После официальной части будет неофициальная. Для молодёжи.
– После того, как все старпёры свалят?
– Богдан!
– Что? Это правда. Знаешь, что? Лучше я вообще в Нью-Йорк рвану. Отмечу там.
– Не выдумывай. Папа будет недоволен. Monstroff Group готовит большой анонс, твоё присутствие обязательно.
– Monstroff Group, Monstroff Group... – передразнивает Богдан. – Надоело жить ради корпорации!
Людмила смотрит на него с лёгкой улыбкой:
– Мой мальчик совсем взрослый стал. Бунтует против родителей.
Осталось только за щёчки потрепать. Впрочем, именно это она и делает. Братец резко отшатывается.
– Мам, мне двадцать один будет!
– А для меня ты всегда будешь маленьким Богдашей, – сладенько сюсюкает Людмила. – Помню, как ты в пять лет заявил, что хочешь на день рождения живого дракона.
– Мааам! Всё!
– И плакал, когда выяснил, что драконов не существует.
Я не могу сдержать усмешку. Богдан бросает на меня злой взгляд.
– Очень смешно. У тебя, кстати, лицо всё ещё разбитое.
– Заживёт.
– Или добавят ещё.
– Пусть попробуют.
– Мальчики, – Людмила качает головой. – Не начинайте с утра.
Затыкаемся. Я жую круассан, Богдан залипает в телефоне. Явно в каком-то чате, там без конца пикают уведомления.
– Так чем сегодня займётесь? – спрашивает Люда вроде бы у нас обоих, но смотрит на Богдана.
– Не знаю.
Он не поднимает на неё глаз, но явно чувствует тяжесть её взгляда. Раздувая ноздри, всё же откладывает телефон и смотрит на меня.
– Сегодня будет туса на пирсе. Хочешь с нами?
Лицо у него такое, словно он лимоном подавился. Или кислоты хлебнул.
– Пожалуй, я пас.
– Богдан, пригласи нормально, – давит Люда.
– А я чё, ненормально? – хмурит брови. Прокашливается, лыбится, как идиот. – Чёрт, ладно. Дорогой Апрель, не хочешь ли ты потусить этим вечером со мной и моими друзьями на пирсе? Можешь взять лучший эндурик.
Этого хотят отец и Люда – чтобы мы общались, тусили вместе. Но ни я, ни Богдан не жаждем общения друг с другом.
– Мне не вкатывает твоё общество, – отбриваю я. – Но спасибо. И тебе, Люда, спасибо за завтрак.
Усмехнувшись, запихиваю в рот сразу полкруассана, забираю чашку с кофе и встаю.
– Апрель, – Людмила останавливает меня. – В пятницу на дне рождения... Хочется, чтобы мы выглядели как семья. Настоящая семья. Это важно для имиджа Monstroff Group.
– Постараюсь вписаться в семейную идиллию.
– Я серьёзно.
– Я тоже.
Выходя из столовой, слышу, как Богдан говорит матери:
– Зря ты на него рассчитываешь. Он чужой здесь. Не Монстров.
– Он тоже носит фамилию Монстров. Он – сын твоего отца. Этого достаточно.
– Фамилию, которую дед придумал, прочитав заметку в газете. «Монстр мостов»... Тоже мне наследие.
– Это ваша история, Богдан. Monstroff Group гордится своими корнями.
– Да-да, от борца и инженера до босса международной корпорации...
Не слушая дальше, поднимаюсь к себе. Вообще-то, не дед, а прадед взял себе эту фамилию. Он был лучшим инженером мостостроительства. Его называли Монстром мостов. А уже дед создал Monstroff Group, гордясь тем, что звучит это запоминающе и пугающе. И на европейский манер.
Монстрами нас называют давно, уже третье поколение. Есть ли повод гордиться этим?
Полдня просто валяюсь на кровати. Мне скучно. Открываю чат с Алисой, там пока пусто. Пишу ей.
«Больше не ходи одна по заброшкам».
Она сразу появляется в сети и отвечает: «А с тобой можно?»
Чёрт... Прямолинейная девочка.
Сердце начинает колотиться в странном ритме. Ту-дух, ту-дух...
«Со мной опаснее, чем одной».
«Почему?»
«Потому что я слишком плохой парень для хорошей девочки».
Алиса
Среда. После пар еду не домой, а в торговый центр на другом конце города. Туда, где меня точно никто не узнает. В магазине молодёжной одежды примеряю косуху. Чёрная кожа, молнии, заклёпки...
Смотрю в зеркало примерочной. Не я. Совсем не я.
Но, может, в этом и смысл?
– Берёте? – спрашивает продавщица с фиолетовыми волосами, жуя жвачку.
– Думаю.
– Вам идёт. Серьёзно. Сразу другой человек.
Другой человек...
– Беру!
Ещё покупаю рваные джинсы, грубые ботинки, чёрную футболку с надписью «Bad Decisions Make Good Stories»[1]. И сразу переодеваюсь. Прямо там же, в примерочной. Старую одежду – светлый джемпер и юбку – засовываю в пакет.
Распускаю волосы. Глядя на себя в зеркало, провожу по кончикам. Хм... И, отбросив все мысли, иду на этаж ниже – в салон.
Парикмахер долго примеряется к длине моих волос. Ножницы у неё наготове, вроде мы всё обсудили, но...
– Слушайте, я понимаю, когда обрезают ради сверхнового образа. Или когда волосы испорчены вхлам. Но у Вас... Просто шёлк! Натуральные, густые, красивые.
Скучные!
Я скучная.
– А что Вы можете предложить, если не стричь? Мне очень хочется измениться, стать ярче.
– Давайте покрасим в пепельный блонд? Вам пойдёт.
Мой блонд пшеничный от природы.
– Давайте, – соглашаюсь без раздумий.
На выходе, правда, впадаю в ступор от цены за процедуру... Но и от результата я тоже в шоке. В приятном.
Протягиваю кредитку, чтобы расплатиться.
Спустившись на первый этаж, заруливаю в отдел косметики. И крашу губы тёмной помадой из тестера прямо в магазине.
Рассматриваю себя в зеркале в туалете – и вижу совершенно незнакомую девушку. Дерзкую, смелую.
Такой я себя и ощущаю сейчас.
«Тогда пеняй на себя», – написал Апрель.
Хорошо. Буду пенять на себя...
Домой возвращаюсь к семи. Отец в гостиной просматривает какие-то документы. Поднимает на меня взгляд и довольно долго молчит.
– Что это на тебе? – наконец произносит он.
Голос спокойный. Но я знаю – это затишье перед бурей.
– Одежда.
– Алиса, не умничай.
– Я купила себе новые вещи. Мне двадцать лет, папа. Я имею право выбирать, что носить.
Он встаёт, подходит ближе. Рассматривает меня.
– Алиса...
Я знаю, что сейчас будет. Он – начальник полиции, и я априори должна быть образцом поведения.
– Нет, папа! Послушай! – перебиваю его. – Ты контролируешь каждый мой шаг! Просишь Рому за мной следить! Решаешь, с кем мне дружить, куда ходить, что носить!
– Я защищаю тебя!
– От чего? От жизни?
Отец делает глубокий вдох. Считает до десяти – вижу по губам.
– Хорошо. Носи, что хочешь. Но помни – ты представляешь нашу семью. И если попадёшь в неприятности из-за своих... экспериментов...
– Не попаду.
– Надеюсь.
Видимо, разговор окончен, потому что отец отворачивается и уходит на кухню. Слышу там голос Ольги – его жены.
– Отстань уже от девочки, Гена.
Ухожу к себе.
В комнате падаю на кровать и достаю телефон. Открываю ВК. В рекомендациях – аккаунт «Пирс 13». Вечеринки, эндуро, красивая жизнь.
Сегодняшний пост: «Среда, 22:00. Быть или не быть? Только для своих».
В комментариях – куча развратных стикеров. Комментаторы мне знакомы: Богдан Монстров, Степан Омаров, Феликс Егоров.
Пирс 13... Я знаю это место. Заброшенный пирс в промзоне. Туда ходят только отморозки. И те, кто хочет ими стать.
Прихватив немного налички из заначки, тихо спускаюсь вниз. Отец всё ещё в гостиной, но, увлечённый телефонным разговором, не замечает меня. Выскальзываю через чёрный ход.
На улице уже темно. Вызываю такси.
– Куда едем? – спрашивает водитель.
– Пирс 13.
Он оборачивается:
– Девушка, Вы уверены? Там не самое приятное место.
– Уверена.
– Дело Ваше.
Ехать далеко – через весь город. Чем ближе к пирсу, тем меньше фонарей. И тем гуще темнота.
«Может, вернуться?» – шепчет внутренний голос.
Нет. Хватит быть правильной.
Пирс встречает музыкой и огнями. Народу много – человек пятьдесят. Бочки с огнём, импровизированный бар, эндуро припаркованы рядами.
Плачу за вход тысячу рублей. Дорого, да. Но это отсеивает случайных.
Иду вглубь закрытой территории. Все смотрят на меня – я чужая здесь.
– Ты потерялась, детка? – спрашивает парень с банданой на голове.
С банданы скалится череп.
– Нет.
– Первый раз здесь?
– Да.
– Одна?
– А что, нельзя?
Он смеётся:
– Смелая... Но смелость здесь не всегда помогает. Держись ближе к свету, подальше от тёмных углов.
– Спасибо за совет.
– Остап, – протягивает руку. – Остап Омаров.
Вообще-то, я знаю, кто он. Один из близнецов Омаровых, друг Богдана. И просто прекрасно, что он не узнал меня.
– Алиса.
– Просто Алиса?
– Просто Алиса.
– Загадочно. Мне нравится. Хочешь выпить?
– Спасибо, нет.
– Тогда потанцевать?
– Тоже нет.
– Чего ты вообще хочешь, загадочная Алиса?
Хороший вопрос. Чего я хочу?
– Посмотреть.
– На что?
– На жизнь. Настоящую. Не ту, что за стеклом.
Остап присвистывает:
– Философски. Ладно, смотри. Если что – я там, у бара. Белая бандана.
Уходит. Я остаюсь одна.
Музыка громкая, агрессивная. Люди танцуют, пьют, целуются в открытую. И не только целуются...
Свобода? Или её иллюзия?
Ну вот я тут. Что дальше?
А я, кстати, знаю, что...
Подхожу ближе к воде, сажусь на валун. Включаю камеру. Ловлю свой удачный ракурс, фоткаю. И отправляю Апрелю.
Узнает ли он меня?
Он не пишет, нет. Он сразу звонит.
– Привет, – принимаю вызов с улыбкой.
– Где ты?
Его голос звучит агрессивно, и моя улыбка тут же сползает с лица.