Автоматические двери разъезжаются в разные стороны, и в лицо сразу бьет морозный зимний воздух, с легкостью проникая под распахнутое пальто. Зябко веду плечами, выхожу из офисного здания и подаю руку Карине, чтобы не убилась на своих каблучищах.
— Давай быстрее. Мы опаздываем, — недовольно ворчит она, спускается с лестницы и берет меня под руку.
— Подождут, — раздраженно отмахиваюсь и сворачиваю к своей машине. Я вообще не собирался никуда ехать. Конец года, у меня аврал и совсем не до помпезных вечеринок.
— Неужели так сложно поторопиться? Это же важно для меня, — как специально продолжает выводить из себя.
— Если это так для тебя важно, могла бы поехать одна, а не дергать меня по пустякам.
— Пустякам? То есть я для тебя пустяк?
При прочих достоинствах у Карины есть один очень серьезный недостаток — она не чувствует грань, когда надо заткнуться. Вскипаю в секунду и едва сдерживаюсь, чтобы не послать ее в пешее эротическое путешествие. Сегодня она слишком явно туда напрашивается.
— Не передергивай. Я не это имел в виду.
— Папа, — слышу пронзительный детский крик и рефлекторно оборачиваюсь на звук.
За шлагбаумом стоит маленькая растрепанная девочка в синей шапке с большим помпоном и тянет ко мне свои ручонки. Охранник пытается ее отогнать, сдурел, что ли? Ребенок же. Девочка его обманывает, ныряет под шлагбаум и со всех ног несется ко мне. Слов нет. Молча наблюдаю, как она приближается.
— Папочка, — подлетает и обнимает мои ноги. — Наконец-то я тебя нашла.
Несколько секунд нахожусь в полнейшем шоке. Стою оглушенный и медленно соображаю. Что люди обычно делают в таких нелепых ситуациях?
— Отойди. Не трогай его, маленькое чудовище! — Карина пытается отлепить от меня девчушку, но та лишь качает головой и крепче вжимается в меня.
— Заткнись, — рявкаю на нее и небрежно отодвигаю в сторону.
Присаживаюсь перед девочкой на корточки. Хорошенькая такая. Смотрит на меня своими огромными глазищами. Губы дрожат от холода или пережитого стресса, но улыбается. Так открыто и доверчиво, что сердце невольно сбивается с ритма.
— Ты ошиблась малышка. Я не твой папа, — грустно улыбаюсь в ответ и поправляю съехавшую на бок шапку.
— Мой-мой, я точно знаю, — порывисто обнимает меня за шею. От неожиданности застываю, не зная, как себя вести. К такому меня точно не готовили.
— Цирк какой-то! — визжит Карина.
— Замолчи, я сказал, — рычу на нее и стреляю убийственным взглядом. Затыкается, отходит к машине и закуривает. Я думал, она бросила. Ведь знает, как меня это бесит. Но сейчас мне совершенно все равно. Надо разобраться с девочкой.
— Как тебя зовут-то, дочка?
— Анна Иванна, — важно сообщает она. Надо же и отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети — мое табу.
— Где твоя мама? Ты, наверное, потерялась?
— Мою маму алестовали, — на ухо шепчет мне, видимо, чтобы Карина не слышала. — Но она ничего не делала.
— Так не бывает, — качаю головой и напряженно думаю, что предпринять в такой ситуации. Должны же быть какие-то специальные службы…
— Бывает! Во всем виноват тот дядя. Он плохой!
История все запутывается, но понятнее не становится.
— Мы опаздываем! — не выдерживает Карина и вновь начинает истерить. — Хватит с ней возиться, дай денег и поехали.
Шумно выдыхаю. Как же ты задолбала.
— Сначала надо разобраться. Нельзя ребенка одного на улице бросать. Она же малютка совсем. Сколько тебе лет?
— Пять.
Карина поджимает губы и отворачивается.
— Давай я помогу тебе добраться домой. Ты же помнишь, где живешь?
— Я не пойду домой. — Анна Иванна качает головой и капризно надувает губы. — Меня хотели в плиют забрать, а я убежала к тебе…
— Почему ко мне?
— Потому что ты мой папа, — довольно улыбается и теснее прижимается ко мне.
— Это я понял, с чего ты взяла?
— Мама лассказывала.
— Козырев, да бред это все! Поехали уже, я замерзла!
Да как же ты достала, бестолковая кукла!
— Не мешай. Если хочешь — езжай, водитель тебя отвезет, — делаю знак рукой, и один из охранников идет в нашу сторону.
— А ты?
— А я позже приеду.
Недовольно фыркает и идет к машине. Снимаю сигналку и отдаю ключи охраннику. Коротко объясняю, что нужно сделать, и вновь возвращаюсь к малышке.
— Так как, говоришь, зовут твою маму?
— А я еще не говолила, — хитро прищуривается.
— Скажешь?
Кивает и засовывает руку в карман. Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.
— Вот моя мама — Виктолия.
Забираю у девочки снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп, а дышать становится нечем, словно из легких выкачали весь кислород. Не может быть…
Время словно остановилось. Смотрю на фото и не могу противиться распирающим меня воспоминаниям. Глаза, лукавая улыбка, ямочки на щеках. Помню это лицо досконально, словно видел только вчера. Столько лет я безжалостно выжигал воспоминания об этой женщине в своей душе. Уничтожал малейшее напоминание о ее существовании. Работал круглосуточно, лишь бы не думать о ней, лишь бы не чувствовать боль утраты и пустоту одиночества.
Мне казалось, я справился. Забыл обо всем, что нас когда-то связывало. Стер ее из своей памяти, как ненужный элемент, и жестко оборвал последние нити. Я научился жить без нее, я стал другим…
— Пап, я замелзла. — Малышка трясет меня за пальто.
Опускаю растерянно взгляд. Девчонка стоит, трясется, зуб на зуб не попадает. И так доверчиво смотрит на меня, словно я рыцарь в сияющих доспехах. Ну как тут можно отказать?
— Пошли давай в офис. Будем греться, — беру ее за руку и веду к зданию. Радостно семенит рядом.
В голове полнейший хаос. Ни черта не понимаю, что происходит, но отчего-то не чувствую паники. Даже наоборот, внутри как-то непривычно спокойно.
Серые бетонные стены, окно под потолком с массивными решетками, две двухъярусные кровати и между ними стол. Вот и все, что меня окружает со всех сторон. Мои сокамерницы играют в карты и громко комментируют свои действия, а я никак не могу найти себе места. А всему виной он — Михаил Лютаев. При одной мысли об этом человеке неприятный холодок бежит по позвоночнику, а кожа покрывается колючими мурашками. Ненавижу, сволочь! Я ведь ничего не сделала. Даже дорогу перехожу всегда на зеленый свет или по зебре. За что?
На душе очень неспокойно, как там моя малышка? Переживает, наверное, сильно. Глубоко дышу, чтобы сдержать опять подступившие слезы и брожу из угла в угол, как зверь, запертый в клетку. Хотя я и правда в клетке, из которой не выбраться. Но самое страшное, что я не понимаю почему.
В коридоре слышатся шаги. Все оборачиваются на дверь и замирают. Та со звучным лязгом распахивается.
— Альпинская, на выход. — Ехидный голос надзирателя током проходит по венам, заставляя вздрогнуть. Нервно сглатываю, но не шевелюсь. — Оглохла, что ль? Или персональное приглашение нужно? — гаденько посмеивается и прожигает меня каким-то мерзким, сальным взглядом.
— Куда? — тихо спрашиваю его и робко делаю пару шагов вперед.
— Отчитаться забыл. — Его губы растягиваются в зверином оскале. — Сама увидишь.
Судорожно вздыхаю и выхожу из камеры. Теперь мне становится еще страшнее. Неизвестность и безнадега окружают со всех сторон.
— Лицом к стене, — послушно выполняю и чувствую, как запястья сковывает холодный металл. — Прямо иди. — Надзиратель небрежно толкает меня в нужном направлении. Опускаю голову и иду. Что еще мне остается? Дрожь сотрясает все внутренности, до боли закусываю губу, чтобы не заскулить жалобным щенком.
— Лицом к стене, — опять рявкает надзиратель рядом с какой-то дверью. Снимает наручники и распахивает ее. — У вас не больше десяти минут, — сообщает кому-то, грубо вталкивает меня внутрь и закрывает дверь.
— Ну здравствуйте, Виктория Сергеевна. — Узнаю этот голос по первым звукам и резко оборачиваюсь, встречаясь взглядом с Михаилом Лютаевым. Надменная ухмылка на его лице не предвещает ничего хорошего.
Титаническим усилием воли давлю в себе стремительно разрастающуюся панику. Все же презрение к этому человеку сильнее страха.
— Зачем вы здесь? — вместо приветствия холодно интересуюсь, потирая запястья, которые совсем недавно сжимали металлические «браслеты».
— Как это зачем? — Ирония сочится в каждой интонации. — Я пришел, чтобы помочь вам.
— Вы? Мне? — усмехаюсь, не веря ни единому слову. Благодаря ему я здесь. Он подставил меня. А потом написал заявление, что я украла его супер дорогие «ролексы». Теперь что, решил поиграть в благородного рыцаря?
— Представь себе, — проходит к столу, стоящему посередине, и присаживается на столешницу. — Одно мое слово — и ты сегодня же окажешься дома.
Показательно переходит на «ты», демонстрируя мое место и свое превосходство.
— Как интересно…
— Наоборот, очень скучно. Рутина. Я просто заберу заявление, и никакого дела на тебя не будет.
Качаю головой. Таких сволочей я еще не встречала. В груди разрастается опасное, ядерное пламя. Хочется послать все к чертям и вцепиться в его довольную физиономию, но держу себя в руках. Понимаю, что с последствиями просто не справлюсь.
— Что же мне для этого нужно сделать? — складываю руки на груди и склоняю голову набок, рассматривая его.
— Всего лишь согласиться на условия, которые я озвучивал ранее, — словно между делом заявляет он.
— В прошлый раз я доходчиво объяснила, что не собираюсь становиться любовницей. Ни вашей, ни чьей-нибудь в принципе, — напоминаю ему и нервно сглатываю ком в горле.
— Пришло время передумать.
— Я не передумаю.
— Да куда ты денешься, — начинает хохотать, а у меня сердце уходит в пятки. Господи, как противостоять такой махине. — Запомни, — ловит мой взгляд, — либо ты ляжешь под меня, либо сядешь! — говорит четко и жестко, добивая меня окончательно.
— Господи, да зачем я вам? — Мой голос предательски дрожит от отчаяния. — У вас же свадьба скоро…
— Это неважно. Я захотел тебя, — указывает в меня пальцем. — И я тебя получу, чего бы мне это ни стоило.
От одной мысли, что он будет касаться меня, целовать, становится дурно. Не могу и не хочу. В моей жизни был и есть один мужчина. После него все остальные кажутся серыми и пресными. А насиловать себя я не позволю.
— Нет, — холодно отвечаю, взяв себя в руки. — Этого никогда не будет.
— Уверена? — В его голосе вновь появляются издевательские нотки. — У тебя ведь дочь малышка, — знает больные места и безжалостно лупит по ним.
— Что с ней? — Сердце замирает в груди.
— Не знаю, — разводит руки в стороны. — Но если тебя посадят — ей светит детдом. Хочешь такой судьбы своей дочери?
Мне нечего ответить. Одним махом он разбил меня. Уничтожил. Как с ним бороться, я просто не представляю.
— Времени тебе до завтра, иначе делу будет дан ход.
Проходит к двери и громко бьет по ней кулаком.
— Мы закончили.
Вздрагиваю и прикрываю глаза, пытаясь не разрыдаться прямо здесь и сейчас. Только не при нем.
Сижу на нарах и мерно раскачиваюсь вперед-назад, чтобы хоть как-то успокоиться. До сих пор колотит от пережитого стресса так, что зуб на зуб не попадает и слезы нескончаемым потоком текут из глаз. Как я могла так вляпаться? Какая же я дура! Поверила сладким речам Михаила и так больно обожглась.
— Ну что ты все воешь и воешь? — слышу грубоватый голос одной из сокамерниц и поворачиваюсь в их сторону. Три пары глаз настороженно рассматривают меня. Этого еще не хватало для полного счастья. Веду плечами, скрывая нервную дрожь, и громко шмыгаю.
— Ну вот, навела нам тут сырость, — скрипит вторая, поднимается и идет в мою сторону. Забираюсь с ногами на кровать и забиваюсь в угол.
— Пожалуйста, не надо, — зажмуриваюсь и утыкаюсь в свои колени.
Нюся спит, тихо посапывая, а я просто наблюдаю за ней через стекло. Наверное, пытаюсь найти какие-то свои черты, но ничего определенного не вижу. Она однозначно похожа на Вику. Очень-очень. Но на меня… качаю головой.
Надо написать матери и попросить прислать мои детские фотографии. Хотя нет, это провальная затея. И огромное количество ненужных вопросов. Проще и безопаснее для нервных клеток сделать ДНК-тест. Но я почему-то не хочу торопиться. Даже, скорее, боюсь. И сам себя не понимаю.
Марина права, я поверил этой девочке, проникся новым статусом и теперь не хочу его терять. Что, если в конверте будет нулевой результат? Нет. Я пока не готов узнать правду. Пусть все идет, как идет…
Пронзительная трель телефонного звонка разрезает тишину кабинета. Вздрагиваю от неожиданности и, мысленно матерясь, ищу голосящее чудовище. Смартфон, как назло, лежит на столе, в пяти метрах от меня. Подрываюсь к нему, чтобы не разбудить девочку и, не глядя на дисплей, зло шиплю в микрофон.
— Козырев.
— Вань, ну ты где? — Недовольный голос Карины, словно сверло, вонзается в мой мозг. Бли-и-ин… Совсем забыл и про нее, и про ее корпоратив. Шумно втягиваю носом воздух, прекрасно понимая, что надо решать еще и эту проблему, а сил не осталось ни моральных, ни физических.
— В офисе, — раздраженно цежу сквозь зубы.
— Что ты там делаешь? Уже почти десять! — негодует она, а меня резко сносит в негатив. Какого черта позволяет себе подобный тон? Мой косяк. Слишком распустил ее в последнее время. Пора исправлять.
— Тебя это не касается, — холодно сообщаю, стараясь сохранять спокойствие и не дать ей эмоций. — Извинись за меня, я не смогу приехать.
— Что? — Карина борзеет на глазах и срывается на возмущенный крик. — Ты с ума сошел? Все только тебя и ждут! Я же обещала…
— Хватит! — рявкаю в трубку, грубо осаживаю ее. — Я сказал не могу, значит, не могу!
— Ты там с этой оборванкой, да? Променял меня на нее?
— Заткнись! — предупреждающе шиплю, еще чуть-чуть — и она огребет по полной, если не остановится.
— Что, правда глаза колет?
— Карина, — специально выдерживаю паузу и говорю четко и очень доходчиво: — Если ты сейчас же не прекратишь этот концерт, твой номер пополнит черный список в моем телефоне.
На несколько секунд повисает тишина. Видимо, все же удалось достучаться до ее разума. Карина далеко не дура, чтобы так рисковать. Наши необременительные отношения и так держатся исключительно на ее энтузиазме и моей потребности временами снимать напряжение.
— Прости, — выдыхает она, сразу же перестраиваясь. — Я просто вспылила. Жду тебя уже так долго…
— Все. Заканчивай. Завтра поговорим.
— Почему завтра? — Тон скачет с возмущенного на просительный. — Мы сегодня разве не вместе?
— Извини, не могу, — усмехаюсь, глядя на ворох лекарств на столе. Вряд ли Карину впечатлит такой расклад, а другого я предложить не могу.
— Да что происходит? Я ждала этого вечера, этой ночи почти две недели для того, чтобы ты меня вот так просто отшил?
— Я все сказал. До завтра, — сбрасываю звонок и облегченно выдыхаю.
Хватит на сегодня приключений. Пора ехать домой и Нюсю забрать. Не хорошо это — спать на офисном диване. Выспимся, а утром уже будем решать, что делать дальше.
Сгребаю в пакет лекарства и набираю номер Галины Федоровны, моей домработницы.
— Да, Ванечка, — почти сразу отвечает та.
— Добрый вечер. Вы можете приготовить комнату поближе к моей.
— Конечно. У нас гости?
— Да. Девочка пяти лет.
— Хорошо. — Голос вздрагивает от удивления, но она не решается на лишние вопросы. — Я все сделаю. Не переживай.
— Спасибо. Скоро приедем, — сбрасываю вызов, быстро набираю сообщение, чтобы машину прогрели и подогнали к входу, и убираю телефон в карман. Осталось только разбудить принцессу и доставить в замок. Надеюсь, ей там понравится.
Вхожу в кабинет и присаживаюсь на корточки перед диваном. Меряю малышке температуру инфракрасным градусником. Тридцать семь и три. Уже неплохо.
Кидаю градусник в пакет с лекарствами и осторожно трясу девочку за плечико.
— Нюсенька, просыпайся. Нам пора ехать.
Она открывает глаза и так серьезно смотрит на меня своим серьезным взглядом.
— К маме? — с надеждой в голосе спрашивает.
— Нет, — качаю головой. — Ко мне домой.
— А где ты живешь? — В демоненке вновь просыпается любопытство. Интересно, мое жилище выдержит этот набег?
— За городом.
— Класс, — показывает два больших пальца. — А собака есть?
— Целых две, — смеюсь я, помогая ей сесть и одеться.
— Покажешь?
— Обязательно.
— Ой, там котлетка осталась, давай возьмем собачкам?
— Не нужно. Они едят только корм, — присаживаюсь перед ней на корточки, пытаясь разобраться, как все это на ней было надето.
— Фу, гадость какая, — ворчит недовольно и забирает у меня шапку. — Я сама умею.
Облегченно выдыхаю, наблюдая, как Нюся и правда сама себя одевает.
— Пойдем, — деловито натягивает перчатки и подает мне руку.
— Ну пойдем, — усмехаюсь, забираю все необходимое, и мы идем к выходу.
По дороге Нюся опять засыпает. Делаю музыку тише и сосредотачиваюсь на заснеженной загородной трассе. Дорога узкая и скользкая с обеих сторон лес. Крупные снежинки сплошным потоком сыпятся под колеса. Красота, будто лечу в космосе, жаль, девочка спит, ей бы понравилось.
Телефон призывно вибрирует в кармане. Достаю и смотрю на дисплей — «Мама». Конечно, как же без нее. Видимо, сегодня меня просто решили добить. Глубоко вздыхаю и принимаю звонок.
— Здравствуй, мама, — говорю как можно тише, чтобы ненароком не разбудить малышку.
— Здравствуй, сын, — хмыкает она. — Что, времени, чтобы позвонить матери, не нашлось?
— Повода не было, — обреченно вздыхаю. Сейчас, как всегда, начнется чтение моралей на тему, какой я плохой сын.
— Разве для этого нужен повод?
Противная мелодия лупит по мозгам. С большим трудом заставляю себя проснуться, наощупь нахожу телефон и отключаю будильник. В глаза словно песка насыпали. Тру их пальцами и крепко зеваю. Ночь выдалась «жаркая». Температура у Нюси поднималась пару раз, а еще этот жуткий, лающий кашель… Слава богу Галина Федоровна была рядом. Помогла справиться и с приступом, и с температурой. Я очень ей благодарен, даже не знаю, что бы делал без нее.
Никогда не хотел детей. Даже не так. Был уверен, что у меня их не будет. Они всегда вызывали у меня тревогу и панику. Но у жизни, видимо, свои планы на этот счет. А как так вышло, надо бы спросить у главной виновницы — Вики. Найти бы ее только. Открываю почту на телефоне и просматриваю письма. Ищу от безопасника — пусто. Рано, видимо. Ладно, он обещал утром. Никогда не подводил.
Пока соберусь, а потом наберу его. Разминаю мышцы и нехотя поднимаюсь с кровати. Рабочий день никто не отменял.
Контрастный душ почти делает из меня человека. Свежая рубашка, брюки, часы. Закидываю телефон в карман и выхожу из комнаты. Толкаю дверь к Нюсе, но ее в комнате нет. Озадаченно спускаюсь, слышу голоса и невольно замедляю шаг.
— А папа сколо плидет? — бодро спрашивает Нюся.
— Скоро-скоро. Ему же на работу надо, — отвечает ей Галина Федоровна.
— А может, лазбудим? — загадочно-иронично предлагает девочка, а я не могу сдержать улыбку. Озорница, сил нет.
— Не надо, он всю ночь тебя лечил, давай дадим ему отдохнуть.
— Давай, — недовольно вздыхает.
— А пока приготовим завтрак. Чего хочешь?
— Иишницу, — смешно коверкает слово.
— Не иишницу, а яичницу, — поправляет Галина Федоровна.
— Я так и сказала.
— Может, лучше сырники? Любишь?
— Да! Со сгущенкой! — Нюся радостно хлопает в ладоши. Как мало ребенку нужно для счастья.
— Будешь помогать?
— А можно?
— Ну конечно. На вот тебе творог. Выкладывай в миску.
Подхожу ближе, стараясь не привлекать внимания. Опираюсь плечом о косяк и наблюдаю за их возней. Нюся распечатывает пачку творога и пальцем подталкивает его к миске, помогая упасть.
— Молодец. Яйца умеешь разбивать? — Галина Федоровна кладет перед ней четыре яйца.
— Нет, — качает головой девочка и с интересом смотрит за движениями Галины Федоровны.
— Смотри как, хобана и все. — Она ловко бьет яйцом о миску, раскрывает скорлупу и выливает на творог. — Попробуешь? — придвигает к Нюсе три оставшихся яйца.
Та кивает, разбивает яйцо, пачкает руки и, видимо, пугается. Кидает его в миску вместе со скорлупой.
— Ой. — В глазах застывает паника, трясет рукой и беспомощно смотрит на Галину Федоровну.
— Ничего, вытащим, — добродушно улыбается та и принимается убирать скорлупу из миски.
— А если не все?
— Скорлупа полезна, в ней кальций для костей.
Не сдерживаюсь и смеюсь в голос, обнаруживая свое присутствие.
— Доброе утро.
— Доброе утро, мы тут… — Галина Федоровна с улыбкой разводит руками.
— Папа.
Нюся подскакивает со стула и бежит ко мне, забыв о том, что руки все в яйце перепачканы. Ее реакция так пронзительна, чиста и наивна, что меня оглушает эмоциями. Растерянно смотрю на нее и не знаю, как себя вести. Вроде и понимаю, что надо остановить, чтобы не испачкала меня всего, но вместо этого подхватываю на руки, крепче прижимая к себе. Ощущаю, как липкая ручонка приземляется мне на плечо, рубашка промокает насквозь. Плевать, переоденусь, детские объятия важнее.
— Как ты себя чувствуешь? — пересаживаю на правую руку, чтобы было удобнее держать.
— Халашо, — расплывается в улыбке и впечатывается губами в мою щеку.
— Температуры нет?
— Нет, — довольно качает головой. Ну слава богу.
— Ванечка, завтракать будешь? — спрашивает Галина Федоровна, ставя на плиту турку. Прекрасно знает мои предпочтения.
— Кофе, если можно.
— Сейчас будет.
Присаживаюсь за стол. Нюся удобно устраивается на моих коленях, вовсе не собираясь слезать. Галина Федоровна вытирает ее руки салфеткой. Мне как-то странно. Как-то необычно. Никак не могу идентифицировать свои ощущения. Я словно другой. Я чувствую по-другому. Неужели возможно измениться вот так, по щелчку?
— А ты куда соблался? К маме? — деловито спрашивает Нюся, отрывая меня от самокопания.
— Пока нет. На работу. А ты обычно как день проводишь? — убираю волосы с ее лица.
— В садик хожу.
— Нравится?
— Ну да, — лукаво опускает глаза и водит пальчиком по столу. — Только там есть Костя. Он всех обижает, даже девочек. Его даже к стульчику ставят.
— К стульчику? — едва сдерживаю смех.
— Ну да. Всех хулиганов так наказывают, — со знанием дела отвечает она. И взгляд такой серьезный.
— А тебя ставили?
— Ты что? Я не хулиганка, — возмущается и смешно хмурит брови, как будто я обвиняю ее в тяжком преступлении.
— Даже совсем чуть-чуть?
— Нет, — решительно качает головой.
Не выдерживаю и начинаю смеяться. Громко и свободно, как давно не смеялся. Эта девчушка мне определенно нравится.
— Так, садик — это слишком сложно, — размышляю вслух, как поступить. — Надо найти няню для ребенка.
— Зачем? — Галина Федоровна обиженно поджимает губы. — Я посижу с ней. Или ты сомневаешься в моей квалификации?
— Что вы, конечно нет, просто как то неудобно…
— Неудобно, Ванечка, — строго начинает она. — Это когда сын на соседа похож. Но это не наш случай, правда?
— Правда, — опять смеюсь. День анекдотов прямо.
— А если серьезно, мне все равно одной скучно… и совсем не сложно.
— Уверены? — уточняю на всякий случай, хотя и так знаю, что эта женщина от своего уже не отступит.
— Кофе, — посылает мне выразительный взгляд и тянет руки к ребенку. — Нюсенька, сырники пойдем месить?
Девочка с готовностью перебирается к ней на руки.
— А папу угостим?
— Обязательно.
Смотрю на них и качаю головой. Такая забавная девчушка. Телефон вздрагивает в кармане, информируя о входящем сообщении. Делаю глоток кофе и достаю его. Смс от безопасника: «Все, что смог — на почте. Дашь еще время, будет больше». Быстро пишу: «Сначала посмотрю» — и нетерпеливо открываю почту.
Утро давно наступило, а я не могу заставить себя подняться с кровати. За всю ночь не сомкнула глаз и до сих пор спать не хочется. Просто лежу и смотрю в одну точку на стене. Слез больше нет. Они давно кончились, оставив после себя только пустоту и ноющую боль.
Сердце не на месте от тревоги, но все еще размеренно толкается в груди. Медленно схожу с ума от неизвестности. Как там моя малышка? Все ли с ней хорошо? Господи, ведь я даже не знаю, где она. Осталась ли она у Валентины Ивановны? Куда отправляют детей в таких случаях? Только бы с ней ничего не случилось. Она еще совсем маленькая…
Шумно выдыхаю и глубоко вдыхаю, стараясь сохранять спокойствие. Сейчас нельзя истерить. Нужно взять себя в руки и как-то выпутаться из сложившейся ситуации. Помимо воли вспоминается лицо Лютаева, его откровенный, похабный взгляд и гадкая ухмылка. Неприятна дрожь проходит по телу, заставляя сотрясаться каждое нервное окончание, при одной мысли о том, что придется сдаться его воле. Не представляю, как смогу вытерпеть эту пытку, но быть вдали от дочери — пытка еще большая. Ради нее я должна сделать все, чтобы выйти из этого жуткого места. Даже если придется…
Судорожно всхлипываю и зажмуриваюсь. В моей жизни был лишь один мужчина. Иван. Мое тело и душа до сих пор принадлежат ему. Как я могу предать его и свои чувства? Это невозможно. И страшно. Наша любовь была такой яркой, что ее всполохи до сих пор согревают мое разбитое сердце. Жаль, все так быстро закончилось.
Он не хотел детей. Категорически. Я была готова к этому, лишь бы быть с ним. Но каким-то невероятным образом все же забеременела. Хотела рассказать ему обо всем, но Иван не стал даже слушать, передал через свою мать записку и деньги на аборт. Пришлось делать мучительный выбор, и я его сделала. Теперь у меня есть дочь. У нас. Я ни о чем не жалею. Но он об этом никогда не узнает. Я все для этого сделала. Отпустила его, разорвав все возможные связи. Так лучше для всех нас…
— Девонька, ты спишь? — слышу голос сокамерницы и нехотя оборачиваюсь.
— Нет. Что случилось? — сажусь на постели, освобождая место рядом с собой.
— Ты знаешь, где сейчас твоя дочь?
Отрицательно качаю головой и горестно вздыхаю.
— Оставляли соседке, а что дальше…
Неопределенно пожимаю плечами.
— Телефон ее помнишь?
Неуверенно киваю.
— Только домашний. Они у нас похожи.
— Вот держи, позвони ей, — протягивает мне старый кнопочный аппарат. С удивлением смотрю на него, не веря своим глазам, но задавать лишних вопросов не решаюсь. Быстро забираю и прижимаю к груди, словно в этом телефоне мое спасение.
— Спасибо. Господи, спасибо вам огромное. — Не знаю, как выразить свою благодарность. Эта женщина буквально спасает меня от нервного срыва.
— Да ладно тебе. Звони давай, только тихо и недолго. Не больше двух минут.
Быстро набираю номер и слушаю длинные гудки. Сердце колотится, как сумасшедшее, заглушая все другие звуки.
— Алло, — раздается в динамике раздраженный голос соседки.
— Валентина Иванова, это я, Вика, — тараторю быстро, чтобы сэкономить время.
— Чего тебе? — бурчит недовольно та.
— Как там Анечка? С ней все в порядке?
— Понятия не имею.
— То есть как? Ее забрали? Куда?
— Никто ее не забирал. Сама сбежала. Куда не знаю.
— Как же так? — судорожно всхлипываю и неосознанно повышаю голос.
— Сама разбирайся.
В телефоне глухая, звенящая тишина. Мое сердце тоже, кажется, останавливается. Хватаю ртом воздух, словно рыба, и не могу сказать ни слова. Сокамерница забирает у меня из руки телефон и быстро прячет его.
— Что она сказала? — спрашивает, нахмурившись.
— Что дочка вчера сбежала от нее…
Не успеваю договорить, в коридоре слышатся звучные шаги. В следующую секунду дверь с характерным лязгом открывается и входит надзиратель.
— Альпинская, на выход.
Вздрагиваю и поднимаю на него глаза.
— К тебе пришли.
Каждое слово врезается в меня и прожигает насквозь. Липкий страх медленно ползет по позвоночнику, вздыбливая каждый волосок на коже. Зябко веду плечами, чтобы прогнать это неприятное ощущение, и послушно поднимаюсь на ноги. У меня нет ни сил, ни средств для борьбы. Я связана по рукам и ногам. Мне срочно нужно выйти отсюда и найти дочь.
Меня ведут по уже знакомому маршруту. Внутри все дрожит и переворачивается. Каждый шаг отдается болью в сердце. Иду словно на эшафот. Хотя так и есть. Сдавшись этой мрази, я потеряю себя. Перестану уважать. Стану обычной подстилкой. Но зату спасу своего ребенка. Честь и гордость — не слишком высокая цена. Я готова ее заплатить…
— Лицом к стене.
Послушно исполняю. С меня снимают наручники, открывают дверь и небрежно толкают внутрь.
— У вас десять минут.
Поднимаю голову, морально готовясь к своему унижению. Но вижу перед собой другого человека. Он стоит лицом к окну. Я вижу лишь спину и сжатые в замок руки, но без труда узнаю его.
— Ванечка, — неосознанно шепчу сухими губами. Голова предательски кружится, а ноги становятся ватными. Хватаюсь за стену, чтобы не упасть, и часто-часто дышу, не веря в происходящее. Как? Почему? Зачем?
— Здравствуй, Вика. — Он медленно поворачивается и впивается в меня строгим взглядом. — Вижу, ты меня узнала. Тем лучше, — поджимает губы, но глаза не отводит. Рассматривает, как вещь в витрине магазине, но не приближается.
Дрожу под его взглядом, но сама не понимаю почему. Сердце истошно вопит, болезненно сжимается в груди и отчаянно рвется к нему. Ничего не изменилось. Я по-прежнему принадлежу этому мужчине. Одного взгляда достаточно, чтобы я ползла за ним на край света…
Как же я соскучилась по этим глазам цвета грозового неба. По нежным, но в то же время жадным губам. По лукавой улыбке с озорными ямочками на щеках. Неосознанно впитываю его образ, стараясь запомнить каждую мелочь. Господи, какой он стал. Хотя почему стал, он всегда таким и был. Высокий, статный, красивый, как греческий бог. Легкая небритость придает ему мужественности. От него так и разит уверенностью и спокойствием. Это уже не Ванечка, а Иван Сергеевич.
— Я сделал ДНК, Вика. — Вру отчаянно, лишая возможности юлить. — Ты мне лжешь! И я хочу узнать почему!
Впечатываю ладонь в столешницу и впиваюсь в Вику взглядом.
— Почему? — Ее губы растягиваются в болезненной усмешке, а в глазах застывают кристаллики льда. — Потому что ты не имеешь права называться ее отцом.
Эти слова безжалостно полосуют по сердцу. Меня взрывает. Хочется проораться и разнести все здесь к чертям собачьим, но усилием воли сдерживаю демонов внутри. Я здесь не для этого.
— Это ты так решила? — рявкаю угрожающе и сжимаю руки в кулаки, чтобы хоть куда-то направить негативную энергию, что распирает изнутри. Вот так просто — «не достоин»! Да, что ты о себе возомнила, девочка?
— Нет. Это ты решил, когда отказался от нее. — Ее голос дрожит, врезаясь в меня и переворачивая все внутренности вверх дном. — И теперь дочь есть только у меня. Моя! Дочь! — Вика подается вперед, практически выкрикивая это все мне в лицо.
Вскакиваю с места и повторяю ее движение.
— Серьезно? — рычу сквозь зубы, испепеляя взглядом. — Я даже не знал о ее существовании!
Бессильная ярость накрывает меня с головой, мешая трезво мыслить. Наши лица на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга, но между нами как будто толстое стекло. Оно не дает приблизиться, но и отдалиться не получается.
Я чувствую тяжелое дыхание Вики, оно смешивается с моим и сбивается. Воздух вокруг нас, кажется, трещит от напряжения. Атмосфера накаляется до предела, достаточно одной неосторожной искры-слова, чтобы случился армагеддон. И я интуитивно жду его от нее, чтобы уничтожить нас обоих. Спалить дотла в горниле необузданных эмоций.
Но Вика неожиданно отстраняется и устало опускается обратно на лавку. Горькая, беспризорная ухмылка появляется на ее губах и зеркально отражается во мне.
— Бессмысленный какой-то разговор, — тихо вздыхает и поднимает на меня глаза. — Ты зачем пришел, Вань?
— Чтобы получить ответы. Но получил еще больше вопросов… — сокрушенно качаю головой, падая на свою лавку.
Запал иссяк, опустошив меня. Не покидает ощущение, что что-то не так. Либо Вика что-то недоговаривает, либо я чего-то не знаю. Какой-то информационный вакуум. Ничего не понимаю. Запутался.
Смотрю на часы. Время стремительно утекает. Ладно, с этим разберемся позже. Главное я услышал, но что делать дальше?
— Нюся будет жить у меня, — сухо констатирую я.
Думаю, Вика должна знать о моем решении, хотя, конечно, не обязан отчитываться в сложившихся обстоятельствах. Она выглядит какой-то потерянной, но неуверенно кивает, соглашаясь.
— Есть что-то, о чем я должен знать?
— У нее аллергия на кроликов и очень слабое горло… — Вижу, как она дрожит и обнимает себя руками.
Черт. Зарываюсь пальцами в волосы и несильно сжимаю. Не могу видеть ее такой. Изнутри корежит от происходящего и почему-то чувствую себя палачом. Но ведь я не виноват. Это все эмоции, а значит, я не вывожу ситуацию.
— Посмотри на меня, — тихо прошу, сам не знаю зачем.
Вика послушно поднимает голову. В ее глазах отчетливо читаются страх, отчаяние и что-то едва уловимое и до боли знакомое. Интуитивно чувствую ее эмоции, они проникают в меня и бередят так и не зажившие раны на сердце.
Меня накрывает желанием защитить. Даже убить любого, кто посмел обидеть ее. Ничего не могу с собой поделать. Откуда-то из глубины души рвутся чувства, похороненные заживо. Словно не было шести лет разлуки. Словно она не чужая женщина.
— Ванечка, помоги мне, — шепчут ее губы, а в глазах дрожат слезы. — Я ничего не делала.
Так произносить мое имя умеет только Вика. По-особенному, заставляя сердце заходиться от восторга и эйфории. Стискиваю зубы и прикрываю глаза, пропуская ее слова через себя. Все во мне откликается на ее мольбу, но я пока не готов давать обещания. Мне надо подумать на трезвую голову.
— Почему же твой Дима не помогает? — спрашиваю прямо, не отпуская ее взгляд. Да, черт возьми, мне нужна правда. Если я впишусь в эту историю, хотелось бы понимать риски.
— Нет никакого Димы, — шмыгает она и вытирает несколько капель с щек. — И не было никогда. Я обманула тебя.
— Зачем? — пораженно смотрю на нее. Вся с таким трудом выстроенная картинка рассыпается. Какого черта здесь творится?
— По-другому ты бы не отстал…
— Время вышло, — раздается звучный голос, и дверь с лязгом открывается.
Вика вздрагивает и сильнее сжимается. Как сдержаться и не разнести эту богадельню к чертовой матери?
— Пару минут еще, — прошу надзирателя, но тот качает головой.
— Не могу, и так сделал все, что мог. Лицом к стене, — обращается к Вике. Та не спорит и поднимается. Кидает на меня взгляд, полный немого отчаяния, и идет к стене.
С ужасом наблюдаю, как на ее запястьях застегивают наручники и уводят. Уводят, а я ничего не могу с этим сделать. Да это треш какой-то!
Возвращаюсь в машину, небрежно падаю на сидение и несколько раз с силой засаживаю ладонями по рулю, вымещая неконтролируемую злость. Как смог не сорваться там, в этом жутком месте, сам не понимаю. Когда уводили Вику как какую-то преступницу, я был на грани, очень близок к опасной черте, но холодный разум все-таки взял верх над пылающим сердцем, и получилось сдержать своих демонов.
Изнутри до сих пор колотит от бессильной ярости. От собственной беспомощности. От осознания, что это все вообще не мое дело, но оставаться равнодушным не получается. Резко откидываюсь на спинку и прикрываю глаза. Стараюсь выровнять частое дыхание и снизить градус накала эмоций. Давно меня так не бомбило. Давно ничто не задевало за живое. Я был уверен, что живого-то во мне не осталось. Все умерло после предательства любимой женщины.
Оказалось, напрасно. Эмоции рвут на куски, хочется выть раненым зверем и крушить все, что попадется под руку. Вика отказалась от меня шесть лет назад, поставив точку в наших отношениях. Предала, раздавила меня. А теперь, когда я с таким трудом соскреб себя с асфальта и научился жить без нее, просит о помощи?
Второй час в офисе пытаюсь работать, но ничего не получается. Как ни стараюсь сосредоточиться на деле, мысли ускользают в другую плоскость. Я все еще там, в СИЗО. В этой серой комнате для свиданий. Сердце монотонно стучит в груди, но каждый его удар отдается эхом в ушах.
В очередной раз проматываю наш разговор с Викой и с силой бьюсь затылком об кресло. Да что ж так паршиво-то, а? Бездействие убивает. Я не привык так. Не люблю ждать, особенно когда не знаю чего. Обычно сам могу решить любую проблему, но сейчас от меня ничего не зависит.
Адвокат получил информацию, но до сих пор молчит. Неужели все так плохо? Может, самому позвонить? Отказываюсь от этой затеи. Слишком рано. Все идет своим чередом. Не нужно мешать человеку работать.
Прикрываю глаза и вновь улетаю по знакомому маршруту. Вика… Отчетливо вижу ее и чувствую, как холодок пробегает по позвоночнику. Такая красивая и одновременно несчастная. Невольно вспоминаю, какой она была раньше. Светлая, солнечная и такая живая. Да… жизнь в ней кипела и бурлила. Энергия плескалась через край, щедро окатывая окружающих. А сейчас от Вики осталась одна тень. Серая. Безликая. Лишь глаза прежние. Кто это с тобой сделал, девочка?
Тяжелый вздох рвется из горла. Я должен ей помочь, иначе перестану уважать себя. Иначе не смогу жить спокойно дальше и смотреть в глаза дочери. Помочь в память о том, что между нами было, и отпустить со спокойной совестью.
Телефон призывно вибрирует на столе, извещая о входящем сообщении. Быстро переворачиваю дисплеем и читаю: «Думаю, смогу помочь. Берусь за ваше дело. По ходу сообщу». Облегчение лавиной прокатывает по телу, а на лице сама собой появляется улыбка. Торопливо печатаю «Спасибо» и подскакиваю на ноги. Настроение заметно улучшается, а предчувствие, что все закончится хорошо, заполняет все больше внутреннего пространства.
К черту все. Поеду домой, к дочке. Пусть у меня сегодня будет выходной. Быстро собираюсь и выхожу из кабинета.
— Иван Сергеевич, — возмущенно произносит Марина, сверлит меня подозрительным взглядом и аккуратно пододвигает пачку документов на подпись.
— Прости, я сегодня не могу, — умоляюще складываю руки на груди. — Завтра все сделаю и подпишу.
Недовольно поджимает губы и смешно хмурит брови.
— Честное пионерское, — обещаю и торжественно припечатываю ладонь к сердцу.
— Случилось-то чего? — Она наконец оттаивает и улыбается.
— Я стал отцом, разве этого не достаточно?
— Поздравляю. — Ее улыбка становится еще шире.
— Марин, я поехал. Правда, не могу сегодня работать.
— Да езжай уже, — снисходительно машет рукой. — Все равно от тебя никакого толку.
— Спасибо, ты чудо.
Иду к выходу.
— Кстати, Карина звонила… три раза… — летит мне в спину. Вот же блин. Про нее я совсем забыл. Надо бы позвонить и разрулить ситуацию, чтобы не осталось недопониманий.
— Я разберусь.
— Уж будь добр.
По дороге покупаю всяких вкусностей и игрушек и решаю сделать сюрприз дочке. Обвешанный пакетами, бесшумно вхожу в дом и замираю, услышав громкие голоса.
— Где она? — верещит Карина на весь дом.
— Кто? Девушка, успокойтесь, я не понимаю, кто вам нужен, — пытается угомонить ее Галина Федоровна.
— Я хочу увидеть своими глазами!
Мысленно матерюсь, что допустил эту ситуацию в принципе. Мой косяк. Скидываю пакеты на пол, стискиваю кулаки и решительно иду на звук голосов. Прохожу через гостиную. В глаза сразу бросаются детали. На ковре разбросаны красочные пазлы, а на кресле пряжа со спицами. Становится так неожиданно уютно от этих мелочей, словно вернулся в прошлое. В свое счастливое детство. Вроде ничего такого, но мой идеально выдраенный дом стал по-настоящему жилым. Карина явно не впишется в эту картинку. Скриплю зубами и захожу в кухню.
— Уходи, ты злюка, — Нюся недовольно топает ножкой и упирает руки в боки. — Иначе плидет папа и тебя выгонит!
Перехватываю недоуменный взгляд Галины Федоровны и едва заметно киваю. Карина стоит спиной и пока не видит меня. За то я вижу все. И слышу тоже.
— Что ты сказала, маленькая дрянь? Сейчас я тебе, — делает шаг в сторону Нюсю, но я перехватываю ее за локоть и резко разворачиваю к себе. Меня внутренне взрывает от смеси эмоций, но я очень стараюсь сохранить спокойствие и не напугать ребенка.
— Ты что вытворяешь? — зло рычу, прожигая Карину насквозь взглядом и невольно сжимаю пальцы сильнее.
Она вздрагивает от неожиданности. Глаза удивленно распахиваются, а на ярко-красных губах застывает недовольная гримаса. Не ожидала? Что ж, я тоже.
Вспенивает от осознания, что кто-то посмел вот так просто проникнуть в мой дом. Позволил в такой манере разговаривать с Галиной Федоровной и угрожать моей дочери. Когда я успел так ее распустить? Какого черта вообще происходит?
— Я вытворяю? Это ты меня бросил и ради чего? — возмущается Карина и пытается выдернуть руку, но я держу очень крепко. — Ради маленькой оборванки? Козырев, ты серьезно?
В ее глазах стоят фальшивые слезы и не вызывают во мне ничего кроме раздражения и желания выкинуть ее из дома, как можно скорее. Буря, что она устроила внутри меня не желает утихать. Еще одно идиотское слово и пипец, рвущийся из меня будет не остановить.
— Заткнись и иди отсюда, — цежу сквозь зубы и толкаю Карину к выходу. Получается чуть грубее, чем я рассчитывал, но мне уже все равно. Несет отчаянно и жестко. Лишь бы сдержаться и не отвесить ей леща.
— Папа, я не оболванка, — дочка кидается мне в ноги.
— Я знаю, малышка. Ты не оборванка. Ты — принцесса.
Подхватываю на руки и выдавливаю из себя улыбку. Нюся улыбается в ответ. Берет мое лицо в ладошки и поочередно целует в каждую щеку. Настроение сразу улучшается, а гнев постепенно начинает стихать.
— Папа? Серьезно? — слышу ироничный голос Карины и за секунду разгоняюсь до прежнего состояния.
Осторожно опускаю малышку на пол и пообещав скоро вернуться, выхожу из кухни. Карина ждет меня в гостиной. Сложив руки на груди медленно проходится вдоль камина, обходя детские пазлы. По краю моего терпения.
Надзиратель заводит меня в камеру и удаляется, а я так и остаюсь стоять на месте. Надо как-то отморозиться, но не получается. Я словно в каком-то коматозе, никак не могу оправиться от встречи со своим прошлым. Образ Ивана до сих пор стоит перед глазами и заставляет сердце болезненно сжиматься.
Ванечка… я так скучала… Судорожный вздох срывается с моих губ, и горячая слеза медленно ползет по щеке. Родной, до дрожи любимый и теперь чужой. Наша встреча, как удар под дых. Встрепенула внутри запрещенные эмоции, разбередила остывшие чувства. Ничего не изменилось, и от этого страшно. Я думала, смогла излечиться от своей болезни, но это была всего лишь ремиссия. Стоило только увидеть его глаза, как вернулась острая форма с последующей болезненной ломкой.
Я так и не смогла его забыть и выжечь из своего сердца. Хотя кого я обманываю — даже не пыталась. Знала, что он лучший мужчина на свете и все другие в сравнении с ним проиграют. Просто жила скудными воспоминаниями, что у меня остались. Бережно хранила их в своем сердце и даже время не смогло стереть их.
На нашу встречу даже не смела надеяться. Очередной самообман. Все эти долгих шесть лет ждала, что Иван передумает и вернется. Не признавалась себе в этом, но продолжала ждать. Но он забыл о моем существовании.
А сейчас появился именно тогда, когда я больше всего в нем нуждаюсь. Поможет ли он мне после всего, что было, не знаю. Но точно уверена, что Нюся в надежных руках. Сам того не осознавая, Иван дал мне силы для борьбы. Развязал путы, что туго стягивали мои руки. Подарил надежду на благоприятный исход. Как жизнь сложится дальше, не имею ни малейшего понятия, но даже сейчас благодарна ему за все.
— Девонька, ты чего? Все плохо, да? — словно сквозь вату слышу голос сокамерницы и прихожу в себя. Тыльной стороной ладони вытираю слезы и пытаюсь улыбнуться.
— Я не знаю. — Голос дрожит, сложно держать эмоции под контролем. Я вся пропитана ими, а внутри словно натянулась струна, которая готова лопнуть в любой момент.
— То есть как? Что сказал этот твой гад?
— Это не он приходил. — Болезненная улыбка сама собой растягивает мои губы.
— Как не он? А кто тогда? — подключается к допросу вторая.
— Отец моей дочери…
— Откуда он взялся?
— Чего он хотел?
— Он поможет?
Вопросы сыпятся на меня, как из рога изобилия, но у меня нет ответов. Прохожу к своей кровати и падаю лицом в подушку. Сама ничего не понимаю и не знаю.
— Вик, так что? — не унимаются мои сокамерницы. Нельзя динамить их. Они же, наверное, переживают.
Переворачиваюсь на спину и смотрю вверх перед собой. Стараюсь дышать ровно, чтобы опять не расплакаться.
— Его зовут Иван, — нервно сглатываю. — Он приходил сказать, что дочь с ним.
— Так это же меняет дело!
— Наверное, — вымученно улыбаюсь. Для Нюси, безусловно, меняет, а для меня?
— Теперь можешь без зазрения совести послать этого козла куда подальше.
— Могу, — говорю вслух, а про себя добавляю: «И сесть в тюрьму за то, чего не совершала».
— Надо проучить этого гаденыша!
— Вик, ты то чего делать будешь?
— Я не знаю, — честно отвечаю им. — Мне страшно.
— Не дури, девка. Потом жалеть будешь.
Вздыхаю и отворачиваюсь к стене, давая понять, что дальше обсуждать это не намерена. Все было просто и понятно. Я готова была согласиться на условия Михаила и нашла себе оправдание — ради дочери. А Иван лишил меня его, оставив наедине с самой собой, со своей совестью и так и не умершими чувствами к нему.
Иду по уже знакомому маршруту в сопровождении надзирателя. Руки за спиной сковывает холодный металл, а на лице надежно удерживается язвительная усмешка. Я иду выигрывать во что бы то ни стало. После того как прошел шок от потрясения, вызванного приходом Ивана, мозг на удивление прояснился, и все встало на свои места. Я четко поняла, что должна делать и как жить дальше, и это придало мне уверенности в своих силах и действиях.
Лютаев уже, скорее всего, празднует победу, думая, что загнал меня в угол. Только он не предполагает, что из такой позиции можно подпрыгнуть, особенно когда есть сильные руки, готовые поддержать. Теперь я в этом убедилась и доверяю рукам Ивана. Он не даст мне упасть…
Каждый шаг этом отдается в ушах. Стараюсь дышать глубоко и размеренно, не давая пульсу разгоняться от страха. Все уже решила, и назад дороги нет. Мне больше нечего бояться. Иван надежно прикрыл мой тыл. Теперь Михаил ни за что не доберется до моей дочери, а других рычагов давления у него нет.
Дверь с лязгом открывается. Не дожидаясь приказа, встаю лицом к стене, наручники испаряются с моих запястий.
— У вас десять минут, — дежурно объявляет надзиратель и закрывает за мной дверь.
Михаил стоит, оперевшись на стол и сложив руки на груди. Скользит по мне сальным, оценивающим взглядом. Довольная, торжествующая ухмылка растягивает его губы. В глазах так и пылает откровенная, ничем не прикрытая похоть. Они буквально горят от предвкушения и прожигают меня насквозь.
Неприятный морозец пробегает по позвоночнику, зябко передергиваю плечами, но взгляд не отвожу.
— Рад тебя видеть, Виктория, — с придыханием говорит Михаил и расплывается в ленивой улыбке. Какой же все-таки мерзкий тип.
— Не могу сказать того же о себе, — спокойно отвечаю, гордо вздергиваю подбородок и прохожу к противоположной стене. Мне нужна небольшая передышка, от напряжения начинают подрагивать мышцы.
— Это скоро изменится, — несется мне вдогонку. — Ты будешь ждать наших встреч.
— Сомневаюсь, — хмыкаю я и с деланым равнодушием пожимаю плечами. Чем ближе мы подбираемся к сути нашей встречи, тем сильнее начинает вибрировать внутри. Боюсь его реакции, но в то же время хочу ее увидеть.
— Надеюсь тебе хватило времени, чтобы подумать над моим предложением?
— Вполне, — отзываюсь осторожно и разворачиваюсь к нему. Его взгляд блуждает по моему лицу, но не может найти ни одной эмоции. Я все надежно спрятали внутри, оставив лишь непроницаемую маску.
Захожу в подъезд угрюмой пятиэтажки, чувствуя себя полнейшим идиотом. Должен быть в офисе, но вместо этого выполняю желание маленькой манипуляторши. Надо же было так вляпаться. Улыбка сама по себе ползет на лицо. И ведь как все грамотно провернула.
Теперь надо как-то добыть ключ от их квартиры, который, по словам Нюси, есть у вредной соседки, и найти куклу Илиску. Задача не из простых. Но что не сделаешь, чтобы порадовать эту маленькую лису.
Поднимаюсь на третий этаж и осматриваюсь. Три квартиры на этаже. На одной замечаю разноцветные наклейки — это, вероятно, дело рук Нюси, значит, это их дверь, а соседкина, стало быть, слева. Не взламывать же. Делать нечего, шумно выдыхаю и нажимаю кнопку звонка.
Тишина в ответ. Нажимаю еще раз. Только с третьего раза слышатся неторопливые, шаркающие шаги, и дверь наконец-то открывается. В проеме появляется недовольная бабка лет семидесяти. Седые волосы небрежно собраны в пучок, длинный нос едва не загибается крючком, а бесцветные глаза смотрят с нескрываемым презрением и злобой.
— Добрый день. Я по просьбе Виктории Альпинской. Знаете такую? — пытаюсь быть вежливым. Но на ум почему-то сразу приходит образ бабы-Яги, что вызывает издевательскую улыбку.
— Ну знаю и что? — скрипит бабка, хмурясь еще сильнее.
— Мне нужны ключи от ее квартиры.
— А ты кто такой?
— Муж ее, — отвечаю первое, что приходит в голову.
— Она в тюрьме.
— Да, и мне нужно привезти ей вещи, — продолжаю свою идиотскую ложь.
Бабка с сомнением смотрит на меня, явно не веря ни единому слову. Да я и сам понимаю, что все это полнейший бред, но договориться по-хорошему — самый простой способ.
— Ну что, мне за участковым сходить? — демонстративно складываю руки на груди и прожигаю давящим взглядом.
— Не надо, — ворчит недовольно, исчезает на пару секунд и протягивает мне ключи. — Раз муж, сам ей и отдашь.
— Спасибо, — говорю уже закрытой двери. Да, специфическая бабка… Как можно было с такой оставить ребенка? Найти бы тех, кто это придумал, и сдать ей для опытов.
Открываю дверь в Викину квартиру и осторожно вхожу внутрь. Интуитивно нахожу выключатель и зажигаю свет. Маленькая прихожая, на вешалке аккуратно висят детские и женские куртки, обувь стоит в рядочек. Ни намека на присутствие мужчины, и это приятным теплом отзывается в душе.
Прохожу дальше. Маленькая кухонька и одна комната. Небольшая, но очень уютная. В ней хочется остаться. Медленно обхожу все пространство, выделяя мельчайшие мелочи. Недопитый чай в кружке, открытый ноутбук, детские книжки и фотографии в рамочках. Разглядываю каждую. Совсем малюсенькая Нюся. Такая смешная. Она же чуть старше и с Викой. Такие счастливые, что перехватывает дыхание и колет в области сердца. Я все это пропустил…
Ставлю рамки на место и случайно замечаю еще одну. В самом дальнем темном углу шкафчика. Достаю и с удивлением обнаруживаю на ней себя. Точнее, нас с Викой. Незадолго до нашего расставания.
Долго смотрю на наши счастливые лица, невольно переживая тот момент еще раз. Горечь заполняет меня до краев. Все же было хорошо. Я готов был мир положить к ее ногам, но она предпочла уйти.
Аккуратно вынимаю фотографию из рамки и забираю с собой. Зачем — понятия не имею. Просто порыв, который не хочу сдерживать. Пусть у меня останется тоже кусочек воспоминаний. Свои я все уничтожил.
Здесь все вокруг такое странное, но интуитивно знакомое. На диване лежит Викин легкий халатик. Поднимаю и подношу к лицу. Вдыхаю ее едва уловимый аромат и стискиваю зубы до скрежета. Дрожь проходит по телу, задевая каждое нервное окончание. Помню все, что между нами было, как будто вчера.
Вот же блин! Помешательство какое-то. Вика — пройденный этап. Я же смог однажды забыть ее. Все, мы чужие. Но сердце рвется на части, не желая мириться с таким положением вещей. Хочется разнести все здесь, ибо это должен был быть мой идеальный мир! Но Вика отняла у меня его и ради чего? Я намерен докопаться до сути!
Небрежно бросаю халат обратно и ищу куклу по описанию. Нахожу страшненькую замарашку. Судя по всему это и есть Илиска. Ну и страшилище… Оставляю свое мнение при себе, а ее приходится забрать. С принцессами спорить провальная затея.
Звонок телефона застает меня уже у выхода. Смотрю на дисплей — адвокат. Нервный холодок ползет по позвоночнику, но я решительно сдвигаю зеленую трубку в центр.
— Добрый день, Григорий Павлович, — напряженно сжимаю телефон и, кажется, даже не дышу.
— Здравствуйте. У меня для вас новости, — раздается в динамике бодрый голос.
— Надеюсь, хорошие?
— Более чем, — довольно хмыкает Григорий. — Думаю, к вечеру Викторию освободят, и я привезу ее к вам.
— Отлично, — облегченно выдыхаю. Кажется, все получилось. Только вот куда к «нам»? Черт, я совсем не подумал об этом. — Адрес скину смс.
— Вопрос в другом. — Адвокат берет паузу, а мое сердце останавливается на мгновение. — В ходе разбирательств я обнаружил множество нарушений. Хотите ли вы написать встречные иски или нужно замять дело?
Да черт его знает, чего я хочу. Мне надо подумать. Понять бы для начала, что произошло и почему, а уж потом принимать решения.
— Можете подвесить вопрос в воздухе?
— На пару дней, не больше.
— Мне хватит. Спасибо.
— До встречи.
Сбрасываю звонок и выхожу из квартиры. Закрываю и убираю ключи в карман. Ну, и что дальше делать? А вот черт его знает. Неизвестность не пугает, а даже наоборот, дарит какое-то странное ощущение комфорта. Может, и правда стоит прислушаться к интуиции и пустить ситуацию на самотек?
Бросаю «страшилку» на заднее сидение и еду в офис. Нужно быстро завершить все срочные дела и освободить вечер. С ума сойти, я тороплюсь домой. Зарываюсь пятерней в волосы и невольно улыбаюсь. Не помню, когда такое было в последний раз. Уже очень давно работа занимает главное место в моей жизни. Пожалуй, пора менять застарелую привычку.
— Папа! — Нюся кидается мне в ноги, как только я вхожу в дом. — Наконец-то ты плишел.
Сердце взрывается от нежности и теплоты к этой девочке. Никак не привыкну к новому для себя ощущению и статусу.
— Налаботался? — хитро прищуривается и тянет руки вверх.
Подхватываю ее, облепляет меня ногами и руками и целует в щеку.
— Я холодный, — счастливо улыбаюсь и сильнее сжимаю в объятиях
— А я тебя поглею, — кладет свои ладошки на мои щеки и заглядывает в глаза. — Молоз щечки намолозил, да?
— Угу, намолозил, — передразниваю ее и спускаю на пол.
— Пойдем сколее чай пить голячий, — берет меня за руку и тянет в сторону кухни. — Мы с тетей Галей пиложки напекли.
Глубоко вдыхаю и правда чувствую едва уловимый аромат выпечки. Галина Федоровна явно не скучает, а может, и правда наслаждается новой ролью.
— Сейчас я руки помою и приду, пока наливай. Ладно?
— Холошо, — серьезно кивает и разворачивается, чтобы убежать.
— Ой, а у меня же для тебя кое-что есть, — останавливаю ее, вспомнив про «страшилку». Достаю из кармана куклу и протягиваю дочери.
— Илиска! — радостно верещит Нюся, выхватывает из рук и крепко прижимает к себе. — Надо показать тете Гале.
Начинает кружиться по комнате и, наконец, убегает на кухню.
Устало улыбаюсь, наблюдая за ней. Ради таких эмоций стоило замутить этот маневр с квартирой и вредной соседкой.
Вешаю пальто, скидываю ботинки и прохожу в гостиную. Падаю на диван и прикрываю глаза. С кухни доносятся голоса, это так умиротворяет. Не хочется даже шевелиться. Все вроде бы хорошо, но все равно чего-то не хватает. Точнее, кого-то. Вики. Сейчас я слишком остро это ощущаю. Без нее внутри какая-то отчаянная пустота. Как? Когда? Почему? Я опять на этой скользкой дорожке. Блуждаю в темноте и понятия не имею, куда мне идти.
Трель телефонного звонка врывается в мысли. Распахиваю глаза и смотрю на дисплей — адвокат. Сердце стремительно разгоняется и с силой врезается в ребра. А что, если не получилось? Стискиваю зубы и принимаю звонок.
— Слушаю, — напряженно выдавливаю из себя.
— Все прошло без эксцессов, — сухо отчитывается Григорий Павлович. — Сейчас Виктория подпишет необходимые документы, и выезжаем.
Волной облегчения смывает напряжение, в котором я нахожусь последнее время. Все хорошо. Все получилось.
— Спасибо. Жду.
Засекаю отсчетные сорок минут. Откидываю телефон в сторону и растираю лицо ладонями. Надо как-то взять себя в руки и приготовиться к встрече с Викой. Нервничаю, как мальчишка перед первым свиданием. Я не знаю, как мы будем взаимодействовать. Не представляю, как в нашей ситуации в принципе можно наладить контакт, но я обязан сделать все возможное ради нашей общей дочери. Надеюсь, Вика тоже это понимает и не будет упрямиться.
— Папа, чай готов! — Нюся вбегает в комнату и без предупреждения забирается на мои колени. — Ты идешь? — с нажимом спрашивает и сердито хмурит брови. Не сдерживаю улыбку, такая она строгая и смешная одновременно.
— Иду-иду.
— А сам сидишь, — упирает руки в бока и хмурится еще сильнее. Маленькая заноза, из-под земли достанет то, что ей нужно.
— Пару минут отдохну и приду, — клятвенно обещаю, надеясь на небольшую передышку.
— Тогда я с тобой посижу, — решает Нюся и приваливается мне на грудь, пальчиком шебурша пуговицы на рубашке. — А мама сколо плиедет? — горестно вздыхает.
— Очень скоро. — Одной рукой обнимаю ее, а второй мягко глажу по спинке. Бедный ребенок. Соскучилась по маме, наверное. — Чай попьем и пойдем встречать.
— Тогда пойдем быстлей, — тут же оживляется и вскакивает с колен.
— Беги, я догоню.
Кивает и убегает обратно на кухню.
— Тетя Галя! Сколо мама плиедет, — слышу ее взбудораженный голос.
— Это же здорово! — поддерживает Галина Федоровна.
Здорово… Наверное, да. Только вот мне как-то неспокойно. Смотрю на часы — со звонка адвоката прошло не больше трех минут, а мне показалось, целая вечность. Никогда не думал, что время может ползти так медленно. Бесконечно долго.
Встаю с дивана, разминаю мышцы шеи и подхожу к окну. Вглядываюсь в ночное небо и пытаюсь отыскать свой покой. Внутри как будто все застыло от этого тягучего ожидания. Нервы натянулись, как струны, и каждый вздох дается с большим трудом. Мне тяжело. Морально. Я в полном раздрае.
Головой понимаю, что просто загнался, но тормозить слишком поздно. Я уже влип в эту ситуацию по самые уши. Проникся, пустил в свою душу и теперь уже не избавиться от этого давящего ощущения, пока не увижу Вику собственными глазами целой и невредимой. Не могу защититься от нее. Когда она была далеко, получалось, а сейчас нет сил для рывка.
Какая-то машина останавливается возле моих ворот. Разглядеть марку за высоким забором невозможно. Напрягаюсь, вглядываясь в темноту за окном. Калитка медленно открывается, и на освещенной дорожке появляется знакомый силуэт. Мама. Твою ж налево! Как вовремя.
Смотрю на часы и понимаю, что эпичной встречи избежать не удастся. Вот же, блин, пипец подкрался незаметно. Что ей надо в такое время? Иду к двери, чтобы перехватить у входа и попытаться снизить последствия, но не успеваю. Дверной звонок разрезает тишину в доме.
— Мама! — Нюся выбегает из кухни и вперед меня несется к двери. Попадос...
Надо срочно разруливать. Они не должны встретиться сейчас. Я не готов к долгим объяснениям, да и с Викой хотел пообщаться без посторонних. Перехватываю малышку в шаге от двери.
— Пусти, папа, — возмущенно вырывается.
— Тише ты, — подхватываю на руки и несу в сторону кухни. — Это не мама. Это ко мне…
— Гости? — заговощирчески шепчет мне на ухо.
— Да, гости, — улыбаюсь ей. — Посиди пока с тетей Галей, я их провожу, и будем маму встречать.
Вхожу в кухню и опускаю девочку на пол.
— Галина Федоровна.
— Я здесь, — появляется вслед за мной.
— Пять минут, пожалуйста, — прошу ее кивая на Нюсю.
— Альпинская, с вещами на выход, — разносится по камере строгий голос надзирателя.
Поднимаю голову, не веря своим ушам, и встречаюсь с его тяжелым, равнодушным взглядом.
— Девонька, проснись, — толкает меня сокамерница. — Выпускают тебя.
— Это точно?
— Точно-точно, иди.
Поочередно обнимаю их всех и с гулко колотящимся сердцем подхожу к двери. Наручники уже привычно застегиваются на моих запястьях. Меня ведут по длинному коридору, но в другую сторону.
Боюсь даже представить, что меня ждет дальше, а главное, кто ждет. При мысли о Михаиле колючие мурашки ползут по позвоночнику, заставляя ежиться от охватившего озноба. Ведь я даже сопротивляться ему не смогу. Здесь я бесправное существо. Обычная преступница, и никому нет дела до того, как все обстоит на самом деле.
Останавливаемся около какой-то двери. Наручники снимают и пропускают меня внутрь. Жмурюсь от яркого света и пытаюсь рассмотреть мужчин, сидящих за столом друг напротив друга. Одного из них я, кажется, уже видела. Это следователь, и он дважды допрашивал меня, а вот второго вижу впервые.
— Виктория Николаевна, вот и вы. — Незнакомец широко улыбается и встает мне навстречу. Инстинктивно делаю шаг назад, но упираюсь в дверное полотно. — Меня зовут Анисимов Григорий Павлович. Я адвокат и буду представлять ваши интересы.
— Ад-вокат? — заикаясь, повторяю я, совершенно запутавшись.
— Вы же не против? — Зависаю на несколько секунд, не зная, что делать. — Козырев Иван поручил мне ваше дело… — уточняет адвокат, расставляя точки в моих сомнениях.
Неуверенно киваю. Ванечка… Дыхание перехватывает, а в груди становится тесно.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — указывает на стул напротив следователя. Послушно сажусь. — Мы уже обо всем договорились. Вам нужно лишь поставить несколько подписей, чтобы выйти отсюда.
Поднимаю глаза на следователя, тот хмурится, но кивает. Пребываю в легком шоке от происходящего, но беру ручку. Пытаюсь прочитать, что за документы передо мной, но не понимаю ровным счетом ничего. Могу ли я верить этому человеку? Михаил не может знать об Иване, поэтому подставить меня таким образом ему не под силу.
— Вот здесь и здесь. — Адвокат указывает места, но ручка ходит ходуном в пальцах, и никак не получается настроиться. — Не переживайте. Я все уже прочитал и проверил. Просто подписывайте.
Шумно выдыхаю, решаюсь и ставлю уверенную подпись.
— Вот и все, — хмыкает адвокат. — Надеюсь, теперь мы свободны?
— Да, можете идти. Но помните, что следствие еще не завершено и вам нельзя уезжать из города.
— До встречи.
Григорий Павлович помогает мне подняться, забирает свой чемоданчик с документами и открывает дверь. Робко выхожу, до конца не веря в свое счастье. Неужели и правда свобода? Хочется смеяться и плакать одновременно, а главное, поблагодарить моего спасителя за все. Забираю свои нехитрые пожитки.
Из самого ценного здесь только телефон, с миллионом фотографий дочки и тоненькое выцветшее колечко, когда подаренное Ванечкой. Надеваю на безымянный палец и привычно покручиваю.
— Верхней одежды у вас, насколько я понимаю, нет?
— Нет, — растерянно отвечаю. Даже не подумала об этом.
— А на улице мороз. Вот, наденьте это. — Адвокат накидывает на мои плечи свое пальто. — И идите за мной.
— Куда? — на автомате спрашиваю, семеня рядом.
— Увидите. — Он улыбается как-то по-доброму, так что последние сомнения пропадают. Предъявляет пропуск, и нас выпускают за территорию. Свежий морозный воздух едва не сносит с ног. Глубоко вдыхаю и никак не могу надышаться.
Григорий Павлович щелкает брелоком, автомобиль приветственно моргает фарами, и мы идем к нему. Забираюсь на пассажирское сидение и пристегиваю ремень безопасности.
Адвокат заводит двигатель и плавно трогается с места. Смотрит на часы и бормочет себе под нос.
— Минут через сорок будем на месте.
— Где? — Тревога вновь просыпается в душе. — Мне надо к дочке…
— Мы едем к Козыреву, а уж есть там дочка или сын, мне неизвестно.
Откидываюсь на спинку и прикрываю глаза. Я не готова к еще одной встрече со своим прошлым. От одной только мысли, что буду находиться рядом с Ванечкой, бросает в дрожь. Как все пройдет, как встретит меня Нюсенька? Как справиться с чувствами, что распирают меня изнутри?
Автомобиль плавно двигается по заснеженной трассе. Двигатель мерно урчит, а негромкая музыка приятно ласкает слух. Наконец получается расслабиться и даже задремать. Мне снится Ванечка, он что-то говорит. Не слышу ни слова, просто смотрю на его губы и помимо воли улыбаюсь.
Меня толкает немного вперед и резко отталкивает назад. Распахиваю глаза и непонимающе осматриваюсь. Машина остановилась посреди дороги, едва не столкнувшись с другой. Трасса скользкая, но каким-то чудом удалось избежать аварии.
— Что случилось? — спрашиваю у Григория Павловича.
— Все нормально. Летают тут всякие ненормальные, — отмахивается он, трогается с места и объезжает другой автомобиль. — Приехали почти.
Неопределенно киваю и инстинктивно выглядываю в окно как раз в тот момент, когда стекло начинает ползти вверх, скрывая пассажиров от посторонних глаз. Всего на секунду мне кажется, что я вижу лицо Людмилы Петровны — матери Ивана. Резко отворачиваюсь, едва не подпрыгнув от неожиданности. Вот только ее мне сейчас не хватало для полного счастья.
Нет, этого не может быть. Головой понимаю, что очень даже может, но не хочу в это верить. Упорно убеждаю себя, что мне показалось, и даже почти получается успокоиться.
— Мы на месте. — Григорий Павлович останавливает машину около высоких ворот и быстро что-то пишет в телефоне. Ворота разъезжаются в обе стороны, пропуская нас на территорию. Смотрю на огромный дом с панорамными окнами, и мне становится не по себе.
Обнимаю себя, начиная мелко дрожать от страха. Я не боюсь, что Иван сделает со мной что-то плохое. Я боюсь себя. Своей реакции на него и вновь проснувшихся чувств. Они не нужны никому ни мне, ни ему. Мы изменились, и у каждого давно своя жизнь…
Выхожу из комнаты Вики и закрываю за собой дверь. Прижимаюсь к ней лбом и несколько секунд глубоко дышу, пытаясь унять гулко бьющееся сердце. Недосказанность между нами угнетает, подавляя что-то более важное и ценное. На душе так тяжко, словно камень лежит и давит изнутри. Дышать становится все тяжелее. Каждый вдох приходится силком проталкивать в легкие.
Уйти сейчас неимоверно сложно. Хочется вернуться и потребовать от Вики объяснений незамедлительно. Не хочу ждать, не могу. Мне нужна правда сию секунду, чтобы накормить своих демонов и успокоиться. Но я понимаю, что Вика права. Ном обоим нужна небольшая передышка, чтобы собраться с мыслями, переварить все, что между нами происходит, и настроиться на конструктивный диалог.
Шумно выдыхаю, буквально заставляю себя отстраниться и идти по коридору. Как в тумане спускаюсь по лестнице, но мысли упорно крутятся вокруг Виктории. Внутренняя борьба выматывает, но пока еще моя воля сильна и получается подавлять эмоциональные порывы.
Телефон, как спасательный круг, призывно вибрирует в кармане и переключает внимание на себя. Читаю сообщение от Марины: «Лютаев готов с вами встретиться завтра у себя в офисе». Вот это уже интересно. Пишу ответ: «Отлично. Подтверждай». И еще одно сообщение, уже для Кирилла: «Мне нужен серьезный компромат на Лютаева Михаила Борисовича». «Насколько срочно?» — приходит ответ. «К завтрашнему утру». Отправляю и убираю телефон в карман. Что ж, прощупаем тебя, «нехороший дядя», что-то ты определенно темнишь.
Сворачиваю в сторону кухни, но внезапный дверной звонок заставляет меня изменить направление. Что ж такое? Кого еще принесло? Это какой-то проходной дом! Кипя от негодования, приближаюсь к двери, желая выплеснуть весь скопившийся негатив на незваного гостя. Открываю и застываю в немом недоумении.
Карина стоит на пороге и сильно покачивается. Взгляд поплывший, а в воздухе явно улавливается запах перегара. Да что ж такое! Вот только ее закидонов мне сейчас и не хватало для полного счастья!
— Здравствуй, любимый. — Ее губы растягиваются в пьяной усмешке. — Не ждал?
Пока я пытаюсь одуплиться и въехать в происходящее, Карина решительно проходит в дом, с интересом осматриваясь.
Стискиваю кулаки в бессильной злобе и иду за ней. Какого черта здесь творится? Ведь знает, что я терпеть не могу самодеятельность. Догоняю, хватаю за плечо и рывком разворачиваю к себе лицом. Карина шатается, но я не даю ей упасть и встряхиваю за плечи, чтобы хоть немного привести в чувства.
— Я, кажется, просил тебя не приезжать, — рявкаю на нее, стискивая пальцы сильнее.
— А мне плевать! — визжит она и пытается вырваться, но я крепко держу ее. — Ты мне не хозяин, чтобы указывать!
— Ты какого ляда так напилась? — пытаюсь поймать ее расфокусированный взгляд, но бесполезно. Карина в полном неадеквате.
— Тебе какое дело? Связался со своей бывшей и забыл о моем существовании!
— Не говори ерунды, — грозно рычу, лихорадочно прорабатывая в голове различные варианты выхода из этой идиотской ситуации. Сам во всем виноват. Надо было поговорить, доступно все объяснить и расстаться цивилизованно. Но я так закопался в своих проблемах и переживаниях, что напрочь забыл обо всем остальном. Идиот. Вот теперь придется расплачиваться нервами, и хорошо если только моими.
— Я все знаю. — Карина громко всхлипывает. — Сначала девчонку притащил домой, потом ее мать. А как же я? Неужели тебе совсем плевать на меня?
Ну давай только без истерик, а? Шумно выдыхаю и ослабляю хватку.
— Ты ведешь себя, как дура, — стараюсь говорить спокойно, но голос дрожит от негодования. — Людям помощь нужна, а ты…
— Помощь? — взвизгивает Карина и отпихивает меня от себя. — Да в койку она к тебе хочет, а потом в ЗАГС потащит, еще и нагулыша своего на тебя повесит. Зачем, Вань? Я могу родить тебе твоего собственного, — едва сдерживаюсь, чтобы не отвесить ей отрезвляющую пощечину. Всему есть предел и моему терпению тоже.
— Уходи, отсюда, а? — цежу сквозь зубы, прожигая уничтожающим взглядом насквозь.
— Никуда я не пойду, — бесстрашно заявляет и складывает руки на груди. — Я хочу лично познакомиться с мамой той девочки.
Жутко вспенивает от такой наглости и срывает к чертям тормоза.
— А больше ты ничего не хочешь? — хватаю ее за руку с четким намерением выкинуть из своего дома.
— Пусти меня!
— Что здесь происходит?
Слышу за спиной взволнованный голос Вики и оборачиваюсь. Вот же блин. Полный аут. Буквально контрольный в голову. Мне казалось, хуже быть не может. Оказалось, что казалось…
— Не вмешивайся, я сам разрулю, — строго говорю, глядя Вике прямо в глаза и очень надеясь на благоразумие. Ну она-то не дура, должна понимать, что вступать в полемику с пьяной бабой худшее решение.
Карина резко выдергивает руку и нетрезвой походкой идет к Вике. Следующая стадия драка? Ну уж нет. С меня достаточно. В два шага догоняю, хватаю за талию и тащу к выходу.
— Козырев, ты серьезно? — то ли плачет, то ли смеется — не разобрать. Да все равно мне уже. Главное — предотвратить армагеддон. — Ты променял меня на эту серую мышь? Да отпусти ты уже! Я сама уйду.
Ставлю ее на ноги. Оборачивается, презрительно оглядывает Вику с ног до головы и начинает истерично хохотать.
— Детка, у тебя нет шансов, — самонадеянно фыркает, выходит из дома и громко хлопает дверью. Видимо, шоу, наконец, закончилось…
Шумно выдыхаю, сползаю по двери на пол и тру лицо. Неимоверно устал от всего этого. Как же задолбало. Почему нельзя разрулить как-то мирно? Откуда она узнала, что приехала Вика? Кто ей сообщил? Чудес не бывает, да и экстрасенсорными способностями Карина не обладает. Завтра буду разбираться, а сейчас сил просто не осталось.
Чувствую, что Вика присаживается рядом. Меня обдает теплой волной, пульс учащается, а по коже ползут колючие мурашки. Замираю на мгновение, пытаясь продлить это зыбкое ощущение счастья.
— Вань, все нормально? — Голос Вики дрожит, и сердце содрогается в тон ему. Он проникает в меня, звучит, словно эхо, и растворяется внутри. Как же я соскучился по нему…
За ужином складывается такая теплая, домашняя обстановка. Отчаянно хочется верить, что все это не игра, а по-настоящему. Но поверить страшно. Однажды я уже сильно обожглась, поверив Ивану. Еще раз просто не переживу…
Украдкой смотрю на него. Он сильно изменился, но в то же время остался прежним. Те же глаза, улыбка, но стал взрослее, мужественнее. Пропали былая легкость и бесшабашность. Головой понимаю, что это уже другой человек, а не мой Ванечка. Я совсем не знаю его. Но сердце отчаянно рвется к нему, отказываясь слушать голос разума.
Перехватываю на себе внимательный взгляд Ивана и первой опускаю глаза. Не могу выдержать тысячи вопросов, что таятся в нем. У меня нет ответов, которые ему нужны. Я не смогла их найти, а может, просто устала искать и сдалась.
Какая теперь уже разница? Зачем ворошить прошлое? Мы оба далеко ушли по своей дороге, зачем возвращаться? Я не хочу, не готова что-то менять. Хотя не менять уже невозможно. Общий ребенок навсегда привязал нас друг к другу.
— Я наелась, — громко сообщает Нюся, переключая внимание на себя. — Спасибо.
— На здоровье, — отвечает ей Галина Федоровна и забирает со стола тарелку.
Нюся слезает со стула и идет ко мне.
— Мамочка, ты все? Пойдем иглать.
Льнет ко мне, словно ласковый котенок. Соскучилась моя малышка. Глажу ее по волосам, вдыхаю родной запах и прикрываю глаза. Я тоже ужасно соскучилась. Быть вдали от своего ребенка — невыносимая пытка.
— Сейчас я посуду помою, — улыбаюсь ей. — И пойдем.
— Да что вы, — отмахивается Галина Федоровна. — Я сама все вымою.
— Неудобно как-то…
— Вот еще, идите-идите. Не мешайтесь мне тут.
— Спасибо, — поднимаюсь со стула вместе с Иваном. Он оказывается слишком близко, меня обдает жаркой волной, и дыхание перехватывает. Неловко как-то и страшно. Не могу заставить себя поднять на него глаза, лишь смущенно закусываю губу и жду, пока он отойдет.
— Во что ты хочешь поиграть? — спрашивает Иван.
— В хлюшку-обжолу! — радостно прыгает Нюся.
— Ну показывай маме и объясняй правила.
Благодарна ему за небольшую передышку и возможность побыть с дочкой наедине хотя бы несколько минут. Смотрю на то, какая она счастливая и довольная, и сердце восторженно радуется. Увлеченно рассказывает, как они с папой играют. Делится своими достижениями и переживаниями. Даже не верится, что всего за несколько дней Нюся с Иваном смогли так сблизиться.
Рассматриваю пластиковую свинью и не могу сдержать улыбку. Такую дурацкую игрушку мог купить только Иван. Маленькие гамбургеры запихиваются в рот животному, со временем живот раздувается, пока не лопается.
Успеваем сыграть один раз, пока к нам не присоединяется Иван.
— Ну что, разобралась?
— Где ты взял это чудовище? — смеюсь я.
— Очень даже милая свинка, — улыбается он в ответ.
Нюся проигрывает и недовольно топает ножкой, начиная возмущаться. Иван подхватывает ее на руки и начинает щекотать, чтобы предотвратить истерику. Дочка кричит сквозь смех и зовет на помощь. Поддаюсь порыву и приближаюсь к ним. Недолго думая, Иван меня тоже круто втягивает в этот замес. Чувствую его ловкие пальцы в самых неожиданных местах и извиваюсь, пытаясь увернуться. Но он беспощаден. Мучает нас обеих, пока мы не начинаем молить о пощаде.
— Ладно, слабачки, — наконец сдается Иван и отпускает нас. — Будете знать, с кем связываетесь.
— И ничего мы не слабачки. — Нюся показывает язык. — Мы девочки.
— Ну раз девочки, тогда за уборку.
Нюся с готовностью соглашается и тащит большую коробку. Начинает складывать в нее разбросанные игрушки. Хочу ей помочь, но Иван неожиданно перехватывает меня за руку и тянет на себя. Замираю, не зная, как реагировать. Просто смотрю в его глаза и не шевелюсь, лишь сердце колотится, как сумасшедшее.
— Родители. — За спиной раздается голос Галины Федоровны.
Мы резко расходимся в разные стороны и оборачиваемся.
— Ребенку спать пора, а у нас еще процедуры. Да, Нюсь?
— Какие процедуры? — хмурюсь я, ничего не понимая.
— Нет, не хочу, — начинает канючить Нюся.
— Надо, — строго говорит Иван.
— Я хочу с папой.
— Бери свою Илиску и пойдем, — усмехается он и оборачивается ко мне.
— Илиску? — недоуменно смотрю на него. Иван что, был в моей квартире? Господи… этого только не хватало.
— Я скоро вернусь, и мы поговорим, — говорит он тоном, не терпящим возражений.
Мне ничего не остается, как кивнуть. Бежать все равно некуда. Провожаю их троих взглядом, обнимаю себя за плечи и подхожу к окну. Поговорим. О чем? Что он хочет услышать? Что я хочу ему рассказать?
Смотрю в окно и пытаюсь осмыслить свои эмоции. Все происходит как-то слишком быстро и неправильно. Не так, как должно быть. Вроде головой понимаю, что нахожусь не на своем месте, но в то же время не хочу быть нигде больше. Здесь, рядом с Ванечкой, я вновь обретаю себя. Вновь дышу полной грудью и ощущаю вкус жизни. Это сумасшествие. Неконтролируемый приступ ностальгии, щедро приправленный непроходящей тоской. Но мне так хорошо в этом безумии, что хочется продлить его по максимуму.
Ощущаю себя как-то странно, словно в свободном парении. Это и будоражит, и пугает одновременно. Я так привыкла просто существовать, что сейчас сложно окунуться в жизнь, полную красок. Сложно рассчитывать на кого-то, кроме себя.
Иван хочет поговорить, но я не готова копаться в прошлом. Не могу выворачивать наизнанку свою измученную душу. Что это даст? Ничего, кроме новой боли и разочарования. Возможно, мы стали другими, но то, что случилось много лет назад, уже не изменить. Его предательство всегда будет стоять между нами. Как бы мне ни хотелось — забыть не получится…
Но искренность Ивана подкупает. Не вижу в нем ни фальши, ни лжи, но все же не могу не сомневаться. Наверное, я слишком долго существовала в своем иллюзорном мире, отгородившись от всего непроницаемой стеной. Разучилась взаимодействовать с внешней реальностью. Надо как-то перестроиться и научиться вести диалог с Иваном. У нас общая дочь, и этого уже не изменить. Девочка тянется к нему, и я просто не имею права лишать ее возможности общаться с отцом.
Смотрим друг другу в глаза, и слова больше не нужны. Толстое стекло, что все это время разделало нас, стремительно покрывается паутиной из трещин и разлетается к чертовой матери, обнажая все чувства. Воздух пропитывается горьким отчаянием с едким привкусом боли. Да, разговор не из легких. Мне самому невыносимо тяжело… но этот нарыв нужно вскрыть. Нам обоим это нужно, чтобы как-то жить дальше.
По щекам Вики скользят соленые капли. Плачет бесшумно, а я и сам готов взвыть раненым зверем, но мужественно держу себя в руках. С трудом сохраняя зыбкую уверенность в себе.
— Ванечка, — всхлипывает она, разрывая мое сердце на части. Не могу смотреть на ее слезы. Никогда не мог. Каждая упавшая с подбородка капля, словно кислота, прожигает мою душу насквозь, оставляя болезненные дыры.
Не могу вынести этой пытки. В несколько шагов сокращаю расстояние между нами и без слов сгребаю Вику в охапку. Она дрожит, словно в лихорадке, и отчаянно льнет ко мне. Прижимаю к груди крепче. Поддается и обмякает в моих руках, утыкаясь носом в плечо. Моя рубашка быстро промокает насквозь, но я не чувствую дискомфорта. Мне, напротив, очень хорошо и спокойно, словно все так, как и должно быть.
Бедная моя девочка. Прикрываю глаза и монотонно глажу по спине, пытаясь успокоить.
— Тише, не надо плакать, — шепчу тихо и едва ощутимо касаюсь губами волос. Дышу ее запахом, впитываю его, как губка, и беззастенчиво впускаю в свой организм. Забытое ощущение приятным теплом наполняет душу. Моя девочка… Моя…
— Я не понимаю, как это… — судорожно всхлипывает Вика и поднимает на меня заплаканные глаза. — Господи, я такая дура, — сокрушенно качает головой и вновь заливается слезами. — Ванечка, прости меня…
— Просто расскажи мне все, и попробуем разобраться вместе, — прошу я, осторожно вытирая слезы с ее лица.
Выбирается из моих рук и медленно идет по комнате. Проводит пальцем по всей длине дивана и останавливается напротив окна. Обнимает себя руками и смотрит в темноту ночи. Ее точеный профиль будоражит чувства. Так и хочется приблизиться, но я не решаюсь. Даю Вике возможность собраться с мыслями и обнажить душу.
— Ты был в своей чертовой командировке. У меня случилась задержка, я сделала тест и увидела две полоски, — тихо говорит она и едва заметно ведет плечами. — Я так испугалась… Ты ведь был против детей, а я не знаю, как так получилось. Очень боялась твоей реакции, но и молчать не имело смысла…
— Я помню, — стискиваю зубы от злости на себя. — В том лютом месте не было связи. Никакой. А я с ума сходил без тебя…
До сих пор не понимаю, как мать уговорила меня отправиться в это богом забытое место. Обещала, что там я смогу найти новый рынок сбыта, новых заказчиков, а в итоге я просто потерял время и нервы.
— Связаться с тобой не было возможности… Я решилась и все рассказала твоей матери. Она очень обрадовалась и пообещала решить вопрос с тобой. Сказала, что найдет способ сообщить тебе.
— Дальше, — цежу сквозь зубы, глядя в пустоту. Я хочу знать все.
— Через несколько дней она принесла записку, написанную с твоих слов, и деньги на аборт…
— Ерунда какая-то! — шумно выдыхаю, инстинктивно взъерошивая волосы. — Я ничего не знал, мать мне не сообщала. Да и невозможно было сообщить.
Вика неопределенно пожимает плечами, а я, кажется начинаю, все понимать. В моем сознании словно туман рассеивается, обнажая безобразную картину людской подлости и низости. У меня словно открываются глаза. Смотрю на горькую правду и впадаю в легкий ступор.
Да ну нафиг! Но кусочки пазла сами собой расползаются по местам, создавая мерзкую историю заново. Мать всегда говорила, что такая нищебродка, как Вика, мне не пара. Предсказывала, что та залетит и вынудит жениться на ней. А она не хотела этого допускать. Я отмахивался, детей мы не планировали и предохранялись, а жениться и без залета собирался…
Моя жизнь стала напоминать какой-то бесконечный треш. Сил не осталось. Устало опускаюсь на диван и прячу лицо в ладонях.
— Как ты могла поверить в этот бред? — болезненно выдавливаю из себя и смотрю на Вику. Медленно оборачивается. По глазам вижу, что в ее душе творится не меньший раздрай. После этого разговора нам обоим придется еще долго собирать себя по кусочкам.
— Не знаю… — качает головой. — Я так боялась, и мои страхи подтвердились…
— Ты должна была меня дождаться, чтобы нормально поговорить, а не сбегать!
Не справляюсь с эмоциями и вскакиваю на ноги. Хочется разнести все от бессильной ярости. Столько гребаных лет боли и страданий и из-за чего? Можно же было не пороть горячку, а решить все спокойно. Я бы объяснил все, нашел слова, если бы Вика только дала мне возможность. Но она перечеркнула все разом.
— Я не могла. — Горькая усмешка искажает ее губы. — Твоя мать мне тактично намекнула, что в ее доме мне делать больше нечего. Я была в таком трансе, что даже не подумала сопротивляться…
— И решила отомстить с запиской? Унизить и добить? — рефлекторно выплескиваю свою обиду. Больше не хочу держать ничего в себе. — Я едва с ума не сошел, когда узнал, что ты меня разлюбила…
— Я не писала никаких записок, — глядя мне в глаза, отвечает Вика, и я верю ей. Не могу не верить. Если начну сомневаться, тогда к чему весь этот трешевый сеанс психоанализа?
Осторожно приближаюсь к ней и останавливаюсь буквально в шаге.
— Прости, это я все испортила, — шепчет она, проглатывая судорожный вздох. — Я слишком слабая…
— Ты и не должна была быть сильной, — улыбаюсь ей, беру за руку и подношу к своим губам. — Просто доверять.
— Ты прав… — сжимает мою руку крепче. — Но что сделано, того уже не вернешь…
Отчаянно хочу начать все с самого начала, но не решаюсь. Вижу, что Вика пока не готова к таким радикальным переменам. Не буду на нее давить, сначала нам обоим нужно переварить сегодняшний разговор. Я все верну. Все исправлю, но мне нужно немного времени.
Ночь давно вступила в свои права, а я никак не могу уснуть. Да и как после такого уснешь? Столько горькой правды свалилось на меня, что можно захлебнуться. Не готов был к такому повороту судьбы, но вопреки всему счастлив, что вышло именно так. Это дает хоть и зыбкую, но все же надежду, что не все потеряно. Что еще можно наверстать эти годы, ведь чувства не умерли. Я знаю, чувствую, что и Вике я не безразличен. Она просто тоже дезориентирована всем случившимся.