– Воу, красотка. Работать губами или задницей будешь?
В пабе громко, но эту фразу я слышу отчётливо.
Автоматом бросаю взгляд в сторону.
Два каких-то амбала зажимают блондинку у бара.
Типичный вечер в захудалой забегаловке, как эта.
Контингент – быдло и шлюхи.
Или кто-то вроде меня, кто забрёл сюда просто потому, что на пути от работы.
Говорил я Раевскому, что нужно поменять расположение офиса. Но друг меня не слушал. Набивал себе цену тем, что даже в подобном месте всё под контролем. Охрана на высшем уровне.
Все здания вокруг – хоть раз, да обнесли за последний год.
Наше обходят стороной.
Боятся лезть.
– Простите, – та самая блондинка едва не налетает на мой стул, протискивается мимо. – Извините.
Она падает за соседний столик, забившись в самый угол. Сморщив носик, недовольным взглядом окидывает помещение.
Не этого мира девочка. Херово ей будет, если не уберётся отсюда.
Отворачиваюсь. Не моё дело.
Заебался.
Бывают дни, когда устал. Вымотался на работе, сутки не спавший, не жравший. Мир плывёт и ждёшь, в какой момент тебя просто отрубит. Тогда я – уставший.
А это – заебался.
Раз в десять хуже.
Хочу свой виски, и чтобы выключило.
– Ой.
А взгляд сам к девчонке возвращается. Красивая. Такие элитные девочки по кабакам не шляются. Обитают в пафосных рестиках и клубах.
Или за закрытыми дверями с папиками тусуются.
А она явно не туда свернула.
Тут каждый первый уже прикидывает, как её в подсобку затащить. И долго чехлиться не будут.
На автомате обстановку считываю. Те двое у бара – ближе перебрались. Базарят о чём-то, девчонку взглядом облизывают.
Компашка в углу – присвистывает. Между собой трут, кто первый подкатит. Ещё немного – решат компашкой целой.
И никто её отказов слушать не станет. Нашла где светиться. Тут на отказы всем плевать.
Цепляющая девчонка.
Жалко, если попортят.
Реально же красивая. Залипательная.
Браслеты звенят на тонком запястье, когда волосы поправляет. Блонда.
Но не та дешёвая белизна, которую обычно носят местные бабы. Натуральный оттенок, мягкий, чуть тёплый, светло-пшеничный.
Волосы живые, блестят даже в этом говняном свете. Длинные, падают на лицо. Она пытается её сдуть. Пофыркивает.
Девочка-фиалка.
Сидит, натянув плечи. Нервничает. Дыхание сбивчивое, но делает вид, что всё под контролем.
Глазами встречаемся.
Воу. Блядь.
Светлые. Серо-голубые, пронзительные. Гипнотизируют.
Особенно, когда своими длинными ресницами взмахивает. Краснеет, отворачивается.
Поджимает пухлые губы, нервно теребит край платья. Снова стреляет взглядом.
Морщит носик недовольно, втягивая воздух. Принцессам бухло и перегар не нравится?
Точно не местная.
– Свали отсюда, – бросаю. – Если проблем не хочешь.
– Это общественное место, – вскидывает подбородок. – И я сижу за соседним столиком. Если я вам мешаю… Это не мои проблемы.
Ещё и смотрит недовольно. Я ей совет бесплатный, как шкурку сохранить. А она выделывается.
Ладно. Похер.
Раз такая цаца – пусть сама разбирается.
Героем я работаю строго по часам.
За спасение этой красотки мне не заплатят.
А судя по её энергетике – ещё и проблем выхвачу.
Не, пусть спасением утопающей занимается её папик. Или отец. Или кто у неё там с кошельком толстым рядом трётся.
Такие девочки одинокими не бывают. Это Раевскому свезло, выцепил проблему на свою голову.
А мне такой херни не надо. Мне моя размеренная жизнь нравится. Без лишних заморочек.
Поднимаюсь, так и не тронув бухло. Нахер свалить хочется. Пока не ввязался в мутную историю.
Кидаю на девчонку последний взгляд, направляясь к бару.
Жмётся, взглядом бегает по залу. Глаза свои распахивает, когда два громилы поднимаются.
А я предупреждал – сваливай. Общественное место? Ну-ну.
– Бутылку мне с собой организуй, – бросаю наличку на барную стойку. – И газировку.
– Минуту, Истомин.
Меня в этом захолустье знают. Заруливаю иногда после работы. Иначе совсем ебнуться можно.
Когда каждый день с жизнью играешь – чувства притупляются. Больше надо, чтобы удовольствие словить.
Я знала, что не стоило сюда заходить.
С первой секунды, как оказалась в этом месте, всё внутри меня сжалось. Воздух пропитан спиртом, табаком и потом. Слишком громко. Слишком грязно.
И слишком много взглядов. Таких, от которых хочется спрятаться.
Но я всего лишь хотела зарядить телефон! Он разрядился в самый неподходящий момент. И без него я бы не смогла попасть домой.
А райончик выглядел очень плохо. Такие всегда показывают в сериалах перед тем, как прохожие находят труп на дороге.
Я не горела желанием быть трупиком!
Но кто знал, что мужчины здесь совсем лишены воспитания? Будут выдавать свои похабные комментарии. Приставать.
Теперь вот – зажимать.
– Пустите! – прошу я истерично. – Я не хочу с вами общаться.
Вместо того чтобы повести себя как джентльмены, они начинают очень громко смеяться. И сильнее распускать руки.
Я в панике оглядываюсь. Должен же быть здесь хоть один приличный мужчина, который вступится за меня?
Взгляд сам цепляется за темноволосого мужчину, который предлагал мне уйти. В очень грубой форме!
Но он словно знал что-то. И пытался помочь в своей жёсткой манере…
Он тоже пугающий. Очень. Высокий, широкоплечий. Мощная, крупная фигура. Футболка обтягивает его торс, демонстрируя накачанные руки. По которым ползут чернильные узоры татуировок.
Я ловлю его взгляд. Умоляю помочь. Вот только в ответ незнакомец смотрит холодно. Спокойно, словно всё происходящее не его дело.
Он отворачивается к бару, и я чувствую, как внутри всё разваливается. У меня больше нет шансов на спасение.
– Не надо, – всхлипываю, пытаясь оттолкнуть руки громил. Тошнит от их прикосновений. – Послушайте, мой брат, он…
Договорить я не успеваю. И не похоже, что этим мужчинам вообще интересно слушать о моём брате. Который с них три шкуры спустит за то, что обидели меня.
Но все убеждения прерываются, когда рядом с нами оказывается тот самый незнакомец.
– Кажется, вам чётко сказали. Отпустить.
Голос у него низкий, рычащий. И такой, что хочется сжаться и не высовываться. Не перечить.
Я не успеваю даже понять, что происходит. Мужчины подскакивают, всего несколько фраз и… Завязывается драка.
Ой, божечки!
Я вскрикиваю, прижимая ноги к себе. Один из громил бросается на моего спасителя.
Треск, глухой удар бутылкой. И громила валится на пол, даже не успев вскрикнуть.
– Ты чё, бля, попутал?
Второй мужчина рычит. Доказывая, что у него отсутствуют не только навыки коммуникации с девушками, но и выживания.
Потому что он бросается на моего спасителя. Нападает первым, завязывается потасовка.
Мой спаситель бьёт его в челюсть. Резко, точно. Костяшки с глухим звуком врезаются в кожу. Я жмурюсь, не желая на это смотреть.
Но слушать ещё хуже!
Удары, маты, как лопается кожа…
Столик сносит в сторону, вместе с амбалом.
Я испуганно отскакиваю в сторону. Прикрываю рот ладошками, чтобы не закричать. И горло сковывает, когда я вижу, что один из громил приходит в себя.
Подскакивает, намереваясь напасть со спины. Но это нечестно! Их и так двое на одного.
Я дёргаюсь, желая предупредить об опасности. А громила проносится мимо меня. Но цепляется за носок моей туфли. С грохотом валится на пол. Не двигается.
Ой.
Я же его не убила?
Он только стукнулся! Головой, конечно… Но на суде я буду честно врать, что он и до падения был не очень умным.
В пабе стоит тишина. Все притихли, наблюдая за расправой.
Спаситель разгибается, потирая костяшки пальцев. Он медленно переводит на меня взгляд, и я замираю. В этом взгляде нет доброты.
Он приближается. Медленно, шаг за шагом. Огибает лежащие на полу тела, не глядя на них. Останавливается передо мной.
Я не двигаюсь.
Не могу.
Кажется, если сделаю хоть шаг, ноги подкосятся. Сердце бешено колотится в груди, звенит в ушах.
Тяжёлый взгляд мужчины опускается на меня, изучает. Он такой большой, что мне даже страшно.
Особенно его руки! Мышцы напряжены, демонстрируя массивные формы. Я же его бицепс даже обхватить не смогу!
Не то, чтобы я планировала прикасаться к этому мужчине…
– Я тебя, бляха, предупреждал, – он морщится, вытирает тыльной стороной ладони разбитую губу. – Но нахер мозги врубать, да?
– Я… – нервно сглатываю. На фоне этого мужчины я себя совсем крошечной чувствую. – Я вам очень благодарна за помощь. Но… Не нужно со мной так грубо разговаривать.
– Благодарность по-другому проявляют. Двигай.
Вот я же знаю, что впрягаться за кого-то – лютое дело. После придётся разгребать ещё больше.
Впрягаюсь я за названых братьев и за бабки. Остальное мимо. Потому что после «добра» приходится кучу дерма разгребать.
А всё равно влез.
Потому что девчонка глазела. И взгляд у неё, сука, говорящий. Гипнотизирующий. Заставила-таки в героя сыграть.
Девочка-фиалка, которая дохера проблем создала.
Веду челюстью, ещё раз проверяя, не выбило ли. Не, ток губа пострадала. И придётся с утра на спарринг тащиться. Отрабатывать реакцию.
Заебался – не оправдание.
Хотя хочется просто съехать на обочину и вырубиться. Расслабиться. В мозгах уже гудит, пар идёт.
Дохера дней за объектом следил, разбирался. Жрал последний раз хер пойми когда, спал – тоже. Вырубает.
План был простой. Выпить, отправиться домой, отоспаться. А с утра одну из девок позвать, которые периодически в мою постель запрыгивают.
И всё по наклонной пошло.
Девчонка-то рядом оказалась. Но вряд ли сейчас радо воспримет идею перепихнуться.
В машине темно, только слабый свет уличного фонаря выхватывает её силуэт. Голубоглазка жмётся к дверце, будто надеется с ней слиться.
Дрожащими пальцами сжимает клатч. Плечи натянуты, будто пружины, и взгляд мечется.
С приборной панели на меня, снова в окно, куда угодно, только не встречаться глазами.
Хрупкая. Чертовски хрупкая. Она дрожит, даже не осознавая этого. Белёсые пряди растрепались, спутались, падают на лицо.
Она их нервно убирает, замирая, когда мои глаза снова встречают её.
Лопатки тонкие, спина ровная. Держится так, словно у неё прямая осанка в крови.
Она вся, бляха, такая…
Не такая. Не отсюда. Из другого мира привалила.
Принцесса, которую придворные потеряли. Курносый носик задирает, губы выпячивает.
Не удивлюсь, если за такой девкой вереница охраны шастает. Я бы её одну никуда не отпускал.
Я завожу машину. Двигатель глухо рычит, заполняя пространство. Девочка вздрагивает, поспешно отворачивается.
– Не там клиентов ищешь, – бросаю, крепче сжимаю руль.
Прощупать пытаюсь. Одна из моих задач на работе – людей считывать. Понимать, что за оболочкой спрятано.
Вот и сейчас понять хочу. Что за этими огромными глазами и скромной позой таится. На кой хер реально сюда забрела.
Молчание. Ещё секунда – и тишина взрывается её голосом.
– Ч-что? – она поворачивает голову резко, глаза расширены. – Я… Я не такая!
Глазищами сверлит. Бляха, не видел, чтобы у других такие были. Охуенные.
Светлые. Огромные. Ошеломлённые.
Девчонка хлопает ресницами, смотрит так, будто я только что её ударил.
– Ну да. Все так говорят. Чё отказала? Цена не устроила?
Она ловит воздух ртом, как рыба, но слов не находит. Кожа на лице заливается румянцем. То ли от злости, то ли от стыда.
– Я отказала, потому что… – набирает побольше воздуха. Тирада щас будет. – Во-первых, я не продаюсь. Я таким не занимаюсь. Во-вторых, те мужчины вели себя не подобающе. Ужасно. И в-третьих… Я просто хочу домой.
Вжимается в сиденье ещё сильнее, словно надеясь исчезнуть.
А потом – тише, едва слышно:
– Отпустите меня… Пожалуйста.
Растерянная. Бледная. Губы дрожат, ресницы слегка влажные. Смотрит снизу вверх, прижимая сумку к груди, как щит.
Тяжело веду челюстью.
Какого хера я в это ввязался?
Знал ведь, что лучше не связываться. Прошёл бы мимо – и ноль проблем. Но нет.
Теперь она сидит здесь, в моём грёбаном джипе, смотрит глазами оленя перед фарами, и что с ней делать?
– Прямо здесь высадить? – киваю на обшарпанную остановку. – Дальше сама?
– Да!
Щёлкаю замком. Девчонка вылетает из машины пулей. Наплевав на то, что у меня её телефон. Провожаю взглядом.
Идиотка упрямая.
Но, блядь, красивая.
И не газую, радуясь, что избавился от проблем. Смотрю, как растерянно оглядывается.
Волосы рассыпаны по прямой спине. Ей драпать нужно, а она осанку держит.
И внимание тоже. Отвернуться не могу. Что же так запала, а, девочка-фиалка?
Про себя считаю до десяти. Если за это время мозги не включатся, то моя задача выполнена.
Не моя проблема.
Десять.
Тянусь за пачкой сигарет. Хочу покурить и свалить. А никотин отлично мозги прочищает.
Чиркаю зажигалкой, когда пассажирская дверь распахивается.
– Там… Они… Предложения неуместные делали… Ужасно!
Я не сразу решаюсь открыть чужой бумажник.
Вообще-то, это невежливо. Даже если сам мужчина мне его дал.
Но учитывая, что меня похитили (или что-то очень близкое к этому)… У меня есть право знать, с кем я вляпалась.
Аккуратно приоткрываю кожаный кошелёк. Пальцами провожу по внутреннему карману, вынимаю водительское удостоверение.
Вздыхаю. Вот как он таким красивым получился на фотке? Я в паспорте страшная. Будто из категории «разыскивается».
А он симпатичный. И даже на фото взгляд такой… Пронизывающий.
Моего спасителя-губителя зовут Арсений Истомин.
Красивое имя. Подходит ему, наверное. Я снова смотрю на него, пытаясь примерить это имя к его облику.
Запомнить.
Арсений.
Он сжимает руль, уверенно ведёт машину. Ведёт челюстью, сканируя взглядом дорогу.
Арс.
Сокращение неожиданно приходит в голову. Потому что, мне кажется, такому мужчине пошло бы что-то более резкое.
Грубоватое, жёсткое.
А ещё… Арсению Истомину двадцать семь. У нас разница в восемь лет.
Я снова бросаю взгляд на мужчину.
Он выглядит… Старше? Взрослее.
Просто он весь такой… Собранный, строгий, уверенный. Пугающий.
Хотя… У меня не особо много опыта общения со старшими людьми. Особенно с мужчинами.
Может, в двадцать семь все такие?
Я без понятия. Большую часть жизни я провела в закрытой частной школе. Для девочек.
Всё строго, с кучей правил и запретов. Если узнавали, что сбегаешь на свиданки или тайком устраиваешь пьянку в комнате – сразу выгоняли.
Папа меня отправил после того, как мой старший брат Марк связался с плохой компанией.
Брат старше меня на десять лет. В подростковом возрасте чудил и тратил огромные карманные совсем не на булочки. Очень много куда влезал.
Папа его постоянно вытаскивал из участка. А меня отправил в другой город учиться.
Чтоб хотя бы я не повторила ошибок и выросла приличным человеком.
Но с Марком всё хорошо! Он взялся за ум. После того как папы не стало, он унаследовал семейный бизнес. Серьёзно к этому подошёл.
И я люблю свою школу! Там все были воспитанные, ответственные.
И я не привыкла вот к такому хаосу! Грубые слова, драки, приставания…
Когда не слышат «нет».
Сегодня какой-то кошмар.
Я веду плечами, стараясь сбросить напряжение. Крепче сжимаю пальчиками права.
Это даёт хоть какую-то иллюзию контроля. Имя, возраст, прописка – всё это ничего мне не говорит. И рассказать я никому не смогу, если…
Если мужчина меня не отпустит.
Нет! Он хороший – внушаю сама себе. Он же предупреждал меня, а после спас.
И даже сейчас, хотя очень грубый, ничего плохого не сделал. Не пытался меня полапать или склонить к чему-то.
Я побаиваюсь Истомина, но при этом… При этом чувствую себя в какой-то безопасности.
Хотя брат бы сказал, что я и с тигром попытаюсь подружиться.
Всего лишь раз было! В детстве.
Хотела погладить котёнка в зоопарке. Кто знал – что это опасный хищник?!
Мне было пять!
А то, что я в пятнадцать чудила, это всё выдумки брата!
И он клялся никому не рассказывать! Особенно про случай с сыном мера…
– Никаких номеров не помнишь? – сухо уточняет Арс. – Ваще в голове пусто?
– Эй! – вспыхиваю. – Там не пусто. Я просто не очень с цифрами дружу…
– И с инстинктом самосохранения тоже? Попёрлась, блядь, в бар захудалый. Ещё и осталась. Хоть понимаешь, что тебя там ждало?!
– Угу. Тёплый кофе и зарядка.
Бурчу недовольно. Почему он меня отчитывает?! Я разве виновата, что привыкла к тому, что люди воспитанные и хорошие?
Истомин смотрит.
Я чувствую его взгляд. Он даже не говорит ничего, просто следит. И я чувствую, словно кожи касается напрямую.
Воздух словно вибрирует в предвестии опасности. Точно как с тигром! Кинется или нет?
Я сглатываю и замираю, глядя в окно. Машина останавливается на парковке. Возле новенькой высотки.
Мужчина живёт здесь? И я… Я правда пойду к нему домой?!
Это плохая, очень плохая идея. Ещё хуже, чем лезть на дерево за котёнком. После чего я руку сломала и папин ягуар…
Но что ещё мне остаётся? Я ведь отсюда тоже не выберусь, если не смогу зарядить телефон.
Я не хочу выходить. Я не готова. Но выбора нет – Арсений выходит первым. И если я не последую за ним, он просто скажет что-то резкое и потащит меня за собой.
Наклоняюсь ближе.
Она вся сжимается.
А меня от этого вставляет только больше. Как маньяк хочу девчонку на эмоции развести.
Они у неё интересные. Вкусные. Живые, сука.
Не как у блядей, которые за пару косарей сыграют всё, что захочешь.
Не как у девок, которых похер как и с кем, лишь бы цацки в подарок.
И нихуя не похожа на тех, с кем я периодически потрахиваюсь. Там всё просто, избито.
А эта…
Такие в моём окружении не крутятся.
И от этого лишь сильнее цепляет.
Дышит неровно. Губы чуть приоткрыты, подрагивают.
У меня теперь личная визуализация «ходячий секс».
Ей и ходить не надо. Взгляда хватает, чтобы завалить захотелось. На кровать опрокинуть.
Проверить, какими огромными её глаза будут.
Они и так огромные. Распахнутые до предела.
Вижу, как перескакивает взгляд с моих губ на глаза, как дрожат ресницы. Под тонкой ключицей нервно пульсирует жилка.
Пухлые губы. Красные, блестящие. Облизывает их осторожно, неосознанно, медленно. Провожу взглядом за движением языка.
Челюсть напрягается. Внутри что-то туго скручивается.
Она даже не шарит, насколько хреновая ситуация для неё. На что нарывается.
– Дай мне, – рычу тихо.
Резкий вдох. Глаза расширяются ещё сильнее.
Я вижу её реакцию – страх, волнение. Она не дышит, замерла. Только плечи мелко вздрагивают.
– Ч-чего? – голос тонкий, срывается.
Смотрит на меня так, будто я – неизведанный зверь, который в любой момент может сорваться.
А я, сука, могу.
Я усмехаюсь. Медленно, лениво, с оттенком насмешки.
Смакую её эмоции. Этот страх, это трепетное, напряжённое ожидание.
Маленькая, хрупкая, потерянная девочка.
И я на это залипаю. Потому что она, сука, волнует. Дёргает нервы, цепляет на крючок.
Какого хера?
– Телефон свой дай, – цежу сквозь зубы. – На зарядку поставлю.
Резко отталкиваюсь от стола. Возвращаю себе контроль. Восстанавливаю дистанцию.
Отступаю на шаг, забираю у неё мобилку. Холодный пластик в ладони. Держу его крепко, будто это поможет заземлиться.
Держу дистанцию. Держу контроль.
И больше не смотрю в эти чёртовы глаза.
Нахуй. Просто нахуй это всё.
Я в такие игры не играю.
Она не из тех, кто согласится на перепих сразу. Я – бегать и уговаривать не буду.
И так заебов в жизни хватает.
В этом и причина. Настолько вымотался на работе, что уже мозги клинит. Как пёс батрачил, разгребая дела.
Недосып, напряжение, слишком много лишнего говна навалилось в последние дни. Потому и клинит.
Надо выспаться, выдохнуть, скинуть напряжение. Организм тупо требует разрядки, вот и реакция обострена.
Я дёргаю челюстью, пытаясь отогнать это наваждение.
Девчонку сейчас спроважу. Сам спать завалюсь. А с утра этой хери в голове не будет.
Глубоко выдыхаю, стараясь выкинуть дерьмовые мысли. Не помогает. Взгляд сам по себе цепляется за девчонку.
Сидит тихо. Пальцами теребит край платья, взгляд бегает, не знает, куда себя деть.
Светлые волосы разметались по плечам, выбившиеся пряди падают на лицо. Её огромные глаза блестят в приглушённом свете, оттеняя бледную кожу.
Такая правильная, приличная, будто весь этот грёбаный день с ней не происходил.
Словно не видела драки, не чувствовала мои руки на себе, не осознала, что оказалась в квартире незнакомого мужика.
Наивная. Дурочка. Не понимает, в каком мире оказалась.
Какой пиздец вокруг неё вертится, а она только ресницами хлопает.
Удивительно, что до своих лет дожила.
Кстати об этом…
– Лет тебе сколько? – подключаю её телефон к зарядке, включаю кофемашину.
– Двадцать один, – сводит брови на переносице. – А что?
С-с-сука.
Как с такой честностью вообще живут?
Напиздела бы, что малолетка. Половина мужиков бы слилась сразу, чтобы проблем не получить.
И меня бы крыть перестало. Потому что меня молокососки не интересуют. А здесь…
Дурёха.
У неё там не розовые очки сверкают. А, бляха, глаза розовой пылью покрыты.
Если реально не вдупляет, почему лучше было промолчать.
Ну окей, её проблемы.
Опускаю кофе на стол. Подхватываю свободный стул. Двигаю его ближе к девчонке.
Она тут же дёргается.
Плечи натягиваются, как струны, губы чуть приоткрываются – собирается сказать что-то, но передумывает.
Вжимается в стену, словно это поможет. Пальцы, которыми держит кружку, дрожат.
Нервничает.
Правильно делает.
Я сажусь рядом. Не спеша, не давя, но близко. Ближе, чем ей хотелось бы.
– Ты всегда такая?
Она поднимает на меня взгляд. Глазищи огромные, синие, затравленные.
Твою мать.
Реально одним взглядом держать может.
Никогда не обращал внимания на глаза. Есть – уже хорошо.
А тут…
– Какая? – поджимает губы, теряется.
Она моргает, явно не понимая, что имею в виду. А я и сам не знаю, что конкретно.
То ли дрожащие пальцы, то ли прямую осанку, будто у неё палка вшита в позвоночник.
– Выкладывай, – бросаю.
– Что?
– О себе инфу. Где жила, чем занималась.
– Ну… Я училась в закрытой школе. Пансион для девушек.
Я усмехаюсь.
Ну конечно. Где ещё таких штампуют? Загнанных и нихера о жизни не шарящих?
Я ухмыляюсь. Девочка-фиалка, блядь.
Она напрягается ещё сильнее. Дёргает кружку ближе, делает крошечный глоток, а потом осторожно продолжает:
– А ты?
– Что – я?
– Где ты учился?
Я смеюсь. Тихо, коротко.
– Лучше жизни, фиалка, препода нет.
И я это демонстрировать собрался.
Укладываю ладонь на её бедро.
Девчонка вздрагивает. Резко, будто её удар током прошиб. Пальцы судорожно стискивают ткань платья, ногти врезаются в колени.
Пытается отодвинуться, но некуда. Сзади спинка стула, сбоку стенка. И я. Но меня тоже хер подвинут. Заперта.
Я чувствую, как напрягается. Вся. Дыхание сбивается, кожа под ладонью горячая. Дрожит. Мелко, судорожно.
Пальцами медленно скольжу вверх, под платье. По бархатной коже, очерчивая мурашки.
– Что… Что вы делаете? – её голос срывается.
– Я? Показываю, что с тобой можно сделать.
Её глаза становятся ещё больше. В них страх. Паника. Щёки вспыхивают, губы приоткрываются, но слов нет. Она их не находит.
Пытается оттолкнуть мою ладонь, но я сжимаю крепче. Царапает кожу, но даже не замечаю.
С силой сводит ногу, вот только это хрен меня остановит.
– Хочешь, расскажу? – предлагаю.
Она судорожно сглатывает. Мотает головой.
Но мне на её желания похер.
– Я могу тебя нагнуть прямо здесь. На этом столе. Лёгкая ты, тонкая, поставлю на колени, прогну спинку, задрав платье выше. Будешь просить… – ухмыляюсь. – Или скулить. Как пойдёт.
Она издаёт странный звук. Не то всхлип, не то выдох. Лицо белеет. Руки подрагивают.
– Или в душе, – пальцы сильнее сжимаются на бедре, большой палец лениво скользит по внутренней стороне. – Толкну в кафель, возьму за шею. Будешь прогибаться и…
– П-прекратите… – выдыхает она, одёргивая платье. Пытается убрать мою руку. Жалкая попытка.
Я продолжаю:
– Или у окна?
– Хватит!
Она дрожит. Щёки алые, в глазах паника. Губы подрагивают, пальцы сжаты в кулаки. Не знает, куда деться. Вся в ужасе.
Я щурюсь, рассматриваю её.
– Думаешь, это предел? – спрашиваю лениво. – Ты даже не представляешь, что с тобой можно делать. На кровати, на полу, в машине. Поверну, прогну, заставлю стонать и извиваться. Пальцы в волосы, рывок – и вот ты уже подо мной, грудью к простыням, на локтях, задранная, ждущая…
Её глаза расширяются до предела, грудь вздымается резко, дыхание рваное. Губы чуть приоткрыты, будто хочет что-то сказать, но слова застревают в горле.
Она всхлипывает, трясётся сильнее.
Тяну время. Разглядываю её. Трясущуюся, бледную. Тонкую, как стебель цветка.
– И хер меня кто остановит, – цежу, заводясь сильнее. – Потому что сама ко мне пришла. Сама всё выложила. Тебя никто не найдёт. Даже искать не будет. Делай чё хочешь.
– Хватит, не надо, пожалуйста.
Она дёргается, глаза становятся светлее. Их затягивает пелена слёз. Боится меня.
Она вздрагивает сильнее, вся сжимается, будто хочет стать меньше, исчезнуть. Лицо белеет, губы теряют краску. Её руки дрожат так сильно, что я почти слышу, как звенят её браслеты.
Внутри что-то дёргает, но я злюсь слишком сильно, чтобы обращать внимание.
Жжение расползается по коже. По животу, по бёдрам. Горячие капли кофе оставляют огненные следы, щиплют, пульсируют болью.
Краснота проступает на коже, а внутри всё сжимается, будто кто-то вдавливает её в землю.
Я всхлипываю, судорожно пытаясь смахнуть горячую жидкость с рук. Пальцы дрожат, и от этого становится только хуже.
Кожа чувствительна, даже прикосновение воздуха вызывает новую волну боли. Щиплет, саднит.
Слёзы застилают обзор, смазывают всё вокруг. Они вырываются сами, без разрешения. Без моего согласия. Я не хочу плакать. Я не должна. Но страх, унижение, боль – всё смешивается в один бесконечный поток эмоций, который невозможно удержать.
Я всхлипываю, в отчаянии хватая воздух. Но начинаю плакать только сильнее. Шмыгаю носом.
Я не хочу плакать. Но мне очень больно! Кожа говорит.
И, кажется… Сегодняшний день был слишком насыщенным, я не выдерживаю.
Ребром ладони вытираю слёзы, смотрю на этого подлеца. Арс напугал меня. Очень.
А теперь ещё и перехватывает мои ладони.
– Успокойся, – приказывает. – Сейчас со всем разберёмся. Прекращай плакать.
А я не могу.
Мне больно! И обидно.
Я ведь поверила, что он тоже хороший человек. А он…
Я всхлипываю, закрываю рот ладонью, но слёзы не останавливаются. Плечи мелко трясутся, дыхание срывается, захлёбывается.
Тёплые пальцы касаются моего плеча. Осторожно, но ощутимо. Я вздрагиваю, сжимаюсь, как зверёк, попавший в ловушку. Инстинкт сильнее логики, страх острее здравого смысла.
Арс рядом.
Слишком близко.
Его тело сильное, уверенное, мощное. Его ладони тёплые, но я чувствую в них силу.
Я помню, как он держал меня. Как крепко его пальцы сжимались на моей коже. Как смотрел. Как говорил.
Такие чудовищные вещи!
Как вообще можно подумать, чтобы нагнуть над столом и…
– Так, – недовольно ведёт челюстью, впивается в меня взглядом. – Вдох сделай. И не дыши.
– А ещё ч-что… Мне больно.
– От плача легче? – хмыкает.
Я качаю головой. А после начинаю судорожно кивать. Не легче, но просто…
– Больно, – выдыхаю с очередным всхлипом.
Волосы лезут в лицо, прилипают к влажной коже. Вздрагиваю от прикосновений мужчина.
Он убирает пряди, закрывающие обзор. Заставляет посмотреть на него.
Дыхание сбивается. В груди ещё колотится страх, пульс всё такой же рваный. Глаза горят от слёз, руки дрожат, и я не могу успокоиться.
– Больно, – кивает, хотя я ждала грубостей. – Сделай вдох. Задержи дыхание. Потом выдыхай. Это немного приглушит твою истерику.
Мужчина хватает салфетку, прижимает к моему животу, вытирая капли. Я напрягаюсь в ожидании новой боли.
Но нет, всё так же жжёт. А ещё пальцы мужчины холодные. Ощущаются сквозь тонкую салфетку.
И это… Приятно. Немного уменьшает жжение. Словно он подушечками пальцев замораживает ощущения.
Только в момент прикосновения. После этого ощущения возвращаются, щиплют сильнее.
Хочется забраться под холодный душ. Пока вся не продрогну, пожар под кожей не затухнет.
Я следую указаниям мужчины. Задерживаю дыхание, пока в груди не начнёт вибрировать от нехватки кислорода. Выдыхаю.
И действительно перестаю плакать.
– Давай, втяни сопли, – мужчина бросает грязную салфетку на стол. – Теперь разберёмся с ожогом.
Прежде чем я успеваю что-то сказать, Арсений разворачивается, идёт куда-то и возвращается с аптечкой.
На удивление она забита доверху. Разные лекарства, бинты, пластыри, мази. Шприцы, иголки…
Я хмурюсь. Это больше на аптечку какого-то врача, который на дому операции приводит.
– Почему у тебя столько всего? – спрашиваю хрипло.
– Для таких бедовых, — бросает он коротко, даже несмотря на меня.
Мужчина роется в аптечке, находит мазь от ожогов. Крышка щёлкает, когда он её открывает, и я замираю, когда он касается моего бедра.
Я резко втягиваю воздух. Арс надавливает пальцами, размазывает мазь по моей коже. И почему-то сейчас облегчения совсем нет!
От прикосновений мужчины кожа пылает больше, чем от ожога. Он движется медленно, тщательно распределяя мазь, проводя пальцами по раздражённой коже.
Его челюсть напрягается, плечи вздрагивают. Я больше не дышу, просто смотрю, как его рука скользит по бедру.
Вверх, вниз. Не пропуская ни одного красного пятнышка. Даже того, что с внутренней стороны и…
Ой божечки! Я же в одном белье. И он касается, так нагло и откровенно…
После того как угрожал мне!
Я резко отшатываюсь, чуть не опрокидываю стул.
Я с сомнением смотрю на маленькую решётку вентиляции. Я туда только рукой и протиснусь.
Но куда прятаться? Вряд ли он не заметит меня, спрятавшуюся за шваброй.
Я почему-то не сомневаюсь, что Истомин выполнит угрозу. И действительно сюда ворвётся.
– Секунду!
Прошу, прижимая ладони к пылающим щекам. Выполняю дыхательную практику по учению самого Арса. Лишь бы не поддаться панике.
Мой взгляд скользит по комнате, пока я не нахожу подходящее оружие! О, очень, очень опасное.
С ним не страшно и против этого громилы идти.
Я хватаю с полочки шампунь. Между прочим, глаза очень жжёт, когда в них попадает шампунь. Проверено.
Поэтому я откручиваю крышечку и готовлюсь отбиваться. Медленно, словно это рычаг бомбы, я проворачиваю ключ.
Клац.
Моё сердце замирает.
Задержав дыхание, я приоткрываю дверцу. Ровно настолько, чтобы мужчина не увидел моего оружия.
Но Арс и не пытается ворваться в ванную. Только просовывает руку, с зажатой в длинных пальцах белой футболкой.
О.
– Одевайся и выходи, – голос Арса звучит спокойно.
Я забираю одежду и тут же вновь закрываюсь. Натягиваю на себя футболку, утопаю в ней.
Она огромная. Длиной до середины бедра, и такая, что… Возможно, мешок для картошки был бы более приталенным.
Это заставляет почувствовать себя ещё меньше, ещё уязвимее. Насколько я маленькая на фоне этого мужчины.
Но ткань очень мягкая и приятная. Скользит по коже, даря какое-то странное успокоение.
От футболки слегка пахнет кондиционером. Чистая. Это заставляет немного расслабиться.
Не думаю, что вынесла бы сейчас, если бы от меня пахло одеколоном мужчины. Слишком много его в моей жизни.
Я делаю марш-бросок в сторону кухни. Хватаю своё платье и возвращаюсь в ванную. Нужно застирать ткань, иначе потом не отмыть.
А вряд ли я далеко убегу в одной футболке.
Я тру ткань платья, стараясь вывести пятна кофе. Пальцы скользят по влажной материи, кожа краснеет.
Я бросаю платье на полотенцесушитель, надеясь, что одежда высохнет быстро. И я смогу убраться подальше от мужчины.
Я правда не понимаю, как очутилась в такой ситуации. Всё такое новое, страшное… Что я просто не знаю, как действовать.
Медленным шагом возвращаюсь на кухню. Ощущения такие, будто я на собственную казнь иду. Сердце стучит быстро, в висках пульсирует нервное напряжение.
Арсений стоит возле окна, курит. И хотя я крадусь, мужчина слышит моё приближение. Резко оборачивается.
С резким шумным вдохом затягивается, пока изучает меня взглядом. Плавно скользит взглядом по моей фигуре. Неторопливо, сосредоточенно. Как будто изучает.
Будто знает, как тронуть без касания.
Потому что я физически ощущаю его внимание. Как лёгкие поглаживание. Особенно достаётся ногам.
Бёдра снова обжигает, но теперь не из-за кипятка. Кожа покрывается мурашками, будто на самом деле чувствую его пальцы.
Я сжимаю футболку в кулаках, стараясь натянуть ткань пониже. С опаской присаживаюсь на стульчик.
Главное, сохранять между нами расстояние. Не пересекаться лишний раз. И тогда весь будет хорошо.
Я напрягаюсь, когда мужчина делает шаг ко мне. Мышцы натягиваются скрученным канатом, вибрируют под кожей. Готовлюсь броситься прочь.
Но Арс не спешит нападать. Он просто копается в аптечке, а после бросает мне блистер с таблетками.
– Что это? – я хмурюсь.
– Пей. Это обезбол, – голос его звучит с оттенком приказа.
Я смотрю на таблетки. Кручу блистер в пальцах, изучаю незнакомое название. Медленно качаю головой.
– Нет, – отвечаю ровно. – Спасибо.
– Голубоглазка…
– Я не знаю таких таблеток. Мало ли что ты мне подсунуть пытаешься! Я не буду их пить.
Поджимаю губы и кидаю настороженный взгляд на мужчину. Вдруг такой отказ его ещё больше разозлит.
Но Истомин усмехается. Уголки его губ подрагивают, а взгляд становится даже чуточку теплее. С долей одобрения.
Он что же… Радуется, что я ему слепо не доверяю? Кому вообще будет приятно такое?
Странный он.
– Не пей.
Спокойно соглашается, продолжая рассматривать меня. Я смущаюсь от этого откровенного внимания.
Убираю волосы за ухо, взволнованно облизываю губы. Не знаю, что сказать. Лишь отчаянно жду, когда смогу воспользоваться телефоном и уйти.
Я пытаюсь игнорировать взгляд Арса, но это не так-то просто. Он курит, сквозь сизую дымку продолжает изучать.
Я взволнованно подскакиваю, направляясь к телефону. Мужчина медленно поворачивает голову за мной.
Не могу оторвать взгляд от девчонки. В моей футболке. Она для неё огромная, но всё равно не платье же.
Достаточно лёгкого движения, и ткань поднимется выше, оставляя доступ к стройным ногам.
Всё, Истомин, пиздец. Окончательно сломался.
Веду челюстью, взгляд сам цепляется за её силуэт. На фоне моих вещей она кажется ещё меньше.
Организм работает на автопилоте. Шаг. Один. Второй. Захотелось просто зажать её. Придавить к стене.
Посмотреть, как она снова распахнёт глаза, сожмёт губы, попытается отодвинуться.
Рывком останавливаюсь.
Нельзя, бляха.
Челюсть напрягается, выдыхаю сквозь зубы. Вместо того чтобы херь творить, хватаю девчонку за запястье, тяну за собой.
Она пискнуть не успевает, просто шарахается от неожиданности, но не спорит.
Ну какого черта ты такая податливая, голубоглазка?
Завожу в небольшую гостиную. Здесь пусто почти. Пару стеллажей, диван и стол, заваленные документами.
Руки не доходят разобрать нормально. За последние дни всё идёт через жопу.
Сплошные разборки, херова туча работы, выматывающие поездки. Кое-как держусь, но уже просто выбивает.
Я падаю на диван, закладываю руки за голову. В глазах уже плывёт, организм требует отдыха.
Девчонка стоит в стороне. Сжимается.
– Не дёргайся, – вздыхаю. – Я тебя трогать не буду. Перегнул с угрозами. Но зато ты думать начала.
Она вздёргивает подбородок.
– У вас ужасная методика преподавания, – снова на «вы» переходит. – В школу не идите.
– Учту совет, – отвечаю, наблюдаю за ней. – Пока просто за тобой следить буду. Чтоб опять хуйню не натворила.
Девчонка скрещивает руки на груди. Узкие плечи вздрагивают, она делает вид, что не обижена.
– Ну что вы как мой брат, – бурчит. – Вечно следите, командуете. Я не такая уж бедовая. Я просто…
– Бедовая-бедовая.
Девчонка моргает, раздражённо поджимает губы, но ничего не говорит.
А я медленно выдыхаю. Веки тяжелеют. В голове гул. Всё тело наливается усталостью.
Я моргаю ещё раз. Медленно. На секунду выхватываю темноту под веками.
А когда открываю глаза – понимаю, что отрубился. Чёртово тело просто отключилось, оставив меня без контроля.
Подрываюсь резко. Грудную клетку будто сдавливает. Свет бьёт в глаза – за окном уже утром.
Блядь.
Всё тело ломит от резкого движения, в висках пульсирует глухая боль.
Мышцы затекли, будто я на этой чёртовой жёсткой поверхности неделю провалялся.
Плед падает к ногам.
Стопорюсь, не до конца въезжая, откуда он взялся. Он у меня вообще есть?
И только спустя пару секунд доходит. Девчонка нашла.
Эта маленькая проблема, которая не давала мне покоя весь вечер, реально нашла и укрыла меня?
А дальше куда делась?
Вскидываю, сканирую комнату. Девчонки нет. И судя по тишине в квартире, она ушла.
Я бы больше охерел, если бы осталась. Но от голубоглазки можно ожидать всего. А тут – всё-таки поступила разумно, сбежала.
И эта мысль раздражает сильнее, чем должна.
Где-то внутри щёлкает – нет, это не должно раздражать.
Это должно радовать, правильно, Истомин? Нахер такие проблемы?
Только радости ноль.
На всякий случай проверяю квартиру. Реально нигде её нет. После этого проверяю вещи. Не умыкнула ли ничего.
Но всё на месте.
Даже больше.
Я замечаю документы. Они сложены аккуратными стопками. Не раскиданы, как я их оставил вчера. Не свалены в кучу, не валяются на полу.
Упорядочены. Как будто кто-то решил навести порядок в этом хаосе.
Зубы сжимаются. Чёртова девчонка.
Встряхиваю головой, направляюсь на кухню. Тройная доза кофеина вернёт меня в строй.
Но ни один стимулятор не переживёт встречу с девчонкой. Или, точнее, с последствиями после её присутствия.
На столе стоят кружки. Опрокинутых нет, грязных тоже. Раковина пустая. Моя зарядка аккуратно скручена, лежит возле розетки.
Веду челюстью. Она уборку у меня затеяла? Вот нахера?
Глупая, наивная, доверчивая. Вот где таких обучают?
Ладно, похер. Это уже не моя проблема. Я её больше не увижу. Возвращаюсь к спокойному режиму.
Но потом замечаю ещё одну вещь. Моей футболки, которую давал девчонке, нет. Утащила?
И эта мысль въедается в череп.
Она ушла в ней? Да нет, ну нет. Ну не такая же чокнутая. Чтобы только в моей футболке и с голыми ногами упиздовать в город.
Загоняю тачку на парковку возле рестика. Трясу головой, пытаясь сбросить остатки усталости.
Вываливаюсь наружу, закуриваю на автомате, пока иду к входу. Марк уже там. Как всегда, расположился за дальним столиком.
Смотрит на всех так, будто ресторан принадлежит ему. Может себе позволить.
Марк владеет подпольными заведениями в округе. Много денег через него текут. Подмял под себя всю индустрию.
Мы часто пересекаемся. Он обращается к Раевскому в щекотливых делах, я на подхвате.
Несмотря на его вспыльчивость, с Марком можно работать, можно иметь дела. Но вот оказаться его врагом – нахер не надо.
Потому что он жёстче, чем кажется. Разбирается с врагами быстро и без лишнего шума.
И если кому-то вдруг взбредёт в голову перейти ему дорогу – хер этот смертник унесёт ноги. Если только в багажнике чьей-то машины.
Поэтому и работать с ним надо аккуратно. А просьбы ранним утром ни к чему хорошему не приводят.
Падаю на стул, закуриваю.
– Что случилось? – прямо в лоб.
– Рад тебя видеть, – ухмыляется Марк, откидываясь назад. – Кофе будешь?
– Да.
Заказываю у официантки, сам смотрю на него. Марк всегда такой. Размеренный, будто времени у него вагон.
Хотя внутри у него, наверное, шестерёнки крутятся, всё просчитывают. Он не делает ничего просто так.
– Как дела? – спрашивает он.
– Как обычно, – лениво пожимаю плечами. – Сплю мало, работаю много.
– Ну хоть на баб время есть? Если нет, то нахер так жить?
Фыркаю. Перед глазами тут же всплывает недавний образ девчонки в моей футболке. Кожа, которой касался. Глаза, которые смотрели.
– На это время всегда есть время, – усмехаюсь. – Но ты вряд ли свахой заделался, так что давай к делу.
– Ноль навыком светской беседы у тебя, Истомин. Ладно, хер с ним. У меня просьба. Буду тебе должен.
– Я в долги не влезаю.
– Тогда считай это просьбой. Сестра моя. Надо, чтобы за ней приглядел.
Передёргиваюсь. Вот только этого мне не хватало. Ещё одной проблемы. У меня своих забот хватает.
– Я тебе не нянька, – напрягаюсь. – В такое меня не затянешь.
Марка скалится, но глаза внимательные. Вижу, как сверлит меня, просчитывает, прикидывает, что сказать, чтобы убедить.
И это бесит.
– Чего сам не присмотришь? – уточняю. Не нравится мне это. Подставой пахнет.
– Потому что сейчас мне нужно вопросы порешать в другом городе. Она без предупреждения приехала, сюрприз сделала. А я не могу встречи отложить. Лия, она, – делает паузу, будто слово правильное подбирает. – Она слишком невинная. Наивная. В говно влипнет по первому же случаю.
– Так воспитывал бы жёстче.
– Думал, что всё под контролем. Но она притягивает неприятности.
Молчу. Не люблю таких просьб. Особенно когда понимаю, что это геморрой на жопу. И что ничего хорошего из этого не выйдет.
– У тебя охраны дофига, – хмыкаю. – Чего их не напряжёшь?
– Ты бы этим обдолбаям доверил собственную сестру? Жизнь легко. А к малой нехрен приближаться. Она дурная, но красивая. Полезут. Я же их за яйца подвешу за кривой взгляд.
В голосе у него сталь. Не шутит. И я это знаю. Марк в этом плане отбитый. Сеструхи его не видел, но знаю, что опекает.
Как Мот с его сестрой. Там тотальная опека. Бешеные братья в этом плане.
Я усмехаюсь. Мысленно уже хороню того неудачника, кто на сестру Марка полезет. Лучше пусть сразу могилу себе выкопает, без свидетелей.
– Ток тебе и Раевскому бы доверил, – продолжает он. – Но у Мота самого дел хватает. А ты у нас человек серьёзный, с мозгами. Присмотришь за ней пару дней.
Я усмехаюсь, качаю головой. Не, в такое ввязываться я не хочу. Уже представляю эту принцессу.
Выросла с золотой ложкой во рту, ко всему привыкла. Марк ей там какую-то элитную школу организовал.
Точно скандальная мажорка. Я ей набухаться не дам, а Марк мне потом башку снесу, потому что малолетка нажаловалась.
– Не, – выдыхаю. – Я пас.
– По бабкам не обижу.
– Марк, бабло меня в последнюю очередь интересует. У меня самого хватает.
– Ты же хотел выхватить здание на Лесной?
Как бы между делом бросает Марк. Я резко выдыхаю, мысленно матерюсь. Сука. Вот же пронырливый ублюдок.
Об этом мало кто знает. И о проблемах, которые я сейчас решаю, чтобы участок заполучить.
Марк сука. Знает, как подкупить.
– Я могу посодействовать. Через две недели вернусь и участок твой, – ухмыляется. – Так что, в деле?
Я цежу сквозь зубы:
– Что за сестра? Сколько ей?
Ой, мамочки.
Я в ужасе смотрю на вазон. Огромный, красивый, он теперь весь разбитый. Мне хочется провалиться под землю.
Щёки начинают гореть от стыда. Я отчаянно пытаюсь пригладить землю, будто от этого всё волшебным образом исправится.
– Всё-всё, хватит, – раздаётся над головой знакомый голос.
Я вскидываю взгляд. Марк. Брат наклоняется, хватает меня за локоть, поднимая с колен. Я теряю равновесие, но он удерживает.
– Завязывай, – усмехается он. – Они тут сами разберутся.
Я беспомощно смотрю на него, потом снова на вазон. Мои ладони в земле, ногти забились чёрным, тонкая пыль осела на коже.
Я в ужасе стряхиваю её, с досадой шмыгая носом.
– Но я всё испортила, – шепчу растерянно.
– Да никто тебя не съест, – Марк фыркает, улыбается мне одобрительно. – Забей.
– Я только вошла… И сразу…
– Давай, успокойся. Это вазон стоял не там, где надо. Его вечно кто-то задевает.
– Правда?
Поднимаю на брата взгляд. Он решительно кивает, и мне становится легче. Фух. Значит, это не я такая неуклюжая.
У меня и так вечные неприятности. Они сами меня находят, даже когда я ничего не делаю.
Но от слов Марка я успокаиваюсь. Значит, всё хорошо. Он бы не стал мне врать. Мне легче.
И снова – плохо. Стоит только повернуть голову.
Арс. Он здесь, рядом. В двух шагах от меня. Мне кажется, я даже могу уловить свежие нотки его одеколона в воздухе.
Жар волной поднимается к лицу. Щёки вспыхивают. В груди что-то неприятно сжимается.
Я теряю дар речи.
Боже. За что?
Этот мужчина видел, как я собирала землю. Испачкала его футболку в земле. Хочется умереть от стыда.
Клянусь, я ведь не всегда такая! Просто жизнь меня слишком любит, подбрасывает приключений.
Я прикусываю губу, сглатываю. Пытаюсь дышать ровно.
– Порядок? – уточняет Арс, и моё сердце окончательно замирает.
– Ага, – кивает Марк. – Всё нормально.
Я поджимаю губы. Мне казалось, что мужчина обращался ко мне. Но теперь это неважно.
Колёсика в моём мозгу начинают быстро крутиться, и с каждой мыслью мои глаза распахиваются всё шире.
Брат сидел с кем-то, когда я вошла, но я не видела его лица. Это… Это был Арс?!
То, как они общаются, стоят возле меня… Они точно здесь обедали!
А что, если… Если Истомин здесь, потому что приехал рассказать обо мне Марку? Рассказать, как я вляпалась. Как…
О нет.
Глаза расширяются. Я бросаю ошарашенный взгляд на брата, потом снова на Арса.
Стукач!
– Это Арс, – произносит брак. – Мой друг. Арс – моя сестра, Лия.
Я моргаю. Пытаюсь осознать, что мой грубый спаситель – друг Марка. Кошмар!
Единственное, что радует – я угадала. Арсения действительно сокращают как Арса.
Я выдыхаю с облегчением, потому что теперь понимаю: Арс здесь не из-за меня. Он не приехал стучать Марку о моих приключениях.
Может быть, он и не скажет ему ничего? Может, мне повезёт? Не хочется, чтобы брат считал меня совсем уж бестолковой.
Я отчаянно тешу эту надежду, пока мы усаживаемся за стол. Я занимаю место рядом с Марком, стараясь держать между собой и Арсом как можно больше пространства.
Я украдкой бросаю взгляд на мужчину, когда листаю меню. Не могу не смотреть. Он чем-то завораживает, словно магнит, к которому невозможно не тянуться взглядом.
Красивый.
Я ловлю себя на этом слове и тут же одёргиваю. Нет. Он опасный. Я точно знаю.
Но мой брат рядом, и это как-то успокаивает. Если Арс друг Марка, значит, он, наверное… Не настолько страшный? Не настолько плохой?
Арс берёт чашку кофе, обхватывает её длинными пальцами. Я вспоминаю, как эти руки держали меня. Как его прикосновения обжигали.
Я сглатываю, резко возвращаю взгляд в меню. Нет, нельзя думать об этом, нельзя воспоминать.
Нужно просто вычеркнуть эту страшную ночь. Притвориться, что ничего не было.
Я стараюсь сосредоточиться на блюдах, но слова в меню расплываются перед глазами. Кажется, Арс смотрит.
Я осторожно поднимаю взгляд. Только украдкой. Совсем чуть-чуть посмотрю. Ничего ведь не случится?
И в тот же момент наши глаза встречаются.
Пульс скачет, в груди стучит быстро, дыхание рвётся. Он поймал меня. Поймал, как я украдкой разглядывала его.
Я резко отворачиваюсь, прячу взгляд в меню, даже не вчитываясь в буквы. Но его взгляд по-прежнему ощущается кожей, каждым нервом.
Почему он так пристально смотрит?
Когда мы оказываемся дома, я предпринимаю ещё одну попытку. Мне некомфортно от мысли, что придётся с Арсом оставаться.
Одной ночи мне хватило!
Я тяну за ручку двери, заходя в кабинет брата. Набрав побольше воздуха, выпаливаю:
– Марк, ты не можешь этого сделать! – в отчаянии всплёскиваю руками. – Мне не нужен никакой охранник! Всё будет хорошо, честное слово!
Марк сидит в своём кресле, складывает руки на груди. Выглядит совершенно непоколебимо. Вот же упрямый.
– Лия, ты говоришь это каждый раз, – тяжело вздыхает. – А потом вечно влипаешь в какую-то передрягу.
– Это не так!
– Нет? А кто в прошлый раз чуть не утопил дорогущую аудиосистему в моём бассейне, спасая кошку?
Я замолкаю, чувствуя, как уши заливает жар. Ну, было дело. Но это же не считается! Кошка реально тонула!
Ну, точнее, сидела на бортике и просто жалобно мяукала. Но откуда я знала, что она туда залезла сама и спокойно могла вылезти обратно?!
– Это был один раз… – бормочу я, пряча руки за спиной.
– Один раз? – Марк хмыкает. – То есть про случай с фонтаном мы тоже забыли? Или с пожарной тревогой в отеле? Лия, я не могу оставить тебя без присмотра.
– Ты говоришь так, будто я ужасная и ни на что не годная! Это обидно.
– Нет, малая, нет. Ты просто… Способная.
– Знаешь что? В пансионе я как-то выживаю! И никаких проблем там не возникает. Почти. Уж как-то две недели продержусь. Если ты переживаешь за свои вещи, то я просто посижу в своей комнате.
– Я за тебя переживаю, Лия.
Признаётся брат, заставляя меня замолчать. Марк смотрит устало. Ох. Я прикусываю губу.
Знаю, что он беспокоится обо мне. Он мне не враг, просто знает, что у меня бывают неурядицы.
Я сама не понимаю, почему! Честно, когда я в пансионе – всё спокойно. Никаких проблем.
Я пошла в колледж на основе пансиона, и никаких происшествий. Может, там место волшебное?
Или наш город проклят? Потому что как только я возвращаюсь – я сразу влипаю в неприятности.
– Ну всё равно, Марк. Я взрослая, мне не нужен этот… – я запинаюсь, подбирая слово. – Этот бугай!
– Арс не бугай, а охранник.
– А вдруг… Вдруг он руки распускать будет?!
Я нахожу последний аргумент, который точно заставит брата передумать. Марк моргает, сжимает челюсть.
Вот, я знала, что это подействует. Марк очень заботливый старший брат. Он переживает, чтобы никакой подлец меня не обидел.
Точно не даст своему дружку со мной быть наедине.
Марк внезапно усмехается.
– Арс? – он кидает голову назад и смеётся. – Он как робот, Лия. Ему вообще всё равно. Можешь хоть перед ним стриптиз танцевать – он даже глазом не моргнёт.
Я моргаю. Челюсть чуть отвисает. Робот?! Мы точно об одном и том же мужчине говорим?
Потому что ночью Арс не смотрел как робот. Он был грубым. И взгляд горел, изучал меня. Пожарил меня своим вниманием. Трогал!
Но рассказать об этом Марку не могу. Иначе всё ещё хуже будет.
– Это неправда, Марк! Он очень… Грубый. И… И…
– Вот именно, – брак впечатывает локти в стол. – Он жёсткий, он надёжный. И он последит за тобой, пока меня нет. Точка.
Скрипнув зубами, я резко разворачиваюсь и вылетаю из кабинета. Хлопаю дверью, но знаю, что Марка это не заденет. Он уже всё решил.
От этого только обиднее. Поднимаюсь в свою спальню, бросаюсь на кровать.
Я так ждала этой поездки! Так хотела провести время с братом, а он… Спихнул меня этому наглецу.
Я глубоко вдыхаю, закрываю глаза, пытаясь собраться с мыслями. Всё это было слишком неожиданно. Злит.
Но буду теперь знать, что сюрпризы – не моё. И если поездка начинается плохо, то ничего хорошего не будет.
Теперь вот застряну с этим грубым спасителем.
Я напоминаю себе, что Арс не совсем ужасный. Да, жёсткий, холодный, пугающий. Но не сделал мне ничего плохого.
Помог. Говорил страшные вещи, но ведь не тронул. Просто пытался напугать, чтобы в будущем я не вляпалась в настоящую беду.
Арс меня не обидит. Марк не позволил бы. Не оставил бы с кем-то, кому не доверяет.
Надо просто смириться. Потерпеть.
Выдохнув, спускаюсь на первый этаж. В доме тихо. Но когда выхожу на террасу, замечаю брата. Он стоит, облокотившись на перила, с кем-то говорит по телефону.
– Да мне плевать, – говорит он резко. – Сделай как надо. Иначе сам понимаешь, что будет.
Я замираю, наблюдаю за ним. Марк… Иногда кажется совсем другим человеком. Я помню его тёплым, заботливым.
Тем, кто сажал меня на плечи, когда я уставала на прогулках. Тем, кто таскал мне сладости и прятал их от родителей.
Я заезжаю в квартиру Арса с ощущением, будто меня выбросили на незнакомую планету.
Брат сразу уехал, оставив меня наедине с этим суровым мужчиной. Мне неуютно, смущённо, даже воздух кажется другим.
Арс встречает меня без лишних эмоций. Короткий взгляд, движение подбородком в сторону коридора:
– Заходи.
Он не даёт мне времени перевести дух. Просто идёт вперёд, даже не оборачиваясь, вынуждая меня поспешно семенить за ним.
Кажется, будто Арс привык к тому, что его слушаются безоговорочно.
– Ванная там, – кивает на дверь. – Кухня тут. Хотя ты это и так знаешь, – я краснею. – Лучше вообще никуда не высовывайся. И ничего не ломай.
Я вспыхиваю. Щёки предательски горят, но я быстро мотаю головой, защищаясь:
– Я не такая! Просто… Просто неудачный день.
Арс хмыкает. Этот звук напоминает глухой, насмешливый рык. Мне кажется, или он мне не верит?
– Надеюсь, – коротко отзывается он. – Спальня твоя, я в зале.
Он разворачивается, уходя, оставляя меня одну. Божечки, и с этим грубияном мне жить!
Я растерянно вздыхаю и открываю дверь в свою комнату. Всё выглядит так, как и ожидалось. Минималистично. По-мужски.
Чисто, но без души. Тёмные тона, простые формы. Всё очень… Скромно. Никаких лишних деталей.
Я подхожу к кровати, осторожно касаюсь спинки. Материал холодный. Будто и комната сама не рада моему присутствию.
Выдыхаю, чтобы прогнать нервное напряжение, и направляюсь к шкафу. Надо разложить вещи.
Открываю дверцу, аккуратно укладываю одежду на полку, разравниваю, чтобы всё выглядело опрятно. Закрываю…
Щелчок. Я моргаю. Ручка остаётся у меня в руке.
Ой.
Сначала я просто смотрю на неё в полном шоке. Будто мой мозг не сразу понимает, что только что произошло.
Потом медленно перевожу взгляд на шкаф.
Я… Я сломала его шкаф?!
Отчаянно всматриваюсь в конструкцию, пытаясь понять, можно ли это исправить. Быстро, пока Арс не заметил.
– Давай, будь хорошей ручкой, – шепчу, поднося её к дверце. – Просто прикрепись обратно. Давай, ты сможешь. Я в тебя верю.
Осторожно подставляю ручку к тому месту, где она была. Пытаюсь вставить её назад, придерживаю пальцем, надеясь, что волшебным образом она вернётся на место.
Ничего.
Я чуть сильнее надавливаю. Она падает на пол с тихим стуком.
Ой-ой.
Я резко наклоняюсь, поднимаю её, оглядываюсь, словно за мной кто-то наблюдает.
Давай, Лия, думай!
Я пытаюсь прижать ручку сильнее, как будто она на магнитах и сама поймёт, что должна вернуться на место. Чуть наклоняю голову, рассматриваю механизм.
Вроде бы тут есть какие-то винтики. Может, если чуть поднажать, она встанет…
Нет. Ничего не получается!
В этот момент дверь спальни распахивается.
Я резко оборачиваюсь, прижимая руку со злополучной деталью за спину.
На пороге стоит Арс. Смотрит прищурено, будто что-то заподозрил.
– Чё такое, – ведёт челюстью. – Что стоишь, как нашкодившая?
– Я? – я нервно сглатываю, отворачиваюсь к шкафу, стараясь выглядеть максимально естественно. – Просто… Привыкала к обстановке. Осматривала, так сказать, пространство. Ты знаешь, учёные говорят, что адаптация к новому месту – это важный этап для комфорта!
– Какие ещё учёные?
– Ну… Ведущие психологи! Пространственная ориентация, доверие к среде. Вот это всё…
– Забей. Жалею, что спросил.
Я выдыхаю. Всё. Пронесло. Хотя его взгляд всё ещё тяжёлый, как будто он что-то знает, но не говорит.
– Я закажу еду, – коротко бросает Арс. – Есть предпочтения?
– О, – я моргаю. – Эм… Нет. Я не привередлива. В школе-пансионе особо не выбирали, так что я привыкла есть всё, что дают.
– Весьма полезный навык.
Я смущённо улыбаюсь. Я, правда, непривередливая. А потом осмеливаюсь предложить:
– А может, я что-то приготовлю?
– Не хочу потом жить в сгоревшей квартире, – с убийственным спокойствием замечает Арс.
– Я не настолько плоха! – возмущаюсь.
– Уверена?
– Ну… В пансионе у нас были уроки кулинарии. Я делала омлет, пекла кексы… Под присмотром, конечно. Но всё же!
– Нет уж. Без экспериментов.
Я надуваю губы, но спорить не решаюсь. Не хочу ругаться. Мне просто хотелось быть полезной. Не просто обузой.
А ещё, сытый мужчина не может быть злым. Так ещё папа говорил. Поэтому сначала накормить Арса надо, а потом про сломанный шкаф признаваться.
Сука.
Её футболка насквозь промокла. Липнет к её телу, подчёркивая изгибы груди.
Я смотрю и понимаю, что всё. Пиздец. В голове шумит, в висках гулко пульсирует, а в паху резко тянет.
Голубоглазка стоит в душе, захлопывая ладонями рот, замерев от неожиданности.
Щёки пылают, взгляд мечется, как у испуганного зверька. Только у зверька, блядь, таких форм не бывает.
Я сглатываю, сжимаю зубы до скрипа.
Потому что вижу слишком чётко.
Без лифчика, сука. Без всего. И теперь через влажную ткань футболки проступает больше чем надо.
Её соски напряглись от холода. Оттягивают ткань. Двумя маяками привлекают к себе.
На автомате делаю шаг вперёд. Торможу. Я сжимаю челюсть, злюсь на себя.
Это Маркова сестра. Табу. Запрет. Даже думать в эту сторону – нельзя.
Но, сука, мысли всё равно вьются.
Мягкая. Хрупкая. Вся дрожит, будто боится, но внутри меня вспыхивает желание проверить – не дрожит ли она от чего-то другого.
Нахер, Истомин. Нахер.
Делаю шаг назад, сжимая пальцы, пытаясь оторвать взгляд. Это девчонка Марка. Это не просто бедовая фиалка, это его кровь.
Но мой член об этом знать не хочет.
– Ты, блядь, издеваешься? – наконец срываюсь.
Она вздрагивает, моргает, а потом, наконец, осознаёт ситуацию.
Писк, всплеск воды, и она резко дёргается, пытаясь прикрыться руками. Поздно, голубоглазка. Я уже всё увидел.
– Я… Это… – тараторит сбивчиво. – Душ, он сам! Я только руку помыть хотела, а он вдруг сверху…
И всё, сука, как по заказу.
Это какая-то особая форма пытки.
Вода хлещет, шумит, заливает пол, но я даже не замечаю. Не могу оторвать взгляд.
Влажные волосы липнут к лицу девчонки, щёки вспыхивают, дыхание сбивается. Глазищи огромные, смущённые, полные паники.
Голубоглазка ойкает, сжимает в руках переключатель воды, который каким-то магическим образом оторвала. Глаза ещё больше расширяются.
– Ой!
Ты серьёзно? Блядь.
Я сжимаю челюсть, прожигаю её взглядом. Это ж каким чудом можно было сломать херов переключатель воды?!
– На месте стой, – рычу сквозь зубы, делаю шаг вперёд. – Не двигайся, а то опять что-нибудь…
Поздно.
Девчонка дёргается назад, поскальзывается, и в следующий момент оказывается прямо на мне.
Грудью впечатывается в мой торс, её руки цепляются за меня, а мои – автоматически сжимаются на её талии, удерживая.
Всё.
Пиздец.
Пахнет чем-то сладким. Каким-то фруктовым гелем или шампунем.
Тонкая. Тёплая. Сбившаяся дыхание касается моего горла. А грудь… Бля.
Её твёрдые соски жгут сквозь мокрую футболку. Призывно трутся об меня. Кажется, ещё немного – и я просто потеряю контроль.
Она замирает. Я замираю.
Марк, лучше бы ты просто вхерачил пулю в мою башку. Было бы милосерднее.
– Э-эм… – она нервно сглатывает, опускает голову. – Я, наверное…
Мысленно выдыхаю. Пиздец. Просто пиздец.
Я в зажатом пространстве с мокрой, горячей девчонкой, которую нельзя хотеть вообще ни при каких условиях.
А она, блядь, прижимается.
Я сглатываю, скрипя зубами.
Чёртова беда. Чёртова запретная девчонка.
Нельзя.
Но желание поднимается моментально. Пульс зашкаливает, в паху тянет, скручивает.
Я вдыхаю резко, через нос. Её взгляд выхватывает мой, распахивается шире, точно ощущает, что со мной творится.
Сука.
Правая рука сжимается в кулак, костяшки белеют. Ещё минута – и я бы схватил её за затылок, наклонился, зажал в угол, закрыл её испуганный рот своим ртом.
Потому что хочется забрать. И сломать.
Я резко отшатываюсь. Переключаю поток на кран, забираю у неё дурацкий рычаг, приделываю обратно.
Всё в доли секунды, отточенными движениями.
Щёлк. Тишина.
Вода больше не льётся.
Я выдыхаю, отворачиваюсь, протягиваю ей полотенце. Она смотрит на меня распахнутыми глазами, всё ещё сбивчиво дышит.
– Приведи себя в порядок, – рычу хрипло.
Сглатываю ещё раз, отворачиваюсь, вылетаю из ванной. Закрываю за собой дверь с такой силой, что та дребезжит в петлях.
Тело напряжено до предела. Гнев закипает, смешивается с желанием.
Выбираюсь на кухню, со злостью хватаю сигареты, закуриваю.
Дым заполняет лёгкие, немного прочищает голову. Но не помогает. Я зажат в одной квартире с бедой, которую хочу.
Я переодеваюсь в серый домашний костюм. Взволнованно одёргиваю шорты пониже, разглаживаю футболку. Суечусь.
Мне стыдно. Мне кажется, за последние сутки я испытала столько неловких ситуаций, что в моём списке осталось только случайно сбить президента и уронить на себя люстру в дорогом магазине.
Провожу пальцами по влажным волосам, пытаюсь собраться. Всё хорошо. Это просто день такой. Неудачный. Завтра всё будет иначе.
Глубоко вдыхаю и неуверенно выхожу из комнаты. Останавливаюсь в коридоре, потому что слышу шум в прихожей.
Арсений забирает доставку у курьера, расставляет пакеты на кухне.
Я мну край футболки, не решаясь войти. Мужчина снова скажет что-то колкое. Или посмотрит так, что меня в жар бросит…
Арс замечает меня. Сначала просто бросает короткий взгляд, а потом закатывает глаза.
– Чего мнёшься? – вздыхает недовольно. – Иди есть.
Я быстро киваю, заходя на кухню. Почему-то мне хочется помочь, занять себя хоть чем-то.
Я хватаю тарелки, выкладываю еду, стараясь делать это быстро и аккуратно. Не могу сидеть сложа руки, смотреть, как он делает всё один.
Через пару минут мы садимся за стол. Я осторожно кладу перед собой приборы, оглядываю еду.
Вроде всё как обычно, но мне непривычно вот так есть с ним, наедине. Я не выдерживаю тишины. Неловко, неудобно.
– Прости, – поднимаю на него глаза.
– За что? – Арс отрывается от еды, медленно смотрит на меня. Я сглатываю.
– За… Всё? Я не хотела устраивать беспорядок. Честно. Оно само.
– Само. Всегда само. Может, тебя сглазили? Бабку найти?
Я смущённо опускаю глаза. Ну, возможно, и сглазили. Потому что иначе как объяснить, что всё вокруг меня вечно рушится?
– Я всё починю, – быстро говорю. – Обещаю.
– Не надо. Я сам.
– Но это я сломала…
– Я разберусь. Сам. Ты… Просто не лезь, ладно? Мне моя квартира дорога.
– Я не настолько плоха…
Опускаю взгляд, чувствуя, как кожа горит от стыда. Я ничего не могу с собой поделать. Я ведь не со зла это делаю.
И я привыкла почти к таким неприятностям. И на реакцию окружающих тоже.
Но почему-то именно реакция Арса сильнее всего задевает. Не хочется, чтобы он считал меня пропащей.
– Я не сказал, что плоха, – сухо произносит мужчина. – Ни разу. Просто способная.
– Ужасно способная?
– Нормально способная. Забей. Даже интересно, что ты ещё выкинешь.
– Правда?
Я с удивлением смотрю на мужчину. Звучит как насмешка, но голос у него серьёзный. Или мне так кажется.
Арс коротко кивает, и мне хочется улыбнуться. Значит, не всё так плохо, как я думала. И мне разом становится легче.
Чуточку.
Я медленно откусываю кусочек. Но под пристальным взглядом Арса есть становится сложнее.
Я украдкой поднимаю глаза, но тут же натыкаюсь на его прищур. Он изучает меня, опираясь на локоть.
Руки большие, сильные, венами покрытые. Интересно, они сильно выпуклые? А если потрогать?
Я поспешно возвращаю взгляд в тарелку. Нашла о чём думать. Кошмар!
– Не зашло? – раздаётся голос мужчины.
– Что? – хлопаю глазами.
– Жуёшь, как воробей. Не нравится?
– Нет! В смысле, да! Вкусно! Просто привыкла есть медленно.
– Почему?
– В пансионе было так заведено. Приём пищи – час. Если съешь быстро, то потом просто умираешь от скуки, потому что уходить нельзя.
– Так и сидели?
– Ну да, – киваю, прокручивая в голове воспоминания. – Ещё и нельзя было разговаривать громко, так что просто ели и молчали. Или, если успевали, брали с собой книгу.
– Армейские замашки у вас там.
Я чуть улыбаюсь, медленно киваю. На самом деле, мне нравилось учиться в школе пансионе. И в колледже тоже.
Но сейчас ответственности больше. От того, насколько хорошо я буду учиться, зависит моя карьера в будущем. Так что усилий больше надо!
– Наверное, – прикусываю губу. – Подъём в шесть. Пробежка, потом душ, завтрак. Учёба. Обед. Занятия, свободное время, ужин, подготовка ко сну. В десять все обязаны быть в комнатах.
– Дрессировка у вас отменная, – хмыкает Арс.
– Это дисциплина! Это полезно.
Я осторожно отставляю вилку, чуть ссутулившись над тарелкой. Арс молча ест, держа приборы уверенно.
Мужчина больше не спрашивает о пансионе. Но теперь мне любопытно узнать больше о нём.
– А ты где учился? – всё же решаюсь.
Он поднимает взгляд, прищуривается. Я замираю, сглатывая. Возможно, спросила что-то не то? Но в его глазах нет злости, только лёгкая усталость.
Сука.
Вылетаю из тачки, хлопаю дверью так, что аж сигналка срабатывает у соседей.
Лифта не жду, поднимаюсь по лестнице, через две ступени. Сердце уже долбит в груди от злости.
И от тревоги.
Эта дура, блядь. Должна была сидеть тихо. Я же всё разжевал. Не высовываться, никого не впускать.
Даже не дышать без команды. Но нет. У меня ж не фиалка, а магнит для пиздеца.
Отворачиваю ключ, толкаю дверь. Влетаю в прихожку.
И тут же в груди замыкает.
Она – прямо передо мной. Голубоглазая, бледная, вся в слезах. Прижимается ко мне, руками вцепляется в рубашку.
А у меня от её близости как током херачит.
Щекой уткнулась в грудь. Пахнет шампунем.
Такая мягкая. Дыхание сбивчивое, будто вот-вот разрыдается. Я чувствую, как она дрожит.
Блядь, мне бы её успокоить. Но я не успокаивающий тип.
Я по-другому базарить привык.
И потому ору:
– Почему ты не сбежала, а? Что, в башке совсем пусто? Я же сказал – прячься, убегай!
– Там… Там человек… Он ранен, – шепчет она, подняв на меня глаза. Огромные, испуганные, блестят. – Он истекал кровью. А вдруг бы… Умер?
Господи, блядь.
Откуда ж ты такая сочувствующая, а?
Зажмуриваюсь, кулаки сжимаются. Как же она меня бесит. Как можно быть такой… Такой…
Блядь, даже слова не подбираются.
Только прижимать к себе и успокаивать.
Но это потом. Если повезёт.
– Назад.
Рычу, достаю пушку, сдвигаю предохранитель. Иду вперёд. Девчонка вжимается в стену, я чувствую её взгляд в спину.
Аккуратно. Шаг за шагом. Тихо.
Подхожу к двери на кухню. Надавливаю. Толкаю.
Кухня пропитана запахом крови.
Вижу «домушника».
Сука.
– Какого хуя ты здесь делаешь, Лёх? – рявкаю, не опуская ствол.
Он кривится, давит на плечо, прижимая рану. Пытается ухмыльнуться, но выходит так себе. Бледный.
Лёха один из людей Раевского. В моём прямом подчинении. Умный парень. Но иногда нарывается так, что грохнуть хочется.
– Привет, Арс, – скалится. – Рад, что ты дома.
– Пиздец, – прячу ствол за пояс джинсов. – Нахер ты ко мне приехал?
– Да пырнули. До тебя ближе всего было.
– И отчего не отчитался, сучара?
– Потому что не до рапортов, Арс. Ты знаешь, как оно бывает. И не думал, что тут кто-то будет. Ты шлюх обычно сразу спроваживается. Хотя эта симпотная, я бы тоже…
– Рот завалил.
Лёха таращится, замирает. Понимает, что ляпнул лишнего. Он сглатывает. Молчит. Даже дышит осторожно.
– Ещё одно слово про неё – и сам себя будешь штопать. Прямо тут. Без наркоза.
Пацан кивает. Понятливый. Лишнего больше не пиздит.
Молча достаю аптечку из шкафчика. Швыряю рядом. А я сам не понимаю, что злит больше: то, что Лёха вломился, или то, что при ней.
Стиснув зубы, присаживаюсь, вырываю бинты. Осматриваю рану.
Лёха молчит, но по лицу видно – херово ему. Весь в поту, губы побелели. Но не стонет. Терпит. Правильно.
Я не суечусь. Двигаюсь чётко. Открываю аптечку, нахожу иглу, нитку, ампулы. Всё дерьмо на месте. К счастью.
Я же не мудак полный, чтобы без нормального набора жить. Разрываю упаковку перчаток, натягиваю. Холодный латекс – неприятный, но похуй. Важнее не заразить пацана.
– Потерпи, – бурчу, хватая спирт.
Смачиваю ватку, отрываю тряпку с его плеча. Кровища. Не артерия, но всё равно сочится знатно. Глубоко.
– Охуеть, Лёха, – выдыхаю. – Ты как всегда, сука, не вовремя.
– Ну извини, блядь, – он хрипло усмехается. – Хотел на утро перенести, но чёт у мудаков плохо с планированием.
Заливаю спирт прямо на рану. Он вздрагивает, ругается сквозь зубы. Шипит. Обрабатываю ещё.
Иглу под спиртом обжигаю – быстро, привычно. Губами разжимаю ампулу с лидокаином, набираю в шприц.
Втыкаю иглу. Мышца дёргается. Лёха морщится, но держит. Молодец. Не первый раз.
Пару минут – и чувствительность уходит. Двигаюсь дальше. Прокалываю кожу – один стежок.
Не для красоты делаю. По красоте не умею. Штопать сам учился, у местных мясников. Как умею.
Главное – чтоб не разошлось. На остальное уже похуй.
Перевязка. Вата, бинт. Затягиваю. Плотно, но не душу. Работа сделана.
Выпрямляюсь. Снимаю перчатки, швыряю в раковину.
– Всё, – выдыхаю. – Жив будешь. Но если гной пойдёт – сам виноват. Заебал ты меня, Лёха.
Когда я вижу Машу, у меня чуть не подгибаются колени. Она бежит ко мне с таким визгом, будто мы не виделись лет сто.
– Лия! – обнимает так крепко, что я теряю равновесие. – Боже, ты в порядке?! Я думала, с ума сойду! Я же вообще не знала, куда ты делась! Ты просто исчезла! Я чуть полицию не вызвала!
– Всё хорошо, – успокаиваю я её, неловко улыбаясь. – Правда. Прости, что так вышло. Я просто… Потерялась.
– Потерялась? Я уже подумала, тебя увезли в другую страну или выдали замуж! Или что ты влюбилась, сбежала и теперь живёшь на вилле где-то в Италии. Хотя… – она прищуривается. – Глядя на тебя сейчас, я не исключаю вариант с «влюбилась». Ты так странно сияешь.
– Ничего я не сияю, – бормочу я, опуская взгляд.
– Ага, конечно, – она не унимается. – Но ты мне потом всё расскажешь. А пока – давай пройдёмся! Я так скучала!
Мы проходимся по парку, болтаем. Маша говорит почти без остановки.
Вначале отчитывает меня. Рассказывает, как переживала, когда потеряла меня в городе.
Ведь именно Маша привезла меня из пансиона. Взяла ответственность в каком-то смысле.
– Ой, Лия, – вдруг шепчет подруга, чуть склоняясь ко мне. – Только не оборачивайся. Хотя нет, наоборот – обернись. Медленно. Очень медленно.
– Что? – я моргаю.
– За нами наблюдает мужчина. Красивый. Такой… Опасный. Прямо ух! Смотрит так, будто хочет и поцеловать, и прибить одновременно. Я аж мурашками пошла.
Я, не думая, резко поворачиваюсь. И тут же замираю.
Арс.
Он стоит чуть поодаль, в тени деревьев. Руки в карманах, взгляд – прямой, тяжёлый. На лице – никакого выражения, но внутри у меня всё сжимается.
Он не просто наблюдает. Он сверлит взглядом.
– Он шикарный, – шепчет Маша. – Но страшный. Как в фильмах, знаешь? Такие молчат, а потом за ними бегут все. Я думала, он сейчас к нам подойдёт. Но он как будто… Следит.
Я отворачиваюсь, опуская глаза. Щёки горят. Конечно, он злится. Я вытащила его на прогулку.
Где он должен следовать за мной, как телохранитель. Но я ведь имею право погулять!
Я не в тюрьме. Не могу сидеть в квартире двадцать четыре на семь.
Особенно после того, как туда пришёл тот парень с ранением. Позже Арс объяснил. Сказал, что это его знакомый. Друг. Просто подрался. Защищал какую-то девушку.
Заступился.
Это ведь благородный поступок, да? И Лёха не мог быть плохим, раз спасал кого-то. Даже если после бросал не очень приличные комментарии в мою сторону.
А ещё Арс добавил, что в больницу его везти нельзя. Начнутся вопросы, допросы, разбирательства. Лёха не успеет уехать, а ему куда-то надо. Срочно.
Я кивнула. Поверила. Хотела поверить. Потому что, если начать копаться, задавать вопросы…
Может, станет только хуже. А я и так с трудом справляюсь с этим соседством.
Жить с Истоминым это настоящее испытание. Не в том смысле, что он грубый или ужасный. Нет, он по-своему даже вежлив. Просто…
Это Истомин.
Каждое утро начинается с напряжения. Стоит мне только выглянуть в коридор, как он уже там.
Причём не просто проходит мимо, а занимается. В прихожей. Прямо там, между вешалкой и полкой для обуви.
И делает отжимания, подтягивания на какой-то перекладине, которую сам прикрутил к дверному проёму.
И он, конечно, без футболки.
Совсем.
А я как раз выхожу, чтобы попить воды – и замираю. Его спина блестит от пота, мускулы перекатываются под кожей, каждый вдох подчёркивает рельеф пресса.
А потом он поворачивает голову и смотрит на меня. Молча. Долго. Без улыбки, без слов.
Просто этот взгляд – прямой, внимательный, чуть прищуренный. Я чувствую, как щёки вспыхивают.
Я обычно быстро вымаливаю стакан воды и прячусь обратно в комнату. Там хоть безопасно.
Но иногда – совсем редко – мы сталкиваемся, когда он выходит из душа. В одном полотенце, перекинутом через бёдра.
Волосы мокрые, тёмные пряди падают на лоб. Вода стекает по шее, по ключицам, по груди...
И я не знаю, куда смотреть. То есть, конечно, я смотрю в сторону. Стараюсь. Но взгляд сам всё равно ускользает. Потому что он… Такой…
Такой!
И опять тот взгляд. Словно он знает, куда я смотрю. Словно ждёт этого.
А ещё бывают прикосновения. Мимолётные. Ненарочные. Он может проходить мимо и коснуться пальцами моего плеча, будто случайно.
Или поправить что-то – ворот, прядь волос. Его рука большая, тёплая. И когда касается – дыхание сбивается.
Я не понимаю, почему так реагирую. Он же просто помогает. Просто смотрит.
Наверное, дело в том, что он взрослый, сильный. Или это просто… Особенность его характера.
Но каждый его взгляд – будто ток. Каждый шаг по квартире – как над пропастью. И это, наверное, просто временно. Просто потому, что мы слишком близко. Я ведь не привыкла к такому.
Сижу в тачке. Курю. Уже четвёртую по счёту. Пепельница полная, воздух в салоне тяжёлый.
Смотрю на часы. И снова в окно подъезда.
Где голубоглазка, блядь?
Тридцать семь минут назад Лия сказала, что они с подругой «вот-вот спустятся». Вот и жду это их «вот-вот» как приговор.
На нервах уже.
Ненавижу клубы. Эту ебаную музыку, запах пота, блёстки, хмельной угар, визгливый смех.
Все эти дешёвые понты, шлюхи, которые думают, что им обязаны, и мужики, которые пытаются казаться круче, чем они есть.
И мне туда теперь ехать.
Из-за этой фиалки.
Потому что она захотела «развеяться». Потусоваться. Вырваться из клетки. А я теперь – нянька, и должен с ней таскаться.
Бесит.
Ужасно бесит.
Снова смотрю в окно. Тело зудит от раздражения. Челюсть сводит. Хочется развернуться и уехать нахрен.
Но нет. Награда. Земля. Договор с Марком.
Мотивация. Её еле хватает.
И если свалю – девчонка точно куда-то влипнет.
Остаюсь. Жду.
Телефон вибрирует. Имя на экране – Мот. Босс, как никак, приходится отвечать.
– Да, – бросаю в трубку.
– Голубев, прикинь, совсем охуел, – голос друга раздражённый. – Копает. Подмены пошли. Люди в комитетах вопросы задают. Надо с ним решать.
– Понял. Подумаю, как лучше. Сейчас я не могу.
– А ты где?
– В клуб двигаюсь, – цежу сквозь зубы.
– Ты? В клуб? – Мот ржёт. – Ты же клубы ненавидишь.
– Так и есть. Но я сейчас охрана.
– Что, серьёзно? Неужели Марк тебя всё-таки продавил?
– Временно. Девка его. Мелкая. Голубоглазая. Бедовая. Ты бы видел, как она шкаф умудрилась сломать через пять минут в квартире.
– Ха. Милашка, значит?
– Проблема, значит. Сама на беду прёт, а потом хлопает ресницами, как будто не при делах.
Бесит. Несколько дней под моим присмотром, а нахрен мне нервы вымотала.
И вроде нихера не делает. Сидит скромно, тихо. Только дважды из дома вырвалась.
Но её молчания достаточно. И глазищ этих. И того, как пялится на меня. Возбуждает.
Приличная девочка.
Красивая.
Чувственная.
Таких, Истомин, тебе нихуя нельзя.
– Хм, – тянет Раевский. – Слушай, а я тоже выдвинусь к вам. Обсудим всё. Свою красавицу заодно выгуляю. Через час подгоню. Поддержим тебя морально, нянь.
Морщусь. Перетереть с другом нужно. Но его красавица…
Раевский связался с дочкой следака, который под нас копает. Делает вид, что всё под контролем.
Но это всё хреново закончится.
А разгребать буду я.
– Но при Русе – ни слова, понял? – уточняет Мот. – Про Голубева, про это всё.
– Вопросов нет, – киваю. – Но смотри сам. Не удивлюсь, если она своему бате всё выложит потом. Никогда не надо мешать дело с бабами. Я бы на такое не повёлся.
И тут же замолкаю. Потому что из подъезда со смехом вываливается Лия. И подруга с ней.
Я давлю сигарету, смотрю на неё.
И у меня сжимается в животе.
Бля.
Короткое платье. Чёрное, облегающее. Ткань мягко стелется по телу, подчёркивает талию, выдаёт изгибы.
Грудь приподнята. Декольте. Глаза сами падают вниз.
Кусок гладкой кожи, который не должен быть на виду. Но он есть. Она выставила его напоказ.
Ноги длинные. Каблуки. Волосы распущены. Губы блестят.
Сука.
Возбуждение накрывает. Мгновенно. Пульс учащается, в паху начинает давить.
Маленькая бедовая фиалка вдруг стала женщиной. Горячей. Слишком.
А мне хочется взять её обратно, заткнуть в квартире, закрыть дверь и выкинуть ключ.
Чтобы никто не смотрел. Чтобы она на людях так не ходила.
Мои пальцы сжимаются на руле.
Прощаюсь с Мотом. Терплю, пока заваливаются на заднее сидение.
Подружка Лии, визгливая до ужаса, ещё пытается что-то там шептать на заднем сиденье.
Проверяю зеркало. Машина заводится с глухим рёвом.
Пару минут – и я уже почти в потоке. Абстрагироваться, не думать. Не обращать внимания, кто у меня в салоне.
Но, сука, не получается.
Глаза сами скользят в зеркало заднего вида. И, конечно же, натыкаются на неё. На Лию.
Сидит тише воды, ниже травы, прижалась к двери, будто боится пошевелиться. И всё бы ничего.
– Арс? Чё такое?
– Потом, – рычу.
– О, началось…
Мот смеётся, но я уже не слышу.
Спускаюсь вниз. Быстро, резко. Проталкиваюсь сквозь толпу. Вижу, как этот петушок кладёт руку Лии на талию.
Как она смеётся, машет рукой, будто что-то говорит. Улыбается.
Сука.
Я подхожу, сжимаю кулак. Хватает одной секунды – и я рядом. Перехватываю девчонку за руку, резко отталкиваю её от этого клоуна.
Второй рукой толкаю парня в грудь:
– Проваливай.
Он открывает рот, но встречается со мной взглядом – и сразу сдувается. Отходит.
Лия дёргается:
– Арс?! Ты что делаешь?
– А ты что, бляха, творишь? – шиплю, разворачиваю её и веду прочь.
Люди оборачиваются. Мне плевать. Она семенит следом, путается в каблуках. Мы выходим в полутёмный коридор, где тише.
– Ты совсем охренела? – рявкаю. – Куда ты с ним шла?
– Я просто разговаривала! – смотрит обиженно. – А там громко… Мы хотели поговорить…
– С утырком, который на тебя пялился, как на трофей? У него на лбу было написано, чего он хочет!
– Ты перегибаешь. Я не делала ничего плохого. Это просто танец. Разговор. Я просто хотела немного общения! Я не думала, что ты...
– Я что?!
Она замолкает. Смотрит. В глазах обида. Но у меня не хватает терпения.
Её облик, её запах, как она выглядела там – как танцевала. Это всё зашло под кожу.
– Иди, – отрезаю. – Раз пришла веселиться – иди танцуй.
– Спасибо за разрешение, – шепчет она сдержанно и уходит.
Я стою. Молчание тянется. А потом возвращаюсь к кабине. Смотрю вниз. И вижу, как она танцует. Ещё свободнее, ещё ярче.
Вызывающе. Назло.
Пиздец.
Мот хлопает меня по плечу. Громко, по-дружески, но я едва не срываюсь.
– Ты вообще в порядке, робот? – стебёт.
– Нормально всё, – цежу.
– Херово выглядишь для того, у кого нормально. Пошли покурим.
Мы отходим в зону для курения. За стеклом всё тот же танцпол. Всё те же вспышки света, дёрганая музыка и липкий воздух.
И всё та же девчонка. Моя временная обуза.
Стоит в центре зала, с руками в воздухе, вся в движении. Волосы взлетели, короткое платье дёргается при каждом её движении.
Танцует, будто не видит никого. Но я-то вижу.
– Это ж не… – Мот чуть наклоняется ближе. – Это твоя подопечная?
– Да.
– Это же сестра Марка, да? Я правильно понял?
Я молча смотрю. Не моргаю.
– О-о-о, – затягивает он. – Так вот оно что. Вот почему ты такой, блядь, на взводе. Робот на грани перегорания.
– Заткнись, – бросаю. – Просто работа.
– Ага, вижу, как ты «работаешь». У тебя, сука, лицо, будто кто-то твою тачку угнать пытается.
Я не отвечаю. Потому что прав, ублюдок. А я ненавижу, когда меня читают. Ненавижу, когда цепляют.
Но я иду дальше. Глазами по её телу.
Платье короткое, слишком короткое. Мягкая ткань обтягивает грудь. Тонкие бретельки еле держатся на плечах.
Весь образ – как вызов.
Она тянется за подругой, задирает руки – грудь подскакивает, бёдра дёргаются под музыку.
Блядь. Я вижу, как мужики рядом пялятся. Как волки, сука.
Может, она и не замечает, но они – да. Смотрят, облизываются. Один, второй.
Урод в клетчатой рубашке даже нагибается ближе. Что-то шепчет на ухо.
Я вгрызаюсь зубами в фильтр сигареты.
Горло сжимает. Висок пульсирует. Я сейчас, блядь, сорвусь.
– Арс... – тянет Мот. – Не грызи воздух, ты ж щас себе зубы выломаешь. Или кому-то другому.
– Может, и выломаю, – рычу.
– Ты попал, брат. Вот реально попал. Видишь, что творит? Да она тебя доведёт.
Я не отвечаю. Потому что, если открою рот – вылетит нечто, что потом не склеишь обратно.
Девочка делает поворот. Волосы развеваются. Двигается плавно, будто дразнит.
– Это просто девчонка, – выдыхаю. – Просто охрана за участок. Просто две недели.
Мот молчит. Я делаю шаг назад, чувствую, как вены на руках наливаются свинцом.
Если этот вечер не закончится через пятнадцать минут – я, сука, кого-нибудь вытащу на улицу. Или их, или её.
И если всё же фиалку…
Нихера прилично этот вечер не закончится.
Затягиваюсь глубже, чем нужно. Дым царапает горло, но лучше уж это, чем срываться.