ДЕВОЧКА, ТЫ ПОПАЛАСЬ
— Ты доставила мне проблемы, — холодно тянет он, сканируя меня убийственным взглядом. — Придется отработать.
— Вот еще, — вздергиваю подбородок. — Я не проститутка!
— До проститутки ты и не дотянешь, — пренебрежительно усмехается. — Будешь работать горничной. В моем доме.
Катком прокатывает по самолюбию. Меня бросает в жар, а внутри зреет возмущение. Так меня еще никто не унижал.
— Чтобы я драила твои золотые унитазы?!
— Альтернативный вариант наручники и камера, — равнодушно пожимает плечами. — Выбирай.
🔥Он – богатый, властный, привыкший получать все, что захочет по щелчку пальцев.
❤️Она – девушка с улицы, бунтарка, которая не сдается без борьбы, даже если проигрывает.
😱Одна ошибка – и их жизнь меняется навсегда.
***
Какого хрена надо было заболеть именно в этот день? Я уже полчаса как должен был сидеть на важной встрече, но вместо этого приходится лично забирать важные документы.
— Да, я уже здесь, подъехал, — рычу в трубку, пытаясь не взорваться. Кажется, это место само выдавливает из меня раздражение. — Сейчас заберу документы и сразу еду. Дождитесь меня.
Голос на другом конце ворчит, но я уже не слушаю. Грязь, тени на стенах и все это вечно липкое ощущение опасности. Как будто город здесь живет по своим мрачным законам. Но я знаю эти законы. Знаю каждую улочку, каждый взгляд. Это место когда-то было моим домом, а теперь вызывает только отвращение.
Кидаю телефон на сиденье, ключи оставляю на панели. Не запираю — кому придет в голову влезть в такую машину? Все знают, чем это может закончиться.
Быстро пересекаю улицу, ноги автоматически замедляют шаг у офисного здания. Единственного на весь район. Охранник коротко кивает. Он тоже не особо в восторге, что мне пришлось прийти лично. Я чувствую это по его взгляду. Здесь все всегда минимально — минимум контактов, максимум скорости. Девушка на ресепшн отстраненно стучит пальцами по стойке.
— Документы готовы? — бросаю ей без лишних слов. Она вздрагивает, словно не заметила меня, и кивает. Торопливо уходит за одну из немногочисленных дверей. Видимо, бухгалтерия.
Я делаю шаг в сторону окна и замираю. Парень у входа. Его взгляд блуждает слишком целенаправленно. Не нравится мне это. Держится он так, будто играет роль — слишком расслабленный, но глаза постоянно все сканируют. Это отвлекающий маневр? Чувство опасности накатывает остро, будто кто-то включил тревожную сирену в голове. "Слишком знакомо. Слишком по-схеме", — мелькает мысль. Чувствую, как напрягается все внутри. Я слишком хорошо знаю такие схемы. Не раз в молодости приходилось проворачивать их самому.
И тут вижу тень за стеклом. Движение, едва уловимое, но этого хватает. Подхожу ближе и замечаю, как фигура в капюшоне открывает дверь моей машины.
— Охренел? — раздраженно шиплю сквозь зубы.
Быстро и ловко. Но далеко не профессионально. Я выхожу из здания, шаги мягкие, но решительные. Пацан уже закрыл дверь и бежит прочь. С моим портфелем. Ну охренеть!
“Думаешь, сможешь уйти? Смешно”.
Придется размяться. Срезаю путь через переулок. Я знаю, как двигаться здесь, знаю каждый темный угол. Пацан оглядывается на углу, но не успевает.
Я хватаю его за шкирку и разворачиваю, чувствуя, как тело под пальцами напрягается. Он спотыкается, но тут же выпрямляется, бросая на меня взгляд, полный ярости. Глаза… Они горят, словно огонь, но в них есть еще что-то. Страх? Усталость? Или что-то глубже? Я на миг замираю и встряхиваю свою добычу. Портфель падает на землю.
— Стоять, щенок! — рычу, сквозь зубы. — Думал удрать?
Он дергается, дыхание сбито, но не сдается.
— Пошел к черту! — шипит и пытается снова вырваться.
Запястье дрожит в моей руке. Я присматриваюсь. Фигура слишком хрупкая, а черты лица мягкие. Не пацан. Срываю кепку и капюшон. Светлые волосы падают на плечи. Свет фонаря обрисовывает лицо — бледная кожа, острые скулы. Карие глаза смотрят прямо на меня. В них столько дерзости, что хочется встряхнуть и заставить бояться. Но под этим вызовом я вижу еще и боль. Глубокую, непроходящую. И почему-то это заставляет меня замереть на миг дольше, чем стоило бы.
— Ты... девчонка? — мой голос звучит неожиданно грубо.
Она смотрит прямо на меня, губы сжаты в линию.
— И что теперь? — с вызовом вскидывает подбородок. — Сдашь меня?
Я молчу. Чувствую ее страх под этим выпадом. Замаскированный, но узнаваемый.
— Может, вызвать полицию? — холодно спрашиваю, будто проверяю.
— Ну, давай! Чего ждешь? —вспыхивает ярче, огрызается, как дикая кошка, тем самым только раззадоривая меня.
Хватаю ее за плечи и прижимаю к стене. Не сильно, но твердо.
— Ты даже не понимаешь, куда вляпалась, — тихо говорю я, но каждое слово звучит предостерегающе.
Она молчит, замирает. Взгляд на миг становится растерянным, но тут же возвращается дерзость.
— Напугать решил? Не выйдет!
Мы стоим так несколько секунд. Напряжение витает в воздухе. Я чувствую ее сопротивление и что-то еще… странное, необъяснимое. Черт возьми, что я вообще делаю?
Не успеваю ответить себе на этот вопрос, как получаю острой коленкой в пах.
Боль взрывается где-то в животе, я сгибаюсь пополам, задыхаясь. Девчонка не теряет времени и исчезает в темноте переулка.
— Черт… — выдыхаю сквозь зубы, морщась от боли. Вот же зараза! Дерзкая, не спорю, но слишком охреневшая.
— Я все равно тебя найду, слышишь? — кричу хрипло, но в ответ слышу только эхо, отражающееся от стен арки. — Тебе от меня не сбежать!
Но по факту она уже сбежала. Но меня это не устраивает. Психую и бью ладонью по холодной стене, пытаясь заглушить боль и злость.
Бегу, не разбирая дороги. Кажется, что ноги подкашиваются, а мир вокруг словно сжимается, давит на плечи невидимым грузом. Я не могу остановиться. Ветер бьет в лицо, глаза щиплет от встречного холода, слезы текут, смешиваясь с потоком. В ушах стучит кровь, сбитое дыхание рвется из груди хриплыми толчками.
Паника не отпускает — я вижу лицо этого мужчины в каждом углу. Фонари вспыхивают, словно хищные глаза, мерцают в такт моему страху. Каждый всполох света обжигает, заставляя нервно оборачиваться. Мне кажется, что за мной кто-то идет, что чей-то взгляд вцепился в спину. Я оборачиваюсь, но вижу лишь пустые улицы. Страх ползет по коже липким холодом. Каждый шаг дается все труднее, но я не могу остановиться. Не сейчас.
— Черт… — шепчу, спотыкаясь о бордюр. На секунду теряю равновесие, но снова поднимаюсь. Сердце стучит в бешеном ритме. Где он? Этот тип… Он же сказал, что найдет меня.
Но из-за угла выступает Макс. Его силуэт в свете фонаря кажется больше и темнее, чем я помню.
— Ну что, припустила? — ухмыляется он, выплывая из тени, как хищник, который все это время наблюдал. — А портфель где? Давай, не молчи.
Мои руки инстинктивно обхватывают себя, как будто это может защитить. Воздух комом застревает в горле. Все тело трясет, и я даже не могу остановить дрожь. Жар от бега сменяется ледяной пустотой страха.
— Ты… ты мне не помог! — голос срывается от обиды и злости.
Он просто стоял и смотрел, а теперь еще и ухмыляется! — Меня поймали! Макс, этот мужик чуть не отправил меня в отдел! Ты вообще где был?! Я надеялась на тебя!
Его ухмылка сползает. Он смотрит на меня, будто я выдумываю.
— В отдел? — скептически переспрашивает он. — Не гони, детка. Никто бы не поймал тебя так быстро. Так и скажи, что не справилась.
— Не справилась?! — я срываю капюшон и вытягиваю запястье. На коже красные следы от стальной хватки. — Вот, смотри! Это, по-твоему, нормально?
Макс лениво бросает взгляд на мое запястье, словно это какая-то незначительная деталь. Его глаза холодные и пустые, будто перед ним не человек, а просто кукла. Через мгновение он фыркает и разражается смехом. Этот звук колючий, унизительный.
— Я не воровка, понятно тебе! — возмущенно продолжаю кричать.
— А ты что думала? Здесь не детский сад, — рявкает Макс. Его ухмылка обжигает сильнее ночного ветра, а слова попадают точно в цель. — Либо воруй, либо раздвигай ноги.
— Вот ещё... — бросаю с вызовом, хотя голос всё равно предательски дрожит. Сжимаю кулаки. Мне не подходит ни один из вариантов.
— Тебе нужны деньги или нет? — Он делает шаг ближе, и мне приходится отступить.
Да, нужны. Очень. Поэтому я и пришла к нему.
— Ты бесполезная, Павла, — цедит Макс сквозь зубы, уже без тени смеха. — Бес-по-лез-на-я. В койке от тебя больше толку будет.
Меня едва не сносит волной собственного гнева.
— Пошел ты, Макс! — огрызаюсь и делаю шаг назад. В груди все сжимается от ярости и страха одновременно. — Думаешь, я еще раз обращусь к тебе? Ни за что!
Он лишь кивает и растекается в издевательской ухмылке.
— Иди-иди, — спокойно бросает мне вслед. — Все равно приползешь. Все всегда возвращаются.
Я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в кожу. Но не останавливаюсь. Разворачиваюсь и бегу прочь, пока его фигура не исчезает за поворотом.
Дом встречает меня тишиной и темнотой. Полуразрушенное здание скрипит под порывами ветра. Лестница дребезжит под ногами, и каждый шаг отдается эхом в гулких стенах.
Открываю дверь и захожу в нашу убогую квартирку. Все кажется еще более серым и мертвым, чем обычно. В углу на старом диване лежит мама. Ее кашель слышен еще до того, как я к ней подхожу.
— Мама… — тихо зову я, но она лишь слабо поднимает голову.
Ее лицо бледное, глаза впалые. Она больна. Сильно больна. Лекарства нужны срочно, но денег нет. И теперь не будет. Я не справилась.
Медленно сползаю на пол рядом с диваном, чувствуя, как силы окончательно покидают меня. В горле ком, слезы текут бесконечным потоком. Глухая боль заполняет каждую клетку моего тела. Ладони дрожат, когда я закрываю ими лицо. Слезы вырываются без остановки. Я не могу сдержать их, не могу заставить себя перестать. Все эмоции захлестывают, как шторм.
— Прости… прости, мам… — шепчу сквозь рыдания. — Я пыталась… пыталась…
Но слова вязнут в глухой тишине. Тишина давит, только мой хриплый, рваный плач разносится по пустым стенам, словно издевается. Мама теперь умрет. И все из-за меня. Я загнала себя в тупик, и выхода больше нет. Реву еще сильнее, захлебываясь рыданиями.
И тут я слышу тяжелые шаги. Гулкое эхо заполняет коридор. Кто-то вошел в дом. Шаги медленные, размеренные, будто хозяин этого места. Воздух в комнате словно замирает. Сердце срывается на бешеный ритм.
Мои слезы мгновенно высыхают. Я напрягаюсь, прислушиваясь к каждому звуку. Дверь, тихо поскрипывая, открывается, а затем снова раздаются шаги, приближающиеся с каждой секундой.
С портфелем в руках возвращаюсь к машине. Злость разливается по телу, словно расплавленный металл. В груди все сжимается от ярости, смешанной с унижением. Девчонка сбежала, оставив меня в таком глупом положении. Это не просто раздражение, это уязвленное самолюбие. Теперь найти ее — дело принципа.
Забираю в офисе документы, убираю их в портфель и небрежно кидаю его на заднее сидение. Захлопнув дверь машины, прикуриваю сигарету и смотрю в темное небо. Здесь оно кажется ниже, чем в центре. Да и звезды светят будто бы ярче. Иллюзия.
Криво усмехаюсь и выдуваю густую струю дыма в воздух. Дела не ждут, пытаюсь сконцентрироваться на главном. По-хорошему надо уезжать и забыть этот инцидент, но что-то меня гложет изнутри. Не закрытый гештальт не дает спокойно дышать.
Выбрасываю окурок и сажусь в машину. Пальцы нервно барабанят по рулю. Взгляд скользит по улице передо мной, но я ее почти не вижу. В голове только один образ — лицо той девчонки с горящими карими глазами. Этот взгляд застрял в памяти, словно осколок стекла.
— Черт... — тихо выдыхаю, чувствуя, как раздражение подкатывает новой волной. Хочется что-то сломать, но я умело гашу ненужные эмоции. Ладно, дела подождут, а уязвленное эго — нет.
Достаю телефон и набираю номер старого знакомого. Рамон. Друг детства, человек, который всегда в курсе происходящего в этом районе.
— Какие люди! — почти сразу раздается знакомый голос. — Приветствую, Марк.
— И я тебя, Рамон, — губы сами собой растягиваются в улыбке. — Как ты?
— Твоими молитвами, дружище. Что за дело у тебя?
— Встретиться можем? Не телефонный разговор.
— Заинтриговал, — хмыкает он. — Ты знаешь, где меня найти.
— Ничего не изменилось, — констатирую я.
— Для старых друзей нет.
Машина мягко катится по ночным улицам, а мысли все еще блуждают вокруг случившегося. Рамон сильно поднялся за время, что мы не виделись. Его дом теперь напоминает крепость — высокий забор, охрана, камеры наблюдения. Дорога на территорию проходит как по маслу: охранники сразу распознают меня и кивают. Пропускают без вопросов. Рамон сам выходит меня встречать.
Мы жмем друг другу руки, крепко, как всегда. В его глазах знакомый огонек — Рамон никогда не менялся. Всегда на высоте, всегда уверен в себе.
— Проходи, — говорит он, кивая на дом. — Выпьешь что-нибудь?
— Я за рулем. Кофе подойдет.
В кабинете царит атмосфера уюта и успеха. Рамон всегда любил роскошь, но без лишней показухи. Мы садимся, и он подает мне чашку кофе.
— Ну, давай уже, не терзай меня любопытством, — в голосе друга звучит искренний интерес. Он всегда умел чувствовать моменты, когда дело пахнет чем-то необычным.
— Мне надо найти одну девушку. Однозначно местную, — лениво усмехаюсь и отпиваю горячий напиток из чашки.
Глаза Рамона увеличиваются вдвое.
— Марк, ты в своем уме? Что, в Москве бабы кончились?
— Не, тут дело принципа, — цежу раздраженно. — Она у меня портфель тиснуть хотела, а потом еще и по яйцам зарядила. Хочу визит вежливости нанести. Объяснить девочке, что так шутить с большими дядями не стоит.
Рамон от души смеется, его смех разносится по комнате, словно эхо. Я окидываю его испепеляющим взглядом, но молча жду, пока успокоится.
— Лихо она тебя зацепила, — качает он головой. — Ну давай описалово, и мои люди ее найдут. Я сам ее накажу, даже не сомневайся.
На секунду я задумываюсь. Можно было бы на этом остановиться. Рамон сделает все, как надо. И даже больше. Но что-то меня останавливает от этого варианта.
— Нет. Доставь мне удовольствие самому разобраться, — сильнее сжимаю пальцами чашку. — Очень уж хочется поставить эту дикарку на место.
— Узнаю старого друга, — ухмыляется Рамон.
— Ну, так что, поможешь?
— Дай хоть какую-то информацию.
Я рассказываю все как есть, не скрывая ни детали. Рамон слушает, то кивая, то хмыкая. Иногда на его губах появляется легкая усмешка, но он не перебивает. Он знает, что я не терплю лишних вопросов в такие моменты.
— Это по-любому дело рук Макса. Он самый борзый у нас тут. Но платит стабильно, поэтому не хотелось бы его терять.
— Хрен с ним, — отмахиваюсь небрежно. — В машину ко мне влезла явно девка. Волосы светлые, длинные, глаза карие.
Рамон кивает и достает свой телефон.
— Располагайся. Сейчас я отдам приказ, и скоро мы найдем твою зазнобу.
Адрес девушки находится спустя полчаса. Как и имя. Алферова Павла Андреевна. Живет с матерью. Отец давно умер. А отчим сидит по не самой приятной статье. Перспектив у девушки никаких, зато гонора по самые уши. Придется спустить с небес на землю.
Криво усмехаюсь и решаю не откладывать. Надо поставить точку в этой истории, как можно быстрее. Приезжаю по искомому адресу. Район в точности такой, каким я его запомнил когда-то. Серые многоэтажки, полуразрушенные фасады, огни редких фонарей, мигающих в такт ветру. Здесь царит своя атмосфера — опасность и тишина, которая словно наблюдает за каждым твоим шагом.
Но больше всего раздражает безнадежность, что разит из каждого угла. Люди здесь добровольно скатываются в яму, не желая карабкаться к свету. Чего-то добиваются единицы, остальных поглощает темная сторона жизни. Здесь эта граница чувствуется особенно остро.
Зябко веду плечами, скидывая тени прошлого и уверенно иду к подъезду дома, давно списанного под снос. Осторожно поднимаюсь по лестнице. На каждом пролете скрипят ступени, а стены в трещинах, потеках и граффити. Дверь квартиры на третьем этаже. Нажимаю на ручку - не заперто. Меня это настораживает, но все же вхожу внутрь. Слабый свет виднеется в одной из комнат.
— Стой, где стоишь, — сзади раздается недовольное шипение и между лопаток упирается что-то твердое. — Не двигайся. И руки подними.
По позвоночнику прокатывает волна холода, а мозг стремительно генерирует возможные варианты действия.
По голосу узнаю свою беглянку. Но руки все же поднимаю от греха подальше.
Мое сердце бьется как молот, от страха и напряжения. Внутри все сжимается в один тугой ком. Бросаю взгляд на дверь в комнату матери. Паника накрывает меня с головой. Этот мужчина пришел за мной. Хочет наказать, унизить или отомстить. Мама не должна об этом узнать. Она ничего не подозревает, тихо спит там, за дверью, в своей комнате. Я не позволю ему вторгнуться в наш маленький мир. Это последнее, что я могу защитить.
— Уходи! Я тебя не звала! — огрызаюсь я и решительно делаю шаг в сторону, чтобы заслонить собой дверь в комнату. — Я даже имени твоего не знаю.
Но он словно читает мои мысли и перекрывает мне путь. Его глаза прищуриваются, в них вспыхивает что-то опасное.
— Меня зовут Марк. Не тебе решать, что мне делать и куда приходить, — спокойно отвечает он и толкает дверь от себя. — Успокойся. Я не собираюсь тебя трогать... пока.
Его спокойное, ледяное выражение пугает сильнее любых угроз. Марк не кричит, не требует — но его взгляд, полный уверенности, дает понять, что именно он здесь главный и все решает только он.
— Чего ты хочешь? — голос дрожит, но я стараюсь держать подбородок высоко.
Марк молчит несколько секунд и рассматривает меня, как очередную проблему, которую нужно решить.
— Посмотреть, как ты живешь, — бросает с легкой усмешкой. — Любопытно стало.
Его слова звучат так буднично, словно старый друг зашел в гости.
— Какое тебе до меня дело? — шиплю я, пытаясь удержать хотя бы остатки контроля над ситуацией. — Ты богач, чужой для нашего мира. Уходи! Здесь тебе нечего делать.
— Я не привык, чтобы со мной так разговаривали, Павла, — Марк проходится по мне тяжелым взглядом. — Запомни это.
Я нервно сглатываю, но не отвожу глаз, с трудом выдерживая черноту его взгляда. Трусливо отступаю, пока, не натыкаясь на стену. Еще чуть-чуть, и он совсем близко. Так близко, что я улавливаю аромат его дорогого парфюма. Приятно, будоражит…
— Хватит устраивать драму, — тихо, но твердо говорит он. Его энергетика давит на меня, заставляя вжиматься в стену. — Ты сама могла бы рассказать все по-хорошему. Или мне придется тебя пытать?
Кривая усмешка растягивает его губы. Я не понимаю шутит Марк или говорит серьезно. Его пальцы невесомо касаются моей щеки, я шарахаюсь в сторону, словно обжегшись. Но сбежать не получается. Его руки, словно турникеты, отрезают мне путь с двух сторон.
— Я жду, — напоминает Марк, касаясь моего лица дыханием.
Сжимаю зубы, ощущая, как гнев и страх разрывают меня изнутри. Он зажал меня в угол. Но самое страшное, что я не понимаю, что будет дальше. Чего ожидать от этого ненормального.
Мама снова кашляет. На этот раз приступ усиливается. Надо дать ей воды, но Марк меня не отпускает. Он словно камень, который невозможно ни разжалобить, ни сдвинуть с места.
Воздух вокруг словно сгущается, становится тяжело дышать. Мысли скачут, не давая сосредоточиться. Я не знаю, что сказать или сделать. Марк стоит слишком близко, и каждый его взгляд ощущается, как давление на грудь.
— Там моя мама... она больна, — выдыхаю я, сдаваясь окончательно. — Ей нужны лекарства. Денег не было... Вот и пришлось... пришлось воровать.
Слова с трудом выдавливаются из меня, словно царапая горло и оставляя за собой пустоту и стыд. Никогда я так не унижалась. Но есть ли у меня другой выход?
Марк кивает, внимательно наблюдая за моим лицом, словно пытается понять вру я или говорю правду. Его глаза чуть прищурены, но лицо остается непроницаемым, холодным и сосредоточенным. А затем отстраняется и решительно входит в дверь, куда пускать его я не собиралась.
Его взгляд бегло проходится по убогой обстановке в комнате и останавливается на диване, где лежит моя мама.
— Что с ней? — говорит жестко и требовательно, словно это не вопрос, а приказ.
— Я не знаю... — тихо отвечаю я, избегая его взгляда. — Медсестра, которая приходит делать уколы, сказала, что нужны антибиотики. Дорогие очень. А еще нужен покой и нормальные условия, а мы здесь... — я замолкаю, чувствуя, как слезы опять подступают к глазам.
Нет, пожалуйста, только не плакать. Только не при нем!
Марк выпрямляется, его лицо становится еще жестче. Он спокойно, без спешки, достает телефон, как будто это заранее продуманная часть его плана и медленно отходит к окну. Совершенно не стесняясь распахивает створку, впуская в комнату холодный воздух и подносит телефон к уху.
— Эмма Эдуардовна? — голос Марка становится мягче. Достает сигареты, бросает на меня взгляд и, не дожидаясь ответа, убирает пачку обратно в карман. — Рад, что узнала. Можешь говорить? Это срочно…
Я стою, как гвоздями прибитая. Не знаю, как реагировать. Не могу ни пошевелиться, ни сказать хоть что-то. Все мое красноречие испарилось куда-то. А может я просто устала от всего этого, что нет никаких сил, чтобы спорить с этой каменной глыбой.
***
Эммочку узнали? Может спросим, как у нее дела?)))
— Для тебя я всегда найду пару минут, — говорит Эмма, но ее голосе слышится легкая усталость.
Надо переходить сразу к делу. Мы знакомы давно, и ее профессионализм всегда внушал мне уважение. На этот раз мне нужна ее помощь.
— Нужна срочная госпитализация. Женщина в плохом состоянии. Кашель, возможно, температура. Скорая и место в вашей клинике, — говорю коротко, не тратя времени на детали.
Взгляд скользит на Павлу, которая сейчас стоит передо мной, напряженная, как пружина. Как она вообще все это вывозит в свои годы? Девчонке всего лет двадцать, а на ее плечах уже такое бремя. Больная мать, долги, жизнь, которая давит со всех сторон. Меня поражает, что она еще держится. Но видно, что на грани.
— Ты знаешь правила, Марк, — Эмма сразу меняется в тоне. — Такие пациенты только через инфекционный бокс. Может быть что угодно, даже туберкулез.
Я и не требую ничего невозможного. Это разумно. Никто не собирается рисковать здоровьем других пациентов.
— Да, я понимаю. Инфекционный бокс устроит. Главное возьми состояние женщины под личный контроль.
— Хорошо. Скидывай адрес. Я пришлю скорую, — соглашается Эмма. — Документы не забудь.
— Спасибо. Буду должен.
Я сбрасываю звонок и быстро пишу адрес в сообщении. Поднимаю глаза на Павлу и пытаюсь понять, о чем она сейчас думает. Но отчего-то не получается. На ее лице столько разных эмоций, что я, неожиданно для себя, упираюсь в тупик.
— Собирайся, — говорю спокойно, но твердо. — Мы едем в больницу. И документы матери захвати.
— Куда? — ее голос полон недоверия. — Нас все равно не примут...
— Девочка, не спорь со мной, пожалуйста, — я вздыхаю и строго смотрю ей прямо в глаза. — Просто делай, как я говорю.
Она хмурится, но все же кивает. Я отчетливо вижу, как в ее голове идет настоящая война за власть. Подчиниться здравому смыслу и принять помощь или упереться рогом, но сохранить остатки гонора. Сразу видно, что характер у девчонки дерзкий. Даже занятно, какая часть победит.
Женщина вновь закашливается и Павла кидается к ней, чтобы как-то помочь. Решаю не мешать, выхожу из квартиры и закуриваю. Дым неприятно обжигает горло, но мне нужно время, чтобы собраться с мыслями.
Зачем мне это все? Ввязался в какую-то мутную историю. Нахрена козе баян? Я ловлю себя на том, что ситуация тянет меня в прошлое, в те дни, когда я сам жил в подобной обстановке. Обшарпанные стены, старый диван, запах влажности и дешевого моющего средства... Все это когда-то было частью моей жизни. Я был таким же, как эта девчонка. Отец тогда пил, мать пыталась держаться, но денег всегда не хватало. Жизнь казалась бесконечной чередой темных коридоров.
Для меня все изменилось благодаря одному человеку. Отец моего друга Тимофея увидел меня на заправке. Я мыл фары на машинах на копейки. А он увидел во мне потенциал и помог устроиться на работу. Настоящую, с нормальной зарплатой. Я мыл машины и мне за это платили. Это был первый момент, когда я понял: можно вырваться. Все, что мне нужно было тогда — это шанс.
Сейчас я могу дать такой же шанс другим. Возможно, пришло время платить по счетам. Что-то внутри говорит, что я должен это сделать. Просто потому, что могу. Помочь кому-то, когда у тебя есть такая возможность, — это не слабость, а сила и великодушие.
Достаю телефон и набираю номер Тимохи.
— Привет, Тим. Слушай, передай своему отцу, что я хочу его поблагодарить. Просто скажи ему спасибо. Он поймет.
— Марк, все нормально? — с сомнением тянет друг.
— Да. Просто сделай это.
— Ладно, понял. Все передам.
Скидываю звонок и наблюдаю, как подъезжает скорая. Врачи выходят с носилками и направляются к подъезду. Тушу окурок об бетонный пол и провожаю медиков в квартиру.
Они быстро начинают обследование женщины, проверяют дыхание, давление, фиксируют ее состояние в своих планшетах. Павла стоит в углу комнаты, ее руки дрожат, а взгляд лихорадочно мечется между врачами и мной.
— Мы забираем ее в больницу, — спокойно объявляет один из врачей. — Времени упущено много, можем не успеть.
Павла вскидывается, глаза расширяются от ужаса.
— Нет... Стойте... Не забирайте ее! — она кидается к ним, но я успеваю схватить ее за плечи и прижать к себе.
— Не паникуй, — говорю я тихо, но твердо. — Мы поедем следом. Собери все необходимое. Сейчас не время для истерик.
Она замирает на секунду, потом медленно кивает. Я отпускаю ее и даю ей минуту, чтобы прийти в себя. Женщину на носилках уносят из квартиры. Я лишь провожаю врачей взглядом и поторапливаю Павлу.
— Я готова, — сообщает она спустя несколько минут.
— Тогда поехали.
В этот момент в квартиру заходит женщина в белом халате. Она слегка недоуменно оглядывается и находит взглядом Павлу.
— Паш… Я укол делать пришла, как договаривались, — произносит она, а сама нервно косится на меня.
Павла растерянно кивает.
— Это медсестра? — догадываюсь я и подозрительно рассматриваю эту даму. Уж больно она странная…
— Да... — отвечает девушка тихо. В ее голосе звучит смущение.
Женщина тем временем достает шприц и начинает что-то говорить про дорогой укол. Моя настороженность усиливается. Что за уколы здесь делают? Почему он стоит так дорого? Мне придется разобраться в этом позже.
— Не сегодня, — резко перебиваю я, беру Павлу за плечо и веду к выходу.
— Но подождите… А как же укол, — медсестра кидается за нами по лестнице.
— Понятия не имею, — сухо бросаю я и оборачиваюсь. — Здесь твои услуги больше не нужны.
Мы едем в больницу. Сижу в дорогущей машине рядом с Марком, нервно теребя край своей толстовки. Я не доверяю. Не могу доверять. В его взгляде, холодном и безразличном, читается абсолютный контроль. Кажется, он привык держать всех и все в своих руках. И мне приходится подчиниться. Мама нуждается в помощи, а сама я с этим не справлюсь.
Мысли о маме не отпускают, сжимают сердце ледяной хваткой. Я не знаю, что будет дальше, но страх за нее переплетается с другим чувством. Странным и непонятным.
Марк. Его близость заставляет меня волноваться. В салоне пахнет приятным парфюмом. Легкий, свежий аромат с горьковатыми нотками окутывает меня словно облако. Украдкой вдыхаю его глубже. А краем глаза рассматриваю мужской профиль: строгие черты, напряженная линия челюсти. Он словно высечен из камня.
Мои глаза опускаются ниже. Руки на руле — сильные, с длинными пальцами, сжимающими кожаную поверхность. В каждой детали чувствуется контроль и уверенность. От Марка буквально веет превосходством и властью. Я ненавижу себя за то, что думаю об этом в такой момент, но ничего поделать не могу. Отворачиваюсь к окну и напряженно слежу за дорогой. Это хоть немного отвлекает.
Скоро подъезжаем к огромному зданию больницы. Стены кажутся слишком высокими, давящими. Меня передергивает от одного вида этих стерильных поверхностей, где все кричит о холодной бездушности. Внутри пахнет дезинфекцией и чем-то неприятно химическим. Мы входим, и Марка встречает женщина в белом халате. Она уверенно кивает ему, словно они давно знают друг друга.
— Это Эмма Эдуардовна, — поясняет он коротко. — Она будет заниматься твоей матерью. Эмма, это Павла.
— Очень приятно, — женщина мимолетно улыбается и скрывается в боксе.
Меня провожают к стойке медсестры, заставляют сдать документы и ждать в коридоре. Маму осматривают, берут анализы. Я стою у стеклянной стены, чувствуя, как меня разрывает на части. Все происходит слишком быстро, и у меня нет времени осознать, что дальше. Я в полнейшем раздрае.
Прикрываю глаза буквально на пару мгновений. Мне нужна передышка. А когда поворачиваюсь, то замечаю, как Марк разговаривает с Эммой. Рассматриваю их издалека. Красиво смотрятся рядом. Она статная, роскошная женщина с идеальной осанкой. Ее пальцы небрежно стряхивают невидимые пылинки с его пальто. Марк усмехается, наклоняется и что-то говорит ей на ухо. Эмма расплывается в провокационной улыбке, а меня передергивает.
Они о чем-то спокойно переговариваются. Но в ее жестах скользит что-то большее, чем просто профессиональный интерес. Она смотрит на него так, словно хочет показать, что они не чужие друг другу. Любовники? Мое горло сжимается от спазма. Я закатываю глаза и стискиваю зубы так сильно, что скулы начинают ныть. Почему меня это раздражает? Мне-то какое дело до его личной жизни?
— Фу, — выдыхаю тихо и разворачиваюсь к кулеру. Вода льется медленно, и я стараюсь сосредоточиться на этом звуке, чтобы немного успокоиться и привести мысли в порядок.
— Как давно она болеет? — раздается голос Марка у меня за спиной. — С чего началось?
Я вздрагиваю и едва не роняю стаканчик с водой.
— Не знаю точно, — отзываюсь сухо, пытаясь не выдать дрожь в голосе. — Сначала кашель, потом хуже. Колят что-то... Врач участковый назначил. Я не разбираюсь в этом.
Мне хочется быстрее закончить разговор, но он не дает такой возможности.
— Я могу пройти к маме?
— Подожди, — Марк не отпускает. Хмурится и смотрит на меня с непонятным выражением.
— В ее крови нашли вещество. Оно не является лекарством. И уж точно не продается легально. Нужно разобраться.
— Вы думаете, моя мать наркоманка?! — зло шиплю я, вскипая мгновенно. — Этого не может быть!
— Я ничего такого не сказал. Но ей потребуется долгая реабилитация и восстановление, — спокойно произносит Марк. В его взгляде я читаю слишком много и без слов.
Я стискиваю кулаки до боли. Каждое его слово режет по живому, словно пытается добраться до самого центра моей боли. Хочется накричать на него, заставить уйти и оставить нас в покое, но вместо этого я продолжаю стоять.
— Спасибо за помощь, но дальше мы как-то сами справимся, — натянуто улыбаюсь и пытаюсь закончить неприятный разговор. Да и знакомство в общем-то тоже.
— Вот так просто? — лениво говорит Марк и криво усмехается.
Эта усмешка — как пощечина. Она режет сильнее любых слов и заставляет меня снова ощетиниться, как колючий ежик.
— А ты что хотел? — бросаю в ответ.
Его взгляд становится жестким, холодным, как ледяное лезвие. Он смотрит на меня так, словно хочет раздавить одним лишь взглядом.
— Вообще-то ты обокрала меня. Или ты уже забыла?
— У меня не было выбора! — парирую я. — Или думаешь, я ради развлечения это сделала?
— Выбор есть всегда, — он равнодушно пожимает плечами. — Просто он не всем нравится.
Его слова бесят меня до глубины души. Особенно от того, что они являются правдой. Я смотрю на него с ненавистью.
— И что теперь? — с вызовом смотрю на него и складываю руки на груди.
— Ты доставила мне проблемы, — холодно тянет он, сканируя меня убийственным взглядом. — Придется отработать.
— Вот еще, — вздергиваю подбородок. — Я не проститутка!
Ярость поднимается внутри и даже то, что вокруг полно народу не сбавляют градус. Да что он о себе возомнил?
— До проститутки ты и не дотянешь, — пренебрежительно усмехается Марк. — Будешь работать горничной. В моем доме.
Эти слова прокатываются катком по моему самолюбию, оставляя внутри обжигающее ощущение стыда и ярости. Меня бросает в жар, и в груди все закипает. Так меня еще никто не унижал. Мой взгляд становится колючим, но я молчу, сдерживая все обидные слова, которые готовы сорваться с губ.
— Чтобы я драила твои золотые унитазы?!
— Альтернативный вариант — наручники и камера, — он неопределенно пожимает плечами. — Выбирай.
Слова застревают в горле. Я молчу. Потому что, если открою рот, пошлю этого напыщенного гада в пешее эротическое.
Из больницы сразу приехал к друзьям. Клуб "Король ночи" — место, где власть и роскошь сливаются воедино. Марсель создал его не просто для развлечений, а как площадку для избранных. Здесь, в приглушенном свете, среди мягкого звука джаза и дорогого алкоголя, решаются судьбы, заключаются сделки и ломаются жизни. Атмосфера пропитана элитным спокойствием, но за перегородками VIP-залов идут куда более напряженные разговоры. Здесь все построено на статусе, иерархии и власти.
Я сижу за отдельным столом в компании тех, кого можно назвать братством. Каждый из нас здесь не просто так. Мы дружим слишком давно, чтобы сомневаться друг в друге.
Марсель — хозяин этого места, лениво откидывается на диван, потягивая коньяк. Тимофей, как всегда, спокоен, играет с кубиками льда в своем бокале виски. Ратмир наблюдает за всеми, молча, с той хищной настороженностью, которая делает его опасным. И Герман — единственный, кто явно не вписывается в общую расслабленность. Слишком внимателен к деталям.
Обычно с нами еще Леон, но не сегодня. Дела, командировки, он может исчезнуть на время, но при этом оставаться в курсе всего. Без него разговор кажется менее сбалансированным, словно одна из сторон этого стола пустует не только физически, но и эмоционально.
Я лениво перевожу взгляд на бокал в своей руке, наблюдая, как янтарная жидкость плавно стекает по стенкам. Разговор идет о бизнесе, но мне плевать. Все это сейчас кажется далеким, чужим. Я ловлю себя на мысли, что снова думаю о ней. О Павле. Чертова девчонка. Дерзкая, гордая. Взрывоопасная. Огонь в ее взгляде в тот самый момент, когда она не отступила, а смотрела прямо мне в глаза, будто говорила: "Я не боюсь тебя." Какого черта она так зацепила меня? Слишком красивая для того мира, в котором живет, и слишком неукротимая для моего.
Я искренне пытаюсь убедить себя, что мне просто хочется ей помочь. Просто дать девочке шанс выбраться из болота трущоб. Но внутри, где-то на уровне инстинктов, я понимаю — это чертова ложь. Я не такой благородный принц, но все же…
— Ты вообще с нами? — голос Марселя возвращает меня в реальность.
Я усмехаюсь, поднимая бокал.
— Всегда.
Но даже в этот момент в голове вспыхивает ее лицо. Воспоминания о том, как прижимал ее к стене и вдыхал едва уловимый аромат кожи. За секунду до…
Телефон на столе вибрирует. Легкая дрожь разносится по стеклянной поверхности. Я опускаю взгляд на экран. Кэт. Моя любовница. Яркая, удобная, предсказуемая. Женщина, с которой все просто, без обязательств, без лишних вопросов. Но сейчас... Сейчас даже ее имя на экране вызывает раздражение.
Я переворачиваю телефон экраном вниз, не желая сейчас ни с кем говорить. И снова уплываю в свои мысли.
— Ты сам не свой, — вкрадчиво замечает Тимофей.
Я пожимаю плечами, не желая комментировать.
— Все нормально.
— Да ну? — хмыкает Герман и подозрительно прищуривается. — Давай, колись, что тебя гложет.
Я медленно потягиваю виски и усмехаюсь. От друзей ничего не скрыть, да и нет в этом практического смысла. Нам нечего делить.
— Одна девочка сегодня пыталась меня обокрасть, — говорю я лениво. — Но я решил дать ей шанс. Красивая, пропадет в этой дыре.
Коротко рассказываю, как съездил на малую родину за документами и зацепился на весь вечер в каких-то невнятных траблах. Но, чем больше рассказываю, тем отчетливее понимаю, что совершенно не жалею потраченного времени.
Реакция друзей разная. Марсель усмехается и качает головой, будто я совершил самую нелепую ошибку в жизни. Тимофей оценивающе смотрит, анализируя не мои слова, а мои мысли. В глазах Ратмира нет ни удивления, ни осуждения — лишь холодная, выжидающая настороженность. А вот Герман... Он загорается неподдельным интересом, его взгляд становится хищным, цепким, и это мне не нравится. Он слишком резонирует на эту тему.
— И что, ты вот так просто приведешь ее домой? — хмыкает Герман.
— Почему нет? — неопределенно пожимаю плечами и отпиваю из своего бокала обжигающую горло жидкость.
— Она тебя обчистит, — фыркает он.
— Не думаю, — спокойно отвечаю и вытягиваю ноги. Этот момент, как ни странно, волнует меня меньше всего. Павла не похожа на воровку. Маленький перепуганный волчонок.
— Или друзей наведет.
— Не нагнетай, — так же лениво усмехается Марс, принимая мою сторону.
— Я думаю, можно узнать больше про ее мать, — подает идею Тим, разглядывая меня так, будто уже знает, что я не смогу просто взять и закрыть глаза на это.
— И? — дергаю бровью, предлагая продолжить мысль. — Что это даст?
— Это даст понимание, во что ты вляпался, — поясняет за него Ратмир. — Ты слишком уверен, что знаешь, что делаешь. Но так ли это?
Он медленно улыбается, хотя его глаза остаются холодными.
Я откидываюсь назад, медленно допиваю остатки виски. Разговор постепенно сходит на нет, каждый возвращается к своим мыслям. Я чувствую, как тяжелеют веки, но мозг продолжает работать. Пора уезжать.
Через полчаса я покидаю клуб, ощущая прохладу ночного воздуха. Трезвый водитель уже ждет у входа, машина плавно трогается с места, и город за окнами плывет в свете фонарей. Павла все еще в моей голове. Зараза, так и не исчезла за весь вечер. Я позволяю себе одну последнюю мысль о ней, прежде чем закрыть глаза.
Когда я просыпаюсь, солнце уже пробивается сквозь шторы. Время — ровно семь утра. Я никогда не даю себе права на слабость. Завтрак, душ, строгий костюм — все идет по плану. В девять Павла должна быть здесь. Вопрос лишь в том, придет ли она.
Пью кофе в кабинете, откинувшись в массивное кожаное кресло и постукивая пальцами по подлокотнику. Взгляд скользит по циферблату часов. Девять утра. Павлы нет. Я знал, что она опоздает. Нет, даже не так — я был уверен, что она сделает это специально.
Каждая упущенная минута раздражает. У меня нет времени сидеть и ждать. Сегодня день расписан буквально по секундам, но я хотел сам ввести девчонку в курс дела. Показать, что не собираюсь давать поблажек, но и держать ее в клетке не планирую. Пока.
Просыпаюсь рано, еще до будильника, но не спешу вставать. Лежу, уставившись в потолок, и медленно считаю трещины на побелке. Если не задумываться, то вполне можно сделать вид, что ничего не происходит. Что все так же, как всегда. Что мне не нужно вставать и ехать в дом этого богача.
Я закрываю глаза и тяжело вздыхаю. Может, просто не пойти? Что он мне сделает?
Нет, рисковать я не хочу и этот вариант отбрасывается сразу. У меня нет права на гордость. Нет права на слабость. Я сжимаю кулаки и медленно выдыхаю. Все. Хватит.
Рывком сажусь на кровати, опускаю ноги на холодный пол. Встаю, заставляя себя двигаться. Вода в кране ледяная, но это помогает хоть немного прийти в себя. Глубокий вдох, выдох. Нужно собраться.
Я вспоминаю маму. Ей стало чуть лучше. Даже улыбнулась мне вчера. Ради этого я должна держаться. Ради нее. Но мысли все равно возвращаются к нему. Марк. Богатый придурок, который думает, что купил меня. Он считает, что я у него в кармане. Что мне деваться некуда и я буду благодарной, услужливой. Думает, что если я должна ему, то буду плясать под его дудку. Как бы не так.
Мое отражение в зеркале дерзко смотрит на меня. Я не собираюсь прогибаться.
— Поехали, — шепчу сама себе и натягиваю куртку. Сегодня будет долгая борьба.
Опоздание — принципиально.
Я выхожу из дома раньше, но не спешу. Время есть. Остановка недалеко, но я делаю крюк, захожу в круглосуточную забегаловку и беру кофе. Гадкий, но горячий, крепкий и приятно согревает руки. Медленно, нарочно медленно, делаю глотки, греюсь, растягиваю этот момент.
Марк там ждет. Бесится, наверное. Так ему и надо, а то возомнил себя. Я усмехаюсь, представляя его холодное, злое лицо. Пусть подождет. Это единственная мелочь, которой я сейчас могу его достать.
Подъезжаю к его дому в половину десятого. Спокойно выхожу, как будто ничего не произошло. Я не тороплюсь. Я не виновата. Он сам виноват, что думает, будто может мной командовать.
Когда дверь открывается, я сразу чувствую его глухую ярость. Она густая, тяжелая, висит в воздухе, давит, как шторм перед ливнем. Глаза холодные, почти лишенные эмоций, но я замечаю, как он сжимает челюсть. Злится. И мне нравится это.
Я улыбаюсь. Пусть терпит.
После небольшой взбучки, Марк все же впускает меня в дом и велит следовать за ним. Приходится подчиниться. Все же лучше дозировать игры с хищником. Хочется еще пожить.
Шагаю по просторному дому Марка и невольно ощущаю, насколько чужое это место. Просторные холлы, высокие потолки, огромные окна. Полированное дерево, мрамор, дорогая мебель. Зачем ему столько пространства? В этом доме можно затеряться, исчезнуть, и никто даже не заметит. Это не просто жилье. Это демонстрация власти.
Пытаясь скрыть свое замешательство, я складываю руки на груди и скептически оглядываюсь.
— Ты здесь один живешь? — спрашиваю, специально вкладывая в голос легкую насмешку.
Марк спокойно смотрит на меня, его раздражает мой тон, но он этого не показывает.
— Нет. У меня есть сестра. Она сейчас в городе, учится.
Я хмыкаю. Ну конечно, семейный особняк. Какой пафос.
Моя нога скользит по идеально чистому полу. Здесь все вылизано до блеска.
— Убрать весь этот дворец мне одной надо неделю не меньше, — фыркаю я, глядя на Марка.
— Ты не одна, — спокойно отвечает он.
Я прищуриваюсь, скрещиваю руки на груди. Мне хотелось бы знать, сколько стоит мой "долг". Какую цену он на меня поставил.
— И во сколько же ты оценил мой труд? Сколько мне на тебя горбатиться, чтобы мы были в расчете?
Марк хитро усмехается, чуть качает головой.
— Я не покупаю ничего вслепую, — говорит он спокойно. — Сначала покажи, что умеешь работать.
Я закатываю глаза, демонстративно вздыхаю. Покажи, что умеешь работать. Как мило. Думает, что я сейчас начну перед ним прыгать.
— Если выдержишь хотя бы день, поговорим вечером, когда я вернусь, — добавляет с издевкой, бросая на меня оценивающий взгляд.
Это вызов? Намекает, что я не справлюсь?
Марк идет дальше, даже не оглядываясь. Я задерживаюсь на секунду, но потом нехотя следую за ним.
Мы выходим через боковую дверь, попадаем в небольшой внутренний двор, вымощенный камнем. В конце — домик для персонала. Марк открывает дверь и пропускает меня внутрь.
— Здесь живет обслуживающий персонал. Ты будешь работать с ними, — говорит он ровным голосом. — Познакомишься, освоишься.
Я ничего не отвечаю. Освоиться? Освоиться — значит смириться. А я не собираюсь смиряться. Этот дом чужой, эти люди чужие. Я для них никто. И задерживаться здесь не собираюсь.
— Елизавета Петровна, — зовет Марк и сразу же появляется пожилая женщина в строгом платье и пучком на голове. — Это Павла, введите ее в курс дела, пожалуйста.
Она лишь кивает, как будто между ними уже есть негласное понимание. А Марк разворачивается и просто уходит. Без лишних слов, без вопросов. Оставляет меня здесь, одну, в доме, где никто не рад моему появлению.
За-ши-бись!
Елизавета Петровна, стоит передо мной, сложив руки на груди. Женщина лет шестидесяти с идеальной осанкой и взглядом, от которого хочется спрятаться. Я ей не нравлюсь. В ее позе все говорит за нее: «Ты здесь чужая.»
— В доме не должно быть пыли, стекло и дерево протирать специальными средствами, — говорит ровным голосом, будто обрубая лишние слова. —Кухня и столовая убираются после каждого приема пищи.
Я медленно киваю. Хоть бы «доброе утро» сказала, для приличия. Но нет. Только холодный, выверенный тон, будто разговаривает не с человеком, а с вещью. Но ясно, что меня здесь не ждали и не собирались ждать.
В коридоре появляются две девушки. Горничные. Они оценивающе меня рассматривают. Я тоже смотрю на них, прикидывая насколько все плохо.
Одна из них подходит первой. Девушка с мягкими чертами лица, теплым взглядом, немного младше меня.
— Привет. Я Анна, — добродушно улыбается и протягивает руку. — Не переживай. Работа здесь не так страшна, как кажется. Освоишься.
Бизнес — это контроль. Я привык держать все в своих руках. Отели, рестораны, сеть элитных заведений, куда заходят только те, у кого есть статус и финансы. Они получают лучший сервис, я — стабильный доход и влияние. Просто и эффективно.
Мне нравится этот бизнес. Он дает не только деньги, но и власть. Это не просто номера в гостинице, а целая система, где я задаю правила игры. В моих заведениях отдыхают политики, актеры, бизнесмены. Здесь заключаются сделки, решаются вопросы, которые не выносят в публичное пространство.
Сажусь в машину, кидаю водителю короткое:
— В офис.
Город проносится за тонированными стеклами. Впереди встречи, переговоры, расчеты. Все, как всегда. Рутина, но чертовски приятная.
Усмехаюсь, вспоминая утренние отчеты. Все идет по плану. Вчера открыли новый ресторан во Владике, сегодня подписываю договор на поставку вина из Франции. Дела не ждут.
Захожу в офис, и привычный ритм захватывает меня с первых секунд. Помощница уже ждет с папкой документов. Бросает короткий взгляд на часы — я опоздал. Это нервирует. Но вряд ли она посмеет мне об этом напомнить.
— Обновленные отчеты по поставкам, — Лея кладет передо мной бумаги, говорит четко и без лишних слов. — Контракт с французскими виноделами, согласование новых условий с азиатскими партнерами, и вопрос по инвесторам для отеля в Барселоне. Плюс бухгалтерия прислала уточнения по расходам на логистику.
Я листаю документы, параллельно слушая ее доклад. Все под контролем, но детали требуют внимания.
На секунду отвлекаюсь, взгляд застывает на пустой точке. Интересно, не сбежала ли она?
Наверняка уже нарвалась на конфликт. Или, может, плюнула на все и ушла? Нет, она не из тех, кто уходит просто так. Скорее будет стоять до последнего, чтобы не дать мне повода сказать "я же говорил".
Павла… Чертова заноза. Дерзкая, несговорчивая, вечно с вызовом во взгляде. Перед глазами всплывает утренний разговор. Этот приподнятый подбородок, скрещенные руки, ее ленивое "Какой ты душный". Бесит. Будоражит. Раздражает так, что хочется схватить ее за плечи и заставить хоть раз посмотреть на меня по другому.
Я раздраженно хмыкаю, заставляя себя вернуться к документам.
— Вино подтверждаю, с азиатами продолжим по старой схеме, а инвесторам предложите два варианта: стандартный и с повышенным процентом. Кто не согласится — ищем других, — говорю, не отрываясь от бумаг. — Логистику сократить на пять процентов. Пусть ищут другие пути.
Лея кивает, делает пометки и выходит.
Я подписываю еще несколько документов, затем вызываю менеджеров. Вопросы решаются один за другим: обновление поставок, корректировка меню в новых ресторанах, стратегическое расширение сети. Поток дел бесконечен, но это мой привычный ритм.
После офисной рутины я бросаю взгляд на часы. Пора на встречу с Леоном.
Снова мелькает вопрос: как там Павла?
Я раздраженно усмехаюсь, откидываюсь на спинку кресла. Какая разница? Она должна работать, а не занимать мои мысли. Но что-то внутри скребет. Не потому, что я волнуюсь. Скорее потому, что хочется увидеть, как она справляется. Сломается ли? Или продолжит огрызаться?
Я выдыхаю, зарываюсь в волосы пальцами. Чушь. Не моя забота!
— Машину к входу, — говорю водителю по телефону и встаю из-за стола.
Впереди — бизнес, но уже на другом уровне.
Встреча с Леоном в ресторане
Я приезжаю в один из своих ресторанов — элитное заведение с приглушенным светом, тихой атмосферой и идеально выверенной подачей блюд. Здесь все так, как мне нравится: изысканная мебель, мягкое освещение, негромкие разговоры состоятельных людей, которые предпочитают обсуждать важное в уединении. Каждая деталь под контролем. Здесь не бывает случайностей.
Леон уже ждет в VIP-зале. В черной рубашке, с часами, которые стоят дороже, чем весь этот ресторан, он смотрит на меня с легкой усмешкой.
— Ты выглядишь так, будто твой день начался не с кофе, а с головной боли, — замечает он, когда я сажусь напротив.
— Работа, — лениво отвечаю я, жестом заказывая кофе. — Ты давно прилетел?
— Пару часов назад, — Леон улыбается и делает глоток своего напитка. —Возился с контрактами. Вопросы по поставкам, встреча с арабскими коллегами. Скукотища, но прибыльная.
Мы заказываем еду, обмениваемся последними новостями, обсуждаем бизнес. Но даже когда Леон говорит, я ловлю себя на том, что мои мысли ускользают. Снова всплывает утренний разговор с Павлой. Ее голос, насмешка, этот взгляд с вызовом. Как она меня бесит.
Я хочу расширить сеть отелей, взять под контроль элитные направления, а Леон может обеспечить поставки редких материалов и найти заинтересованных инвесторов.
— Это можно устроить, — лениво тянет он, кидая взгляд в меню. — У меня есть нужные контакты. Но мне интересно, Марк, почему ты решил этим заняться именно сейчас?
Я усмехаюсь.
— Время. Возможности. Контроль. Чем больше влияния — тем меньше рисков.
Леон молча кивает. Он из тех, кто понимает такие вещи без лишних слов. В этом мы похожи. Оба знаем, что власть строится на ресурсах и правильных людях. Только я сейчас думаю не о власти, а о том, как Павла, чертова упрямица, сегодня утром смотрела на меня так, словно я ее самый страшный враг.
— Кстати, — он слегка прищуривается, откидываясь на спинку кресла. — Как твоя новая горничная?
Я смеюсь и качаю головой. Уже все растрындели!
— Это не братство, а клуб сплетников.
— Так что, сломалась или еще подергается?
— Пока держится, — отвечаю я, невольно вспоминая, как она сегодня утром стояла передо мной, скрестив руки на груди. Как будто пыталась поставить себя на один уровень со мной. Дерзкая, словно дикая кошка, которая царапается, но все равно загнана в угол. Как упрямо смотрела, как нарочно опоздала. — Посмотрим, надолго ли у нее хватит запала.
Расходимся. Я сажусь в машину, прошу водителя отвезти меня к Кэт и откидываюсь на спинку кресла. Напряженно смотрю в окно. Город плывет за стеклом, но я думаю не о предстоящей встрече. Меня не отпускает другая мысль.
Сжимаю кулаки, а внутри все закипает. Ленивое спокойствие Марка выбешивает. Он сидит, чуть склонив голову, и смотрит так, будто я просто часть интерьера. Мне хочется, чтобы Марк сам сказал, чего от меня хочет. Но он упрямо молчит.
— Так сколько? — мой голос звучит резко, почти с вызовом. Я готовлюсь к бою, но противник не торопится нападать. — Когда ты наконец скажешь сумму?
Марк не отвечает сразу. Он тянет этот момент, словно кошка, играющая с мышью. Смотрит, изучает, будто проверяет, как далеко может зайти. В этом взгляде что-то опасное, не терпящее возражений, но я не отвожу глаз. Все это бесит еще больше. И в то же время разрывает изнутри непонятным волнением.
— Нет никакого долга, — Марк говорит холодно и отстраненно. Но в уголке губ мелькает почти незаметная усмешка, и от этого мне становится не по себе. — Ты можешь уйти прямо сейчас и никогда не возвращаться. Искать и принуждать тебя я не собираюсь.
Я замираю. Внутри будто что-то ломается. Грудь сжимается, дыхание сбивается. Он рушит сценарий, который я для себя прописала. Но я знаю, что так не бывает. Это какой-то розыгрыш. Марк должен требовать, угрожать, ставить условия. А он просто отпускает меня?
В голове мгновенно включается паника. Это ловушка? Новый способ унизить меня? Или он просто проверяет, как далеко я готова зайти?
— Что?.. — вырывается у меня почти шепотом.
— Ты свободна, — повторяет он все так же спокойно, без эмоций.
Свободна?
Я не понимаю. В голове все путается, мысли скачут, а слова словно застряли в горле. Это какая-то игра? Сердце бешено колотится, а воздух в кабинете становится густым.
Где-то подвох. Марк провоцирует меня. Я знаю это. Но в то же время мы оба осторожно балансируем на краю пропасти — шаг вперед, шаг назад. Кто первым сорвется? Он играет. Мы оба играем. Только я не знаю, кто в этой игре ведет, а кто ведомый.
Марк чуть склоняет голову, изучая мою реакцию. Он ждет. Наблюдает. Развлекается?
— Если хочешь — можешь остаться. Работаешь за зарплату, на общих условиях. Если нет — можешь вернуться в свой убогий район. Продолжать промышлять воровством... или проституцией.
Я вспыхиваю. Ладони моментально сжимаются в кулаки.
— Я не торгую собой! — выплевываю я, чувствуя, как все внутри пылает.
Марк лишь лениво усмехается. Его глаза цепляются за меня, как будто он уже знает, что я скажу дальше.
— У всех есть цена. Рано или поздно тебе придется озвучить свою. Таковы законы места, где ты живешь.
Он медленно усмехается и чуть откидывается назад. Его взгляд в этот момент особенно раздражает — уверенный, будто он уже выиграл. Его тон меня бесит. Спокойствие бесит еще больше. Я киплю, ощущая, как в груди разгорается ярость.
— Откуда ты знаешь? — выпаливаю я, почти шипя.
Марк хмыкает, но не отвечает. Как будто мои слова не заслуживают реакции. Он просто берет виски, наливает в стакан и делает небольшой глоток, все так же невозмутимо глядя на меня. Не собирается объяснять. Не собирается спорить. Он уже все сказал.
— Думай до утра, — бросает Марк, поднимая на меня темные глаза. В них что-то скользит — насмешка? Ожидание? Интерес? Я не могу понять. — Переночевать можешь во флигеле.
Я на грани, чтобы взорваться, но каким-то чудом все еще контролирую себя. Последнюю его фразу оставляю без ответа. Умышленно. Пусть я проиграла этот бой, но вся война еще впереди.
— Мне нужно съездить к матери, — сухо констатирую я и складываю руки на груди.
Марк кивает и отпивает из своего бокала.
— Я скажу водителю, он отвезет тебя.
И так хочется послать к чертям собачьим с его подачками, но благоразумие берет верх, и я не спорю. Водитель — это гораздо лучше, чем общественный транспорт, тем более что я очень устала.
Шумно выдыхаю, разворачиваюсь и выхожу из кабинета. Внутри все клокочет, будто я проиграла раунд в игре, правила которой даже не знаю, но ничего, придется их изучить.
Сажусь в машину на заднее сидение. Кресло такое удобное, как будто обнимает со всех сторон. Устраиваюсь поудобнее и ощущая, как напряжение в теле постепенно ослабевает.
Всю дорогу я смотрю в окно, наблюдаю, как город сменяется приглушенным светом улиц, как здания остаются позади. В голове крутится тысяча вопросов. Что теперь? Что делать дальше? Но ответов нет. Я не знаю. Какое принять решение тоже.
Поговорив с лечащим врачом, вхожу в палату и внутри сразу становится теплее. Мама выглядит лучше. Глаза ясные, в уголках губ легкая улыбка. Она всегда улыбается, даже если больно.
— Привет, моя хорошая, — ее голос мягкий, теплый, родной, а у меня внутри все сжимается от эмоций. Слезы наворачиваются на глаза, но я не позволяю им пролиться.
Я сажусь рядом, беру маму за руку. Она такая хрупкая. Мне хочется сказать многое, но слова застревают в горле.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю тихо.
— Уже лучше, — отвечает она. — Врачи говорят, что скоро переведут в палату. А ты? Ты выглядишь... усталой.
Я улыбаюсь, пряча волнение.
— Все хорошо. Я устроилась на работу, — все же рассказываю я. Хочется порадовать, точнее приободрить.
— Как на работу? — волнуется мама. — Детка, не делай глупости, тебе учиться надо.
— Я знаю. Все хорошо, мам, — ободряюще сжимаю ее ладонь. — Мне же не пятнадцать.
— Ты всегда для меня будешь маленькой девочкой, — шепчет она устало.
Я не рассказываю подробности. Она слишком быстро догадается, что что-то не так. Что-то в моих глазах выдаст правду. Поэтому я молчу, просто наслаждаюсь ее голосом, ее присутствием.
Но мысли не отпускают. Что теперь? Какой следующий шаг?
Когда выхожу из больницы, небо уже совсем темное. Я сажусь в машину и закрываю глаза. Ответов по-прежнему нет. Только вопросы.
Флигель встречает меня тишиной. Я захожу внутрь, сбрасываю куртку и машинально оглядываюсь. Жить здесь — не лучшая перспектива, но и не худшая. По крайней мере, крыша над головой есть. А еще здесь тепло и чисто, что тоже немаловажно.
Сижу в темноте, в своем кабинете, потягиваю виски. Терпеливо жду. Не потому, что мне некуда себя деть, а потому, что хочется посмотреть, какой выбор сделает эта дерзкая девчонка. Останется или вильнет хвостом?
Сложно сказать, чего я хочу больше. Убрать ее с глаз долой, чтобы не мешала? Или, наоборот, заставить остаться и посмотреть, насколько у нее хватит запала?
На телефон падает сообщение. Документы по анализам матери Павлы доставлены куда надо. Осталось выяснить кто и чем накачивал бедную женщину. А главное зачем. Хотя это, как мне кажется, самое простое. Хотели надавить на испуганную дочь. Вынудить прогнуться… Но под кого?
Придется еще раз пообщаться с Рамоном.
Откладываю телефон на стол и снова беру бокал с виски. Кубики льда приятно звенят об стекло. Вдыхаю запах дорогого алкоголя и от удовольствия щурюсь. Когда-то о таком я мог лишь мечтать, а сейчас элитный алкоголь уже не роскошь, а единственно возможный напиток.
Отпиваю виски из бокала и пару секунд держу во рту. Жидким огнем оно прокатывается по пищеводу и приятно согревает изнутри. Слышу, как в ворота въезжает машина. Моя. Подхожу к окну и наблюдаю. Павла выходит, идет к флигелю. Вернулась. Уже неплохо. Наверное…
Делаю глоток виски и шумно выдыхаю. Никакой уверенности нет по этому вопросу.
Прикуриваю сигарету и приоткрываю окно. Тихо, темно, вокруг ни души. Обычно я люблю такие моменты одиночества, но сегодня не судьба. Из флигеля вновь выходит Павла. Просто лечь спать явно не в ее стиле.
Обхватив себя руками, она идет в дом. Выдуваю струю дыма в окно и усмехаюсь. Любопытно, что она еще задумала. Тушу сигарету, доливаю себе виски и иду смотреть.
Павла бесшумно крадется на кухню. В доме темно, но свет она не включает. Находит холодильник, заглядывает в него и что-то ищет. Что, мне не видно. Да я и понятия не имею, что в нем есть.
Она вытаскивает что-то на тарелке. Я улыбаюсь и тяну лениво
— Опять воруешь? Не стыдно?
Павла взвизгивает, тарелка выскальзывает из рук, грохочет о пол, разлетаясь осколками. В свете открытого холодильника вижу, как ее глаза широко распахиваются, но она быстро приходит в себя, как уличный зверек, которого прижали в угол.
Я остаюсь неподвижным, сложив руки на груди, с усмешкой наблюдаю за этой маленькой бестией.
— Ты сдурел что ли?! — взрывается Павла, с грохотом захлопывая дверцу холодильника. — С чего ты взял, что я ворую. Я просто хотела поесть. Или нельзя?
— Ну, что ты, конечно, можно. Только в тишине и темноте обычно орудуют воры, — хмыкаю я, констатируя очевидное.
— Я просто не хотела никого разбудить, — фыркает она, оправдываясь и метает в меня испепеляющий взгляд. — Обязательно было подкрадываться?
— Мимо шел, мешать не хотел, — нарочно дразню ее, и сам при этом улыбаюсь, получая изощренное наслаждение от нашей перепалки.
— Колокольчик на шею повесь! — клацает зубами Заноза.
Сколько в ней энергии. А я-то думал, что после сегодняшнего дня она будет валиться с ног.
Включаю свет, Павла моргает, осматривается, словно только что осознала, что я и не собирался исчезать.
— Убирай за собой, — киваю на осколки и отпиваю вискарь. — Такая нерасторопная…
Она сверкает глазами, но присаживается на корточки, чтобы собрать стекло и остатки какой-то еды. Я скольжу взглядом по ее лицу, невольно рассматривая. Тень румянца от недавнего холода, немного растрепанные светлые волосы, узкие скулы, подчеркнутые слабым светом лампы. Нос чуть сморщен от злости. Павла даже сейчас, когда стоит на корточках и собирает чертовы осколки, выглядит так, будто готова кинуться на меня. Я это вижу. Чувствую. Это будоражит охотника внутри меня.
— Тебя это развлекает, да? — шипит она.
— Безусловно, — отвечаю честно, прислоняясь к косяку. — Ты очень эмоциональная. Это забавно.
Павла застывает на секунду, бросает на меня взгляд, полный недоверия.
— А ты очень раздражающий.
— Привыкай.
Она закатывает глаза, резко поднимается, выкидывает осколки в мусорку. Ее движения резкие, чуть небрежные, но в них странное сочетание грации и бунтарства. Павла напоминает мне дикого котенка, который шипит, но не убегает.
— Слушай, — поворачивается ко мне, выпрямившись во весь рост, будто готова к бою. — Я работаю у тебя месяц. Получаю зарплату. И потом ухожу. Мы в расчете.
Говорит с вызовом, как будто я сейчас ее умолять буду.
— Как хочешь.
Я лениво пожимаю плечами. Мне все равно. Выход — там.
Ее раздражает мое равнодушие. Я вижу это.
— И все? — недоверчиво уточняет.
— А что, ты ждала торжественного подписания контракта? — усмехаюсь я.
Она хмурится, закусывает губу. Не знает, что делать с моей реакцией. А я жадно впитываю ее эмоции. Они такие настоящие, концентрированные, вкусные.
— Почему ты думаешь, что все продажные? — внезапный вопрос немного сбивает с толку. Но я быстро беру себя в руки.
— Не думаю. Я знаю.
— Ну да, конечно, — корчит снисходительную гримасу. — Мистер Всезнайка.
Лениво опускаюсь на барный стул, отпиваю виски и изучаю выражение ее лица. Интересно, насколько девочка готова к правде жизни? Сейчас узнаем.
— Люди продают себя каждый день. Только не всегда за деньги, — спокойно поясняю я, играя с бокалом.
— Чушь, — хмурится Павла. Не верит мне. Слишком еще наивная. В ее возрасте и ареале обитания это скорее минус.
— Разве? — вопросительно дергаю бровью, вынуждая девушку задуматься глубже. — Тогда почему кто-то работает на нелюбимой работе? Почему кто-то терпит унижения ради хорошего будущего? Почему кто-то выходит замуж по расчету?
Она стискивает челюсть, но молчит.
— Цена — это не всегда деньги, Павла, — ее имя вырывается из моего рта вместе с мурашками по коже. Зябко веду плечами и продолжаю. — Иногда это страх. Иногда безопасность. Иногда мечта. Иногда просто возможность выбрать меньшее зло.
Делаю еще одну паузу, изучая ее реакцию.
Очередная ночь проходит в поисках удобной позы. Опять не выспалась жутко. Я решила остаться в этом доме. И меня это бесит. До дрожи в пальцах, до сжатых кулаков. Кажется, что проиграла войну, в которой даже не хотела участвовать. Как будто они победили. Как будто Марк победил.
Но я делаю вид, что мне плевать. Что мне все равно.
За завтраком тишина. Но не та, что спокойная, а напряженная, вязкая. Я чувствую, как Оксана смотрит, оценивает, ждет момента. И он не заставляет себя долго ждать.
— Ну надо же, Марк умеет удивлять, — лениво тянет она, откидываясь на спинку стула и глядя на меня, словно на что-то забавное. — Я бы на твоем месте даже не надеялась.
Я не поднимаю глаз от тарелки, сдерживая желание ткнуть вилку ей в руку. Она хочет вывести меня из себя. Хочет увидеть, как я сорвусь.
— А ты, значит, эксперт по его предпочтениям? — отвечаю так же лениво, в тон ей.
— В отличие от тебя, я здесь давно. И знаю, как все устроено, — ее голос пропитан самодовольством, от которого сводит зубы. — Подумала, что ты должна понимать, что долго тут не задержишься.
— Думать это не твое, — я криво ухмыляюсь, скрещивая руки на груди. — Сколько лет ты уже мечтаешь вовремя раздвинуть ноги?
Оксана смотрит в ответ, в глазах мелькает опасный блеск. Но ее задевает. Я вижу, как чуть напрягаются губы.
— Я просто реалистка, — усмехается она. Но голос уже не такой уверенный. — А ты... ты просто гостья. И кстати, если вдруг не заметила, Марку нравятся женщины с формами. А не такие, как ты... дрищеватые пацанки.
Внутри закипает. Но я не дам ей этого удовольствия. Я замолкаю на секунду. Просто пялюсь на нее, осознавая, что она это всерьез. Потом усмехаюсь, облокачиваюсь на стол, наклоняюсь чуть ближе.
— Правда? Ну тогда почему ты до сих пор прислуга в доме Марка?
Она вздергивает бровь и шумно фыркает.
— Умерь свои влажные фантазии, я на твое место не претендую.
С ехидной усмешкой отворачиваюсь. Игра только начинается.
Спустя несколько дней работы мне доверяют важную миссию — уборку в кабинете хозяина. Стою перед дверью, сжимаю тряпку в руке так, что костяшки белеют. Меня воротит от одной мысли, что я должна здесь убирать, но это моя работа, я не могу ее сейчас потерять. Как бы смешно это ни звучало.
Елизавета Петровна сказала это так, будто задание обычное, но мне не нужно объяснять, что это ее способ напомнить мне, где мое место. Внутри что-то протестует, но я делаю глубокий вдох и открываю дверь.
Запах внутри резкий, глубокий, смесь кожи, дорогого табака и чего-то теплого, едва уловимого. Его запах. Мурашки кидаются в рассыпную по телу. Мы почти не виделись за последние дни. Я избегаю встречи, да Марк и сам не торопится меня увидеть. Я всего лишь прислуга…
Скольжу взглядом по массивному столу, книжным полкам, креслу. Здесь все выверено, дорого, но без показухи. Этот кабинет говорит о Марке больше, чем он сам. Все под контролем, без хаоса. Не моя среда.
Я сжимаю тряпку и принимаюсь за работу, двигаясь быстро, решительно, стараясь не думать о том, что касаюсь его вещей. Но они все равно словно отпечатываются во мне, вызывая странную вибрацию.
Взгляд невольно цепляется за фото, прислоненное к книгам, в дорогой рамке. Совсем не старое, цветное, сделанное не так давно.
Я беру его в руки. На снимке Марк. Все такой же уверенный, с этим пронизывающим взглядом, который выводит из себя. Рядом девушка. Симпатичная, ухоженная, с мягкими чертами лица. Улыбается.
На обратной стороне короткая надпись.
"С любовью, Марик." И сердечко.
Я замираю. Что это? От кого?
В груди закипает раздражение. Мне не нравится этот кабинет, этот стол, этот человек. Но, черт возьми, почему мне вдруг интересно, кто мог оставить ему это?
Надо вернуть фото обратно, но руки предательски дрожат. Внутри что-то горит, зудит, цепляется за живое. Я рассматриваю девушку на снимке, инстинктивно запоминая черты лица. Зачем? Сама не знаю. Мне должно быть плевать. Это не мое дело. Это может быть кто угодно. Подруга, любовница. Но почему меня это так задевает?
Я все еще держу в руках эту фотографию, когда слышу шаги за спиной. Тихие, размеренные, уверенные. Но слишком близкие. Марк…
Все внутри обрывается. Я замираю, осознавая, что уже поздно что-то предпринимать. Он здесь.
— Если уж копаешься в моих вещах, — голос звучит лениво, с оттенком насмешки. Он явно получает удовольствие от того, что застал меня врасплох? — Может, стоит хоть закрывать дверь?
Я вздрагиваю, но не спешу оборачиваться. Чувствую, как тепло его тела медленно заполняет пространство. Марк стоит слишком близко, и от этого мой собственный пульс грохочет в ушах. Проклятье. Мне нужно время, чтобы собрать мысли, но его присутствие делает это невозможным.
— Я не копаюсь, — огрызаюсь, ставя фото обратно. — Убираю. По приказу твоей драгоценной Елизаветы Петровны.
Марк молчит слишком долго, но я чувствую его дыхание где-то над своим виском. Это раздражает, это сводит с ума, но я не могу заставить себя отойти.
Медленно разворачиваюсь, и вот он — стоит, сложив руки на груди, изучая меня так, словно видит насквозь. И это выводит из себя.
— Правда? — тянет снисходительно, качая головой. — Значит, уборка теперь включает изучение личных вещей?
— Да плевать мне на твои вещи, — бросаю резко. — Или тебе хочется думать, что я тут вынюхиваю твои секреты?
— А разве нет? — его губы дергаются в намеке на усмешку. — Может ты шпионка?
Я открываю рот, но слова путаются в голове. Он все еще стоит слишком близко. И это все еще для меня слишком остро.
— Отойди, — выдыхаю я, но голос звучит не так уверенно, как мне хотелось бы.
— Почему? — Марк наклоняется чуть ближе, его голос низкий, хриплый, и я чувствую его теплое дыхание на своей коже. Испытывает. Наслаждается моментом.
Я хочу сказать что-то резкое, оттолкнуть, но пальцы вцепляются в край стола. Черт.
Утро начинается в привычном ритме. Спускаюсь в подвал, здесь у меня спортивный зал. Несколько любимых снарядов. Тренировка, гантели, мешок — мышцы приятно ноют от нагрузки. Потом бассейн. Вода смывает усталость, и я позволяю себе расслабиться. Проплываю несколько раз от борта до борта и выбираюсь из бассейна.
Поднимаюсь наверх, на ходу вытирая мокрые волосы полотенцем, и резко притормаживаю, но все же слегка врезаюсь в Павлу. Магнитом ее притягивает что ли? Она тоже замирает, явно не ожидая меня увидеть и отшатывается, едва не теряя равновесие.
— Аккуратнее, — ловлю ее за локоть, удерживая на ногах.
Павла напрягается. Капли воды с моих волос падают ей на запястье, и она тут же дергается, хмурясь. Фыркает, вырываясь с такой скоростью, будто я ее ужалил. Явно нервничает, но не показывает. Только губы сжаты и взгляд колючий.
— Все нормально? — дергаю бровью, скользя по ее лицу взглядом. Волосы чуть растрепаны, а в глазах что-то колеблется – раздражение или что-то еще?
— Так принято ходить по дому голышом? — она скрещивает руки на груди, стараясь не смотреть на воду, стекающую по моей груди.
— Во-первых, я не голышом, а в шортах и из бассейна, — ухмыляюсь, откидывая полотенце на плечо. — А, во-вторых, мой дом — мои правила. Привыкай.
Она смешно закатывает глаза.
— Сноб, — фыркает, но взгляд продолжает цепляться за капли воды, скользящие по моей коже. Невольно улавливаю волнение и смятение от этой девочки. Меня это забавляет и раззадоривает.
— Если хочешь, я тебе тоже разрешу подобный перфоманс, — ухмыляюсь, наблюдая, как она чуть прищуривается. На грани фола. А зрачки Павлы мгновенно расширяются.
— Нет, спасибо, — вздергивает подбородок. — Мне и в одежде достаточно комфортно.
— Я про бассейн, малышка, — голос намеренно тянется лениво, и я замечаю, как она сжимает губы, будто сдерживается, чтобы не ответить колкостью.
— Не называй меня так, —все же срывает на эмоцию, но она тут же берет себя в руки, бросая исподлобья колючий взгляд.
— Кофе мне сделай. По своему фирменному рецепту, — усмехаюсь, подмигивая и иду к лестнице.
Павла сжимает кулаки, но ничего не отвечает. Я ухожу, но чувствую, как ее взгляд прожигает мне спину. Будто что-то еще хотела сказать. Или сделать. Но не решилась. Хорошая девочка. Учится сдерживаться.
Привожу себя в порядок. Одеваюсь и выхожу из комнаты. Пока спускаюсь по лестнице, набираю Леона.
— Утро доброе, — раздается в динамике его голос.
— И тебе того же, — кофе уже ждет меня на столе. — Можем встречаться. Проект готов.
— Отлично. Когда?
Смотрю на часы.
— Давай пообедаем?
— Подходит.
Сбрасываю звонок и беру чашку. Вдыхаю аромат и невольно усмехаюсь. Пахнет приятно. Осторожно делаю глоток. Вкус тоже вполне приличный.
Пью и кожей чувствую, что Павла все еще здесь. Слишком тихая. Слишком напряженная.
Разворачиваюсь — она мнется, будто борется с собой, сжимая край передника в пальцах.
— Что случилось? — спрашиваю, отпивая еще немного кофе.
— Мне нужен выходной.
— Зачем? — подаюсь чуть вперед, ловя ее взгляд. Она сразу отстраняется, словно это личное пространство, в которое мне не стоит вторгаться.
— Это не твое дело.
Она права. Но какого хера?
— И все-таки? — упрямо настаиваю.
— Моя личная жизнь тебя не касается, — Павла говорит ровно, но я замечаю, как ее плечи напряглись. Значит, я попал?
— А она у тебя есть? — слова выходят быстрее, чем я успеваю их обдумать, и я тут же замечаю ее довольную усмешку. Она ждала, что я поведусь. Чертова манипуляторша. Зараза такая, подловила!
— Представь себе. У меня есть парень, и мы… — она нарочито смакует слова, словно хочет посмотреть, как я отреагирую.
— Избавь меня от подробностей, — фыркаю, сжимая чашку крепче, чем нужно. Губы сжимаются в тонкую линию. Почему, черт возьми, это звучит так, будто она хочет меня позлить? Нет, почему меня это выводит из себя?
— Не очень-то и хотелось, — бурчит она себе под нос.
Я сжимаю челюсти.
— Сегодня у меня гости. Вся прислуга должна быть на месте. А завтра можешь быть свободна, — небрежно ставлю чашку и иду к выходу. Но в последний момент оглядываюсь. Павла все еще стоит там, сжимающая кулаки, с вызовом в глазах. Бесит. Личная жизнь у нее. А я почему-то думаю об этом дольше, чем стоило бы. Какого вообще хера?
Вечером приглашаю к себе Ратмира, а Герман появляется сам и неожиданно.
В гостиной пьем кофе. Павла прислуживает. Я так велел, она не смогла отказаться. Мне хочется проучить ее немного. Отомстить за утренний проигрыш.
— Она и есть твоя новая горничная? — лениво интересуется Герман, скользнув по Павле оценивающим взглядом.
Я киваю, но тут же перевожу тему.
Павла замирает на секунду, ее пальцы сжимают поднос чуть сильнее, чем нужно. Потом резко переводит на меня взгляд – злой, возмущенный. Будто я выдал ее за что-то дешевое. Затем она резко разворачивается и уходит.
А я неожиданно для себя замечаю, что униформа слишком короткая. Какого хрена? У нас тут не публичный дом. Надо сказать Елизавете Петровне.
— Давай ближе к делу, — лениво тянет Ратмир и многозначительно смотрит на меня.
— Да, держи. Здесь все данные, — я протягиваю ему заранее приготовленную папку с информацией по Павле. Я все же решил разобраться в этом деле с особым пристрастием.
— О чем? — Герман тут же оживляется, глаза вспыхивают нездоровым азартом.
Ратмир отшучивается и уходит от прямого ответа, едва заметно кивая мне.
— Мне пора, — он прощается и уходит.
Я остаюсь с Германом. Тот явно загорелся Павлой. Начинает расспрашивать, кто она, откуда. Мне это не нравится.
— Она не для тебя, — резко обрываю его.
Герман усмехается.
— А ты что, претендуешь? — прищуривается он.
Я опускаю чашку с кофе, смотрю на него холодно.
— У меня тут не дом для свиданий. Отстань от девочки.
У меня законный выходной. И я еду в больницу к маме. Маршрутка медленно ползет в утренней пробке, а я наблюдаю за унылым пейзажем за окном. Затяжная оттепель сделала свое дело, снежная сказка растаяла и теперь все вокруг унылое и мрачное. Прислонившись лбом к прохладному стеклу, смотрю вглубь себя и всеми силами стараюсь не думать о Марка. От него у меня сегодня тоже выходной.
Вчера я так самозабвенно врала про личную жизнь, про парня, а сегодня почему-то очень стыдно. Для чего я все это придумала? Что хотела доказать? Вздыхаю, плотнее кутаюсь в куртку и прикрываю глаза. Не думать не получается, но может хоть удастся подремать.
Выхожу из метро и привычным маршрутом иду к больнице. Охранник на проходной меня уже знает и даже не спрашивает документы. Надеваю бахилы и одноразовый халат, и поднимаюсь в нужное отделение. Обход как раз заканчивается и мне удается перехватить лечащего врача мамы.
Петр Михайлович. Средних лет, с сединой на висках и небольшим животом. Добрый и понимающий, а еще куда более профессиональный, чем эта Эмма Эдуардовна.
Мы проходим в его кабинет. Он присаживается за стол и жестом указывает мне тоже присоединиться. Опускаюсь на свободный стул. Внутри все дрожит от напряжения.
— Состояние стабильное, — говорит он, листая карту. — Ваша мать идет на поправку, но процесс будет не быстрым.
— Почему?
Врач смотрит на меня поверх очков. Я чувствую его усталость. Таких, как мы, здесь видели десятками.
— Организм сильно ослаблен, — объясняет он, склонившись к карте. — Те препараты, которые ей вводили, подорвали иммунную систему. Нам нужно время, чтобы ее восстановить. Это значит, что она долго будет в уязвимом состоянии.
Я открываю рот, чтобы спросить, но внутри все скручивается в узел. Сколько это будет стоить? Смогу ли я потянуть это? Или снова придется выкручиваться, искать варианты, брать долги?
— Лечение… оно дорогое? — все-таки выдавливаю из себя, голос срывается, но я быстро беру себя в руки. Я должна знать, сколько мне придется платить.
Врач смотрит на меня, делает паузу, словно что-то обдумывает, и затем неожиданно добавляет:
— Насколько я знаю, счет за лечение и реабилитацию полностью погашен.
Я моргаю, чувствуя, как внутри все обрывается.
— Кто?.. Как? — голос звучит неуверенно.
— Все расходы уже оплачены, — врач снова берет карту, внимательно ее изучает. — Все обследования, лечение, поддерживающая терапия. Записаны на счет господина Руднева.
Я замираю. Словно врезалась в невидимую стену.
— Что? — голос звучит глухо, неестественно.
— Марк Антонович полностью взял на себя медицинские счета. Вам не о чем беспокоиться, — поясняет врач, даже не поднимая глаз.
Не о чем беспокоиться?
Я слышу слова, но не могу их переварить. Это значит, что теперь я должна ему еще больше. Желание уйти через месяц теперь кажется все более призрачным.
— Но мама поправится? — спрашиваю, сжав пальцы сильнее.
— Если соблюдать режим и продолжать лечение, да. Но без стрессов. Ей нельзя нервничать.
Я благодарю его, встаю и выхожу из кабинета, но ноги ватные. Грудь сдавливает страх, паника подбирается ближе.
Как я смогу отдать Марку долг? Где возьму такие деньги?
Руки все еще дрожат.
Мама. Выхода нет. Ради нее придется выкручиваться.
Когда я захожу в палату, она улыбается. Тепло, по-настоящему, несмотря на слабость.
— Павлуша, — ее голос тихий, но в нем столько облегчения, что в груди что-то сжимается.
Я сажусь на край кровати, беру ее ладонь в свою. Теплая и мягкая.
— Тебе лучше, — говорю, хотя это больше звучит как вопрос.
— Да, — кивает она. — Здесь заботливые врачи. А ты как?
Я напрягаюсь. Черт. Не хочу говорить.
— Все нормально, — отмахиваюсь. — Главное, что тебе лучше.
— Как твоя работа? Ты ничего не рассказала, — она сжимает мои пальцы чуть сильнее, ловя взглядом.
Я не знаю, почему вдруг внутри что-то сжимается. Почему мне стремно сказать, что я убираю чужой дом? Что я прислуга?
— Да нечего рассказывать, мам, — отвечаю уклончиво. — Работаю и хорошо.
Она смотрит пристально, словно пытается докопаться до правды, но не давит.
— Главное, чтобы тебе было хорошо, Павлуша, — тихо говорит она.
Я киваю. А внутри все равно остается осадок.
Выхожу из больницы, закутываясь плотнее в куртку. Думала, что смогу просто немного побыть собой, прийти в себя. Ошиблась. Теперь еду к себе домой. Нужно забрать кое-какие вещи и документы.
Всю дорогу мысли скачут между Марком и мамой. Он оплатил ее лечение. Все. И теперь? Просто сделать вид, что ничего не изменилось? Какого черта он вообще это сделал?
Подхожу к дому и замечаю фигуру у входа. Тело мгновенно напрягается, считывая знакомые черты.
— Ну-ну, кого я вижу. — Голос, пропитанный язвительной насмешкой, заставляет меня остановиться.
Я медленно поднимаю голову. Сердце проваливается вниз. Макс.
Черт.
Он стоит, привалившись к стене у входа, руки в карманах, ухмыляется так, словно уже выиграл. Как же меня бесит этот взгляд.
— Привет, Паш, — тянет он, лениво выпрямляясь. — Давно не виделись.
— Я не скучала, — отрезаю, двигаясь дальше, но он ловко перегораживает мне дорогу.
— Ты куда-то пропала. Случайно не нашла себе богатого покровителя? — ухмыляется Макс, нагло скользя взглядом по моей одежде. Его взгляд заставляет меня напрячься, но я не подаю вида.
— Отвали, Макс. — стараюсь не показывать злости, но внутри уже бурлит негодование.
— Ты мне должна, — он меняется в лице, ухмылка исчезает. — Помнишь ведь? Я жду. Но мое терпение на исходе…
Я резко вскидываю голову, мгновенно сопоставив факты. Гнев вспыхивает быстрее, чем страх.
— Это из-за твоих лекарств маме стало хуже! — шиплю я. — Те препараты, которые ты "доставал"... Они не лечили, а калечили ее!
Макс растерянно моргает, но быстро приходит в себя, усмехается.
Рабочий день в самом разгаре. Сижу за столом, просматриваю отчеты. Дела идут по намеченному плану. Все под контролем, но расслабиться отчего-то не получается.
Вибрация телефона разрезает воздух. Быстро смотрю на экран. Павла.
Поднимаю бровь. У нее же выходной. Что ей от меня понадобилось? Самое время узнать.
— Да? — лениво бросаю я.
В ответ тяжелое, сбивчивое дыхание. Павла молчит, но я чувствую напряжение даже через телефон.
— Мне нужна помощь… — наконец выдавливает она, голос ее дрожит.
— Что случилось? — напрягаюсь я. — Говори нормально.
Она запинается, и мне это не нравится. Нервничает. Путается в словах.
— Макс… он у двери… ломится… Мне страшно.
Все во мне мгновенно переключается. Спокойствие исчезает, а внутри нарастает злость и тревога. Черт, девчонка напугана. По-настоящему. Какого хрена? Кто посмел?
— Где ты? — мой голос уже не просто холодный, а предельно собранный, отточенный. Но внутри все предательски вибрирует от тревоги.
— Дома… — шепот. Слишком тихий, срывающийся. — Он не уходит. Он пытается взломать дверь…
Да, твою мать! Стремительно разгоняю мысли, как помочь девочке на расстоянии. Отправить кого-то не получится. Я ближе всех. Рамон? Не понятно чей человек там.
— Слушай меня внимательно, — рявкаю я, забираю ключи и быстрым шагом выхожу из кабинета. — Найди что-то тяжелое. Шкаф, комод, стол. Что-нибудь. И привали к двери. Немедленно.
Павла жалобно всхлипывает. Я ненавижу этот звук. Он словно ток проходит по нервам, разгоняя мурашки по коже. Ненавижу, что она сейчас там одна.
— Я… Сделала…
— Никому не открывай и не выходи, слышишь? Я уже еду.
Сбрасываю звонок и спускаюсь по лестнице пешком, перепрыгивая через несколько ступенек. Прыгаю в машину, резко давлю на газ и выезжаю с парковки. Охрана? К черту. Мне не нужно сопровождение. Только не туда. Там я не владелец заводов, газет и пароходов. А всего лишь Марк Руднев. Пацан из соседнего двора.
Руки сжимают руль так, что костяшки белеют. Я злой. Раздражен. Но не потому, что Павла в очередной раз умудрилась попасть в дерьмо. А потому что кто-то вообще посмел ее напугать. Посмел ломиться в дверь. Посмел думать, что может до нее дотронуться. Бессмертный, сука!
Вспоминаю, как она огрызалась, как заявила про парня… Сжимаю руль еще сильнее.
— Глупая девчонка, — шепчу сквозь зубы. Не может нормально жить, вечно лезет в проблемы.
Но внутри уже принято решение. Того, кто сунулся к ней нужно поставить на место. Жестко. Чтобы раз и навсегда понял, куда не стоит совать свой нос.
Я уже близко.
Я подъезжаю к дому, резко торможу напротив подъезда, перекрывая дорогу. Ветхий трехэтажный дом, облупленные стены, тусклый свет в редких окнах. Место, которое не дает ни защиты, ни безопасности. Узкий проход между домами, солнце высоко, но тени от стен создают обманчивую прохладу.
Я открываю дверь машины и выхожу медленно, но внутри все сжимается от злости и тревоги. Сердце бьется размеренно, но в груди что-то неприятно давит. Страх. Не за себя. За нее. Движения контролируемые, спокойные. Я уже решил, чем это кончится.
Несколько лестничных пролетов пролетаю за секунду и вижу его. Какой-то ублюдок. Судя по всему, Макс? Он орет, долбится в дверь, срывается на мат. Вижу, как он наваливается плечом, будто собирается выбить замок. Горячая ярость вспыхивает в груди.
Макс не сразу меня замечает, но, когда наконец оборачивается, его лицо меняется. Он напрягается. Я подхожу ближе.
— Ты что-то потерял здесь?
Макс пытается играть уверенность, но в его глазах мелькает что-то похожее на страх. Он отступает на шаг, но цепляется за свое эго.
— Это не твое дело, — бросает зло, но уже не так уверенно.
Я усмехаюсь.
— Теперь мое.
Макс сглатывает, но пытается держать маску.
— Она мне должна.
Я молча смотрю на него. Долго. Вдумчиво. Расчленяя взглядом на мелкие кусочки.
Макс нервничает, дергает плечом. Он все еще думает, что у него есть выбор.
Я делаю еще один шаг вперед. Он пытается не отступать, но инстинкт делает свое дело, заставляя пятится.
— Ты что, думаешь, что можешь просто взять и забрать ее? — фыркает ублюдок, пытаясь удержать остатки самоуверенности. — Она не твоя.
Я наклоняю голову, голос ровный, холодный:
— Ты уверен? У тебя есть право ее трогать? Хочешь проверить, насколько далеко я готов зайти, чтобы убедиться, что ты больше не подойдешь к Павле?
Макс снова делает шаг назад, но пытается держать лицо.
— Я… Я просто хотел напомнить ей, что у нас есть счеты.
— Теперь у тебя счеты со мной, — усмехаюсь я, делая еще шаг вперед. Макс сглатывает. Он уже чувствует, что игра не в его пользу.
Я достаю телефон, демонстративно открываю список контактов. Медленно, как будто мне даже не нужно торопиться.
— Как ты думаешь, сколько мне понадобится времени, чтобы выяснить, чем ты занимаешься? Или лучше спросить у тех, кто тобой интересуется? Поверь, я знаю людей, которые могут сделать твою жизнь очень короткой и крайне болезненной. — лениво говорю я.
Макс сглатывает. Он больше не изображает из себя крутого.
— Не лезь в это, — бросает испуганно, но голос срывается. Я уже вижу страх, пробивающийся через браваду. Он все понял.
— Тогда сделай так, чтобы мне не пришлось повторять дважды, — роняю я, убирая телефон в карман. Я даже не смотрю на него больше — он для меня уже не угроза. — Исчезни.
Макс поворачивается, но не сразу уходит. Он пытается что-то сказать, но я уже не слушаю. Ему остается только уйти, пока я не передумал. Я жду, пока его шаги отдаляются. День только начался, но уже успел задать правильный тон. Я стучу в дверь, слушая, как внутри тихо, но ощутимо двигается Павла. Она медлит.
— Открывай, — твердо говорю я, не терпя возражений.
Слышится шум, рычание и грохот. Щелчок замка, дверь медленно распахивается. Павла стоит передо мной, сдувая прядь светлых волос с глаз. Ее взгляд напряженный, но внутри читается страх и… облегчение?
Кидаю в сумку последние вещи, злюсь на себя, на Марка, на эту всю идиотскую ситуацию. Каждое движение резкое, будто в этом есть хоть какая-то возможность сопротивления. Чувствую себя загнанной в угол, хотя Марк не приковывал меня цепями.
Спускаясь вниз, слышу голос Марка. Он стоит у машины, боком ко мне. Курит и сжимает телефон в руке. Опасный, хмурый, линия челюсти напряжена. Замедляю шаг, прислушиваясь. Несколько слов долетают до меня:
— Да… Да, я в курсе. И что теперь?
Пауза.
— Нет, это уже не твоя забота. Я сам разрулю.
Я замираю на секунду. Ощущение, что разговор обо мне, но смысл ускользает. Не то, чтобы мне было дело, но внутри свербит неприятное чувство. Я быстро выдыхаю и выхожу на улицу.
Марк бросает взгляд в мою сторону, забирает сумку и открывает переднюю дверь.
— Садись.
Я закатываю глаза, но сажусь. Он закрывает дверь чуть резче, чем нужно, и сам усаживается за руль. Тишина тянется, давит, но все равно едем в молчании.
Я смотрю в окно, стараюсь не думать о будущем. Но это бессмысленно. Мысли, как изголодавшиеся звери грызут меня и терзают.
— Что теперь? — наконец спрашиваю, не выдержав. Мои пальцы барабанят по колену, нервозность берет верх.
— Что? — Марк не сразу вырывается из своих мыслей, но затем пожимает плечами. — Сама решай.
— Мой долг все растет? — фыркаю, сложив руки на груди.
— Нет никаких долгов, — он с усмешкой скользит по мне взглядом, словно изучая реакцию. Я чувствую это напряженное внимание, будто он выжидает что-то. — Условия остаются прежними. Работаешь столько, сколько тебе нужно, в любой момент можешь уйти.
Я закатываю глаза. Так легко, да? Прям свобода выбора? Только верится с трудом.
— Именно поэтому ты насильно меня переселяешь, — бросаю я, откидываясь в сиденье.
— Насильно? — он усмехается, слегка повернув голову. — Я что, сажал тебя в машину под дулом пистолета?
Его спокойствие меня бесит. Но больше всего бесит правота.
— Практически, — фыркаю недовольно и отворачиваюсь.
— Отвезти обратно? — его взгляд становится ленивым, но колючим. Марк издевается, но все же предоставляет свободу выбора. Прекрасно понимая, что деваться мне некуда.
Я хмурюсь, но молчу. Природное упрямство не дает так быстро сдаться. Но он действительно может вернуть меня обратно. Почему-то от этой мысли становится холодно, а Марк продолжает ждать ответ.
— Не надо, — выдыхаю язвительно и отворачиваюсь к окну.
Машина плавно катится по дороге. Я краем глаза замечаю, как Марк опускает руку на рычаг коробки передач — сильные пальцы, расслабленные, но контролирующие. Невольно залипаю на них и чувствую, как щеки предательски вспыхивают. Вот еще не хватало!
Сижу в общей комнате, вытянув ноги и наслаждаясь тем, что сегодня у меня все-таки выходной. Ничего делать не надо, никто не дергает. Идеально. Аня что-то увлеченно читает в телефоне. У нас идиллия. Но спокойствие длится недолго.
Оксана влетает в комнату с таким выражением лица, будто я ей чем-то обязана.
— Ну надо же, — тянет она возмущенно. — Какие у нас тут особенные условия… Только пришла, а уже катаешься с Марком.
Я закатываю глаза. Вот же прилипала.
— Ага, так и есть. Днем правлю империей, вечером мою полы. Завидно?
— Завидно? — фыркает она, закатывая глаза. — Не смеши. Просто интересно, за какие такие заслуги тебе такие привилегии.
Я лениво поднимаю голову, скользя по ней взглядом. Она реально думает, что может меня задеть?
— Слушай, если тебя так беспокоит моя судьба, может, просто спросишь у Марка? — улыбаюсь я криво. — Глядишь, он тебе все по полочкам разложит.
Она мгновенно мрачнеет. Ага, попала в точку.
— Не наглей, — цедит сквозь зубы. — Мое место в этом доме гораздо прочнее твоего.
Я наклоняю голову, медленно скрещиваю руки на груди.
— Ну так и держись за него покрепче, а не трепи нервы окружающим, — роняю я спокойно. — Раз уж тут все по местам. Чего ты ко мне-то привязалась?
Я уже собираюсь ее добить очередной колкостью, но в комнату входит Елизавета Петровна. Ее выражение лица, как обычно, строгое и холодное.
— Завтра в доме прием. Будет много важных гостей, — говорит она, обводя нас взглядом. — Работать на вечере будут Оксана…
Оксана тут же выпрямляется, на ее лице расцветает довольная улыбка.
— …и Павла.
Улыбка Оксаны исчезает. Моя тоже.
Я моргаю, чувствуя, как в груди поднимается паника.
— Что? — вырывается у меня. — Нет, я не могу…
Елизавета Петровна морщится, словно от неприятного звука.
— Приказы хозяина не обсуждаются.
Я уже открываю рот, чтобы возразить, сказать, что он мне не хозяин, но Анна ловко сжимает мой локоть, предостерегающе качая головой.
Молчать. Просто молчать.
Я резко закрываю рот, но внутри все кипит. Я не хочу участвовать в этой игре, но выбора мне, похоже, не оставили.
Я резко разворачиваюсь и выхожу в коридор. Тело до сих пор напряжено, пальцы сжимаются в кулаки.
— Далеко собралась? — скользит знакомый голос от стены.
Я поднимаю глаза. Марк.
Он стоит, небрежно прислонившись к стене, руки в карманах, на губах легкая ухмылка.
— Ты специально это подстроил? — шиплю я.
— О чем ты? — голос ленивый, но в глазах интерес.
Я раздраженно подхожу ближе. Черт, от него даже пахнет дорогим парфюмом. Вкусно, но раздражает.
— Не делай вид, что не понимаешь. Я не собираюсь прислуживать твоим богатым дружкам.
— Это твоя работа, — спокойно отвечает Марк, но мне все равно слышится издевка.
Я сжимаю зубы.
Он наклоняет голову, смотрит мне прямо в глаза.
— Боишься, что не справишься?
Вечер в самом разгаре. Весь этот шум, свет, дорогой алкоголь – привычная обстановка. Но сегодня вечеринка не просто ради развлечения. Леон привел для меня потенциальных партнеров, и моя задача – узнать их ближе. Решить, хочу ли я иметь с ними дело.
Я стою у барной стойки, лениво потягиваю виски. Леон оживленно обсуждает детали сотрудничества с потенциальными партнерами, его голос уверенный, спокойный. Марсель неподалеку что-то рассказывает Ратмиру, смех перекатывается через комнату, Тимофей переговаривается с кем-то из бизнесменов. Герман внимательно слушает, но не участвует в разговоре.
Все идет как надо.
Но мои глаза постоянно находят ее. Даже когда я не хочу.
Павла. Сегодня она одета очень скромно, волосы аккуратно заплетены. Платье однотонное, в пол, закрытые шея и руки. Все ради уважения к гостям другой веры.
Мне нужна была именно Павла, потому что она свежая, невинная. Без косметики, не вызывающая. Из всех горничных только она подошла к неторопливому и спокойному течению вечера с иностранными гостями.
Оксана должна была тоже работать в зале, но в последний момент ее забраковали. Без косметики она выглядела слишком просто, слишком неказисто. Поэтому оставили на кухне.
Павла двигается между гостями с легкостью, но в глазах напряжение. Старается. Ее выдает напряженная осанка, сжатые пальцы на подносе. Делает все правильно, но я вижу, что это дается ей с трудом.
Наблюдаю издалека. Ее губы чуть поджаты, в глазах вызов, но в движениях осторожность. Все-таки я не ошибся в выборе. Павла отлично справляется. И этот строгий образ ей невероятно идет.
Она опускает взгляд, краем глаза косится на меня, будто ожидая, что я буду дразнить. Встречает мой взгляд и моментально теряет концентрацию.
Я замечаю это в секунду. Затянутые в перчатку пальцы цепляются за поднос, но рука уже дрогнула и поднос накренился.
Бокал шампанского наклоняется, жидкость с легким звуком проливается на рукав Марселя.
Тишина. На мгновение задерживаю дыхание. Павла в ужасе замирает, лицо бледнеет. Я даже на расстоянии чувствую ее панику. И уже делаю шаг, чтобы вмешаться, но слышу смех друга.
— Осторожнее, красавица, — говорит Марс, расплываясь в кошачьей улыбке и отряхивая рукав. — Шампанское лучше пить, чем носить на себе.
— Простите… я… — растерянно мямлит девочка и не знает, куда себя деть.
— Расслабься, все в порядке, — усмехается он и берет бокал с коньяком. — В следующий раз просто не отвлекайся.
Павла тихо говорит спасибо и отдаляется. Я сжимаю бокал, медленно делаю глоток. Еще немного — и я бы встал между ними. Глупо. Бесполезно. Но желание сделать это все еще горит в груди. Тело все еще напряжено, залпом осушаю свой бокал.
Она снова ловит мой взгляд, замирает, но быстро отворачивается. Все поняла. Не сомневаюсь, но лишь ухмыляюсь и отпиваю виски.
Вечер обещает быть томным.
Я переключаюсь на разговор с потенциальными партнерами. Леон ведет беседу, ловко лавируя между языковыми барьерами и культурными тонкостями. Эти люди привыкли к определенному уровню ведения дел, где показная роскошь уместна, но личное пространство и уважение стоят на первом месте.
Герман крутится неподалеку. Его присутствие чувствуется, даже когда он молчит. Тяжелая, агрессивная энергия, напряженная осанка, взгляды, которые он периодически бросает на Павлу. Я замечаю все, но не подаю виду.
Все могло быть сегодня идеально. Но я, видимо, где-то в прошлой жизни сильно накосячил. В самый неподходящий момент появляется Кэт.
Роскошная, уверенная, умеющая себя подать. Высокие каблуки, идеально сидящее платье с глубоким декольте, тонкие запястья с дорогими браслетами. Она эффектна. Но в этом окружении — совершенно неуместна.
Один из партнеров хмурится, переводит взгляд на меня. Не привык к такому? Конечно. Я бы тоже знатно охренел.
Чувствую нарастающую волну раздражения. Хочется фейспалмить, но я изо всех сил держу лицо. Здесь только мужчины, только бизнес. Присутствие Кэт выбивается из концепции. Да и вообще ее место в койке, а не закрытой вечеринке. Какого хера? Откуда она узнала? Я ее не звал!
Кэт подходит ближе, по-хозяйски касается моего плеча.
— Марк, дорогой, — мурлычет, улыбаясь. — А ты что, даже не поздороваешься?
Я опускаю бокал, невольно ловлю удивленный взгляд Павлы и еще больше завожусь. Но на лице остается холодное спокойствие.
— Ты что здесь делаешь? — спокойно интересуюсь я, не позволяя ей переходить границу допустимого.
Кэт легко улыбается, будто не замечая, что оказалась лишней.
— Решила заглянуть, посмотреть, как ты тут, — всячески пытается показать свой статус. — Вечеринка ведь.
Я медленно киваю, взглядом отсекая лишние эмоции. Леон внимательно наблюдает за нами. И ждет. Я понимаю, что не имею права на резкие действия и эмоции. Поэтому отпиваю из бокала крепкий алкоголь и выдыхаю.
— У нас деловая встреча, Кэт, — поясняю максимально корректно. — Тебе лучше уйти.
Ее улыбка чуть меркнет, но она быстро восстанавливается.
— Ну что ты так? Я же просто… Я могу подождать в твоей комнате, — подается вперед и призывно облизывает губы.
Я чуть наклоняюсь ближе, голос ровный, но жесткий:
— Свали отсюда нахрен, — шепчу едва слышно и, не сдержавшись, с издевкой добавляю. — Дорогая.
Кэт сжимает губы, глаза вспыхивают, но она быстро берет себя в руки. Обиженно вздергивает подбородок, разворачивается и идет к выходу. Проходит мимо застывшей Павлы и резко останавливается.
— Что встала на проходе? — голос Кэт звенит ядом. — Корова неуклюжая!
Умышленно толкает девчонку плечом, и та неловко делает шаг назад, врезаясь прямо в Германа. Он тут же ловит ее за талию и прижимает к себе.
— Ты сдурела? — Павла резко дергается, пытаясь вырваться, но Герман удерживает ее чуть крепче, чем нужно. Его пальцы медленно соскальзывают с ее талии, но не отпускают.
Я перехватываю инициативу.
Неприятная ситуация с эффектной девушкой постепенно забывается. Гости переключаются на насущные вопросы, а я весь вечер ловлю на себе сальные взгляды этого Германа и никак не могу расслабиться. Мне немного неспокойно. Он не отпускает меня. Следит за каждым шагом словно падальщик, который ждет, что я скоро сдохну. Не дождется. Я планирую жить долго и желательно очень счастливо. Хоть и не сразу.
Ближе к полуночи гости расходятся. Провожаю с мягкой улыбкой и киваю иностранцам. Надеюсь, я не ударила в грязь лицом, так старалась не облажаться. Но без осечек не получилось.
Ухожу на кухню, чтобы помочь с посудой. Вечер закончился, но я до сих пор чувствую мерзкие касания Германа на своей талии. Будто его пальцы оставили липкий след, который никак не стереть. Я трусь плечом о рукав платья, но чувство не проходит.
В остальном, вечер был… не таким уж ужасным. Большинство гостей оказались нормальными, вежливыми. Кто-то даже поблагодарил за работу. Я не привыкла к такому отношению, к тому, что кто-то смотрит на меня не как на мусор. Но все равно это не меняет сути.
Я здесь прислуга. И ей останусь. У меня нет иллюзий на этот счет. Но это лучше, чем вся моя прошлая жизнь. Определенно! Но Марку я в этом никогда не признаюсь.
Составляю грязную посуду в раковину, накидываю куртку и выхожу во двор, чтобы подышать. Мне нужно избавиться от этого напряжения, а еще… мне интересно зачем Марк заставил Кэт извиниться передо мной.
Почему он это сделал?
Кэт — шикарная, уверенная в себе, хищная. Я видела, как она подходила к Марку, как касалась его плеча, словно имеет на это право. Как он смотрел на нее, будто их встреча — привычное дело.
Меня это злит. Бесит. Почему, я не знаю. Но на душе кошки скребут.
— Хочешь сказать мне спасибо? — ленивый голос раздается со стороны. Я вздрагиваю от неожиданности и поворачиваю голову.
Марк стоит у столика в беседке, в пальцах держит сигарету.
Словно неведомая сила притягивает меня к нему. Останавливаюсь на безопасном расстоянии и смотрю в его лицо. Марк сегодня какой-то другой. В черных, как сама ночь, глазах пляшут тени, демоны, с которыми он, похоже, даже не пытается бороться. Бокал с виски стоит рядом, и я понимаю — Марк много выпил.
— Спасибо? — все же фыркаю я. — За что?
Он усмехается, но не отвечает сразу. Затягивается, выпуская дым в сторону. Его молчание злит меня больше, чем слова.
— Ты уже проиграла в эту игру, малышка, — голос звучит чуть мягче, чем обычно, но в нем все равно чувствуется сталь. — Просто не хочешь это признать.
Я смотрю на него с вызовом, но внутри что-то тянет тугую нить напряжения. Мне страшно, но не из-за него. Из-за себя. Из-за того, что он видит во мне больше, чем я хотела бы показать.
Я ощущаю, как внутри все сжимается. Как будто меня заманивают в ловушку, из которой не выбраться.
— Какую еще игру? — шиплю я, но уже не так твердо, как хотелось бы.
Марк усмехается, делает еще один шаг, слишком уверенно. Словно знает, что я не отступлю. Словно сам не может остановиться.
Он делает шаг вперед. Я тоже.
— Не убегай, если хочешь драться, — его голос ниже, чем обычно. — Ты ведь любишь соперничество?
Я не знаю, о чем он говорит. О нас? О том, что между нами? А что между нами? Бред.
Я хочу сказать что-то колкое, но мой язык заплетается. Марк слишком близко, сигаретный дым смешивается с его парфюмом и будоражит обоняние.
Я все же делаю шаг назад, но он ловит меня за запястье и возвращает на место. Тепло его ладони прожигает кожу, сердце сбивается с ритма.
— Так просто уйдешь? — его губы приподнимаются в медленной усмешке. — Или хочешь что-то спросить?
Я? Спросить? Да ни за что!
— Кто… кто тебе Кэт? — вопрос срывается прежде, чем я успеваю его обдумать.
Марк слегка наклоняет голову, губы снова дрожат в усмешке.
— Ревность в твои обязанности не входит, малышка.
Вспыхиваю, пытаюсь дернуться, но он тянет меня ближе. Его ладонь скользит выше по запястью, зарывается под куртку. В черных глазах вспыхивает что-то опасное.
Я дышу часто, но все равно задыхаюсь. Марк держит меня слишком близко, слишком плотно, и я чувствую, что он собирается…
Поцеловать меня.
Его совершенно поплывший взгляд скользит по моим губам. Непроизвольно облизываю их и замираю, леденею и боюсь пошевелиться.
Я не знаю, как это... Меня никто и никогда не целовал.
— Ты замерзла? — спрашивает Марк, обдавая горячим дыханием мои губы.
Нервно сглатываю и качаю головой. Мне совсем не холодно. Мне жарко. Внутри все полыхает. Но я не могу отвести глаз. Я тону в водовороте темной силы. Я растворяюсь в этом властном взгляде.
Марк склоняется к моему лицу, не прерывая зрительный контакт. Проводит большим пальцем по моей нижней губе. Очень мягко, почти невесомо. Его касание пробивает электрическим разрядом. Внутри все сжимается, дыхание застревает в горле.
— Ты дрожишь, — голос звучит тихо, с какой-то странной интонацией, от которой у меня пересыхает во рту.
Я не могу пошевелиться. Не знаю, что делать, не знаю, что сказать. Губы Марка приближаются медленно и неотвратимо, будто давая мне возможность отстраниться. Но я не двигаюсь. Не потому, что не могу. Потому что… не хочу?
Тепло его дыхания касается моего лица, а затем губы мягко касаются моих. Осторожно, почти невесомо. Словно крылья бабочки. Никакого напора, только ожидание и безграничная нежность. Это неожиданно. Я теряюсь еще больно.
Не знаю, как правильно. Не знаю, как отвечать.
Но в этот момент все это становится неважным.
Марк чуть наклоняет голову, снова целует меня, а затем…
Я шумно выдыхаю, и это будто разрывает меня изнутри. Резко отстраняюсь, сердце бешено колотится. Губы еще помнят его прикосновение, но я уже пячусь от него.
Марк не двигается. Просто смотрит на меня, глаза темные, но в них нет злости.
— Ты сбежишь? — его голос звучит тихо, хрипло.
Полумрак комнаты едва разбавлен мягким светом уличных фонарей, пробивающимся сквозь шторы. В голове медленно кружатся мысли, чуть смягченные бокалом виски. Я не пьян, скорее приятно расслаблен.
Невольно улыбаюсь, вспоминая поцелуй с Павлой. Я почти ощущаю снова ее дрожь, тепло ее дыхания на коже. Странно даже думать, что я могу быть таким — осторожным, нежным. Всю жизнь я жил иначе, не допуская близости. Но с ней все получилось иначе. Не предполагал, что способен на подобное. Эта девчонка явно меня портит, и самое страшное — это мне нравится. Почему-то от этой мысли внутри становится легко и тепло. Прикрываю глаза и сознание утекает.
Утро наступает слишком быстро. Приходится соответствовать. На десять назначена еще одна встреча со вчерашними иностранцами. А мне еще в офис заскочить обязательно.
Торопливо застегиваю рубашку, заправляю в брюки и спускаюсь вниз, чувствуя аромат свежесваренного кофе. Почти у самого лестничного пролета сталкиваюсь с Павлой. Она вздрагивает, резко останавливаясь, и ее щеки мгновенно заливаются ярким румянцем. Она тушуется и не знает куда спрятать глаза. Смешная такая. Если бы я знал, что для того, чтобы сбить с нее спесь надо всего лишь поцеловать, давно бы воспользовался этим лайфхаком.
— Доброе утро, — говорю негромко, не сдерживая легкую улыбку и наслаждаясь ее смущением.
— Доброе… — ее голос звучит сдавленно, она опускает глаза и поспешно уходит на кухню.
— Кофе мне сделай! Срочно! — бросаю ей вслед, усмехаясь.
В этот момент во дворе слышится звук подъезжающей машины. Я уже догадываюсь, кто приехал. Открываю дверь и выхожу на крыльцо, встречать сестру. Только она может заявиться без предупреждения.
— Чего тебе не спится? — кидаю я с усмешкой, когда Марта выходит из автомобиля, поправляя очки на голове.
— Знаешь, обычно люди радуются, когда видят родную сестру, — иронично замечает она, подходя ближе.
— Обычно ты предупреждаешь о визите, — парирую я. — Как минимум за неделю.
Марта смеется и утопает в моих объятиях. Вообще-то у нас достаточно теплые отношения. Но иногда сестра бывает довольно ощутимой занозой.
Она проходит мимо меня в дом, с интересом осматривая каждый уголок холла, ища малейшие изменения. Это она придумывала дизайн. Я не мешал, единственное, ограничил пределы разумного.
Марта всегда была такой — въедливой, ироничной, но невероятно заботливой. И хоть ее внезапный визит слегка напрягает, я рад ее видеть. Сгребаю в охапку и целую в макушку.
В этот момент из кухни выходит Павла, неся поднос с чашкой кофе. Она замедляет шаг, увидев незнакомую женщину в моих объятиях, а я не могу сдержать улыбку.
— Кто это? — голос Марты звучит с легким интересом, но почти без эмоций.
— Это Павла, новая горничная, — спокойно говорю я, наблюдая за реакцией сестры.
— Интересно, — произносит Марта задумчиво, внимательно разглядывая Павлу. Я чувствую, что сестра уже знает о ней больше, чем хочет показать. Что немудрено, ведь Кэт ее подруга.
— Павла, это моя сестра Марта, — произношу я с улыбкой.
Павла осторожно кивает, ее глаза широко раскрыты, а щеки покрыты румянцем смущения.
— Приятно познакомиться, Павла.
— Взаимно.
Она подходит ко мне и ставит на столик чашку кофе. На мгновение ее пальцы касаются моих. Оба невольно вздрагиваем, и я ловлю заинтересованный взгляд Марты.
— Спасибо, — тихо говорю я Павле.
Она торопливо кивает, бросает на меня мимолетный взгляд, полный растерянности и исчезает на кухне. Я смотрю на двери кухни чуть дольше, чем нужно, и ловлю себя на том, что мне не хочется, чтобы она уходила.
Марта молчит, но по сменившемуся настроению, я понимаю, что сестра уже успела получить от Кэт свою долю информации. Вопрос в том, какой именно информации.
— Ты определенно изменился, — произносит она медленно, внимательно изучая мое лицо. — И мне пока не понятно, к лучшему это или нет.
— И ты приехала, чтобы убедиться лично? — спрашиваю я, делая глоток кофе и чувствуя, как внутри поднимается странное напряжение. Я не привык к тому, чтобы кто-то вмешивался в мою жизнь, но сестре я прощаю многое.
— Приехала, чтобы понять, чего от тебя ждать, — отвечает Марта спокойно, но я вижу в ее глазах не только интерес. Там есть беспокойство. И это заставляет меня все же задуматься, какие именно истории ей успела рассказать Кэт.
Я молчу, допиваю кофе и понимаю, что пора ехать на работу.
— Мне пора, — говорю я, ставя чашку на стол. — Могу ли я надеяться, что ты не устроишь тут армагеддон?
Марта улыбается и театрально закатывает глаза:
— Ты за кого меня принимаешь вообще?
— Мартиш, я тебя знаю, как никто, — улыбаюсь я, слегка приобнимая ее за плечи. — Не твори дичи, я тебя прошу.
— Как скажешь, — отвечает она, игриво пихая меня в бок.
Я целую ее в щеку и направляюсь к выходу. Уже на улице замечаю Павлу, которая что-то делает в саду. Замечаю ее растерянный взгляд и пальцем подзываю к себе.
— Все в порядке? — спрашиваю тихо.
Она пожимает плечами, избегая моего взгляда. Нет, это надо срочно прекращать. Верните обратно бесенка.
— Павла, — зову я и приподнимаю ее подбородок пальцами. — Если тебя так задело, давай сделаем вид, что вчера ничего не было?
— Дело не в этом, — снова вспыхивает она и пытается отвернуться, но я не позволяю и открыто смотрю в глаза.
— А в чем? — вынуждаю продолжить.
— Я… Зачем ты это сделал?
От ее вопроса, что-то скрипит внутри. Я не знаю, как ответить. Нет, точнее не так. Зачем я ее поцеловал, прекрасно знаю. Просто захотелось. Но как найти адекватный обосную своим действием для нее, это задача со звездочкой.
— Мне сейчас надо ехать, — смотрю на часы и морщусь. Реально тороплюсь. — Но, когда я вернусь, мы вернемся к этому разговору. Хорошо?
Она быстро кивает, все еще избегая моего взгляда.
— Веди себя хорошо, — хмыкаю я и отпускаю свою добычу. Она быстро сбегает во флигель, а я растекаюсь в максимально возможной идиотской улыбке и иду к машине.
Вхожу в дом, надеясь незаметно проскользнуть в сторону кухни. Голова гудит после бессонной ночи — мысли путаются, воспоминания о вчерашнем поцелуе с Марком навязчиво возвращаются каждую минуту. Я не могу выкинуть его из головы, не могу понять, почему меня так задело. Я не должна была так реагировать. Не должна была позволять целовать себя. Но был ли у меня выбор?
Задумавшись, едва не врезаюсь в сестру Марка. И отскакиваю в сторону по инерции. Марта очень красивая и ухоженная. Высокая, собранная, с идеальной осанкой и холодной уверенностью во взгляде. Она останавливается, чуть приподнимает бровь и улыбается. Вежливо. Но не слишком дружелюбно.
— Ты же Павла, верно? — ее голос звучит спокойно, но каждый слог звучит как проверка.
— Да, — отвечаю тихо, выпрямляясь и не отводя взгляд. Внутри скребет тревога, но я держусь.
— Какое необычное имя. Как тебе здесь? Нравится? — звучит почти заботливо, но я слышу подтекст. "Что ты вообще здесь делаешь, девочка?"
— Спасибо. Вполне, — выдыхаю я и чувствую, как мои ладони становятся влажными. Взгляд Марты скользит по мне медленно, слишком внимательно. Она изучает. И, кажется, уже все решила.
— Это хорошо, — она чуть наклоняет голову. — Но, знаешь, не всем здесь легко прижиться. Место непростое.
Я понимаю, к чему она клонит. Сердце стучит громче, но я сохраняю лицо. Стискиваю зубы, опускаю взгляд на пол. Нельзя грубить, надо сдерживаться, но это так сложно.
— Надеюсь, у тебя получится, — вкрадчиво говорит Марта. — Хотя иногда, как ни старайся, не всем суждено остаться.
Я ловлю ее взгляд и чувствую, как внутри загорается огонь. Хочется огрызнуться, сказать ей все, что думаю. Но я не могу. Это его сестра. Я и так тут чужая.
— Спасибо за заботу, — говорю я с натянутой улыбкой и поворачиваюсь к стене, чтобы пройти мимо.
Марта не говорит больше ни слова. Только ее шаги растворяются за спиной. А я продолжаю идти, кулаки сжаты, ногти впиваются в ладони. Я держусь. Пока.
Наливаю себе чай и ухожу во флигель. Мне нужно перевести дух, хоть немного. Отпиваю пару глотков, достаю телефон и набираю номер врача мамы.
— Здравствуйте, Павла, — мужской голос в трубке звучит спокойно и устало.
— Добрый день. Я хотела узнать, как там мама? — голос дрожит, хотя я стараюсь держаться. — Может что-то нужно?
— Все стабильно. Даже немного лучше. Аппетит появился, давление выровнялось, температура в норме. Ваша мама совершенно точно идет на поправку, — говорит врач. — Скоро переведем ее в другое отделение. Где она будет проходить реабилитацию.
Я медленно оседаю на кровать и зажмуриваюсь. Глаза щиплет от облегчения. Теперь все будет хорошо
— Спасибо... Спасибо вам, — шепчу я, чувствуя, как ком в горле ослабевает, но до конца не уходит.
— Не за что, — слышу, как он улыбается. — Постарайтесь приехать в ближайшие дни. Вашей маме нужны положительные эмоции.
— Конечно.
Я киваю, будто врач может это увидеть, и сбрасываю звонок. Долго смотрю в экран потухшего телефона.
Хорошие новости. Все хорошо. Но внутри все так же неспокойно. А все из-за Марка и предстоящего разговора, который он перенес на вечер.
Прятаться бесконечно невозможно, нужно приниматься за работу. Беру все необходимое и иду в дом, чтобы начать уборку. Я будто растворяюсь среди мебели, лишь бы никто не обратил внимания. Руки работают машинально, тряпка скользит по поверхностям, но мысли — где-то далеко. Меня не покидает ощущение тревоги, будто что-то надвигается. Нечто неприятное, липкое.
И именно в этот момент открывается парадная дверь. Характерный звук каблуков и запах дорогого парфюма врываются со скоростью света.
Я поднимаю голову — и замираю.
Кэт. Вся как с обложки: идеальный макияж, волосы собраны в небрежно-элегантную волну, на губах — хищная улыбка. Высокие каблуки стучат по мрамору, и даже воздух, кажется, дрожит от ее самоуверенности.
— О, какая встреча, — тянет она, с притворным удивлением глядя на меня. — Ты еще тут? Я думала, тебя уже убрали за некомпетентность.
Я стискиваю зубы, но не отвечаю на провокацию. Спазм сдавливает горло, а в животе все сжимается в тугой узел. Опускаю взгляд в ведро, чтобы не выдать себя. Ни за что. Я просто не могу. Если сорвусь — она выиграет.
— Протри получше возле двери. Я едва не поскользнулась, когда зашла, — добавляет она, выказывая превосходство и проходит мимо, даже не удостоив меня взглядом.
Я стираю пятно с яростью, будто оно — причина всех моих бед. Пальцы ноют от напряжения, в висках стучит. Унижение печется под кожей. Одна мысль сверлит голову: не сорвись. Держись, Пашка. Ты сможешь.
— И вот еще, — голос Кэт снова звучит за спиной, — потом загляни в гардеробную. Там покупки, нужно отнести в комнату моего жениха.
— Жениха? — переспрашиваю растерянно.
— Детка, все знают, что мы с Марком собираемся пожениться.
Видимо, все, кроме меня…
— Но осторожно, ладно? Там есть вещи, которые явно тебе не по карману даже на зарплату за год.
Она смеется, тихо, язвительно. Я выпрямляюсь, разворачиваюсь и смотрю ей прямо в глаза.
— Хорошо, — выдавливаю я. Ровно. Холодно. Но в груди свербит.
Почему он мне не сказал? Хотя с какой стати? Кто я для него?
Кэт улыбается, как хищница, которая думает, что уже вцепилась в глотку.
— Молодец. Учишься слушаться. Кто бы мог подумать.
Я проглатываю обиду и ухожу. Медленно, шаг за шагом, не позволяя себе даже взглянуть назад. Но внутри — буря. Пульс отстукивает в ушах, горло сдавливает от желания кричать. Я словно стою на грани, где один неловкий шаг — и рухнешь. Но я иду. Потому что если сейчас отступлю, то больше не поднимусь. Потому что знаю — именно этого она и ждет.
И я не доставлю ей этого удовольствия. Я просто делаю свою работу. Вопреки всему.
Забираю пакеты и отношу к Марку.
Его комната. Просторная, сдержанная, мужская. В ней пахнет кожей, древесиной и чем-то острым, парфюмом, который я узнаю с первого вдоха. На полу мягкий темный ковер, окна завешены тяжелыми шторами, свет приглушен. Все вокруг дышит порядком, контролем и какой-то холодной роскошью.