– А что за Дремучим Лесом? – решился он спросить спустя долгое время. – Там, где синева, туман и вроде бы дымят городские трубы, а может, и нет, может, это просто проплывают облака?
– За Дремучим Лесом – Белый Свет. А это уже ни тебя, ни меня не касается. Я там никогда не был и никогда не буду, и ты там никогда не будешь, если в тебе есть хоть капелька здравого смысла.
(С) Кеннет Грэм, "Ветер в ивах"
*КАРТА МЕДНОРЕЧЬЯ*

*ПОЛИТИЧЕСКАЯ КАРТА МЕДНОРЕЧЬЯ*

В моей голове
Опять играют оркестры
Смешные песни из детства,
Но как торжественный гимн!
В моей голове
На стук никто не откроет:
Там есть враги и герои –
Я узнаю их со спин…
Так утихомирься и спи!
Немного Нервно, «Колыбельная 340»
(НИ ВРЕМЕНИ, НИ МЕСТА)
Маленькая девочка сидела на кровати в сумрачной комнате, прижимая к себе плюшевого мишку, и смотрела на стенные часы.
Часы в виде смешного совёнка остановились – их стрелки застыли на без пяти четыре. Девочка уже научилась узнавать время по стрелкам, и очень этим гордилась… Но даже без них она понимала, что давно уже должно было настать утро.
Однако за окном всё никак не рассветало. Хотя и ночной темноты с уличными огнями тоже не было. Как и привычной сирени, чьи ветки заглядывали девочке в комнату. За окном царила какая-то серая муть, безмолвно клубящийся туман.
Девочке было страшно. Когда она проснулась, снаружи была мгла, и всё в комнате казалось странно зыбким, размытым. Как на старых чёрно-белых фотографиях, на которых мама показывала ей прадедушку и прабабушку.
Казалось бы, всё было на своём месте. Книжный шкаф, где детские энциклопедии соседствовали с книгами сказок и романами о приключениях. Игрушки под столом, мама вечно ворчит, что не убраны. Сам стол с компьютером и фотографией в рамке: девочка в обнимку с лучшей подружкой, обе щербато улыбаются в камеру, а сзади искрится море. Это было в то замечательное лето, прежде чем папа с мамой переехали в Наукоград, где был новый, красивый домик – зато не было ни сети, ни телефона, и с подружкой даже нельзя было списаться…
Всё было на месте. Не было только папы с мамой.
Проснувшись, девочка первым делом позвала их. Потом встала из постели, вышла из комнаты, уже чувствуя нарастающую тревогу – смутную тревогу ребёнка, в чьём маленьком мире что-то исчезло, оставив дыру, сквозь которую тянет холодом. Обошла весь дом, даже спустилась по лестнице в подвал. Мама с папой часто берут работу на дом и допоздна возятся с приборами, бормоча непонятные и смешные слова… Но дверь в подвальную мастерскую была заперта, и в щёлочке было темно.
Кажется… Кажется, перед самым пробуждением девочке как раз снилось что-то про подвал. Будто она спускалась по ступеням: дверь была приоткрыта, за ней мерцал приглушенный свет. Она даже расслышала негромкие родительские голоса, то и дело прерываемые сухим электрическим потрескиванием. А когда дверь была уже совсем близко, и девочка протянула было руку – треск вдруг стал громче, заполнил уши, свет ярко полыхнул и поглотил всё вокруг… А потом она пробудилась – и поняла, что осталась одна.
Девочка обежала все комнаты, топоча по лестницам и зовя родителей. Потом села на ступеньки и тихо заплакала. Но никто не пришёл.
Поплакав немножко и вытерев слёзы рукавом пижамы, девочка попробовала утешить саму себя, придумав, где сейчас родители. Может, их среди ночи вызвали в Лабораторию. Да, ведь мама с папой такие занятые! Они постоянно пропадают в Лаборатории – большом, красивом здании из стекла и бетона, которое высится посреди Наукограда: к нему сходятся все аллейки меж красивых, зелёных парков и участков с домиками.
Мама с папой работают там с другими дядями и тётями, которые забавно говорят, и имена у них смешные. Гости часто приходят к ним домой, и девочка им очень рада: они всегда треплют её по волосам, угощают чем-нибудь вкусненьким и говорят ласковые слова (она уже выучила много, на разных языках). А потом вместе с родителями обсуждают за чаем что-то своё, непонятное – но слушать их, сидя на лестнице в обнимку с мишкой, всё равно интересно.
Да, наверное, мама с папой в Лаборатории. Они ведь всегда в делах, и даже по дому часто ходят, не снимая халатов с буквами «ЛВИ» на нашивках. И сейчас их зачем-то вызвали. Но они вернутся. Они всегда приходят к ней в спальню по утрам, разбудить и поцеловать – и папа смешно щекочется усами… Нужно просто дождаться рассвета.
…Но он всё никак не наступал. Девочка то и дело подходила к окну, встав на цыпочки, и проверяла, обмирая от надежды: не покажутся ли на дорожке силуэты родителей?
Нет, никого. И даже самой дорожки не было видно. Как будто снаружи не осталось ничего, кроме мглы.
Шмыгнув носиком, девочка сгребла в охапку все свои игрушки, вытащила из-под стола и рассадила на кровати. Куклы, мишка, тряпочный лягушонок с широкой улыбкой… Друзья, с которыми ей было не страшно. И сама уселась среди них, разглядывая в полумраке стены, увешанные рисунками. Она часто рисовала, пытаясь передать в карандашных каляках восторг и изумление от любимых книг или мультиков.
Тихо. Скучно. И туман.
Нет, что там? Как будто огонёк сверкнул в сером мареве! Девочка подбежала к окну, взобралась с коленями на подоконник и прижалась к стеклу носом. Зажгли фонари? Была какая-то авария, по всему Наукограду погас свет – а теперь его снова дали, и зажигаются огни, и туман уже совсем нестрашный, и папа с мамой вот-вот покажутся на дорожке к дому!..
Нет. Она замерла. Огоньки были другими. Они… двигались. Плыли сквозь туман, покачиваясь, как светлячки, вспыхивали и гасли. И их было много. Девочке вдруг показалось, что весь туман снаружи ожил и уставился на дом тысячами глаз.
Спрыгнув с подоконника, она подбежала к кровати, взобралась на неё и обняла подушку. И каким-то сокровенным детским чувством поняла – поздно. Испуганная девочка взглянула в сторону приоткрытой двери, как раз вовремя, чтобы увидеть, как в проёме вспыхнули глаза-огоньки и заклубилась серая дымка.
В пустом городе, на пустой улице, в пустой квартире, в пустой, запылённой комнате стояли большие – под потолок – напольные часы.
Часы стояли в обоих смыслах: стрелки их замерли давным-давно. Зато – и это необычно – под циферблатом располагался ряд медных колёсиков с отчеканенными цифрами. И они постоянно проворачивались, ведя отсчёт. Если бы кто-то прислушался, то услышал бы внутри резного, деревянного корпуса тихие щелчки, жужжание и шипение. Часы жили своей тайной, совсем не часовой жизнью.
А ещё – за стеклянной дверцей не было маятника. И гирь тоже не было. Внутренность корпуса заполняла лёгкая, прозрачная дымка.
И в этой дымке в часах стояла спящая кукла.
Кукла была сделана в натуральный рост. И выполнена в виде красивой, бледной девушки с гладкими чёрными волосами до пояса и аккуратной чёлкой. Одета в тёмно-сиреневое платье с плиссированной юбкой, на ногах полосатые чулки и высокие ботинки со шнуровкой.
Глаза девушки были закрыты, руки – сложены на груди. И лицо, и волосы её, и одежда были подёрнуты налётом серебристого инея. Морозный туман клубился вокруг куклы в её беспробудном сне.
За окном дни сменялись ночами, солнце заливало крыши и бился в стёкла ветер с дождём; а кукла спала, и ничто не тревожило её сон. Пока однажды цифровые колёсики над дверцей не провернулись в последний раз, выстроившись в ровную череду нолей.
Внутри часов что-то пискнуло, зажужжало, и дверца отворилась. Наружу потекли клубы морозного пара, заполняя комнату. Заиндевелые ресницы дрогнули – и девушка открыла глаза.
***
Кукла поморгала, стряхивая с век иней, шевельнулась и неуверенной походкой вышла из часов. Изморозь на её волосах и платье истаивала дымкой, не оставляя влаги.
Переступив на месте, девушка огляделась. Пар уже растаял, открыв её глазам пустую комнату с арочным окном. За окном было светло; свет падал на выцветшие обои, в лучах кружилась пыль.
И пыли было много. Всё – и плетёные кресла, и столик с высоким зеркалом, и паркет – было покрыто серым налётом. Пыль осела на оконных стёклах, замутив их. Очень, очень давно никто не заходил сюда.
Кукла взглянула на саркофаг, из которого вышла. Прислушавшись, уловила тихий, угасающий шум внутри него. Она обошла часы сбоку, и обнаружила, что из корпуса тянутся блестящие кольчатые шланги, уходящие в пробитые в стене дыры. Чем бы ни была эта машина, кто-то придал ей лишь видимость часов.
Девушка дотронулась до корпуса и ощутила внутри незримую работу механизмов. Коснулась своей груди – и сквозь платье тоже почувствовала внутри себя вращение крошечных шестерёнок, тиканье и щёлканье…
>>Базовые системы: норма
>>Рецепторы осязания: норма
>>Слуховые системы: норма
Кукла вздрогнула. Откуда взялись эти слова? Они вспыхнули на миг в её голове, строка за строкой – будто кто-то спокойно и равнодушно дал ей отчёт. Девушка поморгала, покрутила головой, прогоняя наваждение.
>>Зрительная схема: норма
>>Гироскопическая система координации: норма
Надо же! Словно её тело само проверяло, всё ли с ним в порядке после странного сна. Кукла поднесла к глазам руки, осмотрела их. На белых, изящных ладонях, на сочленениях пальцев виднелись едва заметные щели шарниров. Девушка несколько раз сжала-разжала кулаки.
>>Контуры движения: норма.
Кукла подошла к окну и попыталась протереть его рукавом, но стёкла были грязными снаружи от дождей и налипшей пыли. Открыть шпингалеты не получилось – они намертво сцепились от ржавчины. Должно быть, никто давным-давно не открывал окна. И не убирался тоже. Кто бы ни жил в квартире…
А кто тут жил? Эта мысль вдруг поразила куклу. Чья это квартира – её? Но как она оказалась в часах, и откуда они здесь?
И вообще… кто она?
>>Архив памяти: проверка…
*нет доступа
*нет доступа
*нет доступа
*ошибка соединения
Она ничего не помнила!
Потрясённая девушка огляделась по сторонам, будто ища подсказки, за которые могла бы зацепиться мысль и выудить воспоминания. Тщетно. До того мига, как она вышла из часов, в голове не всплывало ничего. Пустота без слов и образов. Как будто до пробуждения её вообще не было!
Впервые кукла что-то почувствовала: и это были замешательство и страх. Нет, так не должно быть! Даже если она пришла сюда не сама, кто-то поставил её в часы и завёл их странный механизм… Но кто это был?
*ошибка соединения
Нет ответа!
Растерянная девушка подошла к столику. Долго она разглядывала своё отражение в потемневшем зеркале, всматривалась в светло-серые, почти прозрачные глаза таинственной незнакомки.
– Где я? – тихо спросила, наконец, кукла. Её собственный голос показался ей незнакомым. И ещё тише добавила: – Кто я?
– Здравствуй, Алиса, – сказал незнакомец. – Здравствуй, дочь.
– Я… ох! Простите… – девушка смешалась, не сразу сообразив, что это лишь запись.
– Если ты смотришь это, значит, мои надежды сбылись. Как долго я хотел… – тут изображение зарябило, а речь прервалась шипением помех, – …сказать тебе это. У нас мало времени: мы вынуждены оставить…
И вновь помехи. Похоже, цилиндр был повреждён. Кукла жадно впилась взглядом в изображение, ловя обрывки.
– К сожалению, этот… (пш-ш) не для нас, – продолжил мужчина. – Как я был счастлив, и как горды были мои коллеги, когда мы открыли… (пш-ш) …лишь один раз. (Пш-ш) …нашу базу. Товарищи преданно помогали мне, и мы добились многого, но… (пш-ш). Обратный путь можно… (пш-ш) всего трижды. Не знаю, сможем ли мы…
Изображение рассыпалось рябью, а когда вновь вернулось – мужчина был уже одет в оранжевый комбинезон, и за спиной его была знакомая комната с часами у стены. Эта самая квартира, но без беспорядка.
– Здесь нам удалось найти убежище, – продолжил мужчина; лицо его казалось ещё более осунувшимся и усталым. – Район давно покинут, и… (пш-ш). Мы смогли перевезти часть оборудования. Достаточно, чтобы завершить мою работу; нашу работу. Бедняга Хирош, он не смог… (пш-ш). Но это было ради тебя. И я сумел создать…
На заднем плане мелькнула невнятная фигура, чей-то голос окликнул говорившего. Тот обернулся; изображение мигнуло. Прошла секунда, прежде чем усач вновь появился в кадре.
– Только что завершили второй… (пш-ш). Я остался один. И прежде чем покинуть… (пш-ш). Знай, Алиса. При помощи друзей, изучив… (пш-ш), я создал… (пш-ш) …ключ. Тот, что, надеюсь, сможет… (пш-ш-ш) и ты вернёшься ко мне. А теперь…
Мужчина выпрямился, сложил руки на груди.
– Слушай внимательно… (пш-ш), – на этот раз голос его был спокойным, собранным. – Ты должна быть сильной и решительной. Ради… (пш-ш). Найди Дворец, лежащий в сердце… (пш-ш-ш). Найди Эсператов. Ты – наш последний шанс. Не подведи меня.
Картинка пошла волнами, а когда вернулась, мужчина смотрел печально и с любовью.
– До свидания, Алиса, – сказал он. – Я буду ждать тебя, доченька. Возвращайся, и помни: я тебя… – Изображение померкло и зарябило, но сквозь шелест помех кукла всё же расслышала последнее слово: «Люблю».
И картинка погасла.
Линзы визиофона померкли. Кукла ещё с минуту смотрела на опустевшую стену, и лишь затем очнулась. Слишком сильным оказалось потрясение.
– Алиса, – повторила она. – Алиса! Дочь… – Это слово кукла произнесла с новым для себя чувством: благоговением.
«Он говорил со мной. Называл меня Алисой. Он… мой отец?»
Отец. Слово было непривычным, но оно, как ключ, открывало дверь в целый солнечный сад новых для куклы чувств. Радостное возбуждение, недоверие и робость, внезапная тоска по воспоминаниям, которых её что-то лишило… И, наконец, как огромные и тёплые объятия – ощущение того, что она не одна. А значит, всё не зря!
«У меня есть отец. Он был здесь! Он оставил меня тут… для чего? Чтобы спрятать? Может, вылечить?» Кукла взглянула на часы-саркофаг: нечего было и мечтать разобраться в них.
«Ладно, не так важно… Он знал, что я проснусь. И оставил мне послание! Отец хочет, чтобы я вернулась: он ждёт меня!» От этой мысли в груди сладко и тепло затрепетало, а колёсики будто бы затикали быстрее.
«Вот только…Что он имел в виду, говоря, что я их последняя надежда?»
На смену радости пришла тревога. «Я им нужна? Отцу и его друзьям? Вдруг они ушли потому, что им грозила опасность?»
Кукла взволнованно заходила взад-вперёд по комнате.
«Отец говорил про какого-то бедного Хироша. Кто это такой – друг отца? Или… мой друг, только я этого не помню? А вдруг он погиб? И всё это – ради меня?!»
Девушка бросилась к визиофону, надеясь, что во второй раз будет меньше помех. Увы, картинка всё так же плясала, а когда запись кончилась – в приборе что-то тонко хрустнуло, линзы погасли, и в третий раз визиофон не включился. Сломался! Кукла огорчённо прикусила пальцы.
– Так, спокойно! – велела она сама себе. Ладно. Теперь появилась хоть какая-то определённость и цель. У неё есть отец. Надо его найти: тогда она узнает, кто она такая, и почему ничего не помнит. Но где искать?
«Я даже не знаю, где я».
Девушка прошла в соседнюю комнату и вновь выглянула в окно. Снаружи по-прежнему никого не было. Тогда кукла села на подоконник, спиной к пустой улице, и задумалась.
Чем больше она размышляла над случившимся, тем больше обретала уверенность в том, что поступить так будет правильно. Да, что может быть проще и верней: найти отца! При мысли об этом кукла ощущала покой, будто встала на место какая-то деталь, выбившаяся из общей слаженной работы механизмов. Никакой другой цели не предвиделось.
Но вот в самой себе кукла была не так уверена.
«Что это за город? Про какой дворец речь? И кто такие эти Эсператы… или же, что они такое? И куда идти, и… Что я вообще знаю?». На миг её охватила беспомощность.
Но потом кукла нахмурилась, решительно сжав кулаки.
– Я знаю, что могу видеть, слышать, ходить и думать, – прошептала она. – И этого достаточно, чтобы пойти и найти. Я знаю, что отец меня ждёт. И ещё – я знаю, кто я!
И это последнее, пожалуй, было самым главным.
Теперь ей думалось легко и складно. Так. Куда бы она ни пошла, надо сперва поискать какое-нибудь снаряжение в дорогу. Что ей может пригодиться? («Что-нибудь острое», вдруг посетила её холодная и здравая мысль). Компас? Карта? А она тут есть?
***
Девушка потратила ещё час, роясь в пыльных вещах. Груды барахла кишели мелкими, чёрными жучками, расползавшимися по щелям в паркете. Один раз выскочила крыса и ушуршала в коридор, таща за собой голый хвост. Кукла без страха проводила её взглядом: чем мог навредить ей грызун?
Увы, среди книг не было ни одного атласа, чтобы выдрать страницу. Не нашлось и одежды удобней платья: висевшее в шкафу пальто от прикосновения расползлось и рухнуло с вешалки, истлевшее насквозь. И, конечно же, никакого компаса. Даже открыть комод не вышло – ручки оторвались. Время не пощадило ничего в квартире.
– Что? – повторила Алиса. В первую секунду ей показалось, будто она ослышалась. – Ногу? Вы что? Как?..
– И мне! И мне ногу! – протиснувшись вперёд, завопил хромой, один из первой троицы.
– Заткнись, Воробей! – рыкнул его сосед, отвесив хромому подзатыльник. – Тут Маршал главный, как он прикажет, так и сделаем!
– Всего одну ногу, барышня, – одноногий Маршал приложил ладонь к груди. – От вас не убудет.
– А мне руку! – завопил ещё один из толпы.
– Пальчики, красавица! У тебя же десять, а мне хоть парочку!
– Глаза, – надтреснутым голосом проговорила слепая девушка. – Пожалуйста, госпожа, будьте милосердны: хоть один глаз…
Со всех сторон на Алису надвигались грязные лохмотья, искажённые мольбой и жадностью лица, протянутые увечные руки. «Они разорвут меня на части», с какой-то пугающей ясностью поняла девушка. «Не остановятся, будут разбирать, пока от меня ничего не останется!»
– Ну же, сударыня. Вам всё равно некуда деваться, – качнул головой Маршал. – Среди нас есть те, кто через это прошёл и присоединился к нам. Это совсем не больно, поверьте! Не так больно, когда теряешь прошлую жизнь и от тебя все отворачиваются, знаете ли… – в голосе его прозвучал отголосок какого-то поблёкшего чувства.
– Поделись по-братски! Жалко, что ли? – вновь выкрикнул хромой Воробей.
– «По-сестрински», придурок! – проворчал его сосед. – Она ж девушка, какой она тебе «брат»?
Алиса оглянулась через плечо на воды канала, потом вновь посмотрела на толпу. И, помедлив, склонила голову.
– Ладно, – сказала она. – Я согласна. Сдаюсь. Только прошу, не делайте больно… – и медленно, всем видом выражая покорность, шагнула навстречу шакалам. Шаг, ещё один, и ещё.
Толпа ликующе загомонила. Но зря они думали, что жертва смирилась и покорно идёт к ним в руки. Алиса не собиралась сдаваться – она не могла, её ждал отец!..
Ей просто нужно было взять разбег.
И когда скрюченные пальцы уже почти схватили её за одежду, Алиса повернулась и бросилась бежать. Она пронеслась по обломку моста, на самом краю оттолкнулась что было сил – и прыжком взвилась в воздух: только чёрные волосы плеснулись за спиной.
Один ужасающе долгий миг Алисе казалось, что она не допрыгнет. Но получилось: каблуки ударились о камни моста на другой стороне, так что она не удержала равновесия и повалилась на колени. Толпа на другом берегу орала от ярости, потрясая клюками и кулаками.
– Ха! Вот так вам, мухоеды липучие! – торжествующе прокричала Алиса, даже не задумываясь, откуда взялось в её голове ругательство. – Будете знать, как… – она осеклась, увидев, как из переулка уже на её стороне моста возникли ещё несколько фигур.
– Да сколько ж вас тут? – с мукой в голосе пробормотала Алиса, вновь срываясь с места.
И вновь был бег по бесконечным улицам; пару раз пришлось перемахивать через старые, замшелые баррикады времён уличных боёв. Алиса уже начала невольно замедлять бег – натруженные и раскалившиеся шарниры неприятно ныли. Впервые девушка с приглушённым отчаянием подумала, что ей не выбраться.
Она бы свернула в какой-нибудь подъезд и постаралась спрятаться и затаиться, надеясь переждать облаву… Но, в очередной раз завернув за угол, вдруг налетела на кого-то – и вместе с ним повалилась на мостовую.
– Ай!
– Ты кто?! – испуганно вскрикнул женский голосок.
– Ты… – Алиса приподнялась на локте и помотала головой. – Ты не сломанная?
– Нет, а т-ты? – настороженно отозвалась незнакомая кукла, на всякий случай отползая подальше.
Это тоже была девушка. Худенькая, с большими зелёными глазами и веснушками на округлых щеках. Медно-рыжие волосы стянуты в коротенький хвостик. На незнакомке была иссиня-серая форма с юбкой до колен, на голове – плоская шапочка с козырьком и серебряной кокардой. Рядом валялась сумка на ремне.
– Я заблудилась… – начала было Алиса. И этот момент до слуха её донёсся приближающийся топот. – Помоги, за мной гонятся! – только и успела выпалить она.
И тут же на набережную выскочили двое сломанных, вооружённые рыбацкой сетью. При виде девушек оба затормозили.
– Гляди-ка! – с ухмылкой прохрипел один. – Одну загнали, а вторая бесплатно! Ну-ка, девоньки, подите сюда.
Рыжеволосая незнакомка колебалась всего секунду, а потом вскочила – и, к изумлению Алисы, шагнула вперёд, встав между ней и шакалами.
– Назад! – напряжённо звенящим голосом сказала она. – Именем Канцелярии, оставьте эту гражданку в п-покое и убирайтесь прочь!
– Канцеля-арии? – глумливо протянул второй. – Гляди-ка, к нам канцелярскую крыску занесло!
– У меня есть оружие и я вправе его п-применить! – выкрикнула рыжая и запустила руку в нагрудный карман униформы. Вот только вместо чего-то грозного в пальцах её блеснула… увесистая гайка.
Видно, она выронила своё оружие, когда мы столкнулись, с отчаянием подумала Алиса. Что же делать?..
– Вы не смеете причинять у-ущерб гражданам! Согласно П-правилам, статья третья, параграф…
– Тише, девчуль, не надрывай горлышко! – прокаркал хриплый. – Оно мне пригодится, а то моё проржавело! Иди сюда, соловушка, цып-цып…
Рыжая без колебаний сдёрнула резинку, стягивающую её волосы, так, что они рассыпались и оказались до плеч длиной. Стремительно обмотав резинку вокруг пальцев левой руки, девушка зарядила гайкой получившуюся рогатку, натянула и выстрелила.
Бандит слева заорал – его глаз взорвался крошевом осколков. А рыжая уже сноровисто выхватила из кармана вторую гайку и наложила на тетиву. Выстрел пришёлся другому мародёру в лоб: тот пошатнулся, сделал несколько неверных шагов, запутался ногами в сети – и с воплем бухнулся в канал, только брызги взлетели. Его товарищ, подвывая, бросился прочь.
– Ух, ты, – не сразу выговорила Алиса, когда торжествующая незнакомка повернулась к ней. – Я… Спасибо тебе большое!
– Служу К-канцелярии, – козырнула рыжая. Протянув руку, она помогла Алисе встать. – Так кто т-ты?
Трамвай ехал на север – мимо домов, пялившихся незрячими окнами, с заросшими зеленью фасадами, с провалившимися крышами и проросшими сквозь них деревьями. Вьюнки опутали фонарные столбы, свисали прядями с редких уцелевших проводов. Однажды трамвай проехал через затопленную низину: здесь дома, как утёсы, поднимались из воды, стоявшей почти вровень с рельсами. Блестящая на солнце гладь была усеяна огромными, как коврики, цветущими кувшинками. С воды вспорхнула стайка птиц.
Алиса, заворожено глядевшая в окно, то и дело украдкой оборачивалась на кондуктора. Лягух мирно дремал на сиденье с табличкой «Место контролёра», изредка моргая – при этом его выпученные глаза на миг втягивались внутрь, отчего кукле делалось не по себе.
– Что ты на него смотришь? – рассеянно спросила Милашка. Она достала из кармана блокнот и черкала в нём карандашом, равнодушная как к лягуху, так и к видам заброшенного города.
– Ну, – Алиса помедлила, подбирая слова. Как бы выпытать у Милашки побольше сведений обо всём окружающем, притом не вызвав подозрений? Впрочем, у неё есть железное оправдание. – Ты не против, если я тебе буду задавать вопросы? Может, что-то вспомню…
– Да, конечно, без п-проблем! – Милашка поглядела на неё с жалостью. – Что, совсем-совсем ничего?
– Только моё имя, – понурилась Алиса, изобразив печаль.
– Всё будет хорошо! Я тебя в больницу отвезу, там п-проверят тебе голову и всё исправят: заодно и п-пробьют по номеру, кто ты.
– Спасибо. Часто вообще память вот так теряется? – Алиса не стала уточнять, что значит «пробить по номеру».
– Ну, бывает, я слышала. Голова же так сложно устроена, столько мелких шпунтиков-колёсиков! – Милашка постучала себя пальцем по лбу. – Ударишься посильнее, что-нибудь собьётся, и всё. А некоторые мозги прокуривают… Но ты не из таких, к-конечно же, я уверена! – поспешно добавила она.
– Прокуривают? – Алисе вспомнился сумрачный тоннель. – Как те, с кальянами?
– Ага. Кипятят жидкости со всякими пахучими добавками, и пар втягивают. Он поступает в голову, ну, и… Мутит мозги, – Милашка покрутила рукой в воздухе. – Вообще, в медицинских целях это даже полезно: там масляные пары используют, они всю начинку в голове смазывают, чтоб крутилась резвее. Но если злоупотреблять, мозги заржавеют – и конец. Самые пропащие вообще чистую воду курят, от неё за месяц с катушек сходят, брр!.. Кстати, слушай, чаю хочешь?
Чаю? Удивлённая Алиса кивнула. Милашка вынула из сумки маленький термос, открутила крышку, налила в неё янтарной жидкости и протянула Алисе. Сама же без смущения отпила прямо из горлышка.
Алиса даже не представляла себе, что может пить что-либо, но тоже сделала глоток. И не пожалела: её сразу пронизали новые ощущения – терпкий и пряный вкус во рту, разливающееся по телу тепло и бодрость, и неожиданное прояснение в мыслях… С первого глотка она поняла, что любит чай.
– Спасибо.
– Да не за что. Ну, так что ты хотела сп-просить?
– Это ведь лягушка? – начала Алиса, указав глазами на кондуктора.
– Ну, да?
– Но разве с ними не война?
– Всё же помнишь что-то, – довольно кивнула Милашка. – Да, война была, и не одна. Но последняя, Третья Лягушачья, закончилась уже давно – двадцать два года назад, в пятьсот седьмом. Меня тогда ещё и на свете не было… Правда, она и самой свирепой была: лягушки тогда аж до столицы дошли. Видела разрушения на улицах? Это ещё с войны.
– Так мы в столице? – ухватилась Алиса за ниточку.
– Верно. Ну, сейчас мы в Пустом Городе. Это южный район, с самой войны заброшен: сначала его боями разрушило, а п-потом… сюда пришла Мгла, – последнее слово Милашка произнесла боязливо. – С тех п-пор там почти никто не живёт. Ну, «дефы» в основном, д-дефектные.
– То есть, сломанные? – поняла Алиса. – Так они инвалиды войны, да?
– Ты что! – возмутилась Милашка. – В-ветеранов у нас уважают, им пенсион от Канцелярии положен, и б-бесплатная замена частей тел!
Алиса вспомнила Маршала, но промолчала.
– Нет, дефы – это жертвы Мглы. Если куклы в неё попадают, то в п-половине случаев начинают… – Милашка сделала паузу. – Разрушаться. С-суставы ржавеют, конечности крошатся, глаза мутнеют. Это как жук-древоточец в мебели, б-болезнь, понимаешь? И не чинится.
– Так оно заразно?
– Нет, – неохотно признала рыжая девушка. – Просто в обществе таких, ну, не любят. Они как нап-поминание, что мы все уязвимы п-перед Мглой. Так что их выселяют в Пустой Город… Не п-подумай, Канцелярия с этим борется, конечно же! – торопливо добавила она. – У нас есть п-программы защиты, поддержки, просветительные лекции, всё такое!
Алисе услышанное не понравилось. Она только начала узнавать этот мир, как он уже показал свои скверные стороны.
– Так почему через этот… Пустой Город трамвай ходит, раз там только дефы?
– Не только, а в основном. Есть и нормальные куклы: б-бедные, которым жить больше негде. Рабочие на заводах в Дымном Городе, например. Для них и ходит.
– А что там делала ты?
– Выполняла задание. Проводила учёт уличных фонарей! – гордо заявила Милашка.
Девушки погуляли по улицам Старого Города. Зашли в чайную и посидели на увитой геранью веранде, за столиком под полосатым тентом. Милашка заказала чаю («Я угощаю, не стесняйся!»), и они потягивали его из чашек – тёмно-красный, с имбирём и мятой, кисловатый и острый. Алиса смаковала каждый глоточек, с любопытством прислушиваясь к своим ощущениям.
Официант поставил на стол плетёную вазочку с тонкими, поджаристыми печеньицами. Милашка схрумкала три, пока Алиса осторожно пробовала одно, наслаждаясь новыми вкусами.
– Не помнишь, нравилось тебе такое раньше? – поинтересовалась Милашка.
– Я вообще не представляла до этого, что есть и пить могу, – честно сказала Алиса. И это было чистейшей правдой: она до сих пор не могла себе представить, что её тело может нуждаться в пище и питье.
Милашка поглядела на подопечную с состраданием. Потянувшись через стол, она положила руку на запястье Алисы:
– Ничего. Тебя обязательно вылечат…
«А вы неплохо сыграли, склонив на свою сторону эту Милашку, девочка моя», заметила в воображении Алисы загадочная Госпожа Икс. «Возможно, вы не безнадёжны. Продолжайте в том же духе!»
Девушка представила Госпожу Икс похожей на себя, но в кружевной полумаске, с накрашенными губами и мушкой на щеке. В красно-чёрном платье с кружевами и голыми плечами, с мундштуком кальяна в пальцах. И сидела она не на веранде кафе, а в каком-нибудь изысканном заведении: кругом золото, бархат, зеркала – и в них плывут тающими клубами пар и ароматный дым…
Интересно, мельком подумала Алиса, откуда у неё такие фантазии. Возможно, такой она хотела бы видеть себя? Не растерянной девушкой, потерявшейся в незнакомом мире и ничего о нём не помнящей – а уверенной в себе, расчетливой и прагматичной? Ну, нет… Или всё же да?
…Из Старого Города в Новый ходил трамвай, но Милашка захотела показать Алисе «кое-что интересное». Они прошли пару остановок пешком и вышли к огромному зданию, при виде которого Алиса задрала голову:
– Ух, ты!
Трёхъярусная громадина походила на гигантскую чашу, опоясанную аркадами; в проёмах меж арками высились статуи. Карнизы украшали барельефы – танцующие куклы, музыканты с лирами и флейтами, венки и букеты, солнца и звёзды. Наверху на шпилях трепыхались разноцветные флаги.
– Это дворец? – восхищённо спросила Алиса.
– Нет. Это Вертеп, – гордо пояснила Милашка. – Древнейший столичный театр, ещё времён Бронзового Века.
– Какого?
– Ну, это такой период в истории, когда кукол из бронзы делали. Были ещё Медный, Железный века, и так далее… В честь Вертепа всю столицу назвали: потому что, когда во время Большого Пожара она сгорела, Вертеп единственный в огне уцелел.
Девушки обошли амфитеатр, любуясь величавыми сводами и суровыми, слепыми ликами растрескавшихся статуй. Вокруг Вертепа бурлили стайки гомонящих кукол в двуцветных майках – красно-жёлтых и бело-голубых. Уличные ларьки продавали чай и сладости. Вся эта суета странно смотрелась на фоне древней каменной кладки стен.
– Раньше, при тиранах, здесь и правда театр был, – поведала Милашка. – Гладиаторы насмерть бились, феепоклонников паровыми катками давили на потеху толпе… Потом было восстание Струбцины, когда рабы смели всех патрициев. Собственно, тогда Пожар и случился.
Она показала Алисе монумент восставшим рабам на аллее, ведущей к Вертепу: длинный постамент с чередой бронзовых кукольных фигур. Согбенные и безликие, они поднимали головы, вставали с колен, сжимали в руках камни и дубины – и, обретая черты лиц, рвались вперёд. Вслед за оборванной девушкой-куклой с растрёпанными волосами и красивым, свирепым лицом, воздевшей над головой горящий факел. На постаменте было высечено: «Струбцина. Твой пламень озарил нам путь к свободе. 4695г. от П.З.Р.»
– Теперь здесь футбольный стадион. Видишь тех ребят? Это болельщики, сегодня столичный «Струбциний» с «Электрофором» играет, завтра – «Надир» против утюжанского «Ротатора». А когда-то в Вертепе священные представления устраивались. Видишь вон те огромные статуи? Это машинные духи: Мать Моторов, Изначальный Кузнец и все остальные…
Вместо того чтобы идти до трамвая, Милашка наняла рикшу – лягуха, впряжённого в двухколёсную повозку с пологом, похожую на ракушку. Стоило девушкам усесться, как двуколка покатила по аллее: рикша бодро бежал, шлёпая лапами по мостовой.
– Неудобно как-то, – смутилась Алиса.
– Да ну! Для лягухов это обычный заработок: у них ноги сильные, день напролёт могут бегать – не устают!
Мимо мелькали деревья, над кронами которых проплывали высокие крыши и увенчанные шпилями башенки домов. Это заставило Алису вспомнить о первоначальных планах.
– Знаешь, – сказала она, – кажется, я что-то вспомнила. Совсем немножко.
– Правда?
– Да, только смутно. Отдельные слова… – Алиса сделала вид, будто задумалась. – Что-то про дворец. Ты знаешь какой-нибудь дворец?
– Да, знаю, – несколько удивилась Милашка. – Дворец Спорта в Новом Городе, например. Или «Хрустальный Дворец», это ежегодная научная выставка при Вертепольском Университете. Что ещё? Есть такой неплохой музыкальный клуб на Окраине, «Старый Дворец», мы с подружкой там пару раз плясали… Не то?
– Нет, наверное, – вряд ли отец призывал бы её искать что-то, что было бы так легко найти. – А ещё?
– Ну, уж наверняка тебе не Грибной Дворец нужен! Это в Батрахии, лягушачьей столице, там Болотный Царь живёт.
– Да уж, вряд ли он. А тебе ничего не говорит такое слово: «Эсператы»?
– Хм, нет, – нахмурилась рыжая девушка. – А кто это? Или что? Какая-то фамилия, организация, город?
Алиса развела руками.
– Мда, проблема… Вот что! У меня подруга работает в Департаменте Информации, я её попрошу поискать для тебя в архивах всё про этих Эсператов.
– Да? Спасибо тебе! Думаешь, найдётся?
– Канцелярия существует, чтобы помогать гражданам. А в архивах наших всё есть, даже каменные таблички из древней Столицы!