Джеймс Эванс

Глава 1: Друг в саду.

ВНИМАНИЕ!!! (дисклеймер для товарища участкового)

В тексте присутствуют сцены насилия над несовершеннолетними, что авторы КРАЙНЕ осуждают, не поддерживают, и пытаются донести мораль о том, как делать не надо!

Спасибо за внимание.

_______________________________

Это был самый обычный и самый что ни на есть нормальный день. Знойный и ясный, как и полагается в летние каникулы.

Самое ужасное время...

Было слышно, как тётушка Петуния, звонко цокая каблучками своих туфель о кафельный пол на кухне, готовит завтрак для всей... ну, для всей своей семьи.

Я явно не вхожу в число тех, кто будет удостоен милости отведать тётин фирменный чизкейк, который со вчерашнего вечера застывает в холодильнике. Да и сегодняшний лёгкий завтрак из освежающего салата мне вряд ли достанется. Если повезёт и свинья по кличке Дадли насытиться основным блюдом и десертом, мне, может быть, перепадёт кусочек дыни.

После неохотного пробуждения уши застилала мешанина типичных звуков, которыми в доме Дурслей сопровождалось каждое утро: суета тётушки, громкие шаги дяди Вернона и кузена Дадли наверху, точно топот стада слонов, скрип ступеней лестницы над головой, на которую то и дело сыпалась вековая пыль, и урчание в животе. Вчерашний день был особенно неудачлив и жаден на благосклонность опекунов.

Вчера тётя Петуния долго спала из-за своих лекарств, которые принимала последнюю неделю и потому казалась вялой. Завтрак пришлось готовить мне. Не описать словами, как я был счастлив от этого. Я люблю готовить, и не только потому, что это куда лучше, чем горбатиться с утра пораньше под палящим солнцем, получая себе всё новое солнечные ожоги, от которых уже несколько дней болят плечи, но и потому, что когда я готовлю, я могу есть. Я в такие моменты ем, кажется, больше чем мне обычно дают, кусочничая и то и дело отправляя в рот обрезки овощей и фруктов или закидывая в карманы хлеб или завёрнутые в салфетку кусочки мяса.

Раньше мне это нравилось ещё и потому, что я думал: "Вот буду хорошим мальчиком, порадую семью и они меня полюбят"... Наивно было думать так. Радоваться они радовались, но только тому, что мои "грязные ручонки" не испортили еду, которую они закидывали за обе щёки.

Казалось бы, хорошее начало утра, да только потом всё пошло наперекосяк. Дядя Вернон потерял ключи от своей машины и Дадли, видимо прибывая в игривом настроении, решил организовать мордобой, ляпнув, что видел, как я утащил ключики. Конечно, я бы не осмелился воровать у дяди, но мои карманы всё равно были вывернуты. Яблоко и пару кусков вяленого бекона — вот какой щедрый приз я бы получил, рискуя целостностью своей шкуры. Как оказалось, рискуя напрасно.

Было больно...

Таскать еду было нарушением. Ну, вернее, нарушением для меня. Дадли никто не ругал, когда он без спроса брал из морозилки очередное ведро мороженого и съедал всё в одно рыло, пачкая ковёр перед телевизором. А кто убирать? Пра-а-авильно, Гарри.

В общем, не считая пары кусков помидоров, закинутых в рот вчера во время готовки завтрака, уже как больше суток мой желудок был пуст. Снова и снова он изнывал, урчал, скручивался в узел, но я его игнорировал. Научился за прошедшие восемь лет. Да и налитый кровью синяк на ногах от дядиного коженного ремня, если честно, сейчас беспокоили меня больше. Вернон всегда не в духе с утра, пока не поест, и если тронуть его в это время, то мало не покажется.

Честно, мне казалось, что он меня убьёт. Мне постоянно так казалось после того дня, когда его, весёлого и подвыпившего после удачной сделки, вызвали в школу. В тот день я какими-то неведанным образом, убегая от Дадли и его компашки, запрыгнул —или... полетел? Телепортировался?— на крышу школы. Не часто можно было увидеть, как визжит наш воспитатель, но когда она заметила одного из своих учеников, который не сполз по скользкому шиферу вниз и не разбился об асфальт лишь благодаря надёжно закреплённому водостоку, кажется, мадам Маркс в тот раз слышала вся улица.

Конечно, мне было не избежать наказания, но я не думал, что всё пройдёт...Так. Дядя Вернон тогда, как обычно, рвал глотку, крича мне в лицо. Я чувствовал вонь спиртного и сигарет. Одно это заставило меня готовиться к худшему. —Ремень или таскание за волосы? Не страшно, выдержу. —думал я тогда. Да вот только огромные и сильные пальцы дяди сомкнулись на моём лбу, стискивая волосы до боли в коже, от которой глаза лезли на лоб. Я уже не помню, что он кричал тогда. Что-то про —"показывать твоё уродство на людях", "позорище", "надо было тебя утопить, когда ты только оказался под нашей дверью"— как-то так. Ничего нового. Да вот только орал он это параллельно тому, как раз за разом прикладывал мой затылок о стену. Я чувствовал лишь острую боль. Все звуки слились в монотонный звон. В глазах темнело, а к горлу, зажатому в даденой ладони, подкатывала тошнота.

Мысленно я уже прощался с жизнью. Это был первый раз, когда меня били по голове и я будто чувствовал, как разлетается на куски мой череп, как острая боль обрывает что-то под коркой кости и тело немеет.

Если бы тётя Петуния не накричала на Вернона, мне кажется, в доме Дурслей в ту ночь стало бы на один детский трупик больше.

Я помню, как из моего рта полилось что-то кислое. На пол рывками. Помню, как меня вновь бросили в мой чулан —куда аккуратнее, чем можно было ожидать. И в следующий вечер, когда я относительно пришёл в себя и мог хотя бы попытаться встать и выпить воды, я заметил размазанное багровое пятно на шероховатой стене, точно в том месте, где меня и приложили. Его так и не удалось оттереть и теперь место с этим пятном было завешано картиной.

После этого нарываться на дядюшкин гнев стало ещё страшнее. Он, кажется, перепугал тогда весь дом, а моя постоянная рвота и спотыкания на ровном месте лишь подливали масла в огонь. Однако не трогали меня ровно до следующего понедельника, после чего я настолько "замозолил глаза" дяде с тётей, что у них уже тряслись руки пихнуть меня, чтобы соображал быстрее, вёл себя тише и делал, что велено.

Глава 2: Её прекрасный лик.

ВНИМАНИЕ!!! (дисклеймер для товарища участкового)

В тексте присутствуют сцены насилия над несовершеннолетними, что авторы КРАЙНЕ осуждают, не поддерживают, и пытаются донести мораль о том, как делать не надо!

Спасибо за внимание.

_______________________________

Ночь выдалась почти бессонная. Я то и дело вскакивал каждый раз, когда от грохота на ступеньках поднимался шум, а с балок, до которых я не мог дотянуться, падала пыль, которая неприятно забивала нос. Гости, которых пригласили Дурсли — как я потом понял по голосам, это была семейка Скрэффов со своими двумя детьми — задержались допоздна. Тётя и дядя ушли спать лишь когда, по ощущением, был уже канун утра.

Я тоже хотел завалиться и поспать подольше, но что-то подсказывало, что меня ждут проблемы и нотации за сон до обеда. Никто и не посмотрит, что сама эта несносная семейка уволилась в кровати уже заполночь.

Тихо вздохнув, я посмотрел в потолок. Деревянные балки лесенкой шли вверх, а редкие щёлки пропускали через себя полоски света. Некоторые деревяшки были погнуты, от чего просветы между стыками ступеней были шире, настолько что в них можно было без труда засунуть карандаш или хороший такой гвоздь, чтобы проткнуть ногу какой-нибудь свинье, топающей как мамонт каждый раз, когда она шагала по лестнице.

Настанет день, когда Дадли растолстеет настолько, что его нога провалиться сквозь ступени. И лучше бы в этот момент меня убило каким-нибудь колом или балкой в лоб, а то чую, если я выживу, то спать перееду в сарай, ведь опять каким-то образом окажусь виноват в том, что не смог убедить доски не ломаться под жирной тушей кузена.

— Эх... когда же это произойдёт. — Проговариваю я, чувствуя, что больше не могу выносить молчания. Весь прошлый вечер я слышал, как болтали и веселились Дурсли с гостями. Взрослые делились новостями, дядя, разумеется, не упустил шанса завести разговор о своей компании по производству дрелей, а дети на всей громкости включали музыку и играли в приставку. Стены дома были тонкими и слышно было каждый стук, каждый топот и громко брошенную фразу.

— Ч-ш-што именно? — послышался голосок практически у самого моего уха. Я резко подпрыгнул, на миг забыв о том, что сплю почти у нижних ступеней и с силой ударился лбом о доски. Болезненно зашипев, я потёр ушиб, смаргивая пелену перед глазами. После того раза моя голова часто болела, а в глазах темнело от каждой малейшей встряски.

Я глянул в сторону, откуда исходил звук, машинально потянувшись за очками и нацепляя их на нос. На полу возле моего матраса свернулась кольцами змея. Та самая коричневая змейка с красивым тёмным узором на спинке, которую я вчера видел в саду. Видимо, мне тогда не почудилось, когда я услышал её голос. Или его?

—...А... м... ничего. — протараторил я в ответ, вспоминая, что мне был задан вопрос. Только потом я задаю свой. — А вы... кто? И как вы сюда попали?

Змейка смотрит на меня, поднимая голову и вытягивая длинную шею, как перед броском. Я невольно сглотнул, но не двинулся с места. Почему-то мои глаза опустились вниз, как происходило всегда, когда я говорил с людьми. Мне было напряжно смотреть на кого-то, кто говорил как человек, хоть и выглядел как садовый шланг.

— Мы виделис-с-сь в с-саду до этой ночи... А кто я? Кажетс-с-ся очевидным.

—... и правда. Простите, я... просто никогда не видел говорящих змей. По правде говоря, я вообще не видел змей вживую, только по телевизору.

Мой собеседник издал шипящий звук, который я бы назвал смешком по-змеиному. Мне неожиданно стало стыдно от того, что я сказал что-то не так. Надо мной теперь смеются... я настолько плох в общении, что даже говорящие змеи над мной смеются?

— Поз-з-здравляю. — наконец-то произнесла змея, нарушив паузу. Хоть я мало что мог сказать по тону шипящего голоса, но он казался мне беззлобным. — С-с-скажи, могу ли я попрос-с-сить тебя об ус-с-слуге?

Я на мгновение замешкался. В моей памяти тут же всплыли предупреждения, которые я примерно в лет пять подслушал при разговоре тёти с кузеном: "никогда не подходи к незнакомцам и не помогай, даже если очень просят". Конечно, со мной о таком никто не говорил, наверняка надеясь, что я всё же попадусь какому-нибудь похитителю детей и наконец покину дом, оставив Дурслей с чистой совестью.

Однако... это же змея. Что она сделает, если я помогу ей? Это не та большая анаконда, которая, как говорили по телевизору, способна задушить и съесть человека. А будь она ядовитой, разве не укусила бы меня во сне?

— ... да? — наконец отвечаю я, понимая что змейка смотрит на меня выжидающе и довольно долго, желая услышать мой ответ.

После моего шопотка змейка повернула голову и её длинное тело начало исчезать в одной из щелей решётки на двери в чулан, через которую проникал солнечный свет. Я подождал, пока её хвостик не исчезнет, после чего неуверенно встал, скидывая с ног плед. Приоткрыв дверь, я заметил, как змея ловко обвилась вокруг опоры лестничных перилл и влезла на перекладину. Она снова глянула на меня, ожидая действий.

— Куда мы? — спрашиваю я, понизив голос. Со второго этажа слышится неистовый дядюшкин храп, будто огромный дракон спит, охраняя сокровище от гадких Поттеровских ручонок.

— Крыш-ша — шипит в ответ змея. Она начинает ползти по периллам вверх, пока мои ноги стоят в нерешительности.

Второй этаж был местом, куда я могу входить лишь для уборки. Ванна и кухня находятся внизу, так что мне не оправдаться ни походом в туалет, ни желанием попить воды, ни чем-либо ещё. А если меня ещё и обнаружит Дадли... ох, этот порось не упустит момента. Уже была история где он, до боли и треска давя коленом мои рёбра и держа своими массивными широкими руками за запястья, завыл, лишь завидев прибежавших на грохот тётю и дядю: "Он напал на меня, мамочка! Он сумасшедший, а я защищался!". Повторись это снова и я не знаю, что со мной сделают... да, дядя говорил, что запечёт меня в психушку, где меня "обколят успокоительными, чтобы излечить это бешенство", но скорее дядюшка лично запихает эти успокоительные мне в глотку, лишь бы не платить врачам за это, да семью не позорить тем, что в их доме жил псих.

Глава 3: Ритуальные Сожжения.

ВНИМАНИЕ!!! (дисклеймер для товарища участкового)

В тексте присутствуют сцены насилия над несовершеннолетними, что авторы КРАЙНЕ осуждают, не поддерживают, и пытаются донести мораль о том, как делать не надо!

Спасибо за внимание.

_______________________________

Этой ночью она пришла ко мне. Я был в её руках, столь тёплых и успокаивающих, окутывающих меня, подобно тёплому одеялу. Её волосы горели ярче лесного пожара, окружая меня и обрамляя светлое личико, на котором красовались мягкие едва-едва розовые губы и глаза, пылающие как изумруды, как неоновый кристалл.

По-началу я слышал лишь тихое журчание и замечал едва видимые движения, будто границы её силуэта вальсировали на покачивающейся водной глади, но со временем они становились чёткими, будто я видел её прямо здесь, на яву. Вот она, такая ласковая и бережная, глядящая прямо на меня из прозрачного туманного облака, окружающего нас. Я начинаю слышать шёпот, а затем и лёгкое пение. Мне не понятно ни единого слово и всё, о чём я могу подумать — как же прекрасен её голос. Чарующий и звонкий, как флейта или ветряной колокольчик. Он успокаивает, отгоняя прочь весь страх и слёзы. Всю боль.

До этого я лежал с жжением в руках и желанием провалиться сквозь землю, разбиться в щепки и перестать существовать, но сейчас в меня будто заново вдохнули жизнь. Ангел, даровавший жизнь.

— Мама... — хочу прошептать я, но мой голос почти не слышим, будто лёгкие наполнены водой, будто я сам весь под водой и не способен ни видеть, ни слышать самого себя, а лишь взирать на представшее передо мной божество.

Ласковая дивна продолжает нежить мой слух, но вскоре мелодию разрывает далёкий рокот. Он усиливается, грохочет и заглушает собой сладкую песнь, которую так не хочется терять. Не хочу отпускать её.

Пожалуйста, ещё немного. Останься ещё на мгновение, только не покидай меня так скоро.

Силуэт моего огненного ангела рябит, колышется и отдаляется, растворяясь в окружающем воздухе, становясь всего лишь дымкой, лишаясь блеска глаз, тепла улыбки и яркости вьющихся локонов.

— НЕТ! — вскрикиваю я, пытаясь протянуть руку и ухватить уплывающий от меня образ.

Бам. Мой лоб с силой сталкивается с треклятой ступенькой, от чего я болезненно зашипел, падая обратно на матрас. Упустил...

Я снова здесь, в царстве хлама и мусора, спрятанного в чулане под лестницей. На том же месте, где я и засыпал. Я слышу механическую мелодию, идущую из телевизора, громкость которого выкручена на всю. Снова Дадли играет в приставку. Вот что разбудило меня.

Чёртова свинья. Будь ты трижды проклят, жирный уродец. Твоя семья забирала и продолжает забирать у меня всё, скидывая лишь объедки с барского стола и требуя за это полного подчинения и вылизывания ваших задниц. Ты хочешь продолжить их дело? Забрать у меня то не многое, чем я живу и благодаря чему до сих пор дышу?

Сволочи...

Я медленно поднимаюсь с места, не разгибая и так извечно сутулой спины, чтобы не удариться о ступени. Мои руки буквально вцепляются в доску в углу чулана, поднимая её и доставая открытку со вложенными в неё фотографиями. Мне надо лишь убедиться, что они всё ещё здесь, что некогда этот образ был реальным и живым, что я всё ещё могу видеть его.

Как и прежде, с фотографий на меня смотрит самое прекрасное из всего, что я видел на земле. Пронзает искрящимся взглядом и самой ласковой из улыбок, какая только возможна. По крайней мере когда-то она не была сном. Сколько мне было, когда я попался в капкан дома Дурслей? Чуть больше года. Значит до этого я видел её, видел эти глаза и чувствовал тепло этих рук, хоть сейчас в моей памяти и не осталось этого.

Мама...

Я чувствую, как снова начиная плакать. Рядом с ней ведь можно? Она не поругает, не разозлиться, но и не уйдёт. Я вед чувствую, что не ушла бы, будь это в её силах. Всхлипы я пытаюсь сдерживать, чтобы никто не слышал их и не ворвался в мой чулан, но вот на слёзы я как никогда щедр. Они застилают глаза, текут по щекам нескончаемым водопадом. Моё лицо остаётся влажным, сколько бы я не тёр его руками, на которых уже не осталось и следа от утренних побоев.

***

Два дня летят как пара часов. Как и недели. Дадли всё чаще заговаривает о том, каким он хочет видеть свой день рождения. Ему исполняется десять, а на такую "юбилейную" дату нужно сделать что-то особенное. Дурсли планируют поездку на пляж, где снимут на неделю коттедж и Дадли проведёт всё это время с друзьями, с родителями которых дядя уже договорился. А что же я? Меня их дела не касаются и все в доме это понимают.

В следующую субботу я отправляюсь к Миссис Фигг и её сорока — или сколько их там? — кошкам. А до того момента я, как обычно, загружен работой. После открытия чердака мне было приказано убраться там, перебрать вещи, притащить из строительного магазина новые коробки, чтобы всё перезапаковать. На это ушёл далеко не один день и в битве с накопленной за годы пылью пала не одна тряпка. За всё время уборки я ни разу не увидел змеек. Надеюсь, они послушали меня и покинули дом, ну или хотя бы забрались поглубже, где их не найдут.

Я как всегда послушно выполнял указания Дурслей, каким-то чудом не нарываясь на их гнев. Скорее всего, они были так заняты планированием праздника, что забыли о моём существовании. Я чувствовал, что изо дня в день мне всё тяжелее подниматься и выходить из своего убежища под лестницей, но когда мне приходилось это делать, я пытался любыми силами поскорее вернуться, чтобы упасть на своё койко-место и закрыть глаза, в надежде снова увидеть моего ангела, моего хранителя, что будто оберегал меня от свиной семейки с первого своего пришествия, толи мне помогая не провоцировать их, толи их самих успокаивая.