Ди I Основной инстинкт

Глава 1. Локация 0. Что у пьяного на уме — трезвому не догадаться, а алкашу не вспомнить.

Дима был пьян, но, несмотря на это, вёл машину. Притом с превышением скорости по ночной трассе, обгоняя редкие «тормоза» через двойную сплошную. Как лихач до сих пор не разбился — непонятно. Он уже мало что соображал. По сути, за него рулил автомат подсознания, лишний раз доказывая: рефлексы не пропиваются. Даже тот факт, что неадекватный водитель пристегнулся ремнём безопасности, говорил, что инстинкты самосохранения иногда закусывают.

А ещё он не стал мочиться под себя, когда приспичило. Правда, пожалел не штаны, а новую машину, за которую ещё кредит не выплатил. Вот этот факт всплыл в голове даже в шторме выпитой водки. Только, добравшись до обочины отлить, не удержал равновесия и нырнул в кювет, продолжая при этом справлять физиологическую потребность.

Благо откос оказался неглубоким. Да и мощный борщевик принял на себя падение бренного тела, не дав бедолаге закончить начатое, лёжа в кювете с разбитым носом. Мощное растение застопорило размякшее туловище между своими травинами в руку толщиной в экстравагантной позе с прогибом спины. Вот и говори после этого о вреде сорняка. Может, он тогда Диме жизнь спас.

Как назло, ни один гаишник по пути не тормознул. Не отобрал права. Не загнал машину на штрафстоянку. А главное — не конфисковал оставшуюся недопитой бутылку водки, которая, к счастью, уже сама где-то потерялась. Да и какие стражи дорожного развода в глухой ночи и так далеко от Москвы? Где вообще находился, Дима уже давно не понимал, а дорожные указатели категорически отказывались читаться, превратившись в абракадабру нерусскую.

Как он покинул столицу — не помнил напрочь. Потому что проревел этот момент. Даже не так. Прорыдал в голос от обиды и отчаяния, колотя по рулевому колесу и по соседнему пассажирскому креслу. Притом последнее лупил наотмашь, со всей дури и с особым остервенением.

Казалось, всё выпитое за свадебным столом, где они с Ольгой гуляли в качестве друзей жениха, вылилось через слёзы практически сразу. После чего наступило отупение. Время и какие-либо мысли замерли. Так он проехал ещё непонятно сколько.

Затем вспомнил о прихваченной со стола бутылке водки. Не сбавляя скорость, откупорил «беленькую» и хлебал, как воду, абсолютно не чувствуя, что за дрянь употребляет. А после падения в борщевик вообще обозлился на весь мир. И вот в этом «приподнятом» из кювета настроении и находился последнее время.

Все стёкла в машине опустил, кроме лобового и заднего. Их тоже пытался, но кнопки не нашёл. А к ночи посвежело. Градусов десять, не больше. Зачем-то в полную силу молотил кондиционер, но при этом ему было жарко. Особенно горело лицо, словно его абразивной шкуркой натёрли.

Дима открыл окна, не вентилируя поганое настроение, а выплёскивая его на всю округу. Он что было мочи голосил непристойные ругательства в адрес своей теперь уже ненавистной супруги, полоща её светлый образ в нечистотах разной консистенции. Затем какое-то время без слёз выл и опять принимался костерить супругу, всякий раз обещая как можно скорее развестись с этой сукой к членам собачьим.

А всё начиналось вполне благопристойно, как и любой семейный праздник подобного уровня. Они с Ольгой, нарядные, трезвые и, на взгляд со стороны, влюблённые друг в друга, сидели за свадебным столом и кричали молодым «Горько!». Их собственный брак длился уже больше двух лет, и для молодожёнов они считались благополучной парой со стажем.

За их столом сидели только друзья жениха. Пацаны прибыли на торжество все как один с подругами. В своей компании сиделось комфортно, непринуждённо, весело. Пока не напилась Ольга. Дима даже не заметил, как это произошло. Да и не следил он за ней, общаясь в большей степени с друзьями.

Он не помнил, кто завёл разговор на постельную тему. Все ржали. А вот Оленька сначала ни с того ни с сего пьяно разревелась, да так, что не остановить. А при попытке её успокоить с ней вообще случилась истерика. И благоверная при всех начала такое говно на Диму выливать, что он теперь за всю жизнь не отмоется.

Оказалось, что её муж, то есть он, как мужик — полный ноль. Ничтожество с членом на полморковки. Скорострелка конченая, что только сунул, тут же кончил. И что она, бедная, оказывается, за всё время их близко-телесного знакомства ни одного оргазма от мудака не испытала. И что козёл, то есть опять же он, сделав свои два «дрыга», отваливает на бочок и тут же засыпает. А она, разнесчастная, чтобы получить разрядку, вынуждена заниматься мастурбацией и реветь в подушку.

Да, Ольга много чего наговорила. Дима и не запомнил всего. Но такого публичного унижения в жизни не испытывал. И как только смог всё это пережить? После такого он видел для себя только два пути: либо её убить, либо покончить с собой, не пережив позора.

Вот последним он и занимался. Потому что, положа руку на сердце, посчитал, что Ольга была всё же в чём-то права. Он как-то о подобных вещах даже не задумывался никогда. Но зачем при всех-то?

— Сучка драная! — с остервенением процедил он сквозь зубы, обгоняя очередную фуру. — Ненавижу!

И, ныряя обратно в правый ряд, вдруг высунул лицо в окно навстречу ветру и что было мочи заорал: «Суккуба вонючая!»

— Это с какого перепуга вонючая? — раздался истеричный женский возглас с пассажирского сидения. — Ты свои штаны понюхай, зассанец.

Дима обернулся на неожиданно объявившуюся пассажирку. Вдавил педаль тормоза в пол что было дури и попытался вывернуть руль в противоположную от привидения сторону, материализовавшегося рядом. Но миниатюрная ручка девушки не только вовремя перехватила баранку, но и, не прилагая усилий, крутанула её в обратную сторону, чуть не выломав водителю руки!

Глава 2. Локация 1. Главное в инструктаже — не то, что довели, а то, за что расписался.

Просыпаться не хотелось. Но это вездесущее «жу-жу-жу» заставляло Диму с душевной мерзопакостностью расстаться со сладостным состоянием сонной неги. Противная стрекотня самым беспардонным образом лезла не только в уши, но и расползалась по всему телу чесоткой.

Он разлепил глаза. Зло уставился на голубое небо, видневшееся на фоне стены из высоченной травы. Твари мельтешили перед глазами хаотичным роем разнокалиберных элементов фауны. По непонятным причинам злость резко переросла в ненависть. Откуда что взялось?

Но тут его вниманием завладел огромный жук. Грузное насекомое медленно прожужжало перед лицом с натужностью бомбардировщика из фильмов о Великой Отечественной. Экзотический экземпляр фауны совершил жёсткую посадку на высоченную травину в палец толщиной, отчего та вальяжно качнулась, словно мачтовая сосна под порывом ветра.

Дима сел. Уставился на невиданное насекомое размером со спичечный коробок. Офисный планктон айтишного бизнеса лицезрел данную причуду природы впервые в жизни, тут же приняв решение, что его надо непременно поймать и посадить в банку. Он был уверен, что этот великолепный экземпляр наверняка редкий и должен стоить ну ОЧЕНЬ дорого.

Рассматривая эксклюзив со всех сторон, боковым зрением заметил движение и, повернув голову, тут же забыл о жуке и своих далеко идущих бизнес-планах относительно его выставочного будущего. В пяти шагах сидело грустное «нечто» и время от времени торопливо почёсывалось, как мартышка.

Дима даже дышать перестал, чтобы не спугнуть подобную невидаль. Он, вытаращив глаза, принялся лихорадочно изучать инопланетное существо, стараясь не спугнуть резким движением и соображая по ходу, что это такое. Оно было похоже то ли на очеловеченную обезьянку, то ли на обезьяненного человечка.

Маленькое, щупленькое, лысенькое. Чудо природы сидело в круге вытоптанной травы на земляной кочке, прижав колени к груди и уложив на них руки и голову. «Недообезьянка» печальным взором уставилась в одну точку. Ну просто один в один модель для картины Васнецова «Алёнушка перед тем, как утопиться». Только топиться здесь было негде. Вокруг стоял травяной лес выше человеческого роста.

По мере изучения Дима пришёл к выводу, что оно вовсе не лысое, а наоборот: с ног до головы покрыто светлыми мелкими волосиками. Эдакая «няшная мохнатка». И только когда до него дошло, что создание имеет красную чёлку, понял, кто перед ним, и его по непонятной причине накрыл истеричный смех.

Это произошло столь резко, что живот с лёгкими мгновенно схватило спазмом, а из зажмуренных глаз брызнули слёзы. Он даже расхохотаться в голос не смог. Поэтому, скорчившись и повалившись на бок, забился в конвульсиях, издавая лишь несуразные звуки с плеванием слюны через нос. Что его так рассмешило, он сам не понял.

Приступ закончился столь же скоропалительно, как и начался. Стоило ему только на пределе удушья втянуть в себя воздух, ткнуть пальцем в направлении объекта веселья и раскрыть глаза, полные слёз. Бедолага увидел собственную руку, покрытую сплошным ковром рыжей растительности. Волосы произрастали везде. Даже на пальцах. Сначала сдуру показалось, что и ногти покрыты волосами!

Смех как обрезало. А истерика триггером поменяла полярность. Он тут же выставил перед собой вторую руку, зачем-то сравнивая. Вскочил и принялся осматривать своё, но явно чужое тело, которое всё оказалось волосатым сверху донизу. Схватился за лицо и в очередной раз задохнулся, только на этот раз от отчаяния. Он, как и то создание, в котором признал Джей, являлся чем-то средним между человеком и обезьяной!

Преобразившаяся до неузнаваемости Суккуба отреагировала на его обеспокоенное буйство не так бурно, как Дима. Она, растянувшись в улыбке, явно получала удовольствие от разглядывания мечущегося полуобезьяна, хлопающего себя по телу, словно он в панике тушил горящую на себе шерсть.

Наконец молодой обезьян обнаружил жидкий отросток между ног, габаритами с мизинец. Брезгливо вытянул его двумя пальчиками, держа за кончик, и, выпучив глаза на эту несуразность, замер, как статуя. И вот тут обезьянка с красной чёлкой уже сама впала в ответную истерику. Она так же, как и самец поначалу, повалилась в конвульсиях на бок и мелко задёргалась.

Дима, не приходя в себя, тем не менее осознав, что это всё проделки этой мелкой дряни, моментально распалился. Да так, что глаза налились кровью, и он что было мочи заорал: «Убью!» Вот только получилось из этого ора «у-ю», и всё. Но тогда он даже не обратил внимания на кардинальное изменение собственной фонетики, упростившейся до гласных. Да и на то, что от лексики в голове осталась лишь ненормативная. Дикая, поистине звериная жажда убивать мгновенно затуманила разум и восприятие реальности. То, что тело чужое, стало понятно сразу. Но что и эмоции будут не его, оказалось для попаданца полной неожиданностью.

Джей, как и положено примату, среагировала исключительно на инстинктах. Она звонко, по-обезьяньи взвизгнула и метнулась в траву, скача на четырёх конечностях и при этом задирая голую задницу выше головы. Следом в те же дебри врезался разъярённый рыжий обезьян, изображая пыхтящий паровоз и образовывая просеку. Его состояние было таковым, что попадись на пути деревья, и они бы легли, как травины.

Буквально через полминуты, запыхавшись, он встал. Огляделся. Хотя что толку было оглядываться в этих зарослях выше его роста? Единственное направление, куда можно было смотреть, — это назад, на накатанную из травы дорогу. Дима так увлёкся процессом погони, что, практически сразу потеряв цель, бежал только для того, чтобы бежать, выбрасывая из себя негативные эмоции. Вот только отдышавшись, он осознал, что не только потерялся непонятно где, но и лишился последней связующей ниточки непонятно с чем.

Глава 3. Локация 1. Мудрость по поводу встречи по одёжке нудистам не писана.

Инструктаж закончился. Джей, окрылённая предвкушением неминуемого провала ученика на практике, повела горемыку в пункт приведения в действие педагогического наказания. Двигалась она в зарослях травяного леса посредством привидения, просачиваясь сквозь травины. А вот следом продирающемуся Диме было не позавидовать.

Проламываясь сквозь заросли, он постоянно накалывал голые ступни, поскальзывался и неистово матерился, даже с плохо ворочающимся языком. При этом успевал отплёвываться от сплошного облака чего-то мелкокрылатого и к тому же нещадно покусывающего его, как ненавистного врага всего живого.

Кроме того, ему постоянно приходилось огрызаться на издевательские высказывания и нравоучения безжалостной наставницы, у которой всю дорогу рот не закрывался.

— Поздравляю, Ди, — торжественно изрекла Джей, — сегодня самый великий день в твоей никчёмной жизни. Ты идёшь изучать Изначальную Женщину!

«Что-то я уже не горю желанием никого изучать. А вот что действительно хочется, так это прибить всех без исключения. Начиная с тебя», — мысленно бурчал ученик, продолжая отплёвываться, отмахиваться и шлёпать себя по всему, до чего дотянется.

— А что тебе надо узнать о женщине? — не обращая внимания на его потуги огрызнуться, тоном ментора продолжала белобрысая.

«Ну и что я у них ещё не видел?» — недовольно думал обезьян, тут же переключаясь на нецензурную ругань в сторону окружающей среды.

— Всё! — радостно воскликнула адская училка, пропустив оскорбления природы мимо перпендикулярно торчавших ушек, — и в первую очередь её особенности анатомии и физиологии.

«Анатомия с физиологией — понятия общие. Так в умных книжках написано. Учебники называются», — не сдавался Дима.

— Дебил, — показательно горестно вздохнула красночёлочная бестия, — Обобщение — это стопроцентное искажение истины. Не существует двух идентичных особей. Они что для тебя, на одно лицо?

«Ну, на лицо, может быть, и разные», — ответил он мысленно.

— А это что, не анатомия, по-твоему? У них разная внешность, строение тела.

«Гадкий подростковый утёнок» развернулась на сто восемьдесят градусов и, плывя спиной вперёд, взвесила на ладонях свои грудные прыщи, при этом сделав такую довольную рожу, что Диму аж передёрнуло. А Джей, поглаживая те места, где должна была быть талия, изящно переходящая в покатые женские бёдра, и кокетливо дрыгая короткими ножками в воздухе, продолжила:

— Они по-разному двигаются, о разном думают. И для покорения конкретной женщины требуется знать её особенности, определить которые поможет внимание.

«Любая попытка концентрации внимания ведёт к непреодолимому желанию отвлечься. На собственной шкуре сорок раз проверено», — недовольно бурчал про себя ученик.

— Я имела в виду внимание в другом ключе. Запомни: женщина может простить мужчине всё, абсолютно всё: измены, загулы, рукоприкладство, кроме отсутствия проявления внимания к ней.

«А, ты в этом смысле?» — сразу понял он, о чём речь.

Рыжий тут же прикинул, чем простая концентрация внимания отличается от внимания к женщине. Помусолил эту тему с разных сторон и в первую очередь с точки зрения понимания её анатомии и физиологии и пришёл к выводу, что не понимает, как это работает и какая между ними связь.

Джей с безразличным видом, слушая его мысленные потуги, тем не менее вмешиваться не стала. Только когда он пришёл к неутешительному выводу по поводу своих умственных способностей, чему-то кивнула и продолжила.

— Даю новую вводную: внимание к женщине будет твоей второй задачей после овладения собой.

«Мля, — вскипел Дима, — сколько же времени я тут буду обезьянничать, пока во всём этом разберусь?»

— А в чём тут разбираться? — взвизгнула белобрысая наставница. — Мир человека зиждется на трёх китах. Первый — это физиологические потребности. Второй — беготня в поиске источников для удовлетворения этих потребностей. И третий — сотворение иллюзий с фантазиями по поводу первых двух пунктов. Всё.

Тут неожиданно заросли закончились, и парочка оказалась на открытом пространстве с вырубленной травой под корень, которая оставила после себя острые пеньки в виде акульих зубов. Джей отплыла в сторону, давая возможность Диме осмотреть перспективу. Увиденное его не обрадовало.

«Зубастое» поле простиралось метров на пятьдесят, а в его конце, похоже, из этой же срезанной и связанной жгутами травы красовалась преграда в два роста человека. На стенах импровизированной крепости виднелись фигурки четырёх чёрных обезьян с копьями. Охрана травяного форта уставилась в их сторону, настороженно припав на четыре конечности, как собаки в охотничьей стойке.

Солнце палило нещадно. Влажность воздуха зашкаливала. Дима, с ног до головы облепленный шелухой от травы, насекомыми и ещё непонятно чем, принялся отряхиваться и чесаться, стараясь избавиться от мерзкого налёта флоры и фауны. При этом он не упускал возможности соображать между делом по поводу: что делать и кто виноват.

— Как что делать? — тут же влезло потустороннее создание в его мысленный процесс. — Иди, веди переговоры. Напрашивайся в гости. Только учти: если убьют, то вернёмся на поляну, и придётся проделывать весь путь заново.

«Оба-на, — встрепенулся Дима. — Так я, типа, бессмертный, что ли?»

Глава 4. Локация 1. Подъём престижа без финансового домкрата возможен лишь при наличии реактивной тяги нужных связей.

Время шло. В его новой семье цвела полная идиллия, чего нельзя было сказать об отношениях с остальным сообществом. Несмотря на то что Афа его выбрала на законных основаниях, остальные сородичи относились к рыжему с долей презрения. Они всякий раз подчёркивали чужеродность шатена в их дружном коллективе исконных брюнетов.

До огня в своём уровне развития эти гомо-дебилы уже додумались. Но он явно был эксклюзивом. Костёр имелся один на всех и горел в центре поселения в импровизированном очаге, обложенном камнями. Охраняли его даже лучше, чем пограничные подступы. Диму к огню ни разу не подпустили, отгоняя, даже если просто мимо проходил.

Еда была крайне убогой. Какие-то корешки с вершками да фрукты с ягодами. За скудным пропитанием они с Афой ходили в джунгли, что начинались на другой оконечности поселения. Мяса Дима не видел вообще. Нет, мясо сородичи потребляли и даже готовили его на общем костре, не поедая сырым, но это было привилегией избранных.

За добычей в виде мелких обезьянок типа макак ходил отряд взрослых особей, устраивая коллективную охоту, но Диму с собой не брали. Он попытался пристроиться к «мясному рейду», но самцы с воплями прогнали чужака. Это обидело попаданца из будущего, и он в порыве очередного негодования решил всем этим уродам показать, где тут макаки зимуют.

Навыками, необходимыми для жизни в первобытном обществе, он не обладал. Сидя в уютном офисе, ему как-то и в голову не приходило учиться выживанию в дикой природе. Как коренной москвич, он не умел ни охотиться, ни разбираться в съедобности того, что произрастало даже в московских парках. Ни разу не пробовал добыть огонь без зажигалки. По большому счёту, он, как представитель отряда белых воротничков, вообще ничего не умел делать руками, кроме как давить клавиши на клавиатуре.

К тому же, имея перед собой Джей как постоянное напоминание о цели своего нахождения здесь, он больше старался решать поставленную перед ним задачу, чем пытался влиться в общество гомо-дебилов, оставаясь недочленом.

Памятуя об особенностях женского восприятия: «нравится — не нравится», он занялся собственным внешним видом. В первую очередь спрятал то, что так раздражало аборигенок и его самого — недоразвитые причиндалы, смастерив изысканную набедренную повязку.

Аксессуар выглядел как поясок с прочными на разрыв листьями какой-то травы, типа осоки. Дима нанизал их на шнурок, сплетённый супругой, образуя эксклюзивную шторку-висюльку по кругу. Вышло прикольно. Конструкция вызвала у окружения самый настоящий эстетический шок.

И если самцы при виде набедренной повязки презрительно выпячивали нижнюю губу, давая понять, что им, в отличие от чужака, прятать свою гордость нет необходимости, то вот самки модным аксессуаром заинтересовались. И кое-кто даже изобразил на заднице нечто похожее.

Правда, их элементы нажопных штор скорее предназначались для выпендрёжа, давая лишний повод выделиться из окружения. Но это уже дело другое. Главное, он обратил внимание всей женской части поселения, качнув весы «нравится — не нравится» в нужную для себя сторону.

Следующий шаг, утяжеливший его чашу на этих весах, — непонятная для дикого общества чистоплотность чужака, вызвавшая резкий контраст с местными самцами. Мало того, что рыжий и так по цвету волосатости был бельмом на глазу иссиня-чёрного коренного населения, так он ещё постоянно мылся в мелкой речушке, протекавшей вдоль селения, и тщательно вычёсывался, презентовав дикарям такое понятие, как стильная причёска.

Сделал он это неосознанно, а так получилось. Собирая в джунглях очередной полуголодный ужин в виде каких-то кисло-сладких плодов, надувавших пузо, но не насыщавших, Дима провёл исследование на предмет предпочтения запахов своей супруги.

Когда Афа поняла, что он от неё добивается, то, взяв за руку, отвела к реке, где буквально унюхалась до потери сознания большим розовым цветком, всем видом отдавая ему предпочтение в линейке вонючести. Определившись со вкусами сожительницы, Дима после очередного омовения нашёл этот цветок и использовал его в качестве дезодоранта, вымазав для начала только волосы на голове.

Вот только цветок оказался не только ароматным, но и до неприличия сочным. Он буквально изливал из себя липкий нектар, придав волосам блеск и клейкость. Глядясь в воду как в зеркало, рыжий уложил нестриженую чёлку набок, как привык носить в прошлой жизни, и, заявившись в прилизанном виде в селение, произвёл очередной фурор среди эстетически отсталого населения.

Больше всего это преображение возымело действие на Афу. Она, только встретив его у входа в жилище и вдоволь насмотревшись и с придыханием нанюхавшись, чуть ли не тут же на глазах у всех попыталась с ним совокупиться. Такого разврата хорошо воспитанный Дима позволить себе не мог. Поэтому утащил её в нору, где был аж дважды вознаграждён за созданный образ дикого, но очень симпатичного обезьяна.

Следующим его деянием, вызвавшим недоумение у аборигенов, стала фитнес-тренировка. Он понимал, что нужная фактура тела появится лишь со временем, когда нарастёт то, что можно будет пощупать. Вот только для этого требовался белок в пище, а от раздачи мяса Дима был по-прежнему отстранён.

Афа показала ему пару разновидностей толстых гусениц, которых он сначала с брезгливостью, а затем с удовольствием выискивал и поедал, убедив себя, что это чистейший и крайне полезный протеин. Джей, кстати, подтвердила. Но этого было до слёз мало.

Но самой большой проблемой в управлении основным половым инстинктом самок стал последний компонент — «убийство» волосатых красавиц посредством неподражаемого интеллекта. Как можно было вешать им лапшу на уши неповоротливым языком, Дима ума не мог приложить. Хотя из своего времени помнил замызганное до дыр утверждение, что женщина любит ушами. На каком этапе эволюции она успела это полюбить?

Глава 5. Локация 1. Демонстрация силы — это понты, а понты — демонстрация отсутствия умственных способностей.

Утро следующего дня для Димы ознаменовалось очередным стрессом. Обновив огонь в очаге, он вылез из норы, умываясь на ходу слезами от едкого дыма, в котором успел прокоптиться, пока раздувал жалкий костерок. Но это не испортило хорошего настроения оттого, что выспался. Он прищурился слепящему солнцу. Но торжественно-весёлое «та-та-та-там» от вездесущей Джей его резко напрягло, и рыжий, припав к земле, с опаской осмотрелся.

На огораживающем двор земляном заборчике сидели две самки, а над ними, широко раскинув руки, висела в воздухе уже конкретно осточертевшая белобрысая недообезьянка. И выражение её мордашки Диме сразу не понравилось. Джей откровенно ликовала, а это было не к добру.

Он присмотрелся к ранним гостьям, явно ожидавшим именно его выхода. Одна оказалась запредельно старая, а вторая — совсем молоденькая. И обе были худыми до безобразия, будто первую давно перестали кормить, а вторую в этой жизни ещё и не начинали.

«Из какого модельного агентства ты их сюда притащила?» — мысленно поинтересовался ученик.

— Ни из какого, — воскликнула Джей, — они сами притащились. Это У-у, — показала она на бабушку в виде сморщенного урюка, — а это типа её дочь Уаух, — представила белобрысая малолетку-недокормыша, — прошу любить и жаловать.

«И на кой они мне?» — продолжал недоумевать Дима.

Тем временем пожилая гостья, скорчив жалостливую рожу «подземно-переходной» попрошайки, раздвинула трясущиеся мослы коленок и, оттянув отвисшие половые губы, принялась мастурбировать, изображая игру на балалайке.

Скосила белёсые зенки на рядом сидящую молодку, что с нескрываемым любопытством, разинув рот, разглядывала Диму. Ткнула её острозаточенным локтем, выводя из созерцания. И та, в отличие от выжившей из ума старой кошёлки, занялась беспутством, как и подобает, с подростковым задором, явно получая удовольствие от непотребства.

«Ты что творишь?» — мысленно прорычал Дима, мгновенно побагровев.

Но накинуться в праведном гневе на Джей не дала Афа, подкравшаяся со спины. Повиснув на его руке и выпятив губы в трубочку, она принялась издавать жалостные звуки, как бы упрашивая и тем самым показывая, что она с гостьями заодно.

«Это ещё что?» — ещё больше распалился Дима. — «Афа упрашивает меня заняться с этой парочкой некрофилией с педофилией?»

Его негодованию не было предела. Всё в нём клокотало и бурлило, как в жерле вулкана, но произвести извержение вновь не дала супружница. Перестав виснуть на руке, она ловко вскарабкалась на шею, умудряясь при этом что-то жалостливо выпрашивать плаксивыми звуками, которых Дима не понимал.

Он пытался отцепить от себя супружницу, но та, как и положено обезьянке, оказалась на удивление цепкой. Наконец, устав бороться с женой, он глубоко вздохнул и, грозно уставившись на Джей, мысленно потребовал: «Объясни».

— А что тут объяснять? — наигранно удивилась белобрысая. — У-у и Афа — старые подруги по несчастью. Обе давно живут без самцов, и до появления тебя были одной семьёй. Подруги, уже давно плюнув на неустроенную личную жизнь, на пару занимались в селении тем, что подбирали детей-сирот. И тут ты, такой ничейный, осчастливил одну из них. Вот Афа и просит тебя разделить счастье с её подругой. Ну или хотя бы взять их совместных детей на прокорм. Хотя она и так им всё своё мясо перетаскала.

Дима, выслушав, долго раздумывать не стал. Ему показалось это очень по-человечески. Места в норе действительно много, да и охотник он уже знатный, как он не без гордости о себе возомнил. И рыжий согласился, абсолютно забыв, зачем он здесь находится.

После недолгого ликования самки куда-то унеслись, а Дима неожиданно по-хозяйски призадумался, вообразив в одночасье себя отцом семейства. И на охоту надо бы сходить, припасы пополнить, и двор самым настоящим забором огородить, непонятно зачем. И даже прикинул, что неплохо бы было вместо норы в земле дом деревянный поставить. Но как подумал, так и отмахнулся от этой идеи. Всё равно не знал, как эти дома строятся. Но на будущее, может быть, может быть...

Самки вернулись быстро. Даже помечтать Диме не дали как следует, потому что грёзы разом улетучились, когда увидел, на что согласился. Афа и У-у привели и принесли с собой аж восемь детёнышей разного возраста, мал мала меньше. И всё «хозяйское будущее» из него как-то сразу улетучилось.

В норе начался полный кавардак. Пополнение принялось обживаться, отчего у него сразу возникло стойкое необоримое желание сбежать куда-нибудь, например на охоту. Что он тут же и сделал, выскочив из норы, на ходу хватая оружие и наматывая на плечо новые верёвки.

Джей, естественно, увязалась следом, но неожиданно всю дорогу до места их охоты двигалась молча, абсолютно не вмешиваясь в мыслительный процесс ученика, отчего тот даже и забыл, что наставница слышит его думы. Только дойдя до вырытой на звериной тропе ямки, где был изловлен кабан, и начав обустраивать новую ловушку, она впервые заговорила, подсказывая. И Дима, завязывая верёвки к деревьям, неожиданно поймал себя на мысли, что белобрысая сволочь подозрительно немногословна сегодня.

Памятуя о недочётах с первой ловушкой и кабаньем балете, охотник усовершенствовал новую западню, использовав на этот раз два дерева на растяжку вместо одного. По его прикидке, это позволит не только зафиксировать жертву, но и оторвать её от земли, сделав более беспомощной.

Удивительно, но все помыслы были связаны не с тем, а заявится ли зверь вообще, а с тем, как он с ним будет расправляться. Дима даже не сомневался, что добыча придёт почти сразу, как только смастерит и подготовит орудие ловли. Так оно и случилось. Вот только зверь на этот раз оказался не тот, кого ожидал охотник. Вместо сытной свинины из джунглей показался... лев.

Глава 6. Локация 1. Жизнь подобна поездке по скоростной трассе, где стоит только задуматься о высоком, как ты уже в чьей-то заднице.

Сон как рукой сняло. И Дима, выбравшись из норы побитой собакой, улёгся на покатую стену норы и, задрав голову, уставился на звёздный купол. Красота ночного неба завораживала. Такого сплошного ковра небесных светил он не видел ещё никогда в жизни. Даже находясь здесь уже достаточно долгое время, как-то ни разу не получалось полюбоваться ночным небом.

Всё у него тут как-то не по-человечески. Когда подходило время к «выключению» солнца, он уже был высушен, как сухофрукты, этим обезьяньим цирком. Не то что в родном мире, когда в это время суток «жизнь» у него только начиналась, особенно с пятницы. Здесь же наступление ночи проходило в постоянном процессе изучения женской первоприроды на одной и той же особи обезьяньей наружности, с последующей потерей сознания в виде крепкого сна. Притом даже без сновидений.

И вот сегодня впервые поменял особь для исследования и так же впервые не уснул, а вышел в ночь подышать. Почему-то сразу вспомнилась Москва. Почему? Да, наверное, по ассоциации с орущими вокруг джунглями. Местные дебри, подобно столице, тоже по ночам не спали. Это во-первых. А во-вторых, в джунглях в тёмное время суток постоянно кто-то кого-то жрал с визгом и воплями. И это тоже почему-то напомнило милый-премилый мегаполис.

Удобно устроившись на завалинке и размышляя на заумные темы межполовых отношений, он так увлёкся, что не сразу обратил внимание в общем ночном гомоне на подозрительный шум во дворе. А когда заметил источник, то медленно стёк со склона и по-пластунски пополз к старой пальме, где у него была обустроена оружейка.

Тут, как по заказу, из-за кромки чёрных джунглей, чётко очерченных звёздным небосклоном, показалась луна. Неполная, но в большей своей части. Двор посветлел, вырисовывая две тёмные фигуры, сидящие на корточках. Они с шипением о чём-то махали руками, в которых по контурам узнавались деревянные ножи. Эти деревяшки не резали, но зато кололи изумительно.

«Оба-на!» — подумал хозяин дома, нащупывая лук со стрелами. — «Вот тебе и обезьяны. До чего хорошего ещё не додумались, а пакостное из них так и прёт. Это что, они меня убивать пришли? Ай да вождь. Ай да сукин сын».

Помахав некоторое время в жестах переругивания, обе фигуры замерли, распластавшись на земле, видимо, поняв, что вышедшая луна их демаскирует. Но, убедившись в своём полном инкогнито, синхронно поползли к входу в Димино жилище, где разделились. Один встал на четвереньки у входа, типа на шухере, а второй змеёй вполз внутрь.

И тут рыжего запоздало перекосило от ярости. До него только сейчас дошло, какую глупость он совершил, решив не кидаться сразу на подосланных убийц, а понаблюдать за ними. Интересно ему, видите ли, стало, что они станут делать, когда его не обнаружат. Дима с ужасом осознал, что в норе остались две взрослые самки и куча детей, которых эти твари уж точно жалеть не станут. А если вождь им поставил задачу не просто убрать политического конкурента, а вырезать всё его семейство? То, что операцией заказного убийства руководит толстопуз, Дима даже не сомневался.

Рыжий хотел было задуматься: «Что делать?», но нахлынувшее гормональное озверение решило эту дилемму без участия интеллекта. Резко натянутый лук, стрела, нацеленная в голову стоящего на корточках наёмника, и последующий приглушённый сиплый рык гомо-дебила разорвал замершую в статичности ночную картинку, превратив её в хаотично замелькавшее действо.

Выпущенный снаряд попал в шею лазутчику. Причём точно в гортань, пробив насквозь и награждая урода оригинальным шейным украшением в виде галстука-бабочки. Вместо того чтобы упасть замертво, раненый принялся изображать курицу без головы, хаотично мечась по огороженному двору, продолжая при этом сипеть.

Разъярённый защитник собственности вложил в лук вторую стрелу и ринулся в дом, не отдавая себе отчёта, как он воспользуется луком в полной темноте замкнутого пространства и притом практически лицом к лицу с убийцей. Но он тогда даже не задумался об этом. Этого и не понадобилось.

Второй убийца вылетел из норы орудийным снарядом, сметая всё на своём пути и опрокидывая Диму у самого входа. Живая болванка задела его вскользь, лишь сломав вставленную в лук стрелу. Хотя рыжий и брякнулся на задницу, но скорее от неожиданности, чем от столкновения.

Пролетевший через двор обезьян отшвырнул безголово бегающего и, сиганув через забор подобно бегуну с препятствиями, кинулся к поселковому костру. Дима, находясь в неописуемом бешенстве, ринулся вдогонку, но потерял время на поиск выпавших стрел, хватая сколько нашёл. Под руку попало только две.

В тот момент он абсолютно не понимал, куда бежит, зачем. Его тушкой руководило то же самое чувство: «Убью!», как и в первый день пребывания в этом мире, когда он попытался грохнуть Джей за подставу. Только если на той поляне, набегавшись, разъярённый душегуб выдохся, заблудился и сдулся, то сейчас блудить было негде. Улепётывающая цель виднелась отчётливо в свете луны, что не давало успокоиться.

Вот только, добежав до поселкового очага, ситуация резко изменилась. К свету ночного светила добавилось искусственное освещение костра, а к убийце — свора вооружённых соплеменников, среди которых нарисовался и сам вождь. Пузан противно скалился, почёсывая беременную выпуклость, видимо решив, что на ловца и зверь бежит. Только зря он подумал так плохо про представителя своего далёкого будущего. Безбашенность с беспредельностью и в Димином мире цвела пышными кустами.

Не задумываясь о последствиях, да по большому счёту в тот момент вообще ни о чём не думая, взбешённый рыжий схватил одну стрелу в зубы. Вторую наложил на тетиву и, не целясь, всадил снаряд прямо в глаз пузатому говнюку. А когда добежал до деморализованной группы гомо-дебилов, то ещё с разгона припечатал пяткой умершего, но не собирающегося почему-то падать в надутое пузо. В результате таранного удара жирдяй наконец с грохотом рухнул на землю.