Диагноз: Артём

Глава 1

- Артём Сергеевич, вы… Вы наш спаситель! Вы… Я даже не знаю, как вас отблагодарить! Вы же… Вы же просто ангел воплоти!

Привычные слова благодарно превращаются в белый шум. Я машинально киваю в ответ, давлю вымученную улыбку и уже откровенно мечтаю о том, как приеду домой и впаду в самую настоящую спячку. Закроюсь на все замки, вырублю телефон и выпаду из повседневной жизни минимум на целых двенадцать часов. А лучше – на целые сутки.

В этот раз хоть ЧП, хоть пожар, хоть самый настоящий Апокалипсис. Без меня.

- Макаров, ты карты заполнил? – хлопает меня по плечу старшая медсестра. И хмыкает, меряя снисходительным взглядом. – Учти, заведующий уже взял тебя на карандаш. Ещё один залёт и огребёшь же по самое не балуйся. Никакие красивые глазки тебе не помогут.

- Ри-и-ит, ну ты же меня спасёшь, правда?

Подмигиваю ей и оставляю невесомый поцелуй на пухлой розовой щёчке. В ответ Ритка Карпова кокетливо строит глазки, но цокает языком недовольно. И тычет пальцем в меня, заявляя безапелляционно:

- Пара пончиков, ванильный латте на соевом молоке и букет. Красные розы. Сто и одна штука.

- Кофе из автомата и шоколад, - чуть подумав, я добавляю с тихим смешком. – И максимум декоративный кактус в горшке. Прости, на розы у меня аллергия.

С минуты мы меряем друг друга пристальным взглядом. Карпова показательно вздыхает. Закатывает глаза. Но всё же соглашается, цокая языком:

- Ла-адно, красавчик. Но это – в последний раз. То, что ты классный детский хирург не даёт тебя право сваливать на меня всю свою бюрократию.

Я согласно мычу в ответ и кидаю рюкзак на плечо. Подмигиваю девочке-интерну на сестринском посту и бросаю оценивающий взгляд на её фигуру. Симпатично, округло и есть что помять и за что подержаться. И на лицо – вполне себе ничего. Только вот всё упирается в пресловутое «не» и это - не сегодня, определённо.

У меня в анамнезе – суточное дежурство, пара тяжёлых операций и десятки литров кофе во мне. Всё, что я хочу – это горячая еда, долгий и крепкий сон. И не обязательно именно в этом порядке.

Игнорируя напрочь общественный транспорт, я добираюсь до дома на такси. Закрываю глаза и слушаю на телефоне очередной симфонический концерт. Оставляю щедрые чаевые и медленно плетусь по двору, в вялой попытке продраться сквозь накатывающую полудрёму. И ловлю себя на мысли, что я уже даже жрать не хочу и просто мечтаю о том, как хлопнусь мордой в подушку. Двадцать часов сна?

Покупаю, дайте два.

До третьего этажа я нагло поднимаюсь на лифте. Подпираю стенку кабины, забивая болт на клятву ходить постоянно в спортзал. И едва не пробиваю лбом собственную дверь, запнувшись об коробку на пороге квартиры.

- Да твою ж…

Глотаю рвущиеся наружу ругательства и медленно считаю до десяти и обратно. После чего опускаю взгляд и зависаю. Даже щипаю себя за щёку, пытаясь убедиться, что это точно не сон. И не выдерживаю, приседая на корточки, тыча пальцем в круглое, маленькое лицо:

- Эй, приятель, как тебя сюда занесло?

Младенец щурит глазки и смешно разевает беззубый рот. Смотрит на меня пару секунд, а после делает то, что маленькие дети делают лучше всего. Он – орёт. Громко, с надрывом, выгибаясь дугой и активно размахивая конечностями. Да так, что у меня звенит в ушах и начинает ломить виски, но я всё равно отмечаю, что с лёгкими у него проблем нет. Или у неё.

Блин, а снять ползунки с ребёнка прямо в подъезде – очень плохая идея?

- Уа-а-а! Уа!

- Тихо приятель. Ну-ка, иди сюда, - очередной виток плача заставляет меня шевелиться. Я беру на руки малыша, хватаю валявшуюся рядом сумку и судорожно хлопаю себя по штанам, пытаясь найти ключи. Вытаскиваю связку из заднего кармана джинсов и вваливаюсь в прихожую, захлопнув за собою дверь.

Чтобы в темноте коридора сползти медленно по стенке вниз, прижимая ребёнка к груди. Машинально хлопая его по спине, я бормочу под нос какую-то несусветную чушь. И вяло думаю о том, что малолетние мамаши вышли на следующий уровень идиотизма. Подкинуть ребёнка на порог больницы ещё куда ни шло, но на порог квартиры детского хирурга?

Это что-то новенькое, определённо.

В голове медленно крутятся шестерёнки. Врач во мне никогда не спит, так что я отмечаю упитанность малыша, ставлю вторую галку напротив здоровых лёгких и думаю, что кому-то пора бы сменить подгузник. А ещё, что в моём холодильнике сдохла мышь и там есть всё, что угодно, кроме питания для ребёнка.

В последние пару недель я питаюсь исключительно из доставок, даже не пытаюсь готовить для себя. Максимум, что я могу – купить пару бутылок пива в ближайшем супермаркете и то, не факт.

- Уа-а-а! Хны… Уа-а-а!

- Уф, да, с лёгкими у тебя точно нет никаких проблем.

Это я говорю уже вслух, закрыв глаза и вытаскивая из кармана телефон. По памяти набираю номер и терпеливо укачиваю плачущего младенца. А получив сонный, чётко матерный посыл в ответ на свой поздний (ранний?) звонок, начинаю бессовестно ныть:

- Лиза, солнышко моё! Прелесть, лапочка, заинька моя… Ты же поможешь мне, по дружбе, верно?

Секунды тянуться как часы, пока я жду хоть какой-то реакции собеседника. Наконец, по ту сторону телефона тяжко вздыхают и флегматично выдают, без особого интереса:

Глава 2

- Макаров, ты идиот.

Это мне объявляют спокойным, уверенным тоном. Обречённо глядят на младенца у меня на руках и бесцеремонно проходят прямо на кухню, оставив на память пару изрядно потрёпанных кед. С минуту я пялюсь на обувь весёлой, чёрно-розовой гаммы и честно пытаюсь вспомнить, сколько подруге лет.

Даже по самым скромным подсчётам – около тридцати. И я облегчённо вздыхаю, смотря на жизнь куда оптимистичней. Кажется, в этом возрасте каждая женщина знает, что делать с детьми. Даже если она – патологоанатом и убеждённый холостяк.

- Ау… Агу?

Притихший подкидыш любопытно дёргает головой, тут же въехав широким лоб прямо мне в подбородок. Морщит нос, щурит глаза и вновь разевает беззубый рот. Но за последние полчаса я точно выучил, что надо делать. И успеваю заткнуть этого своенравного мальца пустышкой до того, как он надумает орать по второму кругу.

У меня от первого раунда плача в ушах до сих пор звенит.

Перехватив подкидыша поудобней, я выдвигаюсь на кухню. Мысленно строю план, как бы всё объяснить и даже могу привести десяток уверенных аргументов. Вот только мозг коротит, стоит мне оказаться на месте, и я издаю восхищенный свист, глядя на отрывающуюся мне картинку.

- Ли-и-из, будь ты чуть пофигуристей, я бы с тобой замути-и-ил.

Соболева роняет ложку на пол и пару секунд тупо пялится на молочную смесь в открытой коробке. Осторожно ставит на стол и вытирает пальцы влажной салфеткой. После чего хмыкает себе под нос и ловко парирует, даже не думая обернуться:

- Макаров, с тобой даже служебный роман заводить бесполезно.

- Это ещё почему? – искренне удивляюсь я, подпирая плечом широкий дверной косяк. Ребёнок в моих руках тихо хнычет, руками сучит и всем своим видом демонстрирует крайнее нетерпение.

Голод не тётка и у меня в животе тоже урчит, напоминая, что пища необходима любым живым организмам. Тем более, что неторопливо порхающая по кухне Лиза притащила продукты и набор знаменитых судочков на все случаи жизни. Ещё б отучить её хранить это в морозильнике морга – процент странных слухов точно сойдёт на нет.

- Во-первых, откровенно хреновый характер, - невозмутимо перечисляет подруга. Взбалтывает разведённую смесь в бутылке и опирается задом на кухонный гарнитур. Смотрит снисходительно и с лёгкой насмешкой. – Во-вторых, прогрессирующий с возрастом нарциссизм и махровый эгоизм. И в-третьих, Макаров, я взрослая женщина у меня есть определённые потребности.

- Ну знаешь, в постели жалоб на меня ещё не поступало.

- Правильно, ты ж туда только и приходишь, чтоб спать. Толку-то жаловаться на бревно, что только и делает, что спит и храпит?

Теперь уже мой черёд возводить глаза к потолку. Выразительно их закатить и обиженно фыркнуть. Мол, ну нельзя ж так пинать моё хрупкое самолюбие. И я даже катаю в мыслях пару-тройку ответных колких замечаний, но не успеваю и рта открыть.

Лиза суёт мне бутылочку в руки и тычет пальцем в похныкивающего ребёнка. После чего озадаченно тянет, глядя то на него, то на меня:

- Слушай, Макаров, а почему он такой…Спокойный?

- Почему-почему… Твоё тлетворное влияние, Лизавет.

Хмыкаю я в ответ, перехватив малыша поудобней. Вытаскиваю зубами пустышку из его рта и тут же заменяю её соской бутылки. Подкидыш громко вздыхает, замирает и удивлённо причмокивает в ответ. Натужно сопит, цепко хватает пальцами руку и принимается шумно сосать. А я сосредоточенно наблюдаю за тем, как он ест, и напрочь успеваю забыть, что и кому говорил.

Я заворожено пялюсь на круглое личико, впадая в состояние похоже на транс. И выдаю громкое «Мля!» в ответ на прилетевший совершенно внезапно мне подзатыльник. В голове – гул, в сердце – жажда кровавой мести. Только даже при самом удачном стечении обстоятельств, из всей вереницы коллег и знакомых лишь Соболева знает, как где понадёжнее спрятать труп.

Согласитесь, такой ценный кадр убивать точно не стоит. Но возмутиться всё же не повредит. Что я и делаю: свистящим шёпотом и с оттенком бесконечной «любви» к ближнему своему.

- Соболева, ты обалдела?! За что?!

- Было бы за что, давно бы в морге лежал. Тихо, мирно, а самое главное - молча, - фыркнула эта зараза. Скрестив руки на груди, она выразительно вскидывает бровь. И тянет с лёгкой угрозой. – Ита-а-ак?

- А можно допрос святой инквизиции отложить когда-нибудь на потом?

Огонёк надежды на чужую милость гаснет под полным скепсиса взглядом. И я выдыхаю сквозь зубы, кусаю губу и честно гадаю, что вообще тут можно сказать. А после секундных раздумий, выпаливаю ей разом всё на одном дыханье:

- Шёл домой, упал. Очнулся – младенец в коробке прямо передо мной. Мне мимо пройти врачебная этика, знаешь ли, не позволила.

С минуту на кухне стоит звенящая тишина. Лиза - переваривает моё внезапное откровение. Ребёнок – чмокает, кряхтит и ест. Я – горжусь тем, что всё ещё могу поставить кое-кого в тупик. Правда, длиться мой триумф очень недолго.

Всё же, Соболева, как и всякий нормальный врач, обладает отличной трешоустойчивостью. Особенно, если этот врач – патологоанатом. Так что, коротко хмыкнув, Лиза выносит вердикт:

- Поздравляю, Артём, ты не врач. Ты самый настоящий диагноз.