Дискотека

Это было давно. Очень давно. Во времена плановой экономики и «развитого социализма», пионерских отрядов и комсомольских строек. Когда город был закрыт, для иностранцев и «тлетворного влияния запада». Страна плавно переходила от ВИА к дискотекам. Стоять на сцене и томно пощипывать струны на гитаре становилось вещью элитарной, а молодежи нужен был всплеск, выход энергии.

Не было института, чтобы не было дискотеки. Дискотеки были в каждой подворотне – в любой общаге, студенческих барах, в домах культуры. Не сдавали позиции только рестораны, последняя цитадель ВИА. Там они окопались и заняли круговую оборону. Ну и понятно, там им башляли почти за каждую песню. А у молодежи денег не было.

Любой ВУЗ старался заселять общежития по факультетам. В моей новой общаге жили физики и электрики. В основном парни. Самоделкиных предостаточно. На голом энтузиазме, звук и свет были доведены до совершенства. Нашу дискотеку знал весь город, и попасть на нее было не просто. Вход был только по приглашению проживающих, с оставлением на вахте в залог студенческого билета. Таким образом, решались многие проблемы. Например, за пьянку или дебош, несли ответственность не дебоширы, а та комната, которая их пригласила.

К третьему курсу у меня знакомых было полгорода. Идя по пешеходной улице (местный Арбат) я не успевал раскланиваться налево и направо. Я мог неделями, в отсутствии денег, зависать в чужих общагах, и был накормлен и напоен. Я мог безошибочно, только по внешнему виду, определить из какого ВУЗа девочка, а по манере держаться, с какого курса.

Нет, звездности я не испытывал. И доступности к женскому полу. В силу моего легкого заикания я относился к себе критически, подсознательно пытаясь доказать окружающим свою полноценность. Я проповедовал теорию «сеятеля», которую изобрел для себя сам. Нет, я не сеял светлое-доброе-вечное. Я сеял вокруг себя зерна флирта, кокетства, улыбок и веселья. Со мной было легко и меня это устраивало. Добрым я был ко всем, но с намеком на продолжение. Я разбрасывал эти зерна везде, где только мог, а потом ждал всходов. Чаще всего всходов не было, тогда мы безболезненно становились добрыми друзьями, не было почвы для обид. Поэтому и на местном Арбате меня встречали с улыбками, не приходилось прятать глаза. Встреча со мной была не в тягость, а в радость.

Но и всходов было достаточно. Если появлялось движение навстречу, то я начинал удобрять почву и культивировать всходы. От голода я не мучился.

В двадцать лет мир прост и побеждаем, если не колебаться и не половинить решений. Тогда казалось, что жизнь удалась и мир лежит у моих ног. В то время я был готов переспать со всей женской половиной города, но при условии взаимности.

На каждой дискотеке у нас на кроватях лежали ворохи верхней одежды. Приходили знакомые, незнакомые, едва знакомые, приводили друзей, перетекали из комнаты в комнату к новым знакомым. Познакомиться можно было без всяких формальностей, на раз-два. Студенческая среда выпивала, курила в курилках, целовалась на кухнях, провожалась, роилась… в общем коммуницировала.

Как появились у нас эти девочки, я точно не знаю, вернее не помню. Были они химиками из соседней общаги. Задерживались у нас допоздна, и уходили последними. Марина была звездой. По крайней мере, она себя так позиционировала. Нет, я не утверждаю, что она была не красивой – красивые классические черты лица, хорошая фигура. Но она подавала себя так, как будто ей все должны, а она снизошла. Императрица, блин. И везде таскала за собой двух придворных фрейлин, Ленку и Светку. Ну совершенно никаких девчонок, которые смотрели ей в рот. На фоне их она выигрышно выделялась. Я только потом понял, откуда в ней был этот апломб. Мама у нее была директором школы в провинции. С завышенными, просто невероятными амбициями, и склонностью к нравоучениям. Она скопировала свою маму. Но получилась плохая пародия.

Похоже, она положила на меня глаз.

Марина оказалась приставучей, и при этом, совершенной «динамой». При всей ее чопорности и соблюдением нравственных приличий, могла остаться на ночь и динамить до утра, лежа голой под одним с тобой одеялом, не давая заснуть. Игра в девственность мне надоела в первую же ночь. Моим лозунгом было «соприкосновение тел, это соприкосновение умов». Мне хотелось обмена опытом, взаимного обогащения, а не выпрашивания кусочка сомнительного секса. Снизошла до постели, снизойди и до секса. Не буду же я ее насиловать. Это не в моих принципах. А жениться и терять драгоценную свободу я тогда не собирался. Ради чего?

Нет, я не зациклился на ней, и не стал хвастаться якобы «очередной победой». Я честно рассказал мужикам по комнате, как меня обламывают. Я глупо чесал затылок, а парни ржали надо мной в голос, по-доброму. Такая новость быстро расползлась по общаге, но как ни странно, подняла мой авторитет. Видимо, все когда-то хвастались мнимыми победами. У всех был такой маленький «скелетик в шкафу». А я не стал врать, и моя правда отчасти оправдывала их в собственных глазах.

Нет, я не послал ее, просто потерял к ней всякий интерес, перестал оказывать ей знаки внимания. Хотя был вежливым и предупредительным. Она перешла в разряд друзей. Я не знаю, где и как она потеряла девственность, если она еще у нее тогда была. Но точно не у нас, и точно не со мной.

Марина, как ни странно, не перестала приходить к нам на дискотеку. Парни, видя мое охлаждение, подшучивали над нами, прикалывались, беззлобно оттачивали на ней свое острословие. Она так и проходила к нам в гости несколько лет, пока не вышла замуж за одного моего скромного одногруппника. Наверно тоже девственника.