Дитя Морриган

Мэй сидела на каменных ступеньках в компании своих друзей.

Она почти не отличалась от уличных сорванцов десяти–пятнадцати лет, кого воспитала нищета и холод. Серая, испачканная одежда, грязное лицо, шапка, сползающая на глаза.

Рожденная наследницей короля, Мэй часто сбегала из каменных стен замка, чтобы стать частью уличной ватаги беспризорников. Они крали еду из лавок, вытаскивали сладости, хлеб, овощи. Для них это было выживанием. Для неё — игра в непокорность.

И сейчас группа приятелей сидела на лестнице одного из заброшенных домов, оставленных в страхе надвигающейся эпидемии чумы.

Боб, рыжий мальчишка с подбитым глазом, достал из-за пазухи добычу: горсть тёмно-синих слив. По одной каждому, остальные — потом.

Мэй не любила сливы. Она без сожаления отдала свою соседу, но косточку оставила, сжав в кулаке.

На улице царила осень. Ветер сдувал листву с деревьев. Сотни ворон кружили между голыми деревьями, каркали в такт ветру, копались в листве.

Мэй ненавидела ворон. Особенно — их богиню.

Ее родители были потомственными ирландцами, как и большинство жителей деревни. В их доме почитали «великую королеву» Морриган — заступницу земель, хранительницу рода.

Отец выделил целую комнату для богини: алтарь, жертвенные подношения, ритуальные свечи. Он приносил ей дары: украшения, золото фрукты. И молил о победе в воинах.

Мать писала её лик на холсте, вырисовывая каждый изгиб крыла, каждый блик стали.

А Мэй, проходя мимо, нарочно сбивала подношения, гасила свечи, переворачивала чаши с мёдом.

И вот сейчас, сжав косточку в пальцах, она прицелилась в ворону, сидевшую на изгороди напротив. Друзья смеялись, говорили о своем, но Мэй была предельно сосредоточена.

Один бросок. Один глухой звук.
Тишина.

— …она мертва, — послышалось из толпы. — Мэй, ты убила её!

Девочка подошла ближе. Ворона лежала на земле. Крыло вытянуто в последнем движении, второе прижато к тельцу, голова откинута.

Мэй взяла палку, толкнула её, ворона не шевельнулась.
Она опустилась, выдернула два пера и воткнула их себе в волосы.

— Трофеи, — сказала она холодно. — Передай привет мамочке! — добавила, состроив гримасу, и ушла прочь, оставив мёртвую вестницу на холодной земле.

Гордая своей выходкой, она направилась домой. Ей не терпелось показать отцу «добычу» и рассказать, как убила птицу его богини. Но замок встретил её тишиной. Только пара слуг, да ветер, гуляющий по залам. Отца нигде не было.
Сюрприз не удался.

Отец бы пришёл в ярость, увидев её в оборванной одежде. Он запрещал ей гулять в таком виде по городу, сжигал лохмотья, чтобы дочь не могла притворяться нищенкой. Но Мэй делала это снова и снова, желая доказать, что мир принадлежит ей, а не богам.

Общалась с беспризорниками вместо детей знати, крала еду вместо того, чтобы наслаждаться пирами. Спала в лачугах, а не в покоях принцессы. Всё, чтобы вызвать отцовский гнев.

Теперь, когда у неё наконец появилась история, достойная рассказа, отца не было дома.

Мэй направилась к своей комнате, но, проходя мимо, замедлила шаг.
Дверь в алтарную комнату была приоткрыта.

Там было темно. Занавешенное окно, пламя свечей, застывший воздух, пахнущий ладаном и железом.

Мэй вошла крадучись. Ей было строго запрещено появляться здесь после того, как она однажды пыталась разрушить алтарь.

— Ну, привет, — тихо сказала Мэй, глядя на статуэтку богини, державшую ворона. — Кстати, одну такую я сегодня убила.

Статуэтка стояла посреди стола, покрытого черной алтарной тканью. Вокруг — картины, написанные матерью Мэй, изображавшие Морриган в разных ипостасях. Мать верила, что богиня укажет дочери путь.

На столе стояли подношения: фрукты, сладости, вино и ритуальный нож. Именно на нём остановился взгляд Мэй.

Она взяла нож и провела им по полотнам — раз, другой, третий. Холсты рвались, падали на пол. Одна из картин задела свечу, и та опрокинулась на черную ткань. Огонь поднялся мгновенно.

В этот момент в комнату ворвались родители.

— Мэй! Дочь, уходи! — закричали они, но сделать этого не смогли: между ними и комнатой появилась невидимая дверь, которая никого не впускала и не выпускала.

— Мама, папа… — Девочка не знала, что сказать. Её охватывал страх.

Огонь добрался до окна. Стекло взорвалось россыпью осколков, и в комнату влетела стая ворон.

Птицы закружили под потолком, каркая и налетая друг о друга, но они не нападали на Мэй. Они кружили в дыму, касаясь огня крыльями, но не сгорая.

Девочка пыталась спрятаться за алтарём, но стая налетала на неё, не давая укрыться. Мэй кричала, плакала, закрывала голову руками.

Отец приказал слугам выбивать стену, мать молилась. Но преграда не поддавалась.

Огонь пожирал всё вокруг. Только один угол комнаты оставался нетронутым, туда и забилась Мэй.

И вдруг всё стихло. Птицы перестали кричать, расселись по периметру. Пламя угасло.

Сильный ветер ворвался в окно и погасил последние очаги пожара. В наступившей тишине был слышен только шорох крыльев.

Мэй, дрожа, поднялась. Слышались удары, родители пытались пробиться внутрь.
Она прижалась к преграде.

— Мама, папа… мне так жаль, — прошептала она. — Простите меня.

Позади зазвучал странный треск - шорох расправляющихся перьев. Девочка обернулась.

В центре комнаты стояла Морриган. Длинное черное платье, струящиеся волосы, глаза, в которых плясал огонь.

— Богиня-мать… — прошептали за дверью. Король, королева и слуги упали на колени.

Но только Мэй не поклонилась.

В рваной одежде, с грязным лицом и перьями в волосах, она не склонила головы. Смотрела прямо в глаза богине, прямо в глаза смерти.

Морриган приблизилась и расправила свои чёрные крылья. Они сомкнулись, обвивая девочку. Пол под ними засветился, пламя взвилось к потолку. Мгновение, и всё исчезло. Огонь, птицы, Мэй.