Дивьи люди

От вагона разит – сыростью, затхлостью, землистой гнилью. Может, ему просто снится, будто он в вагоне. Что если он уже мертв и лежит в металлическом гробу? Вдруг, его внутренний компас сбился и отказывается признавать: тело движется не по горизонтали рельс, а сверху вниз. Оно раскачивается на весу, а затем с болезненным стоном ударяется о дно глубокой ямы.

Дэн вздрагивает и открывает глаза.

В реальности металлический саркофаг снова становится вагоном, в котором сыро и промозгло, как в могиле. Сквозняк змеей скользит по полу и цепляет ноги.

Почему поезд остановился? Другие пассажиры тоже недоумевают. Дэн выглядывает в окно: за мутным стеклом видны лишь силуэты деревьев – серые, куцые, они торчат из земли как обломанные стержни арматуры. По ту сторону окна слышатся беспокойные голоса. Нужно узнать, что случилось.

Хлесткий порыв ветра по щекам намекает, что лучше не высовываться, но Дэн упрямо пробирается по шпалам, наполовину ушедшим под воду. Дорожная насыпь размыта дождем, а впереди, перед самым носом электровоза – рельсы, повисшие в воздухе. Поезд едва не угодил в эту опасную ловушку. Возможно, металлический гроб был не фантазией, а острым предчувствием?

Парень хмурится. Он в такое не верит: ни в знамения, ни в призраков, ни в суровый рок. Всему виной только стечение обстоятельств: из-за них люди рождаются, ссорятся, умирают…

Дэн подхватывает фотоаппарат, который болтается на груди, и делает пару кадров, чем привлекает внимание железнодорожников. Один машет руками: «Парень, вернись в вагон, и без тебя тошно!». Голос его звучит хрипло, будто отдает эхом колесного скрежета. Дэн спрашивает, надолго ли остановка. Второй уныло отвечает: «Да на полдня, минимум». Дэн бросает беспокойный взгляд на наручные часы. Значит, до станции он доберется поздним вечером. В такое время вряд ли удастся найти ночлег в поселке. Проклятье!..

Дэн включает навигатор в телефоне. Наверняка неподалеку есть какой-нибудь населенный пункт. Ему не нужна определенная точка на карте – сгодится ближайшая, где можно переночевать и погулять в окрестностях с фотоаппаратом. Связь ловит слабо. Навигатор грузит карту, будто пазл: вот один случайный фрагмент, вот другой… Попробуй, собери полную картинку! Кое-как Дэн определяется с направлением. До ближайшей деревни пару километров. Это лучше, чем застрять в электричке.

Он уверен, что в жизни, как и на игральной доске, нужно двигаться вперед, даже если ты безвольная фишка, которая подчиняется тому, как выпадут игральные кости. Был бы философом, порассуждал об этом за чашкой крепкого кофе на прокуренной кухне. Но он фотограф и дурак, а потому здесь: бредет по старой и, очевидно, заброшенной дороге. Под ногами вязкая размытая жижа, которой доставляет удовольствие липнуть к его некогда белым кедам.

Воздух сырой и тяжелый, как мокрое ватное одеяло. Начинает накрапывать дождь. Дэн прячет фотоаппарат в рюкзаке, а затем натягивает капюшон пониже, чтобы капли не попадали в лицо. Он думает о пустяках, иначе мысли снова вернут его в город, полный навязчивых воспоминаний. Когда-нибудь все забудется. Просто должно пройти время… а оно застыло на его запястье. Кажется, он бредет уже целую вечность.

Спустя три воображаемых вечности сквозь пелену тумана проклевывается какое-то здание. Подойдя ближе, Дэн понимает, что набрел на продуктовый магазин. Краска на фасаде облупилась, вывеска покрылась оспенными пятнами ржавчины. Так выглядит местный оплот цивилизации, вокруг которого ошиваются деревенские. Шумная компания прячется от непогоды под деревом. Листва на нем поредела и стала цвета портвейна, что плещется в пластиковых стаканчиках.

В магазине полупустые полки беззубо скалятся. За прилавком – сонная продавщица, с движениями медленными и рваными, будто отлежала себе все конечности. Дэн набивает рюкзак провизией и, заодно, хватает плитку горького шоколада с солью – удивительно, как она попала сюда. Наверно, предлагалась в комплект к алкоголю, но Дэн здесь единственный, кто повелся на такое.

Когда он снова оказывается на улице, его окликают одним броским «эй!». Дэн оборачивается. Перед ним девчонка лет четырнадцати: стоит под зонтом, который зло щетинится вылезшими спицами. Да и сама она похожа на свой зонт: худая, угловатая, несуразная…

– Вы обронили. – Девчонка указывает на землю, где лежат мелкие купюры. Видимо, выпали из кармана его куртки.

Он благодарит незнакомку, поднимает деньги и решает спросить:

– Не подскажешь, у кого из местных можно переночевать?

Девчонка почему-то хмурится. Ее сероглазый, будто бы затуманенный взгляд пристально изучает Дэна.

– Смотря кто ты такой. – Она говорит с такой серьезностью, словно за неправильный ответ его ждет наказание.

– Я фотограф.

– У нас нечего фотографировать.

– Вовсе нет, – он спускает лямку рюкзака и достает фотоаппарат, – камере всегда есть, куда смотреть.

Щелк. Щелк. Щелк. Он делает несколько кадров. Захваченная врасплох вспышкой камеры, девчонка замирает в напряженной позе оловянного солдатика, у которого вместо ружья – старый зонт.

Дэн показывает фото на маленьком экране. Девчонка смущается и хихикает:

– Поздравляю. Ты запечатлел редкий момент, когда я пошла за хлебом.

Она скрывается в магазине, но только Дэн успевает спрятать камеру в рюкзаке, как появляется вновь, держа в руках пакет с буханкой.