Дневник Джонатана Гэлуея или Любовь и война

Загадочный незнакомец

– Как зовут этого молодого солдата? – спросила миловидная, русая медсестра, указав на худощавого парня, что мирно лежал на больничной койке с перевязанной головой.

– Не знаю, – нерадиво послышалось в ответ. – Упомнишь тут всех... посмотри сколько их.

В полевом госпитале находилось с десяток раненых бойцов, многие из которых были без пяти минут при смерти. Те же, кто пребывал в сознании, либо нехотя разговаривали вполголоса на отдалённые от войны темы, либо сохраняли гробовое молчание. Однако даже в этой безрадостной атмосфере на их фоне выделялся один безмолвный рядовой, чьё поведение было особенно закрытым, но взгляд ещё сохранял ускользающую бодрость и свет. «С другой стороны, – в смятении подумала юная девушка, – то могла быть глубоко скрытая тоска». Он, казалось, был преисполнен множеством беспробудных чувств, от счастья до отчаяния, поочередно мелькающих в его серо-зелёных глазах. Это был сложный взгляд – взгляд человека со сложной судьбой. Служительнице панацеи стало интересно узнать побольше об обладателе такого загадочного взгляда, и она подошла к привлекательному рядовому, робко произнеся: – з-з-здравствуйте.

– Здравствуйте, – холодно, немного погодя молвил мужчина. Он сосредоточенно глядел в окно и всем своим видом ясно давал понять, что не был расположен к диалогу. Воин не повернул головы, даже когда барышня, приблизившись, настойчиво продолжила докучающий разговор:

– Меня зовут София. А вас?

– Джо... – изрёк нелюдим и, тяжело вздохнув, замолк на полуслове. – Я помню, что начинается на Джо, – в итоге добавил он. – А полного имени не помню.

– Вы были серьёзно ранены, не переживайте, я понимаю.

Ратник пристально посмотрел на собеседницу, да так проникновенно, что вызвал смущение на лице юной, любопытной особы, из-за чего та резко отвернулась. Но при всей своей робости она осмелилась вновь встретиться глазами с ним, дабы не оттолкнуть столь заинтересовавшего её незнакомца.

– Я многое позабыл о том, что было до войны, до травмы, если быть точным. – Взгляд обездоленного армейца помрачнел и возвратился к пейзажу за окном. – Остались только поверхностные, общие воспоминания. Как заправлять кровать, – тот слегка хлопнул по одеялу, – как завязывать шнурки, как держать ложку… Впрочем, и вы «не переживайте». Я уже смирился со своим положением. У меня всё хорошо, – необщительный аскет снова замкнулся в себе.

София хотела было что-то спросить, но не нашла нужных слов, да и, как назло, а возможно, к счастью, её отвлёк заведующий отделением. – Да, сейчас подойду! – громко сказала она в ответ и неохотно вернулась к своим обязанностям.

На улице щебетали птицы, небесное светило озаряло раскидистые ивы. День был безмятежным, тёплым, отрадным. Но не для Софии, что уже не могла безукоризненно выполнять свою работу. Её инфантильный разум был во власти новых сильных чувств, сконцентрированных на загадочном бойце, оттого у неё то и дело всё падало из рук, а внимание было рассеянным. Так она несколько раз, проходя рядом с кроватью закрывшегося в своих переживаниях мужчины, натыкалась на стулья, на штативы и даже на своих коллег. Она пропускала сквозь себя эмоции этого человека, и тем не менее как возобновить их разговор та пока не понимала.

– Это его дневник.

– Что, простите? – спросила медсестра солдата с повязками на животе, что, слегка привстав, остановил её, ткнув в бок потрепанной папкой с записями.

– Это его дневник. Этого... молчаливого парня.

– Откуда он у вас? – осуждающе спросила молодая женщина, нахмурившись, опустив веснушчатое лицо.

– Он мне его отдал. Вернее, он уронил его с тумбочки, толкнув локтем. Я взял тетрадь и положил её на прежнее место, решив, что он оглох из-за травмы или ещё что-то... Но нет. Менее чем через минуту тетрадь снова очутилась на полу. Тот отчётливо видел, что она упала, но никак не отреагировал. Вот я и забрал её себе на хранение. Я ничего не читал, и даже не мыслил об этом, только бросил случайный взгляд на обложку, смотрите сами, чёрным по белому: «дневник Джонатана Гэлуея». Не могли бы вы сунуть его ему в сумку, когда тот отвернётся, так как, сдаётся мне, он с придурью.

– Х-х-хорошо, – несмело произнесла худенькая девушка, взяв пожелтевшую от времени тетрадь с синей обложкой в руки, стремительно прижав её к груди. Она хотела было что-то возразить бестактному мужчине, но сдержалась, лишь прошептала себе под нос: – ни с какой он не «придурью», с ним что-то случилось – а что именно, вероятно, описано на этих страницах.

Февраль

День нашего знакомства я не забуду никогда.

На улице царствовала стареющая зима, но солнце уже светило ярко и тепло, заряжая весенним позитивом честной народ. В том числе и меня – пронырливого и отчаянного Джо Гэлуея, что в своей манере слонялся по Бродвейскому мосту, рассматривая новенькие парусники и отжившие своё, ржавые лодочки, неспешно бороздящие просторы Харлемского пролива. Надо заметить, ошиваться здесь вечером было не самым безопасным развлечением для семнадцатилетнего юноши, так как даже до самого тощего пса не раз доходили слухи о бесчестных бандитах и попрошайках, то и дело встречающихся здесь в это время суток. И хоть я сам с виду не был джентльменом и уж тем более богачом, опасения за свою жизнь всё-таки настигали меня, стоя у этих железных, клёпаных конструкций. Представьте только каково было моё удивление, когда я оказался свидетелем следующей обескураживающей картины:

Раздался протяжный свист, следом ещё один. «Это, конечно же, старики Уолли и Говард, что яро обсуждают новые модели катеров», – подумалось мне – но нет. Предметом бесцеремонного поведения всех собравшихся здесь мужчин являлся светловолосый ангел в белом платье, быстрым шагом следующий по мосту и спустившийся, казалось, с небес. То была Мэри, моя Мэри – чудесная, стройная девушка, что по красоте сумела бы сравниться с моделями, изображёнными на обложках дорогих таблоидов. Тогда она, очевидно, ещё не была «моей», но я уже точно решил, что та ей станет (не сочтите за шовинизм).

И всё же, что такая Леди забыла в нашем неблагополучном районе? Это может быть небезопасно. Я посчитал необходимым проводить её до дома.

С чего начать разговор? – та шла уверенным, быстрым шагом, скрестив на груди руки, полностью закрытая от всего смрада, что окружал её прекрасную персону. Подойди я к ней – она пренепременно увернётся, не успей я открыть рта. Она уже сделала так единожды, когда только ступила на мостовую и попала на глаза местному пьянчуге. Та определённо не была настроена на знакомства.

Знай наших!.. Нельзя было не попытаться, такая красавица встречается раз на миллион. Перед тем как продолжить, замечу, я неплохой человек, возможно, немного хитрый – это да, но не плохой, ни за что не стал бы свистеть кому-то вслед или пьяный домогаться до окружающих – всегда считал такие поступки презренными. И я был не из глупых... потому спланировал последующие действия. Стоило мне поравняться с мисс-очарование, я притворился, что поскользнулся и вот-вот перелечу через короткие перила – в какой-то момент я осознал, что действительно могу упасть, так как взаправду потерял равновесие на гололёде – к счастью, произошло то, на что я всем сердцем надеялся, незнакомка метнулась в мою сторону и не дала мне покалечиться.

– Ты что, сдурел?! – заявила мне та, когда я сел на холодный бетон и озадаченно взглянул на неё. В эту секунду произошло несколько приятных для меня открытий: во-первых, она обронила фразу из разряда тех, что я слышал от своих отца и деда, когда попадал в неприятности или допускал ошибки – не жалостливые или ободряющие речи, как то часто бывает, а именно – порицание, не ожидал такого от неё и, наконец, во-вторых – я увидел её глаза. Увидел её обескураживающе чарующие изумрудно-зелёные глаза. И я безвозвратно утонул в них, словно и впрямь упал в воды глубокого залива. Клянусь, я утонул!

– С-с-сибо... – разумеется, я хотел сказать «спасибо», но то ли эмоциональное потрясение, то ли пронизывающий холод обледеневшей мостовой не позволили мне правильно выговорить слово.

Воистину, первые наши слова не были олицетворением романтики. Хорошо, что я сумел вовремя прийти в себя и, стремительно протянув к молодой женщине руку, чётко озвучить: – Джонатан.

– Мэрилин, – молвила она, а после, отвернувшись, непродолжительно и невинно посмеялась.

– Я ваш должник, Мэрилин, – моё поведение вновь вызвало на её лице улыбку.

Мне удалось на мгновение расположить этого ангела к себе, впрочем – ненадолго. Она аккуратно встала и, более не обронив и звука, зашагала прочь.

– Постойте! – закричал я, подскочив с места и чуть было ещё раз не навернувшись. – Вам не холодно? На улице будто бы полюса сместились, а вы без куртки. Вот, прошу, возьмите мою.

– Ну конечно... а потом мёрзнуть будете вы. Это всё равно, что рассуждать о полюсах. Как вы только что сказали?.. «Сместились»?.. Как ни крути, плюс останется плюсом, а минус минусом.

– Да мне не холодно! Смотрите, – я снял на ходу свою потасканную кожаную куртку и протянул её девушке.

Худенькая красавица неодобрительно посмотрела на меня и немного погодя всё-таки одела куртку, растворившись в ней как будто в облаке.

Мы сошли с моста и двинулись дальше по Бродвею, через весь северный Инвуд, сохраняя, признаться, напряжённую, изъеденную паузами, беседу. Мне было холодно, даже очень, но я терпел сколько было духу и не подавал вида. Представить страшно, каково было моей спутнице. Неизвестно сколько времени та шагала по городу в одном только платье. Её голые стройные ножки дрожали. Она действительно очень замёрзла. Я присмотрелся – на её лодыжках зияли синяки.

– Так… как вас занесло на материк, Мэрилин? Да ещё в таком виде? Надеюсь, я не слишком навязчивый?.. – С ней произошло что-то недоброе, это было и слепому понятно, я хотел максимально тактично выяснить что и, по возможности, помочь.

– Этот мир может быть таким жестоким, – с большим трудом, превозмогая принципы, ответила она, устремив взгляд в небо и, увы, в который раз, одарила меня тяжелой паузой.