Я люблю, как любят в жизни раз,
Словно солнца в мире не было до нас.
От забот и мелких ссор ты меня увёл
И ключи от счастья для меня нашёл.
Для меня нашёл…
В осеннем лесу было светло и тихо, и как-то торжественно печально, как на церковном празднике. Деревья стояли уже частично сбросившие свои листвяные уборы, тонкие и стройные, умытые дождями, готовые к долгому зимнему сну. Травы пожелтели и полегли. В прозрачном сентябрьском воздухе кружились пылинки, вспугнутые прошедшими людьми.
Люди шли в лес за последними дарами природы – грибами и зверьём. Зверьё с перепуга попряталось, напряжённо прислушиваясь и принюхиваясь к звукам и запахам, доносящимся из стана охотников на поляне у старого ручья.
Его отец и дядя колдовали над шашлыком, крошечная сестрёнка спала в сумке-кроватке, мама спала рядом, заботливо укрытая пледом, а он с братом сидел у ручья, держа наготове прут, чтобы поддеть им лягушку, если она опять высунется из-под камня, за который от них спряталась. Положив шашлык на мангал, мужчины посмотрели на спящую женщину и переглянулись.
- Минут двадцать у нас есть, – сказал его отец.
- А шашлык? – спросил дядя.
- А мальчишки на что? Перевернут и снимут. А ну парни, идите сюда!
И дядя дал им краткую инструкцию, как переворачивать мясо, как его снять и накрыть, и как порезать салат, пока они пройдутся по лесу с ружьями.
На том берегу ручья они ещё раньше заприметили уток над болотцем и заячьи следы. Сходят ещё раз в разведку.
Они с братом оставили лягушку в покое и подошли к мангалу. Вслед им раздалось кваканье, и послышался плеск воды – лягушка уплыла.
Они уселись у мангала…
Женщина пробиралась по лесу, задыхаясь от быстрой ходьбы, а больше от паники, которая накатила на неё душной жаркой волной, разлившись ещё по телу холодным потом, когда сыновья сказали ей, что её муж с братом пошли в лес с ружьями. Она знала, что это вопрос времени – когда они повернут эти ружья друг на друга, и торопилась изо всех сил, вот только сил у неё, ослабленной родами и измотанной бессонными ночами с трёхмесячной дочкой, почти не осталось.
Женщина собрала их остатки и выбралась на крошечную полянку у болотца с утками. Они стояли друг напротив друга прямо напротив неё и швыряли друг друг в лицо гневные слова. Слова, от которых у неё слёзы навернулись на глаза.
- Оставь уже нас в покое, брат! Оставь нас в покое! – говорил его отец.
- То же самое тебе говорили врачи, когда она родила тебе второго сына – оставь её в покое! А ты опять сделал ей ребёнка! Ты чуть не убил её, заставив рожать! Скотина!
- Сам скотина! Что ты всё за нами подглядываешь и следишь, как шакал?! Это наша с ней жизнь и наш выбор! И её никто не заставлял! Мы много лет с ней предохранялись, но она захотела ребёнка! Девочку! Сама! Чтобы было всё как у нас – два брата и сестра!
- Всё как у нас?! Как у нас? Да не дай бог никому как у нас! И о какой жизни, и о каком выборе ты говоришь?! Ты не дал ей времени выбирать, подло сманив её от меня, а потом не дал ей никакой жизни! Ты никак не обеспечил её, никак её не берёг! Она всю жизнь ходит в дешёвых тряпках и работает как проклятая, потому что ты не смог её обеспечить!
- Она работает по специальности, потому что любит свою работу! И я отдаю ей всё, что зарабатываю! И это вообще не твоё дело!
Его брат тоже перешёл на крик.
- Это моё дело! И должна была быть моя женщина! И какой ты мужчина, если ты просто зарабатываешь?! Мужчина должен не зарабатывать – он должен делать деньги! Для семьи, для своих близких! Создать им рай на земле! А что ты для них сделал? Голодранец!
- Хапуга! У тебя денег куры не клюют, а где твоя семья, Вить?! Где твои жена и дети?
- И у тебя ещё хватает совести спрашивать, Вовка?! Ты украл мою семью! Увёл Елену и наплодил троих детей, а она всегда была такой слабенькой! И ты ещё спрашиваешь?!
- Ты мог сто раз жениться на ком угодно!
- А мне не нужен был кто угодно! Мне нужна только она – Леночка!
- Не смей её так называть!
- Я смею! Смею! Она моя! И всегда была моей! Я был у неё первым! А ты ей голову задурил, пока я интернациональный долг Родине отдавал в афганских кишлаках!
- Ничего я ей не дурил! Я любил её всю жизнь – надышаться на неё не мог! И сейчас люблю, и на том свете любить буду!
- А вот это я сейчас проверю! На тот свет я тебя быстро отправлю, а там посмотрим – будешь ты её там любить, или не до того будет!
- Давай, стреляй, давно об этом мечтаешь, видать башку тебе тогда в Афгане здорово контузило! Стреляй нехристь! Только как ты Ленке в глаза смотреть будешь? Скажешь-то ей что?! Как подойдёшь-то к ней вообще?!
- Как-нибудь да подойду! Без тебя вокруг неё попросторнее будет!
- Урод!
- Дебил!
- Хапуга!
Мне в глазах твоих себя не потерять,
На разлуки нам любовь не разменять.
Я немыслимой ценой и своей мечтой
Заслужила это счастье – быть с тобой!
Быть всегда с тобой…
Снег падал на поля и деревья, на дорогу и дома, на крыльцо большой хаты на окраине села и на калитку, и на крыльцо, и на женщину, и на девочку, босиком стояших на обледенелых ступеньках в рваных окровавленных рубашках.
- Опять?! – мать всплеснула руками.
- Пустишь? – отводя подбитые глаза, спросила дочь.
- Да входите уже. Господи ты боже мой! – и она подхватила внучку на руки.
В хате они отогрелись и поели. Девочка уснула. Женщины сели к столу.
- Давай поговорим, Маринка. Это не дело! Он так вас совсем забьёт! И заступаться теперь некому. Отец на кладбище, Василь в армии, а меня он ни в грош не ставит. Забьёт!
- Забьёт, - повторила молодая женщина и заплакала.
Мать молча смотрела на дочь не утешая. Чего тут утешать-то! Ей все говорили, что гуляка и пьяница Игорь Запольский её не пара. Она и училище культуры закончила, и филармонию, и в театр областной её пригласили петь в оперетте. А он кто – механик, да ещё и бесталанный, больше ломал, чем ремонтировал. Её все отговаривали от брака с ним. Да разве ж уговоришь!
«Мама, папа, я люблю его! Я жить без него не могу! Он моя жизнь, моё дыхание! Я не откажусь от него! Он моя любовь, моя нежность! Не запрещайте нам быть вместе!»
И что? Вышла замуж, как не уговаривали подумать, приглядеться к другим парням. А Игорь ни заработать, ни подработать – только пить да гулять. Она сама работала, сама дом вела. Так его и это стало задирать, и он стал ставить жену на место. А Маринка и не говорила никому долго, что супруг её поколачивает. Только когда дочка, малышка Маринкина, стала появляться на людях с синяками, стали догадываться. Отец зятя проучил, да и брат жены в стороне не остался, а только тот присмирел ненадолго, а потом опять за старое взялся.
Дочка часто болела, Маринка из театра ушла, в магазин возле дома устроилась. Так Игорёк стал её к местным ко всем ревновать. Бил уже страшно – и её и дочь, мол, такая же шалава растёт, а дитю-то девяти не было! А теперь вот дочке десять и вместе с матерью крест этот несёт.
Мать дала дочери полотенце.
- Хватит рыдать. Вот что я тебе скажу, Марина. Один раз скажу и больше ни говорить с тобой, ни в дом пускать не буду – живи как хошь со своим иродом, – мать налила ей ещё воды и подала стакан, – уходить тебе надо. Совсем уходить. Ты посмотри на нас с отцом – его уже год как нет, а я всё ещё с ним и говорю и советуюсь обо всём. Мы как в «Авосе» твоём – как долгое эхо друг друга. У тебя так не получилось. Не судьба. Что ж, сама виновата – тебе все говорили не дурить и замуж за Запольского не ходить. А теперь слушай. Чем в синяках со своим любимым, лучше в шелках с нелюбимым жить. Езжай в город. Дочь мне оставь. Там поживи, устройся на работу и ищи мужика. С деньгами ищи, властного, чтоб от твоего тебя избавить и защитить смог. Потом дочь поднимешь, а новому мужу нового ребёнка родишь. Ты девка-то у меня красивая, ладная, талантливая. Вот и пой как сирена, заманивай к себе мужиков. Езжай, Маринка. А ежели опять к Игорю вернёшься, к моему порогу больше не прибегай – не приму. Хватит. Сил моих нет на вас смотреть. Не пущу.
Марина посмотрела на мать и молча ушла в другую комнату. Посидела у кровати с дочкой, подумала, поплакала.
Мать не мешала дочери принимать решение.
- Хорошо, мама. Одежду-то поможешь мне прикупить? Чтоб мужика поймать, хвостом крутить надо, а мне крутить нечем – тряпки все рвань одна.
- Помогу, Маринка. Помогу.
Женщины обнялись и заплакали. И пошли обе к спящей девочке.
- Ради неё, Мариш! Откажись от него, начни всё заново, без любви, зато без слёз...
Вырастила их тётка.
Олегу тогда было четырнадцать, Алексею двенадцать, а сестрёнке три месяца. Сестрёнка через месяц умерла. Материнского тепла ей не хватало, или потому что слабенькая родилась – бог её знает, но малышка скоро стала ангелом. Во всяком случае так себе это Олежка представлял. И это был последний светлый образ в его жизни.
Верочке едва исполнилось двадцать два года, когда её старшие братья убили друг друга из-за давнего яблока раздора – Елены, матери её племянников. Она лишь в июне защитила и получила диплом и готовилась к свадьбе, когда её назначили опекуном пацанов. Её жених сбежал, отменив свадьбу. Олежка и Лёшка стояли возле её кровати, где она рыдала, оплакивая свою горькую судьбу.
- Вер, не плачь. Ну, хочешь, сдай нас в детдом. Мы уже не маленькие, не пропадём, Вер, – хмуро сказал ей Олежка, – не отменяй свадьбу!
- Точно, тёть Вер, Олег прав. Мы сами сможем, – поддержал брата Лёша.
- С ума сошли?! – воскликнула Вера, сразу утирая сопли и слёзы, – да вы что?! Вы же последние Ждановы! Олесечка умерла – не уберегла я крошечку нашу, кровиночку маленькую, но уж вас-то! Ушёл Колька – и к чёрту его! Другого найду! Который и меня и вас полюбит! А я теперь от вас ни ногой в сторону не шагну! Витька с Володькой и себя и Леночку загубили, так я хоть часть семьи спасу и сохраню!
Она встала с кровати и вытерла лицо.
- Подойдите ко мне, – она обняла упирающихся пацанов, – не в свадьбе счастье, а в любви и согласии. Мы с вами теперь трое все сироты. Так давайте уж держаться вместе.
- Тогда – вот, – Олег протянул ей на ладони ключ, – дядя Витя отдал, когда умирал там в лесу. Я остановить его не успел. Он сказал тебе отдать. Что это?
- О господи! Это ж от сейфа от Витиного! Давайте-ка глянем.
Вера открыла сейф. Там было завещание и деньги. Огромные деньги в виде счетов в банках и в акциях предприятий, наличными и драгоценными камнями. Вера и её племянники были обеспечены. Потеряв отца, мать, дядю и братьев, они оказались всё же не бедными сиротками, а очень обеспеченными людьми. Вера стала их опекуном, сестрой, тёткой и матерью, стала их верным другом и защитником, и ангелом-хранителем. Она переехала с ними в Москву, купив там не квартиру, не дом, а огромный коттедж – целый замок.
Выучила мальчишек в лучших столичных лицеях и, отмазав от армии, записала их на тестирование для поступления в Гарвардский институт. И тут оба встали на рога. Лёшка как раз хотел связать судьбу с армией – стать военным хирургом, а потому решил отслужить перед поступлением в медицинский. А Олег и подумать не мог о том, чтобы оставить тётку и брата одних. Ведь со временем Вера отдала ему все бразды правления в семье, признав в нём главу семьи и кормильца – Олежка с шестнадцати лет стал зарабатывать сам, называя деньги дяди «проклятыми», и сколачивая собственное дело и состояние. Он же следил за их счетами, вкладывая проценты от прибыли в новые акции и предприятия.
Он словно решил с каким-то мальчишеским гневом и упрямством купить для своей семьи всё самое лучшее и дорогое, словно стараясь компенсировать невосполнимую утрату близких, всё ещё стоящую между всеми ними.
«Деньги заменяют всё. Всё можно купить за деньги! Безопасность и комфорт точно. А дядя Витя был прав. Если бы отец больше имел денег, дядя бы не страдал так по матери, он бы знал, что она ни в чём не нуждается, что ей хорошо и о ней заботятся!»
И именно он первым согласился учиться за границей, выбрав институт бизнеса и экономики. С первого раза он завалил тест Scholastic Aptitude Test (SAT). Пропустил год, пойдя в армию, несмотря на причитания тётки, затем жилы из себя и из неё вытянул, навёрстывая с репетиторами год «упал-отжался-отстрелялся». Затем всё же был зачислен и поехал учиться на долгих четыре года. Каждый год его обучения обходился тётке в сумму от шестидесяти пяти до восьмидесяти тысяч долларов. Потом он остался на пятый год, чтобы достичь каких-нибудь вершин и постичь все тайны бизнеса. Брат к тому времени заканчивал третий курс Московского медицинского. Он в Америку ехать учиться отказался наотрез…
Маринка подцепила тогда мужика на автобусной остановке, вернее около неё. Богатый пьяный мужик вышел из крутой тачки за сигаретами и его отпинала местная шпана. Отобрав деньги и телефон, они бросили «дядечку» на снегу и смылись. Маринка, укрывшаяся за углом остановочного павильона с ларьком, выглянула и к мужику подошла. Она и подняла его, и до дома довезла. Скорую он ей запретил вызывать. Она сама промыла ему ссадины и наклеила пластырь. И не ушла – осталась…
Через год она стала ему нужна и никем незаменима, стирая ему, готовя, привозя по первому зову документы и обеды в офис, не отказывая в сексе, и он на ней женился, несмотря на разницу в пятнадцать лет. Всё случилось, как говорила ей мать. Она забрала дочь, развелась с первым мужем, родила вторую дочь во втором браке. Муж увёз её в Москву, поселив в коттедже в пригороде, обеспечив с ног до головы и её и девочек.
Но красивая жизнь, как и красивая любовь, тоже имела другую сторону. Он мог тратить деньги не только на неё, но и на других. Узнав об изменах мужа, Маринка, уставшая бороться за своё женское счастье, начала прикладываться к бутылке. Когда её дочь закончила школу, она здорово напилась и села за руль в хлам пьяная. Доехала она до ближайшего фонарного столба. После похорон, уложив семилетнюю сводную сестрёнку, Маринкина дочь подошла к отчиму.
Она лишь пообедала и переоделась, да перебросила кое-что из вещей в стирку, взяв из шкафа новые, снова собравшись в дорогу.
- Опять?! Ты же только что прилетела!
- Вот и улечу снова, чтобы меня ещё раз так встретили!
- Тебя всегда ждут в этом доме.
- Я впервые вижу этот дом. И честно – он мне не нравится. Я прилетела из Томска, но у меня ещё две встречи в Питере, так что я слетаю туда, и только потом займусь обустройством на новом месте. Впрочем, в этом я больше доверяю тебе, чем себе и сестрёнке, – сказала она, застёгивая сумку, – подай трость, Радха.
- О, вот видишь! Даже твои ноги говорят тебе остаться дома и отдохнуть! Я могу встретиться с людьми из Питера!
- Подай трость. В Питер ты не поедешь. Даже тут полно скинхедов, а там и подавно! К тому же им нужна только моя подпись. Дай трость. Мои ноги со всем справятся, как и я. Позаботься о Бажене и бабушке. Дима поел? Нам пора в аэропорт.
- Я здесь. Одна сумка?
- Ещё ноутбук, но его я понесу сама. Едем, Дим, а то застрянем.
Водитель молча подхватил сумку и пошёл к выходу. Она пошла следом, опираясь на элегантную серую трость с белой ручкой. Радха только головой покачала, расстроенно вздохнув. Она знала, что отпускать нельзя, а задержать нечем. Её подруга снова улетает, вслед за перелётными птицами стремясь в новые города и страны – туда, где она могла бы найти тепло и покой. Но она нигде не могла их найти и нигде не могла пока свить своё гнездо, как и она, Радха…
Олег прилетел после обеда и знал, что ещё задержится в аэропорту, чтобы получить особый багаж – подарок для тётки.
В ожидании багажа он решил перекусить в кафе и решительным шагом начал пересекать просторный холл аэропорта. Навстречу ему вдруг хлынул поток людей с внутренних авиалиний.
Пассажиры с берлинского и с внутреннего рейсов разительно отличались друг от друга – одеждой, сумками, манерами.
Он посторонился, пропуская семью с ребятишками, но налетел на кого-то, кто обходил его сзади. Олег обернулся на возмущённый возглас и тихое чертыханье «Какого дьявола?!».
Дамочка выбивалась из общего потока. Тонкий дорогой серебристо-серый брючный костюм с белоснежной блузкой, неброское белое золото, дорогие часы, элитной породы кожаная сумка на колёсиках и ноутбук в таком же футляре сразу показали Олегу, что перед ним человек одной с ним крови, соплеменница из клана бизнесменов. Так что он проглотил своё обычное «Что за чёрт?!» и вежливо извинился, тем более, это он на неё налетел.
- Ничего страшного, – бркнула она, так же моментально оценив его костюмчик.
Ей уже подал руку невесть откуда нарисовавшийся молодой парень.
- Спасибо, Дима. Я в порядке, – раздражённо сказала она.
- Ага. Держите лучше, – он протянул ей снова руку и протянул трость.
Олег смотрел во все глаза.
Молодая женщина, его ровесница или чуть моложе, кто их баб за штукатуркой разберёт, тяжело оперлась на элегантную дорогую трость и подхватила ноутбук, прижав его к себе как драгоценность.
Олег усмехнулся. Он также прижимал к себе свой ноутбук и знал, что в таком вот железно-пластиковом ящике могло быть информации на несколько миллиардов.
Она выпрямилась и обернулась.
- Спасибо, Дима. Можешь идти. Дальше я сама. Успеешь заправить машину.
- Ага. Когда это я вас на полпути бросал? Нет уж. До регистрации и посадки. Идёмте.
И он подхватил её сумку.
Она пожала плечами, закатив глаза и вздохнув.
От того, как она это сделала, у Олега вдруг взбрыкнуло сердце, забившись словно в другую сторону. У него даже рот приоткрылся, когда он увидел, как приоткрылись её губы и приподнялась грудь, и как взлетели и опустились густые тёмные ресницы над глазами.
Глаза у неё были фантастические – сине-зелёные, с мелкими тёмными трещинками, как бирюза или море перед грозой. Но она и не глянула в его сторону, проводив взглядом водителя. Она пошла за ним, опираясь на трость, и Олег проводил её взглядом, – хромота не добавляла ей кокетства и изящества, а была какой-то по-настоящему болезненной и тяжёлой.
«На горных лыжах хлопнулась?»
Он проводил её глазами, оценив сзади роскошные прямые светлые волосы, чуть прикрывавшие лопатки, талию в зауженном пиджачке и стройную фигурку.
«Блондинка! Есть бизнес-леди, а есть стерляди для бизнесменов. Вряд ли под этими локонами есть мозг. Какие лыжи – с каблуков слетела с какого-нибудь подиума! Курица!»
И Олег пошёл было туда, куда собирался – в кафе, но вдруг передумал.
«Нажрусь всякой дряни. А Вера поди стол накрыла. Потерплю до дома!»
Бажена и Радха убирали со стола.
- Она даже не подождала меня! – возмущённо воскликнула Бажена, пристукнув ножкой по полу, – даже не подождала!
- У неё же рейс на самолёт. Как бы она подождала?! – возразила Радха.
- Да ладно! У неё всегда рейс! И всегда самолёт! Она самолёты любит больше родного дома! – горько сказала Бажена, откинув назад такие же как у сестры светлые густые волосы, только длиннее, и гневно сверкнув глазами – такими же, только более синими и больше похожими на бирюзу с тёмными прожилками, чем на море перед грозой, как у сестры.
В доме ничего не изменилось. Вера окружила его заботой и комфортом, Лёшка улыбнулся так, как улыбался только им с тёткой. Всё стояло на своих местах, всё дышало покоем и уютом, всё было привычным и родным. Но он вдруг остро почувствовал хрупкость этого устоявшегося мира. Он уже знал, что на его семью вновь, как несколько лет назад, надвигается тайфун, страшная экономическая волна под названием «кризис».
Олег передёрнул плечами. Что это ещё за поэтические сравнения?! Обычный перелом в развитии экономической ситуации в этой непредсказуемой стране и в этом огромном мегаполисе. И он точно не юноша бледный со взором горящим, чтобы поэтизировать обычную рабочую ситуацию. Он много лет учился и работал именно для того, чтобы подобные встряски проходили для его дела и для его семьи незаметно. И сейчас он справится со всем – как всегда. Он сел с газетой в кресло у окна в гостиной, не догадываясь о размерах настигнувшего страну экономического бедствия и ещё не зная, что как всегда уже не получится…
Она вымоталась за двое суток как за два месяца, но вопрос решила в свою пользу. Пусть она не бог весть какой финансист и бизнесвумен, но она читает людей как открытые книги и точно знает, на что давить и за что дёргать, чтобы получить от них желаемое. И на неё всё-таки работает отличная команда профессионалов, которую она собирала по крупицам много лет, так что она сейчас просто сняла пенку с той каши, которую они вместе заварили три месяца назад. Она знала, что её люди всё подготовили, и ей нужно только держатся до последнего на своих позициях, не уступая и не соглашаясь ни на какие компромиссы и условия. И она и стояла намертво, как наши под Брестом, – не уступая и не сдаваясь – до последнего аргумента, как до последнего патрона.
Сейчас она везла папку с документами, в которых лежала новая часть её бизнеса, равная той, что у неё была до этого. И эту часть она записала на своё имя. Впервые со дня смерти отчима она записала часть нового имущества, часть бизнеса, на себя. Она не гналась за состоянием, но уже сейчас предчувствовала кризис и решила обезопасить себя и сестру, разделив капитал и управление им пополам.
Старую часть дела, оставленного ей отчимом, традиционное и доходное, которое она вела и расширяла много лет, она оставила сестре. Производство светильников, лампочек всех видов и типов, электроприборов бытовых и специализированных, а также электросчётчиков и множества сопутствующих товаров отходило к Бажене. Новая часть бизнеса – производство всех видов бытовой сантехники, водосчётчиков и запчастей, специализированного оборудования, водонагревателей и насосов, становилось отныне её собственным новым делом. И управлять двумя частями нового огромного бизнеса по-прежнему придётся ей, потому что Бажена всё ещё оставалась капризным очаровательным семнадцатилетним ребёнком. Она даже с профессией ещё не определилась, а она даже подсказать ей не могла, так как она сама ещё не видела в сестре никаких задатков к какой-либо профессиональной сфере. Оставалось надеяться на последний год в лицее – может хоть к весне что-то прояснится.
Она не хотела вмешиваться в выбор сестры. Сама она выбрала институт управления в Гарварде, чтобы остаться в семье отчима, а впоследствии войти в круг управляющей элиты страны, а в результате он ушёл так неожиданно, оставив ей кучу незавершённых дел и проблем, что ей пришлось работать как проклятой, чтобы сохранить его бизнес и состояние, хотя это было совсем не то, к чему её готовили и о чём она с ним договаривалась.
Именно тогда она выписала к себе бабушку, рассудив, что лучше неё никто не сможет вести её дом и заботиться о её сестре. И огромную поддержку ей оказала тогда Радха, которую она привезла с собой из Америки, и которая оправдала значение своего имени – «успешная», став одновременно словно её правой рукой и её талисманом удачи.
Теперь ей пора окончательно оставить все свои детские мечты, оставить все свои девчачьи надежды и амбиции и заняться настоящим делом, чтобы обеспечить бабушке и сестре тот уровень жизни, к которому они привыкли, и даже лучше. Ей пора стать наконец настоящей бизнес-леди, не тяня этот бизнес как тяжкую лямку, но, включившись в активную работу по сохранению и преумножению семейного состояния, стать хозяйкой. Ей пора родиться заново, возродив бизнес отчима, вот только новых и свежих идей у неё пока не было...
Идей не было не только у неё, но и у всей её команды.
На совещании, которое она провела после возвращения, поблагодарив свою команду и многих щедро наградив, она отчётливо поняла, что в эйфории от победы её люди не способны выдавать новых идей. Но и на следующий день она не услышала от них что-либо вразумительное. И поняла, наверное впервые за все эти годы, что управлять бизнесом – совсем не то, что вести его, и в ведении дела ей не хватает самого главного – умения определять направление движения и определять стратегию развития. Она разбиралась в людях и процессах, даже в ценных бумагах и финансовых операциях, в перспективах и диагностике, знала всё о производстве и системе сбыта товаров производства, но так и не научилась понимать, как и на чём можно зарабатывать.
«Или научусь, или потону и всех потяну на дно! Кажется, это называется личностной мотивацией в управлении персоналом», - горько вздохнула она.
Она собрала сумку и уехала в старый дом – подумать о будущем, как она пояснила семье, велев им оставить её ненадолго в покое. И они, скрепя сердце, оставили…
Он знал о приезде кузена, и знал, что ему не отвертеться от всех положенных традиций, но всё же рискнул и сбежал в субботу в офис, вызвав туда ещё пару руководителей отделов. И там его огорошили новостью – постоянный и надёжный поставщик сантехники его строительного холдинга разорился и продал своё производство с потрохами какому-то новому хозяину. Олег бабахнул кулаком по столу. Они только недавно перевели на счёт поставщика огромную предоплату за сантехнику, которую им ещё не отгрузили!