До встречи с тобой

Глава 1

Три часа дня. Солнечный луч, упрямо пробивавшийся сквозь высокое окно кофейни «У Бенда», поймал в свою ловушку кружащуюся пылинку и частицу души Лизы. Она смотрела на эту пылинку, потому что смотреть в глаза Артему больше не могла. Его слова все еще висели в воздухе, простые и чудовищные, как пощечина.

«Мне просто надоело, Лиза. Надоело всё».

Он произнес это с легкой, извиняющейся улыбкой, будто говорил о надоевшей каше по утрам. Не о четырех годах. Не о совместной съемной квартире с ее цветами на подоконнике и его вечно пылящимся велотренажером. Не о планах, которые из «когда-нибудь» превратились в «наверное, никогда».

Она молчала. Пальцы обхватили керамическую чашку, пытаясь выжать из нее хоть каплю тепла. Внутри была странная, звенящая пустота. Она ждала боли, разрыва, падения в пропасть. Но ничего этого не случилось. Было только ощущение, будто кто-то взял и аккуратно вынул из нее важный, но давно не проверяемый орган. Не больно. Просто… пусто. И невероятно холодно.

«Ты… понимаешь?» — осторожно спросил Артем, уже отодвигая стул. Его движения были легкими, как у человека, сбросившего груз.

Лиза медленно перевела на него взгляд. Видела знакомые черты: ямочку на щеке, когда он улыбался, маленький шрам над бровью от давней потасовки. Она их любила. Теперь они казались просто чертами чужого, слегка знакомого лица.
«Да, — тихо сказала она. — Я понимаю. Тебе надоело».

Он кивнул, явно почувствовав облегчение от отсутствия истерик. Встал, положил на стол купюру — за два капучино и маффин. Щедро. На чай.
«Ключи… я оставлю под ковриком. Мои вещи… я заберу на днях. Ты… будь счастлива».

Он ушел. Не оглянулся. Дверь с мягким звонком колокольчика закрылась за ним с тихим, окончательным хлопком.

И вот тогда первая волна накрыла. Не слезы. А дикий, животный смех. Он вырвался из ее горла хриплым, неузнаваемым звуком. «Будь счастлива. Будь счастлива после этого. Какой идиот. Какой жалкий, ничтожный идиот». Она сжала губы, заглушая смех, и почувствовала, как по щекам катятся первые горячие слезы. Они падали прямо в остывший капучино, оставляя темные круги на молочной пенке.

Часть 2: Звонок

Телефон завибрировал в сумочке, настойчиво, как оса. Лиза смотрела на экран сквозь пелену слез: «СОНЬКА-СОЛНЫШКО». Иконка — их общее фото с отпуска, две загорелые рожицы в соломенных шляпах.

Взять трубку было физически невозможно. Но Соня не сдавалась. После пятого звонка пришло голосовое. Лиза машинально нажала play, поднесла телефон к уху.

«Лизонька! Ты где зависла? Не смей даже думать отменять! У меня для нас билеты не просто какие-то, а в ПЕРВОМ РЯДУ, ты понимаешь? В ПЕРВОМ! Я год копала, продала душу и почку! Влад Старков, детка, вживую! Он сегодня будет в метре от нас! Ты мне нужна в полной боевой, встречаемся у служебного входа в семь, я уже там буду! Если не придешь — я тебя найду и лично затащу! Люблю!»

Голос Сони был как удар током. Такой плотный, яркий, переполненный жизнью, что он на секунду прожег дыру в леденящей пустоте внутри Лизы. Влад Старков. Да, этот поп-идол, чьи песни лились из каждого утюга. Красивый, самоуверенный, отполированный до блеска. Объект обожания ее лучшей подруги. Лиза терпела его музыку в машине, соглашалась на концерты ради Сони, могла даже напеть пару припевов. Он был для нее частью фона — приятного, но необязательного.

Мысль о том, чтобы сейчас, с этой дырой в груди, идти в эпицентр грохота, криков и фанатичной любви, вызывала физическое отвращение. Ей хотелось залезть в их с Артемом постель (теперь только ее постель), накрыться с головой и исчезнуть.

Но другой голос, тихий и опасный, прошептал из глубины той самой пустоты: «А что ты будешь делать одна? Думать о нем? О том, как тебе «надоело»? Ты сойдешь с ума. Иди. Пусть этот рев заглушит всё. Пусть чужой восторг хоть на час заменит твое горе. Иди и сделай вид, что ты еще живая».

Она вытерла лицо бумажной салфеткой, оставив на ней черные разводы туши. Написала Соне: «Буду».

Часть 3: Маскарад

К семи она была готова. Механически нанесла макияж, скрывая следы слез. Надела то самое черное платье — простое, облегающее, с открытыми плечами. Артем говорил, что в нем она выглядит «сверхъестественно». Сегодня она надела его назло. Не ему — себе. Чтобы доказать, что еще может быть желанной, даже если это ложь.

Соня, увидев ее, пронзительно завизжала и замахала руками. Она была похожа на райскую птичку в блестках и с розовыми волосами.
«Ты выглядишь обалденно! Как королева траура, но в самом сексуальном смысле! Ничего, сейчас Влад тебя развеселит!»

Лиза пыталась улыбаться. Улыбка получалась деревянной.

Их провели через отдельный вход, впереди толпы. Ощущение было странное — будто они не зрители, а часть шоу. Первый ряд. Барьер. До края сцены — меньше метра.

Зал начал заполняться гулом, который постепенно нарастал, превращаясь в сплошной, вибрирующий гул ожидания. Лиза чувствовала, как ее собственное сердце бьется в такт этому гулу, учащенно и тревожно. Она сжала холодный барьер, пытаясь зацепиться за что-то реальное.

Часть 4: Божество со сцены

Свет погас. Тьма взорвалась ревом. И когда прожекторы ударили в центр сцены, он был уже там.

Влад Старков.

На фотографиях и в клипах он был красивым. Вживую он был явлениям. Энергия исходила от него волнами, почти физически ощутимыми. Он не просто стоял — он владел пространством. Каждый его жест, от легкого взмаха руки до наклона головы к микрофону, был выверен, заряжен магнетизмом и в то же время выглядел удивительно естественно. Его голос в живую был еще лучше — бархатный, с легкой хрипотцой на низких нотах, способный стать ледяным шепотом или пронзительным криком.

Лиза смотрела, завороженная, несмотря на себя. Это было мастерство. Искусство управления толпой. Он пел о любви, потере, страсти, и тысячи людей переживали это с ним, как собственное. Соня рядом рыдала, кричала, тянула руки.

В перерыве между песнями он начал общаться с залом. Подошел к их краю сцены. Лиза видела мельчайшие детали: капли пота на висках, прилипшую прядь волос ко лбу, интенсивный блеск его серо-голубых глаз под софитами. Он шутил, улыбался, ловил подарки.

Глава 2

Такси довезло ее до знакомого подъезда. Плата за проезд показалась Лизе непомерно высокой — как будто она платила за переправу из одного мира в другой, совершенно непохожий, хотя адрес был прежним.

Дверь в квартиру открылась с привычным щелчком. И тишина ударила по ушам. Та самая, звенящая, живая тишина, которую оставляют после себя люди. Она стояла в прихожей, не решаясь сделать шаг. Вечером, уходя на концерт, она бежала от этой пустоты. Теперь она возвращалась в нее, и в придачу принесла с собой целый рюкзак новых, острых, колючих ощущений.

Она включила свет. Все было на своих местах. Но теперь эти места кричали. Его домашние тапочки, аккуратно стоящие у тумбочки (он всегда их так ставил, педантично). Куртка на вешалке, которую он «забудет забрать на днях». Книга по программированию, брошенная на подлокотник дивана, с загнутой страницей. Даже воздух казался наполненным микроскопическими частицами его присутствия: знакомый гель для душа, запах его кожи на подушке, которую она вчера еще делила с ним.

«Надоело», — прошептала она в тишину, и слово отозвалось эхом в пустых комнатах.

Злость, которую она так ярко выплеснула в гримерке Влада, вернулась. Но теперь она была не белой и горячей, а черной, липкой, как смола. Она подошла к дивану, схватила его книгу и швырнула ее в стену. Тупой звук падения не принес облегчения. Она сорвала с вешалки его куртку, скомкала и зашвырнула в дальний угол прихожей. Потом упала на тот самый диван и зарылась лицом в подушку, но не заплакала. Слез не было. Была только тяжесть и жгучее, всепроникающее чувство стыда, смешанного с остатками запретного возбуждения.

Мысли метались, как пойманные в стеклянную банку осы. Обрывки дня накладывались на обрывки ночи.

«Ты переспала с незнакомцем. С поп-звездой, который спит со всеми подряд. Ты была для него просто дичью, необычной трофеем на одну ночь. Ты опустилась до уровня группи. Что с тобой не так?»

«Он сам подошел. Он видел во мне что-то. Не просто фанатку. Он говорил… Он сказал, что я не обыденная. Может, это был не просто секс? Может, это была… встреча двух раненых душ? (Нет, Лиза, не дури. Он – Влад Старков. У него все рассчитано)».

«Надоело. Надоело. Надоело! Как он мог? Четыре года, и все сводится к этому дешевому, унизительному слову! Я должна была разбить ему тарелку об голову! Я должна была кричать! А я просто сидела!»

Воспоминания о прикосновениях Влада прорывались сквозь строй мыслей, горячими, физически ощутимыми волнами. Грубость его рук. Вкус его губ. Сила, с которой он держал ее. Это было отвратительно… и безумно интенсивно. Это выжигало изнутри память о последних, рутинных, предсказуемых ласках Артема. Это была химическая атака на старую привязанность.

Она встала, прошлась по квартире. Заглянула на кухню – его любимая кружка. В ванную – его станок, его дезодорант. В спальню – его половина шкафа, все еще полная. Каждый предмет был капканом для памяти. Каждый уголок шептал: «Здесь был он. Здесь были вы. Теперь это все прошлое, которое «надоело»».

Она не могла дышать этим воздухом. Она чувствовала, что сходит с ума. Сидеть здесь, в ожидании, когда он «на днях» придет за своими вещами? Смотреть, как он аккуратно складывает свою жизнь в коробки, унося из этой квартиры последние следы себя? А потом остаться здесь одной, с призраками и своим диким, позорным секретом?

Нет. Так не пойдет.

В два часа ночи, сидя на краю кровати, которую они делили, Лиза приняла единственное вменяемое решение. Она должна уехать. Не навсегда (пока она так не думала). Но на время. Чтобы перестать задыхаться. Чтобы стены перестали давить. Чтобы выйти из этого музея разбитых надежд.

Она взяла ноутбук. Открыла сайты с арендой. Фильтры: студия, недорого, срочный въезд, желательно – подальше. Она механически листала варианты, почти не глядя на фото. Ей нужно было не уютное гнездышко. Ей нужна была нейтральная территория. Пустой холст.

И она нашла. Студия в 25 квадратных метров. Городок Зареченск. Четыре часа на электричке от мегаполиса. Цена – смехотворная по столичным меркам. На фото: белые стены, ламинат, пустой диван у окна, крохотная кухня-ниша. Ничего личного. Никакой истории. Идеально.

Без колебаний она отправила заявку. Ответ пришел почти мгновенно, несмотря на ночь: «Доброй ночи. Квартира свободна. Можете посмотреть завтра с утра. Ключи у меня. Алексей».

Она вздохнула с первым за сегодня ощущением легкого . План. Есть план.

Перед тем как начать собираться, она написала Соне. Коротко, без подробностей: «Сонь, я в порядке. Но мы расстались с Артемом. Сегодня днем. Мне нужно побыть одной, подальше от всего этого. Уезжаю из города на какое-то время. Не волнуйся. Я на связи. Просто… мне нужно перезагрузиться».

Ответ пришел через минуту: «О БОЖЕ, ЛИЗ!!! Почему ты ничего не сказала?! Из-за этого ты так выглядела?!! Держись, родная! Уезжай, конечно. Отдыхай. Но если что – звони в любое время! И… эм… насчет Влада?..»

Лиза набрала ответ, потом стерла. Написала: «Ничего не было. Забудь. Я скоро вернусь». И выключила телефон.

Утро было серым и безразличным. Она сложила в дорожную сумку самое необходимое: одежду, ноутбук, планшет, косметичку, пару книг. Взглянула на половинку шкафа, принадлежавшую Артему. Оставила на диване короткую записку: «Вещи твои здесь. Забирай, когда удобно. Ключи оставь соседке. Лиза».

Больше ничего. Ни упреков, ни вопросов. Пустота должна быть полной.

Поездка в электричке стала терапевтичной. Мелькающие за окном поля, леса, дачные поселки. Пространство расширялось. Давление в висках постепенно ослабевало. Она смотрела в окно, и мысли, наконец, начали упорядочиваться. Да, она совершила безумный поступок. Да, это была ошибка, если мерить обычными мерками. Но в контексте вчерашнего дня это был ее бунт. Ее способ выжить. Не самый лучший, не самый умный, но её. И теперь, уезжая, она словно стирала губкой и тот поступок, и ту боль, оставляя их там, в душном, прокуренном прошлом.

Глава 3

Первая неделя в Зареченске прошла под знаком странного онемения. Лиза жила как автомат: вставала, варила кофе на крохотной плитке, смотрела в окно на одинаковые крыши, ходила в ближайший супермаркет за простейшими продуктами. Она почти не пользовалась соцсетями, выключив все уведомления. Телефон лежал в сумке, как неразорвавшийся снаряд.

Она пыталась работать удаленно — ее навыки графического дизайнера позволяли это. Но пальцы не слушались, мысли расползались. Вместо макетов на экране возникало то лицо Артема в кофейне, то насмешливый взгляд Влада из-под полуопущенных век. Она закрывала ноутбук и шла гулять. Городок был маленьким, за три дня она обошла его весь: тихий парк с покосившейся каруселью, набережную речки с мутноватой водой, центральную площадь с памятником Ленину и единственным модным кафе «У Павла».

Именно там, на четвертый день, за чашкой слишком крепкого капучино, она впервые почувствовала не боль или стыд, а скуку. Острую, тоскливую скуку. Шум мегаполиса, его бешеный ритм, даже постоянный фон тревоги — все это было формой жизни. А здесь была пустота. Целебная, но пугающая своей бесконечностью. В ней негде было спрятаться от самой себя.

Однажды, возвращаясь из магазина с пакетом продуктов, она встретила в подъезде Алексея. Он что-то чинил на щитке.
«О, здравствуйте. Осваиваетесь?» — спросил он, отложив отвертку.
«Пытаюсь, — слабо улыбнулась Лиза. — Здесь очень… тихо».
«Да, — он кивнул. — Сначала это сводит с ума. Потом привыкаешь. А потом начинаешь слышать, как растет трава. В хорошем смысле».
«А вы давно здесь?» — спросила она, сама не зная зачем.
«Родился и вырос. Уезжал в столицу учиться, лет на пять. Вернулся. Здесь… понятнее». Он помолчал, вытирая руки тряпкой. «Кстати, если скучно, в субботу в «У Павла» живая музыка. Местная группа играет. Ничего особенного, но душевно».

Она поблагодарила и поднялась к себе. Мысль о «живой музыке» вызвала внезапный спазм в желудке. Музыка теперь ассоциировалась только с одним — с оглушительным ревом зала и последующим шепотом в гримерке.

Вечером пятого дня телефон, наконец, вытащенный из сумки для подзарядки, завибрировал. Не Соня. Не Марк. «Артем». Сердце на секунду остановился, потом забилось с такой силой, что стало трудно дышать.

Она не брала трубку. Звонок оборвался. Через минуту пришло сообщение: «Лиза. Я забрал вещи. Ключи отдал тете Люде, как ты просила. Я… Я не знаю, что сказать. Наверное, извиниться. Все было глупо. Может, когда-нибудь поговорим? Надеюсь, у тебя все хорошо».

Она читала эти строки, и снова подступила та самая черная, липкая злость. «Надеюсь, у тебя все хорошо». После «надоело». Это была верхняя точка лицемерия. Она чувствовала, как в глазах темнеет. Ее пальцы сами набрали ответ: «Разговаривать нам не о чем. У меня все прекрасно. Удачи».

Она отправила сообщение и тут же пожалела. Оно звучало как рычание загнанного зверя, а не как уверенная отповедь. Но сделанного не воротишь. Она бросила телефон на диван, как обжегшись. А потом вдруг села и засмеялась. Горько, истерично. Вот она, ее новая жизнь. Пустая квартира, скучный городок, смс-перепалка с бывшим и невыносимая тяжесть одного-единственного воспоминания, которое было ярче всего, что происходило с ней сейчас.

Это воспоминание имело имя. Влад. И номер его телефона, сохраненный под грифом «Не отвечать», ждал в памяти устройства.

Ночь была самой тяжелой. Скука сменилась одиночеством таким острым, что хотелось выть. Она включила телевизор, листая каналы. И на одном из музыкальных каналов шел концерт. Не его. Но атмосфера была той же: толпа, софиты, обожание. Она выключила. Тишина снова навалилась.

Она взяла телефон. Палец сам потянулся к галерее. Старые фото с Артемом. Улыбки, поездки, глупые селфи. Она быстро пролистала их, чувствуя, как сердце сжимается не от боли, а от пустоты. Эти люди на фото казались незнакомцами.

Потом ее палец завис над контактом «Марк (продюсер)». А ниже – тот самый, несохраненный, но выученный наизусть номер.

«Он будет рад, если ты свяжешься».

Что она могла ему сказать? «Привет, помнишь ту, с которой переспал из жалости и любопытства? Я теперь живу в дыре и скучаю». Нет, это исключено.

Но другая часть, та самая, что толкнула ее к нему тогда, в гримерке, шептала: «А что, если это было не только это? Что, если он и правда помнит? Что, если ему тоже… интересно? Он же мог забыть. А он передал номер. Через продюсера. Это формально. Но он передал».

Ей отчаянно захотелось доказательства. Доказательства того, что та ночь была не просто позорной ошибкой. Что в ней было что-то… значимое. Хотя бы для нее самой.

Она не стала звонить. Она открыла Instagram, который не открывала неделю. Первым же постом в ленте, который услужливо подсунул ей алгоритм, был его пост. Влад. Фотография со студии звукозаписи. Он в наушниках, полуобернувшись к камере, взгляд усталый, но сосредоточенный. Подпись: «Рождается что-то новое. Тихое. Не такое, как раньше. #впроцессе #студия #музыка».

И сотни, тысячи комментариев: «Обожаю тебя!», «Ждем с нетерпением!», «Король!».

Она смотрела на фото. На его профиль. На губы, которые целовала. На руки, которые помнили каждую клеточку ее кожи. И странное, почти мистическое чувство обладания охватило ее. Все эти фанатки пишут ему комплименты, но они не знают. Не знают, каков он на вкус. Не знают силу его рук. Не знают, как он стонет в момент наивысшего наслаждения. Она знала. Она обладала этим знанием, этим опытом. Она была в той узкой, тайной категории людей, которые видели его не идолом, а человеком.

Это было порочно. Унизительно. Но чертовски соблазнительно.

Она вышла из аккаунта, чтобы не сорваться и не поставить лайк. Но зерно было брошено. Мысль о нем перестала быть просто болезненным воспоминанием. Она стала навязчивой идеей, запретным плодом, маяком в море серой тоски.

На следующее утро ее «нейтральную территорию» нарушили. В дверь постучали. Лиза, думая, что это Алексей по вопросу счетчиков, открыла.

Глава 4

Недели в Зареченске сложились в странный, но устойчивый ритм, который Лиза начала воспринимать как новую норму. Удаленная работа понемногу наладилась — мозг, очищенный от немедленного шума мегаполиса, начал выдавать идеи. Простые, минималистичные макеты для сайтов местных компаний, которые она брала за копейки, но которые приносили неожиданное удовлетворение. Здесь ценили не скорость, а понятность.

По выходным приезжала Соня, нагруженная столичными гостинцами, сплетнями и неистребимой энергией. Их вечера теперь проходили не в клубах, а на кухне в студии, за разговорами и просмотром старых фильмов. Соня перестала спрашивать про Влада, видя, как Лиза замыкается при любом намеке. Она просто была рядом, и это было самым важным.

В будни появился Алексей. Не как назойливый поклонник, а как надежный, спокойный сосед-друг. Он помог повесить полку, починить подтекающий кран, принес старую, но исправную кофемашину, сказав: «Без нормального кофе тут с ума сойти можно». Он был тем редким типом мужчины, который умел слушать, не перебивая и не давая непрошеных советов. С ним было легко. Он стал для Лизы чем-то вроде тихой гавани в человеческом облике — предсказуемым, безопасным, теплым.

С сообщениями от Артема она разобралась радикально. Он написал еще пару раз: извинялся, спрашивал, как она. Она ответила одно и то же, сухо и вежливо: «Спасибо, у меня все хорошо. Желаю тебе того же». А потом взяла и удалила всю переписку. Не блокировала номер — это казалось слишком драматичным жестом. Она просто стерла его из своей цифровой реальности, как стерла из жизни. Процесс был болезненным, как отрывание пластыря, но после него стало легче дышать. Он окончательно превратился в прошлое.

Сообщения Влада были другим видом призрака. Они висели в ее Instagram непрочитанными. Значок «1» на иконке приложения сначала сводил с ума, потом стал привычной деталью ландшафта, как родинка, на которую перестаешь обращать внимание. Она не удаляла директ, не блокировала его. Это было бы признанием его власти, страха. Она просто игнорировала. Делала вид, что этого не существует. Это была ее форма контроля в ситуации, где контроль был утрачен. Она строили стену молчания, кирпичик за кирпичиком.

Но стена была прозрачной. Иногда, поздно вечером, она ловила себя на том, что листает его публичный аккаунт. Не его закрытый профиль, а официальный. Смотрела на новые фото со студии, с тренировок, светские снимки. Он улыбался с экрана тем же уверенным, слегка надменным взглядом. Мир вокруг него кипел, а она сидела в тишине своей студии, наблюдая за этим кипением через стекло монитора. Это было унизительно и порочно притягательно.

Одним из таких тихих вечеров, в середине недели, раздался стук в дверь. Это был Алексей. В руках у него была картонная коробка из местной кондитерской.
«Навещал тетю, она напекла. С собой не унести. Решил поделиться с самым одиноким дизайнером Зареченска», — сказал он с улыбкой.

Они сели на кухне. Пили чай с еще теплыми, пахнущими ванилью и корицей, пирожными. Разговор тек сам собой — о странных заказах, которые он получал как риелтор, о смешных случаях из ее практики, о том, как меняется город. Он рассказывал о своем отъезде в столицу и возвращении.

«Там я был винтиком. Быстрым, эффективным, но винтиком. Здесь я — Алексей. Человек, которого знают в лицо, которому доверяют ключи от дома», — сказал он, и в его словах не было ни капли сожаления, только спокойное принятие.

Его уравновешенность была заразительной. Под его неторопливые расспросы, заданные с искренним участием, Лиза начала говорить. Не обо всем, конечно. Не про Влада. Но про Артема. Про четыре года, которые рухнули в одно слово. Про чувство, что ты стал скучным, ненужным, вышедшим из моды предметом.

«Знаешь, — сказал Алексей, внимательно глядя на нее, — мне кажется, это не ты была «надоевшей». Это он перестал расти. И перестал видеть рост в тебе. Когда человек останавливается, все вокруг него кажется ему застывшим и скучным. Но это его проблема, а не твоя».

Это было просто. Но сказанное здесь, в этой кухне, человеком, который видел в ней не сломанную игрушку, а просто Лизу, прозвучало как откровение. Она вдруг отчетливо поняла: Артем действительно остановился. Его мир сузился до работы, дивана и ожидания, что она будет неизменным элементом этого уютного болотца. А она хотела большего. Даже если сама до конца не осознавала чего.

Ей стало легче. Как будто тяжелый, мокрый камень, который она тащила в груди, наконец, вынули. Она улыбнулась Алексею — первой по-настоящему легкой улыбкой за последний месяц.
«Спасибо. Ты, наверное, лучший бесплатный психолог в радиусе ста километров».

Он засмеялся. «Да ладно. Просто у меня тут монополия на общение с приезжими затворниками».

И вот, в этот самый момент безмятежности и тепла, тело предало ее. Сначала это было просто легкое подташнивание, которое она списала на сладкий крем пирожного. Потом волна тошноты накатила снова, сильнее, заставив сглотнуть ком в горле. В ушах зазвенело. Перед глазами поплыли темные пятна.

«Не сейчас. Только не сейчас», — панически подумала она.

Мысль, которую она яростно гнала от себя последние пару недель, ворвалась в сознание со всей неумолимостью факта. Задержка. Небольшая, всего несколько дней. Она убеждала себя, что это стресс, смена обстановки, сбой цикла. Но сейчас, вместе с этой физической волной дурноты, пришло леденящее знание.

«С Владом… тогда… мы ничего не использовали. В том пьянящем хаосе не было места мыслям о предосторожности. Оба были в аффекте. Он — от неожиданности и азарта, она — от ярости и отчаяния. Это была вспышка, а не взвешенное решение. И последствия вспышек всегда непредсказуемы».

«Лиза? Ты как? Побледнела вся», — встревоженный голос Алексея вывел ее из ступора.

Она вскочила, едва не опрокинув чашку.
«Все… все нормально. Просто… переработала сегодня. И плохо спала. Голова кружится. Прости, мне нужно… прилечь».

Глава 5

Жизнь Влада.

Первые дни после той ночи Влад почти не вспоминал о ней. Было приятное послевкусие от неожиданно дикой и отчаянной девушки, хороший выброс адреналина. Он отметил про себя, что угадал — за ее тишиной скрывался настоящий шторм. Красиво. Как удачный кадр. Он передал номер через Марка, выполнив некий ритуал вежливости, и выбросил историю из головы. Ожидал, что через пару дней получит смущенное сообщение или дерзкий ответ. Ничего.

Через неделю отсутствие реакции начало слегка раздражать. Он листал сообщения от моделей, актрис, поклонниц — все было предсказуемо. А та, с глазами «осколками ночного неба», просто испарилась. Это было… не по сценарию. Неуважительно по отношению к его вниманию. Он поймал себя на мысли, что в сотый раз перечитывает их короткий, ничего не значащий диалог в гримерке. «Надоело»… Глупое слово. Но в ее устах оно звучало как приговор не ему, а всему миру.

Раздражение переросло в любопытство. Он пригласил Марка выпить.
«Ты нашел что-то про ту девушку? Лизу?»
Марк, опытный и циничный, усмехнулся.
«Забыть не можешь? Обычная история, Влад. Рассталась с парнем, была на взводе, ты попал под горячую руку. Или под горячее… ну, ты понял. Отдышится и либо напишет, либо навсегда застрянет в своем чувстве исключительности от одной ночи с тобой».
«Мне кажется, она не из таких, — отрезал Влад, вертя бокал. — Мне нужно знать. Найди».

Марк, вздохнув, кивнул. Для него это была рутина. Через два дня информация легла на стол: имя, фамилия, возраст, бывший парень, место работы (фриланс), адрес в столице. И свежий след: выездная регистрация в Зареченске. Сняла студию.

«Зареченск? — Влад рассмеялся, но в смехе не было веселья. — Серьезно? Она сбежала в какую-то глушь. Интересная реакция».
«Бегство, — констатировал Марк. — Классика. Стыд, раскаяние, желание спрятаться».
«Или тактический ход, — возразил Влад. Его взгляд стал сосредоточенным, как у игрока, разглядывающего неочевидный ход противника. — Чтобы выделиться. Чтобы я заинтересовался еще больше. Чтобы не быть «как все»».

Марк пожал плечами. Он видел, как работает мозг его подопечного: Влад не мог принять, что его просто проигнорировали. Ему нужна была сложная мотивация, игра. Иначе это било по его эго.

Решение отправить сообщение было импульсивным. Он редко писал сам первым. Но эта ситуация выбивалась из рамок. Он создал закрытый аккаунт, который использовал для немногих избранных, и отправил два сообщения. Короткие, дразнящие, с легким оттенком снисхождения. «Прячешься?»

Ответа не было. Дни шли. Он следил за ее публичным аккаунтом — никакой активности. Полная цифровая тишина. Это было уже не раздражение. Это был вызов. Настоящий, не придуманный. Она не играла в игры. Она действительно вычеркнула его. И этот факт жгло его самолюбие сильнее любой критики.

Мысли Влада в студии, во время записи:
«Она посмела. Взяла то, что хотела (меня), и выбросила, как использованную салфетку. Как будто это Я был ее развлечением на одну ночь. Она перевернула все с ног на голову. Кто она такая, чтобы так поступать? Никто. Никто. Но… в этом «никто» есть какая-то сталь. Та, которой нет у всех этих «кого-то», что окружают меня».

Он ловил себя на том, что сравнивает с ней других женщин. Они были красивее, умелее, известнее. Но они были… предсказуемы. Они входили в его орбиту по заранее известным законам. Лиза же вышла на эту орбиту, ударила его метеоритом по лицу и улетела в неизвестном направлении. Она была непредсказуемой. А в его выверенном, расписанном по минутам мире непредсказуемость была самой редкой и желанной валютой.

Он начал узнавать о Зареченске. Скучный городишко. Ничего примечательного. Что она там может делать? Сидеть у окна? Скучать? Работать? С кем общаться? Мысль о том, что у нее там могла появиться какая-то своя, простая, тихая жизнь — без него — бесила его. Ему мерещилось, что он подарил ей самый интенсивный опыт в жизни, а она променяла его на провинциальное болото.

Марк, видя его состояние, осторожно заметил:
«Влад, может, хватит? Одна из тысячи. Забудь. У тебя тур через месяц, нужен фокус».
«Ты не понимаешь, — отрезал Влад, глядя в окно студии на ночной город. — Она не «одна из». Она — та, которая сказала «нет». Вернее, даже не сказала. Просто повернулась и ушла. Мне нужно… понять. Почему».

Но это была ложь. Ему нужно было не понять. Ему нужно было вернуть контроль. Вернуть ощущение, что он — тот, кто решает, когда начинается и заканчивается история. Ее молчание лишало его этой власти. И это было невыносимо.

Прошло несколько недель. Сообщения висели в воздухе. Он больше не писал. Но он и не отступал. Он изменил тактику. Если она игнорирует прямое вторжение, нужно действовать тоньше. Он дал задание Марку: найти аккаунты ее подруги (Сони было легко вычислить) и следить за ними. Он знал, что Соня приезжает к ней. Он видел их совместные фото в каком-то убогом кафе с живой музыкой. Лиза на них улыбалась. Светской, неестественной улыбкой, но все же. Ей было… нормально. Без него.

В этот момент к холодному интересу и уязвленному эго добавилась первая искра чего-то, отдаленно напоминающего ревность. Не к мужчине — к этой жизни. К ее способности существовать отдельно. Он был центром вселенной для миллионов, а для одной-единственной девушки стал досадным эпизодом.

И вот, в один из таких вечеров, просматривая сторис ее подруги (Соня выложала видос с пирожными и подписью «Вечер с лучшими людьми в Зареченске!»), он заметил на заднем плане, на краю стола, мужскую руку. Небрежно лежащую. Не его.

Ледяное спокойствие охватило Влада. Так вот как. Она не просто прячется. Она строит какую-то новую жизнь. Находит утешение. Возможно, даже внимание другого мужчины. Какого-то провинциального простака, который приносит ей пирожные.

Его пальцы сами сжались. Игра в прятки зашла слишком далеко. Он больше не был просто заинтересованным наблюдателем. Он стал тем, кого исключили. А Влад Старков не терпел исключений.