Аннотация:
Если бы я знал, во что выльется моя шутка, когда я притворился женихом Петуховой, ни за что в жизни не вышел из кабинета. А еще лучше – уволил бы ее сразу, как пришел на должность директора ЗАГСа! Все из-за нее: и то, что меня считает женатым весь город, и то, что мы застряли с ней в этой пустыне посреди Африки!
В тексте есть: властный герой, приключения, от неприязни до любви.
"До встречи в ЗАГСе"
Катя
Стою возле дверей и каждый раз вздрагиваю, как вижу подъезжающий свадебный кортеж. Но уже третий раз трубят клаксоны машин, а это все еще не за мной. То есть, все еще не Олежек. Вот и сейчас едут, сигналят, орут что-то из машин, но точно знаю – это не моя свадьба. Пока еще не за мной.
В третий раз смотрю на часы на руке и удивляюсь безалаберности своего лучшего друга: снова опаздывает! А ведь вчера он мне сам написал сообщение: «До встречи в ЗАГСе в девять тридцать».
По этому случаю вчера я сделала все от меня зависящее: позвонила сменщице, договорилась, что на работу в отдел записи брачующихся не выйду, по той самой причине, что сама выхожу замуж. Маринка визжала в трубку и радостно желала удачи, а я все это время ее консультировала, какие пары немного сместить по времени, чтобы влезть в это самое окно в девять тридцать. То есть, создала все условия для того, чтобы пролезть без очереди.
Сегодня же время бежит неумолимо быстро, стрелки часов несутся со скоростью бешенной лошади на скачках, которой жокей наподдал хлыстом под зад.
Однако времени на то, чтобы привести себя в порядок, у меня все равно остается. Достаю из маленькой сумочки небольшое зеркальце и проверяю свой идеальный макияж. Все в порядке, я выгляжу просто превосходно, не зря ведь за бешенные деньги вызвонила лучшего визажиста города, чтобы она сделала из меня фарфоровую куколку, место которой на витрине самого дорогого магазина. И платье – просто восторг!
Верх – красивый, расшитый кристаллами Сваровски бюстик, он блестит, если на него попадают солнечные лучи или прицельное освещение, - я проверила в салоне, который специально для меня открыли в десять вечера. Корсет утягивает и без того тонкую талию, приподнимает грудь, от чего она становится просто невероятно воздушной и манящей, а низ платья распускается садовым ухоженным цветком. Белый цвет мне идет невообразимо, я всегда это знала и сегодня получаю тому подтверждение – уже услышала сто тысяч комплиментов, пока стою у входа в ЗАГС.
У платья есть секрет, и я его планирую раскрыть своему лучшему другу, который наконец решился сделать нашу старую договорённость реальностью, пригласив в ЗАГС. Я покажу ему настоящий танец новобрачной. И это будут не какие-то там лёгкие танцы в привычном понимании этого слова. Сняв нижнюю юбку, сделав платье откровенным мини, я покажу ему фейерверк эмоций, который он запомнит на всю свою жизнь. На самом деле, если бы я продемонстрировала ему этот танец чуть раньше, то и приглашения во дворец торжеств не ждала бы так долго, - он бы мне возбужденно продышал его в ухо сразу, стерев нашу границу многолетней френдзоны.
Работа во дворце торжеств, в отделе записей актов гражданского состояния накладывает своеобразный отпечаток: я знаю где, как и за что в кратчайшие сроки достать все, что нужно для свадьбы. И вчера, как паук, воспользовалась всеми возможностями, которые мне дала моя паутина.
Хмыкаю и расправляю кружево юбки. Платье просто потрясное! Олежек, как увидит, сразу решит, что правильно сделал, что написал мне вчера это сообщение. Я просто куколка.
И вдруг за спиной я слышу гром среди ясного неба. Вернее, голос, который вызывает во мне неконтролируемый приступ гнева:
- Катерина, вы ли это?
- Черт, - ругнулась, по-моему, слишком громко, и Борис-мать его – Эдуардович меня сто процентов услышал.
Ненавижу этого человека всеми фибрами своей души, и как только слышу его голос, по открытым рукам и плечам сразу же бегут мурашки –так неприятна его персона.
Так и есть, он явно услышал всю мою «радость» в голосе, и, посмеиваясь, переспрашивает:
- Что? Что происходит, Катерина?
В этом он весь: вальяжен и обманчиво –мягок, словно кот, расхаживает перед мышеловкой, но точно знает, когда нужно опустить лапу, чтобы защелка закрылась. Вот и сейчас, увидел меня из окна своего кабинета, позвонил вниз, в окно записи брачующихся, узнал, что Маринка работает сегодня вместо меня и спустился вниз, чтобы лично поймать на прогуле.
А все из –за того, что я не могу ему простить ухода моей любимой руководительницы и порчу ему первые рабочие будни своими подзуживаниями женского коллектива. Потому что считаю: из-за таких, как он – высокомерных, эгоистичных яппи, честные женщины и лишаются работы.
Поворачиваюсь к своему начальнику и делаю очень невинное выражение лица. Вкупе со свадебным платьем оно должно произвести на него такое же впечатление, как разрешение есть сладкое для диабетика. По крайней мере, я на это очень надеюсь.
- Доброе утро, Борис Эдуардович, а я тут это…замуж собралась.
- Вижу, вижу, - он смеется, и оглядывает меня с ног до головы. Предсказуемо ныряет глазами в вырез платья и с трудом возвращается к моим глазам. Вижу, что его взгляд заволокло такой незаметной дымкой, и от этого злюсь еще больше – чувствую себя как муха на липучке.
И вот тут, как только мой новенький босс открывает рот, чтобы сделать замечание по поводу того, что я подменила смену работы без его ведома, подъезжает белый лимузин и из машины выходит Олежек.
Я тут же забываю про своего начальника и изо всех сил машу другу рукой:
Катя
Глотаю колючий комок в горле и скрипуче поддакиваю:
- Да, Олег, представляешь, как хорошо получается, у нас с тобой свадьбы в один день!
Олег ведет себя как всегда доброжелательно и радостно разводит руки, чтобы меня обнять:
- Катюнь, я так за тебя рад! – он делает шаг вперед, но его пигалица тут же тянет за рукав обратно, возвращая на место, и мой лучший друг, друг детства, юности и зрелости в одном флаконе смущенно возвращается назад, чтобы перешагнуть с ноги на ногу возле невесты-собственницы.
Мое сердце обливается ужасающе горючими слезами. Не кровь – нет! Лава обжигает солнечное сплетение. Плечи поникают и спина принимает форму вопросительного знака, сгибаясь под тяжестью увиденного. От этого дорогое и красивое платье, конечно, не смотрится лучше. Но, честно признаюсь, мой фальшивый наряд ненастоящей невесты в любом случае проигрывает девчонке, накрашенной, как из сказки «Морозко»: ярко и чересчур. Потому что она-то его надела сегодня по праву, а я – нет.
Моя первая любовь, человек, с которым мы договорились пожениться, если не окольцуемся до двадцати пяти лет, улыбается, поглядывая на нее. И от этого становится еще больнее.
Ловлю каждый полувздох в ее сторону и вижу, что у них все взаимно: она смотрит на него таким же сияющим, долгим, теплым взглядом! Вдруг его глаза вспыхивают, и я точно знаю, о чем он подумал. Конечно же, о первой брачной ночи.
Я дергаюсь, как от удара, и мне кажется, что вокруг нас закончился воздух. Совершенно нечем дышать! Перед глазами все плывет, и я понимаю, почему: слезы одна за другой постепенно катятся по щекам.
Борис – молодец-Эдуардович каким-то чудом понимает мое настроение и я даже начинаю сомневаться в том, что он не киборг, а имеет нормальное, человеческое сердце, склонное к эмоциям. Они обнимает меня, прилюдно, перед всем ЗАГСом, и целует в висок. Его приятный морской парфюм действует как успокоительное, несмотря на то, что я дрожу как студент перед экзаменом по ядерной физике. Я удерживаю себя от того, чтобы не вытереть потекшую влагу из носа о его пиджак, темно-синий, классический, и бесконечно дорогой.
- Мой котенок переволновалась, такое бывает. Это все приготовления, чтобы быть сегодня такой невероятно красивой, правда, Катя? – он тепло смотрит на меня, а я вижу перед собой только Олега. Он понимающе смотрит на свою мелкую кикимору в белом, а она хихикает, поддакивает, зараза.
- Юленька тоже сегодня весь день сама не своя. А ведь день еще только начался! – говорит Милованов, а эта воровка разума моего друга кидает быстрый и цепкий взгляд на моего шефа.
В ее огромных, как блюдца, голубых глазах я вижу вычисления, как на кассовом аппарате. В ее уме щелкает внешний вид моего шефа: так, костюмчик Brioni – шесть тысяч долларов, светлая сорочка Burberry – не меньше ста пятидесяти баксов, мокасины (да, наш босс тот еще модник) Baldinini примерно семьсот евро. Не будем забывать про нижнее белье и изящную, ухоженную прическу «петушком», и ровную щетину - волосок к волоску - так хорошо умеют помадить только геи из барбершопа. На запястье – дань моде миллениалов - Apple Watch.
Он выглядит так всегда – конечно, ведь он всегда на людях, должен выглядеть как с разворота журнала с рекламой дорогих часов. Но именно сегодня почему-то он больше похож на жениха, чем Милованов.
Вот только в глазах нет такой теплоты и любви…
Я снова шмыгаю носом, пряча предательские сопли, и демонстративно ловлю алчный взгляд маленькой стервы, от чего она тут же снова натягивает милую маску новобрачной.
- А где же ваши гости? – спохватываюсь и смотрю вперед. Но кроме лимузина и водителя в нем, никого из знакомых нет.
Будущие молодожены насупились, но она бойко берет инициативу разговора в свои руки:
- Все будут в ресторане, мы отмечаем небольшим кругом, чтобы оставшиеся деньги потратить на свадебное путешествие.
Я старательно отодвигаюсь от своего названного «жениха», и спрашиваю, прищурившись:
- А куда же вы собрались поехать, если не секрет?
Если она скажет, что на Мальдивы – место, куда я хотела пригласить Олежка, то в сводках криминальных новостей жители нашего города с замиранием сердца прочтут о кровавой расправе над тупой невестой.
Они переглядываются.
Борис – швейцарские часы-Эдуардович не понимает напряженности момента и смотрит на запястье, сверяя время. Мы все понимаем его тактический шаг, но я останавливаю всех рукой, подняв ее немного вверх.
- Ну, так куда вы едете? – и замираю, боясь услышать ответ.
- В Намибию! - громко говорит она и застывает с открытым ртом, ожидая услышать от нас, видимо, восторженные возгласы.
- Шштаа?? – ну сказать, что я удивлена, это, конечно, ничего не сказать.
- Это Африка, дорогая, - саркастично выделяя последнее слово, говорит мой начальник. – Ну, раз мы все выяснили, думаю, нам всем пора идти в зал. Кое-кто специально подсуетился, выбивая время для бракосочетания, поэтому не гоже его терять.
Я морщусь и стараюсь не смотреть в его сторону. Даже не знаю, что мне будет за такую дерзость, когда в обход начальника подбивается время, но, если быть откровенной, как на допросе у мамы, сегодня мне уже все равно.
Точно знаю, что буду делать через полчаса после того, как Миловановы уедут. Выслушаю все замечания своего руководителя, молча выйду за ворота ЗАГСа, поймаю попутку и поеду в бар, для того, чтобы напиться от души, так, что, возможно, потеряю свое человеческое лицо. Именно так, думаю, и провожают свои лучшие годы и лучшие возможности все неудачницы мира. А я точно сегодня причислена богиней фортуны к самым заплесневелым неудачницам. Думаю, бармену придется знатно потеть, напрягаясь для того, чтобы услышать мои причитания о потерянном женихе – лучшем друге.
Борис.
В кармане пиджака вибрирует айфон и я вытаскиваю его быстро и отточенным движением скроллю экран. Звонит мэр.
- Борис! Вот это новости! Отменные новости! Поздравляю с бракосочетанием! Зря ты мне не сказал, я бы точно пришел на твою свадьбу.
- А откуда вы..? – пытаюсь отдышаться от ужаса.
- Так у нас же в ЗАГСе стоят виртуальные камеры, забыл? Эх, ну тебе нужно все-таки изучить все хозяйство! – он смеется каким-то дребезжащим смехом, а у меня внутри все холодеет. – Желаю вам счастья, благополучия, пусть ваши взаимоотношения строятся на доверии и участии. Думаю, эта девушка - особенная, раз ей удалось захомутать такого закоренелого холостяка!
Ох-ре-неть. Такой подставы я не ожидал, это точно. Эта мелкая колючка, котенок с когтями длинней, чем иглы у дикобраза, каким-то образом подставила меня.
- Да-да, спасибо, спасибо! – пытаюсь скорее завершить разговор и быстрее убить эту девчонку в свадебном платье, которую решил спасти ради шутки или спасения души, не знаю.
Думаю, прикопаю ее не отходя от здания ЗАГСа – прямо в лесочке, как раз там, куда после росписи направляются все новобрачные для счастливых фотосессий. Где лопата лежит, я уже узнал – открыл случайно не ту дверь, а она оказалась подсобным помещением, где дворник хранит все свои инструменты для поддержания чистоты большого дворца торжеств.
- Борис! Понимаю, ты сейчас возьмешь три положенных отпускных дня как новобрачный, но, прошу, на работе во вторник чтобы был как штык!
- Да, конечно, конечно, - лепечу. А сам думаю, признаться в том, что это была такая шутка, или нет. Но не успеваю. Мэр у нас человек быстрый, деловой, а потому быстро завершает разговор:
- Во вторник жду у себя с женой.
Трубка тут же гаснет.
Черт. Поворачиваюсь к Кате, чтобы сказать ей все, что думаю об этой ситуации, но тут дверь в соседний зал распахивается, и оттуда вылетают почти все мои подчиненные. Они обступают нас с шарами, цветами, вручают фужеры с шампанским и, будто в хороводе, наперебой поздравляют.
Слышу только какие-то отдельные слова в этом женском многоголосье, и буквально слепну от вспышек аппарата фотографа. Парень точно знает свое дело – фотографирует с таких ракурсов, где не видно, что я не просто обескуражен, а нереально раздавлен.
Кто же знал, что эта моя глупая жалость к девчонке выльется в такую авантюру?
Тут же подлетает секретарша:
- Ой, ну что же вы, Борис Эдуардович, ничего мне не сказали, я бы уж все устроила в лучшем виде. И Катенька – прекрасный выбор, странно только, что она ничего о вас не рассказывала, только ругала последними… – тут женщина осекается, видимо, увидев мой яростный взгляд, и резко сворачивает разговор в другое русло: - Я вам оформила выходные, три дня, как и положено, ведь по понедельникам ЗАГС не работает.
Я готов заорать от комедийности ситуации, в которой оказался главным действующим лицом в роли Петрушки, но меня одолевает смех. Какой –то сюр, честное слово! Драмеди!
Катя как-то вяло отбивается от поздравлений и глушит уже который по счету фужер игристого напитка. Мне-то все равно, но, боюсь, что от волнения ее сейчас развезет, и она вполне может закатить немаленький скандал в духе разборок в Бронксе. Мне в моей новой вотчине это ни к чему. Вот дома пусть напивается, мне все равно. Резко забираю шампанское и ставлю на высокий прозрачный столик.
Ножка звякает о стекло, и этот звук действует на Катю как звонок будильника: она, наконец, просыпается. Надеюсь, что она-то сейчас придумает, что сказать коллегам, ведь все произошедшее не больше, чем случайность! Но девушка снова переводит взгляд на этого своего дохляка в смешном костюме и грустнеет. Все понятно, выкручиваться приходится мне.
Даже не знаю, что мы будем делать во вторник, может быть, придется купить по этому случаю огромный билборд, вернее, три билборда, на границе города и земного шара, чтобы ответственно заявить: я холост! Хо-лост!
Но сейчас нужно доигрывать сцену до конца.
Поднимаю свой фужер, и все сразу замолкают. Даже Светлана, на которую, честно говоря, я вначале положил глаз из-за ее выдающихся особенностей, не особенно скрываемых в вырезе платьев, тоже.
- Мне невероятно приятно работать в таком отзывчивом, оперативном, прекрасном коллективе! Вы все большие молодцы! Так быстро организоваться для того, чтобы поздравить с вступлением в брак коллег, которые до последнего скрывали свои трепетные отношения! – говорю, а сам скриплю зубами, потому что эта их оперативность мне лично выходит боком. Всего неделю в статусе директора ЗАГСа, а уже попал впросак!
Все рассмеялись, пожимая плечами, а Катя медленно потянулась за шампанским. Предвидя это, с реакцией мангуста, не переставая говорить, всовываю ей в руки фужер с водой – сейчас употребляющих алкоголь намного меньше, чем прежде, и потому на праздниках всегда разливают воду с газом или без в красивые бокалы для торжественных случаев, чтобы можно было поддержать традицию.
Она медленно выпивает, но вряд ли замечает подмену. И в глазах прямо океан печали вместо привычного мне задорного огня. Удивленно и пристально смотрю на этого ее Милованова. Что они обе в нем нашли? Дрыщ дрыщом, обычный парень, ничего примечательного.
Из-за такого сырость разводить, ну это как-то не по-спортивному, честное слово. Был бы каким Тором, я не знаю, или Джоном Сноу. А так…
Новоиспеченная Милованова слушает мой тост, а сама стреляет глазками. Вот в ком можно не сомневаться: дама заведет себе любовника уже через неделю. Да даже я мог бы уже уговорить ее на что-нибудь погорячее в той самой подсобке, где хранит лопаты наш дворник. Для этого всего и нужно пару раз подмигнуть!
- Поздравляю! – поднимает Милованова свой фужер с шампанским и шепчет мне одними губами.
Катя
Пак зеленеет, краснеет, и даже его эта модная щетинистая бородка, признак ультрасовременного миллениала, трясется от гнева. Я делаю шаг назад, думая спастись бегством, но ничего не удается: Борис – стальная хватка – Эдуардович знает свое дело и снова берет меня за руку.
Сегодня это стало хорошей традицией – вот так идти вместе, чувствуя его горячую ладонь в своей.
Но мне не до этих придуманных сантиментов, я отворачиваюсь и смотрю, как Олежек целует свою ненаглядную стерву и хихикает от удовольствия.
- Ладно, - вдруг выдает после невероятной борьбы с собой Пак, и я почему-то думаю, что новый начальник нашего ЗАГСа узнал, где хранит инвентарь наш дворник и решил его использовать для убийства невесты. Одной такой конкретной невесты с каштановыми волосами, убранными визажистом во фривольную розу.
- Мы с тобой, Петухова, крупно попали, и выпутываться будем уже во вторник. Сейчас бесполезно что-то делать – пятница, суббота, воскресенье- самые горячие дни в ЗАГСе в августе. Так что во вторник и пойдем или документы подделывать, или разводиться.
Киваю головой, мне вообще все равно на это. Подумать о последствиях слаженной работы нашего коллектива внятно я сейчас не в состоянии. Могу предположить, как все случилось: девчонки увидели наши прилюдные обнимания перед входом в ЗАГС и все обставили как надо – запросили паспортные данные Пака, чтобы показать ему нашу невероятную оперативность на грани фантастики, тут же состряпали свидетельство о браке, которое, наверняка, в рамочке вместе с цветами стоит у него в кабинете на столе.
А все из-за Милованова!
Олежек поворачивается к нам и кивает головой:
- Борис, Катя, мы тут посовещались и подумали, а что если нам поехать в ресторан всем вместе? Две свадьбы лучше, чем одна. Ну что вы, в самом деле, в такой день будете вдвоем в ресторане скучать? А у нас веселье, тамада, конкурсы разные, - его оптимизму можно только позавидовать!
- Спасибо, Олег, но мы как-нибудь сами, хочу побыть с молодой женой наедине, - кровожадно проговаривает Борис – Крюгер – Эдуардович и я сразу спохватываюсь. Уж наедине со своим шефом я точно не хочу оставаться!
- Олег, Юля, это прекрасная идея! Мы ее поддерживаем от души! Конечно, поехали! А в лимузине нам места хватит? – включаю свою лицемерную натуру на полную мощность и пытаюсь отвлечь внимание Пака от скорой расправы над собой.
- Ни разу не каталась на лимузине! – хлопаю глазами, а-ля кот из Шрека и просительно оглядываю всю компанию новобрачных.
Один из «счастливых» мужей в лице моего шефа тут же шипит сквозь зубы:
- Ничего…я тебя как-нибудь покатаю…на своем…лимузине!
От его слов вздрагиваю всем телом. Какая-то двусмысленная угроза! Но ее как нужно понимают все, кто находится рядом и обмениваются понимающими улыбками. Не сомневаюсь, что «лимузин» у Пака такой же ухоженный, как и он сам, но проверять я точно этого не буду. Несмотря на новообретенный штамп в паспорте!
- Поехали, поехали, нас уже ждут! – тянет Олега за рукав, а меня за руку Юля и нам ничего не остается, как повиноваться и идти за ней, как бычкам на заклание.
На улице Пак отдает последние распоряжения своему заместителю, отказывается брать с собой свидетельство о браке, которое, мне кажется, он готов натянуть мне на голову, и плюхается в нутро автомобиля.
Кожа на сидении приятно холодит плечи, и только сейчас, глядя на нас всех в замкнутом пространстве дорогого автомобиля, я, кажется, начинаю осознавать, что произошло.
Мама дорогая, так я вышла замуж за этого противного мажора, своего босса!
- Кому шампанского? – Олег достает бутылку из бара и интригующе играет бровями. Юля чокается пустыми фужерами и раздает стекло нам.
- Мне! – кричу на весь салон лимузина я, и тут же тихо добавляю, извиняясь за громкость: - Если можно.
- Нужно, Катюша, нужно! – Олег стреляет пробкой шампанского, лимузин трогается, Юля визжит, по-детски пугаясь резкого залпа игристого, а я подставляю свой пустой фужер, чтобы наполнить его до дна. Следующим протягивает свою руку Борис – новый муж – Эдуардович. Вижу, что его рука мелко дрожит. Ну что ж, мы с тобой сегодня себя чувствуем одинаково фигово, брат!
Мы чокаемся с ним, заключая временное перемирие. Потому что сегодня ну правда ничего сделать нельзя. До вторника мы будем замужней парой, а там уже и разберемся…
Молча пьем всю дорогу и к ресторану подъезжаем уже довольно навеселе. Пак уже улыбается, довольно оглядывая процессию, которая с хлебом-солью встречает всю нашу компанию молодожёнов у входа, а я хихикаю над тем, как он порывается пройти вперед Олега.
Но Милованов все берет в свои руки.
- Мама, папа, дорогие гости! Представляете, сегодня состоялась еще одна свадьба – у нашей Катюши! И сегодня она с Борисом – почетные посаженные гости! Прошу вас любить их и жаловать!
- И не жаловаться! – шутит Борис – КВНщик - Эдуардович и Надежда Петровна, мама Олега, ахает.
Да, вот так вот, я думала, что назову вас мамой, а назову…никак не назову. Так и буду называть вас Надежда Петровна, уважаемая Надежда Петровна!
Олег вместе с Юлей откусывают от традиционного хлеба на расшитом рушнике, которым встречают их родители, и оказывается, что больше всех кусает хищная Юлечка. Почему-то этому обстоятельству я нисколько не удивлена. Такие, как она, откусят, проглотят, не подавятся и даже не заметят.
Пак тоже делает шаг вперед и протягивает руки, видимо, желая тоже отведать традиционного хлеба, а мне становится от этого так смешно, что я хихикаю и оттягиваю его за рукав в сторону.
В ресторане для нас уже все готово – персонал оперативно приготовил стол и для нас, так что обделенными на этом празднике жизни мы точно не будем. Борис – организатор – Эдуардович тут же берет фужер шампанского, беря на себя роль тамады и задвигает какой-то тост.
Борис
Петухова, конечно, злобная мегера, но сейчас, когда она смотрит вверх и сдерживает свои слезы ревности, мне она кажется вполне симпатичной. Даже несмотря на то, что изредка кидает в мою сторону свои уже привычные гневные взгляды.
Может быть, конечно, в этом виновато красивое белое платье, которое облегает ее стройную фигуру, и струится до пола блестящим горным ручьем, олицетворяя собою чистоту и невинность, а может быть, вообще вся эта ситуация с побегом жениха к другой из-под венца, точно ответить на этот вопрос я не могу.
Вообще впервые вижу такую красивую фальшивую невесту. Глаза – как огромные блюдца, в которых творится переполох. Они то загораются адскими кострами, поджаривая тебя на медленном огне, то окутывают обещанием тайны, маня и зазывая в свои сети, как сирена – наивных рыбаков.
И сейчас, когда играет эта медленная музыка, я почему-то тоже, как привороженный капитан небольшого судна, беру курс на призывное русалочье пение и удерживаю ее руку. Чувствую, как дрожит, и от этого мне самому становится на по себе. Как будто бы сижу за покерным столом, когда идут последние ставки и все становится донельзя серьезным.
Она податливо льнет ко мне, когда я притягиваю ее к себе для медленного танца. Свадебного украденного танца, и она поднимает на меня свои зеленые глаза, в которых отражается электрический свет и полыхает что-то еще.
Не даю ничего сказать – просто веду ее, и она слушается, подчиняется, и дрожит от внутренних переживаний. Такой яркий коктейль эмоций, и я наслаждаюсь им, хотя и понимаю, что рано или поздно он рванет так, что не оставит в живых ни раненных, ни пленных.
Она все время косится на своего тощего Олежка и его крокодилью зазнобу, а мне почему-то хочется, чтобы эта минута стала только моей. Странное желание – я и без того столько сегодня сделал, что больше накосячить, кажется, уже не получится. Но это поправимая задача.
И я опускаю голову чуть ниже, к ее ушку, украшенному гроздью блестящих колючих сережек и шепчу вместе с Элвисом Пресли прямо в эту розовую раковину, которая краснеет после того, как я случайно прикасаюсь к ней губами:
- Love me tender, love me sweet, никогда не отпускай меня. You have made my life complete, и я так тебя люблю.
Она удивленно отстраняется, но я не даю ей разрушить этот момент. Тут гаснет свет, и мы оказываемся в полутемном кругу, искусственно созданном в ресторане. Я замечаю, что гости по кругу передают друг другу горящие свечи, создавая романтичную обстановку.
Она перестает дрожать и проникается этой минутой, прикладывает голову к моей груди, и я надеюсь, что она слышит биение моего сердца:
- Люби меня нежно, по-настоящему, исполняя все мои мечты, For my darling I love you, And I always will.
Какое-то умопомрачение, не иначе. Кажется, что она подпевает:
- Love me tender, love me long, Take me to your heart. For it's there that I belong, And we'll never part.
По крайней мере, мое сердце стучит унисон с ее губами на моей груди:
- Люби меня нежно, люби меня долго, держи меня у самого сердца. Ведь это то, чему я принадлежу, и мы никогда не расстанемся. Люби меня нежно, по-настоящему, исполняя все мои мечты, ведь я люблю тебя, дорогая, и всегда буду тебя любить.
Что-то странное шевелится в моей груди, когда она проводит пальцами по спине и крепче сжимает руку в моей ладони.
Но думать некогда – волшебство момента рассеивается, включается свет, и все начинают аплодировать. Сам не знаю, чего я ждал во время этого танца, но сейчас у меня возникает такое ощущение, как будто у меня что-то отобрали.
- Приглашаем всех за стол! – голосит в микрофон тамада, полноватая женщина средних лет. Звук фонит и заставляет всех морщиться.
Садимся за стол, Катя снова налегает на шампанское. Если там, на работе, во дворце торжеств, я следил, чтобы она не перебрала с алкоголем, то тут уже сам не против расслабиться. В конце концов, мы все взрослые люди, и Петухова уж точно за себя может постоять. В этом я успел убедиться за неделю работы в ЗАГСе. Такой язвы, как она еще поискать на всем белом свете.
И ладно бы оправданно грубила, так нет, с пустого места начала демонстрировать свое ярое недовольство новой властью.
Так что сейчас я специально подливаю ей в фужер шампанского, надеясь отомстить за нервы, которые она мотала мне в кабинете. Да и за сегодняшний день, чего уж греха таить, мне хочется ей насолить. Потому что это она во всем виновата. Могла бы подумать и предотвратить оформление документов, вырубить камеры, да меня бы, в конце концов, предупредила, что шутка и поддержка выходит из берегов!
Такие мысли отрезвляют, и я почти стряхиваю с себя оцепенение, в которое я слегка погрузился во время танца с новобрачной. С женой. С моей женой.
- Борис Эдуардович, - наклоняется она ко мне. – Я хочу танцевать. Вы как?
Оглядываюсь. На импровизированном танцполе дергаются несколько пар, скептично поглядываю на Петухову. Глаза у той горят масляно, чувствуется, что она готова к свершениям на любом поприще: хоть на танцы, хоть в караоке. Делаю жест рукой, предлагая ей присоединиться к танцующим.
Она вскакивает, берет меня за руку и делает то, от чего охреневают все, кто стоит рядом. Эта девушка резко стягивает нижние юбки свадебного платья, оставаясь в короткой белой юбочке.
На трансформацию платья оглядываются посмотреть не только гости, но и видеооператор, который наводит на нее лампу подсветки, сделав звездой вечера за несколько секунд.
Несколько секунд обалдело гляжу на длинные голые ноги, облаченные в чулки, чей край призывно подмигивает из-под коротенького полотна платья, на изящные икры, на белые атласные туфли на шпильке, провокационные и откровенные. Молчу. Сглатываю.
Меня неожиданно ведет так, что я даже трезвею – все, о чем бесилось опаленное нутро, на секунду присмирело от такого натюрморта.
Борис
Диджей прибавляет музыку громче, и моя колле..то есть, жена, стоя напротив меня, делает взмах рукой и головой, и видно, как ее тело превращается в волну. Эта медленная сексуальная волна проходит по ее телу от мизинца руки до бедра, а потом снова обратно. Она смотрит мне прямо в глаза, и тут же поворачивается задом, потрясая своей аппетитной филейной частью так быстро, что кажется, будто здесь началось землетрясение, а ее тело послушно передает его сигналы.
Толпа гостей подбадривает ее, но ни она, ни я не видим и не слышим никого. Она - просто потому, что сфокусирована только на том, что видит перед собой. За это нужно сказать спасибо оператору, который освещает меня фонарем своей подсветки, делая статистом развратного клипа Кати Петуховой. А я же слеп просто потому, что передо мной под музыку священнодействует красивая девушка.
Она проводит рукой по шее, груди, талии, звонко хлопает себя по бедру и в два шага приближается ко мне. Щурится, фокусируясь, разворачивается и вдруг перед моим лицом оказываются полукружия ее аппетитной попки, обтянутые пародией на свадебное платье.
Держу себя в руках, потому что так хочется ухватиться руками, или приблизиться и прикусить розовую кожу, которая виднеется в промежутке между чулками и натянутой до треска юбкой. Понимаю: если я это сделаю, то от меня не останется даже мокрого места. Катя сожрет без остатка и гости (в первую очередь, эта злобная мегера – мать тщедушного женишка), ее поддержат.
Наверное, все дело в витающих вокруг нее феромонах: у меня в штанах все начинает реально дымиться, хочется плюнуть на все, схватить девчонку и, как муху паук, утащить в темный угол, чтобы там, резко и без затей предаться дикому и животному сексу – без прелюдий, разговоров и прочего.
Каким-то чудом стальным усилием воли заставляю себя подумать о чем-то другом, отстранённом, чтобы не кинуться на девушку, что вертит передо мной своей офигенной задницей.
Катя поворачивается лицом, улыбается и вдруг садится на меня верхом, оседлав как безвольного коня. Такого я точно не ожидал. Ни я, ни содержимое моих брюк. Мужское достоинство сразу реагирует по стойке «смирно» на этот демарш красивых ног и сексуальной танцовщицы, которая, вообще-то, должна изображать из себя невинную невесту.
- Катя… – выдыхаю ей прямо в губы, сдерживая желание прижать ее попку плотнее к паху и впиться губами в ее изогнутый рот.
- Что, Эдуард - черт возьми – Борисович? – она резко делает пируэт- изгибается под музыку и практически трется о меня, но уже справа, и я вижу ее нос, длиннющие ресницы практически на щеках, открытое плечо.
- Вообще-то Борис…Эдуардович, - тихо поправляю ее, и во время этого высокоинтеллектуального диалога понимаю, что все мои мозги вместе с кровью стянуло вниз. Брюки еле сдерживаются от этого вертикального исполнения горизонтальных желаний, и я не уверен, что позорно не спущу минуты через три от этого вдохновенного танца страсти.
Поправка моего имени – отчества ее не смущает. Она поднимает ногу и проезжает на моих брюках, чтобы развернуться спиной.
Делает это не так ловко, как, видимо, планировала, - заезжает коленкой мне в лоб. Из глаз сыпятся искры, но не от боли, больше от неожиданности. Но я не хватаюсь за поврежденное место – больше боюсь за то, как бы исполнительница приватного на всю свадебную вечеринку танца не свалилась на пол.
Поддерживаю ее за бедра, пока она выгибается своей красивой спиной, гибкой, статной, размахивает в такт музыке руками и вдруг прижимается к моей груди.
Заводит руку назад, касается ладонью моей головы, проводит медленно вниз по волосам, касается щеки и задерживается на шее.
Я склоняюсь ниже, готовый ко всему.
- Катя… – шепчу ей в порозовевшее ушко. Руки поднимаются по бедрам чуть выше талии, ладони горят от нетерпения притронуться к груди. Алкоголь вкупе с таким огнем на коленях разжигает порох во всех моих конечностях, и мне наплевать на гостей и видеооператора, который держит нас в фокусе своего долбаного ослепляющего фонаря.
Она замирает.
Мурашки бегут по моим рукам, волосы на загривке встают дыбом.
Это все нервы, - понимаю я. Нервы, плюс алкоголь, жара, общий психоз.
Ну да бог с ними. Вот сейчас схвачу и…
Музыка завершается на резкой ноте и диджей включает Верку Сердючку. Раздражающий свет горе-оператора пропадает, танцпол тут же оживает. К нам стягиваются подвыпившие женщины в цветастых платьях и мужчины, которые больше похожи на танцующих богомолов. В общем, свадебное застолье становится похожим на обычное свадебное застолье, которое переместилось утрясти съеденное для подачи второго блюда.
Катя встает, и я вместе с ней.
Она утирает лицо, подхватывает свою юбку, которая несколькими минутами ранее была шикарным свадебным платьем и устремляется к выходу. По дороге хватает со стола открытую бутылку шампанского, и, в духе отпетой гангстерши, отпивает из нее.
Картина, конечно, впечатляющая: теперь я знаю, как выглядит злость. Она бежит на высоких каблуках в короткой юбке белого платья, волочит за собою пену из фатина и пригубливает на ходу шампанское. Не хотелось бы оказаться у нее на пути, возможно, она разобьёт эту самую бутылку о того, кто просто спросит у нее что-то.
Мы быстрым шагом друг за другом пробегаем мимо столов, выходим в холл, и я замечаю краем глаза, как в гардеробе скрывается длинное белое платье новоиспеченной мадам Миловановой. Белое тут же скрывается черным, я хмыкаю – видимо, Катин танец возбудил молодожёнов на то, чтобы тут же исполнить супружеский долг. Консумировать брак, так сказать.
Повеселиться на этот счет я не успеваю: Катя несется вперед, как броненосец Потемкин, и я еле за ней поспеваю. Злость в ней видна невооружённым взглядом, девушка так и кипит, словно чайник на плите.
Катя
Словно в плохом американском боевике события в холле разворачивались стремительно. Олежек запрыгнул на какого-то мелкого парня в темном костюме, которого я бы даже не заметила, настолько он сливался с обстановкой ресторана. Его крику бы позавидовал кинг-конг в свои лучшие годы, а хваткой восхитились чемпионы ММА, будь они здесь.
Парень, словно подрубленная елочка в лесу, упал на пол, а сверху на него, победившим добычу охотником, - Милованов. Тут же к обнявшейся в смертельном захвате на полу парочке подтянулись сбежавшиеся гости и несколько парней из курилки на улице.
Разнять драчующихся удалось довольно быстро: ни тот, ни другой не обладали большими силовыми способностями, чтобы долго противостоять такому напору парней.
Олег, которого держали под руки двое, пытался ногами допинать парня в черном, но тому тоже помогал какой-то мужик, и он, утирая кровь с рассеченной скулы, только бросал яростные взгляды на своего внезапного обидчика.
- Ты поплатишься еще у меня! – хрипел плененный Олежек. Галстук на его шее сбился, пуговицы пиджака рассыпались и открыли натянувшуюся на груди сорочку. Пуговицы рубашки тоже опасно натянулись, держась на честном слове.
- Да пошел ты! – сплюнул ему в ответ побежденный и тут же утер рот рукавом черного пиджака.
Мы с Борисом – молодоженом-Эдуардовичем наблюдаем этот натюрморт поодаль, в кругу подтянувшихся с улицы. Тут он подталкивает меня локтем и кивает в сторону. И мне становится понятна причина потасовки, даже несмотря на то, что глаза практически полностью залиты шампанским.
Из гардеробной бочком выбирается Юлечка и оправляет платье. Но, оправляй - не оправляй, все видно сразу: и испорченную прическу, и стершийся макияж, и то, что платье не застегнуто – она придерживает его на груди. Девушка бросает затравленный взгляд на парня в черном и тянется к Олежке.
Милованов тут же куксится и остывает, будто огонь, в который плеснули воды. Парни, чувствуя его настрой, тут же его отпускают.
- Знаешь, что? – зло цедит он ей в лицо. – Пошла ты!
Дергается, как от удара, когда она берет его за рукав пиджака, и размашистым шагом идет к выходу. Мы расступаемся перед ним, как волны под ногами Моисея, а Олежек останавливается возле нас с Борисом.
Он нервно роется в нагрудном кармане и достает какие-то бумаги.
- Вот, возьми, - протягивает он найденные мятые бумажки Борису, и Эдуардович спокойно, но несколько удивленно их принимает. – Используйте сами. Вам это больше пригодится, чем нам. Чем мне.
- Олег! – кричит Юлечка, но тот, видимо, боясь, что она бросится за ним, тут же устремляется вперед, на улицу.
Так и есть: Юля бежит за ним, проносится мимо, практически сбивая с ног, и мне ужасно хочется подставить ей подножку, но я сдерживаюсь.
- Что там? – киваю на бумаги в руках Эдуардовича.
- Билеты, - фокусирует он глаза на том, что досталось от Милованова.
- Билеты? Куда?
- В Намибию! – хмыкает он.
- Да ладно?! – не могу понять чувств, которые должны захлестнуть меня, алкоголь тормозит все рецепторы.
- А знаешь, что? – хитро смотрит на меня начальник. – А мы воспользуемся этим его предложением. У меня друг работает в турагенстве. Мы сейчас все быстренько переоформим на нас.
- Борис…хм..Эдуардович! – я пытаюсь сформулировать мысль о том, что это не по- человечески, вот так наживаться на несчастье других, но ему все равно. В глазах – стальной блеск.
Все случившееся, конечно, удивительно и немного похоже на индийский фильм. Только утром Милованов разбил мне сердце тем, что пришел в ЗАГС с другой невестой, решив воспользоваться моим служебным положением и выбить себе место без очереди, как уже вечером лишается невесты.
Это удивительное совпадение, фатум, удар судьбы, не иначе. Как говорится, не рой другому яму…
- Катенька, как же так, - подбегает ко мне взволнованная Надежда Петровна. – Ну с чего бы ему бросаться на людей? Из-за чего драка-то возникла?
Борис – смелый лев-Эдуардович спасает меня, второй раз за день. Он берет ее руки в свои и смотрит проникновенно в глаза.
- Милые бранятся – только тешатся, вам ли этого не знать. Но сейчас их лучше всего оставить одних, пусть разбираются сами.
- Они вернутся? – Надежда Петровна прикладывает к глазам платочек, невесть как оказавшийся в ее руках, промакивая миниатюрную слезинку.
Все вокруг склоняют головы, избегая ответа, и Эдуардович кивает головой. Надежда Петровна все понимает: молодожены точно не вернутся и свадьба безнадежно испорчена.
- Как же так, Катенька? – смотрит она расширенными от ужаса глазами и меня затопляет чувство сожаления, что я никак не могу помочь этой женщине, которая могла бы стать сегодня самой близкой родственницей. И жаль ее за труды, и жаль меня саму, и даже праздника этого чужого немного жаль.
- А сейчас время торта, - пожимает она плечами. – Кто ж его разрезать-то будет?
- А вот мы и разрежем, - улыбается Борис – сладкоежка- Эдуардович.
Мне ничего не остается, как повиноваться слепой судьбе. Вообще весь этот день очень сильно похож на сюрреалистическое кино какого-то европейского артхаусного режиссера. Сегодня сплелось все: ревность, любовь, зависть, измена, секс и кровь. Ужасающе продуктивный день, что ни говори. Но я с честью его закончу.
Хотя, честно говоря, закончить мне его хотелось еще несколько минут назад, там, на танцполе, когда я специально для Олежка демонстрировала на примере Бориса – манекена – Эдуардовича чего он лишился.
Но, конечно, демарш Юли перечеркнул все черным маркером, и теперь до Милованова не достучишься: он обижен на весь белый свет.
Борис
Маленькая львица. Алкогольвица! Я так и думал, что самым лучшим решением будет приехать за ней с утра и собрать самолично, иначе все мои старания по приобретению билетов и изменению тура этого Милованова пошли бы прахом. Вчерашнее веселье отразилось на ней не самым лучшим образом.
Дверь мне открывает не Петухова, а какое-то недоразумение.
Но я привык решать вопросы легко и быстро, и вот уже она, практически трезвая, мокрая, но свежая, хоть и немного злая, сидит в кухне и даже косится на кофе, который я сделал в ее кухне.
- Да вы, я вижу, Борис..хм..Эдуардович, быстро тут освоились! – хмурится она.
Что-то меня ее пауза между именем и отчеством начинает настораживать. Наверное, она думает, что называть мужа так официально это неправильно. С одной стороны, девчонка права, с другой же стороны…
- Знаешь что, Петухова, время – деньги. Нам нужно с тобой все быстро решить, иначе мы так и останемся тут куковать свои законные три дня.
Катя морщится.
- Ты зря, кстати, так реагируешь, - говорю вкрадчиво. – Все по-твоему пока что получается. Ты платье по назначению использовала? В ресторане свадьбу отгуляла? Так теперь следующая ступень: романтическое путешествие.
- Может быть, еще и медовый месяц планируется? – щурится она на меня.
- Петухова, ты мне язык не заговаривай. Твой Милованов мне сам билеты вручил, между прочим. Я у него, кстати, переспросил: уверен он или нет в своем выборе. Он ответил согласием.
Катя оживляется. Ну конечно, услышала про своего ненаглядного дрыща в костюме. Но я сразу обрываю этот ее романтический порыв.
- Ты как хочешь, а я поеду. У меня лично давно не было отпуска, а тут такая удача, и все официально. Я могу и один поехать, только из человеколюбия сейчас пришел за тобой. Ну и потому, что это ты вроде как причина моего вынужденного трехдневного отпуска.
Облокачиваюсь о стол и нависаю над ней.
- Ну что, каков будет твой положительный ответ?
Она кусает губы и поправляет мокрые волосы, которые пахнут медом.
- А знаете что, Борис Эдуардович! А ведь вы абсолютно правы! Ну, мы попали с вами впросак, но и из этой ситуации нужно получить все возможные блага.
Хмыкаю. «Мы с вами». Это не мы с «вами» попали впросак, это она, бестолковая девчонка, виновата в том, что мой девственно-чистый паспорт дефлорирован в графе «семейное положение». Это ужасная новость, я считаю. Однако сдерживаюсь. Если мне во вторник нужно попасть на прием к мэру с женой, которую он видел на экране своего начальственного монитора, то лучше всего не спускать жену эту с крючка.
Конечно, всегда можно будет найти девушку напрокат, но это уже совсем запредельная махинация, и мэр, этот мужик с рентгеновским зрением, сразу же определит, что его обманули. Не гоже новому руководителю ЗАГСа начинать знакомство с местной властью в таком ключе.
- Ну, раз ты согласна, рекомендую бежать собирать вещи. У тебя на все про все один час.
- Как один час? – она вскакивает, начинает метаться по кухне, от чего полы халатика разъезжаются. Я смотрю на это действо как завороженный, и перед глазами вспышками мелькают картины вчерашнего представления отпетой go-go танцовщицы в свадебном платье. Трясу головой, прогоняя нескромные видения.
Катя скрывается в комнате и оттуда кричит:
- Борис..кхм..Эдуардович! А напомните, куда мы летим? В Париж, да?
Рука-лицо, честное слово. Это натуральный файспалм.
- Нет, в Намибию!
Сборы в комнате резко прекращаются. Слышу, как об пол ударяется что-то тяжелое, и я надеюсь, что это чемодан, а не челюсть новоприобретённой благоверной.
- Это Африка если ты не знала, - говорю, а сам, снедаемый любопытством, захожу в небольшую светлую комнату. Здесь царит раздрай и бардак. Девушка явно с толком подошла к сборам в отпуск, потому что на кровати свалено, думаю, все содержимое шкафа. Вперемешку лежат шорты, блузки, белье, шарфы, плащ, зонт.
- Я даже не знаю, что брать, - говорит Петухова, удерживая крышку огромного чемодана на колесиках.
- Ну явно не каблуки с бриллиантами, - поглядываю на часы, демонстративно изогнув бровь.
Она хмыкает.
- Ну, если вы так говорите…
Я не мешкаю. Видно, Петухова не до конца понимает, с кем имеет дело.
Убираю в сторону ее сундук на колесиках, с которым можно прогуливаться только вдоль бордюров, туда же отодвигаю изумленную девушку и заглядываю в недра шкафа. Так и есть – там, в углу, притулился рюкзак. Большой, довольно вместительный.
- Нет, нет, - пытается протестовать Петухова. – Я с рюкзаком не поеду. Тащить его еще!
Не слушая ее причитаний, бросаю в его нутро шорты, купальник, полотенце, две рубашки с рукавом, чтобы не сгореть, и завязываю его шнуровку.
- Сборы закончены, Петухова, - говорю ей и подталкиваю к шкафу. - Теперь одевайся сама.
- Знаете что, Борис..кхм..Эдуардович! По-моему, вы забываетесь! – пытается изобразить девчонка оскорбленную невинность. Но на меня ее игра не производит впечатления: вчера, когда она танцевала свой развратный танец, я точно понял, что скрывается внутри этой девушки, которая всегда смотрит на меня как на врага народа.
Я снова стучу пальцем по часам, и выхожу из комнаты.
- Не заставляй меня считать до десяти, - кричу ей, уходя. – Жена должна слушаться мужа! И в болезни, и в здравии, и вообще всегда.
Смеюсь, а сам прислушиваюсь: кажется, сейчас мне в спину полетит тот самый чемодан, чья пасть была раззявлена на полу при моем приходе.
Но нет, в этот раз все в порядке, в комнате слышится шуршание одежды. Чуть не делаю шаг обратно, потому что перед глазами начинают проявляться, как негативы фото, разные картины эротического содержания. Как она стягивает свой маленький халат, оставаясь абсолютно обнаженной. Как поворачивается спиной к двери, чтобы, чуть прогнув спину и согнув ножку, начинать надевать трусики. Как просовывает голову в вырез футболки, задрав руки.