Сверкающие нити магии вились по моим рукам и жалились, будто ядовитые змеи. Я ошеломлённо разглядывала собственные ладони с тонкими огрубевшими пальцами и обкусанными ногтями, совершенно не понимая, где оказалась и что происходит. Мозг лихорадочно фиксировал все, что видел вокруг, анализируя странные ощущения, и отчаянно пытался дать им разумное объяснение.
Обоняние улавливало сотни оттенков, среди которых преобладали запахи смолы, влажной земли и гнилой листвы. До слуха доносился непонятный треск веток и чей-то протяжный вой. Одежда на теле ощущалась грубой тканью, царапающей кожу. Мышцы затекли от неудобной позы, как будто я долгое время не могла пошевелиться. В голове же роилась куча вопросов.
Как я оказалась в лесу? Почему на мне странная одежда? Что за жуткий зверь корчится рядом в коконе молний, похожих на те, что обвивали мое тело? И откуда взялся темноволосый парень, одетый словно древний воин? Почему при взгляде на него бешено колотится сердце и перехватывает дыхание?
Незнакомца отделяла полупрозрачная сфера, по которой то и дело пробегали алые всполохи молнии. Сосредоточенное лицо парня не выражало эмоций, но я давно научилась считывать малейшие детали, указывающие на те или иные проявления чувств. Если брови чуть сведены, а губы плотно сжаты — значит, он предельно собран. Его уверенный взгляд устремлен прямо на меня. А жгучие молнии, лентами опутывающие мое тело, исходят из ладони с широко раздвинутыми пальцами. В напряженной позе воина ощущается угроза. Но разве я сделала что-то плохое?
Светящиеся нити тем временем подобрались к моей шее и скользнули по оголенной коже, причиняя острую боль. Я вскрикнула, сбрасывая затянувшееся оцепенение. Сорвав жгучие ленты, будто они были живые, отбросила их в сторону. Незнакомец на мгновение опешил, а после собрал жестом распавшиеся путы и хлестнул меня ими, как какое-то животное.
— За что? — выдохнула я, сглатывая подступившие слезы.
— Изыди, гнев! — холодно бросил воин, накрывая меня уже не лентами, а сверкающей сетью, где молнии свились в послушное плетение.
В моей груди что-то загорелось. Слезы мгновенно просохли, а рот высушило жаждой. Я инстинктивно отшатнулась, складывая руки в защитном жесте. И внезапно осознала, что мои ладони светятся, как у парня. Только не сверкающими молниями, а черной тьмой с красными прожилками. Я судорожно встряхнула руками, пытаясь избавиться от непонятной гадости, и в этот момент, с кончиков пальцев сорвался клубящийся комок непонятной субстанции. Он быстро разросся, разметал молнии и ударил по незнакомцу.
Странного зверя тоже задело. Путы сорвало, выпуская животное на свободу, которую он встретил громогласным ревом. От этого всепроникающего звука мой живот скрутило в тугой узел, а пальчики на ногах онемели. И в этот миг я вспомнила! Обе недолгие жизни, которые вспыхнули в памяти ярким калейдоскопом событий и за секунды слились в одну — настоящую.
В прошлом остался дурацкий спор, из-за которого согласилась прокатиться на мотоцикле с парнем из колледжа. Визг тормозов, удар, накрывший меня резкой болью, и темнота, куда вмиг ухнуло сознание. А в настоящем перед глазами промелькнула короткая жизнь от нового рождения до этого момента. Осознать, как такое произошло, не получилось толком. Но одно знала точно: появление боярича свело на нет мои усилия по приручению лесного гнева. Придется начинать сначала. Но это все будет потом. А сейчас я пыталась понять, откуда в лесу взялся чужак, и что ему от меня надо.
— Что ты наделала? — выкрикнул парень, теряя самообладание. Его лицо побелело, а глаза расширились, на лбу выступила испарина. Спесь и надменность мгновенно испарились. — Ты разрушила чары и выпустила злыдня! Он же убьет нас обоих!
Зверь, оказавшийся настоящим лохматым чудовищем, с ревом поднялся на задние лапы. Жадно втянув носом воздух, он хищно оскалился и уставился на воина. Я вздрогнула, когда существо рванулось вперед, готовое разорвать человека на куски. Но в этот момент чужак ловко накрылся полупрозрачной сферой, которая оттолкнула монстра, словно мощный пружинистый щит. Первобытный ужас пронзил каждую клеточку, опутывая ледяными щупальцами тело, когда гнев полетел прямо на меня. Не выдержав напряжения, я сорвалась с места и побежала, стараясь скрыться от этого кошмара как можно дальше.
Легкие горели огнем. В боку кололо так, будто в него вонзили раскаленный прут. Ветки нещадно хлестали по лицу и цеплялись за одежду, выдирая из нее клоки острыми колючками. Я бежала из последних сил, не думая, не осознавая, действуя на инстинктах. Позади слышался мерзкий вой гневов, гул магических чар и крики воинов, которые никогда не совались в лес поодиночке.
Ноги сами принесли на знакомую прогалину, где приютилась наша деревня в два десятка дворов. Вон и первая изба показалась, с соломенной крышей и обережными знаками, нанесенными известью на потемневшую от времени древесину. Я вырвалась из лесного сумрака и перемахнула через плетень, готовая упасть на землю и молить деда о помощи, но остановилась, отпрянув назад.
На моем пути оказались всадники в железной броне, с копьями и короткими мечами. Они кружили по деревне, заглядывая в каждую избу и выгоняя оттуда людей, словно скот. На улице уже собрались испуганные мужики и женщины, прижимающие к себе ребятишек. Над ними хищными коршунами возвышались чародеи, командующие захватчиками. Их выдавали богатые пурпурные одежды с гербами и надменные лица, взирающие на мир свысока. Особенно выделялся высокий мужчина в дорогом дорожном кафтане. На шее у него сверкала золотая цепь с княжеским гербом — знаком особых полномочий.

Дорогие читатели! Добро пожаловать в мою новую историю. Будут приключения, чаромагия и учеба, тайны прошлого и настоящего, интриги, опасности и борьба с гневами. Если вам понравилось начало, зажгите звездочку для муза
и добавьте книгу в библиотеку, чтобы не пропустить выход новой проды.
Лютобор не дрогнул, словно ожидал чего-то подобного. На его лице сохранилась непроницаемая маска, но глаза на мгновение вспыхнули хищным торжеством. Княжеский проверяющий нашел то, зачем отправился в путь.
— Закон един для всех, Тихомир, — поучительно напомнил чужок. — Нет родителей — нет и возражений. Князь Радомир собирает всех одаренных. Гаяна отправится в чарошколу немедленно. Ее дар послужит для всеобщего блага.
— Она никуда не поедет! — прорычал дед. Его голос потерял мягкость и наполнился силой, от которой мурашки побежали по коже.
Я знала эту силу. Она была частью древнего леса, его мощью, питающей землю. Вокруг ног Тихомира взметнулись сухие листья, а вместо теплого ветра, привычного для последнего месяца лета, потянуло стылым сквозняком.
— Воле князя противишься? — В голосе Люта прозвучала неприкрытая угроза. Он не повышал тона, но каждое слово хлестало тяжелее железной плети. — Это измена, волхв. А за измену кара одна — смерть. Для тебя и всей деревни.
Дед молча шагнул вперед, и я ощутила, как воздух уплотнился и задрожал. Лес вокруг потемнел и зашелестел листвой, а небо над головой стало быстро затягиваться тучами.
Воины ощетинились копьями, но уже не только против нас. Другая часть отряда, наблюдающая за конфликтом, окружила жителей. Среди пришлых имелись чародеи, чьи руки окутались сверкающими молниями и лентами искр, закрученными в спираль. Простым крестьянам с вилами и топорами не выстоять против такой силы. Особенно, когда на кону стояли жизни детей и женщин.
— Деда, не надо! — вырвалось у меня.
Но он уже не слышал слов, вступив в борьбу с чаростражем. Лютобор с насмешкой наблюдал за ним, играя чародейским камнем в руках. Я слышала, что княжеские проверяющие часто сталкивались с отказом отдавать одаренных чужакам. Дети редко возвращались и часто гибли за стенами городища. Но лучше я одна пропаду, чем вся деревня. Для них мы — лишь дикие недостойные жизни поселенцы. Но с Тихомиром у людей есть шанс. Без меня они проживут столько, сколько отмеряют им боги. Моя свобода не стоила таких жертв.
— Я пойду! — произнесла твердо, стараясь унять внутреннюю дрожь. Шагнув из-за спины деда, встала прямо перед ним, закрывая от проверяющего, и коснулась его сжатой руки.
— Гаяна, нет! — Тихомир дрогнул, а сила, собравшаяся вокруг, пошла рябью. — Не слушай их, дитя…
— Все в порядке, деда. — Посмотрела ему в глаза, стараясь вложить в него всю любовь и благодарность, которую не умела выражать словами. — Они не причинят вреда, а только отправят в чарошколу. Ты ведь всегда хотел, чтобы я училась. Так вот, я выучусь всему, что полагается, и вернусь. И тогда никто не посмеет угрожать вам. Никто, клянусь!
Развернувшись к проверяющему, посмотрела в холодные глаза, с любопытством изучающие меня, словно редкую диковину, которая вдруг проявила разум.
— Я согласна уйти с вами, — повторила громче, чтобы услышали все. — Я отправлюсь в чарошколу. Добровольно. Только оставьте нашу деревню в покое.
Лютобор медленно кивнул, его тонкие губы дрогнули в легкой усмешке, а в глазах промелькнуло что-то, похожее на удовлетворение.
— Мудрое решение, — произнес он, жестом отзывая воинов. — Слишком мудрое для лесной дикарки. Ты понимаешь, что такое долг. Это ценное качество для будущей чаровницы.
Воины опустили копья, чародеи приглушили сверкающие в ладонях узоры, и напряжение немного спало. Однако воздух еще звенел от невысказанных угроз.
Дед тяжело вздохнул, опустив плечи. Его сила рассеялась, оставив после себя неприятную горечь поражения. У меня сердце защемило от вида родного человека, разом постаревшего лет на десять.
Я посмотрела на Андреаса, стоящего за Лютобором. Его лицо, в отличие от княжеского проверяющего, сияло мстительным удовлетворением. Неужели так радовался победе? Мелочная злоба никак не вязалась с обликом боярского сына, имевшего власть и почет. Парень смотрел на меня свысока, с надменным презрением и сиюминутной радостью от победы над слабой деревенщиной. Я не отвела глаз, позволяя увидеть застывшие в них слезы и глухую нарастающую злость, которая крепла во мне уверенностью, что это еще не конец. Он пожалеет о дне, когда разрушил мою жизнь.
— Какой яростный огонь в глазах! — Княжеский проверяющий растянул кончики губ в понимающей ухмылке. — Сильная воля — хорошо. В чарошколе ценят таких, кто способен подчинить собственные интересы ради общего дела. Но довольно представлений! Мы теряем время, — резко вернулся к ледяному тону. Его рука неподъемной тяжестью опустилась на мое плечо. — Уезжаем немедленно! Гаяна, пять минут на сборы. Больше не понадобится.
Неизбежность скорого расставания меня оглушила. Я думала в запасе есть хотя бы день или даже час, чтобы попрощаться с дедом, лесом и знакомыми с детства деревенскими жителями. Но Лютобор нарочно обрывал нити прошлого, чтобы не передумала, не сговорилась за его спиной, не оставила себе хоть каких-то теплых воспоминаний. И дед понял это сразу.
— Не тронь ее! — взревел он.
Я охнуть не успела, как Тихомир вырвал меня из хватки Люта. Старческая немощь и горечь поражения слетели как шелуха. Дед снова стал воплощением древней лесной силы. Земля под его ногами застонала, прелая листва закружилась вихрем. Волхв бросился защищать меня. В его руке вспыхнул сгусток зеленоватого пламени и тут же обрушился на невозмутимого врага.
Я подчинилась, понимая, что бунтовать бессмысленно.
— Я вернусь! — прошептала одними губами, но дед меня понял и кивнул, тяжело вздыхая.
Времени на раздумья не осталось. Воин, не пускавший меня к Тихомиру, грубо толкнул к отряду всадников. Я не успела опомниться, как меня подхватили и усадили на вороного коня прямо за Лютом. Его широкая спина загородила весь мир. От неожиданности у меня вновь перехватило дыхание, а внутри все сжалось от страха перед могущественным чародеем.
Лютобор натянул поводья и рванул в галоп. Я едва не слетела на землю и судорожно вцепилась в переметную суму. Надежнее было бы держаться за всадника, но я лучше упаду, чем прикоснусь к этому безжалостному чудовищу.
К счастью, долго ехать на одном коне с княжеским проверяющим не пришлось. Мы покинули деревню и вскоре прибыли в лагерь, где ожидали воины с фуражом и продуктами. Лют, развернувшись, подхватил меня за шкирку и ссадил на телегу с сеном. Я ударилась об деревянный борт и сдавленно всхлипнула, глядя на чародея с непониманием.
За что он так со мной? Почему пришел в нашу деревню, если так презирает диких? Никто не звал его и не просил меня забирать. Но до моих переживаний никому не было дела.
Устроившись подальше от возницы, я подтянула к себе колени и уткнулась в них лбом, не желая никого видеть. Основной отряд поскакал вперед, взбивая землю лошадиными копытами, а мы потащились сзади, глотая пыль, которая оседала на лице и одежде, забивалась в нос и скрипела на зубах. Я не обращала внимания на неудобства, погрузившись в странные воспоминания, открывшиеся в тот момент, когда Андреас воздействовал на меня чарами, а взбешенный гнев напугал до ужаса.
Когда-то я жила в другом мире, окруженная привычными вещами. Там были машины вместо лошадей, интернет и компьютеры, другие законы и правила. Я жила в тихом спальном районе вместе с родителями, училась в колледже, изредка общаясь с немногочисленными друзьями. Однако в прошлом я чувствовала себя одинокой и несчастной.
Об алекситимии вычитала в интернете, когда готовилась поступать в медицинский. Это помогло понять, почему мне так сложно было выражать собственные эмоции и понимать чувства других. В школе не могла отличить шутку от серьезного замечания. В колледже стремилась быть как все, отслеживала мимику людей и анализировала их реакции. Но это закончилось плохо, как и все остальные попытки наладить отношения. Мой парень Артем говорил, что я слишком холодная и равнодушная. Чтобы почувствовать драйв, мне нужно хотя бы раз прокатиться на мотоцикле. Не думала, что это поможет, но согласилась ради дурацкого спора. И вот теперь я здесь.
В другой жизни я погибла, а моя душа переродилась в теле младенца, которого Тихомир обнаружил в лесу четырнадцать лет назад. Я не помнила себя тогда. До трех лет мной занималась Оляна, жена кузнеца Драгана. Я познавала новый мир, осваивала язык, впитывала традиции и училась сдерживать эмоции, чтобы не попасть в беду. Теперь не возьмусь точно сказать, передалось ли новому телу прежнее заболевание. В этом мире сдержанные эмоции были нормой и способом выживания. Но это не говорило о том, что люди здесь не любили, не умели радоваться жизни и наслаждаться ее благами.
Я привязалась к этому миру, полюбила наш лес с могучими деревьями и маленькую деревню Тихомировку. Но особенно обожала деда, который был мне как отец, открывший удивительный мир, наполненный древней силой.
Мысли невольно вернулись к нашему прощанию. Я нащупала в кармане амулет деда и крепко сжала в ладони. Он просил меня не снимать оберег, но я и не собиралась расставаться с ним. Странно, что по жизни, оставленной в прошлом, родителям и немногочисленным друзьям я не тосковала. Наверное, потому, что никогда не была с ними близка. А Тихомиру удалось затронуть особенные струны моей души, которые разливались по телу приятным теплом при одном лишь воспоминании о родном человеке.
Время близилось к вечеру, когда отряд остановился у ручья. Повозка застыла на месте, а я не сразу обратила внимание, что меня зовут. Не привыкла, что в мою сторону направлено столько скрытой злобы и презрения.
— Чего разлеглась? — От грубого толчка в спину чуть не упала. — Шевелись! Собери хворост для костра.
Внутри меня что-то вспыхнуло, поднимаясь горячей волной от живота к горлу и требуя выхода. Сила, дремавшая до недавнего времени, пробуждала гнев и требовала ответить на несправедливость. Мои руки непроизвольно сжались в кулаки, стоило только представить, как чары поражают воина, и он врезается в дерево. Видение было таким ярким и желанным, что у меня во рту пересохло, а глаза вспыхнули яростным огнем.
Однако нашлось кому остудить мой гнев. Пронизывающий взгляд Лютобора заставил сдержаться. Нельзя показывать силу! Теперь любое ее проявление будет воспринято как слабость. Я одарила возницу многообещающим взглядом, молча выпрямилась и направилась к ближайшим кустам выполнять поручение.
О каком пророчестве упоминал Тихомир? Почему просил сдерживать силу и никогда не показывать ее полную мощь? Неужели он считал меня ребенком из пророчества? Если вспомнить о прошлой жизни, то это сильно отличало меня от других подростков этого мира. Но разве подобный опыт делал особенной? На Земле говорили о реинкарнации. Я видела передачи о людях, помнящих прошлые жизни. Ничего необычного во мне не было.
Собирая хворост, я заметила, что за мной следит Ждан, один из воинов. Он вышел из-за дерева и взглядом велел возвращаться. О побеге я не помышляла, поэтому пожала плечами и отправилась обратно. Мужчины уже нарубили ветвей и развели костер, над которым закипала вода в котелке. Сгрузив собранный хворост, я вернулась к дереву и присела, издали наблюдая за остальными. Чуть позже Ждан принес мне кусок хлеба и миску с безвкусной похлебкой.
На дорогу ушла неделя, учитывая частые привалы и посещение других деревень. Лютобор проверял местных и особенно ребятишек на пробудившийся дар. К счастью, кроме меня, ему никто не попался. Примерно на четвертый день пути мы выбрались из леса на дорогу, пролегающую через бескрайние поля. Отсутствие привычного асфальта и столбов освещения бросалось в глаза. Повезло, что начало осени выдалось солнечным, даже жарким, и дороги оставались сухими. В лесу солнце не так припекало, как на открытом пространстве, а вот ночами заметно холодало.
На седьмой день из туманной дымки на горизонте проступили очертания Донского городища. Сначала показалась серая линия, а затем высокие стены, тянущиеся от края до края. Воины ускорились, пришпорив лошадей, а их угрюмые лица засветились ожиданием скорого возвращения домой. Я же чувствовала напряжение и тяжесть в груди, не предвещающую ничего хорошего. Мои испытания только начинались.
Прежде чем попасть в город, мы проехали через Слободу, застроенную старыми домами. Казалось, они вот-вот развалятся от ветра, и вся убогость вылезет наружу. На узких улочках слой грязи был невообразимым. Колеса повозки вязли в жирной колее. Уставшие лошади еле перебирали копытами.
Я таращилась на уличных оборванцев и недоумевала, как можно опуститься до такого состояния? Потрепанные, грязные и озлобленные, люди бросали на воинов испуганные взгляды и старались побыстрее убраться с дороги. Здесь не было привычной мирной жизни, как в деревне. Вместо открытых лиц я видела напряжение и ненависть в потухших глазах.
— Не смотри! — шикнул на меня Ждан, ткнув в спину древком копья. — Не твое это дело. Лучше подумай, как тебе повезло. Эти, — махнул рукой в сторону жалких домишек и жмущихся к стенам прохожих, — сгниют здесь рано или поздно. А у тебя есть шанс. Не упусти его.
Шанс? — Невольно поежилась и потерла ноющее плечо. — У меня был шанс на нормальную жизнь в лесу, с дедом. А городище с его неприступными стенами больше походило на тюрьму.
Я кивнула воину и отвернулась, чтобы не провоцировать. К горлу вновь подкатил ком, а в глазах защипало от несправедливости. Он будто нарочно провоцировал меня, ожидал, что взорвусь или начну возмущаться. Но я не собиралась реагировать на подначки, когда этого так от меня ждут.
Чем ближе мы подходили, тем величественнее казался город. Стены из массивных камней уходили высоко в небо, сливаясь с облаками. Над городищем сиял огромный чародейский купол, переливающийся оттенками синего и фиолетового. Он мерцал и испускал мягкий свет, создавая вокруг непроницаемую границу. Глядя на это величие, невольно закрадывался страх перед неведомой мощью, и одновременно накрывало завораживающее восхищение. Человеческая жизнь в сравнении с этим колоссом казалась ничтожной песчинкой в океане.
Отряд остановился перед гигантскими воротами, окованными железом. Лютобор направился вперед и протянул чаростражу свиток с сияющей печатью. Я бы и дальше за ними наблюдала, но невольно отвлеклась на Андреаса, которого строгий чародей отвел в сторону. С того вечера, когда пыталась подслушать разговор, они почти не общались. Отношения выглядели ровными, но поникший вид Андреаса, его сломленный взгляд и тщательно подавляемая ярость были заметны издалека. Злорадства я не испытывала, убеждаясь в правоте деда, что за каждый поступок приходилось отвечать.
— Гаяна, подойди! — окликнул меня княжеский проверяющий. Я поспешила исполнить приказ, чтобы заодно подслушать разговор боярича с наставником.
Стражу на воротах Лют продемонстрировал чарокамень, засветившийся сразу, как только он поднес его ко мне. Большего подтверждения не требовалось, так что я отправилась к телеге, притормозив возле Андреаса.
— Ты опозорился на глазах проверяющего! — отчитывал парня старый воин. — Если бы ты просто потерпел неудачу, то попробовал силу в следующий раз. Но ты потерял контроль! Позволил гневу вырваться…
— Но я не…
— Молчать! — оборвал наставник. — Глава будет в ярости. Этот поход должен был принести тебе новый ранг. А вместо этого ты стал посмешищем! На кону репутация чародейского рода!
Парень глухо застонал, стиснув кулаки. Я расслышала скрип зубов и почувствовала отчаяние, исходящее от врага. Сам виноват, раз позарился на чужого гнева. Значит, не мне одной та встреча вышла боком.
— Единственный способ смыть позор — начать с самого низа, — громче продолжил наставник, будто хотел, чтобы все услышали. — Я предложу Мстиславу отправить тебя в чарошколу. Будешь учиться с отбросами из диких деревень. С ней! — кивнул в мою сторону. — Будешь делить одну ученическую скамью с теми, кого презираешь. Есть с ними за одним столом, спать на соседних кроватях. Тебя первого отправят на убой, когда наступит очередная Волна. Это унизительно для наследника рода. Но это единственный путь, который вернет тебе честь и позволит доказать, что ты чего-то стоишь.
Андреас нервно вскинул голову, его потускневшие глаза вспыхнули ярким огнем. Он побледнел, словно кровь отхлынула от лица, оставив пепельно-серую бледность. Встретившись со мной взглядом, боярич полыхнул непримиримой ненавистью, как будто я была виновата во всем. У меня перехватило дыхание, и вновь кончики пальцев на ногах занемели, предвещая проблемы. Я внезапно осознала, что у меня появился опасный и могущественный враг.
Исполинские ворота медленно распахнулись, открывая путь в новое будущее. Сквозь проем хлынул поток звуков и запахов огромного города, жизнь в котором била ключом. Высокие угловатые здания навевали воспоминания о прошлом. Донское городище напоминало земные города, отличаясь старинной архитектурой, повозками и непривычно одетыми людьми. Воздух был насыщен дымом и металлом, потом и уличной пылью, а также запахами свежей выпечки и еще чего-то неуловимого, чему я не могла подобрать определения.
Лют, передав меня с рук на руки, ушел, одарив напоследок подозрительным взглядом. Вряд ли он так попрощался. Скорее, в его глазах сквозило обещание вернуться. Однако я быстро забыла о суровом чародее, когда в кабинет привели еще трех учеников, двух мальчишек и девчонку моего возраста. Только выглядела последняя чересчур ухоженной и чистенькой. Слишком домашняя девочка с пшеничного цвета волосами, заплетенными в две косы, и в дорогом платье с рюшами.
Она с порога окинула комнату надменным взглядом и выбрала место в стороне, а ребята без всяких капризов плюхнулись рядом со мной на лавку. Один из мальчишек был явно из слободских крестьян. Холщовые штаны с заплатками, поношенная рубаха, подпоясанная веревочным поясом, да и сам затравленный вид подростка, привыкшего опасаться всего незнакомого, указывал на крестьянское происхождение. Второй — явно из городских, задиристый, с бегающим взглядом, грязными руками и растрепанными волосами. Одет с чужого плеча, но получше крестьянина. Он сразу принялся оглядываться, словно выискивая, с кем вступить в схватку, чтобы доказать свое превосходство. Только задиристый дух быстро выветрился, стоило преподавателям сделать замечание.
В силу сложившейся привычки я всегда обращала внимание на малейшие изменения в поведении, что позволяло адекватно реагировать. Здесь же люди скупились на эмоции, что делало их более непонятными. Но в то же время никто не лез в душу, а эмоциональная дистанция обеспечивала спокойствие.
Учительница придирчиво осмотрела нас и распорядилась забрать вещи. При мне ничего не было, кроме дедовского ножа, мешочка с травами и амулета. Его удалось сохранить, спрятав под одеждой, а с остальным добром пришлось расстаться. У мальчишек ничего при себе не оказалось, будто их схватили на улице и сразу привели в школу. А у девчонки отобрали серьги и кулон, изъяли вещи, которые она привезла с собой. Нам оставили только одежду, в которой прибыли в школу, и ту ненадолго.
После обыска прибыли дежурные, которые повели нас по длинным коридорам вглубь здания. Мне не понравилось, когда мы свернули к лестнице, уводящей в темные подвалы. Спускаясь по каменным ступеням, я ощущала нарастающий холод и удушающий запах неухоженных животных. Я не понимала, зачем нас привели в подвалы, где стояли железные клетки с голодными гневами. Мелкими и неопасными, но способными объединиться и напасть на жертву, если представится такая возможность. От тварей исходила неприятная энергия, от которой волоски на коже вставали дыбом.
Девчонка из зажиточной семьи брезгливо сморщилась, прикрыла нос рукой и отвернулась. Задиристый паренек, наоборот, нашел объект для издевательств. Он подошел к клетке, засвистел и ткнул в ближайшую тварюшку пальцем, чтобы расшевелить. Второй с нескрываемым сочувствием смотрел на несчастных гневов, которые недавно были обычными кроликами, собаками или кошками. В глазах мальчишки заметила блеснувшие слезы. Для слободских гибель домашней живности означала голод и возможную смерть. Я же при виде гневов испытывала неприятную тяжесть в груди, которая чаще проявлялась, если кого-то жалела.
— Ты! — Учительница появилась в подвале так неожиданно, что я вздрогнула. — Покажи, на что способна. Успокой зверя, — приказала мне, указывая на клетку, где металось небольшое существо, которое когда-то было лисицей. Сейчас же исхудавшую тушку покрывала редкая свалявшаяся шерсть, а глаза горели безумным огнем гнева, захватившего несчастное создание. — Остальным смотреть и запоминать. Если она провалится, вы будете следующими.
Я подошла к клетке, остановившись на безопасном расстоянии. Спину жгли взгляды учителей и других новичков. Лисенок занервничал еще сильнее, глаза разгорелись ярким красным огнем.
— Тише, малыш. Успокойся! — Протянула руку к клетке, пытаясь направить волну умиротворения, как учил дед.
Прежде у меня неплохо получалось, но на этот раз что-то пошло не так. Внутри заворочалась неведомая сила, каменной тяжестью сдавившая грудную клетку. Она бурлила внутри и гудела, как потревоженный улей. Лисенок, учуяв меня, забился в истерике и пронзительно завизжал. От животного исходила волна чистого страха, смешанного с отчаянной яростью. Визг сделался невыносимым. На облезлой шерстке проступила легкая пелена, похожая на иней, — признак нарастающего гнева.
— Ты что творишь?! — недовольно прошипела учительница. — Нарочно провоцируешь гнева? Неужели ты настолько глупа? Прекрати немедленно! Ты не можешь себя контролировать. Твоя неуравновешенность — угроза для окружающих.
У меня перехватило дыхание, что означало высшую степень волнения. Живот скрутило в тугой узел от возмущения. Как она могла что-то требовать, если ничему не научила? Я все сделала правильно, только не понимала, почему не подействовало.
— Дикая, и этим все сказано, — хмыкнула женщина. — Отправишься в казарму для отбросов. Нечего тебе делать рядом с учениками благородного происхождения. Может, хоть там чему-нибудь научишься. Увести! — отдала приказ безмолвному сопровождающему.
Мужчина с невзрачной внешностью, облаченный в серую униформу, жестом показал мне на выход. Я ушла, оставив других новеньких проходить испытание. Только если учительница надеялась увидеть на моем лице признаки гнева или обиды, то ошиблась. Я приняла приговор со спокойным лицом, без грамма разочарования. Хотя внутри нарастала волна неприятных ощущений, и сердце сжималось в тревоге за дальнейшее будущее, но внешне это никак не отражалось. Я не ожидала от этого места ничего хорошего.
Казарма представляла собой большое холодное помещение с двумя рядами деревянных кроватей. Зал делился надвое большим щитом, сколоченным из досок. С левой стороны обитали мальчишки, а с правой — жили девочки. Узкие окна располагались высоко над полом, и через них едва пробивался тусклый свет. Пахло прелым сеном и затхлой сыростью. Я не боялась, но испытывала внутренний дискомфорт от незнакомой обстановки.
Понурые, подростки поплелись вслед за мужчиной, бросая на меня озлобленные взгляды. Как оказалось, подвалов под школой хватало и помимо тех, где нам недавно устроили проверку. Каменные щербатые ступени привели нас в огромное помещение, освещенное тусклым светом факелов. Тяжелый воздух, наполненный запахами смолы и сырой земли, давил на грудную клетку, создавая гнетущую атмосферу. В полумраке я разглядела ряды железных клеток. Некоторые стояли отдельно, полностью изолированные, другие примыкали к стенам и напоминали тюремные камеры. Дежурный выбрал для нас пустующую клетку в центре помещения. Вокруг нее стояли другие, но уже с постояльцами — гневами, потерявшими животное обличие.
Из двух десятков приземистых тварей, я угадала шиг и анчуг — злобных карликов с обвислыми ушами, тощим бурым телом и непропорционально длинными передними конечностями. Шиги походили на круглые меховые комки, покрытые жесткой шерстью, зубастые и невероятно прожорливые. Третьей разновидностью были матохи — перерождались из более крупных животных, вроде волков или кабанов. У таких тварей мощная челюсть, полная острых зубов, мускулистые ноги с копытами или когтистыми лапами и поджарое тело. Но главное, что отличало одержимого гневом животного от перерожденного гнева, — пылающие алым цветом глаза и легкая полупрозрачная дымка, окутывающая тело. Чем темнее и насыщеннее была такая дымка, тем злее и опаснее становился гнев.
— Вот вам и наказание, — равнодушно бросил дежурный, открывая тяжелую дверь клетки и подталкивая нас внутрь. — Посидите до утра, подумайте о своем поведении и заодно посмотрите, к чему приводит гнев, когда вы позволяете ему завладеть собой.
Захлопнув решетку и заперев ее снаружи на громоздкий засов, дежурный ушел, оставив нас наедине с гневами. Твари сидели по соседним камерам, издавая гортанные звуки, пробирающие ужасом до костей. Их тела подрагивали и слегка мерцали в отблесках пламени. Казалось, что воздух немного гудел от испускаемой гневами агрессии. Находиться в одном помещении с чудовищами — то еще испытание на прочность. Сам факт такого соседства давил на сознание и невольно пробуждал страх. Не у меня, я не раз сталкивалась с мелкими гневами в лесу. Дед учил сохранять максимальное спокойствие в их присутствии, тогда и твари становились менее агрессивными.
Но это я, выросшая в дикой деревне посреди леса, а слободские и городские ребята к такому соседству не привыкли. Подростки невольно держались друг друга, моментально позабыв о недавних обидах. Мелех хоть и бросал на меня злобные взгляды, но молчал и скрипел зубами. Ирия тихонько всхлипывала и озиралась по сторонам испуганными глазами. Однако первой не выдержала Полада.
— Нет! Я не хочу здесь оставаться! Отпустите меня! — закричала она, когда гнев в соседней клетке, ощутив наши страхи, взбесился и забился головой об прутья, пытаясь вырваться. — Мой отец так этого не оставит! Он знатный купец. Он вам покажет! Отпустите меня немедленно!
Чем больше распалялась Полада, тем сильнее волновались гневы вокруг. Они чуяли злость и отчаяние девчонки, сами заводились и начинали метаться, кидаясь на такую желанную, но недоступную добычу. Гнетущая атмосфера только усиливалась. Злость и страхи порождали только гнев, и ничего хорошего не приносили людям. Паническая истерика купеческой дочки понемногу начала передаваться и остальным. Мальчишки, что прибыли с нами сегодня, занервничали и побледнели. Мелех и два его приспешника, Неждан и Завид, наполнились злобой. В маленьком пространстве клетки, где нам едва хватало места, подобное поведение могло привести к серьезным проблемам. Гневы питались эмоциями, и сейчас Полада была для них праздничным пиром. Девчонка приближалась к тому порогу, когда окончательно потеряет контроль над даром. Я заметила, как по ее телу то и дело пробегали легкие сверкающие молнии, а ладони светились от прибывающей силы.
Я невольно вспомнила деда, его доброе лицо, морщинистые руки, перебирающие травы, и мудрые наставления. Он часто пел мне колыбельные, когда я не могла уснуть, или же мы переживали Волны гнева, накатывающие на наши земли. «Гнев не любит покоя и боится тишины. Пой ему, и он уснет». В этот момент я остро осознала, что, если ничего не сделаю, то нас всех поглотит гневное безумие.
Глубоко вздохнув, я постаралась прийти к внутреннему спокойствию, которое не раз выручало в опасные моменты. Приблизившись к Поладе, положила руку ей на плечо и тихо запела. Сначала мой голос терялся на фоне криков и общего гула, но я чувствовала в себе силу и непоколебимую уверенность, что все получится, как надо.
Постепенно крики Полады стали тише, а рыдания сошли на нет. Она смотрела на меня изумленным взглядом, как будто до конца не верила, что моя колыбельная сможет ей хоть как-то помочь.
Однако результат проявился практически сразу. Дети позабыли о страхах и неприязни, гневы перестали бесноваться, а атмосфера в огромном подвальном помещении медленно менялась, наполняясь хрупким покоем. Красные глаза тварей тускнели, полупрозрачная дымка над измененными телами светлела, а волны агрессии ослабевали, превращаясь в слабое эхо. Моя песня создавала вокруг нас невидимый умиротворяющий кокон спокойствия.
Ирия прижалась ко мне, уткнувшись головой в плечо. Полада склонилась с другой стороны, и мы медленно опустились на пол. Мальчишки тоже присели, сгрудившись в кучу, и задремали. Даже Мелех, сидевший отдельно, уронил голову вниз и забылся. Песня стихла, а я продолжала сидеть, прислушиваясь к ровному дыханию девчонок и наблюдая, как рассеивается тьма. В воспоминаниях я была с дедом, слушала лес и смотрела, как костер жадно пожирает поленья. Однако я знала, что всему этому настал конец. Теперь моя жизнь — чарошкола, гневы и бесконечная борьба за выживание. Я не ведала, что принесет завтрашний день, но была к нему готова. Здесь нельзя расслабляться и допускать ошибки. Я не испытывала страха и не тревожилась, но с интересом ожидала, что же будет дальше.

Тихая ночь неспешно пришла, ветер на улице стих,
Пламя души прогорело дотла, в сердце покой сохранив.
Спи, засыпай, дорогое дитя. Пусть все заботы уйдут.
Гнев растворится в каплях дождя, злости оковы падут.
Замедли дыханье, смирись с тишиной,
Найди драгоценный покой.
Возьми мою руку, прижмись к ней щекой
Усни поскорей, мой родной.
К утру ты проснешься, и мир расцветет яркими красками дня,
Ты встретишь рассвет и новую жизнь ты проживешь для меня.
Открой же скорее сердце свое тому, кто застыл, очерствев,
Любовь пусть растопит каменный лед, которым сковал его гнев.
Замедли дыханье, смирись с тишиной,
Найди драгоценный покой.
Возьми мою руку, прижмись к ней щекой
Усни поскорей, мой родной.
***
Озвученную версию можно послушать на моей страничке ВК (ссылка есть в информации обо мне) или ТГ
— Давайте начнем знакомство сначала, — уже более мягким тоном продолжил дежурный. — Меня зовут Милояр Луст. Обращаться ко мне — господин Милояр или господин учитель. Последнее применимо к любым преподавателям нашей школы.
— Рада знакомству, господин Милояр, а меня зовут Ремез Полада Путятична, дочка купца Путяты Ремеза, — выпендрилась девчонка, получив возможность похвастаться, что родом из богатой семьи в отличие от нас, неудачников.
Не знаю, может, она хотела показать манеры или как-то выделиться среди остальных, но это никому не понравилось. В том числе и дежурному.
— Полада, ты верно не слушала, о чем я говорил недавно? — холодно поинтересовался Милояр. — Здесь ко всем ученикам обращаются по имени без отчества и фамилии, потому что все между собой равны. В вашей власти прославить свое имя или же покрыть позором. На первый раз — замечание. Получишь еще два, и последует наказание. Понятно?
— Угу, — понуро кивнула девчонка.
— Не «угу», а: «Да, господин учитель», — поправил Милояр.
— Да, господин учитель, — послушно повторила Полада.
— Вот и отлично! А теперь — марш в казарму. На кроватях уже приготовлены необходимые вещи. Быстро переодеваетесь в спортивную форму и бегом на задний двор, где проводится зарядка. Над каждым спальным местом прибита табличка с именем, так что не ошибетесь, — предвосхитил вопросы, готовые сорваться с языка.
Дважды нам повторять не пришлось. Наученные горьким опытом, мы поторопились вернуться в казарму и разбрелись по разные стороны от щита. Я нашла свою койку в дальнем темном углу, куда не попадал свет из узких окон. Меня этот факт ничуть не расстроил. Темноты я не боялась и лишний раз с кем-то общаться не горела желанием. Ирии досталось соседняя кровать, а Поладу разместили напротив.
Глядя, как другие девочки собираются на зарядку, я спешно разобрала вещи, сложенные аккуратной стопкой в изножье. Сверху лежал кафтан из плотного сукна, под ним серые штаны, два комплекта льняного нижнего белья, портянки и тяжелые сапоги. Еще пара простых рубашек, ночная сорочка, кофта с застежками под горло, длинная юбка, чулки и туфли на каблуке. Помимо этого, прилагался комплект бытовых мелочей, вроде куска дегтярного мыла, жесткого полотенца, костяной расчески и маленькой щеточки для чистки зубов. Вещи далеко не новые, но чистые и вычищенные.
Быстро одевшись, я расчесала волосы и переплела их в тугие косы. Ирия тоже быстро справилась, а вот Полада замешкалась с портянками. Ни помощи, ни совета девочка не спрашивала, даже не поблагодарила, что утихомирила ее истерику ночью, так что я не лезла с подсказками.
Зарядка проходила на холодном плацу, куда ранним утром выгоняли всех учеников: от мелких десятилеток до совсем уже взрослых лбов лет по двадцать. Под хриплые команды дежурных мы выполняли изнурительные приседания, махи руками и ногами, отжимания и до изнеможения бегали по кругу большой площадки, огороженной с четырех сторон стенами школы, и примыкающих зданий столовой и общежития преподавателей.
Я еле выдержала разминку, а другие новички сдались еще в первый час и получили от Милояра наказание. Их уже лишили ужина, а теперь еще предстояло перемыть посуду в столовой и убраться в клетках гневов.
После зарядки мы посетили мыльни, где привели себя в порядок, затем переоделись в учебную форму и отправились на завтрак. В столовой нас рассадили за деревянные столы и выдали порцию жидкой каши, кусочек хлеба и травяной чай. Я спокойно съела свою порцию, в то время как другие дети ковырялись в тарелках с видимым отвращением.
За соседним столом сидел Мелех со своими прихлебателями. Его дерзость сменилась настороженностью со смесью страха и любопытства. Гнев, которому он едва не поддался в подвале, разрушил образ местного авторитета. Но только в моих глазах, большая часть учеников из казармы для новичков по-прежнему относилась к нему с опаской. Отодвинув миску, парень решительно подошел к нашему столу и сел напротив меня.
— Эй, дикарка! — произнес низким тембром, в котором еще проскакивали высокие нотки, свойственные парням с ломающимся голосом. — Как ты это сделала? С гневами и... — запнулся, как будто не желал признавать очевидного. — И с нами.
Я подняла на Мелеха спокойный взгляд и пожала плечами. Раскрывать свои умения и тайны, когда все вокруг затихли, не собиралась. Пусть думает что угодно, лишь бы не догадался об истинной причине.
— Ничего я не делала, — сделала вид, что не понимаю. — Мне было холодно, я уснула. Вы, наверное, устали и тоже отключились.
Мелех недовольно поморщился. Хотел что-то сказать, даже рот приоткрыл, но передумал и спешно поднялся.
— Не хочешь говорить — так и скажи. Мы все слышали, как ты пела. Или будешь отрицать?
— Мне было страшно, я пыталась успокоиться. Что тут такого? Не думаешь же ты, что моя песня всех усыпила? Полный бред! — усмехнулась, внимательно отслеживая реакцию парня.
В его глазах я уловила сомнения и непонимание того, почему так упорно отрицаю очевидное. Другой на моем месте давно бы хвастался, как справился со страхом, а я призналась, что испугалась. Полада радостно ухмыльнулась, хотя и промолчала. Ирия, Верен и Касьян смотрели на меня настороженно, но с уважением. Приятно, конечно, но расслабляться нельзя.
После завтрака нас выстроили во дворе, где Милояр объявил о начале учебы и снова напомнил о дисциплине.
Перерыв между занятиями составил пять минут. На это время Андреас демонстративно отсел на прежнее место, чтобы пообщаться с другими учениками, а учительница вышла из помещения, забрав наши письменные работы. Следующую дисциплину тоже вела Стояна Власовна. Она вошла вместе с ударом чародейского колокола, отбивающего начало и конец урока. Услышав мелодичную трель в первый раз, я не обратила на нее внимания и не сразу сообразила, что он служил аналогом земных звонков.
— Внимание, ученики! — Стояна снова обвела взглядом аудиторию и задержалась на Андреасе, который остался сидеть там, где устроился в первый раз. — Предыдущее занятие было лишь разминкой и проверкой ваших способностей. На этом уроке мы приступим к изучению чар и базовых понятий, без которых ни один чародей не способен работать и совершенствоваться. Наверняка вам известно, что сила одаренного измеряется чарками. Сегодня вы узнаете, что такое чарки силы, чарки контроля и чистоты, а также поймете, для чего они необходимы.
Я с нескрываемым интересом впитывала новую информацию. Дед учил меня понимать лес, говорить с гневами, но не активировать какие-то чарки. Магия волхва была другой, природной, основанной на взаимодействии с древней силой. Чародеи же измеряли величину высвобождаемой энергии, подавляли внутренний гнев и старались отринуть эмоции при использовании дара. Стояна говорила об астральных сущностях, каких-то фазовых отклонениях и ритме купола.
Я бы с удовольствием записала определение терминов, чтобы потом разобраться с ними в спокойной обстановке и вызубрить значение. На слух не вся информация хорошо усваивалась, некоторые вещи требовали пояснений. Но я не решалась задавать вопросы, потому что никто этого не делал. Да и Стояна не давала такой возможности, методично рассказывая новый материал.
Моя сила спала четырнадцать лет. Я о ней даже не подозревала, пока не столкнулась с боярским сыном. Рассказы деда о чародеях считала сказкой, потому что они не появлялись в наших краях. А если и забредали чужаки, то Тихомир каким-то образом узнавал об этом заранее и отправлял меня в лес, на охотничью заимку. Выходит, нарочно прятал от проверяющих? Почему же на этот раз он не уберег?
— А теперь приступим к практике. — Я вынырнула из мыслей, вновь сосредоточившись на том, что говорила учительница. — Попробуйте активировать чарку контроля. Сконцентрируйтесь. Почувствуйте поток внутри себя. — Стояна продемонстрировала серию жестов, которые следовало повторить. — Удержите его. Не дайте ему ускользнуть.
Я попыталась скопировать движения. Однако пальцы не слушались, в них не было необходимой гибкости. Концентрации у меня хватало, но с активацией возникли проблемы. Вместо четкого потока, ощущала слабое покалывание в пальцах. На фоне других учеников, у которых простое действие не вызвало трудностей, я выглядела полной неумехой.
Почему ничего не выходит? Я ведь умею успокаивать гневов, отчего же не могу зажечь маленькую искру?
С соседнего ряда раздался издевательский смешок. Обернувшись, наткнулась на тяжелый взгляд Андреаса, с нескрываемым злорадством наблюдающего за моими потугами. От парня исходила холодная, почти осязаемая, волна раздражения. Как тут сосредоточиться? Боярич наслаждался моим провалом и всем своим видом выражал презрение.
— Что, дикарка, не получается? — прошипел он. — Ты же никогда не видела настоящих чар. Откуда им взяться в твоей глуши?
Я поджала губы, сдерживая поднимающуюся изнутри волну возмущения. Как ни грустно признавать, но он прав.
Не следовало показывать, как глубоко задевали насмешки. Я уже это проходила. Стоит хотя бы намекнуть, как тебе больно, и заклюют. Для таких, как Андреас, важна реакция, иначе подначки не имеют никакого значения. Я сильнее, чем они все думают, и никому не позволю себя сломить.
Разумеется, наша неприязнь не прошла мимо Стояны. Должно быть, она видела то, что я тщательно пыталась скрыть. А еще не терпела неповиновения, насколько успела заметить.
— Андреас! — Женщина требовательно посмотрела на парня и выдержала паузу, пока тот не поднялся, как требовали правила. — Вижу, что начальное владение чарками ты давно освоил, а мое задание не вызвало трудностей. Что ж, это похвально. Но бездельничать и отвлекать других учеников я не позволю. Назначаю тебя куратором Гаяны. Поможешь ей освоить азы чароплетения и научишь контролю. Будешь отвечать за ее успехи и провалы.
Только не это! — простонала мысленно, пытаясь осознать, во что выльется этот приказ, и ошеломленно посмотрела на побледневшего парня, глаза которого расширились от шока.
— Госпожа Стояна, это неприемлемо! — Андреас подскочил, моментально побагровел от нахлынувшей ярости. — Я — призывающий! Мой ранг требует серьезных занятий, а не игр с лесной дикаркой. — Его лицо нервно дернулось, желваки заходили на скулах. Аудиторию накрыло тяжелой волной неприкрытой ненависти.
Да он же меня уничтожит! В порошок сотрет, — мое дыхание перехватило от предчувствия беды.
— Госпожа Стояна, не надо! — предприняла отчаянную попытку спасения. — Я справлюсь и без его помощи. У меня обязательно получится. Я буду тренироваться каждую свободную минуту. Пожалуйста, только не он!
— Я не меняю своих решений, — Стояна холодно усмехнулась, не обращая внимания на мои слова. — Правила обязательны для всех. Ваш ранг обязывает быть примером, а не нарушать устои. Для вас обоих этот опыт будет полезен. Или вы думаете, что в дальнейшем судьба не будет сталкивать с людьми, которые вам неприятны? Вы обязаны сохранять контроль и холодную голову в любых ситуациях. Эмоции и личная неприязнь здесь неуместны!
Обеденный перерыв принес небольшую передышку после утренних потрясений. В шумной столовой собрались все обитатели школы. Здесь не было деления на привычные классы по количеству и возрасту учащихся. Новичками считались все, кто только поступил в чарошколу и еще не прошел испытаний. Ученики — это освоившие базовые науки подростки, проучившиеся год и успешно сдавшие экзаменационные испытания. Проваливших экзамены или не освоивших простые чары негласно называли бездарями. Если за три года они не показывали роста, их отправляли на поддержку купола и другие работы, не требующие особых навыков. Тех же, кто добился успехов в освоении чар еще до выпускного испытания называли послушниками. Ребята, подтвердившие ранг послушника, направлялись в чародемию, где подход к обучению был более строгий, а ученики по окончании получали ранг обережника. После чародемии самых умелых и достойных обережников принимали в Орден чаростражей, где адепты проходили путь от призывающих до пробужденных.
Мы с Ирией, Касьяном, Вереном и Поладой вновь оказались за одним столом. Только теперь еще к нам присоединились Мелех с Нежданом и Завидом. Сытная похлебка и овощное рагу с мясом мне даже понравились, с удовольствием съела свою порцию. А вот Полада привередничала и вяло ковырялась ложкой в тарелке. Ирия тоже выглядела грустной и медленно поглощала пищу.
— Чего приуныли? — поинтересовался Касьян. — Крыша над головой есть, кормят неплохо — чего еще надо?
— Да с грамотой этой ничего не получается, — пожаловалась Ирия. — Мама говорила, что девочкам достаточно уметь вести хозяйство, вышивать и удачно замуж выйти.
— Пфф! Может, и так, — фыркнул Мелех. — Но здесь вышивка не поможет, пока не освоишь чары.
— Могу позаниматься с тобой после уроков, — предложила я, ощущая, как внутри разливается тепло. — Дед научил меня всему, что необходимо.
— Правда? — девочка радостно оживилась. — Это было бы чудесно. Ты меня этим спасешь, Гаяна. Спасибо!
— А с нами? — вопросительно посмотрел Верен. — Мы тоже хотим научиться побыстрее, чтобы не сидеть в бездарях.
— Присоединяйтесь, — я пожала плечами. — Не вижу проблем.
После обеда нас ожидали медитации, которые заключались в неподвижном сидении на полу. Неудобная поза и присутствие посторонних мешали полностью сосредоточиться на задании почувствовать поток. Боярский сын и тут умудрился меня достать, усевшись чуть в отдалении и бросая гневные взгляды. Я даже глаза закрыла, чтобы никого не видеть, но все равно ощущала его присутствие рядом.
Следом за медитациями начиналась физическая подготовка под неусыпным надзором чародея Борислава, могучего мужчины с широкими плечами и громогласным голосом. Как и на утренней зарядке с Милояром, Борислав заставил бегать по кругу, приседать и отжиматься и только после этого показал базовые стойки, которые надлежало отрабатывать. Каждое движение было направлено на то, чтобы укрепить наш дух и подготовить к борьбе с гневами.
Я дышала глубоко и размеренно, используя техники, которым обучил дед. Это помогало сохранять внутреннее спокойствие и максимально прорабатывать каждое упражнение. В целом, нагрузки терпимые, не требующие ничего невозможного. Я привыкла к долгим переходам по лесу, так что чувствовала себя сносно. Другие же быстро уставали, сдавались, падая на плац.
Андреас двигался наравне со всеми, но его отличали четкие выверенные движения и отсутствие видимой усталости. Во время пробежки боярский сын догнал меня, поравнявшись, и небрежно бросил:
— Вечером приходи в тренировочный зал — будем заниматься, раз уж приказали возиться с тобой. — И потрусил дальше, не дожидаясь ответа.
У меня невольно дыхание сбилось, и замедлился шаг, пока новость о совместной тренировке улеглась в мыслях. Неужели этот тяжелый день никогда не закончится?
Перед ужином, когда у нас значилось свободное время, позанималась с Ирией и ребятами, объяснив им буквы и дав задание выучить первые десять букв алфавита к завтрашнему дню. Мои мысли в это время крутились вокруг Стояны, назначившей боярича моим куратором, и самого Андреаса, воспылавшего ко мне лютой ненавистью. Рядом с ним тяжело удавалось сохранять внутреннее спокойствие. Его ярость давила и пробуждала во мне собственный гнев, с которым я прежде не сталкивалась. Амулет деда висел на шее и оберегал от гневных вспышек, но каждый раз боярский сын умудрялся зацепить так, что никакого терпения не хватало.
По дороге к залу я нарочно медлила, пытаясь отсрочить неизбежное и невольно вспоминая нашу первую встречу. Он напал на усмиренного мной гнева и заодно спеленал чарами меня, считая одержимой. Но на деле все оказалось иначе. Это Андреас еле сдержал гнев, когда злыдень вырвался. Разве моя в том вина? Нет, но почему-то парень думал иначе.
— Наконец-то, дикарка! — встретил меня раздраженный окрик боярича, стоило только переступить порог зала. — Опаздываешь! Неужели ты думаешь, что сможешь безнаказанно нарушать правила? Где отчет о чарках? Или, как всегда, у тебя ничего нет, кроме диких повадок? — Сделал шаг навстречу, полыхая от злости. — Из-за тебя я провалил испытание на обережника. И, вместо того чтобы защищать городище от гневов, вынужден теперь торчать в проклятой школе. Ты заплатишь за это, клянусь!
Я глубоко вздохнула, заставляя себя не реагировать на подначки. Чуть склонив голову, внимательно посмотрела на парня, анализируя его тон, мимику, жесты. Молнии легкими всполохами пробегали по рукам, словно предвестники грозы, обещающие бурю. С контролем у Андреаса явные проблемы. Его гнев рвался наружу, пытался завладеть сознанием, подмять под себя. Самое грустное, что любой мой ответ только усилит эту ярость. Как и то, что он никогда не увидит моего страха, не заметит возмущения или проявления других эмоций. Я просто знаю, что их испытываю, основываясь на внутренних ощущениях, но внешне они никак не проявлялись.
Я спешно убрала свиток под стол и приготовилась к очередной стычке. Думала, после вчерашней «тренировки» Андреас задумается и остынет в своей ненависти. Но, судя по всему, зря надеялась. Он приблизился к нашему столу, оглядел собравшуюся компанию брезгливым взглядом и бросил небрежно:
— Дикарка, иди за мной! — Не утруждая себя долгими объяснениями, развернулся и пошел к выходу.
Я замерла, не понимая, куда он меня зовет. Категоричный тон не предполагал отказа. В казарме Андреас не появлялся, никто не знал о том, что между нами вчера случилось. Неужели решил устроить очередную проверку на прочность?
Грудную клетку сдавило спазмом — реакция на предчувствие неприятностей, как едва уловимый запах озона перед грозой. Я ощущала на себе пристальные взгляды других учеников, горящие любопытством и предвкушением зрелища. Что ж, развлекать я никого не собиралась. И в том, что касалось обучения чарам, обещала слушаться. Поэтому поднялась, передавая свиток Славена Ирии.
— Пожалуйста, сохрани его, — попросила девушку еле слышно и направилась вслед за боярским сыном. — Куда мы идем? — поинтересовалась, догнав парня и пристроившись рядом.
— В библиотеку, конечно, — насмешливо бросил он, даже не повернувшись. — Раз ты дикарка, то тебя необходимо обучать всему, что другие знают с рождения. Или не хочешь? Предпочитаешь оставаться лесной поганкой?
Я промолчала, не желая поддаваться на провокацию. Да и слова насчет библиотеки были ложью. Туда вела другая дорога, через верхние этажи здания. А мы двигались вниз, углубляясь в лабиринты мрачных коридоров подвальных помещений. Чеканный шаг Андреаса эхом отдавался под сводами и проецировал нескрываемую ярость, которую боярич с трудом подавлял. Видно, вчерашняя демонстрация силы крепко задела. Какую гадость он задумал?
Изредка бросая на парня взгляды, я подмечала, как напряжены его плечи, а тонкие пальцы то и дело сжимаются в кулаки. По ним изредка пробегали искристые молнии, выдавая внутренний накал. Когда мы достигли каменной лестницы, круто уходящей вниз, я остановилась. С подвалами у меня сформировалась негативная ассоциация.
— Здесь нет библиотеки! — озвучила очевидный факт.
— Неужели догадалась? — язвительно фыркнул Андреас и повернулся. В его глазах промелькнули красные отблески. —Значит, не такая тупая. Идем! — Грубо схватил за руку и потащил вниз, не оставляя времени на раздумья.
На этот раз мы попали на тренировочную площадку, пропитанную тяжелым пыльным воздухом, отдающим отголосками чар и металлическими нотками. Глаза быстро привыкли к полумраку, и я рассмотрела ряды тренировочных манекенов. Угловатые грубо отесанные чурбаны, вырезанные из дерева, испещренные глубокими трещинами и следами от ударов, стояли в угрожающей тишине, безмолвные и пугающие. Судя по всему, это мрачное место предназначалось для отработки боевых чар.
Андреас толкнул меня вперед, отпуская руку, а сам направился вперед к самому крупному манекену. На нем живого места не было — всю поверхность покрывали шрамы и пробоины.
— Здесь чародеи тренируют контроль и способность к выживанию, — пояснил боярич, скривившись в злой усмешке. — Мы учимся подавлять гнев, а не кормить его слезами и страхом. Здесь нет места слабым. Только те, кто способен подчинить волю холодному разуму, достойны стать обережниками. Или призывающими. Остальные становятся пищей для тех, кто не справился.
— Зачем ты привел меня сюда? — Я скрестила руки на груди и отступила. Не нравился мне взгляд Андреаса, полный превосходства и злости.
— Хочу показать, на что способен настоящий чаровник. — Парень хищно улыбнулся. — Ты должна на собственной шкуре прочувствовать, что твои деревенские замашки здесь ничего не стоят. Важна только сила. И контроль! Смотри и запоминай. Быть может, это последнее, что ты увидишь.
В голосе боярского сына прозвучала неприкрытая угроза, отчего я вмиг похолодела, покрываясь гусиной кожицей. Контролю Андреасу еще учиться и учиться. Не зря же его сюда отправили.
Внезапно боярич выставил руку вперед, швыряя сгустком молний прямо в центр манекена. Глаза чучела вспыхнули зловещим красным цветом, как у настоящего гнева. Оно будто ожило, дернувшись всем телом, и с невероятной скоростью замахнулось деревянной рукой, нанося мощный удар прямо мне в голову.
Я инстинктивно увернулась и резко подняла руку перед собой, чтобы блокировать удар. Сильный толчок отсушил плечо и отбросил в сторону. Плюхнувшись на задницу, я тут же кувыркнулась в бок и подскочила на ноги, опираясь здоровой рукой. Правую я практически не чувствовала. Боль пронзила каждую клеточку, но я лишь отстраненно отметила этот факт, оставаясь спокойной и собранной. Амулет деда под одеждой слегка нагрелся, вбирая бушующую внутри силу.
На лице Андреаса отразилась смесь удивления и разочарования. Неужели думал, что я испугаюсь? Может, даже закричу? Или рассчитывал расправиться чужими руками?
— Здесь выживают сильнейшие! — процедил боярич ледяным безжалостным тоном. — И тебе придется стать сильнее, если не хочешь оказаться за стенами городища, где дикие повадки не спасут от истинного гнева.
Я родилась и выросла за стенами и видела разных гневов, но не стала лишний раз об этом напоминать. В своей злобе Андреас не замечал очевидных вещей, сам себе противоречил и выглядел… Смешно? Вероятно, это была шутка? Одна из тех, смысла которых я никогда не понимала?
После звона колокола, обозначающего конец занятия, боярич дождался меня у выхода. В руках он держал тугой объемистый свиток и явно готовил какую-то пакость. Я замедлилась на мгновение, огляделась по сторонам, но другого выхода из помещения не было. Помощи тоже ждать неоткуда. Да и кто бы меня защитил от произвола Андреаса, когда его официально назначили моим куратором? Что-то другим отстающим ученикам не спешили назначать персональных надсмотрщиков. Мне одной так не повезло.
— Держи! — Всучил мне свиток. — Твой распорядок дня. И попробуй не исполнить хоть один пункт — жалоба немедленно отправиться госпоже Цыбе и дойдет до директора.
Я молча, с замиранием сердца, развернула пергамент и вчиталась в строки, написанные торопливым почерком. Расписание включало стандартные уроки, но отдельным списком шли дополнительные пункты: уборка тренировочных залов после занятий старших учеников, чистка артефактов, подготовка реагентов для зельеварения, дежурства в библиотеке. Каждый день и каждая свободная минутка была занята грязной и трудоемкой работой, которую преподаватели назначали в качестве наказания. Для меня же физический труд возвели в обязанности.
— Это все? Или будут еще поручения? — уточнила ровным тоном. — Смею напомнить, что мои успехи отразятся и на тебе, как на ответственном за обучение. Если у меня не будет времени на отработку домашних заданий, то о какой успеваемости может идти речь? Так же ты забыл указать время, которое обязан потратить на дополнительные занятия со мной. Разве это не нарушение прямого указания Стояны Власовны?
По лицу боярича пробежала болезненная судорога. Я расслышала отчетливый скрип зубов. Глаза Андреаса вновь полыхнули алыми отблесками. Он резко взметнул руку, направляя силу на преподавательский стол, откуда с грохотом разлетелись по полу листы с заданиями, книги и писчие принадлежности. Я вздрогнула от резкого звука, но быстро взяла себя в руки. Через мгновение снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием парня.
— Подбери! Живо! — процедил он. — И смотри, чтобы ни один лист не помялся.
Грудную клетку сдавило тяжелым спазмом, даже пальчики на ногах онемели. Не от страха — я не боялась боярского сына, но никто еще не тыкал мне пальцем и не отдавал приказы, как дрессированному животному. Андреас перешел все допустимые границы.
Закусив изнутри нижнюю губу, я смело встретила бешеный взгляд боярича, обещающий все кары этого мира за неповиновение. Чего он добивался? Хотел унизить? Вывести из себя? Что ж, у него получилось, только вот он никогда об этом не узнает.
Я вернулась в класс, опустилась на колени и начала собирать книги. Действовала бережно, чтобы не помять страницы, а изнутри душило что-то непонятное, проступающее на глазах непрошенными слезами. Я не позволяла им литься, вытирала украдкой. Если Андреас намеревался меня сломить, то не дам ему такого шанса. Демонстрируя власть и прибегая к грязным трюкам, он лишь доказывал, что не умеет владеть собой, не властен над собственным гневом, а, значит, слаб. Я же стану только сильнее и выучусь всему, что здесь преподают, и тогда посмотрим, кто из нас будет настоящим чародеем.
С этого момента дни слились для меня в бесконечную череду строгих уроков, коротких перерывов и изматывающих наказаний, которые Андреас регулярно обновлял в свитке. Однако в деревне мои дни были не менее насыщенными, к труду я привыкла, поэтому управлялась с делами быстрее, чем рассчитывал боярич. И эти крохи времени я тратила на выполнение практических заданий.
Завтраки, обеды и ужины не обходились без насмешек со стороны старших учеников, плотно общающихся с боярским сыном. Но я быстро привыкла не обращать на них внимания. Ничего, кроме отсутствия воспитания и ханжества, они этим не демонстрировали. Если уж больше нечем привлечь внимание Андреаса, то это их проблемы. Общалась я с Ирией и Славеном, который подрабатывал помощником библиотекаря. Мне нравилась тишина и покой, которые витали в царстве книг, свитков и древних фолиантов. Так что, если в наказание меня отправляли в библиотеку, я тихо радовалась возможности пообщаться с другом без посторонних, а также полистать старые книги и разобраться в построении чар.
Именно Славен терпеливо объяснял непонятные моменты после уроков Стояны. Если бы должность помощника не была занята, я бы тоже со временем сообразила, где могу найти ответы на вопросы и спокойно подготовиться к урокам.
— Вот! — В первую же нашу встречу в стенах библиотеки Славен развернул свиток со схемами плетений. — Так выглядит чарка Чистоты. Видишь, как ровно должны течь нити энергии? Это как дыхание, ровное, без искажений. Важно чувствовать поток. Подобное состояние достигается только в покое. Если бушуют эмоции, то поток становится рваным, опасным.
Чувствовать эмоции — самое сложное для меня. Я знала, что испытываю в тот или иной момент, отталкиваясь от внутренних ощущений — тепла в груди, тяжести в животе, изменения дыхания. А потоки энергии были другими, безэмоциональными. Это нечто осязаемое, имеющее форму, плотность и цвет.
— А если нет эмоций? — спросила однажды. — Если внутри пустота, как почувствовать чарки чистоты?
— Пустота? — Славен на секунду задумался, нахмурив брови. — Тогда это хорошо, наверное. Нет эмоций — нет пищи для гнева. Ты просто пропускаешь поток через себя, как чистый сосуд. Может, в этом и есть твоя сила?
Слова парнишки заставили задуматься над этим. Я не чувствовала, как другие, но понимала, откуда произрастает энергия. Мой внутренний гнев не находил привычной пищи, потому что я не была подвержена ярким эмоциональным всплескам, которые так лихорадят подростков.