Старый, проржавевший почти насквозь «рафик» медленно болтался на утопающей в грязи разбитой дороге, ведущей в Красные Петухи. Трудно было представить, каким образом автомобиль семьдесят шестого года выпуска смог дожить до двадцать первого века, учитывая то обстоятельство, что трудиться ему сорок пять лет приходилось в экстремальных условиях. Вместе с «рафиком» болталось и всё его содержимое: всегда готовая к работе капельница на штативе, кислородный баллон, чемоданчик с дефибриллятором и Вера — женщина лет тридцати, с красивым бледным лицом и болезненной полнотой от частых ночных походов к холодильнику и от отсутствия перспектив в жизни.
В отделение скорой помощи её взяли четыре года назад. Работа, на которой редкий фельдшер задерживался больше двух лет, а если и задерживался, то только и мечтал побыстрее слинять на пенсию и начать писать под пиво стихи, при этом тихо ненавидя всё человечество. Тем более в этот последний год, когда растеклась по всему миру океаном никому не понятная зараза под названием ковид. А ведь могли бы даже и в скорую её не позвать, с её-то багажом. Это ей ещё повезло. И потому Вера лишь вздыхала громко и глубоко, уставившись немигающими глазами в запотевшее окошко автомобиля. За окном ползли, тоже качаясь вверх-вниз, меланхоличные, подёрнутые муаром пейзажи: голые тополя, усыпанные каркающими воронами, приземистые дома, чёрные от непрекращающихся уже неделю дождей, да облезлые собаки, одиноко бредущие по обочине неизвестно куда и зачем.
Вызов к диспетчеру поступил два часа назад. Если бы не такая дорога и если бы их колымага завелась с первого раза, то они доехали бы до Петухов куда быстрее. Но немногие оставшиеся в живых жители деревни сами прекрасно понимали, что скорую придётся ждать долго, и поэтому не возмущались особо, даже если спасать по прибытию было уже некого.
— Господи, — процедил сквозь зубы водитель Костя. — Как же задолбало меня всё это. Когда, наконец, сделают здесь нормальную дорогу?
Вопрос был, само собой, риторическим.
Вера безучастно на него посмотрела и не нашлась, что ответить.
— Покойник уже, наверно, — снова пробурчал Константин. — Царство ему небесное. Ладно хоть к деревенским. А то городские измотали бы последние нервы.
— Да тебе-то чего? — включилась всё-таки в диалог Вера. — Не ты же с ними общаешься.
— Зато с тобой потом общаться приходится, — полушутя возразил мужчина.
— Да я спокойная как удав. Напраслину не гони.
— Спокойная-то спокойная. Но знаешь, и пружина сжатая тоже на первый взгляд спокойной кажется.
— Да и вообще, — не обращая внимания на намёки напарника, продолжила Вера, — чего ты человека раньше времени хоронишь? Устроил тут панихиду. Может, и обойдётся. Ты всё минусы кругом ищешь. А ты пошука́й плюсы.
— Да какие ж там плюсы, Вера? Последнюю тачку в гараже раздолбает — и чего делать будем?
— Обещали газельку новую.
— Ага. Раскрывай карман шире. Масками толком обеспечить не могут. А тебе газельку. Я, Вера, ума не приложу, что без машины мы делать будем.
— Сидеть на попе ровно, Костя. За оклад. А то, что едем так долго, вина не наша. А смена пролетит — не заметишь. Ну не плюс разве? Как там у вас в армии говорили? Солдат, чего-то там, типа фигнёй страдает…
— Солдат спит — служба идёт, — улыбнувшись, сказал Костик.
— Вот-вот. Чем тебе не плюс?
— Под машину, Вера, не ты ляжешь. Хоть за оклад, хоть не за оклад. Руки у меня уже как у гоблина. Жена фырчит, когда я её ночью приласкать пытаюсь. Мне теперь что фильтр масляный, что её… ну, сама знаешь. На ощупь всё стало едино. Тьфу ты! Да чтоб её!
— Жену-то?
— Да дорогу эту. Всё. Приехали кажись. Дом номер… Восемь что ли? Не пойму. По логике вещей восьмой должен быть.
Вера одела очки:
— Восемь. Я пошла. Ты развернись тут пока.
— Ети мать, — выругался водитель. — Не застрять бы на всю ночь. Мотор глушить не буду, а то, не дай бог, не заведёмся. Ты уж там побыстрее постарайся.
— Постараюсь, — пообещала ему Вера.
Переобувшись в красные резиновые сапожки и закрыв лицо марлевой маской, Вера выбралась из машины. Калитка у дома была открыта. Возле крыльца паслись две мокрые курицы, выискивая в лужах непонятно чего.
— А вы чего тут, дурочки, мокнете? В курятник что ли петух не пускает? — обратилась к курицам Вера.
Те не одарили её никаким вниманием. Сложив зонтик, женщина забралась на крыльцо и постучалась. На стук никто не ответил. Она толкнула дверь — та, кряхтя, чуть приоткрылась. Вера вошла в тёмные сени с единственным треснувшим и заросшим паутиной оконцем под потолком и вытерла ноги о распластанную на полу тряпку. Поправив белую шапочку на голове и выдохнув, открыла дверь в избу.
— Скорая, — громко сказала. — Вызывали?
Впрочем, и без этого было ясно, что пришла она точно по адресу. На полу, между печкой и обеденным столом, заваленным мисками и грязными тарелками, лежало тело мужчины одной половиной лица вниз. Левая рука его продолжала держать подломленный костыль. Другой костыль отлетел к стене, когда, судя по всему, мужчина упал. Штанов на мужчине не имелось, при этом другая половина тела была одета в полосатую майку без рукавов.
Вера наклонилась и пощупала пульс на шее. Признаков жизни не обнаружила, хотя грузное тело всё ещё оставалось тёплым. Сквозь седую плотную щетину на щеках и на подбородке пробивалась тёмная синева, что процентов на восемьдесят было свидетельством того, что бедолагу свалил обширный инфаркт. Цианоз.
— Вызов, Вера. Переулок Орлова. — Вера пила чай, когда услышала это от дежурной.
— Это где? — спросила она. — Что-то не припомню такого.
— Костик знать должен, — уточнила диспетчер. — Он, кажется, уже там бывал. Хостел это какой-то. Мужчине плохо. Спутанная речь, рука дёргается. Похоже на инсульт.
— Хорошо, — сказала Вера и направилась в гараж, про себя заметив, что ничего хорошего нет.
И почему вместо «я поняла» принято говорить «хорошо» или «ладно»? Загадочная русская душа — всё-то у нас всегда идёт по плану. Если бы знала она английский, то, наверно, пересмотрела бы свою неожиданную теорию. Но в школе и в институте она учила немецкий, из которого помнила только «айн, цвай, драй».
Костю Вера нашла в гараже в радостном расположении духа. Широчайшая улыбка озаряла его лицо. Он показал ей рукой на машину. Боже ты мой! Новую «газель» всё-таки дали! Ну, теперь им хоть в Петухи, хоть ещё жиже, — везде успеют.
— Уже обновил?
— Только тут на пятачке успел покататься. А у тебя вызов?
— Да.
— Тогда погнали. Вместе и обновим. Куда?
— В какой-то хостел в переулке Орлова.
— Ох, ё-моё, — присвистнул Костик. — Везёт же тебе в последнее время.
— А что не так?
— Гиблое место, — нахмурив лоб, сказал Константин. — Притон там для бомжей, а никакой не хостел. И мрут в этом притоне частенько. Но чаще с похмельным синдромом в наркологию просятся. Обосрут красавицу, пока до диспансера везём.
— Похоже, там немного другой случай, — успокоила его Вера. — Поехали.
Хостел действительно оказался притоном. Во всём городе он был единственным в таком роде. В своё время открыл его бывший мэр, который сейчас третий год уже отбывал срок за мошенничество в крупных размерах. Связано ли было это мошенничество как-то с хостелом, никто точно не знал. Но мэр сидел, а заведение продолжало работать, вытягивая из городского бюджета немаленькие деньги на никому не понятные цели. Помощь людям, утратившим возможность наладить свою жизнь, дело, конечно, богоугодное. С одной только оговоркой — если бы такие средства достигали своей цели. Бомжи после пребывания в хостеле продолжали бомжевать и совершенно не стремились менять обстоятельства своей жизни, поскольку и возможностей таких притон не предоставлял — там можно было отогреться в морозы, поесть лишь с виду похожую на суп похлёбку, набить кому-нибудь морду или вызвать скорую, чтобы без полисов и каких-либо документов попасть в наркологию. И на этом благородная миссия учреждения заканчивалась. Непонятно было, почему его не закрывают, но факт оставался фактом. Вообще, город был на очень хорошем счету в области, главным образом потому, что здесь располагался известный на всю страну медицинский институт, обучавший лучших чуть ли не во всём мире специалистов в области сердечно-сосудистой хирургии. Имена выпускников хоть и не гремели на телевидении и мало освещались в общедоступной прессе, но в узких профессиональных кругах о них очень хорошо знали, и при случае высококлассных хирургов привлекали оперировать особо важных персон. В этом тоже была заслуга преступившего закон мэра, как и во многом другом, о чём простые люди помнили и за что были до сих пор благодарны.
Из всего обслуживающего персонала в хостеле Веру встретила только одна пожилая женщина, которая на звонок вышла лишь через пять минут. На лице её отражались все тяготы мира, речь была отрывистой, а реплики она выдавала невпопад задаваемым ей вопросам. С превеликим трудом Вере удалось понять, кто именно нуждается в помощи. На её взгляд, в помощи здесь нуждались все — в наркологической, в психиатрической и в чисто человеческой. Узкий коридор, заканчивавшийся в конце кухней справа и туалетом слева, имел ещё три двери, ведущие в тесные комнатки, заставленные железными двухъярусными кроватями. Одна дверь была открыта и оттуда разносились запахи мочи и перегара. Вера вдохнула остатки провонявшего несвежей рыбой воздуха, натянула на нос маску и вошла в комнату. Там находилось человек пять — кто-то сидел, раскачиваясь, на пожелтевших матрасах, кто-то лежал пластом, не подавая признаков жизни.
— Кто скорую-то вызывал? — спросила Вера у одного более-менее вменяемого человека.
Тот коротко взмахнул рукой в сторону дальней койки.
В комнате было мрачно и сыро, под самым потолком горела только одна энергосберегающая лампочка. Вера протиснулась в указанный угол и обнаружила там мужчину неопределённого возраста. За его клочковатой седой бородой и одутловатым лицом возраст просто-напросто не читался. Он лежал с закрытыми глазами и морщился от боли. Страдальческая его гримаса больше походила на злорадную улыбку, словно где-то в глубине души он боролся с чудовищем и вот-вот должен был его победить.
Вера потрясла мужчину за плечо. Тот открыл глаза.
— Что с вами? — спросила она. — Это вам помощь нужна?
Мужчина секунд пять непонимающе на неё смотрел. Потом будто бы что-то сообразил и тихо произнёс:
— Голова.
— Что с головой? Ударились? Или просто болит?
— Похоже на инсульт. Боль адская. Уколи, Вера.
— Что? — Вера аж отшатнулась. — Что вы сказали?
— Морфин. У тебя же есть морфин? Не могу больше. Уколи.
— Откуда вы знаете моё имя? — доставая из чемоданчика тонометр, спросила Вера. — Мы знакомы?